Тишины нет. Сказал Кто-то. Звук исходил еще в утробе, в бутоне, набухшей почки. И он рождал эхо. Это он, всё тянется, шелестит переливается руладами света и свистит высоким давлением, гремит ритмом сердца, не перестает ни во сне, ни наяву, гармонично вливаясь из одного в другое, разрешаясь из небытия в бытие. Ему свойство — отсутствие границы, и полное присутствие глубины, тембра, тона, цвета, видимого в доступной палитре, бо глаз устроен линзой, чуть проще древних резонирующе-осязательных оргàнов. Благо, не всё благо уловимо. Опасная какофония — нега чуткого ветра.

Шелест листьев, волос, крыльев осознанно пронзает существо первобытным стяжанием, оно поминает первый звук, самый долгий и протяжный, что может рассказать о ветре, что варит ойкумену: солнечный, млечный, лунный, влажный, всё сметущий. В нём томится жизнь и смерть, подходит к осознанию своей частности, зыбкой, мимолетной приправы. Часть вселенского оркестра, незаменимая в итоге, то-воля ветра. Он рисует тела континентов, жилы рек, раскидывая повсюду древесные антенны. Он пишет травой, расставляя знаки цветами, вяжет книгу бытия, из всех существ.

Самый древний камень слышал его первый крик, он пишет его песню и поныне. Он помнит, как стремительно проносятся эпохи, в них — кадры теней, как густится синяя вода под грозным ветром, покорно размалывая вещество на жизнь, как смыкаются пространства и времена, расплетаясь в бесконечность.

Капля — тоже звук. Ветер придаст ей мощь волны. Шелест океана будет вторить дыханию земли. Гул — её содроганию и росту. Небесный гром — плачу и слезам. Лишь ветру под силу осушить и рассыпать их трелью дождя в пустыне, сроднить реки и начать холмы, где прорастут изумрудные щупальца и древесные кораллы, чтоб исполнить партию в симфонии ветра.

И дышит пламя. Дышит, чтоб извлечь из тлена вязкий масляный дым, который развеет ветер, перемешает с запахом цветов, ладана, млека и сока, чтоб ветру было чем дышать, чтоб млеть ему над запахом и вкусом.

Шелест угасающей морской пены — шёлка воды, шепот слабеющего огня у рисовых полей, шорох пера в бумажной плоти — тут ветер-дух играет звуком…