— Сав-ли-мен-нуае ис-сле-довалась, — Чжан, уткнувшись носом в листок, пытается прочитать написанное, но чужие буквы разбегаются, так и не прирученные за последние несколько месяцев. Экзаменатор со вздохом вытягивает из-под локтя Чжан билет и всматривается в него, силясь понять, на какой из вопросов отвечает визави. Не разрешив сомнения, просит повторить вопрос, на который даётся ответ.

— Сав-лимен-нуае ис-сле-до-валась, — нараспев отвечает Чжан, будто представив себе буквы как ноты, и стремится продолжить чтение с листа, на котором, несмотря все её усилия, продолжается хаотическое перемещение символов. Её артикуляция губных звуков напоминает срывающийся с мелодии сопрано-саксофон. Я сижу в дальнем углу аудитории и делаю вид, что читаю распечатанную статью, стараясь не проявлять заинтересованности или не дай-то святые кролики, улыбнуться. Всё-таки собрат-студент, пусть и непутёвый.

Чжан попеременно смотрит то на преподавателя, то в экран смартфона, с которым она не расстаётся. Кажется, он одновременно заменяет ей скафандр, защищающий её от внешних воздействий, и является постоянно работающим каналом связи с Китаем. Вперив взгляд в экран она передвигается по коридорам, чудом не попадая под сапоги постоянно бегущих студентов истфака или переводчиков, лишь изредка она поднимает глаза и тогда в них можно прочитать причину, по которой она сейчас здесь, явная задержка в развитии, а в Китае купить диплом куда как сложнее.

Чжан смотрит на листок бумаги с вопросами, будто начинающий музыкант, которому попала в руки партитура Джонни Ходжеса.

— Чжан, кто ваш куратор?

— Сав-ли-мен-нуае, ис-селедовалась! — длинно выдыхает Чжан с упором на «э» переднего ряда.

Щерюсь в окно. Там холодный, сырой и дымный конец декабря, сейчас нужно сидеть в кабаке, в дальнем копчёном углу и пить дешёвый виски под закуску из брынзы, помидоров и огурцов, которую здесь зачем-то называют греческим салатом, и слушать старый джаз. Пить и говорить о предновогоднем безумии, уже месяц нагоняющем на меня адскую тоску. С каждым годом Новый год наступает всё раньше, в этом — уже в начале ноября. Сумки-пакеты, потерянные лица мужей и жён в супермаркетах, хмурые таксисты, стандартный набор песен, несущийся из всех радиоприёмников, от которого начинает подташнивать; уродские кролики — символы наступающего года, сделанные ушатанными работой до состояния зомби китайцами в приграничных подвалах из непонятных материалов. Первый порох, веселящий мальчишек и пугающий голубей. Первого снега пока ещё не было.

В кармане дёрнулся телефон. Эсэмэс от D. Поляна накрыта, меня ждёт виски и салат в месте, не затронутом новогодней истерией, где никогда не будет стоять ёлочки, и лишь сегодня, а затем — 6 января на баре появится пара хвойных веток. Экзаменатор замечает и кивает мне, можно идти, оставив зачётку. Сочувствующе киваю в ответ, она переводит взгляд в дымное окно:

— Скажите, пожалуйста, Чжан, чем занимается когнитивная лингвистика? — в голосе слышится надежда, перевод краткой справки по истории когнитивистики был в числе практических заданий для иностранного студента.

— Савлимен-нуае ис-следовалась, — бодро рапортует китаянка и смотрит на преподавателя глазами кролика.

Перед тем как закрыть дверь замечаю: за окном начинается снег.