— Ты, жаба, все хвостом-то крутишь! — гаркнул он на Ольгу и, сжалкулаки, встал над ней.

Ольга даже бровью не повела.

— У жабы нет хвоста, — подметил неудачно Лан.

Сом схватил его за плечо и сдернул с лавки. Тот упал на пол мастерской и разлил самогон.

— Стоять… — рыкнула на Сома Ольга. — Вышел отсюда, и потом зашел как надо: со стуком и вытерев ноги.

Ее лицо в одно мгновение преобразилось от гнева. Стало жестким, мрачным. Розовые волосы сами собой потемнели и сделались фиолетовыми, в глазах промелькнула голубая искорка.

Сом уставился на Ольгу, онемел, а его хмельной взор стал рассеиваться. Здоровенный детина испугался миниатюрной девушки, но отступать не думал.

— Как ты смеешь заявляться сюда и что-то требовать? — Ольга приподняла одну бровь и надменно посмотрела на разбушевавшегося оборотня. Надо же, откуда только в ней взялось столько смелости? Ведь Сом мог прихлопнуть ее только одним неловким движением.

Лан поднялся на ноги и попытался здоровяка успокоить уговорами:

— Давайте поговорим и решим все спокойно.

— Пошел вон, дрищ! — отмахнулся от гончара Сом. — Все из-за тебя, из-за тебя отец Асю из дома выгнал! — завыл он и весь покраснел.

Лан кажется не понимал, о чем идет речь, и повел плечами.

— Лучше было бы, если б Боровик Асю колотил? Поживет у меня немного! За напрасные наговоры можно и жизни лишиться! — Вот это сказала, да за такое Сом мне голову самой оторвет!

Сом теперь наоборот побелел, а потом присел на лавку и обхватил голову руками.

— Ведь это все не я, мой отец задумал и дядя. Все пилили меня: Хельга девка справная, толковая, в женихи набивайся. Нам лекарь в деревню свой нужен. А я-то что, отца ослушаюсь… А Ася, она же ревнует… А ты…

— О-о-о, как все сложно! — вздохнула Ольга и, облокотившись и дощатую стену сарая, сложила руки на груди. — Не переживай, ничего ей не будет. Лан, подай-ка кружку. У него раны сердечные, а их нужно простерилизовать, — произнесла Ольга и сунула красивую посудину в руки Сома. Сом поднес кружку, наполненную едва ли на треть самогоном к лицу и тут же едва не бросил, скривившись от терпкого запаха спирта.

— До дна! — произнесла тост Ольга и вернула кружку к лицу Сома. — Выдохни и залпом.

Сом снова посмотрел на Хельгу, но уже как-то жалостно. А затем опрокинул в себя содержимое и громко стукнул кружкой по столу, отчего остальная посуда слегка звякнула.

— Это зелье вроде как вино, но намного крепче! — пояснила Хельга.

— Что за дрянь, глаза выворачивает! — ругался Сом, вытирая проступившие слезы. — Ведьма ты! Что это?

— А я, может и есть ведьма, а это — мертвая вода! — усмехнулась на парней Ольга.

— Ты врешь, это бабкины сказки, — не совсем членораздельно проговорил уже засыпающий Сом.

Однако Лан посмотрел на неё с любопытством, если даже не с подозрением.

— Ты хозяйка Мертвой воды? — спросил Сом, осматриваясь мутнеющим взглядом.

— А ты еще сомневаешься? — подыграла Хельга. — Любое лекарство горькое, но действенное. А у тебя тут болит. — Она прикоснулась к его груди, в которой мерно бухало сердце.

Через минуту Сом уснул, а вот Лан смотрел на Ольгу испытующе.

— Скажи, ты и в самом деле хозяйка мертвой воды? — спросил он чуть тише, чем следовало, как будто боялся, что их кто-то подслушивает.

— Не говори, что ты тоже такой наивный, Лан, — улыбнулась Ольга. — Он же не в себе, ему надо было успокоиться. Сом добрый. Нельзя таких обижать, Да, он может гвозди на палец наматывать, но искренне расплачется, когда увидит птицу с перебитым крылом. В нашем мире таких людей мало. — Последние слова Ольга сказала почему-то с грустью, вспоминая свою свекровь.

— Но ты ему дала это… — гончар указал на пустую кружку на столе.

На ней появилась солидная трещина, видимо Сом всё-таки перестарался с усилием, когда поставил опорожненную посудину на стол.

— Я тебя умоляю, это всего лишь спирт! — сказала целительница и смешно сморщила носик. — Скажем так, это концентрат медовухи.

— Концентрат? — переспросил Лан, услышав незнакомое слово.

— Ну очищенная медовуха, вернее та её часть, которая и делает людей пьяными, — пояснила девушка.

Парень кивнул, видимо смекнул, о чём говорит Хельга. А затем провел по трубке змеевика, из которого тонкой струйкой бежал спирт, и сунул палец в рот.

— Гадость какая. Спирт, — произнёс он, поморщившись от резкого вкуса и запаха.

— Хочешь я расскажу тебе про него? — спросила девушка, вспомнив про слабость гончара к знаниям. — В нашем мире его используют не только как алкоголь.

Лан кивнул, но тут же добавил:

— Нет, давай завтра вечером. Я захвачу чернила и бумагу, — последние слова он произнес с каким-то пафосом, видимо и на Ольгу они должны были произвести впечатление.

— Хорошо. А пока, давай готовить новую партию, — сказала хозяйка мертвой воды.

Весь остаток вечера Лан и Ольга провозились в гончарной мастерской, на сегодняшний день старшей винокурней. В работе им помогали разговоры и мнения по поводу произошедшего сегодня и мерный на грузный храп Сома, которому Ольга не удержалась и разрисовала лицо угольком. Здоровенный детина с усами Котовского и в грязной рубахе добавлял своим видом веселья.

Почти уже ночью Лан, как и обещал отправился в избу Хельги учиться, притащив все необходимые для этого письменные принадлежности: карманную чернильницу и кипу неровных листов.

Ольга прихватила из мастерской Лана кувшинчик той жидкости, что у них получилась из медовой браги. Сома разбудить так и не удалось, поэтому его они оставили там, где он уснул.

Ольга с видом заядлого знатока пития спиртных напитков стала учить Лана употреблять самогон. К лабораторному испытанию все было готово. А именно Ольга подсластила самогон медом и выставила на стол закуску: пироги, соленые грибы, немного сала, хлеба.

Девушка пояснила, что спирт не только можно пить, но и использовать для других важных целей, например, в лекарственных настойках, парфюмерии, для приготовления элитного алкоголя, растворителя и во многом другом.

Лан, хоть и был уже изрядно пьян, но старался все записывать и еще успевал попутно рассуждать о применении спирта в их мире. До чего же гончар оказался любознательным. Иногда задавал Ольге вопросы, на которые она не всегда могла дать ответ.

— Чтобы сохранить целебные свойства трав и ягод, из них можно приготовить настойку. Спирт важен в медицине, как обеззараживающее средство. Не надо прямо в рану спирт лить, а вокруг, на кожу. Да и при операциях инструмент обрабатывать — первое дело… — Ольга ходила по горнице пошатываясь, иногда икая. — И конечно духи… Чтобы приятно пахнуть.

Лан почесал в затылке и вытер пальцем нос, оставив под ним чернильную кляксу, потом выпил еще, сильно сморщился и занюхал рукавом.

— Вот, так и запиши, изготовление духов, — потребовала Ольга, расхаживая неуверенной походкой из стороны в сторону и прикладывала все усилия, чтобы не упасть. Иногда хваталась за кромку стола. Хорошо, что обуви на каблуках здесь не носили.

Лан искренне удивился, когда девушка рассказала ему о вонючем спирте, именуемом духами. Ох, как много он еще не слышал и, как много Ольга могла ему рассказать. Знания Ольге давались всегда легко. Она хорошо запоминала и проявляла не дюжую усидчивость и упорство в усвоении наук. Училась в школе, а потом в институте «на отлично».

— Не проще ли в бане помыться? — усмехнулся парень.

Вспомнив о том, что духи придумали французы, чтобы не вонять, Ольга мысленно согласилась с его доводами. Хотя духи — это вещь для девушки необходимая.

— Спирт можно использовать как элитный крепкий алкоголь. Например, коньяк.

— Коньяк? — поднял помутневшие глаза Лан и попытался записать это слово. Правда руки дрожали и записать становилось все сложнее.

— Это такой напиток, настаивается специально в дубовых бочках. Хороший напиток, король напитков и напиток королей! — Ольга сделала величественный жест.

Конечно в Оренбурге, в магазине могли и «сивуху» подсунуть. Но Ольге посчастливилось попробовать элитный коньяк; отчим предпочитал пить только такой.

— Вот с этого и надо было начинать! — оживился Лан и сжал перо. — Пойду завтра к нашему бондарю за бочками для этого «королевского напитка». Только нечем мне с ним расплачиваться, посуда хоть и бьется часто, но не дорого стоит и большой прибыли не приносит.

Гончар оказался парнем не только смышлёным, но и хватким.

Ольга взяла с тарелки грибок и разлила самогон по кружкам:

— Не мужик, притормози, а то коней загонишь.

— Чего, каких коней. Нет у меня коней… — помотал хмельной головой Лан.

— Ладно, сделаем, как у нас в деревнях принято, расплатимся «жидкой валютой». Отстроим винный заводик, — Ольга мечтательно расселась на лавке и начала излагать думы о светлом будущем, как товарищ Ленин об «Октябрьской революции».

Захмелевший Лан уснул, прямо на своих листках, перемазав щеку о невысохшие на бумаге чернила.

Утром, как только солнце заглянуло в окна избы Ольги, в дверь постучали. Целительница, вздрогнула, проснулась, вышла в сени. Наверное, опять мальчишки приволокли кого-то с раной.

Но нет, она ошиблась, у порога неуверенно топталась Ася, дочь Боровика. Худенькая девушка с мягким, ангельским личиком и покрасневшими от слез большими глазами цвета вечнозеленой хвои. Бедняга вся тряслась и смотрела на целительницу. Еще бы, неизвестно чем заставит заниматься ее грозная Хельга. Ведь она слышала немало историй, про то, как она унизила кузнеца Храбра, да и их родственник Зоран Горыныч прислушивался к словам целительницы.

— Проходи, — сказала Ольга, приглашая свою новую помощницу в дом. — Будешь жить в южной горнице, там не так много места, и окно всего одно, но тебе хватит.

Ася всё топталась у порога, сжимая в руках узелки с пожитками.

— А что я буду делать?

— Для начала, проходи, положи вещи, — немного подумав Ольга более мягко добавила, — пожалуйста.

Девушка прошла в сени, а потом и в общую восточную горницу, где обитала сама хозяйка и спал на столе гончар Лан.

Увидев гончара, Ася снова оробела.

— Что смотришь, Ася? Лан! — Ольга толкнула гончара в плечо. — Вставай бутлегер!

Парень вяло открыл глаза, еле оторвал голову от стола, лист бумаги прилип к его щеке. Лан отлепил его и на коже остались ровные чернильные надписи. Потом горе-пьяница взялся за затылок.

— Ага, как самочувствие, Лан?

— Хреново, — честно признался он.

— Отлично, — строго гаркнула Ольга. — Меньше налегай на пойло.

— Зачем ты так, Хельга? — удивился парень.

Неизвестно, что подумал в этот момент гончар, но сказать что-либо в ответ не посмел. Если бы жили они в мире Ольги, она, возможно, посмеялась бы на сплетни Аси. Мало ли что она себе нафантазировала. Но в этом мире такие подозрения могли здорово повредить репутации. А ей еще жить среди этих оборотней неизвестно сколько.

Ольга подчерпнула холодной воды из ведра в сенях на лавке и, вернувшись в горницу, направилась в угол к зеркалу и небольшому корытцу. Так она умывалась по утрам и даже приспособилась чистить зубы при помощи соли, золы и мягкой тряпочки. Странно, ее волосы оставались розовыми, и краска с них совсем не смывалась, а когда она злилась, становились насыщенно фиолетовыми. Вот тебе и метаморфозы!

Лан собирал листки, разбросанные по всему столу.

Раздался настойчивый и звонкий стук в окно. Ольга открыла створки и впустила внутрь дома желтую птицу, которая, села на пол, подросла и превратилась в ворчливого старика с длинной бородой.

— А вот и Пересмысл пожаловал, — как-то недовольно проворчала целительница. Сегодня она явно не выспалась.

Старик принюхался и поморщился:

— Что-то дух у вас тяжелый, молодежь. Проветривать не пробовали? — он посмотрел на Лана, перепачканного чернилами. — Чем вы тут занимались-то?

— Проветривали, через месяц опять воняет, — хихикнула Ольга.

— Мертвую воду… изучали — сообщил гончар и взялся за голову.

— Мертвую воду? — удивился старик и нахмурился

К ведуну все, кроме Ольги, относились с некоторым трепетом. Она же разговаривала с ним, словно он был ее родным дедом.

Дверь горницы хлопнула и на пороге показалась Ася. Увидев Пересмысла, она поздоровалась и опустила взгляд.

— Уж точно не грибами балуемся. Вот спирт, — указала целительница на несколько плотно закупоренных кувшинчиков, стоявших за печкой на полочках.

В сенях что-то загрохотало и в избу ворвался Зоран Горыныч. и как-то тревожно уставился на хозяйку избы. В глазах Аси мелькнула надежда, что родственничек пришел за ней.

— Асю не верну, — проворчала Ольга на старосту.

Горыныч махнул на Асю рукой.

— Не до пустяков, Хельга, там у деревни дети гному беременную нашли. Очень ей плохо, не может разродиться, кровью истекает. Можешь ли что сделать?

— Гному? — переспросила Ольга. О этих созданиях Ольга читала только в сказках. — Так, мужики освободили мой кабинет и приберите здесь!

— И я? — Повел бровью целитель-иволга.

— Нет, деда, ты останься, — бросила Ольга, — и Ася. Надо все подготовить, чтобы гному лечить.

В свою бытность студенткой мединститута Ольга подрабатывала на скорой помощи, Это была прекрасная практика для будущего врача. Случаи со сложными родами, а именно такой сейчас похоже и представился, тоже повидала. Вот только здесь, в этом мире, не было у неё современных медикаментов, да и она была не совсем готовым врачом. А тут еще и женщина гном! Поначалу, услышав такую новость, Ольга удивилась, но не так, как раньше. Но если учитывать то, что жила она среди оборотней, это не стало для неё сногшибательной новостью.

На улице у дома целительницы Хельги уже собралась толпа любопытных. Дети, крича наперебой, бежали впереди целительницы и показывая ей то место, где они нашли страдалицу. У излучины реки, в высокой траве стояла толпа женщин. Одни утирали слезы со щек, другие склонились над кем-то и подбадривали.

— Сейчас Хельга, придет, целительница.

Детей к этому место женщины близко не подпускали.

Ольга ощутила тревогу и похолодела от страха, когда услышала наполненный страданием голос женщины. В этот момент она даже остановилась на мгновение. Но побоявшись, что ее неуверенность заметят, взяла себя в руки и пошла напрямую к тому месту, где толпились люди.

На траве лежала небольшая коренастая женщина в красно-коричневой одежде с большим животом. Лицо у нее было бледным с каким-то синеватым оттенком. Она держалась за живот, стонала и иногда открывала глаза. Ольга присела и осмотрела её.

— Ну и дела! Сложные роды, ребенок не выходит сам, — только и смогла проговорить Ольга. — Мужики, а ну, давай, помогай. Мужики!

Она вскочила на ноги и без стеснения выбрала из толпы зевак тех кто нужен был для помощи. Женщину требовалось перемещать бережно и аккуратно.

— Ты, ты и ты, и вот ты, понесете ее. Что встали? — бессильно злилась целительница. Когда Ольга начала командовать, четыре выбранных ею мужика лишь переглядывались между собой, не решались начать слушать бабу. — Неужели не понимаете, она же умрет, ее ко мне надо отнести! Вы что оглохли?!

— Успеем, — проворчал один из мужиков с дурацкими усиками и отмахнулся от нее. — Чего с ней случится, с этой коротышкой?

Мужики стояли в стороне, и никто из них не желал помогать:

— Ишь, шустрая какая пигалица. Командует она тут, — уперся пузатый с маленькими сальными глазками.

Над толпой появилась светловолосая макушка Сома. На лице у него отображались все муки алкоголика на утро после пьянки.

— Сом, — окликнула его Ольга и показала пальцем на четырех не слушающих ее мужиков. — Можешь уговорить этих джентльменов помочь мне, — и, не удержавшись состроила ему милую обиженную моську, но тут же взяла себя в руки, не время сейчас для тонкой женской манипуляции. Но как же она была рада его видеть!

— Делайте, чего велит, — спокойно, даже тихо сказал Сом. Но носильщики видимо не поняли.

— Чего, ща, делать больше нам нечего, бабу и станем слушать, — захохотал мужик с жилистой длиной шеей, грызя травинку щербатыми зубами.

— Угу, — помотали, соглашаясь, головами, худые, жилистые братья, с вытянутыми, как крысиные мордочки, лицами.

Гнома, ныла от боли и смотрела на них. Ольга сжала в гневе кулаки.

Сом ничего не ответил, вздохнул и дал мужику с травинкой в зубах в глаз наотмашь. Тот повалился, где стоял. Второго, одного из остролицых братьев, попытался схватить, но парень оказался проворным и вывернулся из его захвата. Еще двое, стоявших в стороне закатали рукава ринулись на племянника старосты и после пары нехилых ударов отлетели, держась за подбородки.

Драку пришлось охладить все той же Ольге:

— Вам проблем мало? Сом, мне нужны четыре живых санитара, кто носилки потащит? — возмутилась она, глядя на страдающую от боли женщину из расы гномов.

У той на лице уже выступил холодный пот. Она слабела с каждой минутой, и это беспокоило Олю больше всего.

— Пока вы тут рисуетесь, она умрет. Тоже мне, богатыри хреновы! — Ольга плюнула себе под ноги от брезгливости. — Слизняки!

Но пары тычков Сома и последнего уверения Ольги хватило, чтобы мужики наконец зашевелились и соорудили из лапника и двух жердей вполне сносные волокуши. Всем процессом руководил щербатый бедолага с фингалом.

Роженицу плавно уложили на волокуши.

— А теперь идем на счет раз, два три, — проговорила Ольга и пошла впереди носилок, следя за ритмом.

От одной только мысли, что при неловком движении женщину-гнома могут уронить, её бросало в дрожь. К счастью, теперь ее слушались и весомым аргументом для послушания был шагающий рядом с носилками Сом, который уже успел где-то раздобыть внушительного размера дубину. Так, на всякий случай.

Четверо носильщиков тащили свою ношу аккуратно, словно женщина-гном была сделана из ценного стекла. Лицо пациентки искажалось от мук. Она держалась изо всех сил, кусала от боли губы до крови и костяшки собственных рук. Надо сказать, маленькая женщина оказалась не слабохарактерной.

— Потерпи, — попыталась успокоить ее Ольга, хотя не знала, понимала ли гнома человечий язык.

Всякие бывали случаи. И коллеги неадекватные встречались, и пациенты с придурью, а то еще и под наркотой или настойкой боярышника. Вот думала ли она, что докатится до такого? Бригада оборотней, тащит к ней в дом, то бишь в местную больницу, пациентку — женщину- гнома?! Галаперидолу мне! Ох, и удивительны же порой бывают хитросплетения судьбы и случая. И все же, Ольга поняла главное: оборотни, гномы — одно что люди, с теми же тараканами, придурью и страхами в головах!

Мужики бережно занесли роженицу в избу Хельги, теперь ставшую главной больницей для всей округи. Но сегодня эта больница превратилась еще и в роддом. Вместо акушерок Ольгу и женщину-гнома встретил бледный, как простыня, но невозмутимый, как могучая скала у моря, Пересмысл. Ася находилась рядом с ним.

Покинуть избу уговаривать никого не пришлось: одних только упоминаний о родах хватило, чтобы мужики побежали в ужасе куда глаза глядят. Да, это все, хоть и вполне естественно, но все же не для шатких мужских нервов!

Помещение быстро освободили от лишних людей, и пациентку уложили на стол. Роженица теперь принялась плакать, хватаясь за живот, и истошно и мучительно кричать.

Ольга немного замешкалась и даже запаниковала. С чего начать? Она не акушер-гинеколог, она просто студентка, волею судеб поставленная в такую патовую ситуацию. Сразу вспомнились разговоры с девчонками с как раз-таки с акушерского отделения. Некоторые рассказывали душещипательные истории о том, как горе-практикантки, делая кесарево сечение впервые, вредили ребенку. Ходил слух о таком случае, когда молоденькая практикантка рассекла скальпелем лицо новорожденной девочке. Бррр…

От последних мыслей дрожи в руках Ольги только прибавилось. Главное не терять самообладание. Стоит только на секунду перестать верить в себя и все… «Сконцентрироваться и думать о главном — сейчас мы помогаем появиться на свет новому жителю этого мира.»

Ведун смекнул что к чему и сейчас уже готовил усыпляющий отвар и крошил грибы.

— Главное не дать много, — сообщил Пересмысл. — Можно усыпить, а можно отправить к предкам.

Ася уже нагрела воды, приготовила чистые и проглаженные угольным утюгом льняные повязки. Импровизированный скальпель и иглу тоже прокипятила и протерла теперь все это спиртом. Какая же она молодец! Дед уже смекнул, что понадобится им заранее и научил этому Асю.

Ольга, переоделась в чистую рубаху и взялась за инструмент.

Ну что же, кесарево сечение впервые в жизни. Главное холодный разум и никакой паники!

Спустя примерно час все было закончено. Ольга смывала с рук кровь в деревянной лохани. Ася беззвучно плакала в углу, закрыв ладонями лицо и даже не обращая внимания на то, что ее руки по локоть перепачканы в крови. Женщина-гном все еще спала, она благополучно стала матерью. Рядом с ней лежали двое малышей, оба мальчики, и голосили что есть сил. Они совершенно не отличались от обычных младенцев. Розовые, с пухлыми щечками, темными, еще привыкающими к дневному свету глазами.

Ничего — ничего, это часть моей работы! — успокаивала себя девушка-лекарь.

Ольга не сильно помнила курс акушерства и гинекологии, да и проходила его в институте поверхностно. боялась, что сделала операцию не так, правда уже поздно жалеть и что-то менять.

Живот у женщины был зашит. У детей перезана пуповина. Теперь матери нужен покой, чистота. Чистота! В больницах обычно все полы и даже стены хлоркой и антисептиком обрабатывают четыре раза в день, а тут обычная изба, но никак не больница. Может в любой момент сепсис случиться. С Боровиком повезло, да и вообще на оборотнях раны заживали, как на собаках, а тут почти человек, только маленький. Да и младенцы, судя по тому, как они голосят, голодные.

Тут холодное спокойствие покинуло Ольгу. Сейчас целительница была бы и рада выйти и сообщить радость селянам, вот только ноги отказывались слушать её. Как только операция была закончена, она приземлилась на стул и сидела так уже минут десять, не находя в себе силы встать, пыталась унять дрожь в руках и коленях. Сейчас ей хотелось больше всего подойти к Асе, обнять ее и заплакать навзрыд.

Она студентка всего лишь третьего курса. И у них только начали преподавать серьезные вещи, а она уже успела вырезать аппендицит и даже сделать кесарево сечение. И не в какой-нибудь клинике, или стерильной операционной, а в обычной деревенской избе, можно сказать «на коленке»! Ведь могла допустить роковую ошибку, занести инфекцию, или сделала надрез не там, где нужно, тогда роженица через пару дней умрет от внутреннего кровотечения. Да она вообще не хотела становиться хирургом! И ей не хотелось открывать собственное кладбище. И на врача она пошла учиться исключительно из-за истории со своим отцом.

Когда отец заболел, его лечащий врач долгое время не мог поставить ему верный диагноз. Сначала говорил, что у него хроническая простуда, остеохондроз и еще что-то в этом духе. Оказалось, это был рак и если бы диагноз был поставлен вовремя и правильно…

Несколько лет Ольга ненавидела врачей, потом, осознав важность этой профессии и не всегда добросовестный к ней подход, решила сама стать врачом-терапевтом и спасать, а не калечить людей. К тому же, хотелось доказать отчиму, что она не какая-то разнеженная Барби.

Да, она трусиха, но признаться в этом может только одному человеку — себе. Для всех остальных, она сейчас не может быть слабой и хрупкой.

Пересмысл только моргал и чесал лысину, идиот! А как еще охарактеризовать того, кто дожил до почтенных седин, а в медицине, кроме того, как галлюциногенные грибы жрать, знает столько, сколько не очень старательная медсестра. А Ольга, дуреха, думала — Пересмысл знает, что делать. Надеялась на это. Ведун же только и мог помогать ей, если потребуется, но напрочь отказывался брать в руки скальпель или иглу.

Да это не скальпель даже, а просто маленькие овощной нож, заточенный до бритвенной остроты. Раз уж на то пошло, ей пора обзаводиться профессиональным инструментом. Специально изготовленным для того, чтобы оперировать людей, а не чистить картошку с репой.

В дверь постучали как раз в тот момент, когда Ольга готова была расплакаться и послать всех к чертям собачьим. Ей сейчас безумно хотелось домой, к маме и даже к отчиму, убраться отсюда, снова стать простой и беззаботной студенткой.

В дверь постучали снова, теперь более громко и настойчиво. Целительница встала и на подгибающихся ногах подошла к двери и открыла. За дверью ее поджидал староста Зоран. Он был бледен и чем-то встревожен.

— Гномы пришли. — сказал он не отводя и от Ольги взгляда. — Это Хедвига, жена тана гномов,

Сначала лекарша не поверила своим ушам, но увидев серьезное лицо старосты, поняла, что все это не шутки.

— Хорошо, пусть принесут ей вещи. Здесь ей задержаться придётся. Родилась двойня, нужна кормилица что ли, мамка их вряд ли сегодня проснётся, — произнесла Ольга и присела на порог, стоять сил абсолютно не осталось.

Зоран Горыный молчал некоторое время и покусывал свои тонкие потрескавшиеся губы. А затем всё-таки решился и произнес:

— Они за ее головой пришли. — выпалил он на одном дыхании, словно хотел избавиться от тяжких слов.