«Сведения о награждении» (читай – поощрениях) – есть такой раздел в собирающейся вроде кануть в лету трудовой книжке. У меня туда как-то очередное место работы вписали. Это когда странички соответствующие в книжице той закончились. Ну прямо как у Аллы Борисовны, которой Киркорова по аналогичной причине в паспорте в графу «дети» внесли. А вот взыскания в трудовую не пишутся, исключая, конечно, увольнение по статье.

В армии под поощрения и взыскания целый устав отведен. Дисциплинарный. Он, конечно, не только сим ограничивается, но по существу там всё вокруг этих двух терминов вьется. В уставе четко (как вояки считают) прописано: кем, как, на кого и какое можно наложить (заметьте, не обложить) взыскание и применить поощрение. Глаголы-то какие – «наложить» про взыскание и «применить» про поощрение. Душа поет. Впрочем, казенный язык завсегда красив.

А с другой стороны – «устав – норма жизни военнослужащего». Каждое слово как топором вырублено, вышестоящие отцы-командиры другой эпитет применяли: «Устав – кровью написан». Спорить не буду, они же вышестоящие, им оттуда лучше видно.

Вернемся-таки к уставу, дисциплинарный который. Списки его взысканий и поощрений жестко фиксированы и ограничены. Мне, слава богу, не довелось всех пунктов с обеих страниц этого меню отведать, но кое-что попробовал и оттуда, и оттуда.

Начнем с поощрений, они и в уставе раньше идут. Точно помню, как гаркал или все-таки лаял перед строем: «Служу Советскому Союзу!» Это ведь тоже поощрение, благодарность называется. Еще где-то дома у родителей должна валяться фотка с моей физиономией на фоне знамени полка. Там еще, если присмотреться, видно объявление, что тогда-то и во столько-то состоится партийное собрание с повесткой: «Отчет коммунистов о проделанной работе на втором этапе перестройки». Получается, что у перестройки, оказывается, даже второй этап был. Нигде больше такой классификации не встречал. Это, наверное, восемьдесят девятый год был. Вот и все мои поощрения, дальше следуют только наказания. Еще помню, как мой командир роты говорил, что мы очень часто забываем поощрять своих подчиненных просто за хорошую или даже обычную работу, воспринимая это как должное, и никогда не забываем наказать за проступок, и что это неправильно. И хотя я давно уже не солдатиками командую, иногда забываю это простое правило от своего первого командира. А ведь часто достаточно для таких случаев всего лишь простого «спасибо», ну или, в крайнем случае, с прилагательным «большое».

Взысканий у меня было значительно больше. Ну не отличник я боевой и политической. Хотя, впрочем, если обкладывание (опять же не наложение) трехэтажным дисциплинарный устав взысканием не считает (специально посмотрел), то не так чтобы уж очень много у меня этих наказаний было. Губы, разжалования, предупреждения о неполном служебном соответствии – точно не было. На вид вот ставили, но что это такое – до сих пор не понимаю. И чтоб снимали меня с вида – не помню. Может, я так по сию пору на нем и стою?

На вид мне ставили на суде чести офицеров с обидной приставкой «младших». Про суды эти в дисциплинарном уставе ни слова, их по отдельному указу советских верховных законодателей учредили. Это почти что товарищеский суд плюс военная тематика. Я в этом органе войскового братства два раза отметился. По разу в год получается – хорошая результативность, хотя у некоторых и поболе бывало.

Первый раз на это судилище я попал за нарушение субординации. Писал уже частично про эпизод сей, когда майора-посредника, после того как он меня минут с пять… ми обкладывал, я его в ответ му…ом назвал. Он, конечно, опешил, но потом ничего вроде. Даже самогонку опосля вместе пили. А тут вот приезжаю в полк по какой-то надобности и на доске объявлений читаю, что сегодня состоится суд чести младших офицеров, и в повестке дня одно из дел за моей фамилией идет.

На самом деле в действе том ничего страшного нет. В обычном учебном классе за партами сидели эти самые младшие офицеры. За президиумной партой товарищи судьи с майором каким-то во главе и еще капитан со старлеем из полковых по бокам. Подсудимый выходил вперед и становился рядом с председательствующими. Далее зачитывались прегрешения провинившегося, потом могли быть еще и вопросы из зала. Типа, ну как же вы так, товарищ такой-то, дошли до такой, понимаешь ли, жизни? Обвиняемый обычно что-то млеял и блеял, а затем все судьи единогласно выносили ему какое-то наказание, как правило, не шибко суровое.

На обоих судах, где меня фемида военная взвешивала, передо мной еще одному и тому же офицеру младшбму косточки судьи перемывали. Я не удивлюсь, что он вообще зиц-подсудимым в полку у нас числился, я его за два года в трех званиях видел. Но не все с повышением, нет. Первый раз я его старлеем наблюдал, потом простым лейтенантом с пустой дырочкой от звездочек на погонах, а затем опять старлеем. На одном из общих моих с ним судов разбирали случай, как он выпимши на рынке дебоширить стал. При этом, когда его попытались менты утихомирить, то он сначала им навалял, а уж потом, как патруль военный нарисовался, то и тем перепало. В результате его, конечно, скрутили, а как протрезвел или, может, еще в холодной какое-то время посидел, то его на суд чести своих же товарищей вынесли (фигурально, конечно). Еще запомнилось его последнее слово перед уважаемыми судьями: «Ну почему так получается? Другие вот выпьют – и все у них нормально, а я как выпью, то обязательно в какую-нибудь историю попаду». И ведь правда попадал.

Второй раз меня судили за то, что я в торец солдату, точнее сержанту, дал. Сам потом заставил его на себя рапорт написать. А дело было так. Я был оперативным, тревогу объявили, настал черед солдатам оружие раздавать, а дежурного по роте нет, именно у него по инструкции ключи от оружейки хранились. Стал выяснять, где же дежурный-то? В самоволке, оказывается. Подошли к оружейке, а на ней замок не закрыт, только наброшен, чтобы издали казалось, что закрыто, и единственная преграда на пути к оружию только печать пластилиновая на ниточке с бирочкой. А у нас КПП нет, только патрульные в вечернее время ходили по периметру с автоматами, но без патронов. Так что заходи в оружейную кто хочешь, она фактически отрыта, и бери что можешь. Утрирую, конечно, в оружейке еще шкафы металлические были и под автоматы, и под патроны. На них тоже замки имелись, и, насколько помню, те закрытыми были. Но тем не менее. Тревогу как объявили, то не до сержантика стало. Просто заставили нас крутиться с РЛС, и ни на какие учения мы в тот раз с оружием не поехали. Через какое-то время готовность понизили до «постоянной», а еще через пару часов, уже в ночи с б… к вернулся сержантик наш, дежурный по роте. Я его в канцелярию роты завел. Где был, спрашиваю. Он: «Да я тут по позиции ходил, патрульных проверял». То есть про тревогу он, получается, совсем не знал. Ну да ничего, я ему рассказал и про тревогу, и про оружейку открытую. Ну и в воспитательных целях или для своего успокоения, трясло меня конкретно, один раз приложил его. А потом посадил за стол, дал бумагу, ручку и заставил рапорт писать, за что я его ударил. Сержант тот сначала ничего не хотел писать, но я настоятельно рекомендовал ему исполнить мое приказание. В результате – ему ничего да и мне почти тоже. Выговор всего лишь на втором судилище объявили. Засим и эта страница, поощрительно-взыскательная, закрытая стала.