Фёдор лежал на диване и смотрел телевизор. Был выходной день. И значит, сегодня можно было валяться, ждать футбола и потягивать пивко под креветки, высасывая из розовых панцирьков белое ароматное тельце.
В новой квартире Фёдору, отцу четверых детей, жилось хорошо. Два старших сына, отслужив в армии, разлетелись кто куда по интересам. Старший, Пётр, остался в Твери на сверхсрочную. А Лёшка поехал учиться за границу – в Лондон за деньги. Взяли кредит в банке. Отправили.
С родителями жили теперь только дочь Кристина да младший пятилетний Дениска.
По телевизору показывали новости – про Украину, про Крым, про американцев и про то, что против нас вводят санкции.
– Не любит нас никто, – резюмировал Фёдор.
Подлил ещё пивка. Потянул. Закряхтел.
В свои сорок пять он уже много чего повидал и попробовал. Был киномехаником в клубе, кровельщиком, слесарем, водителем самосвала, сварщиком, таксистом, подсобным рабочим, каменщиком, сантехником. Все эти специальности давались ему легко. Многое он умел. Только не умел деньги зарабатывать. Жена Ангелина его пилила-пилила, а ему хоть бы что. «Да ладно!» и «Ну и что!». Вот его слова. Принесет пару тысяч сверху зарплаты – и то хлеб.
Ангелина работала у него воспитателем в детском саду. Была правильная и заботливая мать. Дети были у неё всегда в порядке – чистенькие и нарядные.
Фёдор слушал-слушал телевизор, и вдруг его стало что-то смаривать в сон. Он поправил подушечки на спинке дивана, отложил в сторону очки и под убаюкивающий монолог диктора закрыл глаза. Сон к нему пришёл, мягким пушистым и тёплым котёнком упав на плечи. Снилась красивая женщина из какого-то американского кино. Вся шоколадная от океанского загара, такая далёкая и неземная, что он даже боялся протянуть к ней руку. Он уже почти дотронулся до её прелестей, когда его тряхнула за руку жена.
– Вставай, Фёдор. Война началась.
– Какая война?
Он выбежал на улицу и стал оглядываться по сторонам. Небо над головой заволокло свинцовыми тучами. С ближайшего военного аэродрома слышался гул взлетающих машин. Над головой то и дело на низкой высоте летели тяжёлые бомбардировщики, моргая красными маячками на фюзеляжах.
У пивного ларька стояли мужики. Они уже собирались уходить, когда он подошёл. Схватил крайнего за рукав.
– Куда вы?
– На войну. С нами идёшь?
Дошли до большого шоссе, на котором почему-то не было ни одной машины. Напротив заправки прямо на дорогу приземлялся вертолёт.
– Давай скорее, мужики!
Влезли в вертолёт и в его трясущемся под винтами брюхе полетели на передовую. На выходе раздали оружие. Вот он – знакомый и родной с армии «калаш». Несколько запасных рожков. Гранаты. И вперёд – на побережье.
У края окопа раненый капитан объясняет:
– Ждём высадки вражеского десанта. Должны прийти на подушках. Их много. У нас – слабо эшелонированная оборона. Надо продержаться. Подкрепление подойдёт позже. Всё. Готовимся к бою.
Фёдор переоделся в военную форму. Затянул ремень. Завязал шнурки на гадах – флотских морпеховских ботинках, памятных ещё со службы на Тихоокеанском флоте. Сапёрной лопатой обрубал корневища дёрна с корнями, забитыми песком. Оборудовал место в окопе для боя. Оглядывался на мужиков. Никого из знакомых. И вдруг на левом фланге над окопом промелькнуло знакомое лицо.
– Пётр, ты, что ль?
– Я, батя.
Старший сын помахал отцу беретом и улыбнулся.
– Как здесь, сынок?
– Перебросили из части по приказу.
Они обнялись. Но поговорить не удалось.
– По местам! К бою!
Вдалеке, в голубой дали моря, появились чёрные точки с белыми хвостами водяных брызг. Они приближались. Уже были видны круглые вращающиеся турбины десантных катеров, солдаты в касках и техника на палубах.
Фёдор перевел автомат в режим очереди и приготовился стрелять. Он ждал, пока первые враги коснутся суши, прыгнув с катера на родную землю. И началось.
Он стрелял короткими очередями. Они всё приближались. И стреляли в него. Он прятался. Снова высовывался. И снова стрелял. Бой был скоротечным. Потери – большими. Но их катера отступили. С техникой и остатками вражеских десантников. Нашим помогли вертолёты с воздуха.
В этом бою убили Петра. Фёдор смотрел в развороченное гранатой нутро старшего сына, на его мёртвое, искорёженное болью лицо и, утирая грязной, пропахшей боем рукой набежавшую слезу, прохрипел:
– Прости, сынок. Не уберёг я тебя.
– Уходим! Уходим!
Пришёл приказ перебрасываться подальше от побережья полуострова, на скалы. Ждали бомбёжки. И вскоре она началась. Вражеские самолёты утюжили окопы, превращая эти лёгкие, наскоро возведённые укрепления в большие и глубокие ямы, мешая всё в кашу. Землю. Людей. Камни. Оружие…
Фёдора привезли в штаб. Вызвал командир роты.
– Садитесь. Есть две новости. Первая. Нам сообщили, что убит в неравном бою ваш сын Алексей.
– Как убит? Он же в Лондоне учится.
– Всех студентов из Лондона вывезли сразу же, как объявили о начале войны. На аэродроме им выдали оружие. Отправили в бой.
– А вторая?
– Вам нужно срочно вернуться домой. Подумайте о детях и жене. Вернётесь к нам через военкомат по мобилизации.
– У меня здесь сын погиб. Разрешите остаться?
– Это приказ. Приказы не обсуждаются. Вы кто по званию?
– Старший сержант.
– Товарищ старший сержант, позаботьтесь о детях. Через полчаса будет вертолёт. К нам уже подходят регулярные войска.
И снова затрясло в вертолёте. И снова многоэтажки родного московского квартала, затянутые большими маскировочными сетями по стенам. На детской площадке Ангелина с детьми и другие женщины.
– Нас эвакуируют. Школы и детские сады закрыты. Надо уезжать. На машинах не пускают. Все дороги перекрыты. Только поездом.
Втиснулись в набитую народом электричку. Решили ехать на дачу. Дениска заплакал. Многие малыши тоже плакали. Через три часа вышли на пригородной платформе из вагона и отправились пешком через поле к деревне.
Здесь только и было разговоров, что о войне. Народ шумел на улице.
Фёдор впустил детей в дом и взял Ангелину за руку. Посадил рядом с собой на садовую скамью.
– Гела, наши сыны погибли.
– Не ври!
– Старшего сам видел. Про Лёшку сообщили в штабе.
– Не поверю!
Вдруг по улице раздались какой-то странный шум и крики людей. Въездные ворота подлетели кверху от сильного удара, и на стоянку въехал забрызганный грязью и кровью БТР. Из него стали выходить солдаты. Один поманил Фёдора пальцем к себе.
– Русский, иди сюда!
Фёдор стоял на месте, опешив от удивления. Это были Они.
– Иди сюда, русский!
Другие солдаты уже выводили из дома детей. Ещё двое схватили за руки Ангелину.
Высокий темнокожий офицер, хорошо говорящий по-русски, подошёл в нему вплотную и, положив руку в жёсткой перчатке ему на шею, спросил:
– Зачем ты убивал наших солдат? Ты убил восемь человек. Мы убьём столько же и даже больше. А начнём с твоих…
Они поставили к стене дома Ангелину. Она взяла Дениску на руки. А Кристина прижалась к матери и с надеждой смотрела на отца. Может, он договорится с ними.
– Хорошую дачу ты себе построил, русский. Но жить в ней тебе не придётся. В ней будут жить другие.
Офицер снял с себя автомат и протянул Фёдору.
– На. Сделай всё сам. У нас приказ – с вами не церемониться. Вас приказано уничтожать. Но помучить-то можно. Правда?
Чернокожий офицер подошёл к Кристине и оттащил её от матери.
– Ну, например, с неё начнём…
– Я согласен.
Офицер вернул Кристину к матери.
– Только не вздумай шутить!
Фёдор взял автомат. Приподнял ствол. Навёл его на своих. Дениска смотрел на отца широко раскрытыми глазами. Кристина и Ангелина опустили глаза. Он выстрелил очередью.
Услышал аплодисменты и развернулся к улыбающимся врагам. Следующая очередь была по ним…
* * *
Фёдор проснулся. По телевизору шёл второй тайм футбольного матча. Восьмидесятая минута. Ноль – ноль. На столе – полбутылки пива. Миска с креветками.
«Значит, это всё мне приснилось!» – подумал он и тут же позвал: – Гела, ты где? Ты дома?
Жена подошла к нему и села рядом на диван.
– Чего звал? У меня дел по горло! Белья вон нестираного накопилась куча целая!
– Погоди!
Он взял её за руку. Посмотрел в удивлённое женино лицо и признался:
– А я тебя убил только что. И Кристинку. И Дениску.
– Совсем одурел? Пива, что ли, опился? Чего городишь?
– Война приснилась. На войне…
– Да ты давно уже нас всех убиваешь! Денег на жизнь не можешь заработать! У других вон и машина, и дача, и на курорты каждое лето ездят. А этот? Лежит на диване и пиво своё проклятое глушит! Об себе только и думает! Некогда мне с тобой!
Ангелина вскочила с места и пошла в ванную. Стала заряжать стиральную машину бельём.
Фёдор Иванович прошёл из кухни в комнату Дениски. Малыш смотрел мультфильмы по телевизору и грыз яблоко.
– Дениска, любишь папку?
Дениска прыгнул под одеяло. Спрятался.
– Ну, чего ты прячешься? Давай обнимашки!
Дениска выскочил из-под одеяла и прыгнул на руки к отцу. Обнялись. Фёдор Иванович почувствовал в руках лёгкое тело ребёнка с тонкими рёбрышками, который уже дрыгал от нетерпения ножками. Ему хотелось досмотреть мультики. И отпустил его.
Взялся за мобильный.
– Петро, ты как там поживаешь?
– Батя, ты что, с дуба рухнул – решил позвонить? От тебя обычно не дождёшься!
– Сон мне приснился. Война. Мы с тобой в бою…
– Не навоевался ещё? – смеялся в трубку Пётр. – Тебя там мать-то не запилила? А то приеду – вступлюсь…
– Всё нормально, сынок. Всё нормально…
Набрал Алёшке.
– Хеллоу, батя! Случилось что?
– Как учишься?
– Долго рассказывать. У вас всё в порядке?
Поговорили немного. У того тоже всё ничего. И чего взялся всем названивать?
Пришла с прогулки Кристинка.
– Батя, когда научишь меня на гитаре играть?
– На гитаре?
– Тебя что, стукнули чем? Или память с утра отшибло? Обещал ведь.
Кристинка скинула в прихожей кроссовки и юркнула в свою комнату.
– Научу… Научу…
Фёдор надел очки и подошёл к окну на кухне.
За окном на детской площадке копошились дети. Мужики, обступив одну из машин с открытым капотом, ковырялись в двигателе. Дворник-таджик Файзуллох выкладывал из качающихся металлических мусорниц содержимое в большой чёрный полиэтиленовый мешок. Марья Петровна, консьержка из соседнего подъезда, высаживала какую-то зелень из картонного ящичка в цветочную клумбу.
На подоконник прилетел голубь и стал выхаживать, поглядывая на Фёдора Ивановича поворотами своей головки с тёмным клювиком с белой шишечкой.
Фёдор открыл кухонный шкаф, достал пшено, всыпал в ладонь и, приоткрыв окно, просунул руку на улицу. Голубь подошёл. Стал клевать. Подлетел ещё один. И ещё…
– Опять кормишь?
Ангелина была тут как тут.
– Сколько раз я тебе говорила – не корми ты голубей на подоконнике. Загадят ведь! Какой же ты бестолковый!
Фёдор быстро высыпал пшено на улицу. Птицы разлетелись ещё до этого, когда услышали голос хозяйки.
– И что ты орёшь, Ангелина! Вечно ты недовольна!
– Ты что, спорить со мной будешь?
– Молчу! Молчу!
– Вот и допивай своё пиво. И спать ложись! Чего не поехали на дачу?! Всё твой футбол проклятый! Не успею. Не успею! И ведь не забьют ни одного гола!
Фёдор почесал затылок. Уселся на диван. Футбол по телевизору заканчивался. Правда, так никто никому и не забил. И стоило из-за этого оставаться в городе! Он выключил телевизор и налил пива в стакан. Залить горе. Но пить не стал.
Прошёл в свою комнату. Достал с книжной полки Библию. Открыл наугад и прочитал такие строки: «Было слово Господне ко мне: иди и возвести народу Моему злые дела их и сыновьям их – беззакония, которые они совершили против Меня, чтобы они возвестили сынам сынов своих, ибо грехи родителей их возросли в них: забывши Меня, они приносили жертвы богам чужим».
Фёдор остановился и призадумался. И к чему этот сон с войной? Что она мне в голову втемяшилась?
Назавтра должно было быть воскресенье. 22 июня. Таким вот летним утром Фёдоровы бабка с дедом узнали по радио, что началась Великая Отечественная война.
Он всю ночь ворочался с боку на бок. Думал. Не спалось.
А наутро откопал в зефирной коробке с документами военный билет и стал потихоньку собираться…
Выскочил младший. Стоял в коридоре, закручивая кулачками закрытые глаза.
– Батя, налей чаю!
Пока наливал чай, пока проводил сонного мелкого до кроватки, юркнула в туалет Кристинка.
– Доброе утро, бать! Ты куда? Я с тобой!
Быстро собралась. С гитарой под мышкой. Куда теперь ехать? Сели в машину.
И тут он вспомнил, что неделю назад нашёл в Интернете на страничке «Мемориала» в одном из списков безвозвратных потерь информацию о том, что в Смоленской области в братской могиле похоронена бабушкина сестра – без вести пропавшая Евдокия Ванюшкина, пятнадцатилетней девчонкой ушедшая воевать с фашистами и, как оказалось, погибшая от осколочного ранения в грудь. Туда и поедем. Найдём. Посидим у могилки. К вечеру управимся.
Ангелина, узнав из разговора с дочерью по мобильному, что они куда-то едут (свой мобильный он забыл дома), чертыхалась:
– И куда их чёрт понес! Нет бы съездил за продуктами. Ну не дурак? Дурак и есть! И эту с собой потащил. Гитаристка!
Вот так. Кому война, а кому… И не убежишь от неё.