Западный океан южнее о. Латтар. Бриг Каракатица.

Теперь, когда морской Караван вышел из Гавани Кверкхэма под предводительством Мурены, я выдохнул. Кто бы ни был этот неизвестный, его попытки оставить меня на берегу, не увенчались успехом. Через четыре дня мы будем в столице острова Латтар и всех северных островов, и больше остановок не предвидится.

Ольгерда вынули из воды спустя час, после отправления. Когда я собственноручно стал отвязывать его от стального якоря, тот весь дрожал, стиснув зубы, и не поднимал на меня глаз. Злоба и обида сейчас переполняли парня. Видимо он посчитал, что тот нокаут, который я прописал ему в темном переулке, был достаточный расплатой за убийство. Может и так, своих людей, всё же, я ценю больше, чем тех, кто пытается меня прирезать. Вот только, всё это было в воспитательных целях, а не ради того, чтобы впредь Ольгерд никого не прирезал.

Он ослушался прямого моего приказа. Более того, он сделал это намеренно! Еще с начала всей заварушки в подворотне, я предупредил парня, чтобы он не убил ненароком никого, и получил одобрительный ответ. Но не прошло и трех минут, как молодой, кровожадный остгёрд, двадцатью сантиметрами стали, остановил сердце боцмана Каракатицы.

Освободив парня от веревок, я схватил его за гладкий подбородок, еще даже не начинал опушаться первыми всходами медной бороды, которой так славятся жители западных островов.

— Злишься? Это хорошо. — Начало я читать нотации меланхоличным тоном. — А теперь объясни-ко мне, говорящий с травами, за что я попросил тебя привязать к якорю?

Парень молчал, и молчание его наводило меня на мысли, что он либо слишком горд, что не в состоянии признать собственных ошибок, либо слишком глуп, что не догадался, за что его, с ранами на изрезанной спине, опустили в соленый северный океан.

— Хорошо, подумай еще. — Пробурчал я себе под нос, но так, чтобы парень продумал каждое слово и начал возвращать узлы на место.

Видимо такого, парень не ожидал. Пару раз он открыл рот, намереваясь что-то сказать, но только беззвучно хлопал губами, словно рыба, которую вынули из прохладной проруби. Сейчас в нём боролись нежелание снова возвращаться в разъедающую свежие раны соленую воду, и гордость. Всё это было щедро сдобрено детской, едва ли не до слез, обидой и злостью на меня. Ну, это меньшее из зол, подумал я. Лучше раз и навсегда закрыть вопрос о субординации, чтобы в следующий раз не попадать в железную клетку, а затем, в амфитеатр суда. Через час якорь подняли, но вытаскивать парня на палубу, я не спешил.

— Ольгерд, ты готов ответить? — В этот раз мне было сложнее выдержать этот надменно — безразличный тон.

Парень всё еще смотрел на меня исподлобья, сжимая синие губы. Было видно, что его било крупной дрожью из-за холодного купания на якоре. Глаза покраснели от, всё-таки, попавшей в них морской воды. Я приподнял бровь и хмыкнул, а затем сделал знак рукой, чтобы якорь снова опустили в воду. На самом деле, на душе у меня скребли кошки. Одна часть моего сознания панически кричала, что парня нужно освободить, что это, как минимум, негуманно, так издеваться над парнем. Другая же часть, мое альтерэго, монотонно повторяла, что воспитательные цели оправдывают некоторые ущемления прав и свобод неигровых персонажей.

Как только якорное колесо, вновь зашелестело шестеренками, и железный якорь вновь начал плавно опускаться в разбивающиеся о борт волны, парень не выдержал.

— За то, что я убил того. — едва ли не скороговоркой поговорил он, борясь со стучащими от холода зубами. Я удовлетворенно кивнул, но это было ещё не всё.

— А ещё? — Мой елейный меланхоличный голос, был противен даже мне самому. Но внутри меня, всё радовалась. Парень признал свою неправоту, хоть и со скрипом. Так что, вряд ли придется его ещё раз окунать за борт.

— За то, что ослушался. — тон парень изменил, но, хоть и смотрел на меня исподлобья, все-таки сдался. Чему, кстати, я был безмерно рад.

— Именно. Надеюсь, ты понимаешь, что во второй раз, при таких же обстоятельствах, я прикажу опустить якорь в воду так, чтобы твоя голова полностью скрылось под водой. — Сухо и лаконично подвёл черту я.

Парень хоть и отвел взгляд и снова сжал губы от злости, но было видно, что до него дошло. И, слава Богу. Я вновь склонился, чтобы начать развязывать узлы, которые до кровавых ссадин врезались в кожу парня. Пригнувшись, я усмехнулся на его сообразительность, потому, что только теперь понял, почему во второй раз Ольгерд перестал завывать, когда соленая вода вновь наполнила его резные раны на спине.

Теперь, по всей площади резного рисунка на спине парня, словно восковая печать, шрамы закрывал витой слой древесины. Пока в первый раз мы беседовали с ним, каким-то образом парень сумел заставить свой посох подползти к нему и закрепиться так, чтобы я не увидел. И когда Ольгерд вновь скрылся за бортом, древесное тело посоха из виноградной лозы запечатало раны на спине.

Что-что, а вот злиться на смекалку и сообразительность парня, я не собирался. За что его винить? За то, что нашел способ выкрутиться, так это, скорее, мой косяк. Я старался как можно быстрее освободить парня, и тот, потирая затекшие конечности, отправился в чёрный проём, уходящий в трюм. Хоть конфликт между нами и был исчерпан, но до полного налаживания отношений, всё-таки требуется какое-то время. И для меня, и для него. Да и выспаться парню не помешает.

Уже начало смеркаться, и на кораблях, следующих с нами одним курсом, зажглись масляные светильники. Дежурный отбил три склянки на пересменку гребцов. Это означало, что подходит время, когда квартирмейстер поднимется на капитанский мостик и примет управление кораблем от старпома, а заодно и будет отбивать в колокол смены.

Корабль шел попутным ветром, а это значит, что гребцы могли просто развалиться на лавках. Солдат спит, служба идёт. Древняя поговорка, даже не знаю, откуда я её услышал. Пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что так говорил дядька. Вспомнив, я снова ощутил легкий мороз от страха на коже. На попытку вспомнить, откуда эта фраза, ушло до неприличия много времени. Но это не самое страшное. Главное, и как я ни упирался, не мог вспомнить лица брата моей матери, который, также, является и моим крестным.

Руки непроизвольно слишком сильно сжали борт, который ограждал капитанский мостик. Что это? Нервы, или что-то большее? И в самом деле, я всё меньше понимаю, что это игра, и всё больше становлюсь ее частью. Прошло уже больше двух недель с момента попадания в Каэн-ар-Эйтролл, а я уже начинаю забывать вещи из своей прошлой жизни, которые, казалось бы, не забуду, даже когда костлявая положит свою руку мне на плечо. А что будет через пару месяцев, или полгода?

Из этих прохладных мыслей меня вывел голос Беррхема. Тот, видимо, снова почувствовал себя на капитанском мостике, а не на суше и заплел волосы в, толстые как дреды, косички. Он о чем-то беседовал со старпомом, который сдавал свою вахту, уступая место квартирмейстеру и бывшему капитану.

— На Каракатице довольно шумно. — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес квартирмейстер, ставший за рулевое колесо.

— Поговорим? — предложил я, не размениваясь на прелюдии о погоде и стряпне кока на корабле.

— Давай. — Кивнул Беррхем несмотря на меня. — Я начну? — Я согласился и приготовился слушать.

Как оказалось, случай с нападением эхидн, и странная единовременная гибель всех смотрителей маяков на западном берегу Кверка, показались странными не только мне. А когда на, фактически спасителя каравана, напали свои же, тут-то Беррхем и приказал всей старой команде даже спать с оружием. Но не это главное, а то, что во всех пяти флотах сейчас происходит такая же междоусобица. Квартирмейстер закончил, а я не торопился брать слово, переваривая только что услышанное и накладывая это на свое видение ситуации.

— Беррхем, скажи мне честно, глядя в глаза, что ты понятия не имеешь, почему на меня напали выжившие с Каракатицы. — сросил я, пытаясь поймать взгляд квартирмейстера.

Тот определённо боковым зрением видел, что я на него смотрю, но не поворачивал ко мне голову. Это было красноречивее любых слов. Мои опасения подтвердились, и морякам с Каракатицы, есть за что точить зуб на команду Барракуды.

Квартирмейстер крутил рулевое колесо, направляя корабль на свет идущего впереди корабля. В этот раз молчание было несколько затянутым, но, видимо он решил, что я имею право знать всё, как есть. Мои догадки насчет него, были верны с самого начала, он и в самом деле вместе с командой пиратствовал на морских просторах в окрестностях островов Мадьях. Вот и тогда, в ночь нападения эхидн, пиратская жилка взяла верх над осторожностью.

После того как нападение морских летающих тварей было отбито, и я тихим сном спал в капитанской каюте, Беррхем воспользовался суматохой, потому как все корабли из каравана Литта были заняты спасением экипажа, он присоединился к ним. Однако, только с двумя третями экипажа, Остальные же, на шлюпках, начали собирать то, что ещё не успело утонуть.

В любом пиратском корабле всегда найдется ниша для контрабанды запрещенных грузов и рабов. Так делают все, все об этом знают, но молчат. Так что когда суматоха закончилась и половину экипажа «Каракатицы» и груз удалось спасти, половину от спасенного, все корабли разделили между собой. После дележки, между кораблями получилось совсем неверное количество, однако скрытые ниши таили в себе гораздо больше. Видимо, кто-то из спасенных, увидел в суматохе лодки с мародерами и опознал, чьи они. Странно не это, а то, что вопрос не был доведен до эн-шаха Литта, а моряки решили сделать все самостоятельно.

Примерно такая же ситуация сейчас происходило на каждом из флотов. У кого-то дела обстояли хуже, у кого-то дела обстояли лучше. Уже прошли первые проверки на судах, заподозренных в мародерке. Где-то они подтвердились, а где-то нет. В любом случае теперь, общий флот, следовавший за «Муреной», представлял из себя просто кучу кораблей, следующих одним курсом, каждый из которых, сам за себя.

И только владельцы торговых граммов метались между выбором — наказать тех, кто ворует и, возможно, потерять еще больше, или закрыть глаза, списав все на усадку и утряску. Всё-таки, знали, кого берут в наем, хотели сэкономить и найти кого подешевле. В итоге, нашли на свою голову.

Значит, на кораблях началась междоусобица. Владельцы торговых грамот не спешили поднимать волну и вешать на рее всех, кто подозревался. Думаю, это лишь временная мера, когда товар будет успешно продан на Латтаре и торговый флот, полненый товаром с севера, будет возвращаться, за десяток миль от берега, я бы и устроил геноцид команд, замешанных в мародерке.

Думаю те, кому принадлежат эти торговые флотилии, тоже далеко не глупые люди. В том, что они являются героями и игроками, не было даже малейшего сомнения. Здесь, практически все основные посты занимают те, кто не жалел времени и денег для получения статуса в игре. Как, например, тот же Торд, из общения с которым, я понял, что он богат и ввел в игру не хилое количество реала. Может, я бы и спустился в каюту и больше не пожал бы руку Беррхему, который по сути своей, жадностью, и подставил меня, только вот позади отвлек меня голос квартирмейстера.

— Слышишь? — произнес он, как бы ни к кому конкретно не обращаясь, но глаз не сводил с желтых огней идущий впереди Каракатицы.

— Нет. — ответил я, и тоже начал вслушиваться в ночную тишину.

— На «Химере» шум стих. — ответил он.

В самом деле, крики и возня, которые доносились с идущего перед нами корабля, смолкли. Теперь были слышны только шум волн, бьющихся о борт нашего корабля и шорох парусов, а также приглушенные разговоры гребцов. Не знаю, что его побудило, но он вручил штурвал мне, а сам спустился к гребцам.

Ветер наполнял паруса, а звезды светили с неба. Половицы скрипнули, и я хотел уже было сказать Беррхему, что нам дальше не по пути и начал разворачиваться, как понял, что там, позади меня стоял не квартирмейстер. Он всё также находился внизу, в окружении вооруженных гребцов, накинувших на себя кожаные латы с железными нашивками.

Передо мной стоял человек, с которого едва ли не ручьями стекала морская вода. В руках он держал короткий нож. Диверсант понял, что я его заметил, а также понял, что я безоружен. Темная тень, блистающая мокрыми тряпками от скудного освещения капитанского мостика, рванула ко мне.

Я отшатнулся, ища глазами чем можно защититься, но моя спина упиралась в штурвал корабля и я понял что сейчас абсолютно беззащитен. В этот момент, бежавшего на меня лазутчика, словно кто-то ударил в спину, отчего тот еще больше ускорился, но затем, вдруг повалился на спину.

Из спины нападавшего, торчало древко от копья стреломета. Только большое оперение не позволило этому снаряду пройти свою жертву насквозь и заодно пригвоздить меня к рулевому колесу корабля. Кто, только что спас мне жизнь, было понять не сложно. Квартирмейстер сидел за стреломётом, и кивнул мне, мол, не благодари. Чёрт, только я хотел сказать ему, что может не считать меня своим другом, как он снова спасает мне жизнь.

Тем временем, оказалось, что лазутчик был не один. Еще троих удалось взять живьём, двое решили подороже продать свою жизнь, что в любом случае, не увенчалась успехом. Легковооруженные длинными ножами или, скорее, кинжалами, они вряд ли смогли бы противостоять уже экипированным бойцам, которые просто взяли в клещи нападавших.

Лазутчиками впрочем, об этом несложно было догадаться, оказались моряки с «Каракатицы». Наш корабль шел следом за ними, поэтому им не составило большого труда просто спрыгнуть с кормы и зацепиться за наш корабль. Расчёт был сделан на то, что им удастся вырезать ночную смену, а затем без труда завладеть кораблем или, что еще хуже, перебить всех спящих.

Я спустился пониже, где команда усиленно мордовала захваченных лазутчиков. Квартирмейстер же был готов повесить их прямо тут, не задавая вопросов о мотивах и целях, тем более, этого требовала команда. Только султанчик, показавшийся из капитанской каюты, был против и активно выражал свое мнение не только писклявым голоском но и жестами. Как бы ни был мне противен этот кадр, но сейчас я был с ним полностью согласен. От мёртвых тел, которые будут выброшены за борт, нет никакого толка, тем более выгоды.

Да, точно. Выгода, это то, что сможет рассеять пелену ярости с их алчных глаз. Ведь с трупов и взятки гладки, а так, вполне можно выкупить их жизни за долю награды или еще чего. Не сильно я ориентируюсь в конъюктурах местного рынка и цен за жизнь, но думаю, что сколько-то она стоит.

Султанчик, облаченный все также в просторные белое, хоть и мятое, одеяние, во всём распинался перед толпой, которая уже перебрасывали веревки через реи центральной мачты. Тот начал вырываться и возмущаться в мою сторону. Видимо, он на меня тоже имел зуб, только вот за что, понятия не имею. Я сдавил его руку еще сильнее, отчего тот едва не заверещал.

— Деньги! — прошипел я максимально четко, и с ленцой.

Только вот одним словом объяснить ему свою мысль, мне не удалось. Султанчик, всё так же пытался вырваться, непонимающе смотря на меня и попутно не переставая перепираться с теми, кто предлагал для начала спустить кожу с захваченных в плен лазутчиков, а уже потом примерить на их шее пеньковый галстук.

— Лазутчиков можно продать, или забрать их долю или….. короче, придумай сам, где я тебе подкинул, это ты у нас Остап Бендер. — Закончил я и отпустил широкий рукав наместника эн-шаха и номинального капитана судна.

Я ожидал услышать в свой адрес хотя бы что-то, хотя бы пару нелестных слов или ругательных выражений с далекого материка. Но наместник, уже вовсю втолковывал принятую от меня идею морякам торгового судна, а еще недавно пиратам. Причём, выходило у него это, ну очень убедительно. Он подал эту идею, как единственно верное решение, до которого, почему-то, никто из пиратов не догадался. В чём, кстати, он их ни в коей мере не винил. Наоборот, его слова были полны лести и подхалимства. Чувствуется, этот шершавый язык прошелся не по одной высокородный заднице.

Ругань и улюлюканье затихли. Это добрый знак, наверное. Сейчас, вместо того, чтобы спорить о вариациях разных видов казни, каждый из присутствующих на палубе, подсчитывал в уме свой барыш, который сулил быть весьма не маленьким. По крайней мере, в этом их убеждал наместник эн-шаха.

Какой резон для султанчика в том, чтобы ещё до рассвета не отправить в темные воды океана тела незадачливых убийц, я не знал. Но вероятно, свой интерес, он здесь имеет, и ни разу не удивлюсь, узнав, что этот интерес, материальный.

А еще я отметил про себя поведение моего ученика. Ольгерд не пытался задержать пленных или как-то проявлять жестокость. Он стоял рядом со мной и держал в руках свой посох. Не знаю что творится в его голове, может он думает, что я буду с боем отбивать пленников если команда не согласится их помиловать. Или примеряется, чтобы исподтишка приложить меня своей дубиной… Ну, вот это вряд ли! По-моему, прошлый мой урок, был весьма показателен, что я могу быть не только добрым, но и жестоким, когда нужно. А в том, что я его союзник, надеюсь, он понял гораздо раньше, еще там в ночном лесу, когда мы бились с Тордом.

Убедившись что жадность взяла верх над злостью и все пираты согласились на сладкие уговоры султанчика, а я отправился спать. Никогда ещё ночь не пролетала так мимолетно. Колокол на утреннюю пересменку разбудил меня, хотя ощущения были такие, будто я просто лёг и на пару секунд закрыл глаза.

Утро встретило меня криком чаек и колокольным звоном, известившим об утренней пересменке. Я поднялся на верхнюю палубу, где в это время, начали раздавать еду. Но кроме вахтенный смены, кока и старшего плотника, на корабле никого не было. А, ну да, ещё Ольгерд стоял на капитанском мостике и смотрел, почему-то, не вперёд, как это происходило обычно, а налево, на торговый флагман эн-шаха Литта — Медузу.

— Куда смотришь? — спросил я его, похлопав по плечу, вместо приветствия.

— Беррхем и команда повели пленников к Литту. — он кивнул на толстопузую Медузу, стоявшую в половине морской миле. — Будут требовать судить моряков Каракатицы и хотят забрать всю их долю и корабль.

Кстати, только сейчас я заметил, что и остальные корабли встали на якорь. Это случается, если повод был настолько серьезным, что остановили весь морской Караван. Думаю, слухи о том, что произошло ночью, уже распространились не только по кораблям Литта, но и на другие. Ночью квартирмейстер сказал, что подобные неурядицы и междоусобицы, словно чума поразили все торговые караваны. А небольшая стоянка в море дает некоторое время на то, чтобы решить внутренние споры, как это сейчас делает эн-шах Литт.

— Вот ведь стадо баранов! — вслух выругался я.

— Арт, но ты ведь сам вчера это им и предложил! — Ольгерд непонимающе смотрел на меня.

— Предложил, — согласился я, — только такие вопросы нужно решать на берегу. Что им мешало решить всё это, когда мы, наконец, прибудем на Латтар? Где гарантия, что, к примеру, сейчас, там не происходит бойня, и что через пару минут кто-нибудь не перевернет масляный фонарь на палубу?

Теперь, видимо, Ольгерд и сам понял, о чём я беспокоюсь.

— Пошли! — Воскликнул ему я и махнул рукой, указывая на трюм.

— Куда?

— Дело пахнет керосином, чует моя жопа, что сейчас, это всё боком может выйти для всех на Каракатице. — Я уже откровенно бурчал как какой-нибудь старикан.

— Арт Ём, что такое керосин? — спросил мой ученик и я ухмыльнулся. Природное юношеское любопытство, даже сейчас взяло верх над пареньком.

— Пойдём, по пути расскажу! — сейчас во мне боролись две эмоции: злость на недальновидность команды, и смех. Вот как я сейчас буду объяснять неигровому персонажу про керосин, нефть, газ и прочие радости реального мира.

Западный океан южнее о. Латтар. Паровая каравелла Медуза.

Утренний морской ветер пытался развернуть сложные паруса Медузы, но как он ни старался, корабль не думал двигаться попутным ветром. Новый торговый корабль, выполненный по самым лучшим чертежам известных корабелов и оснащённый паровым двигателем. Медуза не нуждалась в гребцах и, как следствие, и в большом экипаже. Сорок моряков заменяли трое обученных машиниста, чья работа была просто не давать потухнуть котлу и загружать в него топливо.

Однако экипаж у «Медузы» был хоть и меньше чем у других кораблей почти в двое, но состоял он исключительно из профессиональных боевиков. На такое торговое судно напасть решится далеко не каждый пиратский корабль. Ну а у кого всё-таки хватит сил и наглости попытаться атаковать «Медузу», тот может просто её не догнать, когда трое кочегаров распалят оба котла парового двигателя. Литт был горд тем, что его, казалось бы, неповоротливая грузовая посудина может развивать 16 узлов при штиле.

Литт честно думал, не переплачивает ли он, содержа такую большую охрану для своего корабля. Нет, в конечном счете, он, конечно, экономил на найме гребцов, Но ведь если он сократил бы штат охраны вдвое, то сэкономил бы гораздо больше. И не только на оплате, но и на провизии.

Когда-то давно, когда он был молодым, у него был свой маленький бизнес, который прогорел через год, как и девять десятых тех, кто пытается стать акулой капитализма. Но вот здесь, в игре у него выходило быть торговцем, и далеко не рядовым торговцем. Здесь, в Каэн-ар-Эйтролле, он воплощал то, что ему не удалось воплотить в реале. Более того, здесь его бизнес шел достаточно хорошо, чтобы не вставать ежедневно в 6 утра и не ехать на ненавистную работу. Этот мир смог прокормить его, и его семью.

Немного, но хватало, чтобы ездить летом в Турцию, и раз в пару-тройку лет менять машину. Тех, кто может кормиться от игры, далеко не так много, зато много желающих. Особенно была великая конкуренция на рассвете игры. Молодые, ещё не потерявшие веру в свою исключительность, они приходили в Каэн-ар-Эйтролл и упирались в раскачку профессий, ратное дело и прочая, и прочая, на чём можно зарабатывать.

Вот только выходило это, далеко не у каждого. Многие бросали игру через месяц, когда начинали выводить заработанные деньги и понимали, что хватит их им, в лучшем случае, на скудный букет для девушки или один поход в Макдональдс. Это всё, что они получали за бессонные ночи и красные глаза.

Литт же решил не развивать ни одну из профессий или навыков. Он решил здесь стать тем, кем не получилось в реале. Каждый день он сидел на форумах и мониторил цены на ресурсы. А затем, зайдя в игру, решился и вложил все деньги, которые получил за продажу машины, в небольшой баркас и наем ещё трёх.

Героев брать, он отказался сразу. Все люди хотят зарабатывать, а узнав, что работают на реального человека и, к тому же, торговца, всегда захотят либо заломить цену, либо обокрасть. А может и того хуже — отправить хозяина судна на респаун и на украденном баркасе войти в Вольное Братство пиратов.

Литт, как это было и положено капитану и владельцу судна, возвышался на капитанском мостике над остальной палубой. Сейчас он благодарил небеса, что не пошёл на поводу у своей жадности и не урезал состав охраны Медузы. Девять человек сидели на боевых расчётах стреломётов, остальные, профессиональные наемники боевых классов только из героев, стояли вокруг почти полного состава команды брига «Барракуда», «Химеры» и связанных пленников «Каракатицы» между ними.

Торговцы без его воли назначили судьей в споре между двумя командами. Вопрос, в самом деле, стоял не простой и хорошо бы разобрался с ним на берегу, в спокойной обстановке, а не посреди холодного океана в десятке лиг до берега.

С одной стороны, несколько человек с «Химеры», под покровом ночи пробрались на Барракуду с целью вырезать ночную вахту, открыв дорогу основным силам «Химеры», чтобы перебить всех на «Барракуде». Это нельзя называть по-другому, кроме как пиратство.

С другой стороны, выжившие с ушедшей на дно «Каракатицы», примкнувшие к экипажу «Химеры», в качестве оправдания уверяюли что в то время, пока все старались спасти экипаж и груз с тонущего судна, команда Беррхема спустила на воду все свои шлюпки и мародерствовала. А это обвинение в воровстве, по морскому кодексу, едва ли не приравнивается к пиратству. С другой стороны, Литт узнал, что Беррхем и его команда пираты в недавнем прошлом. Для них, в этом, нет ничего зазорного, в отличие от других команд. Однако теперь, весь состав команды «Барракуды», числится как экипаж торгового корабля, а для них закон, один.

Те кто попался на мародерстве или пиратстве, по морскому своду законов, должны делить одну рею. На случай, если все они не будут верны Литту, придется повесить обе команды. Прямо здесь, в море. И кто поведет корабли без экипажа? Ещё больше вопрос, хватит ли его малочисленной но крутой охраны на то, чтобы усмирить или перебить столько народа. Ведь половину из этих ребят бывшие пираты не раз бравшие на клинок торговые корабли, а вторая половина, не менее суровые мореходы, которые уже встречались с пиратами и не побоятся вынуть шпагу в сложный момент.

Но теперь, все кто находился на палубе, смотрели на него, видя в нём последнюю инстанцию. Команда «Каракатицы» и «Химеры», искали правду в мудром и величественном эн-шахе Литте. Экипаж «Барракуды» жаждал крови своих врагов и солидный куш, который причиталось будущем мертвецам. И была третья сторона — наемники, которые хоть и были условно бессмертными, но никому не хотелось терять драгоценные уровни. Хоть они и были едва ли не в полтора раза выше уровнем любого из моряков и имели боевой класс, но численное преимущество, едва ли не впятеро заставляло задуматься.

Литт выдохнул, приняв сложное решение. На самом деле, решение находилось на поверхности, нужно было просто проверить, есть ли, в самом деле, в трюмах «Барракуды», неучтенный товар с признаками пребывания в море. И если да, то как минимум, Беррхема придется повесить со связанными диверсантами, а может и всю команду. Если же окажется, что это лишь поклеп, то эта участь грозит уже команде «Химеры». Через полчаса лодка на весельном ходу пристала к борту Барракуды и на ее палубу поднялись капитаны трех кораблей и пятеро боевиков охраны….