Атомная же подводная лодка «ДЕРЖАВА» тем временем тихо лежала на мягком грунте под сорокапятиметровою толщею воды.
Восемь ракет, установленных под углом в тридцать два градуса, тоже мирно дремали вместе со своими ядерными боеголовками в своих контейнерах. Контейнеры же лежали в передней верхней части подлодки в пространстве между прочным корпусом и корпусом лёгким. И ни о чём они не беспокоились — ни ракеты, ни контейнеры, ни боеголовки. Были они в полной исправности, и им было глубоко наплевать — куда, когда и в кого стрелять. «Наше дело маленькое, — думали они. — Прикажут — пальнём. А не прикажут — так и не пальнём. Мы — не злые и не добрые. Мы — бездушные. Люди создали нас — вот им и заботиться о том, как нам проводить своё время: на складе, в порту, в походе, в полёте к цели или лёжа на дне океана. Что же касается товарища Гелиоса, который сейчас выкатил на небо в своей колеснице, то нам начхать даже и на него; пусть себе самозабвенно сияет, для нас никакой разницы не существует — что он есть, что его нету».
Там, на берегу, в базе атомных подводных лодок, стоят поблизости два здания.
Одно — учебный центр для ракетчиков.
Другое — служба радиационной безопасности.
Плакат на первом здании гласит:
ВСЕ РАКЕТЫ — В ЦЕЛЬ!
А плакат на втором сообщает:
НАША ЦЕЛЬ — КОММУНИЗМ!
И оба плаката — рядышком.
Куда уж бездушной технике разбираться, где там цель, а где не цель, если даже и сами люди не способны сделать это!
Потому не так давно и была там такая авария, при которой пришлось выстрелить ракетой в сторону Тихого океана. А на ракете была ядерная боеголовка. Люди только успели ей приказать на своём особом техническом языке: ты ж там смотри, не взрывайся, когда долетишь! Она и не взорвалась — выполнила приказ. Уже на другой день об этом выстреле знал весь Петропавловск, и люди были в ужасе, что атомный взрыв мог произойти совсем близко, пусть и не в самом городе, но ведь рядом же! А чего тут ужасаться? Нам прикажут — взорвёмся и в городе. В этом или в другом. А не прикажут — так и не взорвёмся. Тут и беспокоиться не о чем!
И одному из двух атомных реакторов на затонувшей подводной лодке — тоже не о чем было беспокоиться.
Хоть взрывай его, хоть топи на дне Марианской впадины — всё ему было до одного места.
По своим собственным каналам из самых высочайших инстанций он точно знал: взорваться ему — не судьба. Моряки-энергетики из четвёртого отсека успели заглушить его перед тем, как их захлестнула вода и они утонули в ней.
Прямое руководство этого атомного реактора — Высшие Сатанинские Силы — на ближайшее время выдало предписание о взрыве лишь его сухопутному собрату и единомышленнику, что жил сейчас на четвёртом энергоблоке в далёком Чернобыле. Да и тому реактору предстояло бабахнуть по Небесам ещё не скоро — где-то через три года. Впрочем, если бы Силы Тьмы изменили бы свои планы и велели бы сейчас взорваться реактору на борту подводной лодки «ДЕРЖАВА», то приказание было бы исполнено без колебаний и незамедлительно… Но — приказа такого из Тёмных Инстанций не было.
В своё время полномочный представитель этих самых сил на Земле — академик Македонов накрепко вбил советским коммунистическим владыкам мысль о том, что АТОМНЫЕ РЕАКТОРЫ НЕ ВЗРЫВАЮТСЯ НИКОГДА!
Хоть ты их на самой Красной площади поставь (это его истинные слова!) — всё равно никакого вреда не будет.
Оружейный плутоний для атомных бомб нам жизненно необходим и притом — в очень больших количествах, а потому и реакторов нужно построить как можно больше! А так как они абсолютно безопасны, то их и надо ставить как можно теснее к как можно большему числу как можно наиболее населённых городов. Чтоб рабочие ресурсы, чтоб всякие там коммуникации были рядышком. И чтоб река протекала — как можно ближе и как можно более полноводная. Чтоб это была Великая Русская Река. Или Великая Украинская. Или Великая Сибирская. Главное — чтоб великая. Чтоб очень великая. И тогда будет вдоволь чем охлаждать горячие реакторы. И тогда будет хорошая водяная дорога для тяжеловесных атомных грузов (прежде всего — тех же самых реакторов), для грузов, которые очень трудно доставлять по дорогам железным и шоссейным.
А тут ещё и академик Курчавый вмешался: разработал концепцию так называемого МИРНОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ АТОМА.
На деле это означало, что атомные реакторы, производящие оружейный плутоний, выделяют громадное количество тепловой энергии, которую можно было бы не выбрасывать на ветер, а использовать на благо людей — освещать и обогревать их этими энергетическими объедками с роскошного атомного стола.
Все первые атомные электростанции в Советском Союзе, включая и Чернобыльскую, были построены именно в качестве заводов по производству зарядов для смертоносного оружия, а вовсе не ради заботливого обслуживания бытовых нужд простых трудящихся. Крохи со стола — пожалуйста, но не больше того. Самое главное — атомные бомбы, сферы влияния, передел мира. И тут нужно было очень сильно спешить, потому что американцы на первых порах очень сильно превзошли Советский Союз, и их надо было догнать и перегнать.
И вот высокомерные, безгранично самовлюблённые, но и наивные как дети американцы, которые предрекали появление коммунистической атомной бомбы лишь через двадцать лет после Хиросимы, ужаснулись, узнав, как сильно они ошиблись в своих расчётах.
В кратчайшие сроки советский атомный конвейер заработал на полную мощь. И это было хорошо. Это означало, что притязания Америки на мировое господство поставлены под вопрос, что всеподавляющее распространение американской примитивной культуры не есть что-то раз и навсегда предрешённое.
Да, верно: коммунизм — это смерть всему живому и мыслящему на планете, но и беспредельно наглая и лицемерная Америка — зло ничуть не меньшее. И пока каждое из этих двух чудовищ знало, что на него есть управа, человечество и имело шанс выжить… В том числе имела шанс выжить и та драгоценнейшая и уникальнейшая часть человечества под названием «РУССКИЙ НАРОД», оказавшаяся на это время в коммунистическом плену.
Итак, равновесие было установлено. Но платой за него было с самого же начала грубейшее пренебрежение со стороны советских коммунистов правилами элементарной не то что бы безопасности, но — этики, но — порядочности. У американцев радиоактивную мерзость переносили с места на место СПЕЦИАЛЬНЫЕ РОБОТЫ, а у коммунистов это делали зэки-смертники; американцы ставили железобетонные колпаки над своими атомными электростанциями, а коммунисты решили, что можно обходиться и без них. Шутка ли — железобетонный колпак в три метра толщиною да диаметром в пятьдесят метров — да ведь это же вдвое увеличит стоимость атомной электростанции! А средств нету, а спешить надо…
Между тем, Генеральный Конструктор Земного шара допустил когда-то в своём проекте этой планеты массу погрешностей. Он совершенно не учёл, что обезьяны когда-нибудь слезут с деревьев и станут людьми, а люди вылезут из пещер и обзаведутся атомными дубинками, для которых нужны специальные отсеки, неподвластные взрывам, бурям, море- и землетрясениям, муравьям, пожарам, ураганам, человеческому безумию, наводнениям и разрушительному действию времени. Выяснилось, что планета наша оборудована так безобразно, что куда бы ты ни положил что-нибудь ядовитое или радиоактивное, оно непременно рано или поздно как через губку пройдёт сквозь почву, сквозь треснувшую стену, сквозь проржавевшее железо и сольётся и с мировым Океаном, и с Атмосферой, и с животными, и с молоком коровы или кормящей женщины, и с людьми…
А на Земле-то в двадцатом-то веке стали накапливаться сначала сотни, а потом уже и тысячи тонн радиоактивного металлолома и всякого радиоактивного мусора, и куда это девать — никто как не знал раньше, так не знает и по сей день. Ни жестокие к природе коммунисты, ни хитроумные американцы. Атомные реакторы лет через тридцать после их постройки должны быть неизбежно списаны и выброшены. Куда?
И сотни атомных подводных лодок — тоже.
Этим последним вовсе не обязательно утонуть, чтобы нанести непоправимый ущерб Природе; им просто нужно отслужить свой срок и быть выброшенными.
* * *
Ну и как же быть, если без атомных бомб и без атомных подводных лодок жить ну никак нельзя, а безобразное устройство Земного шара не способствует безопасному развитию соответствующих отраслей человеческой деятельности?
Ответ напрашивался сам собой: нужно срочно создать новый Земной шар, не такой, как этот, наш, а лучше.
И соответствующие специалисты его создали.
В своём воображении.
Дело оставалось за малым: доказать землянам, что этот фантом, этот мираж и есть самая настоящая действительность, а все разговоры о том, что человечество не готово к атомным делам по причине всеобщей дикости — бред сумасшедшего.
Земляне народ очень доверчивый и легко поддаются на увещевания грязных и грозных сил — будь то добрый дедушка Гитлер, или суровый и непреклонный Ленин. Поверили и гениальным академикам…
Отношения с атомом стали непринуждёнными, панибратскими, как между собутыльниками где-нибудь в подъезде: собрались, выпили, разошлись…
Безобразия были, конечно, и в Америке, начисто развеивающие миф об американской демократии, но сейчас речь не о ней, а о Коммунистической Империи.
Самолёты этой Империи влетали в гриб атомного взрыва, танки въезжали прямо в зону поражения, люди собирали руками образцы оплавленных пород; над тысячами русских солдат — свои же, а не враги, под руководством Великого Полководца и Спасителя Отечества взрывали атомные бомбы и смотрели потом, что с этими своими, — а не вражескими! — солдатами будет; мирное население не предупреждалось о том, что вон те облака и вон те огненные шары, которые видны на горизонте, — опасны для жизни; мирное население гробило здоровье и своё, и будущих поколений, а гениальные академики и различные государственные органы наблюдали за этим с холодным любопытством.
Тысячи тонн тайно выброшенного радиоактивного мусора с тех самых пор и валяются в сибирской тайге, в тундре, в горах Кавказа, Алтая и Урала; и никто точно не знает, где и сколько всего этого понакидано. Никаких указателей, никаких карт. И кто-то случайный и невинный проходит мимо сейчас и ни о чём не догадывается… Будущие поколения пусть создают отряды специальных геологов, специальных мусорщиков; медики пусть создают специальные разделы медицины по наследственным атомным болезням и уродствам. А пока — живём себе и живём в непроницаемом отсеке нашего времени! Презрение и ненависть потомков никогда не достигнут наших ушей и сердец.
Со временем — людей, кровно заинтересованных в развитии так называемого мирного атома, становилось всё больше и больше. Государство выделяло на такое развитие громадные суммы, приводились в движение гигантские потоки стройматериалов, оборудования, аппаратуры. И какие-то частицы от этого налипали на чьи-то жадные пальцы. И кто-то очень сильно богател на этом. И кому-то было очень нужно доказать, что требуется не одна атомная электростанция, а две или десять; что в том месте, о котором исследователи прежде отзывались, как о непригодном для строительства атомного объекта, строить такой объект всё-таки можно. А рассуждение было такое: если не построить здесь и сейчас, то деньги не прилипнут к пальцам, а если построить — то прилипнут. А если построить очень быстро с нарушением таких-то и таких-то правил безопасности, то и деньги прилипать будут ещё быстрее. Всё очень просто. И никаких высших философских категорий. Жажда хапануть и урвать — и не больше того.
В стране формировалась настоящая атомная мафия, способная ради личного обогащения на всё, что угодно: на обман общественного мнения, на подкуп, на вымогательство, на угрозы, на шантаж — на любое злодеяние. Единственная ценность для атомных бандюг — личное обогащение на этот момент. А люди — мусор, под ногами, который отпихнул и — пошёл дальше. И потомки — тоже мусор. И в том числе — их собственные дети и внуки, даже и они — мусор!
И ведь что особенно странно: вся эта банда убийц, фанатиков и головорезов выглядела очень респектабельно — все при костюмчиках и при шляпах, при наградах и при величественной осанке, у всех — озабоченный вид и умные разговоры о Служении Человечеству, о Новых Горизонтах Науки и о прочей белиберде…
Я ничуть не выгораживаю Америку. В Америке было во многом то же самое, но пусть об этом честно расскажут сами американцы. Если смогут. Не всё же им быть судьями и палачами других народов, когда-то нужно и о собственной совести и о собственном покаянии подумать.
* * *
Ну а советский Тихоокеанский Флот, о котором сейчас и идёт речь, в числе прочих своих «атомных подвигов», среди которых уже был едва не состоявшийся атомный взрыв на затонувшей как-то раз возле Большого Камня подлодке, додумался тяжёлую воду из-под субмаринных атомных реакторов хоронить в недрах Тихого океана. В железных бочках вывозили её куда подальше от берега. И там её, родимую, и положено было топить, чтоб ушла на дно и — с глаз долой!
Но моряки из петропавловской базы атомных подводных лодок с изумлением обнаруживали, что тяжёлая вода вовсе не настолько уж и тяжела, как ей предписывалось быть актами о списании. Самым легкомысленным образом она была легка — из-за воздушного пузыря, который был в каждой такой бочке. И тонуть в океане эта вода не желала. Привязывать же специальный балласт к бочкам, которые всё равно же когда-нибудь проржавеют насквозь, людям не хотелось — только время зря терять! И люди расстреливали из автоматов плавающие по волнам бочки с тяжёлою водою до тех пор, пока бочки эти не превращались в решето и не тонули. Затем записывали то, что положено, туда, куда положено. И жили себе дальше в своё удовольствие под девизом: «Гуляй, Вася!»
* * *
О чём думали сейчас другие узлы и детали подводной лодки передать очень не просто. Многие из них были совсем не такими равнодушными к судьбам человечества, как все эти атомные и ракетные штучки. Многие из них с самого своего появления на свет очень жалели о том глупом применении, которое им нашли люди. Многие из этих узлов и деталей были сделаны на высочайшем уровне техники и хранили в себе заряд человеческого разума несравненно более сильный, чем презренные боеголовки на ядерных ракетах и торпедах.
О чём думали члены экипажа подводной лодки в двух носовых и в двух кормовых отсеках, — об этом речь ещё впереди. А вот о чём думали люди в четвёртом, затопленном отсеке? Живые люди, запершиеся в помещении водонепроницаемого поста «Микроклимат»?..
Запасы воздуха у этих четырёх человек были большие. И продержаться на этом воздухе они могли ещё целую неделю. И люди знали об этом. И надеялись, что уж за неделю-то их спасут. Вот об этом-то они и думали. Сообщить во внешний мир о своём положении и о самом факте своего существования они не имели никакой возможности. Но думать, мечтать, мысленно взывать к кому-то или к чему-то — могли сколько угодно. Старались молчать и сидеть неподвижно — нужно было беречь силы и кислород, который неизбежно расходуется при каждом движении, при каждом слове, произнесённом вслух.