— О, черт! Это ты? — еле переводя дыхание, с облегчением воскликнула девушка, когда он проскользнул в машину и сел рядом.

— Привет! — сказал он, обнимая ее и прижимая к себе.

Она была теплой в его объятиях, эта сладкая юная красотка.

— Он ушел?

— Да.

Это был точный и ясный ответ.

— Б-р-р… он испугал меня!

— А меня ты не боишься?

Она рассмеялась в свойственной ей манере, тепло и мягко. Он поцеловал ее.

— Никогда, Тигр.

— Это для меня приятный сюрприз, — сказал он, целуя ее.

Он начал ласкать ее. Он определенно соскучился по ней. Она прошептала:

— Давай закроем дверцы.

— Я закрыл. — сказал он ей…

Была ли еще у кого-нибудь в мире такая привлекательная фигурка? Немного времени спустя он осторожно освободил ее от одежды. Она шаловливо уселась к нему на колени. Она любила побаловаться, он это хорошо знал. Он любовался, целовал, ласкал ее юные груди. Она забавлялась просто чудесно. Она нежно ворковала. Она хотела, чтобы он широко расставил ноги. Он уступил ей. Она расцеловала его лицо тысячи раз. Наконец, он сжал ее в объятиях. Она не могла слезть с его колен. Она вскрикнула от восторга, когда он проник в нее в первый раз, держа ее на коленях. Она прижалась к нему, издавая тихие стоны и крики, чудесно целуя его… Наконец, осторожно Тигр высвободился из ее объятий, нежно снял ее с колен, почти не отрываясь от ее губ, пока она не легла на спину, под ним, на этом просторном сиденьи, так, как он обычно любил ее в таком положении. Она вздыхала, она нежно ворковала и, наконец, подняла колени. Она вся отдалась наслаждению, как и Тигр, конечно же. И он думал о ней. Так как действительно много о чем, связанном с ней, стоило подумать. Он продолжал думать, полностью связанный с ней. Без сомнения. Она прекрасная девушка, приятно чувствовать себя связанным с нею. А как она чудесно двигалась! Милая малютка. Она выдыхала его имя. Нетерпеливое, полное страстного желания, горячее молодое тело, под ним, вливало в него новую жизнь, обновляло его, оттягивало его от неизбежного конца. Так как конец этот был, и он вынужден будет заглянуть туда, это он хорошо знал. Он подумал о Джоне. Ему нужно будет вернуться назад, и забрать у него блокнот и карандаш. Он думал, как это сделать. Он не хотел думать об этом. Он пристально вглядывался в этот неизбежный конец. Его жизнь сфокусировалась там, на этом конце, что можно с этим сделать? Ничего с этим уже нельзя было поделать. Все имеет начало… Как это начинается? Какой процесс. Существовали эти процессы. Должен ли он? Было ли это справедливо? Он знал, что должен. Ничего нельзя уже поделать. Она шептала ему, шептала ему самые ласковые слова. Так как процесс уже начался… Вскоре они достигнут высшей точки страсти, и она будет кричать. Ничего уже нельзя поделать… Он вспомнил, как в первый раз она издала этот крик… Это имеет свою собственную жизнь… Это было не так уж давно… И держится своего собственного пути… Это был для нее наиболее волнующий момент в ее юной жизни, он знал, удивительно гибкая девушка, так как она была девушкой, невинной, девственницей, одна из немногих… Что он мог сделать? Сделать? Когда наступило для этого время, он не причинил ей боли, он был предельно осторожен с ней… Он помнил это. Что он мог поделать? Судьба избрала этот путь, и позвала, приманила ее, коснулась ее, привела ее к нему в тот школьный коридор, сегодня. Это должно было случиться. Иначе она не была бы здесь теперь, он это знал. Процесс был полностью вне понимания кого-бы то ни было, он знал, что он никогда даже и не будет пытаться проникнуть в него. Начало его было само по себе так далеко от его понимания, как происхождение мира, Вселенной. Он сам был частью этого. Это он знал. Только часть его. Он это хорошо знал. Он вспомнил мать, когда-то бывшую для него Всей вселенной. Теперь для него такой Вселенной стала Луби Лу. Он знал, что нужно делать. В определенном смысле, она стала его матерью теперь, Она любила его глубоко и безгранично, это для него абсолютно ясно. В конце концов, это единственное, что имело значение. Единственное. Когда он обнимал ее, когда он проникал в нее, она была для него всей Вселенной. Процесс был более, чем сон. Во сне его мать звала его, когда он просыпался это была не мать, а Луби Лу, Где же была Джейн? Из нее вышла Джейн. Эта милая девчушка Джейн. Джэнни. Джейн. Его маленькая Джейн. Он думал о матери Джинни. Это проблема. Самая тяжелая проблема. Он пытался избавиться от нее, но не смог. Ничего абсолютно нельзя поделать. Силы, процессы, комплексы и судьба привели и сошлись в одну точку на этом пути. На этой пути. Что же еще он может сделать? Это началось. Будь хоть что-нибудь, что он мог бы сделать — он бы сделал с удовольствием, с радостью. Это он знал. Он знал… — Я люблю тебя очень, очень, очень сильно. Тигр… О-о!.. Юное создание возносилось на недосягаемую высоту, он знал это, до Небес уже было рукой подать. Ее голос звучал, как огненный поток, обжигая его своим пламенем. Она извивалась под ним, она выгибалась, ее колени поднялись высоко вверх. Это была жизнь, неиссякаемый ее источник, в этом не может быть никакого сомнения, если иметь в виду нас, людей. Влажные кромки жизни втягивали и втягивали его в себя. Он был уже весь втянут туда, в сокровенные ее глубины. Где он находится? Она ласкала его просто прекрасно, божественно. Он ласкал ее. Прижимал ее к себе. Он ласкал ее волосы. У нее чудесные темные волосы. Разве есть еще такая нежная юная красавица? Может ли быть еще одна такая? Его руки ласкали ее лицо, ее рот стал частью его рта, он нее исходил чудесный аромат любви. Они вспотели. США была прекрасной, чудесной страной, несмотря ни на что — ни на преступность, ни на коррупцию, ни на многое другое, ни на обучающие машины и другие такие же штучки, ни на этого старого болвана-президента, ни на Вьетнам, несмотря ни на что… Правда. Разве это не так? Какая другая страна может быть лучше? Какая страна может быть по-настоящему голубой? Ни одна. Нет на свете лучше страны, чем США. Он знал это… Так как процессы… все эти комплексы… Его отец обычно прививал ветки к их грушевому дереву. Ветки. Чем был заполнен мир? Он знал это. Ему было искренне жаль этих несчастных вьетнамцев, но частью какой ветви цивилизации они сами хотят стать? В этом вся суть проблемы, а все остальное — просто грустное, трагическое, грязное, кровавое дополнение к ней. А как насчет Индии? Нищета, бедность, несчастье этих огромных масс народа поразительны, они просто не вмещаются в голову. Кто может понять это? Помочь им? Кто поможет нам? В этом — существо проблемы. Он хорошо осознавал это. Мы сами себе помогли. И они должны помочь себе сами. Эта прекрасная страна, США, сделает все возможное, естественно, иногда не очень приемлемыми методами, неуклюже и грубо. Мы гуманные люди. Только гуманные. Корея. Война — неуклюжая, грубая, топорная. Как в Корее. Мы сделали там все возможное. Он также участвовал там, сыграл скромную роль в этой войне. Теперь наши ребята снова вдали от родных мест, выполняют такую же работу в другой части мира, и делают это, как могут. Здесь, в их стране превосходство белой расы, ее тирания приходят к концу, медленно, постепенно. Когда-нибудь настанет день, когда даже те отвратительные южно-африканские страны возьмутся за ум, они с Пенсом недавно обсуждали эти проблемы. Эти страны должны взяться за ум. Имеется только одна жизнь. Одна единственная. Так оно есть. Не правда ли? Как часто он падал с того грушевого дерева? Отец никогда с него не сваливался, это он знал, а как насчет Боба? Тигр мельком увидел этого чудака, своего брата, этого книжного червя, какого свет не видывал. Он подумал о Джинни. Он проникал все глубже и глубже в ее рай, и он знал, что они пробудут здесь всю эту ночь. Не сегодня ночью.

Ее гибкое юное тело полыхало жаром, Она вся была такая нежная и ласковая. Он мог бы прожить всю оставшуюся жизнь вот так, слившись с ней в единое целое и послать подальше этот конец, неизбежный конец… Какой конец? Где этот конец? Тигру хотелось смеяться, кричать, орать во всю глотку. Он мог зарычать…

— Тигр! — воскликнула она, — Мой божественный Тигр!

Она продолжала выкрикивать его имя…