На следующий день к вечеру Адам Сезар почувствовал себя вконец уставшим.

День в самом деле оказался трудным и бесконечным, как пеший путь под жгучим солнцем.

Тогда, сразу же после пресс-конференции, когда журналисты ушли, перед ним включили небольшой макет Грамона, весь город, и предложили выбрать район жительства. Немного поразмыслив, Сезар показал на восьмиквартирный одноэтажный дом, подковой прятавшийся в каком-то скверике. Присутствующие выбор одобрили, и уже на банкете в уютном ресторанчике Центра в одном из первых тостов, поздравляя с возвращением, ему желали также счастья на новом месте, в новой квартире.

И еще одну торжественную церемонию пережил тогда и, как оказалось, очень важную. После банкета и прогулки по Центру в отделении координации общественного равновесия ему вручили индивидуальную карточку. Церемонию обставили торжественно и пышно, были цветы и шампанское, речи и подарки от музея астронавтики. Фотографии на карточке не было, вместо нее на левой стороне выбито 0-796,4, карточка по диагонали перечеркнута зеленой полосой, а справа отпечатан текст инструкции. Внимательно вчитаться не успел, кажется, объяснялось, что делать в случае потери, о запрещении передавать в другие руки, еще что-то… Руководитель взял карточку из рук Сезара, повернулся, вставил ее левой стороной в гнездо какого-то прибора, там щелкнуло зеленое окошко — и раздались аплодисменты.

— Отныне, — провозгласил руководитель, возвращая карточку, — Адам Сезар снова полноправный гражданин Штатов. Эта карточка заменит вам все документы…

К Сезару подходили, жали руки, желали успехов, поздравляли и прощались. Ушли куратор и руководитель отделения, люди из Центра — ведь торжества, как-никак, не могут продолжаться вечно, от сенсации следует отдохнуть и самому ее виновнику.

— Что мне делать с этой карточкой? — обратился Сезар к нескольким еще оставшимся мужчинам, это были, видать, служащие более низкого ранга. Им поручалось опекать его первое время.

К Сезару живо подошел один — другие и не отреагировали, — низенький, пожилой, смуглый и с горбатым носом, на затылке редкие седые волосы.

— Понимаю ваше нетерпение, — почти пропел горбоносый. — Все очень просто. В ваше время существовали деньги. Теперь же их заменяет коэффициент интеллекта, то есть ваша способность приносить пользу государству, что в принципе равноценно результатам вашего труда. Вы пожелали купить костюм? Идите в универмаг, примеряйте костюм и сдайте его автомату, своеобразному роботу. А карточку вставляете в специальное устройство. Автомат вам выдает покупку. И выпускает. И так везде. Таким образом, повторяю, это ваши деньги. И документ. Больше ни у кого такого шифра нет. Да вы очень быстро все поймете и освоитесь.

— Благодарю, — сказал Сезар, хотя у него сразу возникло много вопросов, — благодарю.

— Пожалуйста, пожалуйста. Всего вам хорошего.

К Сезару тут же подошел второй, молодой, крепко сложенный мужчина.

— Господин Сезар, — слегка поклонился молодец, — сегодня я в вашем распоряжении. Вы, должно быть, устали. Сейчас вас отвезут домой, вы отдохнете, а вечером я заеду к вам, чтобы отвезти на прием к президенту. Если будут какие-то другие пожелания — я к вашим услугам.

— Нет. Я, пожалуй, немного отдохну. Да и жилье надо осмотреть, ответил Сезар.

— Там приготовлено. Желаю приятного отдыха. Вот ваш водитель. До свиданья.

«Боятся выглядеть навязчивыми, поскольку навязчивость не свидетельствует об интеллекте», — мысленно съязвил Сезар.

Машина не очень отличалась от известных ему в свое время. Сезар вспомнил, как в конце века бытовала теория, будто автомобильная инженерия практически исчерпала свои возможности.

— Красивая штука и навсегда ваша, — хлопнул ладонью по кузову водитель, — бегает, плавает, ползает, только летает низко: над болотом, камнями.

— Моя?

— Еще бы! Заслужили. Мне вести или сами? Можно вот здесь, на панели, набрать программу, и приедете к месту назначения. Как?

— А вы ко мне водителем тоже навсегда?

— Нет, на сегодня. Но, если желаете, к вашим услугам. Ваша карточка позволяет вам иметь водителя.

— Ну, хорошо. Давайте сделаем так, — немного помолчав, сказал Сезар. Не будем включать программу. Я сяду за руль, вы кратко объясните систему управления, а потом подсказывайте путь.

— Принимается.

Ему не терпелось вцепиться в баранку, взять судьбу в свои руки, хотя бы на мгновение ощутить, как подчиняется железо со всеми его программами, он даже поспешил и испугался, что автомобиль через его неумелые действия прыгнет вперед, врежется бампером в высокий бордюр. Но машина двинулась плавно, тихо, обороты двигателя не увеличивались, словно он сам знал, что ему делать.

— Отличная машина, — сказал Сезар, чувствуя, как радость наполняет сердце.

— Да, — коротко отозвался водитель. Наверное, считал, что первому начинать разговор нечего.

— Где-нибудь работаете? — нарушил вскоре молчание Сезар.

— Здесь, в Центре.

— И какой же у вас коэффициент? — невольно сорвалось у Сезара. Простите, я хотел сказать, какая у вас зарплата?

Исправился, называется! Вот черт! Заметил, как водитель, не поворачивая головы, искоса посмотрел на него. Извиниться, что ли? Все равно, что спросил человека, все ли у него дома.

— Для водителя достаточный. — И такой ответ вполне удовлетворил Сезара.

— Наберусь я хлопот с этой карточкой, — вздохнул он, переводя разговор на другое. — Ничего не понимаю.

— Какие там хлопоты? — гоготнул водитель. — Я слышал, номер у вас будь здоров. Да еще и зеленая полоса. На всю жизнь. Заходи куда хочешь и бери, что душе надобно.

— Но ведь, как я понимаю, так может каждый.

— Может, но дудки. Я, скажем, только один раз в пять лет могу взять для своей подруги жизни какой-нибудь из камешков, болтающихся на шее у некоторых дам. А машину раз в три года.

— Но ведь можно, если, гм… коэффициент невысокий, малый, в разных магазинах десять раз на день брать себе что захочется?

— Конечно, можно. Только контроль по всей стране — единая система. И однажды засветится не зеленое, а синее окошко, и вас выдворят из магазина или из другого места. Рассчитано ведь, сколько приблизительно надобно в год человеку, к примеру, имеющему шифр «200». Электронная система все записывает, запоминает. Больше не разрешит. А карточку меняют ежегодно, еще бы. Возможно, коэффициент увеличился, а может, и снизился.

— Значит, так… Техника несравненно продвинулась вперед, и благополучие, надо полагать, выросло, если позволили себе такую систему. Но ведь кто-то, получив карточку, возможно, и не станет работать, а будет продлевать ее и жить потихоньку.

— Пусть попытается, — проворчал водитель, — все наши действия фиксируются системой. Как, я не знаю, врать не буду. Такое ощущение, будто система наблюдает за каждым твоим шагом. С женой спишь, и тогда, кажется, на тебя смотрят… Так вот! Не выработав необходимого минимума — попробуй продлить карточку! Через неделю погибнешь с голода.

— А если воспользоваться чужой? Я к тому, что дармоеды всегда прибегали к каким-нибудь приемам…

— Какой чужой? У каждого человека свой биологический ритм. Вы подходите к «контролю», вставляете карточку, и система сопоставляет ваш ритм с шифром…

— Значит, грабители остались без работы? — пошутил Сезар.

— Ну да! — засмеялся водитель. — Еще бы! Находятся интеллектуалы, которые умеют приспосабливаться. У них какие-то приборы, они и биоритмы изменяют, и систему обманывают. Парни не промах.

— Зато, видать, нет очень богатых?

— Есть умные и дураки. Но кто виноват, что он бестолковый? Все возможности, чтобы оказаться дураком, имеются. — Водитель сплюнул через плечо в окошко. — Вот и получается. Никто не виноват. Каждый держит свой банк в голове. Вот.

— Ненадежное хранилище.

— Голову-то не своруешь, себе не привинтишь. — Водитель снова искоса посмотрел на Сезара, казалось, даже подозрительно. — Конечно, такой сейф не бронирован, но наши шефы носят его спокойно. Система бережет. И люди специальные охраняют. С низким коэффициентом, правда, приблизительно как у собак, но и преданы они как собаки, а карточки-то у них литерные дополнительные льготы.

— Полиция?

— Да.

— Четкая система, что и говорить.

— Еще бы. Все она знает, абсолютно все. И никаких тебе хлопот.

Такой диалог состоялся у них по пути домой. И на приеме у президента уже было неинтересно. Вероятно, впечатления переполнили настолько, что и чувства ослабли.

А домик оказался чудным: аккуратный и в тихом месте. Несколько жильцов, гулявших во дворике, не обратили на него особенного внимания, но, безусловно, узнали: видели по телевизору. И даже дети не прервали игру. «Так, вероятно, и надо, — подумал Сезар. — Ничего удивительного. Не цирк. Астронавтика. Где захочешь, там не остановишься». И еще подумал: «А почему это меня занимает? Вечность оно длиться не будет».

О меблировке квартиры тоже побеспокоились. Словно кто-то заранее выведал его вкусы. В принципе именно таким и мечтал видеть свое жилище. Неудивительно: коль определяют возможности интеллекта, вкус им определить тем более несложно. И Сезар поймал себя на том, что все глубже интересуется жизнью своих соотечественников, будто он пребывает не во сне, а в реальной жизни. С этой мыслью и лег отдохнуть перед приемом.

Утром началось безумство. Точно в восемь в дверь раздался звонок. Сезар по привычке мгновенно проснулся и сперва поразился окружавшему его пространству — привычка к корабельной тесноте въелась навсегда. «Какой-то кошмар», — проворчал про себя, но с дивана вскакивать не спешил: не тревога же. Странно, но сегодня ему ничего не снилось. Устал. Вообще-то было бы интересно: спит, и ему снится, что спит… Та же глупая бесконечность. А если все это произошло с ним действительно? Адам Сезар наяву попал в 2114 год? Нет, он бы и тогда не поверил, воспринимал бы как сон. Слишком неожиданный и резкий переход.

Звонок раздался еще раз: деликатно, неназойливо.

— Я сейчас, — крикнул Сезар и набросил халат.

— Извините, что рано побеспокоил вас, господин Сезар. — На пороге стоял смущенный юноша лет двадцати двух.

— Ничего страшного. Проходите, — Сезар указал рукой в глубь квартиры. Если пришли, то, очевидно, по делу. Я к вашим услугам.

— Меня прислали к вам из отдела координации.

— Очень приятно, садитесь, пожалуйста. Я сейчас приготовлю кофе. Завтракали?

— Спасибо. Да. Не беспокойтесь. Только стакан оранджа, если угодно…

— Прошу. — Сезар вынул бутылку из холодильника.

— Меня направили к вам из отдела координации, — повторил юноша. — Я обязан быть при вас первое время, пока освоитесь, показывать, объяснять… Вашим секретарем.

— Прекрасно. Благодарю. Тогда давайте знакомиться.

— Я — двести тридцать пять и четыре сотых… Ой, совсем забыл, извините. Петер Хант. Меня зовут Петер Хант.

— Разрешите, я вас буду звать просто Петер?

— Пожалуйста. — Парень смутился.

— Ну, вот и хорошо, Петер. По рюмочке коньяка за знакомство. — Не дожидаясь ответа, Сезар направился к бару. Удивительное веселье охватывало его: а что, если напиться коньяка во сне, если условно напиться, опьянеть можно или нет?

Петер растерялся.

— С утра пить вредно, — несмело запротестовал он.

— Да? — хохотнул Сезар. — А вы одну каплю. С оранджем. Разболтайте, и на здоровье не скажется.

— Разве что так. За знакомство.

— А на меня не обращайте внимания. Меня уже ничто не возьмет, — сказал Сезар и одним махом выпил рюмку. Славный напиток, если бы не во сне… И почему его с утра разволновал этот «сон»? Пусть себе течет, как в кино.

— Ну, уважаемый секретарь, введите меня в курс дел, — сказал Сезар, отламывая и бросая в рот маленькие кусочки сыра.

— Собственно, если вы согласны…

— Почему же. Говорят, я человек богатый, могу позволить себе иметь секретаря. Только не ясно, каким образом я буду вам платить.

— Здесь все в порядке. Система знает, что я работаю на вас, и будет платить по моему коэффициенту.

— Тогда никаких проблем. Я принимаю вас. Надеюсь, нагружены работой не будете.

— Буду работать столько, сколько вам нужно.

— Отлично. Но сначала вы мне объясните толком устройство системы.

— Система — это все, — серьезно сказал Петер.

— Исчерпывающе, — согласился Сезар.

— Нет, в самом деле, — смутился юноша, — она везде…

— Давайте условимся, — перебил Сезар, — я буду спрашивать — вы отвечать. Потому что если начнете рассказывать обо «всем», жизни не хватит. Итак, в общих чертах, система — это…

— …электронно-вычислительная машина, расположенная на всей площади. Собирает и анализирует данные о каждом. Нынешний наш разговор тоже фиксируется.

— Подслушивающие устройства?

— Нет, другое. Просто этот дом — один из блоков системы.

— Но зачем?

— Чтобы точно определять коэффициент интеллекта. Ни одна мысль не теряется напрасно, кто бы ее ни высказал — дворник или президент.

— А если кто-то не пожелает все время находиться на виду? Есть же и личные, интимные моменты?

— А кто захочет, чтобы его мысли терялись понапрасну? К тому же система блокирует интимное, личное, то, что представляет ценность только для индивидуума. Главное же — принцип: к системе подключены все. Вы можете по справочнику узнать шифр интересующего вас человека, потом, сообщив его, узнать о нем все, кроме интима. Можете проверить деятельность правительства, собственную работу, мою или кого угодно. Граждане в системе заинтересованы, она объективно оценивает каждого. А кому выгодно, чтобы оказалась неучтенной хотя бы единица интеллекта? И при этом каждый причастен к делам. Вот вам пример: господин Х придумал способ совершенствования определенного процесса в производстве носовых платков. Свою мысль он высказал в квартире, в машине, где угодно, даже в лесу, все равно. Сигнал попадет в систему, пройдет ее проверку и будет передан в соответствующую отрасль. Автоматы немедленно переоборудуют конвейер, и, пожалуйста, процесс производства носовых платков усовершенствован. А господину Х система автоматически подбросила определенную единицу интеллекта. Он теперь имеет возможность взять новую марку, автомобиля через три, а не через четыре года.

— А чьей собственностью является система?

— Ничьей. Национальной. Ее контролируют люди с высоким коэффициентом интеллекта.

— Одним словом, система как бог. Все в ней и она во всем.

— Удачное сравнение.

— Еще коньяка? Я тоже никогда им не увлекался. Ваше здоровье! Система зафиксирует, что я разрушаю свой мозг алкоголем?

— Уже зафиксировала. Но вам ничего не угрожает. Зеленая полоса на всю жизнь. Наконец, системе безразлично, кто сколько пьет. Упадет производительность — снизится коэффициент.

— А отделение, Совет координации — связывающие звенья между системой и населением?

— Вы поняли верно.

— Скажите, — выпив третью рюмку, поинтересовался Сезар, — а конфликтов не бывает? Ущемленного самолюбия? Комплексов неполноценности? Презрительного отношения к менее умным, то есть своеобразного интеллектуального расизма, как было в мое время с неграми в Америке?

— Сколько угодно. Всегда возникают какие-то противоречия. И самоубийства случаются. И блоки системы рушат. А чтобы электронику сломать, надо одновременно нажать всем на все блоки. Но этого никогда не будет. Да и зачем? Хорошо, если бы у каждого гражданина интеллект превышал тысячу. Ничего не поделаешь. Это дело далекого будущего.

— А как помогают тем, у кого коэффициент низкий?

— Негативная наследственность дает о себе знать, природу не переделаешь.

— Думаю, мы сильно увлеклись. Принцип я понял. Остальное, как говорится, в рабочем порядке. — Сезар наполнил рюмку.

— Вам беспокоиться нечего: вы обеспечены. Но сейчас больше пить я бы не советовал. — Петер встал. — Телезрители просят вас исполнить одну миссию. Собственно, поэтому я и пришел так рано.

— Рад послужить. В чем же она состоит? — Сезар откинулся в кресле.

— Просят показать вас в музее астронавтики, возле памятника, в вашем доме-музее.

— Мой памятник и музей?

— Ну да! Как всем погибшим или пропавшим без вести.

— О слава!..

— Да, хотя после вашего возвращения пришлось поднимать старые архивы, вы же в систему не были введены.

— Ладно. Я не в обиде. Хотя вчера ни о памятнике, ни о музее ничего не говорили.

— Никто не вспомнил, а система посчитала нерациональным.

— А сейчас?

— Сейчас — да. Появился интерес, значит…

— Тогда вперед!

Так начался сегодняшний день: Непонятно, что его погнало в собственный музей, к собственному памятнику. Да, пожелание соотечественников. Им захотелось увидеть, как тот, погибший, воскрес и смотрит на себя. А он действительно возвратился из небытия к тому, что произошло вскоре после смерти. Памятник был из неотшлифованного черного лабрадорита, в нем выдолблена ниша, а в ней голова Адама Сезара из белого мрамора. Разум, потерянный в пространстве. И чудо было: войти в коттедж, откуда вышел 17 февраля 1995 года. Он смотрел на фотографии и грустно улыбался. На одной из них Патрис бежала взморьем в лучах заходящего солнца. Патрис, которая состарилась без него и умерла. Просто не верилось, что Патрис нет. Но ведь это же сон?..

В машине он попросил Петера навести справки о судьбе Патрис. Парень минуту размышлял, потом начал нажимать клавиши на пульте. «Отпечатать или сообщить вслух?» — замерли на экране маленькие зеленые буквы. «Вслух, только вслух, — подумал Сезар, — я не служба информации, чтобы собирать досье. Только кратко, самое существенное. Пусть себе Патрис бежит взморьем. На фоне заходящего солнца. А мне — одни сведения о Патрис Лонг».

— Патрис Лонг. 1963. Грамон. Психолог. Ученой степени не имела. Первый муж — астронавт Адам Сезар. Пропал без вести в августе 1995 года. Второй раз вышла замуж в 2000 году. Муж, Франц Зигмунд, автогонщик, погиб в аварии в 2003 году. В 2007 году вышла замуж за служащего фирмы «Феникс» Куба Лонга, умер в пожилом возрасте в 2025 году. При переходе на интеллектуальную оплату труда не выдержала перегрузки. С 2047 по 2060 год находилась в психиатрической больнице, где и умерла. Похоронена за счет государства. Родных и близких нет.