Ну нет, чтоб всерьез воздействовать на умы – мой личный неповоротлив и

скуден донельзя; я продавец рифмованной шаурмы, работник семиотического

МакДональдса; сорока-воровка, что тащит себе в стишок любое

строфогеничное барахло, и вечно – «дружок, любезный мой пастушок, как

славно все было, как больно, что все прошло».

Не куплетист для свадеб и дней рождений, но и не тот, кто уже пересек

межу; как вера любая, ищу себе подтверждений, вот так – нахожу, но чаще

не нахожу. Конструктор колядок, заговоров, уловок – у снобов невольно

дергается ноздря; но каждому дню придумывать заголовок – появится

чувство, будто живешь не зря.

Я осточертежник в митенках – худ и зябок, с огромным таким планшетом

переносным. Я жалобщик при Судье, не берущем взяток, судебными

исполнителями тесним. Я тот, кто все время хнычет: «Со мной нельзя так»

- но ясно, что невозможно иначе с ним.

А что до амбиций – то эти меня сожрут. Они не дают мне жить – чтоб не

привыкала. Надо закончить скорбный сизифов труд, взять сто уроков

правильного вокала, приобрести себе шестиструнный бас. Жизнь всегда

поощряла таких строптивых: к старости я буду петь на корпоративах

мебельных фабрик и продуктовых баз.

Начинается тем, что нянькаешься с мерзавцами – и пишешь в тетрадку

что-то, и нос не суйте; кончается же надписанными эрзацами – и, в

общем-то, не меняет при этом сути. Мой мощный потенциал, в чем бы ни был

выражен, - беспомощен. Эта мысль меня доканала. (Хотя эту фразу мы, если

надо вырежем – святое, для федерального-то канала).

12 октября 2007 года.