В течение двух дней букет запахов улья выровнялся, и казалось, трутней здесь никогда и не было. Когда в Питомнике стало известно, что Королева больше не откладывала трутневые яйца, эта новость быстро облетела улей. Простая пища, подаваемая в каждой столовой, затем замедление в работе полевок, а теперь этот сигнал от Пресвятой Матери – зима была рядом.

Множество домашних пчел умирало во сне каждую ночь, а полевки ежедневно теряли силы и замерзали прямо в воздухе, вдали от дома. Некоторым удавалось сесть на цветок, но взлететь они уже не могли; даже самые лучшие и сильные возвращались на взлетную доску с полупустыми корзинами и почти не заполненными зобами. Приемщицы уже никому не аплодировали.

Чувствуя свою ответственность за подступающий к улью голод, Флора увеличивала дальность своих полетов, прочесывая поля и городские сады ради малейшей порции вязкого нектара. Она обнаружила небольшую свалку, заваленную мусором, где ей посчастливилось найти на насыпи фиолетово-желтые астры. Их лепестки торчали в разные стороны, предлагая грубую пыльцу, и она накинулась на них. К ночи все полевки, которым повезло что-то добыть и хватило сил вернуться домой, добавили пыльцу астр к запасам Сокровищницы и к столу на радость пчелам, однако уже утром уборщицы стаскивали умерших в складские помещения, поскольку морг был переполнен, а суровый ветер не позволял выйти на взлетную доску.

Полевки набились в коридор, поглядывая на серые тучи, плывущие по небу, и слушая, как деревья в саду стонут, раскачиваясь от самых корней. Когда подошла очередь Флоры, она вонзила все свои шесть шпор в воск коридора и выглянула наружу, чтобы увидеть бурю. Листва полоскалась на ветру, а ветви трещали. Со скрытым злорадством она заметила, что паучьи сети пропали.

Позднее, тем же днем, в улье появились разом все Премудрые, вышагивая группами по шесть. Пребывавшие в молитвенном экстазе, повторявшие неизвестную мантру, они казались еще более прекрасными, чем когда-либо прежде. И Флора вместе с множеством других пчел остановилась и смотрела на их процессию через пространства улья. Длинные элегантные крылья Премудрых были расправлены, так что за ними струился сильный запах их породы, и антенны Флоры дернулись, когда она почувствовала некий скрытый код в этом запахе. Жрицы не разговаривали, но, едва они прошли, каждая сестра взглянула себе под ноги с удивлением. Соты перестали передавать сигналы.

Это так взволновало пчел, что они собрались вокруг больших центральных мозаик в каждой прихожей. Они выстукивали ногами всевозможные коды и шикали друг на друга, пытаясь уловить антеннами странные перемены в воздухе, однако рядом не было ни одной жрицы, которая могла бы дать им разъяснения, и эта загадка внушала им страх.

Тем не менее вечер привел сестер в еще большее замешательство. Жрицы появились в столовой и всем подавали еду. Это было совершенно невероятно, и сестры буквально онемели и, забыв про иерархию пород, рассаживались так, чтобы получше видеть происходящее. Премудрые подвернули края своих мантий, открыв изысканные золотистые полоски на брюшках, отполированных до бронзового блеска, их мех был бархатистым и ароматным. Под глазами у них имелась легкая золотистая подводка, так что всякий раз, как они поворачивались к какой-нибудь сестре, обслуживая ее, они излучали почти королевское сияние.

Когда жрица поставила перед Флорой золотистую чашу меда, она подумала, что ей это снится. И все сестры за столом подняли глаза в изумлении, увидев перед собой по такой же чаше, поскольку за всю свою жизнь они не ели ничего подобного. Каждая боялась притронуться к невиданному угощению, опасаясь сделать что-то не так, ведь даже в зале Трутней подобная роскошь казалась бы чрезмерной. Но жрицы были удивительно приветливы и побуждали сестер приступить к еде.

На языках сестер расцветала сладость тысяч цветов, и в воздухе разливалась эйфория, по мере того как они наедались и чувствовали, что к ним возвращаются силы. Мед вызывал у них желание петь от радости и удали: Премудрые были такими добрыми, они заботились о них, они никогда не допустят голода, каждая пчела любила своих сестер, и все они любили улей, ветер мог яриться, мороз мог свирепствовать, но Пресвятая Мать сбережет их, а Премудрые жрицы ее возлюбленные посланницы!

Когда пчелы слизывали остатки меда со своих чаш и вытирали их дочиста последними крошками цветочных пирожных, между ними расхаживали Премудрые, мягко напевая что-то на неизвестном языке, и наконец Разум Улья зазвучал в голове у каждой сестры:

Мы разделяем Последнюю Трапезу перед Клубом.

Зима грядет, и мы становимся едины в Клубе.

Жрицы затянули Священное Созвучие и подали знак всем встать. И тогда сестры запели, слив свои голоса в один, ощущая восхитительную тяжесть меда и пыльцы в животах, отчего их пение приобрело новый тембр. Жрицы вывели их из столовой, и коридоры наполнились процессиями поющих пчел, источавших запах меда. Флора ожидала, что они проследуют в зал Танцев для Служения, но Премудрые повели их в Сокровищницу.

Попав туда, пчелы в изумлении вздыхали. Две устремлявшиеся ввысь стены все еще зияли пустыми ячейками, но прежде чем пчелы успели испытать страх, подумав о недостаточных запасах меда, их поражал божественный аромат Королевы. Все Кубки зала Продувки были убраны, и Ее Величество стояла в центре атриума со своими фрейлинами, а ее аромат разливался сильными и чистыми волнами. Ее улыбка была столь прекрасна, что каждая пчела знала: Пресвятая Мать видит и любит ее. Сестры мягко загудели в блаженстве.

– Будьте благословенны, дочери мои, – сказала Королева. – И да увидимся мы снова.

– Сейчас мы сформируем Клуб, – проговорили Премудрые жрицы в один голос и принялись выстраивать пчел в определенном порядке.

Начав с высших пород, они принялись составлять королевский хоровод, замыкая всех пчел, породу за породой, в прекрасном узоре, где все соединялись между собой снизу доверху, поддерживая друг друга, и все вместе карабкались по спирали, образовывая круг, в самом центре которого, в заботливо оставленном пространстве, необходимом для дыхания, скрывалась Королева.

Порода за породой, они взбирались и цеплялись, взбирались и цеплялись, пока каждая пчела не заняла свое место в Клубе, заполнившем Сокровищницу до самого верха, где пчелиный круг закреплялся за соты сильной породой Чертополоха и где запах открытых медовых сот смешивался с благоуханием Королевы. Изысканный аромат струился вниз, добираясь до уборщиц, образовывавших внешний слой Клуба, так что даже этих нижайших из низших поддерживала Любовь Королевы.

Будучи полевкой, Флора имела право продвинуться глубже, но она предпочла остаться со своими сестрами флорами, успокаивая их и проверяя, чтобы они соединялись между собой как следует, прежде чем присоединиться к ним. А затем из самого центра Клуба заговорил Разум Улья:

Смиряться, Подчиняться и Служить.

– Смиряться, Подчиняться и Служить, – отозвалась каждая пчела.

И как только они проговорили это, их нервные системы объединились между собой, и они раскрыли свои антенны. Флора также произнесла эти слова, но свои антенны она держала крепко закрытыми. Девять тысяч пчел замедлили дыхание, и отдельные запахи пород смешались в один, когда они задышали в унисон, вдыхая букет аромата Королевы, Премудрых и меда.

Когда постоянное движение в улье замерло, он быстро остыл. Уборщицы на внешней стороне Клуба ощущали слабое тепло, исходившее из центра круга, но их крылья и спины оставались холодными, пока они синхронизировали свое дыхание и устанавливали антенны в положение покоя. Флора отметила, что все они погружаются в сон.

По-прежнему сохраняя ясность сознания, она вдыхала Любовь Королевы, ощущая, как ее поток замедляется по мере того, как сама Пресвятая Мать засыпала, однако тело Флоры никак не желало засыпать. Напротив, она еще яснее слышала отдаленный скрип ветвей в саду и вой ветра в небе. В холодной ночи на деревянной крыше улья нарастал иней. Находясь на краю темного круга пчел, Флора слышала, как глубоко внутри что-то похрустывает, она улавливала тихое дыхание сестер и медленную пульсацию аромата Королевы.

Ветер завывал под звездами, и Флора прислушивалась, пытаясь понять, все ли ее сестры спят. У нее во рту было сухо, а корень языка сделался тугим. Она мечтала о сияющей капле воды из прохладного зеленого желобка на листке. Ей хотелось ощутить бархатистое прикосновение лепестков к своему телу, а не холодных рук спящих сестер.

Она не могла заснуть и не могла летать, и ее сложенные крылья замерзали. Если бы она полностью расслабила антенны, то, вероятно, смогла бы заснуть, но тогда ее сны о яйце стали бы известны другим пчелам. Флора поежилась при мысли об этом, и уборщицы по обеим сторонам от нее застонали и залепетали во сне.

Мог бы холод снаружи убить ее? Возможно, так было бы даже лучше, иначе она умрет от скуки и тоски, если не сумеет заснуть. Флоре теперь отчаянно хотелось обратиться к другим полевкам – несомненно, среди них должны быть такие же, как она, ведь полевки отдыхали только во время коротких передышек, а Зимний Клуб казался вечностью.

Флора попыталась успокоиться и настроиться на общий ритм дыхания, однако ее разум полнился воспоминаниями о свободном воздухе, о путешествиях и о событиях ее жизни. Ее язык чесался – ему не терпелось развернуться вглубь липкого бутона мальвы или погрузиться в жирные маслянистые зерна маковой пыльцы. Она почти чувствовала вес ее капсул на своем мехе и их мягкий аромат, как тогда, когда она наполняла свои корзины. Ей хотелось вдыхать травянистый запах растений под ногами, а не пыль со спин своих сестер. Но больше всего она тосковала по росе.

Она, должно быть, все-таки заснула, потому что, придя в себя, увидела, что Клуб пришел в движение, вращаясь на плоскости, так что все пчелы передвигались к верхушке, где они в итоге получали еду, а затем возвращались вниз. Таким образом Клуб перемещался по стенам Сокровищницы, открывая по мере движения соты с медом, и всегда Королева питалась первой.

Запах меда проникал сквозь ряды пчел, когда очередная порода получала еду, и внезапно у Флоры проснулся аппетит. Она осмотрелась в поисках источника пищи, но после нескольких часов Клуб уже перестроился, а уборщицы едва сдвинулись с места. Просканировав плотный круг пчел, Флора поняла, что пройдет еще много дней, прежде чем она и ее сестры смогут поесть.

Она осторожно выбралась со своего места и соединила двух работниц по обеим сторонам от себя, чтобы закрыть прореху, а затем поползла поверх других пчел, легко ступая по спинам тысяч сестер, стараясь при этом не потревожить их. И наконец она почувствовала едва уловимый запах неба и коснулась края потрепанного крыла и обветренного торса полевки.

– Мадам Кипрей, – прошептала Флора, видя, что та ворочается, пытаясь заснуть. – Вы не спите? Я никак не засну.

– Нет, я не в силах выносить это заточение, и не говорите мне о Последнем Пире, потому что мой живот ест сам себя! Сколько нам еще ждать, пока наш слой продвинется к еде? – Голос Мадам Кипрей был напряжен, она паниковала. – Полевки не должны ждать, полевкам не нужен Клуб. Что мы вообще здесь делаем?

Другие пчелы зашикали на них отовсюду.

– Домашние пчелы, вы пленницы с рождения, – заявила она. – Я не возьму за руку ни одну сестру до конца своей жизни, я всю жизнь провела на воздухе и легко найду для нас пищу.

– Сестра, – обратилась к ней Флора, слыша завывания ночного ветра. – Не сейчас!

– Нет, сейчас! Я схожу с ума в заточении.

Мадам Кипрей сорвалась со своего места между двумя домашними пчелами и стала неуклюже карабкаться на поверхность Клуба, где стояла Флора.

– Сестра, прошу тебя – лучше будет утром…

– Я больше не могу оставаться в этом положении, – сказала Мадам Кипрей и раскрыла крылья.

Флора заметила, что они ссохлись у нее на спине. Перехватив ее полный ужаса взгляд, Мадам Кипрей притянула свое крыло к лицу и попыталась рассмотреть его.

– Мои крылья! Что случилось? Помоги мне сложить их, Сестра. Это наверное от холода – они снова распрямятся. – Она потянула за крылья, и они порвались. – Это не мои крылья, – прошептала она Флоре. – Мои крылья крепкие и сильные. Они должны быть ниже. Я должна расправить их снаружи.

Мадам Кипрей устремилась вниз, разбудив многих пчел. Она прыгнула на стену Сокровищницы, но не смогла удержаться. Царапаясь и цепляясь, она упала на дно помещения, плача от боли.

– Сестра полевка! – стала она звать Флору из темных глубин зала Продувки под стенами Сокровищницы. – Помоги мне выйти на взлетную доску. Мои цветы ждут меня; они не откроются, пока я не коснусь их, прошу, ты должна мне помочь!

Флора побежала к краю Клуба и прыгнула на стену Сокровищницы. Она стала карабкаться вниз по запечатанным ячейкам до самого дна, где на земле лежало множество мертвых пчел. Мадам Кипрей стояла среди них, пытаясь расправить усохшие крылья. Ее ноги подкосились, и она ухватилась за Флору.

– Мои цветы, – прошептала она. – Они ждут. Ты должна идти.

– Да, Сестра. – Флора присела рядом с ней и притронулась к ее антеннам. – Расскажи мне о своих цветах, чтобы я знала их.

– Кипрей, – произнесла несчастная полевка, – дает лучший нектар. Запомни это.

Флора подождала, пока Мадам Кипрей не затихла, и положила ее рядом с другими телами.

– Ты очень добра, – послышался знакомый голос.