Флора повернулась и увидела Сэра Липу – он сидел, сгорбившись, у подножия порушенной стены Сокровищницы. Она обрадовалась ему.

– Я мог бы открыться и раньше в любое время, – сказал он, – и встретить скорый конец. Теперь же я должен умереть от голода, как и положено трусу вроде меня. – Он поднял взгляд на Флору. – Если только я не вызову кого-нибудь, кто придет и прикончит меня.

– Не нарушай их покой. Где ты прятался?

– Меня скрыл запах – я просто присоседился к твоей рабочей группе. Смотри…

И Сэр Липа втянул свои антенны, отчего они сделались короткими и обтекаемыми, затем сгорбился и понурил голову. Даже его крылья казались меньше обычного. Он походил из стороны в сторону, порывисто и суетливо, как типичная уборщица.

– Думаю, они чуяли разницу, но ведь они все равно немые. Или, возможно… пусть я дурак… я думал, они не обращают внимания по своей доброте.

Они вдвоем посмотрели на Клуб. Поборов сомнение, Флора сказала:

– Там есть место, среди нас. По крайней мере, там тебе будет тепло.

– О, да, кровь, хлещущая у тебя из ран, очень согревает, только ненадолго. Думаешь, я совсем спятил?

– Жажда крови уже позади. Теперь тебя никто не тронет.

И Флора стала карабкаться по стенам Сокровищницы обратно.

– Подожди, – попросил Липа и последовал за ней, двигаясь с трудом. – Это сработает? Зачем ты это делаешь для меня? Ты ненормальная. Хотя это не новость. – Поравнявшись с ней, он попытался распрямиться. – Да, спасибо тебе, я согласен принять твой план, – прошептал он, – но моя благородная самость несомненно пробудит интерес. Какая-нибудь сестра непременно захочет меня расчесать…

– Ты будешь вполне в безопасности.

– Хорошо, – тихо произнес он в ответ, – ибо моя популярность меня утомила за весь Сезон, ты понимаешь. Даже более чем.

Уборщицы в полной тишине видели сны. Флора подала сигнал Сэру Липе подождать, пока она бережно расцепила пару сестер, затем подозвала его кивком. Сестры что-то лепетали и ворочались, когда она устраивала между ними нового соседа. Вдохнув их запах, он скорчил рожицу и переплел как положено свои руки и ноги.

– Вы все же довольно пахучая компашка, а?

– Радуйся, что ты тут, – сказала Флора, накрывая его волной своего запаха. – И сиди тихо.

Она проползла по нему, карабкаясь на следующий уровень.

– Но куда ты уходишь?

– Ты слишком разговорчивый.

После того как побывала на дне Сокровищницы, Флора обрадовалась теплу сестер. Она осторожно втиснулась на свое место, и медленное дыхание Клуба донесло до нее аромат Королевы. Она подождала, пока не убедилась, что запах сестер скрыл присутствие трутня, по ее телу разлилась спокойная усталость, и она, наконец, заснула.

* * *

Клуб, представляющий собой подвешенный в воздухе круг из тысяч пчел, вращаясь, передвигался по стенам Сокровищницы очень медленно. Ячейки с медом открывались по одной за раз, и те, чья очередь подошла, могли вскарабкаться к отбитому краю и сделать несколько глотков, чтобы поддержать силы. А затем они перемещались дальше, вниз по внешнему краю, и продолжалось всеобщее вращение, чтобы каждая пчела могла получить свою порцию.

И только положение Королевы оставалось неизменным, поскольку сестры держали ее вблизи источника меда и согревали теплом своих тел. Ее божественное благоухание плыло медленно и неуклонно, пока ячейки с медом в стене Сокровищницы опустошались одна за другой, а Клуб совершал постоянное движение по кругу, чтобы не пропустить ни одной ячейки.

Сестры не просыпались во время вращения, а лишь ворочались во сне, переставляя ноги, чуть выше или ниже, в зависимости от вращения Клуба. Когда огромный круг сместился снова, запах меда пробудил приступ голода у Флоры, такой же сильный, как в момент ее появления из родильной камеры. Все тело было пустым и дрожало, и, когда она увидела, как далеко находится от своей порции меда, ей захотелось завыть от отчаяния. Перед ней, вероятно, должны были насытиться тысячи голодных сестер, прежде чем дойдет очередь до уборщиц – если у них хватит сил дождаться.

Ее руки и ноги свело от долгого напряжения, но вокруг другие флоры продолжали спать, как и странная новая сестра, которую она пристроила между ними. Флора не хотела будить их, но и оставаться на месте больше не могла. Она призвала на помощь свое сознание и попыталась обернуть антенны божественным благоуханием, чтобы умерить свое нетерпение, но этого было мало, и усилие только обострило ее голод, появилось неистовое желание сделать хоть что-то, лишь бы не сидеть в заточении – в темноте и тесноте. Другие полевки также не спали, и она улавливала их недовольство, пульсировавшее через весь Клуб. Флора направила энергию в свои органы чувств и поняла, что воздух переменился, а дерево улья стало пахнуть иначе. Оно стало суше, и ветер утих. Очень осторожно Флора отцепилась от сестер.

* * *

Увиденное со взлетной доски поразило ее. Фруктовый сад протягивал черные ветви в белое небо, а вдали виднелись голые темные поля, простиравшиеся до линии леса по краю холмов. Несколько полевок пробовали свои скованные члены и посматривали друг на друга. Их мучил страшный голод. Они дрожали, поднимая антенны и пробуя на вкус холодный воздух. Не было ни ветра, ни дождя, и сквозь белесую дымку в тучах просвечивало солнце. Пчелы одна за другой запустили моторы. Звучание их было громким и раздражающе непривычным в зимнем воздухе. Гвардии Чертополоха больше не было, так что каждой полевке пришлось самой оставлять возвратные метки, чтобы вернуться домой. Флора смотрела на них. Одна из полевок, Вереск, кивнула ей ободряюще.

– Ты имеешь право, – сказала она хриплым, надтреснутым голосом, и Флора услышала пустоту ее живота. – И запах у твоей породы такой сильный…

– …никто из нас не пропустит его!

– Сделай это, Сестра.

И Флора впервые в жизни оставила метку своего запаха на взлетной доске, тем самым подтверждая, что ее порода может летать. Возвратная метка тут же впитала новый химический состав и раскрылась с новой силой.

Крылья Флоры ослабли от долгой неподвижности, холодный воздух вызывал у нее потрясение, и она с трудом удерживала высоту. Каждый аромат и поток воздуха переменились, а запах складов усилился. Внезапно ее антенны вспыхнули новой информацией, и, к собственному восторгу, она узнала особую частоту Лилии-500. Флора считала координаты полета над городком.

Клетка из стекла, клетка из стекла – звучало в голове Флоры. Она не представляла, что это может означать, но координаты были такими четкими, и она начала снижаться над домами с их грязно-зелеными клеточками садов.

Ветер усилился, а с ним и холод. Полет требовал все больше топлива, а легкость у нее в зобу внушала тревогу. Опять она проявила гордыню, решив, что найдет корм в таких неблагоприятных условиях, на самых дальних полях. Теперь ей придется лететь домой без дозаправки, ориентируясь на понижающийся полярный угол солнца…

Клетка из стекла! – звучал голос Лилии-500 у нее в мозгу. – Клетка из стекла!

– Тише! Тише!

Флора закружилась в воздухе, в мозгу появился тревожный сигнал – силы на исходе. Если она коснется холодной земли сейчас, то лишится последних сил и уже никогда не взлетит.

Она уловила сладкий запах – яркий, молодой и чистый. Цветок – юный, прекрасный цветок. Флора нацелилась на этот запах. Ароматнее сирени, ириса и даже жимолости, след этого запаха струился из светлого квадрата рядом со зданием. Флора попыталась облететь свое отражение и врезалась в огромное окно.

Клетка из стекла была оранжереей, в которой находились всевозможные растения: как с яркими, сочными лепестками, так и с совсем крохотными, белыми. Сладкий цветочный аромат, звавший Флору, шел из-под стекла, предотвращавшего проникновение любой пчелы или другого насекомого, и она не знала, как ей проникнуть внутрь. Ветер носил ее по стеклянной стене, и она чувствовала запах сильнее, чем прежде. Он вырывался из узкого проема чуть ниже.

* * *

Воздух в оранжерее был теплым и влажным, а растения росли не из земли, а из разноцветных горшков на подставках и полках вдоль стен. На полу стояла металлическая миска с размоченным мясом, на котором сидело несколько мух, но еще больше мух валялось на подоконниках и на полу, они были мертвыми или умирали. Флора не обращала внимания ни на что, кроме прекрасного растения, звавшего ее своим чистым сладким ароматом, оно было открыто и свежо, оно жаждало встречи с пчелой.

Прежде всего Флора постаралась избежать столкновения с хмельными мясными мухами, обсидевшими самые крупные цветы. Многие из них плюхались на тяжелые бутоны красной лилии, пока еще не раскрывшиеся, их привлекали плотные бусины нектара, выступающие на узорчатых краях лепестков. Другие цветы также ждали прикосновений, но Флора не знала, готовы ли они, так как их лепестки были плотными и зелеными как стручковый горошек, их складчатые мясистые красные губы обрамлялись странными белыми усиками, похожими на клыки. Почуяв взмахи ее крыльев, они что-то сладострастно залепетали ей и испустили сумрачный аромат, но все же не привлекли ее.

Среди этих откровенных призывов поднимался один истинный аромат, звавший Флору, девственное цветение апельсинового деревца, представлявшего собой неестественную миниатюрную прививку трех различных растений. Его крохотные ультрафиолетовые цветочки сияли в тусклом зимнем воздухе, и она почувствовала его желание близости, исходящее от самых корней.

– Ну, ну.

Присев на темный глянцевитый лист, Флора распространила запах своей породы, направив его через ноги в растение. Цитрусовая сладость мгновенно расцветила ее чувства, и усталости от полета как не бывало. В стеклянной комнате не было ни единой пчелы, кроме Флоры, и ее корзинки с готовностью открылись для загрузки пыльцы и нектара, которые она несомненно принесет в улей из этого чудесного места. Она забралась повыше и пристроилась над одним из кремово-белых цветочков, и, стоило ей коснуться ногами девственных лепестков цветка, как и она, и цветок задрожали. Флора мягко взялась за него и погрузила челюсти в ароматные глубины. Изысканный вкус вспыхнул в ее сознании и прошелся волной по телу, словно солнце по воде, и она стала пить нектар, переходя от бутона к бутону.

Позади ожидали своей очереди необычные цветы с зеленой плотью. Загружая золотыми бусинками эфирного масла, нероли, свои корзинки, она чувствовала настойчивый зов этих цветов. Взглянув на них снова, она увидела, что их зеленые губы разошлись, открыв полоску красного, а их белая кайма выглядела более нарядно. Плотный грубый нектар этих незнакомцев не мог сравниться с почти божественным букетом нероли, но был в изобилии, и к тому же ей было очень приятно то, как цветок добивался ее внимания.

Внезапно запах Флоры усилился. Так неистово желал ее этот цветок, что даже чуть придвинулся к ней, и его внутренние лепестки увлажнились под ее взглядом. Она зависла в воздухе, зачарованная их вожделением.

– Лучше иди ко мне, – пропел кто-то тонким голосом, и Флора, подняв взгляд, увидела большого черного паука Гефеста, сидевшего на белесой паутине. – Какая милая прислужница. Иди же, дай мне тебя обнять.

– Я встречалась с вашим братом, – ответила Флора. – Нет уж, спасибо.

Ее крылья заработали сильнее, подгоняемые адреналином из-за паука, отчего только усилился аромат зеленых цветов. Возможно, это был какой-то сорняк. Но в суровых условиях сестры пили бы и молочай, если бы только нашли, и будет просто замечательно вернуться с полным зобом свежего нектара, какого бы он ни был происхождения.

Мясистые бутоны раскрылись шире, подзадоривая ее. Как знать, когда еще погода будет настолько тихой, чтобы можно было вылететь снова? Возможно, она выпьет нероли сама, а в улей принесет много этого нового нектара. Флора приоткрыла свои антенны чуть больше на случай посланий от Лилии-500, но ничего не услышала.

Неожиданно зеленые цветы обдали Флору волной своего запаха, затопив ее мозг и вернув к себе ее внимание.

Красные рты раскрылись шире, и на каждой внутренней губе она увидела по три длинных белых нити, похожих на пестики или пыльники, но без пыльцы. Нектар виднелся только на клейком и скользком сочленении лепестков – плотный, но обильный.

Сам по себе приторный запах цветка не привлекал Флору. Однако это растение так бесстыдно и вульгарно просило прикосновения, набухая нектаром все больше, что Флора даже подумала: здесь достаточно пищи, чтобы накормить весь Клуб.

Но пока она решала, с какого бутона начать, по всей оранжерее стали носиться мухи, теряя голову от этого же запаха. Флоре приходилось облетать их, безумно жужжащих вокруг зеленых цветков. Мясные мухи выкрикивали грубые комплименты, присаживаясь на белую бахрому, топча ее своими грязными лапами. Дразня растение, они пикировали и кружились, пока воздух не пропитался тяжелым цветочным запахом и гнилостным зловонием мух. Некоторые из них врезались в яркое стекло и, оглушенные, валились на пол, продолжая жужжать. Флору раздражало их беспорядочное мельтешение, и она, помня о Гефесте в углу, поднялась выше. Из липких занавесей паутины возник паук.

– Пчела, у которой есть тайны, – прошептал он. – Я их чую даже отсюда.

Флора отлетела в сторону, невольно распространив запах тревоги, отчего паук засмеялся.

– У нас сегодня будет развлечение, я думаю. Но сначала посмотри на дураков.

Мухи поддразнивали зеленые цветы, подлетая к ним совсем близко и проносясь мимо, так что лепестки только раскрывали свои красные рты. Самый крупный из всех этих странных бутонов не забыл Флору и продолжал источать аромат в ее направлении.

– Они всегда хотят вас! – прокричала мясная муха Флоре, пролетая мимо, вне себя от одуряющего запаха. – Но мы не хуже! Как мы летаем, вам и не снилось! Смотри!

И бирюзовое мушиное тело с металлическим отблеском стало выписывать в воздухе невероятные узоры. У Флоры закружилась голова от такого кружения, а гнилостный запах мухи вызывал у нее тошноту, но другие мухи стали бурно радоваться удали своей товарки.

Молодая муха промелькнула между Флорой и вожделеющим зеленым цветком. Она пробежалась по белой бахроме своими грязными лапами, и Флоре показалось, что лепесток подвинулся к мухе, стараясь коснуться ее.

– Ты должен умолять меня! – прокричала муха цветку, выписывая в воздухе петли.

Тем временем Гефест, возбужденный этим мельтешением, сучил всеми своими конечностями на краю паутины.

– Ах, ах, присядь ко мне, давай поговорим! Иди ко мне!

– Мы не хуже вас, – выкрикнула муха, летая вокруг Флоры, словно стараясь перегнать саму себя, – хотя вы нас презираете и зовете Мириадами. И все равно мы тоже, как вы, едим цветы!

– Пчела, медоносная пчела, – обратился Гефест к Флоре, – подгони эту любительницу дерьма ко мне; пусть она поговорит со мной…

– Нектар! – воскликнула мясная муха. – Теперь только нектар!

И она уселась на матовый толстый лист рядом с зелеными цветами. Со своими грязными лапами и лицом, перепачканным отходами, она являла собой карикатурное зрелище. Почувствовав на себе муху, растение напряглось и стало качать по стеблям свой сок. Флору замутило от мускусного запаха, и она присела на полку.

– Ты делаешь мед, поэтому считаешь себя лучше, – сказала муха Флоре, карабкаясь выше к зелено-красному цветку, медленно раскрывавшемуся ей навстречу. – Но цветы любят нас не меньше, и я сосала так хорошо, что узнала его настоящее имя: Эуфорбия, Молочай. Ты мне веришь? Это правда, что бы ты ни думала.

Такая жажда заслужить чужое уважение рассердила Флору. Она поняла, почему Премудрые презирали ее породу: потому что они стыдились себя.

– Хватит лебезить передо мной, – сказала она. – Если ты муха, то ты муха! Кое-кто из моего народа тоже любит молочай, и я сама – нижайшая из всех пород, я чищу…

– Ха! – воскликнул паук. – А чего ты ожидала, со своей грязной чужеземной кровью?

Флора выпустила в паука заряд из боевой железы.

– Я из королевского помета и родилась в своем улье!

– Дурочка, я о твоем отце. Об одном из суровых черных скитальцев с дальнего юга. – Паук раскрыл рот и стал ковыряться в зубах. – Гарантирую, что у них мед никто не крадет! – сказал паук и добавил мягко: – Твоя кровь будет такой пикантной…

– Не обращай на него внимания! – крикнула муха Флоре, отвлекая ее от паука. – Он тебя заманит, если поддашься. – И с изумлением спросила: – Значит, ваш народ и правда питается молочаем, как и наш?

– Я знаю кое-кого, – сказала Флора, невольно улыбнувшись. – Но мой улей порицает это.

Она почувствовала пристальный взгляд паука на своих крыльях, но продолжала смотреть на муху.

– Спасибо тебе, – кивнула ей муха. – Ты первая пчела, которая со мной заговорила.

Покрытые грязью, ноги мухи были стройными и точеными, а ее тело красиво переливалось сине-черным. Она стала взбираться по стеблю к зеленому бутону.

– Подожди! – выкрикнула Флора. – Это растение – я не знаю его имени…

– И я не знаю, но я хочу пить, а оно жаждет меня.

– Да, подожди там! – велела крупная мясная муха без крыльев, бегущая по подоконнику. – Я тебе говорила…

– И каждый раз я снова живу, когда пью. – Молодая муха забралась на красную внутреннюю плоть цветка и встала между длинных белых усиков. – Хватит волноваться – я танцую между ними, я их щекочу – смотри! Им это нравится!

Она тронула одну из белых нитей, и ее блестящая спина отразила красный цвет, когда она подбежала к сочленению лепестков и стала пить нектар. Издав довольное жужжание, она подняла лицо, влажное и липкое.

– Восхитительно. Никакой опасности, если только не касаться двух сразу.

– Опасность сзади! – прокричал паук. – Быстро!

Молодая муха отпрыгнула назад, ударившись о другой длинный белый меч. Второе прикосновение заставило капкан сработать. Флора смотрела в ужасе, как лепестки с белой бахромой сомкнулись, поглотив муху. Несчастная завопила и принялась бешено метаться, пытаясь вырваться наружу, пока в раздувшемся бутоне прибывала жидкость.

– Обманули! – сказал паук, он трясся от смеха, потом застонал и, наконец, успокоился. – Сгодится на прокорм этому обжоре. Хотя он вообще-то рассчитывал на тебя, этот приз возьму я.

Паук протянул когтистые лапы, поглаживая паутину.

Флора прижалась к стене и заставила себя не смотреть. Запах разлагающегося тела мухи вырывался из распухших губ цветка и тяжело стелился в воздухе. Не в силах распознать открытое окно по запаху, Флора стала искать глазами большую плоскость сияющего стекла. Но все, что она видела, – это помещение оранжереи, отраженное в стекле. Высоко над ней по стене двигалось что-то черное.

Флора отскочила от стены, жужжа и дрожа в панике. Паук сполз с паутины и теперь висел вниз головой на плотной эластичной нити.

– Ах ты подлая трутовка – тягаешься с Королевой, можно сказать! Но я полагаю, уже пришло время… Она ведь стара? Ей минуло сколько… три зимы или четыре? Я забыл. Но какая суматоха с ее заменой – спасите, помогите!

– Пресвятая Мать бессмертна – никто не заменит ее, – сказала Флора убежденно.

Но паук только покачал головой.

– Успокойся, дорогуша, от страха пропадает аппетит. Я только помочь хочу, избавив тебя от лишней крови на руках. – И паук стал очень медленно сползать вниз по стене, приближаясь к Флоре. – Если ты отправишься домой, то вызовешь безумие… и сестра пойдет на сестру. – Паучий голос был тихим и вкрадчивым. – Ты навлечешь несчастье на улей… с невообразимыми ужасами…

– Ты лжешь!

И Флора закружилась в узком пространстве оранжереи, не осознавая своих действий, сторонясь отвратительного запаха зеленых цветов. Не в силах что-то видеть или о чем-то думать, она врезалась в яркое стекло снова и снова. Пока она отскакивала от стекла, кувыркаясь в воздухе, паук тяжело опустился на пол и принялся бегать кругами, ожидая, что она упадет в его лапы.

Флора ухватилась за гвоздь, торчавший из стены, и повисла на нем.

– Хорошо! – обрадовался паук. – Жди там! Я приду и возьму тебя в шелковую колыбель.

– Заткнись, страшилище поганое. Нет у тебя шелка.

Крупная бескрылая муха, которая ползла вдоль подоконника, обратилась к Флоре:

– Пчела! Ты была добра с одной из нас. Иди сюда, и я покажу тебе выход.

– Как ты смеешь? – прошипел паук. – Она моя!

Огромный паук метался по плиткам пола в бешенстве. Флора, совершенно растерявшись, взглянула вниз.

– Верь мне! – прокричала ей старая мясная муха. – Если хочешь спастись!

Флора отвела глаза от монстра и расправила крылья. По-прежнему, не вполне понимая, что делает, она попыталась сесть на подоконник рядом с мухой. Внизу, на полу, паук готовился вскарабкаться наверх.

– Вот, ты должна делать, как я, – сказала муха наставительно и подтолкнула Флору к тонкой металлической рейке, идущей вдоль стекла. – Оближи лапы, прежде чем лезть, а то свалишься.

Флора уловила, как из проема в стекле над ней проникает холодный воздух, а также почувствовала маслянистую вонь паука, приближающегося снизу. А затем из-под белого подоконника возникли две большущие волосатые черные лапы и ухватились за край, а за ними – еще две. Паук приближался к ним, возбужденно шипя.

Флора облизнула свои грязные ноги и стала карабкаться по скользкому металлу, пока не встала на плоскую раму открытой форточки. Прохладный вольный ветерок трепал ее крылья, и она оглянулась, чтобы поблагодарить муху.

Та стояла перед пауком, нависавшим над ней, пронзительно жужжа, крылья ее были сильно повреждены.

– Лети! – прокричала муха.

* * *

Флора прыгнула и закружилась в холодном воздухе, запустив свой мотор. Небо было почти темным, когда она летела через сады, пытаясь найти хоть какой-то знакомый запах. Она полагалась на инстинкт и немногие оставшиеся в темноте отметки, которые могла различить, – след дизельного топлива на дороге, горькую вонь складских сточных вод, и вдруг с радостью и облегчением она уловила отчетливый и яркий запах возвратных меток. Она бросилась в их сторону, сквозь черное кружево ветвей знакомого сада, вниз к улью и запахам сестер-полевок.

Флора коснулась взлетной доски и сразу вбежала в свой любимый дом, куда принесла нектар, на четверть заполнивший зоб, и свою жизнь, а также бремя своих секретов.