Когда ты очень ждешь письма, то можешь по нескольку часов каждые пять минут заходить в свой почтовый ящик, кликать по ярлыку «Проверить почту», раздражаться, что ничего нет, переходить на какой-нибудь новостной сайт, пытаться читать разъезжающиеся буквы, а потом опять на закладку «Почта». Через какое-то время тебе приходит мысль: «А вдруг у провайдера что-то случилось с их сервером?» Ты переключаешься на другой свой почтовый ящик, пишешь сам себе письмо, и оно доходит… а нужного тебе письма так и нет. Ты загружаешь самую простую игрушку типа «Солитера», но и этот пасьянс у тебя не сходится раз за разом. Снова в почту, при этом вся твоя основная работа стоит и на службе, и дома. От тебя чего-то ждут, ты должен что-то сделать, но тебе на все наплевать, ты упорно кликаешь по «Проверить почту». А позвонить нельзя… потому что нельзя.

Так некоторые ждут почту сейчас, когда она стала электронной. А раньше, когда таковой не наблюдалось, с аналогичным вожделением ждали почтальона. Особенно в местах не столь отдаленных и в армии. Там почта была единственной ниточкой, связывающей тебя с нормальным миром, где нет часовых с автоматами, колючки, контрольно-пропускных пунктов, где ты в любой момент можешь выйти на улицу, увидеть других людей, посмотреть, как они улыбаются или грустят, просто зайти в кафешку, чтобы выпить пива или чего-нибудь покрепче. Заглянуть в кинотеатр, и при этом никто не висит над тобой дамокловым мечом. Нет этих садистов – прапорщиков, придирающихся по каждому поводу и без, нет этих шакалов-офицеров, выносящих остатки мозга и бесконечно ставящих тебя в наряды, нет этих дебилов-сослуживцев, многие из которых и по-русски-то с трудом изъясняются, только: «Асыл, бизон», – что значит «вешайся, бизон», а бизон – это ты. И все, все они норовят тебя уколоть, достать, унизить, сделать гадость. И единственная соломинка, которая может удержать тебя в этом мире, – это письмо, письмо от нее. А его все нет и нет. Уже больше месяца. О чем она там думает? Неужели не понимает, как тебе важно это письмо? Почему не пишет? Впрочем, у тебя ведь уже есть одно неотвеченное письмо, но оно от мамы, с ее вечно «тепло ли ты одет? хорошо ли вас кормят?». Ну сколько можно спрашивать одно и то же, одно и то же. Опять придется писать, как и во всех предыдущих: «у меня все хорошо, кормят и одевают нормально и так далее» Но сейчас не до мамы, сейчас тебе нужно письмо только от нее.

И вот оно, долгожданное письмо. От нее. Ты забиваешься в уголок ленинской комнаты, чтобы никто не мешал. Нервно, но в тоже время и аккуратно, чтобы не повредить само письмо, вскрываешь конверт. Почему оно такое короткое? Читаешь, а там… Там написано буквально следующее: «Здравствуй, дорогой Игорь. Прости меня, пожалуйста, но я тут встретила очень хорошего человека, с которым хочу связать свою жизнь. Ты тоже очень хороший, но два года – слишком долгий срок, и раньше я этого не понимала. Потом еще не известно, вернешься ли ты к нам со своей Украины? Не встретишь ли там кого-нибудь себе по душе или, может, уже встретил? А мне надо как-то устраивать свою жизнь. Ты еще найдешь себе достойную девушку, а мне, пожалуйста, больше не пиши. И если можешь – прости. Дата. Подпись». Как жить дальше-то?

Забот у старшины выше крыши. Белье пересчитать, ведомость на продукты выписать, заявку в банно-прачечный комбинат составить, потом опять же инвентаризация на складах НЗ. Не забыть бы чего. А… еще жинка сегодня в ночное на телефонной станции дежурит. Значит, можно с Ленкой с кирпичного о чем-нибудь договориться. Может, и срастется на этот раз. Только самогон тогда надо брать у Ульяновны, что со второй хаты по улице 8-го марта. Она честно из сахара гонит. Не то, как в прошлый раз у Снежаны брали, она, зараза, теперь бурячанку робит. Голова на утро просто раскалывается. Ладно, с этим решили. Что там еще? Краски цементной надо где-то достать, а то кодограмма секретная пришла: «Перекрасить бордюры из белого демаскирующего цвета в защитный, цементный». Кодограмма-то пришла, а краски, как водится, нет. Ищи где хочешь, и срок по приказу – до конца недели. Найдем, не впервой. Да… еще за Петровым надо бы получше приглядывать. Ему письмо с родины пришло, и он после него как в одно место мокнутый ходит. Небось, как водится, от девушки его: «Извини, нашла другого». И чего так убиваться-то, это ж к лучшему. Как там в песне поется: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». Только как ему, дураку, объяснить-то это? Спросил же: «Не случилось ли чего? Все ли нормально?» «Да, все нормально», – отвечает. Гордый, понимаешь ли. И почему с деревенскими такого не происходит? Нет, письма им такие, конечно, тоже приходят, но они почему над собой ничего не удумывают? А вот городские… почти все сплошь слюнтяи какие-то пошли и хлюпики, особенно из института которые. Ладно, значит, повнимательней надо за ним приглядывать, у меня из окошка каптерки сортир как раз видно. Как пойдет, то и мы туда же через некоторое время. Глядишь, и обойдется. Не впервой. Если до вечера не рассосется, то надо оперативному передать, чтоб он дневальных ночью заставил докладывать, когда кто-нибудь до ветру пойдет. Ежели Петров, то тут уж пущай оперативный ноги в руки. Ладно, до вечера еще пять часов. Глядишь, и обойдется.

Ну сколько можно за Петровым этим на очко бегать? Еще подумают, что у старшего прапорщика, меня то бишь, понос. Да и хай думают. Заходим… Оба-на! Висит голубчик. Так… снимаем… аккуратненько. Дышит, значит, искусственное делать не надо. Одной проблемой меньше. Кладем на пол. Ничего, что он обоссанный. То ли пол, то ли сам Петров обделался. Может, хоть это запомнит, фу, обошлось. Кашляет.

– Ну, давай, давай, кашляй! Дыши, – старшина поддерживает Петрова в сидячем положении на дощатом полу туалета. – Эк чего удумал. Нормально все… все уже закончилось. Сейчас в каптерку пойдем, чайку с лимончиком попьешь. Кашляй, кашляй давай, это хорошо. А потом бриджи тебе новые выдам…

Если б нашему старшине за каждого спасенного им солдата новую звездочку на погоны вешали, то он бы к своему дембелю точно до генералиссимуса дослужился. Ведь многим срочникам такие письма от любимых девушек приходили. Большинство из них сами справлялись, а некоторые… как Петров. Но в списке поощрений и награждений в графе «присвоение внеочередного воинского звания» пункта-основания «за спасение от суицида» не значилось. Вот и ушел наш старшина Ленчик, на заслуженный отдых только с тремя звездочками на погонах. Тремя звездочками в ряд и без просвета. Как служил старшим прапорщиком, так им и уволился.

Старшина-то уволился, а Петров жив остался. Наверное, и сейчас здравствует. И таких петровых, старшиной спасенных, только за два года моей службы, трое было. Да за одно это Ленчику нашему можно низко в ноги поклониться…

«Издательство Виктора Ерофеева» основано в 2012 году. Это партнерский проект совместно с продюсерским центром Александра Гриценко. Политика издательства – открыть в ближайшие годы как можно больше новых талантливых авторов.Эта книга продолжает серию книг «Виктор Ерофеев представляет писателя».

О создателе серии Виктор Ерофеев сын советского дипломата. Часть детства провёл с родителями в Париже.Известность получил после публикации эссе о творчестве маркиза де Сада в журнале «Вопросы литературы».В 1979 году за организацию в самиздате неподцензурного альманаха «Метрополь» был исключён из Союза писателей. До 1988 года его не печатали в СССР.Роман Виктора Ерофеева «Русская красавица» (1990) переведён более чем на двадцать языков и стал международным бестселлером.По рассказу Виктора Ерофеева «Жизнь с идиотом» композитор Альфред Шнитке написал оперу, премьера которой состоялась в Амстердаме в 1992 году. В 1993 году по этому же рассказу был снят одноимённый фильм (режиссёр Александр Рогожкин).Виктор Ерофеев – член Русского ПЕН-центра. Лауреат премии имени В. В. Набокова (1992), кавалер французского Ордена искусств и литературы (2006).Виктор Ерофеев – главный редактор издания The Penguin Book of New Russian Writing.С февраля 1998 года – автор и ведущий телепрограммы «Апокриф» (телеканал «Культура»).