Пульсация в сотах прекратилась, и колебания воздуха утихли. Все сестры в улье остановились, и их чувства вернулись в норму.

Флора, лежа на полу в приемной зоне, соединяющей зал Танцев и взлетную доску, услышала свое горячее дыхание. Под ней, зажатое между ног, лежало что-то большое, теплое и неподвижное. Голова трутня была вдавлена в воск, а ее жало было всунуто глубоко между его обручами. Флора вынула жало, но трутень не пошевелился. Она попятилась в ужасе. Это было невозможно, однако ее мех пропитался кровью и почернел.

Повсюду на полу виднелись темные разводы от окровавленных тел, которых тащили к взлетной доске. Другие сестры также поднимались на ноги, и повсюду лежали разорванные, искалеченные и обезглавленные трутни. Пчелы стояли, подавленные и ошарашенные, не смея взглянуть друг другу в глаза.

Плотная, неестественная тишина словно распространялась из зала Танцев, окутывая пчел и вынуждая их вернуться.

Там им открылось чудовищное зрелище. По всему полу растекались янтарные и бежевые лужи крови, валялись обрывки желтых кишок, из которых сочилась полупереваренная пыльца и мед, куски антенн, вырванные глаза, исцарапанные и покусанные пластины доспехов и хохолки в запекшейся крови. Больше всего останков было там, где любили танцевать полевки, и сестры принялись причитать и плакать от стыда.

Повинуясь тому же зову, в зал из всех частей улья ковыляли сестры, испачканные в крови. Некоторые дергались в конвульсиях, а одна натолкнулась на Флору и ухватилась за нее. Это была приемщица, и вид ее раскрытого, жадно дышащего рта вызвал у Флоры странный рефлекс. Внезапно ее зоб распух и потяжелел, словно она только что вернулась из долгого полета, однако в ней поднимался не нектар. Флора стала в ужасе задыхаться, видя, как забрызгала пол хлынувшая изо рта кровь.

Другие полевки также визжали и кричали, извергая ужасное содержимое своих зобов, кто-то рвал на себе корзины для пыльцы, пытаясь очистить их от скверны. По залу Танцев разносились звуки стонов и рыданий, но большинство сестер словно онемели от ужаса и только смотрели по сторонам невидящими глазами.

Аромат Служения смешался с запахом крови трутней. По мере того как аромат усиливался, сестры прекращали рыдать и выходили из оцепенения. Мощная волна прошла через хаос зала Танцев, поднимая каждую сестру на ноги, а затем раздался громкий крик радости, когда среди них появилась Королева.

– Отдохните, дочки мои, – сказала она голосом нежным, точно лепестки цветов. – Прилягте и дайте мне исцелить вас Материнской Любовью.

Королева распахнула свою мантию, аромат Служения усилился, и пчелы в благодарности опустились на колени. Через соты прошла мягкая вибрация, плавная волна ритмично прокатилась по залу Танцев, поднимая и качая сестер, словно Пресвятая Мать баюкала их у себя на руках. Королева прошла среди них с широко раскрытыми крыльями, и каждая сестра, вдыхая Материнскую Любовь, чувствовала, как ее касается покров всепрощения. Сестры принялись плакать, и горький дух мести оставлял их, высыхая вместе со слезами.

Флора лежала на гладких исхоженных сотах, на которых она столько раз танцевала. Запах крови трутней вливался в Любовь Королевы и усиливал ее аромат. Она видела нескончаемый золотисто-бежевый ковер своих сестер, лежащих крыло к крылу, и бледное мерцание умиротворяющей волны, движущейся по сотам пола. Ей хотелось присесть и впитать красоту Королевы, но когда волна приблизилась к ней и она вдохнула божественный аромат, то слилась с его ритмом и включилась в общий транс.

Королева расправила крылья, и каждая пчела вздохнула в блаженстве.

– Отдайте мне стыд ваш и грехи ваши, дочери мои, – сказала она, – и я омою их своей любовью. Отдайте мне всю скорбь вашу, вину вашу, тайны ваши, и я расскажу вам историю, которая поднимет крылья ваши и наполнит сердца ваши радостью.

Атриум наполнился мягким низким гудением, и Разум Улья соединил каждую сестру с Королевой. Пчелы лежали совершенно неподвижно под воздействием звука и запаха, а их сознание уносилось вдаль.

Во Время до начала Времени в этом самом улье молодая принцесса шагала по своим покоям. Она умертвила всех своих соперниц и очистила корону от крови, но ее триумф казался пустым, а ее душа жаждала приключения. Однако каждый раз, когда она пыталась покинуть свои покои, фрейлины препятствовали ей своими реверансами и милыми речами, и вот принцесса возненавидела свои богатые одежды, пища перестала доставлять ей радость, и ее одолела невообразимая тоска.

Однажды ее сила возросла. Когда ее фрейлины пришли с нектаром и притираниями, принцесса прорвалась через них и побежала по улью на запах дикого воздуха, которого так жаждала. Она неслась по улью все дальше и дальше, а фрейлины вовсе не пытались остановить ее, а бежали за ней, ликуя от радости, ибо пришел такой день.

Принцесса достигла взлетной доски и остановилась, потрясенная, ведь никто не говорил ей о небе и солнце. Ей захотелось убежать обратно, в безопасный улей, и вернуться сюда на другой день, но теперь фрейлины преграждали путь обратно и теснили ее к краю.

От такого обращения принцесса так рассердилась, что расправила крылья, и ее грудь наполнил грозный рев. И в следующий миг она уже была высоко в небе, ее дом остался далеко внизу, а ее тело теперь было сплошным светом и воздухом. Фрейлины сопровождали ее в полете, ликуя и напевая благословения.

Принцесса не знала, куда она летит, но странный новый аромат звал ее за собой. Она была бесстрашной, ее тело наполняла радостная сила. Фрейлины не могли поспеть за ней, и она услышала их крик, когда на них напали птицы, но продолжила полет. Впереди колыхались огромные зеленые кроны деревьев, и в том самом месте запах был сильнее всего, такой насыщенный и плотный.

И тогда принцесса увидела их, множество очаровательных кавалеров, паривших в воздухе, славословя ее и демонстрируя свою силу и доблесть. Одни просили, чтобы она выбрала их, и к тем она теряла интерес, но другие смело неслись к ней. Она мерилась с ними в скорости, гордо и свободно проносясь над ними, пока самый проворный, которого она даже не заметила, не слетел на нее сверху. Когда он прижал принцессу к себе, она поняла, что именно такой забавы жаждала.

Вместе они катались по ветру, пока она не ощутила в себе его сущность. Крепко удерживая в себе его естество, она вскрикнула и отпустила его, и кавалер закувыркался, устремляясь вниз, к земле. Но она еще не закончила свою забаву. Снова и снова она выбирала себе благородного трутня, чтобы отдаться ему в воздухе, и снова и снова посылала их кубарем на землю, высосав из них весь сок и забрав их орган.

И наконец, когда ее тело было насыщено благороднейшими самцами, голод утих. Она направила крылья в сторону дома, и никогда еще ее дворец не источал такой сладости. Фрейлины слизали с ее тела малейшие остатки трутневого сока и дрались между собой за все мужские органы, оставленные в ее теле в знак любви каждого трутня. Все пчелы в улье возликовали, ибо, вернувшись из своего брачного полета, их принцесса стала Королевой и матерью грядущих поколений.

Пребывая в трансе, Флора ощущала присутствие Королевы совсем рядом, и ей хотелось протянуть руку и коснуться ее, но тело не принадлежало ей, и она не могла пошевелиться. Королева снова расправила свои крылья, и прекрасный аромат опять разлился над всеми ее спящими дочерьми.

– И как вы линчевали моих сыновей, своих братьев, принося жертву зиме, так же и я линчевала нескольких ваших отцов, принося жертву весне. Жизнь каждого из них я забрала по любви, и каждый год я пересказываю эту историю. Когда проснетесь, вы все забудете, каждое слово. Моей любовью вы очиститесь от греха и станете прежними.

Флора вздохнула, когда Королева коснулась ее кончиком крыла, проходя среди своих дочерей, накрывая их мантией своего аромата.

– Просыпайтесь, мои возлюбленные дочери, – сказала она. – Подойдите к вашей сестре и умойте ее, каждая из вас излечилась и переродилась Любовью вашей Матери.

Сестры поднялись и повиновались. Воздух снова был чистым и сладким, и Флора умыла каждую сестру рядом с собой, причесала и уложила их слипшийся мех, чтобы он снова сделался гладким и шелковистым. И сама она впервые ощущала нежные, заботливые прикосновения с тех пор, как фрейлины отвели ее в приватные покои Королевы, а ее сердце наполнилось любовью и благодарностью ко всем сестрам. Только когда она ощутила восхитительное легчайшее прикосновение своих антенн, приводимых в порядок бережными руками, она поняла природу этого чудесного чувства. Антенны были полностью раскрыты, и она не могла закрыть их.

– Спасибо, сестра, – сказала Флора и отстранилась.

Она просканировала ближайших к себе пчел и поняла, что их антенны также полностью раскрыты, чтобы впитать Любовь Королевы до последней частички и отдаться ее завораживающему повествованию. Испытанное облегчение было всеохватным, а вместе с ним пришло ощущение красоты улья, нахлынувшее на нее после долгого чувственного воздержания. Теперь же Флора увидела все заново: резной сводчатый потолок зала Танцев с его растительными фресками, украшающими старинные восковые панели, и своих сестер – прекрасных любимых сестер, с их теплым чистым запахом.

Флора попробовала снова закрыть антенны. Ведь любая пчела, прикоснувшись к ним своими антеннами, могла раскрыть ее секрет всем вокруг, как это сделала Сестра Ворсянка. Она не знала, когда придет время для паучьего пророчества, но яйцо могло формироваться в ней в этот самый момент, и любая пчела способна была почувствовать это. Еще одно яйцо…

При этой мысли антенны Флоры максимально раскрылись. К ее радости и ужасу, у нее в уме, а затем и в теле стало возникать лучистое, душистое воспоминание о ее последнем яйце. Она словно ощущала его запах и массу, качая его у себя на руках, и его аромат будто окутывал ее, смешиваясь с Любовью Королевы.

Одолеваемая этим призрачным воспоминанием, Флора не могла сдвинуться с места, хотя вокруг нее уже поднимались запахи различных пород, по мере того, как сестры возвращались к работе. Почуяв отчетливый запах полиции фертильности, Флора ощутила, как кто-то смотрит на нее. Страх придал ей решимости, и она резко обернулась, ожидая встретить пчелу в маске. Но оказалось, внимание исходило от группки уборщиц. Поняв, что она увидела их, они опустили глаза и антенны и принялись деловито расчесывать друг друга. Флора направилась к ним.

– Хвала вам, сестры, – сказала она. – Вы теперь работаете на полицию?

Первая работница в ужасе закачала головой, а другие пригнули свои антенны в знак отрицания. Они смотрели на нее ясными и умными черными глазами.

Флора не могла отвести свой взгляд, и вдруг перед ней снова возник образ ее последнего яйца, ясный и четкий, и воспоминание о его аромате мощно выплеснулось из ее антенн.

Мое любимое яйцо, мое потерянное дитя…

Она ожидала, что они поднимут тревогу, но они только плотнее обступили ее. И усилили запах своей породы, распространив его вокруг нее. Флора прониклась к ним невыразимой благодарностью, поняв, что они сделали это, желая защитить ее. Они знали, что она откладывала яйца, но они не докладывали об этом. Стена запаха стала более мощной, когда послышались чьи-то уверенные шаги. Флора узнала жесткий запах Премудрой Сестры, которая уже не раз встречалась ей, и ее антенны тут же закрылись, а их корни опасливо задрожали.

– Тебя переполняет любовь к своей породе, как я вижу. Ты их больше не стыдишься?

Флора сделала книксен.

– Нет, Сестра. Смиряться, Подчиняться и Служить.

Она почувствовала, как жрица пристально изучает ее антенны, обращая особое внимание на то, что они плотно закрыты.

– Всегда прилежна, Флора-717. Чем бы ты ни занималась, – сказала жрица, осматривая ее. – Теперь, когда вернулась к уборщицам, ты останешься с ними до получения дальнейших указаний – это ясно?

– Да, Сестра.

Премудрая Сестра оглядела зал Танцев. Королева уже ушла.

– Ты со своими сестрами восстановишь здесь исконный безупречный порядок. – С этими словами жрица отпихнула своей стройной ногой покореженный торс трутня. – Все останки вы перенесете в морг, который затем отчистите от пола до потолка и по всем углам. Вы полностью освободите и отчистите это помещение, точно выполняя это задание. Вам понятно?

– Да, Сестра.

Когда притихшая толпа сестер стала покидать зал Танцев, Флора дала сигнал уборщицам подождать ее.

– Вижу, они признают в тебе главную, – сказала Премудрая Сестра и еще раз просканировала Флору. – Не закрывай от нас свой разум, Флора-717. Скоро придет время Зимнего Клуба. Ты понимаешь, о чем я?

– Нет, Сестра.

– Жизнь – для тех, кто вступит в него. – Премудрая Сестра посмотрела на уборщиц, которые уже подметали и скребли зал Танцев. – Но это не для всех сестер. Когда эта группа закончит работу, отошли их к паукам.

– К паукам? Сестра, почему? Они крепки и сильны…

– Молчать! Зима безжалостна, пчел вашей породы легион, и несколько ваших жизней, если обменять на знания, только помогут улью. – Премудрая Сестра чуть подождала и добавила: – Медовки заботятся обо всех породах, Флора-717, даже о вашей. Я тебя заверяю, что их жертва принесет пользу, а конец их будет быстрым.

И жрица удалилась.

Флора беспомощно смотрела на своих сестер, чистивших и мывших зал. Она взяла метлу и присоединилась к ним. Они уловили ее грусть и стали бережно касаться ее. Но на этот раз их доброта причиняла ей боль.