Эта странная история началась с того, что однажды июньскою ночью 1983-го года из города Петропавловска-на-Камчатке выходила в район боевой подготовки советская атомная подводная лодка…
Я сказал: «выходила». А точное значение этой русской глагольной формы таково: «ещё не вышла, и ещё неизвестно, выйдет ли». Стало быть, пока она только-только выходит на скромной скорости в восемь узлов и неизвестно, выйдет ли вообще, время у меня ещё есть, и я могу отвлечься на кое-какие пояснения.
Для начала следует заметить, что все советские атомные подлодки, как, впрочем, и все остальные советские боевые корабли, были как-нибудь да окрещены в американских и английских военных справочниках. Для Запада это были то «Ревущая корова», то «Чарли-2», то «Чёрная королева», то ещё какая-нибудь легкомысленная ерунда.
Названия же советские всегда отличались серьёзностью, обстоятельностью и прямо-таки научною обоснованностью. Например «К-19» или «К-129». И лишь изредка эти названия сбивались с лада научного, с лада математического — на лад торжественный: «Ленинская гвардия» или «Костромской большевик». И уже в таком случае — никаких цифр.
Та атомная подводная лодка, о которой я здесь поведу речь, у англосаксов именовалась, как всегда, с подковыркой и ехидненько: «Спящая красавица»; наше же имя звучало гордо и торжественно: «ДЕРЖАВА». И — никаких подковырок, никаких цифр — только монументальность и незыблемость.
Так вот: выходила и выходила, стало быть, наша атомная подводная лодка в район боевых учений… А зря. Лучше бы она в тот раз не выходила вовсе. Ведь не в добрый час родилась она когда-то на свет божий…
* * *
А рождение это происходило за тысячи километров от Петропавловска, в самом центре европейской части России, на реке Волге, на сверхсекретной верфи в Нижнем Новгороде ровно за тринадцать лет до описываемого выхода в море.
В ту пору при спуске на воду «ДЕРЖАВЫ» стали, как водится, разбивать бутылку шампанского о корпус корабля, чтобы умилостивить морских богов, которые, как известно, незримо при всём при этом присутствуют, даже и здесь — на таком огромном удалении ото всех морей и океанов. Так вот, стали разбивать: бьют бутылку, бьют, а ей — ну хоть бы что. Не бьётся! Как будто она не из стекла сделана, а из какой-то брони. Бьют опять и опять, а она опять и опять не бьётся и не бьётся!..
Среди моряков уже тогда пошёл шёпот-ропот: не к добру это! Ох и не к добру!.. А тут ещё смущал и номер проекта, по которому эта подлодка была создана, — из суммы его цифр получалась чёртова дюжина. А на регистрационный номер просто смотреть было страшно для того, кто хоть немножко соображал в математике: чёртовы дюжины сыпались из него — ну просто как из рога изобилия; их в этом номере получалось ровно тридцать три штуки!..
Тридцать три раза по тринадцать — куда это годится!
И уже тогда у людей закралось подозрение, что эпизод с бутылкой — это не случайность. Олимпийские боги не желают пить за здравье рождающегося корабля. Или какая-то ещё более высшая сила не позволяет им сделать это. А тридцать три раза по тринадцать и эта дурацкая бутылка — это знаки. Оттуда. Сверху.
И решили тогда так: нерадивых богов надобно, наперекор их зловредной воле, приструнить и ЗАСТАВИТЬ выполнять свои прямые обязанности, что же касается биения бутылки по корпусу корабля, то нет таких крепостей, которые бы не взяли большевики, и эту бутылочно-стекольную операцию необходимо выполнять просто-напросто с ещё большим применением физической силы. Ну, то есть, бить — так уж бить, а то что это — бьют, как курица лапой, а потом сами же и удивляются!
— Ну кто так бьёт? Вы что — совсем дохлые? А ну-ка вдарьте посильней!
И, разозлившись, люди всё-таки разбили бутылку. Иными словами: формально вроде бы сотворили то, что и требовалось. Но теперь-то уже многим было ясно: благословения на долгую и счастливую жизнь для этого корабля от Высших Сил на самом деле не поступало. Была совершена грубая попытка навязать богам волю человека. А разве ж так можно обращаться со столь высокими космическими инстанциями? Они ведь могут и прогневаться на непочтительное отношение к себе!
Что они, как потом выяснилось, и сделали…
* * *
И пошло-поехало затем всё наперекосяк в жизни этого тридцать три раза проклятого атомохода: то один несчастный случай, то другой; то одна авария, то другая…
Однажды был пожар во время покраски питьевых цистерн: их красили химически вредным веществом, непригодным для пищевых нужд. Ядовитая краска была в упаковке с другою надписью, и моряки, доверившись лживой этикетке, начали свою работу. Потом только заподозрили неладное и порешили: смоем краску с помощью сильнодействующих химикатов.
Химикаты же те были огнеопасны.
А в цистернах скопились газы…
И когда матрос, нечаянно разбил переносную лампочку, то вызвал тем самым маленькую электрическую искорку.
А уж из той искры, как водится у нас, на Руси, и возгорелось пламя.
И произошёл взрыв.
Три человека были убиты наповал, один скончался позже, остальные получили ожоги и ранения.
А ведь это был лишь первый случай!
А затем пришёл черёд и второму: при погрузке ракет в тесное пространство между прочным корпусом и лёгким — насмерть задавило матроса преждевременно сходящимися створками лёгкого корпуса. Матрос не успел вовремя выскочить, его и задавило.
Случалось потом и всякое другое…
Но особенно нелепым эпизодом в жизни этой невезучей субмарины было затопление второго отсека из-за небрежности одного разгильдяя, не умеющего пользоваться мусоропроводом, который под водою работает по тому же принципу, что и торпедный аппарат: сжатым воздухом выбрасывает в море пакеты с мусором. Крышка была закрыта плохо, и в отсек стала поступать вода, а оборудование и аппаратура, осквернённые соприкосновением с морскою водой, по закону подлежат выбрасыванию на свалку; отсек пришлось полностью заменять, и это влетело государству в громадную сумму, ибо всё, чем напичкана атомная подводная лодка, — на вес золота.
В жизни нашей подводной лодки были целые месяцы, когда она из-за отсутствия пустяковых документов или железок бесплодно стояла в заводах, ожидая продолжения ремонта, а экипаж тем временем, выполняя несвойственные ему обязанности, разлагался от длительной заводской и осёдлой жизни. Военные же моряки должны в походы ходить или, если уж быть на берегу, то учиться чему-то путному, но уж никак не бесприютно топтаться между станками и подъёмными кранами! Ты им подай готовый корабль, а они пусть себе на нём и плавают! И не их дело заниматься в зависимости от высоты звания, то доставанием остродефицитных деталей, то погрузкой и разгрузкой, то подметанием железных стружек, то письменными уговорами каких-то бестолковых инстанций. На то существуют рабочие, техники и инженеры, а не матросы, мичманы и офицеры… Вот потому-то после каждого такого затяжного ремонта ведущие специалисты экипажа обнаруживали уже в морском походе полторы-две сотни недоделок, которые приходилось потом устранять подручными средствами на ходу и в спешке.
Были ремонты и техосмотры другого сорта: молниеносные, формальные, поверхностные и опять же — бестолковые и некачественные.
Такова предыстория.
* * *
Ну а сейчас подводной лодке «ДЕРЖАВА» предстояло, согласно плану боевой подготовки, отработать на учебных торпедных стрельбах на случай войны так называемую «дуэльную ситуацию».
Поясню: это — когда подлодка выходит один на один с подводным врагом и вступает с ним в бой. Кто кого потопит, в таком бою, ежели он — настоящий, а не учебный, тот и будет прав. Вот тот и молодец. Вот тот и достоин восхищения и любви благодарных потомков. Ну а ТОТ, КОГО ПОТОПЯТ, пусть себе и лежит на дне морском. И не будет ему ни памяти, ни славы, ни доброго слова. Потому как народы мира не любят побеждённых, а любят и уважают только сильных.
На эти самые торпедные стрельбы да плюс ещё на кое-какие уже не столь важные тренировочные дела отводился для нашей атомной подводной лодки, которая всё выходит и выходит в район боевых учений, но пока ещё не вышла, отводился, стало быть, короткий срок — чуть больше трёх суток. Так задумали люди.