У дверей телятника растеклась лужа, коричневая от навоза. Верка умудрилась зачерпнуть в ботики из этой лужи.

И тетя дома загнала ее на печь.

— Прогревайся! Кто за тебя отвечает, ну-ка? Доберусь я до тебя, юла.

На печи тепло. Верку разморило. Бабка Домна как всегда коротала вечер у соседей. Дядя читал газеты. Тетя вышивала.

Вошел Леня. Покашливал в кулачок у порога. Стучал подмерзшими катанцами.

— Як вам, Николай Иванович. По партийному делу.

Тетя вышла из кухни.

— Дожил, голубчик.

Это она дяде. И головой покачала.

— Николай Иванович, если что не так, вы не выдавайте. Засмеют! Проходу на деревне не будет…

Из-за ситцевой занавески Верка подглядела, что Леня положил на стол бумагу, свернутую трубочкой.

— Что это? — дядя развернул бумагу, поднес к глазам.

— План. — Леня переминался с ноги на ногу. — Видите — Зимогор. Талица по оврагу течет. Если по реке на озеро идти, до Зимогора далеко. Талина-то с извилинами. Плесы, омуты… А напрямик — до озера рукой подать. В половодье до кузни вода доходит. Мы насос для ферм покупаем, да? Известно, влетит насос в копеечку, как дядя Киря говорит. Трубы-то дешевле насоса. И энергии, само собой, не надо.

— Причем трубы, не могу уловить… — Дядя потер подбородок.

— Талица отчего не замерзает? — зачастил Леня. — Течение быстрое. Сток из озера большой. Потому и ГЭС выгодно строить. Правда? Никто воду по Талице не гонит, сама так быстро течет. Вот бы по трубе ее и направить на ферму… По трубам из озера вода потечет без насоса: пейте, коровушки! Озеро-то на угоре, фермы в низине. Расстояние я пять раз мерял. Близко! Да на плане все есть…

Так вот кто прокладывал у Зимогора таинственную лыжню. Верка еще больше высунулась с печи.

И нечаянно задела кринку, поставленную Домной для просушки. Кринка полетела.

— Ой! — вскрикнула Верка.

Трах! — разбилась кринка на сто черепков.

* * *

Он стал героем дня — Леня-тихоня. Про самотек вести не лежали на месте. Верка пошушукалась с Маней, праворучница разнесла новость по школе.

— Ой, наш Леня — рационализатор! Вера план видела про самотек. И электричества не надо, и насоса. В-вот! А Николай Иванович Леньке за ценный почин целый ящик инструментов подарил. По партийной линии.

Школа гудела… Леню совсем затормошили, и он убежал на чердак и заперся.

Володя, например, допытывался, откуда Лене известно о сообщающихся сосудах: на их основе решен самотек для ферм. А Лене как знать о таких сосудах, если физики в пятом классе нет!

Веня обиделся:

— Ты друг, Ленька, или кто? Небось из моего самопала после меня первый стрелял, а про самотек утаил! Гусь ты на красных лапках, больше ничего.

Географичка Сусанна Иосифовна начала урок речью.

— Мы достаточно наслышаны о почине Лени Теребова, — картавя, говорила она, расхаживая у доски с указкой. — Так поступают пионеры, любящие и настойчиво изучающие географию. Убеждена, что идею водопровода для фермы в Светлом Дворе подсказал Лене рельеф местности, действительно, весьма своеобразный, равно и то обстоятельство, что… Потапов, перестань глазеть в окно. Сядь прямо!.. Равно и то обстоятельство, что озеро Зимогор, входящее в цепь озер ледникового происхождения, расположено на некоторой возвышенности в сравнении с деревней.

Сусанна Иосифовна перевела дыхание и сделала выразительный жест указкой.

Леня встал и поплелся к карте.

— Итак, Теребов расскажет нам о масштабной съемке. Леня, как известно, составил план местности, где пройдет нитка водопровода. Слушаем, дети! Верочка, не вертись…

Вене — так Потапов, Верке — так Верочка. Секрета нет: Сусанна Иосифовна благоволит Верке.

И почему — кто знает? Потакает, и все тут. Смуглая, чем-то неуловимо похожа на Верку Сусанна Иосифовна…

— А я, — краснел Леня, мялся у карты. — А я… А мне подсказала не одна местность, еще — желобки. Ну, у конюшни которые. И местность, само собой.

Правда, правда! У конюшни — колодец, из него деревянной бадьей достают воду и льют в заледенелые желоба, и она сама течет к коням в поилки.

— Голова! — послышался шепот. — Сам дошел!

* * *

— Не приняли меня в кружок… — Веня оттопырил губу и дунул, прогоняя невидимого комара с носа. — А разве для одних семиклассников хлопотал Николай Иванович?

— Это дядин трактор?

— Будто не знаешь! Петр Петрович пороги обивал и все без результата, а Николаю Ивановичу стоило в райкоме слово замолвить по партийной линии и — готово: получайте передовую технику. Кружок с осени работает. Без трактора-то были, как без рук.

После занятий Верка осталась в школе. Вроде затем, чтобы кормить Разбегая и свиристелей…

Сарай был не заперт, пробрались в него.

Инвалид на гусеничном ходу не произвел на Верку впечатления.

— Много ты соображаешь! — сердился Веня. — Что из того, что получше тракторы есть? Само собой, есть. Так ведь этот наш!

Веня упивался запахом масла, керосина, холодного металла. Трактор… Прокатиться на нем, трясясь рядом с трактористом, напустив на себя равнодушие, — мечта для деревенского мальчишки. Да по главной улице деревни, да пугая кур, дремлющих в пыли, да с громом, с гулом, от которого позванивают стекла в рамах изб, екают, разрываются от зависти сердца мальчишек, глотающих сзади пыль, чихающих от чада! Они рады лишь дотронуться до громыхающего чуда, толпятся сзади, семенят и поддергивают штаны.

О, Вене, известно, счастье! Он таскал трактористам знаменитый дедов самосад — тот самый, что до пяток прошибает с первой затяжки; он пулей летал по их поручениям в деревенскую лавку. И удостаивался чести подержать гаечный ключ, когда трактористы ремонтировали машину; сливал им на черные замасленные руки воду, когда они умывались, эти счастливые люди.

Трактор — он всегда хорош, машина-труженик!

Хорош он в погожий денек весны в полях, прокладывающий первую борозду. Его рокот победно гремит среди звона жаворонков, гомона грачей, торопливо прыгающих по свежим отвалам земли!

Он хорош в спелых хлебах, когда влечет за собой жатки, взмахивающие синими или красными крыльями. Тонкий золотой аромат смешивается с керосиновой гарью, и кланяются поясно щетинистые колосья, и покорно ложатся хлеба под острые ножи!..

А трактор на току! Льется, пощелкивает шкив; сотрясается молотилка, гремит решетками. Рычит барабан, жадно выхватывает из рук подавальщиков тяжелые снопы, постреливает зернами. Вороха хлеба… Вороха соломы… Людская сутолока… И в стороне — трактор. Нацелил огненный глаз прожектора, мерно гудит. И льется нескончаемой лентой шкив, и храпят кони, отвозя к стогам солому.

— Заживем! — Веня сбил шапку лихо на затылок.

Он облазил с Веркой весь трактор — от гусениц до кабины и заявил, что сумеет завести трактор хоть сейчас.

— Раз плюнуть! С пол-оборота заведу…

— Неужели? — притворялась Верка.

— Спрашиваешь! Масло есть… так. Подкачаем… так! — деловито суетился Веня. — Вот эту ручку на себя… так! Это колесо крутануть… Ничего особенного, если голова на плечах есть!

Крутануть колесо надо было с помощью веревки. Веревка была заранее припасена.

Как бы то ни было, мотор запустили с пол-оборота. Как бы то ни было, Верка оказалась на сидении тракториста. Конечно, нечаянно.

О-о! — взвизгнула Верка сама не своя. Трактор двинулся, гремя всеми своими старческими железными суставами.

Удар! Двери сарая растворились настежь.

Верка держалась за какие-то рычаги, во что-то упирала ногами…

И мотор умолк так же внезапно, как и завелся.

На крыльцо выбежали Петр Петрович, сторожиха тетя Манефа со шваброй.

— Ай, отпетые! — голосила Манефа. — Трактор железный, и то изломали! На вас, отпетые, тракторов не напасешься.

Веня и Верка с позором бежали.

Отдышались они только у конюшни.

В конюшне был Леня. Он сидел в дежурке и, откусывая кусок за куском от пирога, запивал их водой из кружки. Раскрытые учебники, тетрадки валялись на столе.

— Явился? — тихо спросил он Веню. — Я думал, ты дорогу сюда забыл. А хвастовства было: мы по-гвардейски! Мы да не сумеем! У нас не заржавеет! Мы да мы… А как трактор пришел в школу, все шефство позабросил!

Леня убрал со стола хлеб, принялся совать тетрадки и книги в сумку. Он прятал лицо и втягивал голову в плечи.

— Леня-я, ты чего? — воскликнула Верка, заподозрив неладное. — Почему ты уроки на конюшне учишь?

— Отцепись! Без тебя тошно.

— Не трогай его, — нахмурился Веня. — Из-за бати, Леня, да?

— Угу… Мамку поколотил. Не буду, говорит, с тобой жить и из деревни уеду. Все дни пьянее вина ходит. Лишний, говорит, я и никому не нужен.