От автора

Решение написать эту книгу пришло не сразу. Слишком сильны были сомнения, что она пойдет на пользу тем, кому она предназначена, и не окажется ли пособием для потенциальных преступников, тех, кто еще не решился, но способен начать облапошивать людей в поисках легкой наживы. И все же здравый смысл говорит, что такие опасения напрасны. Законопослушный гражданин, воспитанный в убеждении, что красть нельзя, обижать ближнего грешно, не пойдет обманывать и мошенничать. Специалисты: психологи, психиатры, экстрасенсы — утверждают, что даже внушение не отключает сознание традиционно порядочного и честного человека настолько, что он оказывается способным совершить криминальные действия против других людей.

Жизненный опыт показывает, что абсолютное большинство людей в нашем обществе — честные и добропорядочные граждане. Преступников среди нас менее двух процентов. Но каждое преступление, как волны от брошенного камня, задевает интересы многих людей, если не материально, то психологически. А ведь почти каждый правонарушитель совершает не одно, а множество преступных действий, но раскрывается только малая их часть. Поэтому создается ошибочное впечатление, что воров и мошенников большинство, что их огромное количество. На самом деле, наоборот, огромно число пострадавших. Например, на счету у каждого карманника десятки, а возможно, и сотни украденных сумочек и кошельков. Вспомните сами, наверняка либо у вас, либо у ваших знакомых хотя бы раз украли деньги из сумки.

Преступность идет в ногу со временем. Меняется общество, меняется и характер преступлений. Раньше воровали тысячи, сейчас — миллионы, раньше из квартир похищали ковры и хрусталь, теперь — электронную технику, валюту и… продукты. Не было таких преступлений, как похищение людей, а в наше время заложники и рэкет — весьма распространенное явление.

Почему эту книгу можно считать пособием для потенциальных потерпевших? Дело в том, что жертвы мошенника хотя и незнакомые ему люди, но явно не случайные. Мошенники — профессионалы. Они не только расторопны, умелы и ловки, но еще и наблюдательны, хорошо знают конъюнктуру интересов людей и умеют вызывать доверие к себе. Они в определенной степени артистичны, так как разыгрывают настоящие миниспектакли, они некоторым образом и психологи, поскольку точно определяют типы людей, их состояние в данный конкретный момент и почти мгновенно улавливают вашу готовность, разумеется невольную, стать их клиентом. Но все эти необходимые мошеннику качества не отменяют главного свойства его натуры — он остается подонком, которому безразлично, кто перед ним: богатый делец, позарившийся на мифическую прибыль, или задерганный пассажир, двое суток томящийся в аэропорту без билета; преуспевающая дама, которая ищет уникальный гарнитур, или студенты-молодожены, уставшие от бесконечных поисков дешевой комнаты.

Это предостережение для всех. Помните, что на каждый спрос найдется предложение. Дефицит времени и средств у Вас — это поле деятельности для них. Знайте, что как только с вами говорят пониженным голосом, чтобы не слышали другие, как только вас отводят в сторону, подальше от свидетелей, — процесс облапошивания, скорее всего, начался. Для обычного человека такая встреча может быть первой, а для мошенника — десятой или сотой. Он имеет в этом опыт и тренировку, работает на кураже и вдохновенно, Вы же зашорены своей узкой проблемой и, как доверчивая рыбка, сами идете за приманкой на безжалостный крючок.

Можно, конечно, предположить, что кто-то использует приведенные в книге примеры, как пособие для жулья. Но это маловероятно. Во-первых, преступники книг, как правило, не читают. Им некогда: охота за чужими деньгами требует времени, а когда оно свободно, то есть после удачи, проводят его не за чтением детективов. Во-вторых, то, что здесь написано, мошенник давно знает. Он самосовершенствуется эмпирическим путем, а не через теоретические изыскания. В-третьих, как уже говорилось, нас, потенциальных жертв, по крайней мере на порядок больше, чем их, пользующихся нашими объективными и субъективными трудностями. Если те, кто узнал, как это бывает, расскажут другим возможным пострадавшим, аудитория будет очень широкой.

Давайте учиться на чужих ошибках, это намного дешевле и проще, чем совершать собственные, и в нравственном и в материальном смысле.

Все приведенные здесь случаи, — это подлинные криминальные истории, конкретные уголовные дела, рассмотренные судом. Преступники наказаны. Все фамилии осужденных и потерпевших изменены, так как не исключено, что виновные могут окончательно оставить преступную деятельность, а наносить еще раз травму потерпевшим, называя их имена, было бы негуманно. Жизнь и так преподнесла им жестокий урок.

 

На ловца и зверь бежит

Вечерело, но июльская жара не спадала. Раскаленные за день дома и пылающее светило заливали жарким маревом каменное русло проспекта им. 25 Октября. Лучи еще высокого солнца слепили глаза и жгли затылки. Был обычный день середины лета 1930 года. Многоголовая толпа изнемогающих от липкой духоты людей заполняла центральный проспект города. В полдень прилетевшая невесть откуда тучка робко обрызгала брусчатую мостовую, но от минутной свежести не осталось и следа. Дворники в белых фартуках поливали проезжую часть, и прохожие, переступая через извивающиеся шланги, жадно ловили разогретыми лицами водяную пыль, но через минуту-другую снова накатывала жара. Около лотков с мороженым, у радужных стеклянных трубок, наполненных многоцветными сиропами и газировкой, кучковались распаренные тела горожан.

В мешанине пестрой толпы перемещались отработавшие пятидневку граждане и командированные, приезжие провинциалы и деловые люди, бездельники и щипачи. В летнем мареве мимо витрин «Паризианы» и «Палаца» плыли белые фуражки, кепки и тюбетейки, вышагивали парусиновые и семенили прюнелевые туфли. Грохот трамваев, крики извозчиков, цокот лошадиных копыт и глухой шелест колясок на резиновом ходу сливались в хоре с кваканьем клаксонов редких мерседесов и роллс-ройсов.

Одуревший от горячего воздуха и теплого пива механик парохода «Рассвет», Иван Бородулин, стоял, прислонившись к огромному окну шикарной парикмахерской под Думой. Лениво подняв к глазам руку, он посмотрел на циферблат: стрелки на «Лонжине» увязли на шести часах. Слишком рано, чтобы идти на танцы или в кафе. Он безразлично смотрел на женщин, входивших в цирюльню, и, убивая время, разглядывал их через стекло. В искусных руках виртуозов-парикмахеров женщины преображались прямо на глазах, и как бабочки из куколок, выпархивали из дверей навстречу ожидавшим их мужчинам, обдавая Ивана ароматом «Леригана». Хорошенькая миниатюрная блондиночка лет двадцати пяти вышла из парикмахерской, как на сцену, легким движением поправила новенькую прическу, на секунду задержала взгляд на фигуре взбодрившегося механика и растворилась в густой толпе.

Здесь ничего не отколется, подумал Бородулин разочарованно, у всех девушек вечер распланирован, иначе зачем бы им так прихорашиваться. Эта, абсолютно мужская, логика натолкнула его на мысль искать знакомства в другом месте. Иван хотел уже было стронуться и направиться в «Метрополь», как вдруг услышал слева низкий голос:

— Мужчина, не найдется закурить?

Довольно густой баритон принадлежал высокой плотной женщине лет тридцати. Крупные фестоны коротких каштановых волос обрамляли чистое крутое лицо. Чуть раскосые таза лукаво смотрели на механика, коричневая «мушка» на правой щеке придавала лицу особую пикантность. Несколько неловко, как с чужого плеча, сидело на крупной фигуре длинное, по щиколотки, крепдешиновое платье.

Пауза затянулась, пока Иван с любопытством рассматривал странную незнакомку, но она его не торопила, поощряя взглядом явный к ней интерес. Спохватившись, он достал желтую коробку папирос «Сохо» с изображенной на ней экзотической женской головкой. Женщина перекинула длинную сумочку из одной руки в другую, изящным движением взяла папиросу и прикурила:

— Благодарю, вы очень любезны, — улыбнулась она. Низкий голос, который в первый момент вызвал у Ивана недоумение, гармонировал с ее внешностью и крупной фигурой.

— Приятно познакомиться, — осклабился Бородулин, невольно бросив взгляд на ее пышный бюст.

— Вы моряк?

— Да, торговый флот. А как вас зовут?

— Как интересно, — восторженно ахнула женщина, — сколько стран повидали!.. Шура, — она протянула руку. Крепкая ладонь сжала кисть моряка.

— Иван. Побывал кое-где, могу рассказать. Только где?.. На улице очень жарко. Может, в кафе? — но видя нерешительность Шуры, предложил, — а может быть, все-таки в Сад Нардома?

— А мне все равно, вечер свободный… Лучше бы где-нибудь посидеть… Здесь недалеко живет подруга, можно у нее.

— Идет! Зайдем в Елисеевский, возьмем вина.

Шура засмеялась, подхватила Бородулина под руку, и парочка влилась в живой поток вечерней толпы.

Из магазина повернули на Садовую, вошли во двор второго от угла дома. Шура остановилась, показывая на обшарпанную дверь парадной: «Пришли».

Перекошенная дверь открылась со скрежетом, оставив на земле широкую борозду. В парадной было сумрачно. Запыленное, не мытое несколько лет окно, с трудом пропускало дневной свет. Из открытого подвала в ноздри ударило душной многолетней сыростью. В темноте Иван споткнулся о выщербленную невысокую ступеньку и едва не выронил бутылку:

— А, черт! Чуть не разбил! На какой этаж?

— На второй. Подожди, Ваня, отвернись, я поправлю чулок.

Иван отвернулся к тусклому окну, прислушиваясь к шороху платья. Щелкнул замочек дамской сумочки. Через секунду от страшного удара по затылку механик упал сначала на колени, а затем всем телом грохнулся на каменную площадку…

…Очнулся Иван от холода в правом боку, на котором лежал. В голове звенело…. Проведя рукой по лицу, он размазал тонкую струйку крови, стекавшую с затылка. Бородулин сел и сразу же отвалился спиной к стене. Перед глазами, как от брошенного в воду камня, пошли цветные круги, и его вырвало.

Бутылки вина не было, не было и осколков. Наверное, упав, он так и не выпустил ее из руки. Иван схватил себя за запястье: часы исчезли. Вывернутый наружу карман форменки был пуст: ни денег, ни документов.

Сколько прошло времени, Иван совершенно не представлял. Окно светилось таким же тусклым светом. Шатаясь, он вышел на Садовую, сел на врытую в землю тумбу у дворовых ворот и обхватил обеими руками голову. Тут же откуда-то подскочила дворник, толстая женщина и на всю улицу закричала:

— Что расселся?! Набрался до чертиков, так иди домой. Нашел место, пьяница несчастный!

Никак не реагируя, Бородулин сидел в той же позе. Подойдя поближе, дворничиха увидела кровь и, поняв, что ошиблась, пронзительно засвистела в милицейский свисток. Прибежавший милиционер остановил грузовой «Форд», Ивана посадили в кабину и доставили в ближайшее отделение.

В Управление милиции на Дворцовой поступило необычное сообщение о разбойном нападении женщины на мужчину. Она нанесла потерпевшему удар по голове тяжелым твердым предметом и ограбила его. Бородулин подробно описал внешность Шуры, ее приметы были достаточно конкретные и броские, однако розыск ничего не дал. Естественно, никакой подруги в доме на Садовой, где было совершено нападение, не оказалось. Последующая неделя поисков преступницы в районе проспекта им. 25 Октября оказалась безрезультатной.

В большой пивной на углу Среднего проспекта и 17 линии Васильевского острова собиралась самая разношерстная публика. За потертыми, исцарапанными мраморными столиками, лихо спуская свою получку, компанией пили пиво шоферы в дерматиновых куртках. Тут же утоляли жажду конторские служащие в полотняных пиджаках и брюках, поставив между ног пузатые портфели и папки. В дальнем углу кучковались кокаинисты и блатные. Между посетителями шмыгали пацаны, подбиравшие окурки папирос. Столики, мокрые от пива, были усеяны очистками воблы, раков и огрызками сухарей. Плотная завеса сизого табачного дыма скрывала мелкие подробности этого злачного места.

Недалеко от входа, за столиком в углу, расположилась колоритная троица: беззубый нечистый старик, моложавый, высокий как жердь мужчина и жгучая брюнетка с накрашенными губами в ярком красном платье. Тяжелые стеклянные бусы на невысоком бюсте позвякивали каждый раз, когда она заливисто хохотала вместе с приятелем, который, слегка изогнувшись, рассказывал ей на ухо смачные анекдоты. Впрочем, с ним она познакомилась только что, за столиком в пивнушке. Она шла по Среднему проспекту, а он, притянутый ее яркой, как флаг, фигурой, пристроился сзади, на ходу обшаривая взалкавшими глазами влекущие подробности. Инженер Юрий Сальков, сорокалетний мужчина с усиками, работавший в промкооперации «Рот Фронт», возвращался домой после получки, когда заметил соблазнительную брюнетку, которая шла впереди него по каменным квадратам тротуара. С сумочкой на локте, раскачивавшейся в такт широким шагам, в прюнелевых туфлях, завершавших соблазнительные икры в шелковых чулках, она потянула его за собой, как на привязи. А когда женщина, оглянувшись через плечо, лукаво ему улыбнулась, у Салькова, отца двоих детей, сухаря и педанта, от волнения на лбу выступила испарина. Так, пристроившись в кильватер за этим дивным, красным пароходом, он заплыл в сизую от дыма, переполненную пивную гавань.

Брюнетка, не реагируя на возгласы восхищения, призывные крики и жесты, подошла к единственному свободному столику, позвала официанта, молодого парня в замызганном, когда-то белом фартуке, ткнула пальцем в столик и сказала:

— Мальчик, быстро навести порядок. Кружку пива и пару раков.

— Я плачу, три кружки, десяток раков, — вопросительно взглянул Сальков на женщину, та одобряюще кивнула, и вдохновенно добавил, — покрупней!

Официант крутанул полотенцем по мраморному кругу стола:

— Сей момент!

Через минуту перед ними стояли золотистое пиво с белоснежной шапкой пены и тарелка с горкой великолепных алых раков, под цвет ее платья. Юрий достал бумажник, рассчитался с официантом и радушным жестом указал:

— Угощайтесь! Позвольте представиться: Юрий, инженер. А вас?

— Тамара, работаю в артели «Коммунар», портнихой.

— Свободно местечко? — раздался сиплый, шепелявый старческий голос, и тут же новая кружка пива, стукнув, выплеснула на столик лужицу пены, — я, ребятки недолго, не помешаю.

Щербатый, с сырыми губами, с остатками нечесаных и немытых волос старик, хитровато взглянув на соседей, долил пиво водкой из маленькой бутылочки, которую извлек из кармана замызганных штанов. Затем уверенно потянулся к раку из чужой тарелки, ловко его разделал и прилип к кружке, иногда отпадая от нее, чтобы пососать рачьи клешни.

Юрий и Тамара, не обращая на него внимания, с удовольствием пили пиво, обмениваясь красноречивыми взглядами.

Сальков осмелел и, чтобы развлечь даму, стал рассказывать анекдоты и истории с перчиком, а Тамара разливисто смеялась и легонько стукала его по плечу, когда рассказы становились явно неприличными. От этого Юрий шалел больше, чем от превосходного неразбавленного пива.

Старик куда-то пропал, они и не заметили когда, но к их столику тянулись чьи-то руки с кружками, то и дело из-за плеча Салькова заглядывала на Тамару какая-то смурная физиономия с налипшей на подбородке шелухой от семечек, кто-то на ходу ткнул в тарелку окурок.

— Юрик, пойдем отсюда, — Тамара брезгливо повела плечом в сторону остальной публики.

— Да, Томочка, конечно, — встрепенулся Сальков.

Они вышли из затхлого, прокуренного зала. В дивном настроении от выпитого пива, взаимной симпатии и прекрасной погоды парочка побрела по Среднему проспекту, миновала 19 и 21 линию, конечную остановку трамваев и повернула налево в тенистый парк. Обогнув большой пруд, окаймленный ровными рядами тополей, они сели на скрытую за кустами шиповника скамейку.

Тамара достала из сумочки помаду, провела ею по губам, поглядев в маленькое круглое зеркальце, недовольно поморщилась и уголком платочка стала подправлять волнистую линию рта. В этот момент зеркальце выскользнуло из рук и упало. Сальков быстро наклонился, чтобы его поднять, и тут, от сокрушительного удара в затылок, руки его подломились, он лицом ткнулся в землю…

— Дяденька, что с вами? Кто это вас?

Юрий пришел в себя от чьих-то робких прикосновений. Он услышал испуганные детские голоса и, с трудом открыв глаза, увидел двух белобрысых пацанов с удочками в руках. Затылок раскалывался от боли. Они подхватили его под руки и помогли сесть на скамейку.

— А… где… Тамара… — сухой язык, казалось, едва помещаясь во рту, ворочался с трудом.

Светлый костюм инженера был перепачкан кровью и землей. Напуганные мальчишки прошептали, чуть не плача:

— Здесь никого нет…

Сальков закрыл глаза и услышал быстрый топот удирающих ребячьих ног.

В дежурную комнату Свердловского районного отделения милиции Сальков добрался самостоятельно. Превозмогая головокружение и сильную слабость, он написал заявление о пропаже часов «Звезда» и бумажника с остатками зарплаты…

Работники милиции несколько дней проверяли пивную на Среднем, но брюнетка там не появлялась. Постоянные обитатели заведения хорошо ее запомнили, но говорили, что видели эту женщину впервые. Материалы о нападении на Салькова потребовало Городское Управление милиции. В огромном сводчатом кабинете начальника Отдела уголовного розыска было неспокойно: за одну неделю в городе совершены два похожих разбойных нападения женщинами. Описания потерпевших говорили о том, что это разные преступницы. Ивана Бородулина ограбила высокая, плотная шатенка, Юрия Салькова — среднего роста, средней комплекции брюнетка. Конечно, можно перекрасить волосы, нарисовать на щеке «мушку», но изменить рост, полноту, размер груди… И все-таки, способ нападения не исключал того, что если это и не одна и та же преступница, то, возможно, одна шайка, действующая дерзко и чрезвычайно опасно. По городу уже поползли мрачные слухи о женщине-убийце, дивной красавице-маньячке, которая соблазняет добропорядочных мужчин, а потом хладнокровно их убивает.

Во всех отделениях милиции кипела работа по выявлению женщин, ведущих разгульный образ жизни. Были многократно проверены барыги и спекулянтки, содержательницы притонов и наркоманки, освободившиеся из заключения и впервые поставленные на учет. По приметам были проверены картотеки, изучены архивные судебные дела, материалы нераскрытых ограблений, имевших какое-то сходство с расследуемыми преступлениями.

Все безрезультатно: Шуру-Тамару не обнаружили, на памяти ветеранов сыска таких преступлений не было. Да, женщины — участницы многих краж, убийств, в группе с мужчинами, но чтобы вот так, в одиночку…

Прошла еще неделя. Под наблюдением находились все злачные места, а также сады отдыха, вокзалы, барахолка, скупочные магазины. Были раскрыты десятки краж и мошенничеств, арестованы скупщики и сбытчики краденого. В преступном мире это вызвало панику — угрозыск Ленинграда решительно взялся за наведение порядка в городе, очищая его от шпаны и блатных.

…На Андреевском рынке была обычная круговерть: волнующаяся, галдящая толпа обтекала лотки с пирамидами янтарных яблок и бархатистых, величиной с детскую головку, груш, с килограммовыми виноградными гроздьями в восковом налете и тяжелыми полосатыми ядрами блестящих арбузов. Выложенные в ряды тугие, сочные помидоры и пупырчатые, крепкие огурчики чередовались с рубиновой смородой и ароматной малиной. В мясных рядах лихо орудовали топорами крепкие парни, разделывая говяжьи и бараньи туши. Рыбное изобилие было бы неполным, если бы тут же не стоял открытый бочонок с красной икрой. По соседству пирамидкой были выложены слегка запылившиеся крабы.

Особенно шумно было в углу, где шла бойкая торговля семечками: жареные и сырые, крупные и мелкие — все нарасхват. Граненые стаканчики мелькали в руках торговцев, продающих этот популярный товар. Небольшая очередь выстроилась к веселому голубоглазому парню с соломенными волосами. Он молча улыбался, на вопросы отвечал односложно, работал с упоением.

Мешок с семечками оседал на глазах. Парень ни с кем не спорил, не противился, если какая-нибудь лихая горожанка для пробы на зубок прихватывала добрую пригоршню хрустких, с дымком, зернышек. Стаканом черпал с глубины, да рукой добавлял сверху. Отбоя от покупателей не было, рубли и полтинники не вмещались в два кармана передника. Очередь все время двигалась и вдруг застопорилась.

Широко раскрыв глаза и глядя в упор на парня, перед прилавком стояла жгучая брюнетка. Изумление от неожиданной встречи сменилось бурной радостью:

— Вася, ты?! Да куда же ты пропал?

Парень густо покраснел, бросил быстрый взгляд на любопытные лица терпеливо стоявших в очереди женщин, смущенно тронул нос закопченным пальцем и быстро сказал:

— Шурочка, я это, я. Подожди там, в сторонке. Сейчас отоварю людей и подойду.

За суетой деревенских хлопот, скоротечных рыночных воскресений парень забыл о том, месячной давности, приключении, напоминание о котором вогнало его сейчас в краску.

Месяц назад она окликнула его на набережной Невы. Вася спешил на автобус, но молодая, статная женщина так просительно и в то же время обещающе смотрела на него, что Вася мгновенно забыл о делах. Она сказала, что боится парня, который ее преследует и, наверное, ждет около квартиры. Не проводит ли ее Вася до дому, тут недалеко?.. Не колеблясь ни секунды, Вася согласился. Такая шикарная женщина, не то что надоевшие деревенские бабы, пахнувшие коровой и турнепсом, будет что вспомнить. Да еще просит защитить ее от какого-то парня! Он сразу так загордился собой, что уже был готов выполнить любую ее просьбу.

Действительно, квартира оказалась недалеко, на какой-то из линий Васильевского острова. Никто Шуру не поджидал, и она с облегчением вздохнула:

— Слава богу, никого. Заходи, Вася, в гости.

Комната в густонаселенной коммуналке была расположена рядом со входной дверью. Из кухни в конце бесконечного коридора доносились чьи-то голоса и звяканье посуды. Никем не замеченные, они зашли в Шурину комнату, небольшую, с итальянским окном. Скромное жилище: стол, три стула, шкаф, этажерка, металлическая кровать, украшенная блестящими шарами и шариками. Постель была аккуратно убрана, стол накрыт скатертью, но во всем остальном особого порядка не было: порванная салфетка на этажерке, торчащая из шкафа мятая кофта, разбросанная одежда, сваленная в кучу обувь в углу и небрежно висевшие на спинке стула брюки. Шура бросила брюки в угол и сказала, как бы между прочим:

— Брата. Приезжает редко, а вот вещи свои оставил, — она кивнула на беспорядочно сваленную в углу женскую и мужскую обувь.

Шура ловко сервировала стол: пара стопок, блюдца, вилки, сыр и колбаса, консервы, все было аккуратно разложено за несколько минут. И со словами: «Для храброго мужчины,» — водрузила в центр стола литровый графин самогона. Ее влажные блестящие глаза гипнотизировали Васю. Он, как завороженный, следил за ее руками, то и дело соскальзывая глазами на крепкую широкую спину, длинные ноги, соблазнительную грудь.

Шура это замечала и, хлопоча, словно невзначай, задевала его рукой, плечом или бедром, так что простодушный парень совсем сомлел, и его руки невольно потянулись к ней, но Шура, кокетливо улыбнувшись, увернулась и тихо сказала:

— Не спеши, давай закусим.

Графин опустел быстро. Вася и не заметил, что Шура наливала себе и меньше и реже, да и стопку она выпивала за три, четыре приема. Парень уже захмелел, но Шура с готовностью поставила другой графинчик.

Когда Вася уже с трудом держал голову, Шура раздела его и уложила в кровать. Потом женщина в ночной рубашке хищно нырнула к нему под одеяло, и это было последнее, что он запомнил.

Утром Шура вывела Васю из квартиры. Они почему-то долго кружили по каким-то закоулкам, пока не вышли наконец на набережную к автобусной остановке. Приехав домой, парень не досчитался трехсот рублей, но где и когда потерял деньги, определить не мог. Он сразу же отогнал от себя мысль, что деньги могла взять Шура. Слишком радушно она его принимала, поэтому в искренности ее намерений не было никаких сомнений. Потом, через неделю, Вася попытался найти ее, но так и не смог вспомнить ни где находится дом, ни квартиру…

Шура сидела на ящике и лузгала семечки, когда, вытирая на ходу руки полотенцем, к ней подошел Вася. Жадным взглядом охватив ее фигуру, он спросил:

— Я готов, что будем делать?

— Хочешь, пойдем ко мне, — предложила Шура.

Если у Васи и были какие-то смутные подозрения по поводу Шуры из-за пропажи денег, то теперь от них не осталось и следа: будь она к этому причастна, не решилась бы встретиться с ним снова, тем более пригласить его к себе.

Дома у Шуры почти ничего не изменилось, разве что были убраны мужские вещи и появились новые предметы: часы, патефон, фарфоровая статуэтка.

Как и в прошлый раз, обильный ужин был разбавлен неограниченным количеством спиртного. Вася очень старался себя контролировать, но Шура ловко, играючи, накачала его самогоном.

Ночь прошла в хмельном угаре, а утром Шура вновь проводила едва соображавшего парня на автобус. Но на этот раз он, мыча и мотая головой, отказался сесть в него, а шатаясь и опираясь рукой на парапет, поплелся по набережной, дополз до спуска к Неве и повалился на ступеньку у самой воды. Утренняя прохлада освежала, и уже через полчаса Васе полегчало, перестало бить молотом в затылок, прошло головокружение. С усилием сохраняя равновесие, он зачерпнул ладонью чистой невской воды, протер лицо, сполоснул рот. Доставая платок, Вася обнаружил, что булавка, которой был заколот карман куртки с деньгами, расстегнулась. С тревожным предчувствием он достал деньги и ахнул: не хватало почти половины выручки от продажи семечек.

Теперь он знал, что пропажа денег — дело рук Шуры, несомненно, что она обворовала его и в первый раз. Какой же я дурак, ругал себя Вася, вот почему эта девка такая гостеприимная и ласковая. У-у, воровка! Думала, что я ничего не соображаю!

Сегодня он запомнил и двор, и дом, и квартиру.

В отделении милиции Вася долго объяснял дежурному милиционеру причину своего визита и едва не был задержан за свое непотребное состояние, пока, наконец, его не поняли — совершена элементарная кража, а он — пострадавший и знает, где находится преступница с похищенными деньгами.

Двери в квартиру и в комнату были не заперты. Увидев Васю, Шура сладко потянулась в постели:

— Васенька, миленький, какой ты молодец, что вернулся… — и тут же осеклась, когда из-за спины парня вышел милиционер. Шура села, рывком подтянула одеяло под подбородок и возмущенно спросила:

— Что это такое, почему милиция?

— Одевайтесь, — спокойно сказал милиционер и поморщился. В комнате пахло сивухой и перегаром.

— Отвернитесь, мужчины, — раздраженно приказала Шура.

Нехотя повинуясь, Вася и милиционер повернулись к стене, напряженно прислушиваясь к шелесту платья, скольжению чулок, стуку туфель. Когда все затихло, они обернулись: женщина, ссутулившись, сидела на кровати, отрешенно глядя в одну точку. Вася, еще хмельной, сел рядом с ней, взял безвольную руку Шуры в свою. Ему стало жалко ее, совсем недавно веселую и уверенную в себе, с которой ему было так хорошо, и такую несчастную и запутавшуюся теперь. Он тихо спросил:

— А где деньги?

Шура молча показала рукой на шкаф. Милиционер открыл дверцу и достал с полки комок смятых червонцев.

Дежурный составил протокол задержания Шуры и акт изъятия денег. Лейтенант писал медленно, с видимой неохотой: рядовая кража, ничего необычного, весь день еще впереди. Однако, оформляя документы, он испытывал странное ощущение, что где-то еще видел эту женщину и не мог вспомнить, где… Знакомство вне службы исключалось, значит это как-то связано с работой. И вдруг в голове всплыло… Ведь это та самая женщина, из ориентировки! Ее приметы, только мушки на щеке нет! Плотная рослая шатенка, волнистые волосы уложены, низкий голос… Похоже, что именно она находится в розыске по разбойному нападению на какого-то моряка. Быстро пройдя в соседнее помещение, лейтенант позвонил в Управление уголовного розыска.

Через полчаса Шура сидела в кабинете на Дворцовой. Васю пока не отпустили, и он мирно спал на скамейке в коридоре.

Следователь Туманов и старший инспектор угрозыска Шевченко готовились к допросу. На столе перед ними лежал пухлый том материалов о нападении на Бородулина и Салькова. Наконец-то женщина, слухами о которой обменивались на коммунальных кухнях и в очередях, была задержана. А сколько было напряженных совещаний, недовольства начальства — крепко досталось оперативной службе за долгий поиск. Имеет ли она отношение к Салькову, покажет следствие, а пока… Туманов начал:

— Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения?

— Шура Михайлов, 1905 года.

— Александра Михайлова, — повторил вслух, записывая, следователь.

— Не Михайлова, а Михайлов, — поправила задержанная…

— Что-о?! — ручка упала на бланк протокола и покатилась, оставляя на бумаге цепочку клякс.

Туманов и Шевченко ошарашено переглянулись. Первым пришел в себя Шевченко.

— Вы мужчина?!

— Да, мужчина.

Михайлов стянул с головы парик. Метаморфоза была поразительная — короткий бобрик, мужской голос, круглое, явно не женское лицо.

— А… это…, - Туманов, совершенно растерявшись, кивнул на грудь.

Александр загнул руку за спину, щелкнул застежкой и медленно вытянул из под платья муляж женского бюста. При этом он встал. Сразу же обозначились широкие плечи, поджарый живот, узкие бедра. Мужчина! Не обращая внимание на произведенный эффект, Михайлов снова сел, по-мужски закинул ногу за ногу, усмехнулся и устало предложил:

— Давайте кончать эту комедию. Я спать хочу. Отправляйте меня в камеру.

Туманов мотнул пару раз головой, словно избавляясь от наваждения, достал чистый бланк протокола и, прокашлявшись, произнес:

— У нас много вопросов к вам, в камеру еще успеете.

— Пожалуйста, — Михайлов безразлично махнул рукой.

— Начнем с главного. Зачем вам этот маскарад? Для чего вы переодевались в женщину?

— Неужели не понятно? Я — педераст. Одевался в женское платье, чтобы знакомиться с мужчинами.

Туманов и Шевченко ничего не понимали, это было видно по их недоуменным лицам. Михайлов пояснил:

— Вы хотите сказать, для чего тогда переодеваться. Да, я мог бы найти гомиков и не переодеваясь в женщину, но мне это доставляло больше удовольствия. Мне хотелось, чтобы за мной ухаживали, как за женщиной.

— Подождите, Михайлов, — Туманов перестал писать и обдумывал сказанное, явно не укладывающееся в привычные рамки, — что-то вы нам тут сказки рассказываете. Если вы таким способом завлекали мужчин, то как же вы могли рассчитывать… — следователь замялся, подбирая нужное слово, — на взаимность. Они-то считали вас женщиной, не так ли?

— Разумеется.

— ???

— Будто не знаете, мужик, когда крепко поддаст, ему все равно, что с мужчиной, что с женщиной. А тут, тем более, они не разбирались.

— Да как вам удавалось?

— Спросите у Васьки, — цинично ухмыльнулся Михайлов.

— …И сколько же мужчин занимались с вами мужеложством? — продолжал расспрашивать Туманов. Следователь, пораженный победным откровением Михайлова, забыл о ведении протокола.

— Штук тридцать, может, больше. Дело в том, что мужеложством это назвать нельзя, потому что они об этом, думаю, не узнали. Возможно, потом некоторые догадались. Но ничего мне не говорили.

— Вы можете их назвать?

— Конечно, нет. Документы в таких случаях не спрашивают и не предъявляют.

Туманов взял ручку и приготовился вести протокол:

— Михайлов, вы говорите невероятные вещи. Мы здесь взрослые люди… Лучше честно скажите, скольких из этих потерпевших вы обокрали?

— Потерпевших? — возмутился Михайлов, — хотел бы я увидеть одного из них. У вас есть заявления от пострадавших? Деньги-то за ночь платили добровольно. Угощение почти всегда мое. Потерпевших, — фыркнул он, — да они только и смотрят на сторону, как бы с чужой бабой развлечься, от жены отдохнуть!..

— А этот, — кивнул Шевченко на дверь.

— Ну, этот другое дело, — глаза Михайлова влажно заблестели, — Вася мне понравился… Я сам пришел к нему на рынок.

— Что же вы тогда его ограбили?

— И на старуху бывает проруха, — вздохнул Михайлов, — так уж получилось. Соблазнился… Больно много денег у него было. Признаю.

Туманов кивнул Шевченко:

— Позови потерпевшего.

— Может, не надо, — попросил Михайлов, — я же не отрицаю кражу.

— Надо, Михайлов, надо, — жестко сказал следователь, — а вот этого делать не надо, — остановил он Михайлова, который попытался надеть парик, — пусть посмотрит на свою любовницу… Тьфу, ч-черт, — любовника!

Шевченко распахнул дверь и позвал проснувшегося Василия.

Вася сел около стола напротив Михайлова, бросил на него мимолетный взгляд и вдруг впился в него изумленными глазами:

— Тебя уже остригли? Ой! Ктой-то? — только сейчас он заметил перемену, происшедшую с Шурой. — Это ж мужик… Шура — ты?

— Я, Вася, я, — тихо подтвердил Михайлов.

— Это ж Шура! — призывая в свидетели следователя и инспектора закричал парень.

Туманов засмеялся:

— Как видишь. Шура, то бишь Александр Михайлов.

— Так мы же… с ней… с ним… — парень был совершенно убит этим открытием. Он густо покраснел, потом вскочил и, если бы не мгновенная реакция Шевченко, бросился бы с кулаками на Михайлова, которого, похоже, такая вспышка совсем не удивила. Михайлов спокойно сидел, насмешливо глядя на Васю.

— Вы что же, так и не разобрались вчера, что это мужчина? — иронически спросил Туманов. Вася потупился и едва слышно пробормотал:

— Пьяный был, — он с трудом пришел в себя, изучающе стал разглядывать Михайлова, — а можно спросить ее… его? Ты меня за кого принимаешь? Да чтоб я с мужиком… Что будет, если кто узнает?… — парень сокрушенно покачал головой и сильно стукнул себя по колену, — ну и дурак. А ты-то о чем думала?

— Мужчина я, Вася, — вкрадчиво произнес Михайлов.

Туманов и Шевченко наблюдали эту сцену, сочувственно глядя на парня. Пять минут назад они сами были в весьма нелепом положении.

— Итак, — официальным тоном спросил следователь, — вы подтверждаете, что Михайлов украл у вас деньги?

— Подтверждаю, — буркнул Вася.

— А вы, Михайлов, признаете кражу?

— Признаю.

Оба расписались в протоколе.

— Вы, Нестеров, — кивнул Туманов Васе, — можете быть свободны. Ну, и несет же от вас перегаром. Немедленно поезжайте домой. А вы, Михайлов, поедете с нами, будем делать обыск у вас дома.

Понятые, сердитая старуха-соседка, все время что-то бормотавшая, и усатый дворник, сидя в углу комнаты Михайлова, следили за каждым движением работников милиции. На столе росла груда вещей, извлекаемых из шкафа, из-под кровати, из ящика стола, найденных под матрацем, в карманах одежды и даже в обуви: портсигары, портмоне, наручные часы, деньги.

— Доигрался, — сердито прошипела старуха и погрозила костлявым кулаком Михайлову, — где это видано, чтобы мужик бабье платье носил.

— А часто Михайлов так одевался? — спросил ее Туманов.

— Я-то видала раза два всего, а по разговорам — часто. Так разве ж его уследишь. Он как шмыргнет из двери и прямо на улицу. А вот мужиков водил много, все молодые, красивые.

— Ну, и как?

— Что как? Все тихо было, но разок другой пошумят. Не поймешь, из-за чего… А на утро, глядишь, он-то, — кивнула она на соседа, — с фингалом. Эх, Шурка, что же ты наделал!

— Тихоновна, я тебя не обижал, правда? Ты мне потом организуй передачу.

Старуха поохала и согласно закивала головой:

— Да чего уж там. Чай, люди мы.

Скрипнула дверь, в комнату заглянула любопытная детская рожица, но встретив грозный взгляд Шевченко, исчезла. Следователь раскрыл планшет, приладил его на колени и приготовился писать протокол обыска:

— Михайлов, рассказывайте, чьи это вещи?

— Подарки, мои, стало быть, чьи же еще.

В углу возмущенно засопел дворник, соседка опять забормотала.

— А зачем вам столько часов? Сколько их здесь — пять. Так зачем столько?

— Не отказываться же от подарка. Думал, продам, да не успел.

— У вас обнаружено три парика, женские платья, туфли. Объясните, как использовали эту бутафорию?

Михайлов вдохновенно стал рассказывать о своих «женских» похождениях, ему льстило изумленное внимание слушателей. Сцены с переодеванием он описывал с наибольшим воодушевлением, подробно объясняя, в каком виде и у каких мужчин он пользовался наибольшим успехом. Насытившись излияниями Михайлова, следователь прервал его, спросив, откуда у него часы «Лонжин».

Легкая тень пробежала по лицу арестованного, и он быстро ответил, что их подарил один мужик, недавно, недели две назад, инженер, зовут то ли Виктор, то ли Владимир.

Через два дня Иван Бородулин был вызван в Управление милиции. На столе следователя лежали три пары часов «Лонжин». Свои часы он узнал сразу и обрадовался:

— Они! Мои. Смотрите, на корпусе снизу зазубрина, ударился в прошлом году рукой о стальную переборку.

Эта примета совпадала с тем, что он написал в своем заявлении о совершенном на него нападении.

— А что, Шуру нашли?

— Сейчас предъявим вам ее на опознание.

В соседней комнате сидели три женщины: две шатенки и одна брюнетка, крупного телосложения, все с короткими прическами. Как только Бородулин увидел их, сразу же показал на Михайлова:

— Вот она, Шура, только у нее нет «мушки» на щеке.

— Назовите себя, — приказал следователь.

Шура, назвавшаяся Александром Михайловым, вызвала у Бородулина реакцию не менее экспансивную, чем у Нестерова Васи. Пришлось на всякий случай мощному инспектору Шевченко встать между потерпевшим и преступником.

На вопрос следователя, признает ли Михайлов разбойное нападение на Бородулина, он буднично ответил:

— Признаю. Пострадавший есть, часы его, чего же отрицать.

— Так, может, вы расскажите и о других подобных преступлениях?

— Только в присутствии пострадавших, если они, конечно, имеются.

— Правильно мы вас поняли, что вы будете признавать только то, что доказано?

— Совершенно верно, — Михайлов был спокоен, по крайней мере внешне, — зачем признаваться в том, что пока неизвестно.

— А есть в чем признаваться? — с иронией спросил инспектор.

— Как сказать… — уклонился от прямого ответа Михайлов.

— И, все-таки, следствие предоставляет вам возможность раскаяться и честно рассказать обо всех эпизодах ваших преступлений. Взвесьте все, Михайлов. Вещественных доказательств много, хозяева вещей найдутся. Зачем же так упорно отрицать то, что не сейчас, так в ближайшее время будет установлено? Глупо! — убежденно закончил Туманов.

Михайлов молчал. Ему было все равно, как решится его будущее. Впереди тюрьма и на многие годы. Все эти люди были так далеки от него: вежливый следователь, суровый инспектор угрозыска, любвеобильный Вася и мужлан Бородулин. Александр не раз думал над одним и тем же неразрешимым вопросом: почему он не такой, как все, за что его наказала судьба? С одной стороны, он не считал пороком свое патологическое влечение к мужчинам, но, с другой стороны, четко осознавал, что в глазах общества его действия постыдны. Знал и о том, что его занятие уголовно наказуемо, но не прекращал его, а наоборот, расширял круг знакомств, поддерживая все более частые связи. В последнее время он, к тому же, пристрастился к спиртному, так как, спаивая партнеров, Михайлов и сам втягивался в пьянство. На все это нужно было много денег, и однажды Александр разработал план добычи их путем нападения на ищущих приключений мужчин. Так он стал носить при себе небольшой, но увесистый молоток.

Из специальной литературы (не поленился сходить в читальный зал районной библиотеки) Михайлов знал о своей сексуальной аномалии, с которой ему следовало бы обратиться к психиатру, но не стал этого делать, считая делом бесполезным, а также отчасти потому, что не видел особой предосудительности в своем поведении. Думая об этом, он не спешил отвечать следователю. Мог ли он рассчитывать на понимание этих людей, если даже в следственном изоляторе разные подонки, растлители и убийцы, бродяги и алкоголики относились к нему, как к половой тряпке, о которую в любое время можно вытереть грязные ноги? Как они узнали о его преступлении, было загадкой. Он-то говорил, что задержан за кражу. Теперь можно сказать, что арестован еще и за разбой. Но об остальном-то он молчал!.. А может, у меня на лице написано, подумал он, и провел рукой по глазам. На его движение следователь сразу отреагировал:

— Так что, решили?

— Я прошу экспертизу, — поднял голову Михайлов.

— Какую?

— …Наверное… психиатрическую, — неуверенно сказал Александр.

— Да, конечно, назначим, — согласился Туманов и добавил, — но и судебно-медицинскую, урологическую тоже.

— Как хотите…

— Но вы так и не ответили: будете разоружаться перед следствием?

— Мне нечего больше добавить.

— Ну, как хотите, — в тон Михайлову закончил Туманов.

Оптимизм следователя, полагавшего, что удастся быстро и полностью доказать вину Михайлова, оказался преждевременным. Первый успех — изобличение Михайлова в краже денег у Василия Нестерова и в разбойном нападении на Бородулина, — обнадежил, но оказался пока единственным. Проверкой всех отделений милиции было установлено, что ни одного заявления о краже вещей или денег, обнаруженных у Михайлова, не поступало. Если это так, то придется согласиться с версией Михайлова, что это подарки. Задача найти обворованных им партнеров оказалась невыполнимой. «Потерпевшие», добровольно вступившие с незнакомой женщиной в случайную связь, сопровождавшуюся грандиозной пьянкой, сами в милицию не придут. К тому же, наверное, часть из них женатые, а некоторые, возможно, поняли, что имели дело с мужчиной. Нет, решил следователь, ни одной кражи, ни одного акта мужеложства не доказать. За исключением, разумеется, случая с Васей Нестеровым.

Неприятная неожиданность ожидала Туманова и по эпизоду с Сальковым Юрием. Оказалось, что потерпевший наврал в заявлении, указав ложные адрес работы и местожительства. Михайлов категорически отрицал посещение пивной на Васильевском. Женщина, которая была там в тот вечер, по описаниям Салькова, не похожа на переодетую Шуру. А что, если Сальков неправильно назвал еще и свое имя, и фамилию? Хотя это маловероятно, он-то знакомился с Тамарой, в общем-то, ничего определенного не предполагая и не думая о последствиях. Где живет Сальков? Он шел тогда с работы, поэтому проживать мог как на Васильевском, так и в любом другом районе.

В пивнушке час пик. Кислый, спрессованный прокуренный воздух сжимал виски, забивал ноздри, щипал глаза. Руки продавца мелькали, раскручивая карусель пивных кружек, затурканные официанты с трудом продирались между липкими, горячими телами посетителей, молчаливая согбенная бабулька веником сгребала в совок окурки, огрызки и шелуху с единственного свободного пятачка у входа.

Могучий Шевченко второй час выстаивал в этой плотной толпе. Он цедил уже третью кружку вкусного неразбавленного пива. Инспектор искал тех, кто видел Салькова и Тамару вместе. Не составляло труда вклиниться в любой разговор, в любую компанию — на фоне легкого опьянения запросто возникало недолгое единство случайных людей. Лишь усевшиеся в углу блатные, сплотившись в свой мирок, никого в него не впускали. Впрочем, никто и не пытался. Шевченко, искавший понравившуюся ему брюнетку, уже знал от завсегдатаев, что она была здесь только один раз с каким-то высоким мужиком две или три недели назад. Он спрашивал одного, второго, третьего и постепенно, суммируя услышанное, понял, что люди, с видимым напряжением извлекавшие из одурманенной памяти крупицы увиденного, ему не помогут. Но кое-что важное все-таки узнать удалось. Около этой пары вертелся всем известный старик Михалыч, который приходит сюда каждый день, собирает «мальков», за что был иногда бит, как конкурент, уборщицей. Набрав мешок посуды и купив «маленькую», Михалыч вновь появлялся, заказывал кружку пива и, подливая туда водку, на равных занимал столик.

Шевченко уже собирался уходить, когда услышал приветственные возгласы: «А вот и Михалыч!», «Здорово, дед!». Невысокого роста, сморщенный, щербатый старик подошел к столику, у которого стоял инспектор. Шевченко предусмотрительно сдвинул плечом соседей, и Михалыч пристроился рядом в возникшую узкую щель. Он деловито извлек из мешка газетный сверток, в котором оказались селедка и лук, заплатил за маленькую кружку пива и молча стал отщипывать хлеб, похрустывая луковицей. Шевченко заказал две кружки и одну из них поставил перед стариком. Тот слезящимися глазами из-под густых седых бровей посмотрел на него, ничего не сказал и, как должное, взял кружку двумя руками. Утолив жажду, старик захмелел и, обхватив мокрыми губами тонкую, как гвоздь, папиросу, пыхнул терпким дымом в лицо Шевченко:

— Ты чего, паря, тут? Я тебя не видел раньше.

— Да вот, батя, ищу бабу. Тамарой зовут. Назначила мне свидание в пивной, а сама не пришла. Хорошая баба, — восхищенно причмокнул инспектор, — может, видел когда? Брюнетка. Яркая такая.

— Тут всякие бывали… Тамара, говоришь… Была тут одна, фифочка, так у ней свой мужик. Длинный такой, с усиками. Культурный. Инженер.

— Неужели помнишь, Михалыч, — деланно удивился Шевченко. Он отлил из своей кружки пива в опустевшую кружку старика, — расскажи, может, найду их.

— Видать, припекло тебя.

Инженер Сальков шел с работы обычным маршрутом: по Восемнадцатой линии с поворотом налево по Среднему проспекту, а там на автобусную остановку. Сентябрь выдался теплый, деревья еще были в крепкой зеленой листве. На улице с визгом бегали ребятишки, играя в какие-то свои, детские, игры. Одна игра привлекла внимание Салькова, и он даже остановился, чтобы понаблюдать. Около Среднего проспекта несколько мальчишек и девчонок играли в прятки. На полено положили дощечку, на один ее конец аккуратно поместили кучку щепочек, а по другому пацан с силой ударил ногой. Палочки взлетели, веером разлетевшись вокруг. Водящий попытался поймать хоть одну, но это ему не удалось. Он быстро собрал их и положил на дощечку, а остальные ребята попрятались в это время за ящики, в кусты, за деревья. Водящий — стриженый паренек, подкрался к дереву, чтобы поймать спрятавшегося там мальчишку, но в это время другой выскочил из-за зеленого ящика с садовым инвентарем, в три огромных прыжка подлетел к дощечке, и палочки снова разлетелись в стороны.

Сальков продолжил свой путь. На Среднем проспекте к нему подошел высокий мужчина в клетчатом пиджаке, второй, пониже, в косоворотке, встал чуть сзади. Высокий спросил:

— Сальков?

— Да, а вы откуда меня знаете?

В предъявленном ему удостоверении Юрий прочитал: Шевченко Николай Николаевич, старший инспектор уголовного розыска.

— Давно вас ищем, Юрий Тимофеевич.

— Я что, преступник, что меня надо искать?

— Вы потерпевший, а вот почему дали ложные данные о своей работе и домашнем адресе, надо разобраться.

— А-а, — протянул Сальков, — дурака свалял, конечно. Не хотел иметь дело с милицией. Затаскают ведь. Бог с ними с часами. Я от своего заявления отказываюсь.

— Нет уж, теперь так не пойдет. Пройдемте с нами.

— Я тороплюсь.

Сальков хотел было обойти стоявшего перед ним Шевченко, но второй сотрудник крепко сжал его локоть. Юрий с высоты своего роста удивленно посмотрел на него: такой силы в этом невзрачного вида парне он не ожидал.

В отделении милиции уточнили и проверили данные о том, где живет и работает Сальков. Он написал объяснение по обстоятельствам разбойного нападения. На следующий день, на десять утра было назначено опознание, однако инженер не явился. Пришлось Шевченко ехать за ним на работу.

Салькова привезли в управление в совершенно подавленном состоянии. Неожиданно для следствия, он отказался участвовать в опознании часов, переодетого Михайлова в черноволосом парике не признал и стал отрицать какое-либо знакомство с Тамарой. В пивной не был, а голову поранил, потому что был пьян, упал и разбился. Блуждающие глаза инженера говорили сами за себя: у следователя Туманова не было сомнения, что Сальков чего-то боится и врет на ходу.

Колченогий Михалыч, озираясь, вошел в кабинет следователя и остановился: слишком много глаз пристально уставились на него. Туманов подошел к нему и спросил:

— Свидетель Карпов, среди присутствующих здесь людей, есть ли мужчина, которого вы видели в пивной с брюнеткой?

— Вот энтот, — корявым пальцем указал на Салькова Михалыч.

— Как звали его и брюнетку?

— Его — Юрием, ее — Тамарой.

— А вы узнаете ее? — спросил старика Туманов.

— Узнаю, узнаю, — закивал Михалыч.

— Слышите, Сальков? — удовлетворенно сказал следователь, — надо предъявлять свидетелю Тамару?

— …Вы., меня… извините, — Сальков, натужно закашлявшись, с трудом перевел дух, — Виноват. Все, что писал тогда, — правда.

Тамара напала на меня, ударила по голове, забрала часы. В семье были скандалы. Не мог же я сказать жене, как все это случилось. Только ей не говорите.

Говоря все это и переводя умоляющий взгляд с Туманова на Шевченко и даже на Михалыча, Сальков вскочил со стула.

— Успокойтесь, садитесь. Никто не заинтересован в том, чтобы пострадала ваша семья. Я же говорил вам об этом. Нужна только правда.

Сальков заискивающе посмотрел на следователя:

— Спасибо.

Расследование заканчивалось. Михайлова вновь переодели в женское платье и в одном из париков, найденных при обыске, предъявили инженеру и Михалычу. Сальков был совершенно убит тем, что принял Михайлова за женщину, а старик, невозмутимо крякнув, плюнул себе под ноги и понес эту сенсацию в пивную. Там, за пару кружек пива, он рассказывал эту историю любому желающему.

Выяснилось, почему описание Шуры-Тамары Сапьковым и Бородулиным было столь разным. Коренастому, низкорослому Бородулину она показалась высокой, а Салькову, имеющему метр восемьдесят семь, естественно, значительно ниже. Полноту, прическу и прочий антураж Михайлов искусно менял в зависимости от своих планов и обстоятельств. Следствию не удалось доказать ни одного эпизода мужеложства, кроме того, который был совершен Михайловым с Василием Нестеровым, ни один из посетителей квартиры не объявился, сам же Михайлов от показаний на эту тему уклонился.

Судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что Михайлов занимался гомосексуализмом. Эксперт-психиатр дал заключение об отсутствии отклонений в психике подследственного.

За разбойные нападения Михайлов был осужден народным судом на десять лет лишения свободы.

 

Зеленый мираж

Кассир преуспевающего солидного учреждения Марина Евгеньевна готовила ужин в своей уютной кухоньке, когда услышала из комнаты крик мужа:

— Марина! Иди сюда быстрей! Послушай.

Владимир Петрович, полный пятидесятилетний мужчина, с банкой пива в одной руке и дымящейся сигаретой в другой, сидел в глубоком кресле у телевизора. Услышав быстрые мягкие шаги жены, не отрываясь от экрана, воскликнул:

— Ты посмотри, объявили: с 1 января расчеты с наличной валютой запрещаются. Вот что делают, а!

Марина Евгеньевна присела на ручку кресла, внимательно дослушала чтение указа до конца.

— Ну и что, — сказала она, — ни в одной стране нет свободного хождения другой валюты. И здесь сказали, пожалуйста покупай, только меняй валюту в магазине на рубли. И все. Нет проблем.

— Меняй, меняй, — заворчал муж, — жалко менять-то. Лежит, как в банке. Только курс растет.

— Так чего ты нервничаешь? Тебя ведь никто не заставляет менять, — засмеялась Марина Евгеньевна.

— Тебе смешно! А вдруг статья какая-нибудь выйдет за то, что валюту держишь. У нас все возможно.

— Господи! Нам-то чего бояться. Ты классный специалист-энергетик, законно заработал свои семьсот долларов во время командировки в Египте. Это же мелочь. Пусть волнуется тот, кто работает с валютой да пачками носит баксы в дипломате. А хочешь, давай откроем валютный счет в банке. Сейчас это многие делают.

— А зачем? — удивился Владимир Петрович. — Наверное, и процент небольшой. Какой, ты не знаешь?

— Не знаю. Думаю, немного, 3 или 5 процентов. Но зато будет свой счет. Всегда можно получить разрешение банка на вывоз валюты.

— А может быть, не все положить? — предложил супруг, — расконвертируем долларов пятьсот-шестьсот. Курс-то сейчас выгодный, можем что-то купить. Вот ты хотела импортную двойку…

— А что, идея, — поддержала Марина Евгеньевна, — я недавно в одном магазине видела магнитофон с телевизором за шестьсот. Правда, «Самсунг», — фирма южнокорейская, но говорят, вполне приличная марка. Самая дешевая.

На следующее утро Марина Евгеньевна, с шестью стодолларовыми купюрами, пришла в пункт обмена валюты коммерческого банка, недалеко от ее дома. Маленькая десятиметровая комнатка была забита народом. Женщина ознакомилась с курсом доллара и размерами купли-продажи. Сдать валюту она могла за 1250 рублей за один доллар. Продажа шла уже за 1300 рублей. Постояв пятнадцать минут, Марина Евгеньевна прикинула: на одного клиента ушли 5–6 минут. Очередь — человек пятнадцать. Значит, стоять придется около полутора часов. Поколебавшись, она решила уйти, все-таки могут быть неприятности на работе.

Она вышла на крыльцо и сзади услышала мужской голос:

— Продаете доллары?

Марина Евгеньевна опытным взглядом отметила: парню лет двадцать пять, лицо чистое, приятное, спокойные голубые глаза. На голове огромная пушистая шапка, меховая куртка и джинсы «Монтана», кожаные сапожки на меху.

— Да вы не бойтесь, — по-своему истолковал паузу парень и улыбнулся.

— А чего мне бояться, свои деньги, законные.

— Сколько?

— Шестьсот. А вам какая выгода покупать с рук? — спросила она.

— Мне все равно, где покупать, в банке или с рук. Одна цена — тысяча триста. Стоять в очереди не хочется, времени жалко.

Лишние тридцать тысяч, быстро подсчитала Марина Евгеньевна, деньги совсем не лишние, и сказала:

— А у вас денег столько не будет…

Парень вытащил из-за пазухи отличное кожаное портмоне и раскрыл его. Внутри были разложены пачками купюры по пятьдесят и десять тысяч рублей.

— Было бы у вас больше, я купил бы на все. Извините, но я должен убедиться — не фальшивые ли у вас доллары. Вы и сами можете этого не знать.

— Смотрите — Марина Евгеньевна протянула ему зеленые купюры.

Парень сложил портмоне, положил на него деньги и стал их внимательно рассматривать.

В этот момент к ним откуда-то подошли три парня. Они схватили за плечи покупателя:

— Вы чем здесь занимаетесь? Ага! Незаконная операция с валютой!

Марина Евгеньевна испуганно взглянула на них. В этот момент покупатель быстро перевернул портмоне другой стороной. Под пальцами руки тоже оказались прижатыми зелененькие купюры.

— Лейтенант, берем этого, — скомандовал один из тройки, — он тут не первый раз ошивается.

«Милиционеры» потащили парня. Тот стал упираться, пытаясь что-то объяснить. Женщина в ужасе закричала:

— А мои деньги?!..

Он успел протянуть ей доллары. Марина Евгеньевна с облегчением схватила их. Через секунду сопротивляющегося парня затащили за угол. Из дверей обменника вышел какой-то мужчина:

— Что за шум?

— Да вот, задержали одного, — взволнованно сказала Марина Евгеньевна. Мужчина отвлек ее, и она еще не успела разглядеть зелененькие.

— Надо предупредить службу безопасности банка, — деловито сказал он и направился в ту же сторону, куда увели парня.

Марина Евгеньевна осталась одна. Посмотрев на деньги, она только сейчас увидела, что ее обманули: вместо шестисот долларов в руках у нее было шесть однодолларовых купюр…

 

Земляк

В аэропорту «Пулково» была обычная летняя суета. У кассы расположились двое узбеков и что-то горячо обсуждали на своем языке. Услышав родную речь, к ним подошел Азарбаев Алдижан, тридцатилетний парень, слегка прикоснулся к их плечам и спросил:

— Какие проблемы, земляки?

— Да, черт, понимаешь, нам надо вместе в Ташкент лететь, а билет только один. В кассе второго нет.

— Тебя как зовут, дорогой? — сверкнул в широкой улыбке золотыми зубами Алдижан.

— Омил, а мой товарищ — Алдижан.

— Ты смотри, мы с ним тезки, оказывается. Зачем приезжали? — поинтересовался и сам тут же ответил: — По делам, наверное. Удачно, да?

Узбеки согласно закивали головами:

— Все фрукты продали. Лучше всего шли персики. Теперь домой быстрее надо. Жены ждут, дети ждут. Одно плохо — у Омила билета нет. А ты откуда будешь?

— Я из Ташкента, но живу здесь уже три года, работаю в милиции в аэропорту.

Алдижан кивнул головой, здороваясь с проходившим мимо летчиком. Тот удивленно посмотрел на него, но также ответил приветствием.

— Я здесь всех знаю, — продолжал он. — Порядки строгие. Если нет билетов, то их и нет. Все лишние продают перед самым отлетом. А вы где в Ташкенте живете?

— Я на Самаркандской улице, а Омил — на Ферганской. А ты?

— Алишера Навои, дом 5, квартира 7 — мой адрес. А здесь живу в милицейском общежитии на Очаковской. В следующий раз можете остановиться у меня.

Знакомство состоялось. Узбеки минут пять обсуждали с Азарбаевым свои дела, говорили, что их ждут дома, советовались с ним, когда лучше приехать в следующий раз и что с собой привезти. Было жарко. Он купил землякам по стакану холодного сока, а они угостили его ароматным изюмом.

— Не расстраивайтесь, приятели, — успокаивал он своих новых знакомых. — Сейчас узнаю. Пойду к старшей по смене.

Через десять минут Андижан вернулся, радостно улыбаясь:

— Улететь можно. Только не в Ташкент, а в Чимкент. Это подходящий вариант. Билет сдаете здесь в кассе, а на Чимкент я вам возьму у старшей. Идет? Самолет улетает через два часа.

Узбеки обрадовались, засуетились. Возврат билета оформили в пять минут.

— Так, теперь давайте паспорта и деньги на билеты, по тридцать тысяч. Если не хватит, я свои добавлю, а вы потом отдадите.

Омил передал Алдижану оба паспорта и деньги за себя и своего товарища.

— А успеем все получить? — засомневался он. — Нам еще вещи надо взять в камере хранения.

— Что за вопрос? Через пятнадцать минут я вернусь, и полчаса у вас будет еще в запасе.

— Какой хороший человек, — восхищенно сказал Омил своему приятелю, глядя вслед удаляющемуся Азарбаеву. — Что бы мы делали без него. Пришлось бы мне в аэропорту ночевать.

— Земляки должны помогать друг другу, — подхватил тот. — Надо будет его отблагодарить.

— Обязательно, — поддержал Омил.

— Может, пока он ходит, мы по очереди получим багаж из камеры хранения?

— Да нет, подождем, это недолго, успеем. А то будем бегать друг за другом.

Прошло пятнадцать, двадцать, тридцать минут. Хороший человек, Андижан Азарбаев, так и не появился, исчез вместе с деньгами и документами…

 

Рэкет

Лениво потягивая пиво, Игорь Панин и Эдик Шаров развалились в глубоких креслах у видика. Под тяжелый рок из магнитофона, заглушавший английский текст, на экране буйствовал Шварценеггер. Бывшие студенты уже три дня кайфовали в квартире Эдика, родители которого уехали на юг. Парни были отчислены из института за прогулы, но в армию пока не попали — до военкомата эти сведения еще не дошли.

Для полного кайфа нужны были деньги. Промысел баксов требовал много времени. Шестерить Шаров и Панов боялись и не хотели, а на свободной охоте добывать деньги очень не просто. Все доходные места схвачены, и поэтому целый день уходил на то, чтобы кинуть какого-нибудь заезжего и самим не нарваться на профессионала. Некоторый опыт уже был: где-то спекульнули, что-то обменяли, кого-то «нагрели». Приличный внешний вид, интеллигентная речь внушали доверие к ним. Студенты, каких много, не лучше и не хуже других.

Родители Эдика и Игоря давно уже, после восьмого класса, перестали интересоваться тем, как живут сыновья. Не пьют, из дома ничего не пропадает, — и слава богу. Устроили парней в вуз, второй курс заканчивают отпрыски, все нормально. Ну, а что чуть ли не каждую неделю меняют одежду, так ребята объяснили, что для разнообразия берут ее друг у друга. Правда, девочки у них очень экстравагантные, шумят, курят все, но в чужом доме ночевать не остаются, бардака не устраивают. Тоже студентки, вроде… Главное — без наркотиков и без пьянки особой. Кто не был молод, кто не имел компаний?.. Перемелется, перебесится. Семья будет, своих детей заведут, и все образуется. Время такое, жизнь такая, одним словом, современная. Никого и ничем не удивишь. У Игоря все было победней и попроще. Отец живет с другой, мать пашет на двух работах. Воля и характер у Панова покрепче, чем у приятеля, не так сладко и тепло в жизни, чтобы можно было, надеясь на кого-то, расслабиться.

Друзья смотрели уже вторую серию «Терминатора», когда зазвонил телефон.

— Эдик? — Это я! — услышал Шаров веселый, как всегда, голос Вероники, — Чем занят?

— Кайфуем с Игорем.

— А где предки?

— В Сочах.

— Я подскочу? Или у вас комплект? — засмеялась девушка.

— Давай, Вика, мы одни.

Через полчаса тонконогая, высокая Вероника, стриженая «под мальчишку», уже сидела у журнального столика, изящно стряхивая пепел шикарной сигареты «Супер Ленгдт».

— Откуда? — удивился Эдик, кивнув на золотистую пачку.

— Да, один лабух угостил, — небрежно ответила девушка.

— Три бакса, как минимум, — уверенно оценил Игорь, — красиво живешь, девочка.

— Неужели я стою треху, — скокетничала она и засмеялась, — подарок это и только. И тотчас деловито спросила: — Какие планы на сегодня?

— Как видишь, сидим на мели, — ухмыльнулся Эдик, — А у тебя есть предложения?

— Можно провернуть одно дельце. Звонил мне из Астрахани двоюродный брат. Хочет икру продать. Пятьсот банок по три куска.

— Полтора лимона, — оживился Игорь, — а сколько просит себе?

— Лимон, если взять всю партию.

— Эд, по-моему, подойдет, — Игорь посмотрел на Эдика. Тот кивнул, соглашаясь, но опять засомневался.

— Возни много. Либо продавать, либо оптом сбыть. — Он замолчал, а затем задумчиво добавил: — У меня идея: черт с ней, с икрой, но кинуть кого-нибудь на этом можно красиво. Вика, сможешь организовать звонок из Астрахани?

— Сколько угодно. Брат звонит с работы, на халяву. А что за идея?

— Надо найти клиента. Икра — ходовой товар, да еще свежачок. У торгашей везде с просрочкой. Но дело не в этом. Твой брат звонит клиенту, который будет посредником. Посредник за комиссионные, допустим десять процентов, находит покупателя. Этим покупателем будешь ты, Игорь. Я тебя нашел и порекомендовал клиенту. Потом объявляется астраханский продавец и говорит, что товар направлен, а ты, покупатель, говоришь, что товар не получил. Значит, товар остался либо у меня, либо у клиента. Во всяком случае клиента можно тряхануть.

— Это слишком рискованно, — возразил Игорь. — Полтора лимона — это крупная сумма, и клиент может просто заявить куда надо. Он-то ничего фактически от сделки не имеет. Вот если бы он сидел на крючке и получил бы что-нибудь заранее, тогда другое дело.

— Да, ты, пожалуй, прав, — согласился Эдик, — Тогда другой вариант: ты — покупатель, заранее уже оплатил пятьсот тысяч продавцу, как бы уплатил и посреднику — клиенту еще сто пятьдесят тысяч комиссионных, но уже в натуре.

Потом берем клиента за горло: сделка не состоялась, пусть возвращает комиссионные и то, что ты уплатил. И включаем счетчик за задержку.

— Ребята, это же рэкет, — воскликнула Вероника, — я боюсь!

— Твое дело десятое, — успокоил ее Эдик, — ты вообще нигде не участвуешь. Хотя тебе, наверное, нужно будет подтвердить клиенту, что икра ушла из Астрахани. Не боись. Посредник будет под прессом и не пикнет.

Игорь одобрительно кивнул, но неуверенно заметил:

— Да, но где взять сто пятьдесят тысяч, чтобы дать клиенту?

— Вообще-то, комиссионные получают после совершения сделки, — согласился Шаров, — поэтому возьмем третий вариант. Комиссионные не платим, сделка состоялась, но товар исчез. Посредник виноват в любом случае и пусть разбирается с Астраханью, но твой аванс возвращает. И опять же заработает счетчик.

— А если он все-таки упрется и не будет платить?

— Два-три амбала всегда найдутся. Они знают, что и как надо делать в таких случаях.

— Ладно, это лучше всего, — согласился Игорь. — Осталось такого клиента найти…

Эдуард уже был готов обсудить и эту тему. Сказал, что есть у него один знакомый. Вместе учились в школе и в институте. Вася Соловьев. Вот уж действительно, Вася — Петин брат. Тюха, маменькин сынок. Родители работали за границей. Большая квартира, «Волга», гараж, баксы. Но Вася хочет иметь свои, не раз говорил, что хочет заняться бизнесом…

Высокий девятнадцатилетний блондин с розовыми щеками, Вася Соловьев, вышел из института и в дверях столкнулся с Эдуардом Шаровым.

— Привет, что-то тебя давно не видно, как ты? — спросил он Эдика.

— Взял академический, хочу съездить куда-нибудь, заработать… А ты как?

— Да ничего, все путем. А куда поедешь?

— Да, там видно будет, — уклонился от ответа Шаров и сказал: — Слушай, есть возможность навара. Продать партию икры, астраханской. Высший сорт, — причмокнул он.

— А много?

— Для начала пятьсот банок.

— Железная, стеклянная?

— Стекло, то, что надо! Зернистая. Самый дефицит! Даже интурист такую любит.

— Эдик, дай займусь этим делом, — загорелся Вася.

— А справишься? Оборот-то — полтора лимона. Игра стоит свеч. Навар хороший, процентов десять.

— Пятнадцать.

— Ну, это ты сам договаривайся.

— А с кем?

— Тебе позвонят из Астрахани. А я потом дам телефон парня, который может купить. У него связи в торговле, ему всю партию сбыть туда — не проблема.

— А ты чего сам не хочешь? — спросил Вася.

— Я же говорю тебе, некогда. Уезжаю. Ну, пока.

На следующий вечер в квартире Соловьевых раздалась пронзительная телефонная трель междугородного звонка. Мать Василия, Ирина Ивановна, энергичная, привлекательная женщина, сняла трубку:

— Это, наверное, брат из Минска… Алло.

— Можно Василия?

— Откуда вы звоните?

— Его нет дома?

Ирина Ивановна хотела было сказать что-то резкое, но передумала и позвала сына.

— Я слушаю.

— Василий, это из Астрахани. Меня зовут Николай. Мне твой номер дал Эдуард. Я правильно понял, что ты берешься реализовать икру?

— В принципе — да, но так быстро я звонка не ждал. Мне надо узнать, что и как…

— Количество и цена?

— Да, да.

— 500 банок по три тысячи штука. Черная, зернистая, осетровая. Вес одной банки сто двадцать граммов. Что еще?

Ирина Ивановна стояла рядом. Вася говорил односложно, не желая посвящать ее в свои дела.

— Мне нужно день-два для выяснения… Думаю… реально. Условия?

— Понимаю, — Николай сделал паузу. — Мне за товар лимон, остальное делите с Эдуардом. Он, кстати, как мы условились, вносит аванс пятьсот тысяч.

— Хорошо. Звоните.

— Вася, что это за звонок? — спросила мать, — «Да… да… хорошо…» — что за разговор?

— Мама, это мои дела. Ничего плохого.

— У тебя учеба главное, и никакие дела не должны мешать!

— Я знаю, ма, все в порядке…

К вечеру все прояснилось. Позвонил Эдик, дал номер телефона Игоря, сказав, что это покупатель. Василий с ним связался, обговорил все условия. Цена Игоря, конечно, устроила, сказал, что берет оптом всю партию икры. Эдик подтвердил, что пятьсот тысяч вышлет завтра телеграфом в Астрахань, а с Василием договорились, что эту сумму Шаров получит обратно после реализации икры. Вырученные пятьсот тысяч договорились поделить: триста тысяч Эдику, а двести — Василию.

Через два дня из Астрахани позвонил Николай и сообщил, что деньги от Эдика получил, икру Игорю отправил с попутной машиной через знакомого шофера. Прошла неделя. Вечером Васе позвонила девушка, представилась как сестра Николая. Взволнованным голосом она сообщила, что по просьбе брата из Астрахани связалась с Игорем, чтобы узнать, получил ли он товар, и выяснила, что тот никакой икры не получал.

— Я не знаю. Товар должен прийти прямо к нему, — объяснил ей Вася.

— Но ведь ты договаривался с Николаем и Игорем, — настаивала она, — ты диспетчер, так давай, разбирайся!

Обеспокоенный таким оборотом, Вася позвонил Эдуарду:

— Эдик, привет, мне звонила сестра Николая. Говорит, что Игорь не получил икру.

— А ты с кем договаривался?

— Как ты рекомендовал, с Игорем! Он же твой знакомый.

— С чего ты взял, что он мой знакомый. Просто я видел объявление, что он хотел бы оптом купить дефицитный товар. Вот и все знакомство.

Васе стало нехорошо. А румянец на щеках разгорелся еще сильнее.

— Ты, Вася, не крути, — нажимал Эдуард, — скажи прямо, сам решил продать товар подороже?!

— Да ты что! — возмутился Вася, — машина-то пошла не ко мне, а к нему!

— Ничего не знаю. Это твои дела. Ищи ее. Хотя я думаю, ты знаешь, где икра…

Два дня ушли на телефонные разговоры по кругу Вася — Игорь, Эдик — Вася. Несколько раз звонила сестра астраханского Николая. Сам Николай уже не звонил, и это тревожило Василия больше всего. Номер телефона, который тот ему дал, не отвечал.

Игорь, Эдик и сестра Николая нажимали на Васю, говорили, что не верят ни одному его слову, обвиняя в том, что либо он провернул сделку самостоятельно, сорвав солидный куш, либо товар куда-то уплыл и сделка не состоялась опять же по его вине. Как бы там ни было, требование было одно — вернуть Эдуарду пятьсот тысяч, которые он внес в качестве аванса за икру неизвестному Николаю.

Соловьев не знал, что делать. Он не чувствовал за собой никакой вины, хотя и понимал, что все связи осуществлялись через него, как через посредника. Он даже не догадался потребовать от Шарова квитанцию телеграфа о перечислении денег. Впрочем, от вымогательства его бы это не спасло, потому что заработал бы второй вариант — обвинение в срыве заманчивой и выгодной операции с икрой, опять же по его вине, поскольку он четко не договорился, где и когда произойдет передача товара.

Школьный и институтский приятель — Эдик, звонил каждые два часа. Мать Соловьева пару раз поинтересовалась, в чем дело и почему ему так необходим Вася, но разъяснений не последовало.

Вася нервничал, ему казалось, что положение абсолютно безвыходное. Он дважды встречался с Эдиком, но тот каждый раз все более жестко требовал возвратить деньги.

— Инфляция идет, — говорил он. — Ты учитывай, что курс растет каждый день. Сколько баксов я мог купить две недели назад, а сколько сейчас? То-то! Сам понимаешь.

— Что же мне делать? — спрашивал Вася растерянно.

— Знаешь что, ведь твои предки работали за границей, доллары у них есть наверняка. Давай триста, купим товар, обернем капитал. Вернешь обратно и со мной рассчитаешься. На все уйдет дней пять, не больше.

Соловьев решил, что это выход. Он знал, где дома лежит валюта. В течение недели она скорее всего никому не понадобится.

Прошло десять дней, и Эдик сообщил по телефону, что этой суммы не хватает:

— Чтобы покрыть долг и вернуть деньги предкам, нужно еще двести.

— Больше нет, — прошептал Вася в трубку.

— Найдешь, — с угрозой в голосе сказал Эдик. Соловьев бросил трубку.

Через некоторое время ему позвонили вновь:

— Алло, Василий, — это был незнакомый густой бас. — С Эдом рассчитаться нужно срочно. Даем один день. Сам знаешь, как это бывает.

В трубке раздался полупьяный смех, потом бас посерьезнел:

— Видел в кино, как в бочке с цементом люди уходят под воду? Но это тебе не грозит. Папашина «Волга» нас вполне устроит. Так что думай, Вася, думай, но не долго… счетчик тикает.

Ирина Ивановна поняла, что с сыном творится что-то неладное. Как это бывало не раз, она заставила его все рассказать. Пораженная признанием сына, она не потеряла самообладания и стала действовать энергично и грамотно. За руку свела сына в главное Управление внутренних дел. Там все сразу поняли и быстро разработали план разоблачения вымогателей. Инициативу на себя взяла мать Василия. Очередной звонок Эдика не застал ее врасплох. Она знала, что бесполезно обращаться к его родителям, и стала действовать напрямую. Она сообщила, что все знает, что долларов у нее больше нет, но что с долгом сына в двести тысяч рублей она рассчитается сама и договорилась о встрече — в тот же день, вечером, во дворе ее дома.

Номера купюр были переписаны в милиции. Пачки были подготовлены специально — сверху пятитысячные, внутри бумага.

В назначенное время во двор медленно въехали две автомашины. В «Москвиче» сидели Эдик, Игорь и девица. В «Жигулях» — трое плотных молодых парней в тренировочных костюмах, с короткими стрижками и прыщавыми, сытыми физиономиями. В момент передачи Ириной Ивановной денег Эдику во двор влетели «уазик» и «Волга». Восемь ОМОНовцев с автоматами мгновенно окружили рэкетиров. Те покорно легли лицами на капоты и багажники автомобилей…

 

Новоселка

Огромный дом, еще пахнущий краской и деревом, заполнялся новоселами. Незнакомые друг другу люди суетились во дворе и на лестницах, сновали вверх-вниз с коробками, вещами, затаскивали мебель. Вовсю стучали молотки, визжали дрели: каждый обустраивался на свой вкус. Уже были слышны первые телефонные звонки, играла музыка, экраны телевизоров освещали загадочным сиянием окна квартир. Кое-где с шумом и песнями праздновали новоселье.

В квартире номер 185 по-птичьи защебетал звонок. Хозяйка, учительница Мария Попова, протиравшая хрустальную люстру, только что повешенную на крюк, спустилась со стремянки и открыла дверь.

На площадке этажа она увидела простоволосую женщину лет тридцати пяти в новеньком ярком домашнем халатике в пушистых тапочках на босых ногах. Несмотря на холодный февраль, и в доме, и на лестнице было очень тепло.

— Извините, — мило улыбнулась женщина, — мы живем на девятом, через этаж, как раз над вами. Квартира 205. Нет ли у вас телефона? Мы ждем стенку, обещали привезти в двенадцать, а сейчас уже час. Наш телефон еще не подключили. В других квартирах либо тоже самое, либо никого нет. А у вас?

— Пожалуйста, — Мария радушно пригласила войти, — вот здесь, в прихожей, садитесь на табуретку.

Женщина прошла, не закрыв входную дверь, присела и набрала шестизначный номер. Мария не обратила на это внимания. Потом она заговорила в телефонную трубку:

— Алло! Это мебельный?.. Это Горохова с улицы Яхтенной, дом 10, квартира 205… Да, да… на сегодня заказали доставку… Что? А сколько еще придется ждать?.. Когда выехали?.. Только что… Хорошо… Ждем, ждем.

Женщина, радостно улыбаясь, положила трубку. Мария стояла рядом и тоже улыбнулась этой милой, симпатичной соседке по дому, порадовалась ее удаче.

— Вы уж меня извините, позвольте еще один звонок. Хочу узнать, как мама себя чувствует. Буквально пару минут…

— Конечно, — охотно разрешила Мария. Ей стало неловко слушать такой личный разговор, и она вернулась в комнату к своей люстре.

Соседка через открытую дверь могла видеть, как хозяйка поднялась на стремянку. На каждое движение рук Марии хрустальные подвески отзывались мелодичным перезвоном.

Закончив разговор, женщина из коридора крикнула:

— Спасибо огромное, я пошла.

— Не за что, захлопните дверь, пожалуйста.

— До свидания…

Дверь лязгнула защелкой замка.

Минут через десять Мария пошла на кухню сменить в ведре воду. Проходя через прихожую, она увидела, что на вешалке нет ее каракулевой шубы. Может быть, я повесила ее в стенной шкаф, подумала она, но там шубы тоже не было. Ахнув, она опустилась на табуретку, тут же вскочила, схватила ключи от квартиры и побежала на девятый этаж.

В двести пятой квартире дверь открыла пожилая женщина.

— А где… женщина… такая блондинка, в цветном халате?

Хозяйка квартиры удивленно посмотрела на взволнованную запыхавшуюся Марию и хотела что-то сказать, но та уже все поняла. Устало спросила, есть ли в квартире телефон.

— Да, вот стоит. Вам позвонить нужно? А какую женщину вы ищите?

Расстроенная Мария рассказала ей, как все произошло…

 

Мамочка

Таня, ученица седьмого класса, пришла из школы, пообедала тем, что оставила ей на плите мать, и уже собралась идти к подружке, когда в дверь негромко постучали. Она насторожилась — ведь звонок работал нормально. Этот робкий стук почему-то испугал ее больше, чем если бы кто-то стал грохотать ногами в дверь. В квартире никого не было. Родители на работе, соседи тоже, дверь никому не открывать — это она помнила хорошо, зная из передач по телевизору, как часто днем грабят квартиры.

Стук в дверь повторился. Девочка тихонько подошла и посмотрела в глазок. На освещенной площадке стояла женщина с грудным ребенком на руках. Рядом с ней никого не было.

— Вам кого?

— Девочка, не бойся, — сказала женщина, — я одна с ребенком, открой, пожалуйста.

— А вам чего?

— Да вот приехала из другого района в пункт гуманитарных посылок. А там обед, опоздала на пять минут. Надо ребенка перепеленать, думаю, дай зайду в любую квартиру на первом этаже, чтобы не подниматься наверх. Неужели, не поможешь, — жалобно попросила женщина, — ну, открой…

В это время ребенок захныкал, и Таня открыла дверь.

— Заходите, — пригласила она.

Женщина была молода, лет двадцати двух, хорошо одета. Ребенок лежал в красивом импортном шелковом конверте. На плече у матери висела сумка. Не цыганка, отметила про себя Таня, и предложила:

— Где вам будет лучше, может — в комнате?

Они прошли в комнату. Женщина положила ребенка на стол и стала разворачивать конверт.

Из сумки она достала чистые распашонку, подгузник и фланелевую пеленку. Розовый шестимесячный младенец зашевелился, ручками стал тереть глазки и громко заплакал.

— Пить, наверное, хочет, — сказала мать, доставая из сумки рожок. — Ах ты, боже мой, все молоко выпила.

Таня с интересом разглядывала девочку, такую маленькую, как ее любимая кукла Настя.

— У тебя не найдется чуть-чуть теплой кипяченой водички? Налей, пожалуйста, в рожок.

Таня взяла рожок и пошла на кухню.

Женщина быстро подскочила к серванту, выдвинула ящик, схватила две коробочки с кольцами, затем открыла стеклянную дверцу и взяла хрустальную розетку, в которой лежали сережки, цепочка и другая мелочь. Все это она спрятала в сумку. Плач ребенка заглушил все остальные звуки.

Когда Таня вернулась в комнату, женщина уже заканчивала пеленать младенца. Она благодарно взяла рожок, и ребенок жадно зачмокал, прикрыв глазенки.

Пропажу ценных вещей из серванта обнаружили только вечером, когда Танина мать вернулась домой с работы…

 

Тимуровец

Пенсионерка Людмила Сергеевна, седоволосая старушка лет семидесяти с хвостиком, расчесывала своего любимого длинношерстного кота Барсика, когда около десяти утра в дверь позвонили. Страдая избыточной полнотой, она тяжело поднялась с кушетки и пошла открывать, думая, что, наверное, соседская Катя забыла что-нибудь и теперь прибежала домой из школы во время переменки.

Но это была не Катя, а маленький, не старше тринадцати лет, востроносенький парнишка с живыми веселыми глазами. Стоя с портфелем в руках, он смотрел снизу вверх на Людмилу Сергеевну.

— Здравствуйте, — поприветствовал он звонким тоненьким голоском.

— Здравствуй, внучек, — ответила бабулька и удивленно спросила: — Тебе чего?

— Мы из этой школы, — кивнул он головой в сторону, — Мы — тимуровцы — ведем учет всех пенсионеров, ветеранов, блокадников, инвалидов. Назначаем шефов, помогаем покупать продукты, убирать квартиру. Гуляем с собачками.

— Ах, вы мои хорошие, — умиленно запричитала Пахомова, — это же надо, в наше-то время, и такие заботливые пацаны есть. Заходи, дружок, проходи. Ой, как надо-то мне помочь… Ноги не ходят. Вот нынче два раза падала, на улице скользко — не убирают. То ли дело было раньше, дворник с утра все соскребет, песочком посыплет…

— Вас как зовут? — деловито спросил мальчик, прервав ее воспоминания.

Они прошли в комнату, старушка присела за круглый столик. Гость с основательностью, не спеша, достал из портфеля большой блокнот, ручку, все это положил перед собой.

— Людмила Сергеевна я. Пахомова. В Ленинграде живу с довоенного времени. И всю блокаду здесь. Работала всю жизнь, вырастила дочку. У нее своя семья. А я так и живу в коммуналке, да мне и лучше. Все-таки соседи иногда в чем помогут. Да похоже, ждут они, когда я комнату освобожу, у них-то на троих всего двадцать метров. В другой раз и не обращаюсь к ним, неудобно…

— Вообще-то мы ведем учет одиноких пенсионеров, — сказал мальчик, но все-таки сделал в блокноте какие-то пометки.

— А я и есть одинокая, — убежденно заметила Людмила Сергеевна. — Разве что Барсик со мной. А без него совсем плохо было бы. Правда, на двоих у нас с ним всего 28 тысяч рублей пенсии.

Кот, услышав свое имя, слабо мяукнул. Паренек подошел к лежащему на старенькой кушетке коту и хотел его погладить, но тот неожиданно ударил его по руке лапой.

— Ах, ты негодник, — закричала на Барсика пенсионерка, — Ты смотри: никогда никого не трогал. Чтой-то с ним? К нам пришли по-людски, помочь, а ты что творишь? Пошел под кровать!

Облизывая царапину, мальчик вернулся к столу и сказал:

— Ну, ладно, мы вас берем на учет.

Он записал адрес, номер телефона, пожелания Людмилы Сергеевны. Закрыл блокнот, но затем его снова раскрыл:

— Чуть не забыл. Нам обязательно нужно записать номер вашего пенсионного удостоверения. У нас порядок, — важно заметил он.

— Господи, конечно, конечно, — подхватилась старушка, — я сейчас…

Она открыла шкаф, из-под стопки белья достала документы.

Мальчик внимательно изучил ее удостоверение, что-то переписал в блокнот. Пахомова положила все обратно.

— Бабушка, у вас так жарко… Можно сырой, холодной водички?

— Сейчас, внучек, сейчас.

Людмила Сергеевна взяла стакан и пошла на кухню.

Слушая медленно удалявшиеся шаги, мальчуган подошел к шкафу, открыл его. Вместе с документами там лежала перехваченная резинкой тонкая пачка денег (где еще может хранить свою пенсию старушка, как не там же, где хранит документы). Прикрыв дверцу шкафа и бросив деньги в портфель, он сел на прежнее место.

Выпив воды, мальчик, прощаясь с хозяйкой, сказал:

— Завтра начнем. После уроков — магазин и уборка в квартире…

 

Валютный жилец

— Алло! 631–22-17? — спросил приятный мужской голос с акцентом. — Вам звонят по объявлению. Я не ошибся, вы сдаете квартиру?

— Да, да, — ответила Алина Снежко, — сдаю, но только иностранцу, не более чем на один месяц.

— Это меня устраивает. Я американец, снимаю квартиру, но хозяева просят освободить ее, так как к ним неожиданно приехала дочь с ребенком. В Петербурге нахожусь две недели, буду еще четыре недели. Какие у вас условия?

— Это нетелефонный разговор. Приезжайте, все обсудим.

— Я деловой человек, и время для меня дороже всего. Поэтому назовите хотя бы цену. Мне надо знать, стоит ли вообще приезжать.

— Триста долларов.

— С пансионом?

— Без.

— Тогда это слишком много.

— А за сколько вы согласны?

— Двести.

— Приезжайте. Я через два дня уезжаю в отпуск. Поэтому все нужно решить сегодня.

Алина Снежко, кандидат педагогических наук, преподаватель вуза, после развода с мужем и размена жилья жила в однокомнатной квартире в центре города на Литейном проспекте. Расходы молодой женщины, ведущей светский образ жизни, превышали ее финансовые возможности. Сбережения, оставшиеся от брака, съела инфляция. Зарплаты преподавателя института едва хватало на питание. Чтобы отдохнуть, как всегда, в Сочи с подругой, Алина залезла в крупные долги. Благо много друзей, охотно собравших ей необходимую сумму.

Кто-то из них, самый умный, посоветовал ей сдать квартиру за СКВ, но только не нашим соотечественникам — себе дороже будет, квартиру загадят, да еще что-нибудь украдут в придачу. Иностранцу — другое дело. Ему будет выгодно, потому что гостиницы очень дорогие, а культура поведения — никакого сравнения. Снежко ухватилась за эту идею: ведь это решение всех проблем сразу.

Визит состоялся в тот же вечер. Пять великолепных гвоздик, кальвадос «Боулард», тонкий аромат мужской туалетной воды — все это было сделано ненавязчиво и произвело неизгладимое впечатление.

Питер Гронски, сотрудник фирмы из Сан-Франциско, сразу же предъявил документы. Алина, немного владея английским, внимательно изучила паспорт, письмо фирмы, удостоверяющее полномочия Питера и цель его поездки в Петербург. Визы, печати, бланки не вызывали сомнений.

По поводу оплаты сошлись на двухстах пятидесяти долларах, которые она тут же получила. Не забыла хозяйка и о расходах за телефон. Американец предупредил, что разговоры со Штатами будут обязательно, и он будет фиксировать время; тариф известен, дополнительная плата тоже в валюте.

Все сложилось очень удачно. В день отъезда гость пришел с роскошным чемоданом и пожелал счастливого отдыха Алине. Условились, что в тот же день, когда она вернется, жилец освободит квартиру.

Через двадцать четыре дня загоревшая, отдохнувшая Снежко вернулась домой. В квартире был полный порядок. На столе записка, в которой Гронски извинялся, что по делам фирмы вынужден был уехать раньше, чем планировал. Хозяйки он не дождался, о чем сожалеет. Надеется на будущие встречи. В отдельном конверте были оставлены двадцать долларов в оплату за телефонные разговоры.

Снежко осмотрела квартиру: ничего не пропало, никаких непристойных следов пребывания чужих людей не было. Она была довольна, деньги после отпуска оказались тоже очень кстати.

…Через месяц Татьяна получила суммированный счет из телефонного ведомства на сумму четыреста семнадцать тысяч восемьсот сорок рублей. В ужасе бросилась туда разбираться: может, опечатка в цифрах, недоразумение какое-то… Нет, все точно, и показали ей расшифровку абонентов, коды штатов и городов. Ей дали срок на уплату не более двух недель. Она позвонила на фирму, где должен был работать Гронски, но там ее не поняли и разговора не получилось.

Через месяц отключили телефон. На письмо в фирму долго не было ответа, и лишь через три месяца она получила вежливое послание: «Уважаемая госпожа Снежко. К сожалению, мы не имеем возможности помочь Вам, так как господин Гронски нам неизвестен, никогда не работал у нас и не работает. В дальнейшем переписку с Вами по этому вопросу считаем нецелесообразной. С уважением…»

 

Золотая комната

На водосточной трубе трепыхалось на ветру объявление: «Сдается комната на неограниченный срок по умеренной цене. Телефон…» Капитан Павлов, прибывший в Петербург на учебу в Академию, как все, вынужден был искать жилье, где придется. Он позвонил по объявлению и тут же получил приглашение приехать на улицу Некрасова, дом 68, квартира 18, посмотреть комнату.

Муранова Эсфирь, черноволосая, говорливая, средних лет дама быстро провела капитана через длинный коридор коммуналки. Комната была светлая, квадратная. Мебель сдвинута в середину помещения.

— Необходимо закончить ремонт комнаты, а денег не хватает. Поэтому сдаю с условием оплаты вперед. Ремонт закончу через неделю, — пояснила Муранова.

— За сколько сдаете?

— Десять тысяч в месяц.

— У вас две комнаты?

— Нет, я живу у матери в Выборгском районе.

Цена была много меньше обычной, и Павлов отдал тридцать тысяч сразу за три месяца. Отдавая деньги, он предупредил, что будет жить до лета, и попросил написать расписку. Хозяйка немедленно выполнила его просьбу. Получив расписку, капитан попрощался и направился к выходу. В квартире было не меньше четырех комнат, но никого из жильцов не было видно. Чистая кухня, несколько столов.

— Соседей четверо, все одинокие старушки, — пояснила Муранова, — так что жить здесь можно спокойно.

— Сегодня понедельник, одиннадцатое число. Так я вселюсь в следующее воскресенье семнадцатого.

— Хорошо, в воскресенье я отдам вам ключи.

…В течение недели Муранова договорилась о сдаче в наем этой комнаты двум студенткам, разведенному мужчине, молодоженам и еще одному военному. Каждый из них платил деньги сразу за два-три месяца, чтобы забронировать за собой такое недорогое жилье.

Через неделю капитан Павлов с чемоданом пришел в квартиру. Дверь открыла молодая женщина. На его вопрос о Мурановой, раздраженно ответила:

— Вы уже третий сегодня! Эту комнату сняли мы с мужем. А Эсфирь Степановны дома нет. Она здесь не живет. Адреса ее матери я не знаю.

Капитан решительно шагнул в квартиру, отодвинув плечом женщину, и прошел в комнату.

Действительно, все еще не отремонтированная комната уже имела вполне жилой вид. Мебель расставлена по местам, на тумбочке голубел экраном переносной телевизор. За столом сидел муж женщины, перед ним стояла сковорода с картошкой и тарелка с грибами.

— Извините, — остановился в дверях Павлов, — как же так? Я заплатил за три месяца вперед, с сегодняшнего дня.

— Ну, что я могу вам сказать, — прервал обед жилец, — тут еще приходили какие-то студентки, военный и какой-то мужик. У всех одно и то же.

— А вы, случайно, не родственники Мурановой? — подозрительно спросил Павлов.

— Да нет, такие же, как и вы, без жилья, — из-за спины сказала женщина. — Спросите соседей, если сомневаетесь.

Из соседей в коридор удалось вызвать только одну маленькую глухонькую бабульку.

— Бабушка, — закричал ей в ухо капитан, — где Эсфирь Степановна?

— Сынок, не знаю я ничего… Бегают тут по квартире какие-то люди. Туда-сюда, туда-сюда… Стучат, ругаются. А Фира-то — аферистка. Она и раньше, года два тому назад, также эту комнату сдала. Тогда дело на нее завели, но почему-то закрыли. А нам никакого покоя! Люди звонят, деньги требуют до сих пор. Видно, и нонче опять за старое взялась.

Махнув рукой, Павлов вышел из квартиры и столкнулся с молодыми супругами Арсеньевыми. В руках у них были две сумки, рюкзак и чемодан. Капитан им все рассказал. Вместе они разыскали участкового, который им посочувствовал, но разочаровал своим бессилием:

— Где же теперь ее найдешь. Адреса-то да и имени ее матери никто даже не знает. Я уже пытался разыскать, ничего не получилось. А сколько вы уплатили? — полюбопытствовал он.

— Тридцать тысяч.

— А вы?

— Тоже тридцать, — ответили супруги.

— Ну вот, уже сто пятьдесят набежало, — пометил в журнале милиционер. — Возбудим уголовное дело за мошенничество. Но денежки ваши, думаю, пропали. У Мурановой за душой никогда ничего не было. Она не работает. А теперь за это нет статьи, за тунеядство-то. Вы оставьте свои телефоны, куда можно позвонить. Поставим сторожевик на квартиру, ну, это такой контроль, чтобы задержать Муранову, — пояснил участковый, — а там, как пойдет дело.

Через неделю потерпевших вызвали в отделение милиции. Муранову удалось задержать, когда она пришла в квартиру за какими-то своими вещами.

Она, действительно, проживала у своей матери в однокомнатной квартире, в Выборгском районе на улице Никольской. Денег, конечно, ни у Мурановой, ни у ее матери не нашли. Куда она их дела, установить не удалось. Муранова активно защищалась, утверждая, что в ее действиях нет криминала, что это гражданско-правовые отношения с пострадавшими. Пускай взыскивают с нее долги через суд, заявила она, пусть получают их по исполнительному листу. Свою подпись в расписках она не оспаривала. Следователь не согласился с ее версией и передал в суд дело о мошенничестве.

 

Мыльный пузырь

Кооператив «Северный» энергично разворачивал свою деятельность: строительство садовых домиков — это колоссальный спрос, только успевай принимать заказы. Цены умеренные — типовой проект — восемь тысяч рублей за материалы и работу.

Маленький офис на Северном проспекте был набит посетителями. Председатель кооператива Корецкий и бухгалтер Шамраева оформляли договоры на строительство, принимали деньги в полном объеме, не соглашаясь с некоторыми осторожными заказчиками, предлагающими внести пока только аванс. Деньги нужны все и как можно больше, объясняли они, чтобы закупить материалы на весь объект: ведь говорят о возможном повышении цен на стройматериалы. Так что лучше оплатить сейчас. Это выгодно и клиенту, и кооперативу. Логично, соглашались посетители. Те, кто таких денег не имел, уходили, но многие потом возвращались: уж очень привлекательная стоимость, деловые, обходительные руководители, да к тому же, по слухам, несколько домиков уже начали строить.

Договор-документ, типографский текст, подписи, печати, все как положено. Деньги принимали по приходному ордеру, бланк, печать, — надежно, как в государственной фирме. А, главное, сроки. Иметь свой домик на садовом участке уже в этом сезоне — мечта каждого.

Наступила весна. Пора было приступать к работам. Тридцать пять садоводов начали волноваться. Корецкий успокаивал: немного потерпите, достаем материалы, заключаем договоры подрядов с бригадами строителей, через неделю, другую начнем. Через месяц стало ясно, что стройка откладывается на неопределенный срок и к осени «фазенды» не будет. Председатель кооператива отбивался от разгневанных граждан:

— Вы что, не понимаете, как стало трудно с материалами? Видите, сколько конкурентов, все перехватывают на складах. Лес скуплен на корню. Бригада за такие деньги отказывается работать.

— Так что же вы тут обещали, — трясли клиенты рекламой.

— Уважаемые, а вы что, не знаете, что наступили рыночные отношения, — защищался председатель, — где вы сейчас найдете желающих работать за такую цену?

— Ничего не знаем, и знать не хотим. У нас договор. Извольте исполнять. А то в суд подадим.

Прошло несколько дней. Пришедших по знакомому адресу граждан встретила закрытая на огромный висячий замок дверь офиса кооператива. Вывеска исчезла.

Телефон, естественно, не отвечал. В РЭУ им объяснили, что кооператив арендовал служебное помещение сроком на три месяца, еще осталось десять дней до его окончания. А вот куда пропали хозяева, никто сказать не мог.

В районном Управлении внутренних дел внимательно отнеслись к группе возбужденных пострадавших. Уже в начале проверки было установлено, что кооператив «Северный» существует и здравствует на самом деле, но находится он по другому адресу, что Корецкий работал в нем инженером, но еще зимой уволился, а договоры, бланки и печать — все это похищено.

Начались розыски Корецкого и его бухгалтера. Дома он не проживал уже несколько лет; бухгалтер, оказывается, его любовница, у которой он фактически жил, но ее точных данных никто не знает.

Заказчики теперь уже хотели одного — хотя бы вернуть свои деньги. Часть из них обратилась в суд с иском к кооперативу, но там им резонно объяснили, что незарегистрированная фирма не является юридическим лицом, поэтому иск следует предъявить к конкретным ответчикам — гражданам, то есть к Корецкому и его партнерше. Последней надеждой было уголовное дело, возбужденное на лже-кооператоров.

Однажды на улице один из клиентов опознал женщину-«бухгалтера». Ее задержали, а на ее квартире был арестован и Корецкий…

 

Кидалы

Супруги Александр и Ольга Селезневы решили продать свои «Жигули». Одиннадцатая модель, купили пять лет тому назад. Новенькая совсем, прошла всего тридцать тысяч километров.

Деньги понадобились, чтобы приобрести кооперативную квартиру и уехать от родителей Ольги, — что-то в последнее время у них с зятем испортились отношения.

Автомобильный бум в Ленинграде достиг своего апогея. Любая машина, свеженькая, с завода или разбитая, аварийная находила своего покупателя. Да еще можно было выбирать, кто больше заплатит.

Александр ходил по автомобильным тусовкам, изучал конъюнктуру. Можно было легко взять двойную цену, а если повезет, то и побольше. Во всяком случае, 10–12 тысяч вполне хватило бы на квартиру, даже кое-что из мебели можно было бы прикупить.

В субботу супруги приехали на автомобильный рынок на проспекте Энергетиков. Вымытая шампунем машина сверкала своей чистой голубизной — ни вмятины, ни царапины. Хороший товар привлекал многих. Супруги даже растерялись, когда их окружила небольшая толпа мужчин, желающих купить уже не выпускаемую модель. Стихийный аукцион быстро закончился, больше всех предложил молодой парень: четыре тысячи официально для оформления и девять сверху — наличными.

Ольга и приятель покупателя остались в машине. Александр с парнем ушли в магазин. Оформление купли-продажи было недолгим. Через полчаса сделка была заключена, документы на машину перешли законному владельцу, уплатившему ее стоимость. Довольные столь быстрым завершением процедуры, они вышли из магазина и направились к «Жигулям», чтобы рассчитаться наличными. Когда до автомашины оставалось метров пятнадцать, покупатель, помахав техническим паспортом, крикнул своему приятелю:

— Все о’кей!

Внезапно, откуда-то сбоку, между ними и автомашиной выскочил и остановился, взвизгнув тормозами, зеленый «Опель». Дверцы его распахнулись, и два крепких парня рванулись к супругам. От сильного толчка Александр упал, а в этот момент другой нападающий за руку выдернул Ольгу из машины. Через секунду обе машины, взревев, на глазах у десятков оторопевших зевак скрылись.

Александр поднял плачущую жену. Какие-то мужчины помогли им записать номер «Опеля». Неизвестно откуда появившийся милиционер опросил очевидцев, с кем-то связался по рации. Появился желтый «уазик», и супругов Селезневых отвезли домой. А уже через сорок минут гаишники задержали обе автомашины и преступников.

Дело о грабеже не вызвало никаких затруднений при расследовании, свидетелей — десятки, обвиняемые своей вины не отрицали. Самой сложной оказалась проблема с «Жигулями». Молодой следователь горячо убеждал прокурора, что Басалаеву и его сообщникам необходимо вменить в вину либо похищение автомашины, либо ее грабеж. Однако опытный юрист, прокурор района, не согласился с такой точкой зрения. Он сказал, что, по-человечески, все, что произошло с Селезневыми, понятно и вызывает возмущение. Они — жертвы преступления, в этом сомнения нет. Но здесь возникает вопрос о законности сделки купли-продажи. Следователь подтвердил, что здесь все законно. Но тогда, заметил прокурор, собственником машины является Басалаев, а владелец не может сам у себя похищать вещь. Другое дело — та сумма, которая была оговорена в качестве оплаты сверх цены, а также насилие, примененное к потерпевшим. Это, без сомнения, статья сто сорок пятая.

— А то, что Селезнев хотел получить эту сумму с покупателя в обход закона? Должно защищать государство в данном случае его не совсем законные интересы? — поинтересовался следователь.

— Вопрос спорный, — ответил прокурор. — Пусть это решает суд, а вам, я полагаю, следует вменить в вину обвиняемым эти девять тысяч как объект хищения. Ведь умысел у них был направлен именно на эти деньги…

 

Родственный обмен

На прием к прокурору района пришла Костромина, сорокалетняя тучная женщина. Тяжело дыша, она села к столу и протянула заявление:

— Вот, обманули бабульку, оставили ее без жилья.

— Кто же это сделал?

— Да родственники ее. Воспользовались тем, что Анна Никитична старая, ей восемьдесят два. Еле ходит, плохо видит, почти не слышит.

Прокурор прочитал заявление. История о родственном обмене, каких немало. Старушка Анна Никитична Глазова проживала в приватизированной однокомнатной квартире. Ее единственные родственники — племянник с семьей — занимают двухкомнатную квартиру. Чтобы не пропала жилплощадь (так они ей прямо и сказали), уговорили бабушку подарить ее. Условились, что бабулька переезжает к племяннику, а сын его, студент, переезжает в квартиру Анны Никитичны. Обещали заботиться о ней, так как Глазова долго колебалась. Все-таки там, где она жила, были знакомые добрые люди, ходили для нее в магазин. Да и почтальон хороший, всегда вовремя пенсию приносил. Но уж так племянник и его жена Надя уговаривали, так ластились, что уступила она и переехала.

Вот тут-то через месяц и началось. Не так прошла, не так сделала, не туда положила, все не так. А потом прямо стали угрожать, что сдадут ее в дом престарелых. Навсегда.

— Что же вы с юристами не посоветовались, — посетовал прокурор. — Можно было сделать совсем по-другому. Раз квартира приватизирована, Глазова могла просто оставить племяннику завещание, и все. Жила бы себе спокойно дома.

— Вот и я говорю ей. Да знаете, видно, рассчитывали, что долго она не протянет. Сын-то у них хотел отдельно жить. Да и тяжело ей одной-то. Так уж уговаривали они ее… Единственные родственники, вот и послушалась их.

— А где бабулька сейчас?

— Еле привезла ее. Сидит в коридоре, — Костромина кивнула на дверь кабинета, — позвать ее?

— Да, надо поговорить.

Старушка, держась за руку женщины, с трудом прошла к столу и тяжело опустилась на стул.

— Анна Никитична, — обратился к ней прокурор.

— Сынок, не слышу я. Погромче.

Прокурор вышел из-за стола, склонился к ее уху:

— Анна Никитична, что Вы хотите?

— Вернуть мою квартиру. Не могу я там жить у Николая. Нету силушки. Совсем больная стала. Ой, помру я скоро.

— Так Вы подарили квартиру-то свою?

— А Надя его сущий дьявол стала, совсем меня заела. Спасибо Люсе, — кивнула на Костромину, — мои соседи по лестнице помогают. А то совсем бы пропала я.

— Да она совсем не слышит, — заметил прокурор.

Он вернулся на свое место. Пробежал глазами заявление еще раз и сказал Костроминой:

— Тяжелый случай. Чтобы доказать умышленный обман с целью завладеть ее собственностью, квартирой, надо установить, что у ее родственников был корыстный умысел с самого начала. Это очень сложно, да, наверное, и невозможно. Так что уголовного дела не будет.

— Значит, что хотят, то пусть и творят?!.. Издевайся над старым человеком, отнимай у него последнее, и ничего сделать нельзя! — возмутилась Костромина.

— Ну, почему же, есть способы защитить ее, — возразил прокурор. — Прокуратура, по закону, может предъявить иск о признании этой сделки-дарения недействительной, так как бабушка была явно введена в заблуждение. Кроме того, когда участником таких вариантов становится старый больной человек, необходимо согласование с органами социальной защиты, например райсобесом, который знает, как защитить права и интересы таких, как Анна Никитична. У меня нет сомнений, что такой иск будет удовлетворен.

— Спасибо вам за нее, — успокоилась Костромина и закричала в ухо старушке. — Есть правда на земле, Анна Никитична, помогут тебе.

— Да, да, — ничего не поняла Глазова, — хорошо.

— А если бы это был просто обмен, и квартира не была приватизирована? Тогда как? — спросила Костромина.

— При этих же обстоятельствах, все равно, обмен был бы признан по суду недействительным, а стороны приведены в первоначальное положение, — разъяснил прокурор…

 

Обмен-обман

В юридическую консультацию на прием к адвокату Заварову обратилась за советом Стасова. После смерти мужа она решила обменять двухкомнатную отдельную квартиру на однокомнатную. Супруги Вареницыны обещали уплатить ей за это двести тысяч рублей, но только после получения обменных ордеров. Когда обмен был оформлен, они отказались отдать деньги и возбудили в суде иск о принудительном исполнении обмена, так как Стасова отказалась переехать в их квартиру. Обе квартиры не приватизированы.

Стасова уже была у другого адвоката, и тот ее совсем расстроил, сказав, что обмен был добровольным, считается совершенным с момента выдачи ордеров, и поэтому придется ей переезжать в однокомнатную квартиру, которая, кстати, не такая уж плохая, и ей одной площади вполне достаточно. Тогда она еще не решилась откровенно рассказать об оплате, побоялась. Теперь же терять уже нечего, через три дня будет суд.

Выслушав сбивчивый рассказ женщины, Заваров упрекнул ее:

— Что же вы так опрометчиво поступили? Во-первых, корыстный обмен — это противозаконно. А во-вторых, раз уж вы на это решились, то почему бы сначала не получить деньги?

— Так везде пишут: продается комната, квартира… А сколько объявлений об обмене по договоренности… Сейчас все можно, продавать жилье, покупать. Менять квартиру я все равно буду, жить там после смерти мужа не могу… А одной тяжело материально, сами знаете, как сейчас трудно прожить.

— Вы, Антонина Петровна, как и многие другие, заблуждаетесь. То, что все так поступают, еще не означает, что закон о фиктивности обмена жилья или о корыстном характере обмена отменен. Статья семьдесят третья, пункт первый жилищного кодекса. Вот, посмотрите.

Он показал Кодекс Стасовой. Та прочитала и испуганно спросила:

— Так что же, меня теперь судить будут? Ведь деньги-то я не получала, а не могла получить, потому что Вареницыны сказали, что боятся. Мало ли, я возьму деньги, а от обмена откажусь.

— Они оказались хитрее вас.

— А у меня есть их расписка. Вот она.

— Ну, что ж, — прочитав расписку, удовлетворенно сказал адвокат, — это уже доказательство корыстного обмена жилого помещения.

Услышав опять эти пугающие слова, Стасова разволновалась:

— Что же мне будет? Отнимут квартиру?

— Антонина Петровна, не надо паниковать. Да, вы нарушили закон, хотя он уже мало соответствует сегодняшнему времени. Но закон есть закон, и хорошо, что он еще действует для таких опрометчивых граждан, как вы. С его помощью можно все же поставить на место обманщиков типа Вареницыных. Я возьмусь вести ваше дело, мы предъявим встречный иск о признании обмена недействительным, но в суде придется все откровенно рассказать. Крутить там нельзя. Само собой, что никаких денег от Вареницыных вы требовать не сможете, но шансы на то, что обмен можно признать недействительным, есть. Я уверен в положительном решении суда…

 

Кукла

— 733–12-47? — услышал в трубке деловитый мужской голос Валентин Сапелкин. — Я звоню вам по объявлению. Вы продаете магнитофон?

— Продаю, «Хитачи», новый, в упаковке.

— Сколько стоит?

— Приходите, смотрите, о цене будем говорить на месте, — ответил Валентин. Таких звонков уже было много, и после того, как он называл стоимость аппарата, никто не спрашивал его адреса, а только обещали подумать.

— Вы знаете, я ищу именно «Хитачи», но для того, чтобы смотреть, надо знать цену. Стоит ли мне ехать, заведомо зная, что цена большая, — убежденно говорил мужчина.

— А на какую цену вы ориентируетесь?

— Не более двухсот пятидесяти тысяч.

— Я продаю за триста, — твердо сказал Сапелкин.

Последовала пауза. Валентин уже было хотел положить трубку, но мужчина продолжил разговор:

— Ладно, может, действительно, договоримся… Куда мне приехать и когда? Можно завтра, в первой половине дня?

— Пожалуйста. Ординарная улица 21, квартира 38.

Матрос торгового флота Валентин Сапелкин вот уже три недели был в отпуске. Из плаванья он кое-что привез, но идти продавать на галерею в Гостиный не решился — опасно, сдавать в комиссионный — много потеряешь, да и не верил он комиссионным, наверняка хорошие вещи задешево сбывают своим. Вот продать по объявлению — другое дело. От желающих звонков много, но все хотели скидки. А такой магнитофон в магазине, он видел, стоит четыреста. За триста и не меньше, решил он не уступать никому. В конце концов будет у него два магнитофона: старый «Дживиси» и этот, новый. Зато можно будет переписывать кассеты.

На следующий день, часов в двенадцать, в дверь позвонили. В квартиру вошел высокий худощавый мужчина в куртке «дутыш» с огромными карманами. Он был один. Глаза его приветливо смотрели на хозяина. Улыбнувшись, он сказал:

— Это я вам вчера звонил.

— Вот, смотрите, — пригласил гостя Валентин.

Он поставил коробку на журнальный столик и раскрыл ее. Мужчина, лишь мельком взглянув на видеомагнитофон, удовлетворенно кивнул:

— Вижу, видик новенький.

— Не будете смотреть? — удивился Сапелкин.

— Вы же не на улице продаете, я вам полностью доверяю. Ну, так как, — спросил мужчина, — не договоримся за двести пятьдесят?

— Триста. Меньше не могу. Подумайте сами, какой мне смысл продавать дешевле, если аппарат новый и в магазине продается за четыреста.

— Это верно, я походил по магазинам, видел, — мужчина вздохнул. — Да, понимаете, жену еле уговорил. Мне, говорит, твой видик не нужен. А я хочу, давно мечтал. Вот собрал триста, знал, что не уступите… Ну, что ж…

Покупатель достал из кармана куртки свернутые в тугой рулончик пятитысячные купюры, перехваченные черной резинкой. Валентин снял резинку, распрямил деньги и сосчитал:

— Не хватает пяти тысяч.

— Не может быть, — воскликнул мужчина. Он стал пересчитывать деньги. Их оказалось двести девяносто пять тысяч.

— Ай-я-яй! — заохал он. — Как же это я просчитался?.. Извините, сами понимаете, не стал бы я при общей сумме в триста тысяч экономить пять. Сейчас все будет в порядке.

Мужчина достал бумажник, извлек из него пятитысячную купюру и положил к остальным деньгам.

— Последние деньги отдаю, — удрученно заметил он.

Валентин еще раз пересчитал: все сошлось, ровно триста.

— Можете забирать магнитофон. Вот веревка, сами перевяжете или помочь?

— Нет, нет, спасибо, не надо, я так на руках снесу. Я на машине.

Сапелкин готов был уже проводить гостя, но тот стоял и смотрел на стол с деньгами. Он явно колебался: видно, отдав последние пять тысяч и оставшись вообще без денег, мужчина испытывал серьезные сомнения в необходимости этой покупки.

— Вас что-то смущает? — спокойно спросил Валентин. — Я же не заставляю вас покупать его.

— Все-таки большие деньги… жена у меня, знаете ли, крутая женщина… Если бы двести пятьдесят… нет-нет, — быстро сказал он, увидев протестующий жест Валентина, — …я не прошу уступить. Лучше бы мне еще подумать, а?

— Как хотите, — раздражаясь, сказал Сапелкин, — берите обратно свои деньги.

Мужчина жалко улыбнулся, собрал деньги, аккуратно их сложил, подравнял, стукнув об стол, скрутил в тугой рулончик и, закрепив резинкой, положил в карман.

— Я пойду, — извиняющимся тоном, неуверенно промолвил он. — …Думать…

— Думайте, — пожал плечами Валентин, — но завтра видеомагнитофона уже не будет. Либо я его продам, либо совсем продавать не буду. А может быть, буду продавать дороже. Инфляция идет, надо это иметь в виду.

Мужчина, неуверенно сделав два шага, остановился в дверях комнаты, бросил жадный взгляд на коробку и отчаянно махнул рукой:

— А, была — не была! Пока вы не передумали, пока я созрел для этой покупки, надо брать. А жена… что жена, как-нибудь смирится.

Он решительно подошел к столу, достал знакомый рулончик денег и со стуком положил его перед Валентином.

До этого деньги были дважды пересчитаны, и Валентин скорее инстинктивно, чем осознанно, потянулся к ним. Но мужчина отвлек его:

— Помогите мне взять под руку коробку.

Валентин проводил гостя до дверей, предупредив его о том, что порог высокий, можно споткнуться. Прощаясь с ним, Сапелкин увидел, как с верхнего этажа по лестнице спускалась девушка. Покупатель уже пошел вниз, и Валентин хотел закрыть дверь, но девушка, оказавшаяся на площадке, посмотрела на номер его и соседней квартиры и мило улыбнулась:

— Вы не подскажете, где живет Бобров Станислав? Я не запомнила номер квартиры: то ли сорок третья, то ли семьдесят третья.

— На этой лестнице такого нет. Может, на другой? Я здесь такого не знаю.

— Извините, посмотрю в другой парадной.

Валентин посмотрел ей вслед. Стройные, очень красивые ноги. Высокая, с длинными волосами, девушка, стуча каблучками, медленно шла по ступенькам.

Он вернулся в комнату, поднял упавшую веревку, положил ее на столик, подошел к окну и рассеянно посмотрел во двор. Девушка садилась в такси. Почему-то она не пошла дальше искать своего Станислава, вяло подумал Валентин.

Он взял в руки рулончик денег, снял резинку и развернул его. Газетные полоски посыпались из рук.

Валентин выбежал из квартиры, не закрыв за собой дверь. Такси, фыркнув сизым клубочком дыма, скрылось за углом. Ни мужчины-«покупателя», ни его соучастницы, теперь он это понял, нигде не было…

 

Кража

Общественный туалет «Услуга» у Московского вокзала — одно из многих подобных мест, реорганизованных в последнее время с претензией на цивилизованную форму обслуживания. Плата неадекватна услугам, но все же что-то изменилось: стало чище, можно получить сапожную щетку, туалетную бумагу и тому подобное. Перестали скапливаться бомжи, наркоманы, алкоголики. Обслуживающий персонал иногда не отказывает в просьбе посетителю — посторожить личные вещи.

Виктор Сапрыкин с тяжелой спортивной сумкой мотался по городу уже три часа. Командировка в Петербурге закончилась, надо было купить подарки и детские вещи. До поезда на Адлер оставалось еще три с половиной часа. У вокзала он встретил земляка Олега, попили пивка, зашли в платный туалет.

— Что будем делать? — причесываясь у зеркала, спросил Олег. — Времени навалом, может, в кино сходим? Ты смотрел американский фильм «Жажда смерти»? Классный, идет в «Художественном».

— Намотался я по городу, устал дико. Вообще-то в кино посидеть неплохо, — согласился Виктор, — да с сумкой ходить надоело. В камере хранения на вокзале мест свободных нет. Куда ее денешь?

— Да вон, бабка дежурит здесь, ей и отдай…

Их громкий разговор слышали все, кто в этот момент был в кабинках. Владимир Коровин прислушался к диалогу парней. Ребята повели переговоры с уборщицей. Та, поворчав, согласилась взять сумку на пару часов, тем более, что те пообещали ей за это заплатить. Коровин вышел в тамбур, бросил взгляд на сумку, стоявшую за старушкой, около шкафчика. Огромная зеленая сумка с белыми ручками была набита до предела. Владимир проследовал за Виктором и его земляком до самого кинотеатра, посмотрел, пока они дождались начала сеанса и прошли в кинозал. Знакомый Виктора был одет примерно так же, как и Коровин: синяя куртка, голубые джинсы, светлые кроссовки.

Коровин спрятал в карман шапочку-петушок: приятель Виктора был без шапки, и вернулся в туалет. Прошел ровно час после того, как земляки оставили сумку на хранение.

Анна Ивановна Петрова сидела на своем месте, получала плату, обслуживала посетителей, десятки мужчин проходили туда и обратно. Она уже привыкла к мельтешению людей и не очень-то присматривалась к лицам, замечая лишь пьяных и тех, кто норовил проскочить бесплатно.

— Мамаша, — именно так называл уборщицу Виктор, и Коровин обратился к ней точно так же, — Виктор велел мне забрать сумку, он пошел на вокзал договориться насчет билетов. — Сколько мы должны уплатить? Сотни хватит?

— Хватит, сынок, забирай.

Перекинув через плечо тяжелую сумку, Коровин вышел…

 

Кавалеры

Геннадий Сизов и Омар Зугдиди вышли на «охоту». Пятница, семь часов вечера, впереди два выходных дня. Отличное настроение, хочется приятного знакомства и общения где-нибудь в уютном кафе. Сегодня рождество, все спешат домой, но желающих провести вечер в хорошей компании вне дома тоже достаточно много.

Две молодые женщины в красивых полушубках звонили по телефону-автомату на площади Льва Толстого. Вероятно что-то у них не сложилось, встреча не состоялась, а нужный им телефон не отвечал. Гена и Омар минут десять-пятнадцать наблюдали, как девушки по очереди набирали один и тот же номер, с досадой вешали трубку и посматривали в сторону Каменноостровского проспекта.

— Девочки, — парни подошли к ним, когда те уже пятый или шестой раз пытались дозвониться, — мы видим, что вы сегодня одни, мы тоже. Может, проведем вечер вместе?

Тамара и Светлана переглянулись. Парни вполне приличного вида, модная одежда, открытые лица, совершенно трезвые. Вежливо представились и теперь выжидательно смотрели на них. Никакого нахальства или иронии. Одним словом, приятные ребята.

— А что вы можете предложить? — спросила Тамара.

— Отметить наши премиальные. Мы не фирмачи, но работа у нас благодарная, — пояснил Омар, — согласны?

— На квартиру мы не пойдем, — сразу предупредила Светлана.

— Девочки, — мягко сказал Геннадий, — вы, наверное, принимаете нас за каких-то нахалов. Для знакомства посидим в ресторане или кафе, послушаем там музыку, и все. А в другой раз, может быть, что-нибудь интереснее.

— Вот что, ребята, — Тамара явно колебалась, — надо позвонить домой. Вы постойте вон там. Через пять минут мы скажем.

Тамара со Светланой говорили по телефону, изредка бросая взгляды на стоявших в стороне парней. Наконец, подошли к ним, и Тамара сказала:

— Мы согласны. Только условия: в центре — раз, и домой нас не провожать — два.

В ресторане «Иверия» настроение девушек улучшилось. Уже в гардеробе, перед зеркалом, они выглядели великолепно в своих выходных костюмах, на шпильках, с модными прическами. Все начиналось замечательно: на них восхищенно смотрели их спутники, зеркала отражали их ладные фигурки, сверху, из зала лилась красивая мелодия знакомого шлягера, манил пряный аромат восточной кухни. Симпатии парней быстро определились: в гардеробе Гена отдал на один номер одежду Тамары и свою, а Омар — ее подруги.

Они сидели у окна. Девушки пили шампанское, парни — коньяк, медленно и понемногу. Танцевали, закусывали, смеялись, — все было просто дивно. Вечер подходил к концу. Геннадий предложил:

— Девушки, мы хотим заказать для вас такси.

— Мы же договорились: нас не провожать, — ответила Тамара.

Геннадий засмеялся:

— Девчонки, вы нас неправильно поняли. Для вас такси, а не для нас — само собой, машину оплатим мы.

Девушки улыбнулись, соглашаясь.

— Ну, тогда мы с Омаром пойдем вниз позвонить, заодно и покурим. Ладно?

Прошло пятнадцать минут, но парни еще не вернулись.

— Света, что-то долго их нет…

— Наверное, телефон такси занят. Сама знаешь, как трудно до них дозвониться.

— А ведь они говорили что-то насчет покурить… Я не видела, чтобы они курили…

— Тома, а ведь и правда, они ни разу не курили. Ой! Где же они?! Надо пойти посмотреть!

Девушки спустились в холл. Парней у телефона не было. В гардеробе одевались несколько гостей, собирающихся домой. Геннадий и Омар исчезли, захватив с собой девичью одежду: полушубки, норковые шапки, пакеты с сапожками…

 

Кабинетник

Тарусов Григорий специализировался по кражам из учреждений. Под видом посетителя он приходил на прием к руководству, просил дать консультацию по интересующему его вопросу или подготовить справку. Занимал очередь и потом периодически отлучался (например, покурить), ходил по этажам, коридорам, заглядывал в кабинеты и канцелярии. Наметанным, опытным взглядом фиксировал, где что лежит, сколько работников в кабинете, могут ли здесь бывать посетители. Он давно понял, что служащие государственных учреждений уже традиционно настолько беспечны, что, едва ли не на их глазах, очень легко похитить почти любую вещь. Если работник выходит из кабинета на пару минут, не станет же он запирать его на ключ — не секретное, в конце концов, делопроизводство, да и ценностей никаких нет. И если тебя одного, постороннего, растерявшегося, застанут в служебном кабинете, то это не самое страшное, так как стандартное «вот зашел, никого нет, хотел спросить…» всегда снимает всякие подозрения. Мало ли кто и что ищет. Потом уже, когда обнаружат в конце дня, что пропала сумочка, счетная машинка или деньги, вспоминают этого импозантного, дородного мужчину, который сюда заходил, но ведь вором мог быть и кто-то другой…

В жилищном Управлении, как всегда, уйма народу, хлопают двери кабинетов, звонят телефоны, слышны зычные голоса инженеров, закаленные в технико-смотрительском прошлом. Терпеливо сидят старики и старушки. Высокий, полный Григорий Тарусов занял очередь в кабинет № 6 за справкой о размере жилой площади. Это нужно ему для приватизации жилья, как он объяснил любопытной старушке. В очереди было всего шесть человек, но двигалась она медленно. Полчаса есть в запасе, прикинул он. Григорий поднялся на второй этаж. «Эксплуатационный отдел» — за дверью были слышны голоса. Дальше «Бухгалтерия» — тоже. «Главный инженер» — тихо. Постучал два раза — никакой реакции. Толкнул дверь. Вошел — никого. Микрокалькулятор — в карман, кожаные новенькие перчатки на столе — за пазуху, дамскую сумочку со спинки стула — туда же. Вышел в коридор, закрыл дверь. В это время из бухгалтерии стремительно вылетела раскрасневшаяся женщина, бросила на ходу: «А я этот отчет не делала и делать не буду!»

— А вам что здесь надо? — грубо спросила она Тарусова.

— Ищу, где оформляют документы для приватизации.

— Первый этаж, шестая комната.

— Спасибо.

Удача сопутствовала ему в этот день. Проходя мимо конторы, Григорий увидел через окно первого этажа, что там проходит какое-то собрание сотрудников. Коридор был пуст, слева и справа двери кабинетов. Одна из них оказалась не заперта. Три стола с телефонами, груда бумаг, папок. Дипломат на полу под столом, сумочка на стуле у другого стола. Пять секунд ушло на то, чтобы положить в дипломат сумочку. Собрался уже к выходу, но взгляд привлек сейф.

За стенкой был слышен гул разгоряченного какой-то проблемой собрания. Что они там обсуждают, подумал Григорий и ухмыльнулся: вот бараны, суетятся, обсуждают, а раззявы на мой век всегда найдутся. В этой комнате работают трое: мужик и две бабы. Дипломат — его, сумочка — одной, а где вторая? Ясно, в сейфе. А где ключ? Сейф стандартный, ключ должен быть с двумя бородками, большой и тяжелый. Такой предмет женщина с собой ни за что носить не будет, хотя наверняка косметичка и сумочка заполнены до отказа всяким барахлом. Значит, ключ здесь, в кабинете. Хозяйка сейфа всегда рядом с ним сидит, вот за этим столом. Ключ, конечно, в ящике письменного стола. У той, что поаккуратнее, — в нижнем ящике под бумагами. У той, что поленивее, обязательно в верхнем и редко под бумагами. Так и есть, ключ от сейфа в верхнем ящике. А вот и она — сумочка в сейфе. О! Да здесь еще кое-что… Григорий увидел деньги в банковской упаковке — десять тысяч рублей, четыре ваучера, бутылку коньяка, импортный шоколад. Сложил все в дипломат, с трудом его закрыв. Бесшумно повернул ключ в сейфе и положил его на прежнее место. Собрание продолжало шуметь…

 

Взятка

Семья Назаровых стояла в очереди на улучшение жилья восемь лет. Обстановка в доме была накалена до предела. В двухкомнатной, малогабаритной квартире перемешалось три поколения: старики — дед с бабушкой, дочь с мужем и их двое детей трех и шести лет. На кооператив денег не было, все средства уходили на питание и одежду.

Очередь, двигавшаяся быстро первые пять лет, теперь совсем застопорилась. Обращались в разные инстанции, ко всем властям — результата никакого, таких, как они, много, обстоятельства нисколько не лучше, нарушать очередность нельзя.

Вот и сегодня старший инженер Назарова Галина Семеновна, энергичная сорокалетняя женщина, с очередным ходатайством своего НИИ сидела в очереди к начальнику Управления учета и распределения жилой площади района. Институт в пятый раз просил ускорить предоставление квартиры, но Галина Семеновна уже ни во что не верила, пришла сюда скорее по инерции, чем полагаясь на здравый смысл. Из кабинета начальника вышел крупный мужчина в блестящем югославском костюме. В руках у него был дипломат с цифровым замком. На пороге кабинета, прощаясь, он громко сказал:

— Документы на этих двоих поступят позднее, Леонид Макарович. У зампреда урегулируем вопрос.

Что ответил начальник управления, слышно не было, так как мужчина уже закрыл дверь. Проходя мимо молчаливой, потной очереди, он сочувственно произнес:

— Приватизация, дорогие товарищи, рынок, ничего не поделаешь…

— А можно вас спросить, — обратилась к нему Галина Семеновна.

Понизив голос, мужчина кивнул ей:

— Здесь душно, выйдем на лестницу. Ваша очередь еще не скоро.

На площадке он достал пачку «Кента», щелкнул изящной зажигалкой и с удовольствием сделал глубокую затяжку.

— Я хотела спросить вас…

— Меня зовут Кирилл Аркадьевич.

— Вы здесь работаете?

— Нет, голубушка, я работаю там, — указал он пальцем наверх. — А в чем дело? Впрочем, ясно в чем, очередь не идет, так?

— Да, Кирилл Аркадьевич. А вы там, — кивнула головой наверх Назарова, — жильем занимаетесь?

— Я на снабжении, в масштабах региона. Поэтому меня все знают. А здесь был — пробивал пару квартир для своих людей, — небрежно закончил фразу Кирилл Аркадьевич.

Назарова рассказала ему о своем семейном и жилищном положении. Мужчина внимательно ее слушал. Докурив сигарету, он резко швырнул ее в урну и, взяв под руку Галину Семеновну, отвел ее в угол площадки:

— Считайте вам повезло, счастливый случай, что вы встретили меня. Вы вызвали во мне сочувствие, и я могу вам помочь. Здесь мы ничего не решим. Да и неудобно мне, только что хлопотал о двух квартирах, надо и меру знать. А там, на городском уровне, сделать это проще. Давайте ваше ходатайство.

Прочитав письмо института, он положил его в карман, хлопнул по нему ладонью:

— Подойдет. Теперь оговорим условия…

— Понимаю… — Галина Семеновна смущенно улыбнулась.

— Нет, не понимаете! — возмущенно воскликнул Кирилл Аркадьевич. — Думаете, взятка? Ни в коем случае, только за мою услугу.

— Сколько?

— А как вы полагаете?

— Наверное, много, — неуверенно произнесла она, — я не знаю… Может быть…

— Десять процентов, — перебил ее Кирилл Аркадьевич.

— Чего десять процентов, — не поняла она.

— От стоимости квартиры.

— Так я же не покупаю квартиру… И денег таких у нас нет.

— Никто и не предлагает ее покупать. Но все имеет свою стоимость, а как же иначе жить-то? Старики ваши остаются в малогабаритке, а вашей семье положена трехкомнатная. Это будет метров семьдесят.

— Зачем же мне такая большая, — испугалась Назарова.

— Общей семьдесят, голубушка, а жилой сорок-сорок два. Себестоимость одного метра пятьдесят тысяч, всего — три с половиной миллиона. Десять процентов — одна тысяча семьсот пятьдесят долларов.

— Долларов?! — ахнула женщина, — да у меня их никогда не было…

— Обменять рубли на валюту нет никаких проблем. Хотите иметь квартиру через пару недель — найдете и деньги, и валюту. Не хотите — у меня времени мало, прощайте.

— Ну, хоть день дайте, с семьей посоветоваться, — взмолилась Назарова.

— Один день, пожалуйста. Только имейте в виду, что ни о какой взятке речь не идет. Я включаю свои связи, свой авторитет и только, гонорар за мои услуги и потерянное время.

Дома Назаровы сходу отвергли идею, предложенную Кириллом Аркадьевичем. Но уже к вечеру разговор стал все чаще и чаще крутиться вокруг будущей квартиры. А когда расшалились дети, у деда подскочило давление, Галина Семеновна заняла ванную стиркой, ее муж включил телевизор, шум и теснота достигли своего апогея, Назаровы единодушно решили — другого выхода нет.

Бабушка предложила продать ее старинные сережки с изумрудом, дед — столовый сервиз, который стоял в серванте для украшения, муж Галины Семеновны заверил, что ему дадут ссуду под небольшой процент.

На следующее утро по телефону, данному ей накануне, Назарова позвонила Кириллу Аркадьевичу. Ей очень не хотелось заниматься покупкой валюты, но тот был непреклонен, и она смирилась.

— В семнадцать завтра приезжайте в мое Управление по улице Гагарина, — сказал он, — там все и решим.

— В приемной начальника управления, в просторном помещении с кожаными креслами и искусственными растениями Кирилл Аркадьевич показал ей резолюцию на письме НИИ: «Предоставить вне очереди трехкомнатную квартиру».

— Завтра в десять утра мы идем в ваше Управление учета и распределения жилой площади к Саржину, — закончил разговор Кирилл Аркадьевич, — все расчеты завтра.

В кабинете у Саржина он пробыл не более пяти минут, вышел оттуда, широко улыбаясь. Как обычно, взял под руку Назарову, провел ее на лестницу и радостно сообщил:

— Все в порядке, через неделю придете за ордером.

Счастливая Назарова, со словами благодарности, вручила ему доллары, которые уже два дня не давали ей покоя.

А через неделю Саржин заявил Галине Семеновне, что ее очередь на жилье не подошла, никаких ордеров ей не положено, о Кирилле Аркадьевиче слышит впервые, документы на нее ни от кого не получал. Да, заходил к нему пару раз мужчина, по описанию похожий на того, о ком она говорит, но приходил консультироваться явно не по делу и был выставлен им из кабинета.

В управлении на проспекте Гагарина тоже видели этого мужчину, чего он хотел, зачем приходил, никто вразумительно сказать не мог. Совершенно точно только то, что он у них не работает и не работал, в штате Кирилл Аркадьевич не значился.

Телефон, по которому Назарова звонила, принадлежал старушке, которая сдала «Кириллу Аркадьевичу» комнату на один месяц. Он два дня был здесь, ему много звонили, а затем куда-то пропал. До сих пор звонят какие-то мужчины и женщины, ругаются, угрожают…

 

Адвокат

Соучредитель товарищества с ограниченной ответственностью «Аура» Лариса Витальевна Самарина уже две недели не находила себе места. Все валилось из рук, работать не могла. Преуспевающая, состоятельная женщина, предприимчивая и напористая, она оказалась в катастрофическом положении. Ее единственный сын, восемнадцатилетний Валерий пошалил: угнал автомашину. Сейчас он под следствием, возбуждено уголовное дело. Ее визиты в следственное отделение райотдела милиции ни к чему не привели. Следователь, молоденький лейтенант, осадил ее, когда она сначала требовала, а потом попросила, с намеком на благодарность, прекратить дело. Нет, этот мальчишка точно засудит ее сына, думала она, скоро, говорит, закончит следствие и передаст дело в районный суд.

А там суд, судимость. Боже мой! Вся жизнь поломана.

— Горюете? Вам плохо? Вам помочь? — услышала она тихий мужской голос.

К ней склонился плотный брюнет, за тонкой золотой оправой очков участливо смотрели светло-зеленые глаза. Кожаная куртка источала тонкий, едва уловимый запах «Майды», в руке он держал изящную замшевую папку для документов.

— Муж? — многозначительно кивнул он головой на дверь кабинета следователя.

— Сын, — выдохнула женщина и заплакала.

— Успокойтесь. Какая статья?

— Угон автомашины.

— Ну, это не так страшно. За это не сажают. Сколько лет сыну?

— Восемнадцать. А вы кто? — вопрос Ларисы Витальевны прозвучал довольно резко.

— Я адвокат, Лавров Николай Максимович, не слышали? Веду уголовные дела. Сегодня у старшего следователя Голубевой прекратил дело своего подзащитного, — он показал на соседний кабинет, — так что не все и не всегда плохо. Не надо паниковать. У вас есть адвокат?

Самарина отрицательно покачала головой и безнадежно махнула рукой.

— Что же так?

— Мне уже ничего не поможет. Я поссорилась со следователем.

Сочувствующий взгляд, безупречная внешность, мягкий голос внушили ей такое доверие к этому человеку, что она невольно все ему откровенно рассказала.

— Я пообещала следователю отблагодарить его, а он так разозлился, что теперь никогда не отпустит Валерика.

— Ну, разве так можно?.. Грубо, прямо в лоб, — упрекнул ее Лавров, — это делается тоньше, а в вашем деле и смысла нет так поступать. Я понял, что сын не был судим, не отрицает своей вины, приличные родители — сразу видно. Не посадят его, — уверенно закончил он.

— Ну… наверное. Но судимость-то будет в любом случае. А сын закончил первый курс финансово-экономического. Если бы вы знали, чего мне стоило, чтобы он туда поступил…

— Представляю. Хотя из-за условной судимости его не исключат из института.

— Но зато никакой перспективы в жизни. Любая зарубежная работа для него будет закрыта.

— Времена не те. Впрочем, у вас появился шанс все закончить благополучно. Пойдемте на свежий воздух, там поговорим.

Лавров долго, но весело рассказывал Ларисе Витальевне о случаях из его адвокатской практики. Он шутил, смеялся, и, по его словам, почти все дела заканчивались счастливо: кому-то дали условно, кто-то получил меньше, чем требовал прокурор, а кое-кто и вовсе оправдан. Особенно удачно он вел дела о молодых ребятах, да и суд им сочувствует, ведь у судей такие же, как и у всех, дети.

Этот лучезарный оптимизм Лаврова так вдохновил женщину, что она перестала плакать, печаль в ее глазах исчезла, она улыбнулась раз, другой и как-то посветлела. У нее появилась надежда, она благоговейно смотрела на этого симпатичного, приятного юриста. Заметив ее настроение, адвокат перешел к делу:

— Разумеется, тюрьма вашему сыну не грозит. А чтобы дело было вообще прекращено, необходимы определенные активные действия. Вы уже испортили настроение следователю, исправлять это положение придется через его начальство.

Последовала многозначительная пауза.

Самарина — деловой человек, в своем бизнесе такие намеки понимала хорошо и, не колеблясь, спросила:

— Какие нужны расходы?

— Вы так прямо, право, неловко говорить. Ну, да ладно, я вижу, вы практичны, и прямой вопрос влечет прямой ответ. Сотня тысяч. И чем скорее, тем лучше.

— Завтра будут. Где и когда?

— Здесь же в три часа.

Расследование было закончено. Следователь объявил об этом Валерию Самарину и предложил ему ознакомиться с материалами дела. Тот, быстро пролистав тоненькую папку, удивился:

— Здесь написано, что дело передается в суд.

— А что вас удивляет? Это обычный финал. За преступлением следует наказание, а его назначает только суд. А вот какое — это тоже решает только суд.

— …Да, но адвокат уверил меня, что дело до суда не дойдет…

— Это почему же?

— Ну… так… он объяснил, что мой проступок — это не преступление… вернее, не такое тяжелое преступление, что следователь учитывает возраст, характеристики. Я же полностью раскаялся, признал вину…

Следователь смотрел на этого растерянного, готового разрыдаться мальчишку с явным сочувствием, но тот первый разговор с мамашей, акулой современного бизнеса, держал его в напряжении весь период следствия. Следователь тогда же доложил районному прокурору о прозрачном намеке Самариной. Ситуация возникла довольно двусмысленная. Они решили с прокурором не провоцировать Самарину на дачу взятки, чтобы затем ее разоблачить, потому что пожалели ее. Но и прекратить дело было нельзя, хотя такая возможность в принципе была. В случае прекращения дела Самарина решилась бы либо отблагодарить следователя, либо могла разнести слухи о том, что купить и запугать можно кого угодно. Вспомнив заносчивое и самоуверенное поведение Самариной, следователь довольно жестко произнес:

— Можете передать своей матери, что не все покупается.

Долгая, тягостная пауза давила на обоих, и следователь спросил просто так, чтобы как-то ее прервать:

— А кто у вас адвокат?

— Лавров Николай Максимович.

— Не знаю такого. В какой коллегии он?

— …Я точно не знаю.

Следователь посмотрел алфавитный справочник адвокатуры:

— Такого адвоката в городе нет вообще. Может, он из областной адвокатуры, — предположил он и позвонил в Президиум областной коллегии адвокатов. — И там не знают Лаврова.

На следующий день Самарины уже точно знали, что Лавров — лжеадвокат, никогда и никого не защищал, лицензии на адвокатскую деятельность не имеет и вообще — личность неизвестная и загадочная…

 

Услуга

Свадьба была назначена на третье января. Женились сокурсники и студенты одной группы — Лена Андреева и Костя Караваев, поэтому предстоящее событие вызывало всеобщий интерес и ажиотаж. Студенты оторвали от своей скромной стипендии по полторы тысячи, немного денег прислали родители. Кое-как насобирали на церемонию бракосочетания и на стол.

Молодые люди бегали по магазинам, закупали продукты, покупая там, где подешевле. Экономили десятки, а в сумме и сотни, откладывая на спиртное. Перед Новым годом все вздорожало, народу кругом полно, но студенты — народ шустрый, и общими усилиями подготовка к свадьбе шла весело и успешно.

Как ни странно, но самым трудным делом оказалось купить водку. Конец года, ожидалось очередное повышение цен. Водка из магазинов исчезла. В коммерческих ларьках ее было — залейся. Но по слухам, все это были подделки, разбавленный спирт под этикетками известных марок. Телевизионные репортажи о ежемесячных раскрытиях подпольных винных цехов и заводиков подтверждали, что для этих слухов были основания.

Лена и Костя обежали уже полдюжины магазинов. Хотелось бы «Столичной» или «Санкт-Петербург» за тысячу семьсот.

Денег было ровно на десять бутылок. Но полки были пусты. Такие же потенциальные покупатели, как и они, но в новогодних хлопотах, заглядывали через окна на витрины и, чертыхаясь, следовали к другому, такому же пустому магазину.

Уставшие, расстроенные жених и невеста стояли у прилавка очередного предприятия торговли в Басковом переулке. Чернел этикеткой ликер неизвестной фирмы ЛТД, бурел алкогольный напиток «Косточка» Невельского завода без указания крепости и сахара, — весь ассортимент, представленный на витрине, не вызывал желания украсить им свадебный стол.

Безнадежно махнув рукой, Костя и Лена направились к выходу. У окна стоял какой-то мужичонка в рабочем халате. Он подошел к ним и спросил полушепотом:

— Чего надо?

— Да вот, ищем водку на свадьбу, десять бутылок.

— Какой водки?

— «Столичной» или «Петербург». Лучше бы «Столичной», — оживился Костя. Он уже понял, что этот невзрачный мужчина, безусловно, рабочий магазина. А по опыту и рассказам он знал, что достать бутылку из-под прилавка через рабочего всегда можно.

Мужичок подтвердил его предположение:

— Я здесь рабочим работаю. Щас будет «Столичная», в кладовой есть. Мне пару сотен сверху на пиво. Идет?

Лена достала две последние сторублевки и отдала Косте, тот пересчитал деньги и вместе со спортивной сумкой вручил подсобнику.

Мужчина поднял крышку прилавка и быстро прошел внутрь, на ходу бросив удивленной продавщице:

— Я к директору, Валерии Ивановне, на минутку.

Прошло десять минут, двадцать. Рабочий явно задерживался. Костя нервничал, Лена его успокаивала. Наконец, они не выдержали и подошли к продавщице:

— Где ваш рабочий?

— Какой рабочий?

— Да вот недавно прошел мимо вас.

— Понятия не имею. Наш рабочий час назад поехал с тележкой за товаром на склад. А этого мужика я не знаю.

Молодые люди прошли внутрь служебных помещений. Пройдя маленький узкий коридорчик, они увидели тамбур с настежь распахнутой дверью во двор, из которого было два выхода на соседние улицы…

 

Служебный вход

Магазины Петербурга завалены импортными промтоварами. Купить можно все, что нравится, все, что пожелаешь. Есть деньги — плати, и вещь твоя. Дорого, конечно, очень дорого, но зато есть все, на любой вкус и возраст.

Миленькие молоденькие провинциалочки Люда, Катя и Нина стояли в Гостином дворе около отдела блузок и разглядывали диковинные изделия германского и французского производства. Они приехали в северную столицу на каникулы и, заодно, что-нибудь купить для себя. Но… двадцать, тридцать, пятьдесят тысяч — цена этих красивых вещей убивала наповал. Девочки огорченно, в последний раз, взглянули на все это великолепие и повернулись, чтобы уйти. Перед ними остановился высокий, хорошо одетый парень. Он давно за ними наблюдал, их возможности и желания были так очевидны, что на его слова: красиво, не так ли, последовало единодушное девичье сожаление по поводу отсутствия у них денег на покупку таких красивых вещей.

Девушки пошли к выходу, парень шел рядом с ними, завязался разговор на ходу. Они рассказали о своем маленьком Камышинске, он — о своей бывшей работе здесь, в Гостином дворе. Сейчас перешел в коммерческую структуру, но знакомых тут еще много. Они помечтали о том, что хотели бы купить нечто подобное, но не более пятнадцати тысяч, он был уверен в реальности достать если не французские, то бельгийские кофточки или испанские блузоны. Надо только узнать. Гостям следует помогать, и он совершенно бескорыстно готов это сделать.

Они подошли к двери с надписью «служебный вход» с кодовым цифровым замком. Парень нажал три кнопки и, со словами «подождите пару минут», прошел в ярко освещенный коридор. Вернувшись, он радостно сказал:

— Девчонки, вам везет. На складе те же блузки, что и в отделе, но более дешевые, по четырнадцать пятьсот. Какие размеры нужны?

Парень записал на коробке сигарет девичьи параметры, заявки по цвету и сказал, что деньги он должен передать сразу. Видя нерешительность девушек, заверил:

— Если не понравятся, верну на склад, а деньги — обратно.

Девушки отдали деньги парню, и тот тем же путем пошел на склад.

Из служебного помещения уже вышли несколько человек, но парень не появлялся. Когда из дверей выглянула пожилая женщина, девушки спросили, можно ли им пройти на склад одежды. Она удивилась и ответила, что никакого склада здесь нет, а вход служебный, для более короткого пути на улицу работникам универмага…

 

Из-под прилавка

В Апраксином дворе у магазина автозапчастей, как всегда, было людно. С рук продавалось все: сальники и карбюраторы, свечи и амортизаторы, автодетали любой марки, от б/у до новеньких, в заводской смазке. Не было только авторезины — покрышек и колес в сборе.

Сергей Максимович Портнов уже два месяца искал комплект для своего восьмилетнего «жигуленка», оставлял открытки в магазинах, давал объявления, но все безрезультатно.

Острейший дефицит и строгий контроль гаишников за «лысой» резиной доконали его совсем. Безысходные размышления были прерваны шустрым пареньком с кожаной черной папкой в руке:

— Папаша, чего ищем?

— А, — огорченно махнул рукой Портнов, — резину.

— Так я могу помочь.

— Небось, старье какое-нибудь.

— Да нет, новье. С наценкой, конечно, продавцу, ну, и мне за услугу. Идет?

— Только я сам буду платить, — осторожно сказал Сергей Максимович.

— Сам, сам, — подхватил парень. — Вернее, мы вместе будем платить. Продавец-то вас не знает и из-под прилавка никому не продаст. Будете брать комплект или как?

— Все четыре колеса. Сколько всего-то будет? Для «Жигуля», только не импорт.

— По пять штук, всего двадцать тысяч. Ну, и мне после покупки пару штук.

Сергей Максимович долго раздумывал. Дороговато все же, даже при нынешнем росте цен. Да куда же деваться… Портнов достал деньги, отсчитал двадцать тысяч и сказал:

— Пошли.

— Не так, папаша. Кто же так в открытую будет брать деньги и выдавать товар, которого в продаже нет? Сделаем так.

Он достал из папки чистый почтовый конверт и протянул его Сергею Максимовичу:

— Кладите в него свои деньги. Так. Теперь заклейте. А теперь вот вам ручка, напишите сумму и распишитесь.

Говоря это, парень подложил папку, чтобы удобно было писать Портнову. Но, протягивая ручку, он уронил ее.

Когда Сергей Максимович наклонился, чтобы поднять ее, парень быстро перевернул папку другой стороной, на которой был прижат пальцем точно такой же чистый конверт.

— Не разбилась ручка-то? Ну, тогда пишите сумму прописью. Хорошо, подпись. Все. Вот теперь держите свои деньги и идем.

Они подошли к продавцу. Парень склонился к прилавку и что-то зашептал. Продавец также тихо ему что-то отвечал.

Парень повернулся к Сергею Максимовичу и, отойдя с ним в сторону на пару шагов, сказал с сожалением:

— Сейчас он не может, начальство какое-то в магазине. Но через часик, пожалуйста.

Нет, я ждать не буду, — сказал Портнов, кладя конверт с деньгами в карман пиджака. Спасибо, в другой раз.

— Жаль, ну пока, папаша…

Только в метро Сергей Михайлович достал конверт со своей подписью, надорвал его и обомлел. Вместо денег в нем лежала тонкая стопочка аккуратно нарезанных газетных полосок…

 

Цыганка

У Валентины Стасовой не ладилось все. Невезучая я, говорила она. Ей двадцать пять, не красавица, но и не дурнушка. Мужа пришлось недавно выгнать: пил да гулял. Родители, еще не старыми, умерли. На работе тихая, как мышка, сидела в своем отделе, никто ее из начальства не замечал, лишний раз не премировали, ничем не выделяли, доброе слово редко от кого слышала. Да и со здоровьем ниже среднего: то женские дела прихватят так, что хоть больничный бери, то зубы заболят или в ухе начнет стрелять, а уж простуда — почти каждый месяц. Одно утешение — своя, отдельная однокомнатная квартирка. Маленькая, но в хорошем месте. После смерти родителей обменяла их и свою комнаты.

Общительная, не тихоня, а подруг всего две. У обеих семьи, поэтому и с ними не часто виделась. Даже по телефону толком не поговоришь. Слышно в трубку, как мужья ворчат: «Тамара, Ира, давай кушать будем», крики детей, лай собаки, да мало ли у замужней женщины вечером хлопот. Лишь когда угомонятся все, посуда помыта, маленькая постирушка закончена, звякнет кто-нибудь из них после одиннадцати пошептаться минут десять, и то хорошо.

Валентина все чаще думала о своих неудачах, не пропускала ни одной передачи об экстрасенсах и колдунах, а посмотрев телесеансы Кашпировского, окончательно уверилась в том, что она либо зомбирована, либо какая-то энергия со стороны ее задавила. Рассказала про это на работе, над ней посмеялись да посоветовали хорошего мужика завести. Поговорила с подругами, те посочувствовали, но тут же отвлеклись на свои семейные проблемы, как дотянуть до зарплаты, достать дешевую тахту, куда девать детей на лето, где одолжить денег, у мужа задерживают зарплату.

Но через неделю-другую позвонила Тамара и сказала, что есть одна цыганка, так наговор снимает, предсказывает все точно. Не бродяжная какая, у нее есть телефон, можно позвонить. Валентина долго сомневалась, но после того, как третьего дня споткнулась и упала на улице, получив ушиб бедра, вчера на нее накричал начальник отдела, сегодня в магазине украли кошелек, она набрала номер телефона цыганки Алимпиады. Валентина услышала бархатный женский голос, такой теплый и проникновенный, что внутри у нее стало легко и хорошо, как будто мама взяла ее, маленькую девочку, на ручки и нежно качает, качает…

— Милая моя, золотая, — ворковала цыганка, — что же ты мучаешься, страдаешь?.. Я помогу тебе, сколько нехороших-то людей вокруг. Это они твою доброту пьют, а свою злобу черную источают на тебя. Нельзя тянуть с этим делом. Совсем сведут тебя со свету эти силы проклятые. Где тебе хуже всего? На работе, на улице, дома?

— Пожалуй, дома, — тихо ответила Валентина и заплакала.

Тоска, одиночество и болезни, эти постоянные спутники последних месяцев ее жизни, особенно ощущались здесь, в этих четырех стенах уютной, изолированной квартиры-камеры.

— Ну, тогда я приду к тебе. Посмотрю, найду их, все будет хорошо, милая… Завтра же, нельзя откладывать. Какой твой адрес?

Алимпиада Мокович — цыганка, двадцати пяти или сорока пяти лет, золотое колье, цепи и монисты, огромный черный платок с красными цветами, красивые жгучие глаза, французская помада и тончайший аромат духов — сидела на диване, пила кофе и курила длинную тонкую сигарету, слушая внимательно сбивчивый рассказ хозяйки о ее неудачной жизни.

Мокович, имевшая большой опыт и практику, сразу поняла, что перед ней натура безвольная, внушаемая, тихая и добрая. По-видимому, порядочная и бережливая.

Было видно, что квартира ухоженная. Достаток скромный, но вполне приличный. Чистенько, все на своих местах, все как и должно быть: золото в серванте, деньги, конечно, в бельевом шкафчике, шуба во встроенной кладовке.

На вопрос Валентины, как ей платить, Алимпиада решительно ответила, что деньги она не берет, и сказала, что потом, когда хозяйка почувствует облегчение, то отдаст вот это золотое кольцо. Ведь настоящая цыганка ценит только золото. Но это не сейчас, а после, когда будет результат.

Алимпиада попросила стакан воды, поставила его на журнальный столик, накрыла полотенцем, ловко, незаметно бросила в воду щепотку черного порошка. Через пять секунд, подняв полотенце, Валентина увидела, что вода в стакане черная. Охнув, она побледнела…

— Да-а, — протянула цыганка, — наговор, порча есть на тебе. Вот они, черные силы. Проверим еще. Заверни вон те сережки в пятитысячную купюру. Так…

Она взяла комочек на ладонь, прикрыла другой рукой и потрясла, прислушиваясь. Сережки быстро выскользнули ей в рукав. Развернув деньги, цыганка удрученно заметила:

— Видишь, металл — враг твой. Он должен уйти из твоего дома. Золото притягивает к себе злые силы, и они тебя терзают и мучают.

Алимпиада уже тяжело дышала, пот выступил на ее лбу, было видно по ней, как тяжело бороться с этими черными чарами, окутавшими бедную женщину. Валентина завороженно следила за действиями цыганки. Ее манипуляции длились уже целый час.

— Устала я, — сказала цыганка, — как же ты, милая моя, дала себя так опутать? Ведь кругом порча, сглаз. Что же ты думала раньше?… Но на сегодня хватит. Не могу я, а то не будет пользы. Не хватит моей энергии побороть эту нечисть. Завтра приду в это же время.

На следующий день цыганка принесла с собой флакончик с водой. Она побрызгала на кровать, отгоняя заряженной жидкостью порчу от постели Валентины. Потом, положив колечко на блюдечко, накрыла его полотенцем и спрятала в кровать. Через минуту Валентина вытащила блюдечко и обнаружила, что колечка под полотенцем нет.

— Хорошо, — подбадривала цыганка, — уходит металл, уходит проклятый. Будет тебе удача, будет, солнышко мое драгоценное.

А ну давай, проверим руку, что изменилось на ладони со вчерашнего дня. Левую, левую, что ближе к сердцу.

— Ага! — торжествующе закричала цыганка, — видишь, сколько крестов появилось на ладони?.. Это хороший знак.

Валентина, конечно, не помнила, сколько крестиков-складочек было на ее ладони вообще, и, затаив дыхание, с надеждой и верой вглядывалась она в свою узкую мягкую ладошку. Действительно, этих маленьких пересечений морщинок она раньше как будто не замечала.

Еще три дня ходила цыганка к Валентине Стасовой. И когда она объявила, что свое дело закончила, от наговора, порчи и сглаза Валентину освободила, золотом расплатиться с ней уже было невозможно, так как весь металл из дома «ушел». Деньги цыганка взять отказалась. Валентина отдала ей шубу и сервиз…

 

Порча

Коврова Елена, цыганка двадцати девяти лет, «работала» в центре города: кому погадать, у кого попросить — дела сопутствующие. Основной же и очень доходный способ ее был помочь избавиться от неприятностей. Особенно женщинам, особенно тридцатилетним, которые к этим годам обычно разводятся и остаются одни с детьми и с неясными перспективами относительно следующего брака.

Таких женщин Коврова вычисляла точно: легкие морщинки, слабый макияж, дешевые покупки для себя и ребенка и усталые, без искорки, глаза. Конечно, срабатывало не всегда, бывали и срывы, и все же одна из трех — ее клиентка. Кстати, многие верили, что она им помогла. Вера — великая вещь. Любой успех тогда воспринимается как результат вмешательства цыганки, а неудача — как препятствие, преодолев которое, получаешь ожидаемую радость. А поскольку радости и печали чередуются, то сомнений не остается — цыганка помогла. Потеря ценностей, конечно, удручает, но постепенно забывается. Боязнь сглаза и ослушания настолько велика, что женщины, расставшиеся со своими драгоценностями, даже не пытаются обратиться в милицию, чтобы их вернуть.

Из Пассажа с полиэтиленовым пакетом вышла Юлия Парамонова. Она спешила домой, где ее ждал сын-первоклашка. После работы успела кое-что купить на ужин да здесь сделала себе к восьмому марта маленький подарок — красивый платочек на голову. Ее остановила цыганка в длинной цветастой юбке, в коротких черных сапожках с медными пуговицами, в черной бархатной безрукавке. Сверкнув в улыбке золотыми зубами, с печалью в глазах Коврова певуче сказала:

— Девонька синеглазенькая, что же ты такая несчастная?.. Ах! Какая за тобой порча тянется… Вижу ее, проклятую.

Юля испуганно оглянулась. Людской поток обтекал их, никто не обращал на них внимания. Цыганка ласково погладила ее по руке и продолжала:

— Черная порча, черная, а не видать ее. Только я вижу и снять могу. А если не захочешь снять, то и твоему сыночку будет плохо.

Откуда она знает, что у меня сын, изумилась Юлия, забыв, что сквозь пакет виден пластмассовый пистолет-игрушка, только что купленный ею в Пассаже.

— Что же мне делать, — прошептала она.

— Не бойся, красавица, не печалься, милая, — пристально глядя в глаза женщине, Коврова говорила все мягче, загадочнее. — Ты знаешь, сколько людей спасла я от порчи поганой… Вот смотри.

Она сняла с руки свое золотое кольцо, положила в ладонь Юлии и сжала ее в кулак. Когда Юлия раскрыла ладонь, кольцо почернело.

— Видишь, какая зараза наговорная тебя заела, — пряча свое кольцо в карман, убежденно сказала цыганка. — Металл надо убрать от тебя. Сложи в платочек все, что есть на тебе.

Парамонова, совершенно убитая словами цыганки, безропотно сняла сережки, кольцо с левой руки (признак развода, на что цыганка сразу же обратила внимание).

— Что-то мне мешает, — словно вслушиваясь в какие-то внутренние голоса, промолвила Коврова, — не весь металл ты, видно, достала.

Юлия сняла с шеи золотой крестик и положила туда же, в платочек. Цыганка взяла его и потрясла. Золото жалобно звякнуло. Она осталась довольна услышанным и сказала:

— Вон, взгляни на ту девушку, за ней тоже порча идет.

Юлия посмотрела на проходившую мимо молодую женщину, но никакого признака порчи не обнаружила. Пока она ее разглядывала, цыганка быстро убрала в широкий карман юбки узелочек с драгоценностями, а из другого достала точно такой же платочек. Юлия развязала платочек только минут через пять после ухода цыганки. Она была в полном сознании и понимала, что подверглась внушению, но ничего сделать с собой не могла. Вместо золота в платочке оказались круглые железки…

 

Карманники

Санька Валет, невысокий парень двадцати лет, имел уже судимость за воровство. Он попался на неудачной карманной краже, был бит мужиками и сдан в патрульный «козлик». Тогда он работал по карманам один. В колонии научили, что в паре — надежней. Конечно, куш пополам, но и риска в два раза меньше.

На свободе он был уже полгода, на «охоту» ходил вместе с Володькой Шарабаном, мордатым, плотным, но подвижным парнем. Кличку ему присвоили за мясистую округлость лица. Свою кличку Санька заслужил благодаря удачливости в картах. «Работали» они на Невском проспекте, на участке от Адмиралтейства до Московского вокзала. Промышляли в битком набитых автобусах и троллейбусах. Если добыча была хорошая, второй день шел на раскрутку с девочками в «Чайке» или в каком-нибудь подвальчике. Свои длинные, подвижные пальцы Санька берег: зимой ходил только в перчатках, в драки не ввязывался, чтобы не повредить руки, свой главный инструмент. Рукава куртки или рубашки застегивал так плотно, чтобы они не цеплялись за края сумок или пакетов, когда нужно было проникнуть туда поглубже.

Самое страшное для щипача — поимка с поличным, когда хватают за руку в чужом кармане или сумочке или обнаруживают у него украденный кошелек. Поэтому если в первом случае все зависит от ловкости и умения карманника, то во втором — от четкости действий партнера по «работе». Обычно Валет быстро извлекал из открытой сумочки какой-нибудь пассажирки косметичку или кошелек и мгновенно отводил руку за спину, где добычу забирал Шарабан и тут же отваливал в сторону. Пару раз Сашка был неосторожен, да и то не по своей вине: автобус качнуло как раз в тот момент, когда он доставал кошелек из висевшей на плече сумки. Его схватили и стали требовать показать свои карманы, в которых ничего, кроме пары ключей и смятых мелких купюр, не оказалось. Сашку отпустили, а Володька вышел из автобуса еще на предыдущей остановке. В кошельке в тот раз было двадцать тысяч и золотой перстенек.

Такой тандем ловить трудно, но можно. Карманника выдают глаза. Выбирая жертву, он осматривает сумки, его взгляд всегда направлен вниз. Свой обзор он начинает еще на остановке, где хорошо видно всех пассажиров. Изучает объекты он и в салоне автобуса или троллейбуса. Потом, в плотной толпе он тесно прижимается к будущей потерпевшей, слегка нажимает на нее, легонько толкает. Женщина, невольно отвлекаясь на эти неприятные ей движения, не замечает того, что в этот момент происходит с ее сумочкой.

Оперативники Корягин и Груздев у остановки «Казанский собор» обратили внимание на двух парней, маленького черноглазого с короткой стрижкой и круглоголового с длинными жидкими волосами, которые прошли вдоль очереди пассажиров, внимательно разглядывая их сумки. Вместе с толпой парни втиснулись в «десятку». Корягин и Груздев — за ними. Теснота жуткая, рук не видно совсем. Но, основываясь на опыте и наблюдая за движениями этих двоих, оперативники поняли, что на этом перегоне будет кража. «Малыш» уже притерся к красивой высокой девушке, беседующей о чем-то с подругой. Она брезгливо дернула плечом, словно стряхивая с себя что-то липкое. Головастый напрягся и смотрел на «Малыша», а тот подчеркнуто глядел в сторону. Рук не было видно, но встречное движение этих двоих не осталось незамеченным. Груздев кивнул головой — пора. Корягин схватил за руку головастого и зажал в ней кошелек. Груздев, крепко уцепив за ворот маленького, громко спросил у девушки:

— Проверьте, где ваш кошелек.

Та испуганно ойкнула и лихорадочно стала шарить рукой в сумочке:

— Нет, украли… — расстроено сказала она, но, увидев поднятую каким-то мужчиной вверх руку Шарабана с кошельком, с облегчением воскликнула, — вот он, мой кошелек…

У карманных воров разнообразная специализация. Легенды об их ловкости и мастерстве имеют под собой реальные основания. Однако успех кражи, в конечном счете, определяется не их способностями, а, скорее, разгильдяйством и невнимательностью пострадавших. В прошлое ушел распространенный способ вырезания карманов. Плотные кожаные сумки, кейсы бритвой не возьмешь. Полиэтиленовые пакеты режут, но добыча в них не та, деньги держат в других местах. Раскрыть бесшумно современные сумочки непросто. Поэтому кражи происходят чаще всего из незакрытых сумок. Несомкнутая «молния», распахнутые застежки, раскрытые замочки и, как правило, лежащий сверху кошелек — все это дразнит и притягивает тренированные руки карманника. Кошелек, портмоне в наружном, а, бывает, и в заднем кармане, — это почти стопроцентно легкая добыча для вора.

В отличие от транспортных карманников, магазинные воришки действуют иначе, учитывая женскую психологию профессиональных покупательниц. В крупных магазинах у отделов косметики, ювелирных изделий, бижутерии, легкой верхней одежды всегда людно. Женщины подолгу плотной толпой стоят у прилавка. А те из них, кто не просто глазеет, а покупает какую-то конкретную вещь, настолько увлечены процессом, что в этот момент полностью отключаются от окружающего.

В группе с карманником в магазине работают еще двое или несколько соучастников, среди которых нередко бывают молодые женщины. Все они играют активных покупателей. Каждый действует индивидуально, но роли распределены. Все работают на основного исполнителя, отвлекая внимание толпы от него на себя. Они громко говорят, пытаются протиснуться поближе к прилавку, сжимают потенциальную потерпевшую со всех сторон, локтем отодвигая назад ее сумку, делают друг другу замечания, вежливо извиняются, обращаются к продавцу, требуя показать какую-нибудь вещь, восхищаются ею, отдают обратно, берут другую, советуются с покупателями. Все это делается в быстром темпе, все в движении. Уход карманника означает окончание кражи, соучастники тут же покидают место происшествия.

Шум, толкотня, дерганье сумок и одежды — это сигнал для возможных потерпевших, что началась воровская подготовка.

Есть еще два способа очистить карманы, которыми пользуются специалисты высокого класса. «Работают» они артистично, разыгрывая неожиданную радостную встречу или, наоборот, скандал и ссору.

Восторженная, бурная встреча с незнакомцем ошарашивает будущего потерпевшего. Вор обнимает его, похлопывает по плечам, по груди, ловко вышибает портмоне, авторучку, снимает часы. Пострадавший еще не успевает вставить и слова, как также внезапно объятия прекращаются. «Знакомый» смущен тем, что так обознался, извиняется и быстро садится в ожидавшую его автомашину.

Скандальное столкновение начинается по незначительному поводу: кто-то кого-то толкнул, задел, наступил на ногу. Преступник очень агрессивен, еще немного, и начнет драку, но эту грань не переходит. Он хватает потерпевшего за рукав, дергает его к себе, требует извинений. Роль любопытных играют его соучастники. Они разнимают двоих, при этом извлекая из карманов жертвы все, что попадет под руку. Зачинщика ссоры уводят, а потерпевший приводит себя в порядок, ищет поддержки у окружающих, часто находит сочувствующих, потому что начал скандал не он. Еще несколько минут обсуждается этот эпизод, затем все рассасываются. Гражданин остается один и обнаруживает пропажу кошелька, часов или кейса, который во время конфликта был вынужден поставить на землю…

 

Продавцы-виртуозы

Обман покупателей — самое распространенное мошенничество, с которым сталкивается практически любой потребитель. Уголовных дел о таких правонарушениях сравнительно мало, так как не каждый покупатель будет разоблачать продавца, да и не всегда это возможно из-за других покупателей, которые раздражены стоянием в очереди так, что каждая лишняя минута для них — пытка. Размер наживы по отдельным эпизодам, в основном, влечет административную ответственность, штраф по которой тут же компенсируется новым обманом.

Наш потребитель пассивен, он смирился с тем, что обвес или обсчет на несколько граммов или рублей — это распространенная практика в нашей торговле, и даже инфляция, при которой несколько граммов соответствуют сотням рублей, не добавила потерпевшим покупателям требовательности к своим обидчикам.

Ко всему прочему, обман покупателя продавцом имеет настолько разнообразные формы, так отработан и профессионален, что не каждый потерпевший поймет, что его обманули. Чтобы избежать этого, приведем несколько примеров, показывающих, как нас обманывают и как обманщика изобличить.

В конфликте с продавцом нужно иметь в виду одно важное психологическое обстоятельство. Торговый жулик, как правило, теряется, когда ему уверенным голосом предъявляется законная претензия. Покупателю необязательно разбираться в правилах розничной торговли, чтобы потребовать уточнить вес и стоимость товара. А вот продавец — специалист, профессионал, он знает, что покупатель в любой момент вправе попросить об этом, и эту просьбу нужно удовлетворить. Если покупатель неуверен, сомневается, говорит извиняющимся тоном, то сжульничавший продавец делает попытку возмутиться, призвать к сочувствию томящихся в очереди покупателей, обвинить сомневающегося в жадности и мелочности и нередко в этом преуспевает.

Здоровье, нервы дороже любых денег, так рассуждают многие и, в общем-то, правы. Но при этом люди забывают, что ущемленное достоинство гражданина, нарушение его прав, чувство неудовлетворенности и уверенность в том, что ты обманут, как раз и наносят непоправимый вред здоровью.

Продавец взвешивает товар (продукты) на электронных весах или весах со стрелкой. Стрелка качается из стороны в сторону, цифры на табло пляшут, лихорадочно сменяя друг друга. Не дав весам успокоиться, продавец берет за основу максимальную величину веса или стоимости и тут же снимает товар. Обвес очевиден, но поскольку он происходит прямо на глазах, покупатель «не мелочится» и переплачивает сотню, другую рублей. Проверить вес можно либо на тех же весах, либо на контрольных.

Следует иметь в виду, что продавец никогда не заинтересован в скандале, потому что он знает, что он не прав. Обвес и обсчет всегда осуществляются в его пользу. При предъявлении претензии все продавцы безропотно исправляют свою «ошибку».

Покупатель редко обращает внимание на регулировку стрелочных весов. Со стороны совершенно не заметно, что стрелка стоит не на нуле, а смещена на одно или несколько делений. Обвес на десять граммов каждого из сотен покупателей образует приличный «навар» в пользу продавца. Проверка проста — внимательно посмотреть на первоначальное положение стрелки весов и требовать либо регулировки, либо учета этих десяти граммов в стоимости товара.

Крайне затруднительно обнаружить обвес, когда продавец работает с облегченной гирей. В этом случае им совершается умышленный, уголовно наказуемый обман покупателей, умысел направлен на обман всех покупателей подряд, нажива суммируется и размер ее становится значительным. Конечно, мошенник рискует, но он страхуется тем, что под рукой у него всегда есть нормальная гиря, которой, в случае чего, всегда легко заменить фальшивую. Облегченная гиря делается двумя способами: либо высверливается часть металла с донышка гири и пустота заполняется более легким материалом, либо гиря полностью изготавливается из легкого металла и закрашивается под натуральный цвет с соответствующей маркировкой.

Чаще всего используется первый способ, который и легче раскрывается, так как следы высверливания почти всегда заметны.

Контрольный завес покупки — надежное средство обнаружить работу с облегченными гирями.

Пластмассовые чашки для овощей и фруктов весят триста — четыреста граммов. Недобросовестные продавцы, работая на стрелочных весах, часто не ставят противовес, таким образом значительно завышая вес отпускаемых продуктов. В тех случаях, когда покупатель спрашивает, учтен ли вес чаши, продавец тут же изменяет стоимость товара в пользу покупателя. Если его не поправляют, покупатель остается обманутым на значительную сумму.

Если продавец поставил пластмассовую чашу вместо стандартной металлической чашки весов, это не значит, что «носики» гиревых весов будут на одной линии. И в этом случае вероятно, что чаша для фруктов и овощей тяжелее на несколько граммов, а значит обвес будет обязательно.

Казалось бы, очень просто убедиться в равновесии левой и правой сторон весов, но в том-то и дело, что обманщик никогда не ставит пустую чашу на весы, а сначала заполняет ее товаром, и лишь потом взвешивает. Покупатель не обращает внимания на эту деталь и «попадается» на этом.

Не следует стесняться потребовать правильной установки весов, так как в неудобном положении будет не покупатель, а продавец, вынужденный суетливо выравнивать их на глазах у всей очереди. Обратив на это внимание, умный и практичный покупатель поможет и себе и другим не быть обманутыми.

Чтобы обмануть покупателя, продавцы в ларьках часто используют то обстоятельство, что весы стоят не перед окошком, а в стороне за стеклом. Покупатель должен отклоняться в сторону, чтобы следить за стрелкой весов. Делается это умышленно — не всякий способен так откровенно следить за действиями продавца, тем самым демонстрируя свое недоверие к нему. Продавцы это знают и учитывают: сомневающимся они взвешивают правильно (подальше от неприятностей), а другим — как получится. Последних, разумеется, большинство.

Вообще ситуация, когда весы находятся в стороне, в глубине ларька, создает благоприятные возможности для обвеса, и здесь возможны весьма примитивные, «нахальные» способы. Например, перед каждым взвешиванием продавец ловко прицепляет к нижней части гиревых весов проволочный крючок с насаженной на него картофелиной весом 100–150 граммов, после чего его снимает, а наклоняясь за следующей порцией овощей и фруктов, вновь его прицепляет. Уследить за движением ловких рук жулика трудно, но при желании можно.

Во всех случаях обвеса возможно возмещение ущерба товаром или деньгами. Необязательно носить с собой безмен, для того чтобы проверить на месте правильность веса.

Можно это сделать и дома, а затем вернуться к продавцу, который безропотно восполнит нужное количество товара, так как в случае отказа вы можете попросить задержаться для проверки только что обслуженного покупателя. У него, очень вероятно, будет недоставать сотни-другой граммов овощей или фруктов. А это уже улика, система, поэтому продавец на скандал не пойдет и не решится обвинить вас в том, что вы дома оставили часть купленного товара.

Конечно, из дома идти вновь к ларьку не захочется, но пара сотен, а иногда и тысяч рублей — совсем не лишняя сумма, и не стоит лениться вернуть ее на вполне законных основаниях.

Когда продажа идет в кулек или непрозрачный пакет, не исключено, что дома, на дне вы обнаружите некачественный продукт. Например, первую горсть винограда продавец бросает из ящика, предназначенного для отходов или нестандарта, а затем большую часть заполняет отличным виноградом. Мелочь, но граммов пятьдесят оплачено как первый сорт.

Покупатель должен знать, что малейшее пятнышко порчи на мандарине или апельсине или аналогичный дефект на помидоре делают эту продукцию нестандартной и либо не подлежащей реализации, либо существенно дешевле в цене.

Продавцы это прекрасно знают, но не менее хорошо они знают, что наш покупатель неприхотлив, не знает своих прав, не любит скандалов и конфликтов. Выбрав из нестандарта более или менее приличный товар, торговый работник завышает цену и тем самым вводит граждан в заблуждение, то есть совершает самый настоящий обман. Убедиться в этом может любой, если поймет, что высший или первый сорт — это совершенно чистые плоды. Любое требование предъявить накладную или сертификат вызовет понятное замешательство продавца и его начальства.

Упразднение из уголовного кодекса статьи сто пятьдесят восьмой об ответственности за самогоноварение, самоустранение государства от монополии на продажу алкогольных напитков немедленно повлекло мошеннические действия в сфере изготовления и продажи спиртного.

Прежде всего, обман потребителей заключается в том, что под видом известных отечественных вин, водки и коньяка продается в лучшем случае разведенный спирт, в худшем — опасные для здоровья суррогаты. Под красивыми иностранными этикетками также порой сбывается тот же спирт с различными добавками, создающими иллюзию цвета и вкуса популярных зарубежных сортов.

Самый надежный способ не оказаться обманутым — потребовать сертификат, который должен быть обязательно, если товар неподдельный. «Самопал» от заводского продукта отличает небрежная, слабая наклейка этикетки, отсутствие на ее внутренней стороне пяти линий клея, даты изготовления. Вращающийся неплотный колпачок, отсутствие язычка (у «бескозырки»), прозрачной хорошо прилегающей к горловине пленки — тоже основания для сомнения в качестве спиртного.

Ну, а если в напитке осадок или на этикетке не указан изготовитель, отсутствуют необходимые параметры, то в этом случае можно быть уверенным в том, что это «самопал».

 

Иномарка стрижет купоны

Сергей Сергеевич Протасов ехал на своем стареньком «жигуленке» по Московскому шоссе, возвращаясь из садоводства. Движение на дороге было насыщенное, но он уверенно вел свою машину. Вдруг идущий впереди «Мерседес» резко затормозил. Сергей Сергеевич среагировал, быстро погасив скорость, но не хватило каких-то десяти сантиметров: удар в задний бампер получился мягким, несильным. Из «Мерседеса» выскочили два парня в импортных комбинезонах, бросились к Протасову, выволокли его из-за руля и прижали к капоту:

— Ну, дедок, все! Конец тебе сейчас будет. Такую машину разбил!

Пенсионер совсем растерялся. Припечатанный к собственной машине мускулистыми руками, он видел перед собой злые перекошенные лица. Мимо пролетали автомобили, никто не останавливался. Протасов чувствовал свою вину в этом происшествии: раз удар сзади, значит дистанцию держал небезопасную. Правила он знал хорошо. Третий парень, вышедший из иномарки, осмотрел заднюю часть машины и сказал:

— Арсен! Ехать можно, кончай со стариком. Вмятина небольшая.

Пресс несколько ослабел, но сильные руки не отпустили Сергея Сергеевича. Парни подхватили его с обеих сторон и подвели к «Мерседесу». У Протасова отлегло от сердца, вмятина, действительно, была небольшая.

— Давай, не будем вызывать ГАИ, — сказал один из парней, — видишь, папаша совсем очумел. Разберемся сами.

Арсен зло осклабился и спросил:

— Ну дак как, дед? Заплатишь за ремонт?

— Конечно, сынки, заплачу.

Сергей Сергеевич полез в карман за деньгами.

Арсен усмехнулся и остановил его:

— Подожди, у тебя таких денег при себе нет. Ты знаешь, сколько стоит такая машина? Пятнадцать тысяч. А поправить ее, чтобы была как новенькая, — не меньше тысячи.

— Тысяча рублей у меня есть, — обрадовался Протасов, доставая деньги, — вот, пожалуйста…

Смех парней прервал его:

— Долларов, совок, долларов.

Протасов похолодел и спросил, заикаясь:

— Долларов… это… сколько же рублей?

— Как минимум, миллион.

— Да где же я возьму такие деньги? Пенсия всего пятнадцать тысяч. На книжке — двадцать пять. Ну, соберу как-нибудь тысяч пятьдесят…

— Я вижу, ты едешь с дачи. Значит, у тебя есть дом. Продашь и расплатишься.

— Садоводство в Мшинской, кому оно нужно, — махнул рукой Протасов.

Видя, что разговор затягивается, Арсен предложил отогнать обе машины к обочине. Протасов послушно сел в «Мерседес», а парни вручную отодвинули его машину на край шоссе. Они закурили и потребовали у Протасова документы. Просмотрев права и паспорт, Арсен, грубо выругавшись, сказал:

— Мы могли бы сейчас забрать твою колымагу, да кому нужна такая развалюха. Чтобы продать ее, возни больше чем на миллион. Так что будем с ним делать?

Парни многозначительно молчали. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего. Протасов с ужасом понял, что влип в такую историю, о которой раньше мог слышать только по телевизору. Эти страшные объявления: пропал мужчина… возраст… одет…

— Ребята, что же мне делать… — голос его дрожал, было очевидно, что разжалобить этих сытых, гладких, мускулистых парней невозможно.

— Ты живешь в отдельной квартире? — спросил рыжий парень, записывая адрес с паспорта Протасова.

— В однокомнатной. Разменялись с дочкой. У нее теперь своя семья.

— Значит, сделаешь так, — жестко сказал Арсен. — Квартира у тебя наверняка приватизирована. Верно? Ага. Так вот, продашь ее мне за два миллиона. Один в счет ремонта машины, другой миллион еще тебе остается. Повезло тебе, что все так удачно складывается. А то…

— А мне-то где жить?

— Опять с дочкой будешь. Либо за миллион купишь комнату. Пиши расписку.

Сергей Сергеевич написал расписку о том, что должен миллион рублей Арсену Каспаряну за разбитую по его вине автомашину «Мерседес-Бенц». По требованию парней он написал и вторую расписку с обязательством продать квартиру Арсену.

— На той неделе встретимся, — хлопнул по плечу Протасова рыжий парень, — пойдем к нотариусу и оформим продажу.

Дома Протасов не находил себе места. Вспоминая аварию, злые лица парней, свои расписки, он со страхом ждал их звонка и думал, что попал в безвыходное положение. Дочери рассказать ничего не посмел, своим знакомым тоже. Попытался раздобыть денег и понял, что это совсем безнадежно.

В пятницу, когда он собирался ехать в свое садоводство, раздался звонок в квартиру. Сергей Сергеевич открыл дверь и едва не упал. Это были они: Арсен, рыжий и третий, незнакомый, со шрамом на щеке. Отодвинув его в сторону, парни прошли в квартиру, бесцеремонно осмотрели ее.

— Больше полутора она не стоит, — заметил Арсен, — ну, да ладно, раз уговорились за два, так и будет. Мое слово верное, — усмехнулся он.

— Едем, дедок, к нотариусу. Он ждет с пяти до шести.

— Ребята… я… не могу.

Сергей Сергеевич опустился на диван, держась за сердце. Ему было плохо.

— Ну, ну! — с угрозой произнес парень со шрамом, вплотную подойдя к Протасову.

— Подожди, Кубан, — остановил его Арсен. — А то окочурится старик. Где у тебя сердечные пилюли? — спросил он у Протасова.

Тот рукой показал на сервант. Рыжий налил воды из чайника. Прошло полчаса, но Сергею Сергеевичу лучше не стало.

— Да притворяется он, — злобно сказал Кубан.

— Ладно, никуда он от нас не денется. — Арсен небрежно махнул рукой. Сегодня не успеваем. Через час нам надо быть в «Паласе». В понедельник в семнадцать ноль ноль подойдешь сюда.

Он написал адрес и сказал, что если Протасов не придет, то долг увеличится на десять процентов за каждый час опоздания. В этот день Протасов не смог поехать на дачу. Дочь, обеспокоенная состоянием отца, заставила его все рассказать, а ее муж, не колеблясь, обратился в милицию. В понедельник, в назначенном месте вымогатели были задержаны, расписки Протасова у них были изъяты. Экспертиза повреждений «Мерседеса» показала, что для их устранения требовалось не более десяти тысяч рублей…

 

«Зиол» срывает куш

Супруги Дербеневы разработали план крупной аферы. Идея пришла в голову Зинаиде, красивой тридцатилетней блондинке, работавшей бухгалтером в научно-исследовательском институте, который тихо заканчивал свое существование. Половину работников сократили, четвертая часть ушла сама, зарплату не платили уже третий месяц. Она просматривала газеты, когда в очередной раз услышала ворчание мужа:

— Ну, что ты там ищешь? Ты хороший бухгалтер, можешь устроиться куда угодно. Вот вчера по радио объявляли: совместное предприятие приглашает опытного бухгалтера с окладом сто тысяч рублей.

— Олежка, меня заинтересовало совсем другое. Ты обратил внимание на рекламу? Две или три фирмы постоянно рекламируют себя. Они принимают ваучеры под высокие дивиденды и деньги в рост. Причем обещаны очень высокие проценты — триста и больше. Я-то как человек, разбирающийся в рентабельности и самоокупаемости, прекрасно понимаю, что такой процент нереален. Людей откровенно водят за нос, и никто не возражает.

— Деловые люди. Производственный риск. А может, они в обороте имеют гораздо больше.

— Ну, кто возьмет деньги под четыреста — пятьсот процентов? Это же кабала. И какой товар может обернуться так быстро и с таким наваром? А более длительный срок вообще не имеет смысла из-за инфляции, — возразила Зина.

— Ну… я не знаю… Надо узнать.

— Ага! Я вижу, тебя это тоже заинтересовало.

Олег пожал плечами. Дела его тоже были плохи. По образованию учитель истории, он давно оставил преподавание, покрутился снабженцем в строительной организации, потом в кооперативе средней руки. На последнем месте он узнал, как хорошо жить без начальства, и если бы не подвели поставщики товаров, он не ушел бы оттуда. Войдя во вкус, после того как имел на руках свободные деньги, Дербенев уже не думал о государственной службе. Вот почему слова жены вызвали у него живой интерес.

Через пару дней супруги снова вернулись к этой теме. За это время они обошли несколько фирм по адресам, указанным в рекламах, убедились, что клюнувших на обещание высоких процентов много. Оказалось, что уже есть и те, кто за три месяца выручил по триста процентов прибыли. Правда, сдавали они не более десяти-пятнадцати тысяч рублей. Эти примеры действовали на людей в очередях наиболее убедительно. Вал жаждущих утроить свои доходы быстро нарастал.

Дербеневы, умные и предприимчивые люди, сразу поняли технологию предприятия и оценили, какой возможен успех, если начать действовать сразу, пока не схлынул ажиотаж вокруг таких фирм. Не нужна была даже реклама, достаточно было просто действовать по аналогии и уловить тот момент, когда планка доверия поползет вниз.

Снять квартиру на первом этаже оказалось парой пустяков. На аванс деньги нашли, кое-что продали. У знакомых попросили на месяц мебель. Обставили офис, по углам разместили две пальмы в кадках. Наняли двух девушек приятной внешности, вежливых и терпеливых. Трудней было договориться с милицией. Но и здесь удалось нанять двух сержантов, которые в свободное от работы время согласились дежурить у Дербеневых. Они потребовали деньги вперед, пришлось взять в долг еще у подруг и друзей.

Все это делалось быстро, одновременно с регистрацией устава фирмы «Зиол», название которой было образовано из первых слогов их имен. Чиновник районной администрации, молодой парень, совершенно безразличный ко всему, что касалось его работы, проштамповав кучу документов, через неделю выдал лицензию.

Две публикации в газете, на большее число не было денег, сработали моментально. Телефон звонил непрерывно, люди шли десятками, а через два, три дня — сотнями.

Дербеневы первые же суммы пустили в дело: оплатили аренду за два месяца, работникам милиции увеличили оклад, девочкам выдали премиальные, повторили рекламу.

Десятки и сотни тысяч наличных очень быстро переросли в миллионы. Мгновенно оправившись от шока, вызванного такими бешеными деньгами, Дербеневы с азартом раскручивали дело, работали сутками, без выходных. Осуществлялась их давняя мечта — обладание «зелененькими».

Уже двадцать тысяч долларов лежали дома, ожидая прибавления.

Но уже через месяц в воздухе запахло тревогой. Фирмы, продержавшиеся три-четыре месяца, стали давать сбои. Многие вкладчики не могли получить свои дивиденды. Несколько десятков человек потребовали досрочного расторжения договоров с «Зиолом». Дербеневы немедленно удовлетворили их просьбы и в качестве ответного шага взвинтили объявленный процент прибыли, о чем дали по телевидению рекламу. Очереди в офис тут же увеличились.

— Пора кончать, — сказал Олег однажды вечером, заканчивая подсчет третьего десятка тысяч долларов.

— Погоди, погоди, — горячо возразила Зинаида, — люди, как бараны, ты же видишь! Еще пару недель можно продержаться. Срок-то договоров истечет только через полтора месяца. Рано дергаться.

— А ты, Зиняша, не думаешь, что это стадо баранов отвинтит нам с тобой головы?

— Не достанут. Загранпаспорта есть. Разрешение на вывоз валюты в банке достанем. Верка Кораблева в Гамбурге все устроит. Слиняем из этой совковой страны. У тебя неплохой английский, да и я кое-как с немецким. Так что все будет нормально.

Обсуждая эти проблемы, супруги не знали, что в это время трое их клиентов организовали инициативную группу. Скандалы с другими фирмами настораживали, и стало совершенно очевидно, что, доверяя, надо проверять.

Инициативная группа начала с того, что надо было сделать раньше, чем вкладывать свои деньги: они проверили законность регистрации «Зиола», нарушений здесь не было. Затем добились приема в Управлении по борьбе с экономическими преступлениями. Там их внимательно выслушали и попросили прийти через два дня.

Результаты проверки ошеломили всех. Источник первоначального капитала фирмы «Зиол» неизвестен, на счете нет ни рубля, куда вложены полученные миллионы — неизвестно. Майор сказал, что оснований для возбуждения уголовного дела пока нет, так как ни одного обмана граждан этой фирмой не совершено. Вот когда окончится срок договора, тогда и появится основание. Но тогда будет поздно, вполне резонно возразили граждане. Необходимо установить, где же деньги. Откуда появится прибыль, если она не в обороте. Обе стороны сошлись на том, что, во всяком случае, аудиторская проверка на этом этапе вполне законна и ее следует осуществить немедленно.

Но события развивались гораздо стремительней, чем они предполагали. То ли кто-то сообщил Дербеневым о надвигающейся проверке, то ли произошло случайное совпадение. На следующий день, утром, в обычное время, когда к офису пришли две молоденькие сотрудницы и милицейский охранник, супругов там не было. Ключи от замка были только у Дербеневых. Стоявшая в ожидании толпа людей, алчущих трехкратной прибыли, разошлась, не дождавшись открытия. Эти граждане ничего не потеряли, деньги и ваучеры они унесли с собой или понесли в другую фирму, таких к тому времени было уже десятка полтора.

Зинаиду и Олега, учредителей фирмы «Зиол», взяли на таможне в международном аэропорте «Пулково-2»…

 

Шулеры

Семен Коржов, сорокалетний метеоролог, летел в двухмесячный отпуск с Диксона, через Петербург, в Харьков. С расписанием авиарейсов ему не повезло: прилетев утром, он мог улететь только через восемь часов.

Надо было как-то убить время. Он сдал чемодан в камеру хранения, перекусил в буфете, посмотрел телевизор, поиграл в игровые автоматы — на все ушло часа два. Спать не хотелось. А не съездить ли в город, посмотреть на его красоту летом, в июле — не всегда подвернется такой случай. Денег много, можно и на такси. Но брать такси придется на пару часов, а то и больше, размышлял Семен. Наверное без очереди не получится, там конвейер. Он присмотрелся к обстановке на стоянке такси, подошел к стоявшей в стороне «Волге». Шофер сказал, что он занаряжен. Коржов сообщил ему, что ищет такси часа на два, на три, поездить по городу, и потом обратно сюда. Шофер заинтересовался:

— А сколько заплатите?

— Не обижу.

— Вы откуда?

— С Диксона.

— О-о! — удивился таксист. — Тысяч пять. Устроит?

— Годится.

— Только подбросим до города мужика, он меня занарядил давно. Получает багаж. Да и вам дешевле будет, зачтется дорога туда.

— Ладно, если он недолго.

Минут через пять на переднее сиденье сел парень лет тридцати. Свой чемодан он положил в багажник. Против того, что в машине еще один пассажир, возражать не стал.

Ехали по Витебскому проспекту, разговаривали. В основном рассказывал Семен: о Диксоне, о Севере, о северном сиянии, о жизни в Заполярье.

У спортивного комплекса «голосовал» молодой парень в изящной голубой рубашке с короткими рукавами с погончиками.

— Подбросим? — спросил таксист.

Никто не возражал. Парень сел на заднее сиденье, рядом с Семеном и сразу же включился в разговор. Спутники посоветовали шоферу, какой маршрут избрать, чтобы показать гостю с Севера наиболее красивые места Петербурга.

Перед Боровой улицей неожиданно зачихал мотор.

— А черт! — ругнулся таксист, — Перегрев. Надо остудить, заодно посмотрю карбюратор.

— А сколько уйдет на это времени? — спросил сосед Семена.

— Минут пятнадцать.

— Ладно, подождем, — махнул рукой парень. — Как вас зовут? — обратился он к Семену. — Меня — Паша.

Семен представился и вопросительно взглянул на первого пассажира. Тот назвался Михаилом и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Чего делать будем? У меня есть картишки.

— А что, — подхватил Паша, — идея, я готов! Во что?

— Я бы лучше в шахматы, — неуверенно произнес Коржов. — Знаю только дурака, секу, буру и очко. На Севере иногда баловались. Просто так играть не интересно, а на деньги так, на ходу, нет смысла.

— А может, в буру или секу, по мелочи, — предложил Михаил. — Время убьем и залететь не успеем. А?

Парни предоставили право выбора Семену. Тот, подумав, согласился на игру в секу. В этой игре можно было отсидеться, если карта не пойдет. Можно было, конечно, и блефовать, задавить соперников рублем, но Семена выигрыш не прельщал. Так, разве что для удовольствия. Шофер в разговоре не участвовал, он поднял капот и ковырялся в двигателе.

Играли на наличные. Семен был осторожен: компания незнакомая, да и азарта не было. Карта ему пошла сразу. Двадцать, двадцать одно, два туза приходили почти на каждой сдаче. Михаил и Паша, не торгуясь, отдавали ему банк. И даже тогда, когда у них было больше очков, они «зарывали» свои карты, уступая выигрыш Коржову. Несколько раз они торговались с ним в заведомо проигрышной ситуации. Ставки росли медленно. Пару раз Михаил схлестнулся с Семеном, когда у метеоролога было три карты одной масти. Выигрыш Коржова вырос уже до трех тысяч, когда в салон плюхнулся водитель. Вытирая руки тряпкой, он полминуты следил за игрой и затем сказал:

— Ну что, мужики, поехали или как?

Михаил и Паша хотели продолжать игру. Сожаление проигравших было очевидным. Они с надеждой смотрели на Семена, у которого к азарту примешивалось чувство неловкости: от него зависело прекратить игру с выигрышем на руках. Профессиональные игроки хорошо знают психологию тех, кто редко играет. Везучие дилетанты почему-то всегда уверены в своей фортуне. Действительно, есть люди, которым «везет» постоянно, карта к ним приходит, как заколдованная. Преферансисты в таких случаях говорят: «против лома нет приема», «против прухи фраера интеллект бессилен».

Везунчика ловят на другом. Блеф, игра на одну руку, замена колоды, заранее разложенной так, чтобы при раздаче комбинация карт у «лоха» была такой, что он будет биться на смерть, но все равно проиграет. Уверенность в везении, возможность легкой добычи, азарт захватывают игрока, и он находит приличное обоснование для продолжения игры: дать возможность отыграться партнерам.

— Мне торопиться некуда, — смеясь, махнул рукой Семен. — А вы спешите?

Михаил взглянул на часы и сказал, что минут двадцать еще может посражаться. Снова раздали карты, Семен снова выигрывал. Банк увеличивался. Живые деньги уже оттопыривали его карманы. Когда он в очередной раз загребал выигрыш, Михаил ловко сменил колоду на другую, с такой же точно рубашкой, дал снять Паше и раздал по три карты.

Запрограммированный набор был таким: у Паши валет, дама, король червей — тридцать очков; у Семена туз пик, десятка пик и джокер — тридцать два очка; у Михаила три туза — тридцать три очка.

— Проход тысяча, — объявил Семен на первой руке и положил на кон две пятисотки.

— Прошел, — ответил Паша.

— Прошел, — подтвердил Михаил.

— Еще две тысячи, — усилил Семен.

Партнеры ответили тем же. Так продолжалось три круга. На банке стояло уже двадцать семь тысяч. Но никто не «зарывал» свои карты, не пасовал. Но когда Михаил неожиданно после прохода добавил сразу пять тысяч, Паша предложил Семену:

— Давай посмотримся.

При этом он нарушил очередность. Предлагать мог Семен, а не он. Но Коржов, как порядочный дилетант, не придал этому значения. Ему не было смысла смотреть, тридцать два очка — это победная «фишка», каждому ясно. Просто ему стало жалко парня. Они показали друг другу карты. Паша, тяжело вздохнув, свои «зарыл».

Теперь Семен мог рассуждать логически. У него один туз, у Павла — ни одного. Хладнокровно рассуждая, можно было предположить, что Михаил играет на тузах. Но такой расклад, когда у одного тридцать, у другого тридцать два, а у третьего — тридцать три — предельный максимум, настолько маловероятен, что почти невозможен. Был и еще один вариант: Михаил блефует. Играет ни на чем. В этой игре, в секе, такое сплошь и рядом. А то, что Михаил иногда блефует, несколько раз проявилось в начале игры. Он пытался задавить деньгами, но Семен не струсил тогда и раза три снял хороший куш. Возможен был, конечно, еще вариант — у Михаила где-нибудь около тридцати. Но Михаил не смотрелся с Пашей, так что скорее всего Михаил блефует. Деньги на кон уже шли огромные, на карту поставлено все, и тот не хочет отступать.

Так размышлял Коржов, не допустив еще одного варианта, что он попал в сети мошенников. Артистичность, ловкость карточных шулеров, их опыт и многообразная практика, интеллигентная внешность и хорошие манеры «закручивают» и не таких простоватых, как Семен. Впрочем, он уже был в запале.

Закрыв пять, он добавил десять тысяч. В ответ последовало двадцать. Бумажник Семена заметно похудел. Но он не беспокоился, так как в любой момент мог закончить игру, закрыв партнера «без поддачи». Когда, наконец, было более двухсот тысяч, из которых сотня — его, Семена, он, жалея Михаила, закрыл очередные тридцать тысяч и заявил, что больше не поддает. Все замерли в ожидании развязки. Семен уверенно открыл карты.

— Тридцать два.

— А у меня тридцать три, — тихо сказал Михаил, выложив карты перед Коржовым.

Семен в шоке смотрел на эти карты, не веря своим глазам. Он раздвинул тузы, словно искал, нет ли среди них одинаковых… Но все было правильно.

Михаил спокойно сложил деньги и убрал их в карман. Ошеломленный Семен ехал в такси и, как в немом кино, фиксировал уход со сцены: вначале на Боровой вышел Паша, потом у Кузнечного — Михаил…

 

Ловкость рук «пианиста»

Костя-«пианист» работал около автосервиса на улице Салова. Свою кличку он заслужил за длинные тонкие пальцы, которыми мог совершать очень быстрые, точные и незаметные движения. Наперсточник экстра класса, манипулятор наивысшей категории, он ежедневно извлекал из ничего огромные деньги. Половина уходила на содержание охраны, на оплату массовки, еще четверть хозяину, но и того, что оставалось, было вполне достаточно, чтобы содержать мать-инвалида и младших брата и сестренку.

Сам он не пил и не курил. Хилястик бледнолицый, Костя нашел себе применение в этой рискованной игре, где, кроме азарта и ловкости, необходимо и физическое здоровье. Целый день просидеть полусогнувшись, вдыхая пыль и ожидая получить удар по шее или сапогом в лицо, не каждому дано. Да и напарники — народ грубый, сермяжный, готовые в любой момент так поддать, что и лекарства не потребуются. Поначалу бывало всякое, но теперь его никто пальцем не тронет. Свое умение он довел до совершенства, мог бы и в цирке выступать. Компаньоны это поняли и стали его беречь. Голову оторвут любому, кто посмеет его обидеть.

Обычно Костя играл тремя никелированными стопками, под которыми гонял блестящий стальной шарик. Двигая стопочку, он приподнимал ближний к себе край, двумя пальцами подхватывал шарик и зажимал его в ладони. Делал это он так быстро, что никакой внимательный взгляд не мог поймать этот момент. Далее он передвигал уже пустые стопки, поэтому никакой «лох» не мог угадать, где шарик. Показать, где же он «на самом деле», было для «пианиста» делом техники. Поднимая пустую стопочку, Костя одновременно разжимал ладонь и шарик мягко, без стука, выскальзывал на гладкую плоскость.

Для затравки, иногда давал клиенту раз-другой указать, где находится шарик. Если никто не решался вступить в игру, разыгрывал спектакль с партнерами, проигрывая им. Ну, а потом начиналось серьезное дело. «Лох» входил в клинч, повышал ставку, и все шло, как по маслу. Концерты «пианиста» проходили с успехом, хотя без аплодисментов проигравших.

Но и у виртуоза бывают срывы. Редко, но случалось, шарик выскальзывал из ладони. Тогда Костя обыгрывал и эту ситуацию, искусно изображая, как шарик выкатывается из-под стопочки, и вновь перемещал их.

Когда он был не в форме, то переходил к другому способу, работал тремя пластмассовыми стаканчиками с большим шариком из пенопласта. Только шаров было два, а не один. Передвигая стаканчики, Костя всегда помнил, в каком из трех нет шарика. Клиент, указав на тот, где шарик есть, все равно бывал обманут: нажав на корпус мягкого стаканчика, Костя зажимал шарик и поднимал стаканчик вместе с ним. Затем поднимал стаканчик над вторым шариком и всем демонстрировал, где он находится «на самом деле». Но этот беспроигрышный способ Костя-«пианист», как высокий профессионал, не любил.

Соревноваться с наперсточником, пытаться уловить движение рук и угадать истинное положение шарика — занятие бессмысленное, так как наперсточник не ведет честную игру на внимание и реакцию, а совершает прямой обман. И если клиент выиграл, то надо знать, что этот выигрыш «подарен» не случайно, а с умыслом на крупный проигрыш, который тут же последует.

Разоблачить первый способ практически невозможно, а второй — вполне реально, потребовав перевернуть все стаканчики и поставить на донышко. Разумеется, соучастники наперсточника тут же начнут угрожать строптивому клиенту. Но это чисто психологическое давление. Дело в том, что места «работы» наперсточников четко распределены и постоянны. Никто не может заниматься этим на «чужой» территории. Поэтому любой криминальный конфликт с клиентом, сопряженный с побоями, грабежом, заканчивается концом всей преступной группы. Ее возьмут на том же месте буквально на следующий же день…