Кто имеет ум, тот сочти число.

Откровение Иоанна 13:18

Давай часть семи и даже восьми.

Книга Екклесиаста 11:2

Отложив предстоящую тему почти на самый последний момент, упомянем еще раз причину того, почему мы так поступили: «Вначале было Слово» (Ин 1:1). Число же или цифры играют в мироздании хотя и незаменимую, но все же служебную, подчиненную слову роль. Если развернуть эту мысль чуть более подробно, то нам придется подчеркнуть, что вопреки мнению Пифагора и его гораздо менее последовательных сторонников, мир построен вовсе не на числе и не числом. Роль основоположения играет Слово - «Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.» (Ин 1:3).

Конечно, исследуя мир, человек не мог не увидеть необычайной но стройности красоты, выраженной среди прочего и числом. Однако такое наблюдение привело многих к соблазну полагать, что Бог скрупулезно просчитал мир перед созданием его. Такой взгляд, уподобляющий Творца проектировщику, строящему здание, обнаруживает свою вздорность лишь только мы понимаем, что он путает причину со следствием, внося ложные представления о всемогуществе Бога. Ведь Бог Всемогущ и Всеведущ абсолютно, а вовсе не только лишь в рамках каких-то «объективно» существующих законов. Он создал творение таким, как оно есть, таким, каким мы можем его воспринимать, а это означает, что вместе с этим Он создал и законы, которые человек в гордыне овладения ими склонен поставить над Богом. Свет не потому распространя­ется по прямой, а от перемены мест сомножителей произведение не меняется не потому, что Бог подчинялся этим принципам в создании мира. Напротив, сии законы кажутся нам естественными и «объективными» потому, что мир создан так, как повелел Бог. По человеческому разумению Он мог сотворить мир и иным, и тогда иные законы казались бы человеку естественными и «объективными». Но и в этом случае другой Иисус сын Сирахов или другой Соломон сказал бы: «все создано для своего употребления» (Сир 39:27), и «все в мире спасительно» (Прем 1:14).

Числа и цифры лишь выражают меру естественности и пригодности «для своего употребления», к которым привык человек, но сами по себе они не создают ни естественности, ни истинности. Все сие создано Словом. Обращая внимание на это, мы вовсе не хотели выразить презрительного отношения к разного рода наукам о числах, и дабы кто-то не понял нас превратно, еще раз повторим - в выражении истины число играет незаменимую роль. Особенную роль они играют и в сохранении тайн Царства Небесного.

1б

Итак, выяснив в предыдущей главе арифмологическую тайну единицы, мы тем самым предварили повествование обо всей библейской науке символики чисел, доказательством существования которой мы, возможно, заинтересовали читателя с самого начала нашей книги. Раскрывая же остальные тайны арифмологии Священного Писания, мы должны будем дать разъяснения многих встречающихся в Библии чисел. Сразу заметим, что их смысловое значение не может быть столь разнообразным, чтобы, например, у числа «шестьсот шестьдесят шесть» был свой собственный смысл, не являющийся сочетанием расшифровок меньших чисел. Иными словами, имеется ограниченный ряд чисел, каждое из которых обладает своим собственным, неповторимым значением. Числа же, выходящие за пределы сего ряда, имеют некую сумму смыслов, а тайна, скрывающаяся за сими числами, является комбинацией более «простых» тайн. Помимо подобной возмож­ности за пределами этого ограниченного набора находятся и некоторые числа, не имеющие никакого смысла, на что нам также придется обратить внимание.

Однако, чем же ограничен этот ряд? Другими словами, на каких главных числах основывается библейская арифмология? К большому нашему сожалению, все нумерологические схемы, излагавшиеся до нас, почему-то всегда ставятся в зависимость от заимствованной у арабов десятичной системой современной арифметики. Связано ли это с мнемотехникой, то есть с пользованием при счете пальцев, коих человек имеет десять, - нам трудно судить об этом. Однако, ограничивая себя десятичной системой, довольствуясь лишь десятью (включая ноль) возможными знаками или шифрами тайн, истолкователь неизбежно надевает на себя духовные шоры, не позволяющие воспринять полноты истины. Ну почему основой счета является именно десятка, а не семерка или двенадцать? Разумного ответа на эти вопросы получить не удается.

Попробуем все же использовать, вернее проверить, основанные на десятичной системе нумерологические схемы. Естественный вопрос, требующий ответа прежде, чем мы всерьез сможем заниматься наукой о смысле чисел (в данном случае пока десятичных), заключается в правилах приведения больших чисел к основному ряду (в данном случае к десяти первым). Апологеты десятичных нумерологий, отличаясь весьма значительно в толковании, единодушны в том, что, если число двузначно или содержит еще большее количество значащих цифр, то составляющие его цифры следует складывать до тех пор, пока мы не получим однозначное число. Например,

12: -> 1 + 2 = 3;

153: -> 1 + 5 + 3 = 9;

666: -> 6 + 6 + 6 = 18, и далее: 1+8 = 9.

И тут вдруг оказывается, что чуть ли не у всех больших чисел приведенные значения совпадают:

18 (Лк 13:4,11): 1+8 = 9,

153 (Ин 21:11): 1 + 5 + 3 = 9;

144000 (Отк 7:4): 1 + 4 + 4 + 0 + 0 + 0 = 9;

1260 (Отк 11:3; 12:6): 1+2 + 6 = 9; 666 (Отк 13:18): 6 + 6 + 6= 18, -> 1 + 8 = 9.

Этот факт послужил причиной соблазна такого эзотерика, как Макс Гендель, который считал девятку коренным числом нашей нынешней ступени эволюции. Гендель приписывает девятке определенные апокатастатические мотивы и считает, что девять является числом с уникально мистическим значением. Сия мысль настолько завладела им, что он вообще не почел нужным рассматривать другие числа. Конечно, всерьез считать системой нумерологию, которая содержит и толкует лишь девятку, мы не можем.

Однако современный мир знает и многие другие нумерологические схемы, среди коих можно упомянуть пифагорейскую, розенкрейцерову, теософскую и другие. Некие системы наверняка знакомы читателю много лучше нас, и читатель самостоятельно может проверить истинность ему известных построений. Пробным камнем арифмологических схем могут послужить, к примеру, две Иисусовы формулы чудес, уже неоднократно упоминавшиеся нами:

(5 хлебов + 2 рыбы)/ 5 тысяч мужей = 12 коробов (Мк 6:41 43)

(7 хлебов + несколько рыбок )/4 тысячи мужей = 7 корзин (Мк 8:6-9).

Подставив в эти формулы значения, предлагаемые проверяемой нумерологической школой, мы должны получить откровение некой тайны. В случае же, если расшифровка даст бессмысленный результат, сие будет означать, что такая нумерология неверна, во всяком случае для того, кто признает авторитет Библии. Продолжение же пользования такой нумерологией станет равно отречению от христианского Писания.

1в

Итак, мы не можем связывать себя путами построений, основанных на десяти знаках, не можем мы ограничиться и примитивнейшим правилом упрощения сложных чисел, когда просто складываются значащие цифры. Подобные заблуждения свойственны, к сожалению, почти всем нумерологиям, которые знал мир, и именно из-за наличия таких заблуждений, носящих всеобщий характер, мы не захотели пользоваться даже и самим термином нумерологии, предпочтя ему сравнительно незнакомое слово «арифмология». Отметим отдельно, что между арифмологией и классической нумерологией такая же большая разница, как между астрономией и еженедельными астрологическими прогнозами бульварных журналов, как между химией и тщетными поисками буквально понимаемого философского камня, искомого алхимиком средних веков. Итак, полностью отринув в нумерологии все, к чему привык и чем пользуется мир в наши дни, и даже полностью отринув самый термин нумерологии, можем ли мы что-нибудь предложить взамен?

Как мы настаивали с самого начала нашего повествования, нечто новое может быть лишь чем-то уже бывшим в веках прежде нас (Ек 1:10). И сие нечто должно иметь, как и Ветхий Завет, глубокие иудаистские корни - ведь если наша арифмология будет открывать лишь тайны Нового Завета, оставляя бессмысленной арифмологию более ранних Писаний, в том числе Торы, то ей будет грош цена. А может быть, что ключ к тайнам Торы еще древнее, ведь человек, написавший Тору, «научен был... всей мудрости Египетской» (Деян 7:22).

С этой точки зрения единственную могущую удовлетворить нас арифмологическую схему, являет собой система ТАРОТ (TAROT), основанная не на десятичном счете, а на еврейском алфавите, то есть на двадцати двух буквах или соответственно на числах от единицы до двадцати двух. Мы не будем отвлекаться на историографические изыскания, связанные с системой ТАРОТ, ибо это только неоправданно раздуло бы наше повествование, к тому же книг на эту тему читатель заинтересованный найдет предостаточно. Мы даже не будем излагать все двадцать две тайны и двадцать два ключа, ибо некоторые из них находят в Библии весьма незначительное применение.

Дабы быть последовательными в наших рассуждениях, а также чтобы не делать двойной работы, мы должны начать с того, о чем мы повели разговор в самом начале главы. Речь идет о правилах приведения больших чисел к основному ряду, и в этой связи мы высказались, мягко говоря, со значительной долей скепсиса в отношении предложений о простом сложении значащих цифр числа. Правило сложения значащих цифр безусловно требуют всегда преобразовывать число двенадцать в тройку. Однако в Библии число это, встречаясь многократно, нигде не связывается с тройкой более, нежели с единицей, получающейся вычитанием из двух одного. Против примитивного подхода, предполагающего простое сложение знаков, говорит и такой факт: окончательный результат этого преобразования будет существенным образом зависеть от основания системы счисления. Здесь мы рискуем запутать читателя в дебрях математики, поэтому отошлем особо интересующихся к приложению в конце книги.

Имея все сказанное в виду, будем всегда стараться раскладывать сложные числа на сомножители. Однако читатель спросит, причем вполне справедливо: как же быть с тем, что одно и то же число может быть разложено на сомножители различными спосо­бами. Так, например, число 100 можно представить как 4 х 5 х 5, и как 5 х 20, и как 10 х 10, и ли даже как 2 х 5 х 10 . Что же скажем? А дело просто в том, что так же, как у притчи может быть несколько толкований, так и тайна числа может быть открыта по-разному. При этом нельзя упускать из вида, что притчу можно толковать как верно, так и ложно, - так же и разложение чисел требует известного умения. Универсального метода здесь опять дать невозможно.

1г

Итак, повторимся еще раз, сказав, что единица есть число Истины, символ Бога, Который единственно и есть единый. И тут мы не сможем согласиться с мнением христианских экзегетов, которые считают, что христианство не отдает предпочтения какому-либо одному числу и не считает какое-то число священным. Посудите сами, разве есть помимо Единого какое-то другое число, требующее в определенном положении написания с прописной буквы?!

Единица есть также и число проявления Бога в воспринимаемом нами мире - число Духа Святаго; единица же есть и число Логоса - Слова, Единого с Творцом, - напомним в десятый раз слова Иисуса: «Я и Отец - одно.» А разве сможем мы теперь избежать другого уподобления, Иисуса о Себе: «Я есмь путь и истина и жизнь.» (Ин 14:6), - иначе говоря, мы вернулись к началу повествования о единице, которая есть число Истины, способом существования которой является единство внешнего и внутреннего. Нет и не может быть двух истин, и в истине не может быть частей, - «Благословен Бог истины» (2 Езд 4:40)!!!

Мы уделили единице, в том числе и в предыдущей главе, места вряд ли меньше, нежели требуется для того, чтобы читатель понял все ее грандиозное значение, но этот символ обладает и еще одним исключительным, хотя для арифметики и тривиальным, свойством, в коем на самом деле присутствует высочайший смысл. Говорим мы о том, что в качестве сомножителя единица всегда присутствует в любом числе по каким бы принципам мы не раскладывали его. Об этом должен помнить экзегет, занимающийся тайнами чисел. На языке, свободном от символики, сие не сформулировано лучше, чем у Павла: «Бог один и тот же, производящий все во всех.» (1 Кор 12:6); «Все из Него, Им и к Нему.» (Рим 11:36).

2

Число два в предлагаемой нами арифмологии является числом выражения истины, числом Премудрости, которая была следующей после Единого, началом пути Господа, прежде всех Его созданий, искони, от века, от начала, прежде бытия земли (ср. Прит 8:22,23). И сие число встречается в ключевых эпизодах Священной истории. Вероятно, начать надо с двух деревьев, которые «произрастил Бог из земли» (Быт 2:9). Мудрость сего столь велика, что назвать это ключевым эпизодом будет излишней скромностью. Но разве не о таковом идет речь при описании того, когда «сошел Моисей с горы; в руке его были две скрижали откровения.» (Исх 32:15)?

Может ли человек хотя бы приблизительно оценить мудрость Творца, рекшего: «Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одной плотью.» (Мф 19:5; Мк 10:7; Быт 2:24)? После сего Павел прибавил: «Тайна сия велика!..» (Еф 5:32). Тайну эту мы раскрыли в меру данного нам удела, но можем ли мы оценить мудрость того, почему человек сотворен так?! Сия мудрость лежит в начале, концом же является то, чтобы «из двух создать в себе самом одного нового человека.» (Еф 2:15). Так два становятся одним, а мудрость превращается в истину.

Продолжая наше исследование двойки, мы находим в книге премудрости Иисуса сына Сирахова фрагмент, коему опять-таки можно предпослать слова: «Здесь мудрость.» (Отк 13:18): «Как напротив зла - добро, напротив смерти - жизнь, так напротив благочестивого - грешник. Так смотри и на все дела Всевышнего: их по два, одно против другого.» (Сир 33:14); «Все они [дела Господа] - вдвойне, одно против другого, и ничего не сотворил Он несовершенным.» (Сир 42:25), - этим «Он устроил великие дела своей премудрости.» (Сир 42:21). Будем надеяться, что и здесь читатель увидит или хоть угадает приоритет премудрости, устраиваемой при помощи противопоставления пар: зла - добра, жизни - смерти, света - тьмы. Однако мы ни в коем случае не можем допустить того, как это делается в некоторых нумерологиях, чтобы двойка была связана с самим противопоставлением, с антитезой. Сие было бы очень большой ошибкой.

Пока мы не закрыли книгу Иисуса сына Сирахова, приведем и такой фрагмент: «Говори, юноша, если нужно тебе, едва слова два.» (Сир 32:9), - и здесь речь идет о двух словах премудрости внутреннего человека, обращенных к внешнему.

Взгляните, разве возможно пройти мимо текста: «Что сон [Фараона] повторился дважды, это значит, что сие истинно слово Божие, что вскоре Бог исполнит сие.» (Быт 41:32), - блестящая иллюстрация. Однако, нельзя позволить себе впасть в искушение спутать двойку ни со словом «истинно», ни с сочетанием «слово Божие», и, чтобы для такой ошибки не было никаких оснований, приведем прямой перевод из Торы: «Повторился сон Фараона дважды потому, что уготовано это Богом, и вскоре Бог исполнит это.»

Символика, а следовательно и арифмология двух Заветов - Ветхого и Нового - общая, и мы естественным образом перехо­дим к новозаветным свидетельствам. И здесь мы находим богатейшее поле деятельности исследователя-арифмолога: тут и два динария доброго Самарянина (Лк 10:35), и две рыбы из чуда о насыщении пяти тысяч (Мк 6:41), и то, что Иисус стал «посылать их [двенадцать Апостолов] по два.» (Мк 6:7).

А теперь взглянем на эпизод ареста Иисуса: «Они [Апостолы] сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно.» (Лк 22:38); Петру предстояло трижды отречься от своего Учителя, «прежде нежели дважды пропоет петух.» (Мк 14:30).

Итак, во всех случаях, когда читатель встречается в Священном Писании с числом два, смело читайте между строк Иоанново: «Здесь мудрость.» (Отк 13:18).

Сказав сие, нам очень хотелось бы предложить читателю простой рецепт определения наличия двойки-мудрости в неких числах, подобно тому, как мы сделали это в случае единицы. Однако с двойкой все становится гораздо сложнее, и дело даже не в том, что двойка потенциально содержится в качестве сомножителя лишь в четных числах, но в том, что надо обладать особыми качествами, дабы увидеть мудрость там или тут. Мудрость требует кропотливого поиска, и здесь, чтобы не повторяться, мы можем отослать читателя к самому началу первой главы нашей книги: «Кто мало имеет своих занятий, может приобрести мудрость...» (Сир 38:24). А для тех, кто еще не вполне уверен в умении различать ее. и делает Иоанн замечания подобные этому: «Здесь мудрость.»

3а

Теперь нам предстоит разрешение тайны тройки. Древние иудаистские корни вновь проповедываемой арифмологии не позволяют всерьез связывать этот символ с системотворчеством или - будем называть вещи своими именами - со спекуляциями по поводу Пресвятой Троицы, ибо триединость Бога в том виде, как она «понимается» современными догматическими богословами, или, тем более, троичность Его, идет вразрез с тем, что мы уже сказали в разделе, посвященном единице. И этой теме можно было бы отвести целую книгу.

Мы даже готовы были бы закрыть глаза на тот факт, что фраза из Евангелия от Иоанна: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и сии три суть едино.» (1 Ин 5:7), - является примитивной фальсификацией, присущей лишь славянской Библии, в то время, как этих слов нет и в помине ни в одном древнем рукописном тексте, а вместо них и в греческом оригинале, и в латинском переводе, и в других производных переводах Библии говорится: «Три свидетельствуют: дух, вода и кровь; и эти три об одном.» Так вот, даже сделав вид, что мы не замечаем сей шитой белыми нитками подделки, мы не можем не отметить, что то, какими чудовищными домыслами и ложными измышлениями обросла сия фраза, является для нас абсолютно неприемлемым, ибо противоречит Священному Писанию. Фундаменталистический, буквальный, подход к только что приведенному фрагменту послания Иоанна (в синодальном переводе) столь же нелеп, как, если бы из завета Создателя о том, чтобы муж и жена были одной плотью, мы вывели догмат о двоичности семьи как единосущии мужа и жены, кои пребывают нераздельно и неслиянно. Но критика того, что мы считаем пагубными ересями и поношением пути истины (2 Пет 2:1,2), не является нашей главной задачей, поэтому мы приведем только некоторые аргументы, ставящие под сомнение догмат о Троице.

Во-первых, как мы и отмечали, Священное Писание не имеет ни одного упоминания сего слова или его производных. Можно было бы допустить, что догмат о троичности Бога есть некая тайна, сокровенная по причине опасности, которую знание сей тайны могло бы причинить недостойным. - а если не так, то в силу каких загадочных причин вся Библия, включая также и Новый Завет, говорит только лишь о Единстве Бога и нигде не упоминает о троичности? И если Сын Божий и «Бог-Сын» суть одно и то же, то почему сей «Бог-Сын» ни разу не упомянут во всем Священном Писании?

В этом смысле, говоря о Троице, как ни в одном другом случае стоит задуматься, о чем и для кого, и не напрасно ли писал Павел: «Братия! говорю по человеческому [так как Божия не разумеете]: даже человеком утвержденного завещания никто не отменяет и не прибавляет к нему.» (Гал 3:15), не тем ли более к Завету Господню?!

Далее, во-вторых, если взять пресловутую формулировку, что «Бог един в трех лицах», то позволительно спросить: Не всемогущ ли Бог, чтобы быть всегда Единым в стольких лицах, в скольких Он хочет - в трех, в ста, в миллионе, в миллиарде лиц? И не абсурд ли размышлять о количестве лиц Того, «Которого никто из человеков не видел и видеть не может» (2 Тим 6:16). С другой же стороны, лишь воспринимая Бога сугубо антропоморфически - в виде старика, расхаживающего по Едемскому саду, - можно не замечать таких слов: «Бог есть Дух [в синодальном переводе, к сожале­нию, с маленькой буквы].» (Ин 4:24); «Господь есть Дух.» (2КорЗ:17).

В-третьих, со времен принятия Никейского символа (325) так никто из богословов и не смог пояснить, что же означает, что Отец и Сын суть нераздельно и неслиянно. При этом неразумение того, о чем говорят, желая быть законоучителями (ср. 1 Тим 1:7), возводится без стеснения в ранг праведности. Это очень напоминает те невразумительные языки, о которых говорит Павел: «Когда я молюсь на [невразумительном] языке, то хотя дух мой и молится, но ум остается без плода. Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом... В церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чем тьму слов на тайном языке.» (1 Кор 14:14,15,19). Умом, однако, ничего не удается сказать, равно как и истолковать таковые языки, в чем отцы и признаются, - «Так если и вы языком произносите невразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер. » (1 Кор 14:9).

Вторым вариантом решения проблемы является возможность прикрыться Тертуллиановой формулой «верую, ибо абсурдно» и верить в абсурдного бога. Третьего выхода из тупика нет.

В-четвертых, в-пятых, в-шестых, мы могли бы привести множество Самому Иисусу принадлежащих речении, опровергающих троичные положения, подобные тому, о чем повествует «Право-славный катехизис»: «Нельзя помыслить того, что Бог-Сын в какой-то мере неравен Отцу.», - да и не надо ничего помышлять - открываем Евангелие от Иоанна и читаем: «Отец Мой более Меня.» (Ин 14:28).

И если Иисус - Бог, Всевидящий, Всевышний, Всесильный, Всемогущий, - все сии определения Бога взяты из того же православного катехизиса, - то как же могло случиться, что Иисус говорил: «Дать сесть от Меня по правую сторону и по левую не от Меня зависит, но кому уготовано Отцем Моим.» (Мф 20:23); «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец.» (Мк 13:31,32).

Вернемся вновь к приведенному уже фрагменту Откровения. «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его.» (Отк 3:21). Апологеты троичности Бога не смогут ответить на вопрос: когда было время, при котором Тот, от лица Кого ведется повествование, не сидел еще с Отцем на престоле Его, но боролся, чтобы победить?

А взглянув на описание искушения Иисуса от диавола в пустыне, куда он был возведен Духом (Мф 4:1-11; Лк 4:1-13), мы встанем перед выбором: либо признать апофеоз Тертуллианова абсурда, при котором Бог одной Своей ипостасью позволяет искушать от диавола другую Свою же ипостась, то есть Самого Себя по единосушию, - и все это при том, что «Бог не искушается злом...» (Иак 1:13); либо отвратиться «негодных... и бабьих басен» (1 Тим 4:7) и спросить себя: «не обман ли в правой pуке моей?» (Ис 44:20). Ведь задача правой руки понятна: «Ты держишь меня за правую руку.» (Пс 72:23). Что же вместо этого в правой руке традиционного богословия?

3б

Но если не троичность, то каков же следующий после премудрости основополагающий принцип, на котором строится все сотворенное Богом? В стремлении найти правильный ответ вспомним, что премудрость символизирована светом, но какие стихии, поддерживающие Царствие Отчее, остались пока без внимания? Ответ дает все тот же Павел: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.» (1 Кор 13:13).

Разве не свяжем мы теперь воедино два (пусть даже одно из них и ложно) свидетельства Иоанна - о том, что «Отец, Слово и Святый Дух сии три суть едино.» (1 Ин 5:7), с тем, что «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем.» (1 Ин 4:16). Впрочем, мы будто пытаемся обосновать, что тройка символизирует любовь, - нет, в этом нет нужды, ибо сие следует из системы ТАРОТ. Паша же задача заключатся лишь в том, чтобы проверить, так ли обстоит дело в Библии.

Приводя примеры тайны тройки, нам, видимо, лучше начать с тех, где фигурирует и двойка, сокровенный смысл которой уже открыт:

«Не достаточно одного свидетеля... при словах двух свидетелей или при словах трех свидетелей состоится дело.» (Вт 19.15); «при устах двух или трех свидетелей будет твердо всякое слово.» (2 Кор 13:1), - раскрывая смысл этого, скажем - само по себе утверждение об истинности чего бы то ни было, на что не скупятся некоторые лжепророки, еще не доказывает собственно истинности утверждаемого, но требуется еще и подтверждение, основывающееся на наличии в сем мудрости с любовью. Туг-то мы обязательно вспомним Павла в другом контексте: «Если... имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я - ничто.» (1 Кор 13:2).

«Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.» (Мф 18:20), - то есть соединение мудрости и любви дает достижение, открытие в себе Слова. Иными словами, переведя последнюю формулу в числовые знаки, мы получаем абсурдную с математической точки зрения формулу: 2 + 3 = 1, которая, тем не менее, составляет одну из тайн Царствия.

Теперь обратимся к примерам на чистую тройку:

«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь.» (Мф 22:37; Мк 12:30; Лк 10:27), - сию-то любовь к Господу и свидетельствуют сыны Израилевы трижды в год: «Три раза в году должен являться весь мужской пол твой пред лице Владыки, Господа Бога Израилева.» (Исх 34:23); «и никто не должен являться с пустыми руками.» (Вт 16:16).

Иисус трижды задает один и тот же вопрос Петру. И что это за вопрос? - «Любишь ли ты Меня?» (Ин 21:15-19); Тому же Петру дано было видение и «был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды.» (Деян 10:11-16). И истолкование виденного было дано Петром: «Иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником; но мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым.» (Деян 10:28), - разве это не проповедь любви? Да и как мог бы называться Апостолом тот, кто считал бы иноплеменников нечистыми?

Не стоит пропускать, оставляя без внимания в арифмологическом аспекте, символ трех хлебов из Евангелия от Луки (Лк 11:5), а также притчу: «Царствие Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все.» (Мф 13:33; Лк 13:21), - и в правду, как можно было бы внешнему человеку иначе достичь Царства Небесного без веры, надежды и большей из всех любви?

Наконец, взглянем на сцену искушения Христа в пустыне. Искушений было три, и, следуя хронологии событий Матфея, сперва Иисус был искушаем в отношении истинности Своей надеж­ды, - «скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.» (Мф 4:3), затем, в отношении истинности веры, - «бросься вниз... да не преткнешься о камень...» (Мф 4:6) и, наконец, в отношении истинности любви - «если пав поклонишься мне [диаволу]» (Мф4:9).

Ограничимся сими примерами символики тройки, оставив некоторые свидетельства про запас.

4

Переходя к описанию арифмологии четверки, мы впервые почти полностью попадаем в объятия традиционной христианской экзегетики чисел, если только те несколько строк, которые стыдливо жмутся в кратком предметном указателе к католической толковой Библии, можно назвать экзегетикой чисел. Мы подчеркнули, что речь идет о католических толковниках, ибо другие конфессии вообще не признают за числами никакого смысла. (Исключение делается только для тройки, символизирующей, по их мнению, Троицу).

Итак, четверка является символом физического, вещного мира, космоса, века сего, или даже, говоря более кратко, - понимая под этим ту среду, в которой живет человек, - просто мира (мiръ), как о нем говорит Новый Завет (Ин 8:23; 12:31, Иак 4:4; 1 Ин 2:15-17).

Не имея возможности привести столь же яркую цитату из канонических книг, начнем «святоотеческим» фрагментом: «Мир поддерживается четырьмя стихиями.» (Ерм «Пастырь» 1.3:13). Далее обратим внимание - мир имеет четыре стороны, четыре ветра (Зах 2:6; Дан 7:2),- земля имеет четыре угла (Ис 11:12, Отк 7:1). Такие примеры можно множить и множить, однако в этом нет никакой нужды. Взглянем лучше, какие ассоциации вызывает четверка, не забывая при этом однозначного отношения к миру, проповедуемого учениками Иисусовыми: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей.» (1 Ин 2:15).

Итак, одежды распятого Иисуса «разделили на четыре части.» (Ин 19:23), а из следующих слов - «каждому воину по части» - безусловно следует, что воинов, распинавших Иисуса также было четыре, - то есть Христа распял мир (космос), - «мир Его не познал» (Ин 1:10).

Лазарь, прежде чем быть воскрешенным Иисусом, пребывал «четыре дня в гробе.» (Ин 11:17).

Наконец и крест, на котором распяли Христа, имеет четыре конца - не шесть, не восемь, не двенадцать. А Павел пишет странные вещи: «Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят.» (Гал 6:14).

Наверное, если бы мир традиционного взгляда на сотерологию (учение об искуплении) обратил достойное того внимание на эту вскользь, мимоходом оброненную мысль Павла, то восприятие и апокрифических писаний не вызывало бы так много трудностей и споров. Ведь Филипп пишет о том же, хотя без Павла его мысль воспринималась бы как очень странная: «Иисус... Его называют по-сирийски Фарисатха, то есть Тот, кто распространился [распялся]. Действительно, Иисус пришел, распяв на кресте мир .» (Филипп 53).

Вот ведь оказывается что - приходом Иисуса Христа мир распят! И это есть еще одна сокровенная тайна Царствия Отца. Мир распят на кресте! Мир, имеющий четыре конца и четыре стороны в прямом и в переносном смысле, можно распять только на кресте, имеющем четыре конца. Не в этом ли разгадка тайны соблазна креста, о коем и пишет Апостол в том же послании (Гал 5:11).

По прошествии мира сего, по истечении века сего, наступает век грядущий, век будущий - «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и настанет жатва?» (Ин 4:35), - ну конечно же, по истечению четырех наступает время Царства Небесного, наступает жатва, и надо преодолеть препятствие в виде мира, в виде «четырех месяцев», чтобы достичь Царствия Божия.

И вовсе не случайно Петр и Иисус оказались вдвоем, имея в виду, что их суммарная подать собирателям дидрахм оказалась равной именно четырем драхмам, от которых просто нужно было избавиться: «Первую рыбу [то есть и единственную], которая попадется, возьми и, открыв у ней рот, найдешь статир [тетрадрахму, то есть четыре драхмы]; возьми его и отдай им за Меня и себя.» (Мф 17:27). Очень хотелось бы, чтобы читатель и без нас сообразил, что одна рыба есть символ, весьма трудно совместимый с четырьмя драхмами, почему они и отдаются прочь.

А как можно было бы назвать мирского царя с арифмологической точки зрения? Такой властитель был бы властителем над четырьмя, что звучало бы по-гречески как tetrarxes; (тетрархес) иными словами начальник над четырьмя или четверовластник. И именно таким именем и назван царь Ирод в Евангелии от Луки (Лк 3:1): «четверовластник» (имеем в виду славянскую Библию, в синодальном русском переводе ошибочно - четвертовластник).

Весьма характерным числом для мира сего, для века сего является сорок, пред ставимое как произведение четырех и десяти: 40 = 4 X 10. Про десятку мы сейчас говорить не будем, хотя читатель должен помнить ее значение. Итак, чем же замечательно число сорок в характеристике мира? А она попросту является символом испытаний и тягот мира сего: Во времена потопа «лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей.» (Быт 7:4,12,17);

Сорок лет продолжался поход Иудеев, водимых Моисеем по пустыне (Чис 14:33; Ам 2:10): «Помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог Твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди его, или нет.» (Вт 8:2);

Сорок - максимальное число ударов достойному побоев по решению судьи: «Сорок ударов можно дать ему, а не более, чтобы от многих ударов брат твой не был обезображен перед глазами твоими.» (Вт 25:3). «Сорок дней и сорок ночей» (Мф 4:2) постился Иисус в пустыне, «быв искушаем от диавола» (Лк 4:2), смирил Себя и победил и распял мир.

5

По прошествии четырех (месяцев) мы попадаем в ожидаемый рай - из века сего в век грядущий, Царство Небесное. Собственно пятерка более конкретно выражает образ «тайн Царства Небесного». (Мф 13:11).

Начнем с того, что книг Моисеевых, составляющих Тору, - пять. Затем, - одно из чудес о насыщении толп народа, а мы многократно обращали на сие внимание, осуществлено пятью хлебами (Мф 14:17-21; Мк 6:38-43; Лк 9:13,14; Ин 6:9-13).

Почитаем такое: «Не пять ли малых птиц продаются за два ассария?» (Лк 12:6), - и вправду, не мудростью ли достигаются тайны Царствия?; А разве не удивительно, что наибольшее число талантов, данных кому-либо из рабов, составило пять? (Мф 25.15,16);

Не случайно Павел предпочитает «лучше пять слов сказать умом,.. нежели тьму слов на [тайном] языке.» (1 Кор 14:19).

Обратимся к Евангелию Фомы, подчеркнув еще раз что оно начинается так: «Это - тайные слова, которые сказал Иисус живой и которые записал Дидим Иуда Фома. И Он сказал: Тот, кто обретет истолкование этих слов, не вкусит смерти.» (Фома 1). В том же контексте у Фомы встречается чисто арифмологическая загадка: «Есть у вас пять деревьев в раю, которые неподвижны и летом и зимою, и их листья не опадают. Тот, кто познает их, не вкусит смерти.» (Фома 19).

Теперь, пожалуй, наступил подходящий момент вернуться к десяти девам, из коих «пять было мудрых и пять неразумных.» (Мф 25:2). Как мы говорили в предыдущей главе, не следовало делать поспешного вывода о равном делении всех палингенезий блудного сына на нисходящий и восходящий пути. Наоборот, не будет ошибкой утверждение, что на восходящий путь может потребоваться всего одна палингенезия, если внешний человек успеет пройти необходимые посвящения вместе с внутренним. Тут заключена еще одна тайна Царствия Божия, и мудрых и неразумных девиц соответственно по пять.

Знакомство с символикой блуда позволяет нам приоткрыть завесу еще одной тайны пяти. Для этого нам придется открыть Евангелие от Иоанна на странице, где Иисус ведет разговор с самарянкой: «Правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала.» (Ин 4:17,18). И эти-то пять мужей суть не кто иные, как красками нарисованные изображения вырезанных на стене мужчин, увидев которые она влюбилась в них по одному взгляду очей (ср. Иез 23:14,16).

Пусть так, - скажет кто-то из читателей, - но все-таки почему в отношении количества тех, с кем блудила женщина, использо­ван символ именно пяти, связано ли сие с тайной и с какой? Такая связь есть, и тайна сия имеет совершенно определенное название - это тайна беззакония. Однако в отношении ее не будем торопить события. Ей отведена вся следующая глава.

6

Следующим после пятерки числом, требующим истолкования, является шестерка, символика которой в системе ТАРОТ заключается в разделенности, разделении, различении, в том числе различении или познании добра и зла, то есть в сознании.

Свидетельства о шестерке мы находим уже на шестой день творения, ведь именно на шестой день был создан человек «мужчиной и женщиной» (Брейшит 1:27). Мы сказали достаточно в связи с разделенностью человека, и в этом смысле такое предзнаменование человеку - сотворение его на шестой день - весьма символично.

Разделенность человека, делающая его несовершенным, ведет к несвободе, рабству, так же как, если человек станет единым, он станет и совершен, и свободен. И вот, мы читаем: «Если купишь раба Еврея, пусть он работает шесть лет, а в седьмой пусть выйдет на волю даром.» (Исх 21:2; Вт 15:12; Иер 34:14), - то есть свобода обретается лишь после преодоления разделенности.

Разделенность человека не может не означать и его отделенности от Господа, ибо, по словам Павла, «водворясь в теле, мы устранены от Господа» (2 Кор 5:6), - поэтому из семи дней недели шесть отданы суете, не могущей существовать в отсутствие разделенности: «Шесть дней делай дела твои, а в седьмой день покойся.» (Исх 23:12).

Теперь почитаем Матфея с Марком: «И по прошествии дней шести взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними.» (Мф 17:1,2; Мк 9:2). Читатель, надеемся, понимает, что такая точность хронологии деяний Иисуса не может иметь значения при буквальном понимании, особенно же в случае, если не четко определена точка отсчета, - шесть дней спустя после какого события наступило преображение Иисуса? И если в Евангелии Матфея таким событием является нагорная проповедь, то у Марка смысл этого счета для буквалиста теряется. Тому же, кто знаком с арифмолошей, становится ясно, что преображения возможно достичь, только преодолев внутреннюю разделенность - спустя шесть дней.

Заглянем в книгу Иисуса Навина, где описывается, как стояли шесть дней стены города Иерихона, а на седьмой рухнули (Нав 6:1 -20), - но ведь стена есть лучший образ для описания разделенности. И здесь разделенность сохраняется не долее, чем до преодолении шести.

А теперь взгляните на следующий эпизод Нового Завета: «Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя. Было около шестого часа.» (Ин 4:6). Для понимания сего весьма полезно будет вспомнить слова Павла: «Христос в вас, упование [надежда] славы.» (Кол 1:27). Разве трудно теперь связать воедино сии две формулы: в каждом человеке есть источник воды - колодезь надежды, или упования, около которого в каждом сидит, утрудившись от пути, Христос, времени же в каждом около шестого часа.

Подобные нюансы нельзя упускать из Евангелий ни в коем случае, и мы не столь богаты, чтобы разбрасываться такими сокровищами, как то, что во время казни Иисуса «От шестого часа тьма была по всей земле.» (Мф 27:45; Мк 15:33; Лк 23:44).

Итак, человек разделен и устранен от Бога. Но означает ли сие полное лишение его духовных даров, даров Духа Святаго? значит ли, что человеку заказан путь к откровению Духом? Ответ на этот вопрос содержится в символизме того, каким образом «положил Иисус начало чудесам» (Ин 3:11): «недоставало вина... Было же тут шесть каменных водоносов... вмещавших две [!] или три [!] меры. Иисус говорит: ...наполните сосуды водою. И наполнили их до верха.» (Ин 3:3,6,7). Из дальнейшего (Ин 3:9,10) следует, что вода обратилась в вино.

Что описано сим? Да то, что разделенный человек представляет собой пустой сосуд (о, если бы только пустой, но он часто полон нечистот), могущий вместить и мудрость, и любовь. Сей сосуд надо наполнить надеждой, а уж пребывающий в человеке Христос силен обратить надежду ту в откровение Святого Духа.

Мы ничего не сказали пока о числе зверя «шестьсот шестьдесят шесть» (Отк 13:18), хотя какие-то смутные догадки, вероятно, уже мелькают в голове читателя. Конечно, число зверя - число человеческое - связано с шестеркой, однако оно слишком велико, чтобы нам тут же представить его истолкование. Позже мы, тем не менее, такое истолкование приведем.

7

Успокоив ли, или обеспокоив этим читателя, мы переходим к следующему числу, которое столь часто встречалось нам в толкованиях шестерки. Итак - семерка. Имя того, что сокрыто за сим символом звучит очень кратко, но понимать это слово нужно весьма широко, ибо семь есть число закона. Причем семерка имеет отношение к закону совершенному, когда все, что подчинено этому закону - в миру ли, на небесах ли, в движении ли, в покое ли, - не требует никакого вмешательства извне. Такового вмешательства не требуется даже со стороны Творца, ибо «все создано для своего употребления» (Сир 39:27), «все в мире спасительно» (Прем 1:14) и совершенно: «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его; ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал.» (Быт 2:2,3). Мотив невмешательства Бога в Им же заведенный порядок отчетливо звучит в таких словах: «Всевышний на весах взвесил век сей, и мерою измерил времена, и исчислил часы, и не подвинет и не ускорит до тех пор, доколе не исполнится определенная мера.» (3 Езд 4:36,37).

Семерка является, если можно так выразиться, универсальным числом закона, в связи с чем ее слишком часто путают с собственно совершенством, хотя, как понимает читатель, любая подчиненность даже совершенному закону не совместима со свободой, а значит - и полным совершенством. К тому же, «если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинно праведность была бы от закона.» (ГалЗ:21), однако «закон ничего не довел до совершенства.» (Евр 7:19).

И вот, в качестве универсального числа семерка используется в заповеди о жертвах Господу: «В эти семь дней праздника он должен приносить во всесожжение Господу каждый день по семи тельцов и семи овнов без порока.» (Иез 45:23, ср. Лев 23:18), - здесь также указывается на беспорочность, хотя главным и является не это. Символ совершенства жертвоприношения проявляется не только в количестве, но и в качестве - «возьми тельца семилетнего.» (Суд 6:25). Читатель не может забыть того обстоятельства, что в качестве жертвенных могут выступать лишь чистые животные, ибо жертвы вносятся в храм, а символом чего является храм, мы надеемся, читатель помнит.

Размышления, на которые наводит только что поднятый вопрос, помогут нам понять и то, почему Господь велел Ною: «Всякого скота чистого возьми по семи,.. а из скота нечистого по два,.. также и из птиц небесных по семи.» (Быт 7:2,3). Связующим звеном в логике наших рассуждений должен стать тот самый теленок, что встречался нам в притче о блудном сыне (Лк 15:27 30), ибо сей теленок был заколот в пищу, «твердая же пища свойственна совершенным» (Евр 5:14). Но ведь именно по этому принципу подразделяются чистые животные от нечистых - первые годны, а вторые не годны в пищу. Итак, что же мы получаем в итоге? Господь Бог повелевает Ною взять то, что является символом годного в пищу совершенного закона, ассоциируя сие с семеркой, но и нечистого, запретного, велит взять, ибо и там есть мудрость. Не странно ли это? Никак, ибо и Иисус говорил: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби.» (Мф 10:16), - иными словами, от нечистого берут то, что связано с двойкой, ибо мудрость бывает разная, в том числе, беззаконная.

Продолжая тему семерки, обратим внимание на абсурдную с точки зрения «здравого смысла» и буквального восприятия притчу: «Даже бесплодная рождает семь раз.» (1 Цар 2:5). Для понимания смысла сей мудрости нам придется обратиться к образам жены и мужа, брачного пира, и в этом смысле ясно, что тот внешний человек, жена, которая не нашла пути к своему истинному мужу, находящемуся внутри, жена, отвернувшаяся от внутреннего человека, не может не быть бесплодной, но и она желает принести некий плод. Таким плодом является «закон заповедей человеческих», символизируемый и в этом случае семеркой, причем здесь совершенство семерки теряется безнадежно. И что мы видим? - «Лежит в изнеможении родившая семерых, испускает дыхание свое, еще днем закатилось солнце ее, она постыжена и посрамлена. И остаток их предам мечу пред глазами врагов их, говорит Господь.» (Иер 15:9). Тут семерка связана с постижением, посрамлением, позором. И жены, понимая это или нет, цепляются за свое в беспамятстве о том, что Иисус Христос упразднил «закон заповедей учением» (Еф 2:15): «И ухватятся семь женщин за одного мужчину в тот день, и скажут: «свой хлеб будем есть, и свою одежду будем носить, только пусть будем называться твоим именем, - сними с нас позор.» (Ис 4:1).

Приводя последние рассуждения, мы не собирались окрасить семерку черными красками, ибо и доныне сохранено ее истинное значение, например, в символике посланий семи церквям и тайны семи звезд Откровения Иоанна Богослова (Огк 1:16,20, 2:1-3:22), ибо есть не человеком писанные законы, которые никому не дано обойти.

8

Отдавая отчет в невозможности изложения в рамках нашей работы всех истолкований употребления семерки, мы, тем не менее, считаем, что уже приведенных примеров пока достаточно, чтобы мы могли перейти к восьмерке, использование коей в библейском языке несколько более ограничено. Итак, в отличие от закона, данного человеку при посредстве пророков, число восемь символизирует знание, которое дается каждому индивидуально и лишь помимо его сознания. Исследуя символику вина, мы нашли вполне точную характеристику этого знания - откровение. Мы не станем повторять выкладок о различении источника откровения, но внесем-таки некие новые рассуждения, подкрепляющие сказанное в предыдущих главах.

Первое, на что мы обращаем внимание в вопросе истинности откровенного знания - это степень его соответствия Писанию, а в древние времена - Закону. Сии два идут рука об руку, и пророческие откровения не раз становились частью Писания. И, отдавая должное Закону, нельзя не отдать причитающегося и откровению: «Давай часть семи и даже восьми.» (Ек 11:2). Поняв сие, мы увидим, что заповедь Екклесиаста ничуть не более замысловата, чем совет Исайи: «Обращайтесь к закону и откровению.» (Ис8:20).

С арифмологической точки зрения весьма характерны подробности явления Иисуса ученикам после Своего воскресения, даваемые Иоанном: впервые воскресший Иисус явился ученикам «в первый день недели» (Ин 20:19), то есть в воскресение, второй же раз пришел Он к ученикам «после восьми дней» (Ин 20:26); всего же согласно Иоанну являлся Иисус ученикам по воскресении три раза (Ин 21:14).

Не будем чрезмерно поспешны в том, чтобы оставить эту тему, не увидев связи между первым и восьмым днями. Первый день недели в библейском календаре, как мы и сказали - воскресенье, но ведь и по прошествии восьми от первого дня снова наступает воскресенье. Таким образом день воскресный - первый, он же и восьмой, - есть день откровения. Свидетельством этого является автор самого грандиозного Откровения христианства: «Я, Иоанн, брат ваш... Я был в духе в день воскресный.» (Отк 1:9,10). Вот таким образом оказалась связана единица и восьмерка.

Откровение может приходить, конечно, и в другие дни, но и тут нам не уйти от символа восьми: «После сего я снова со слезами молился, и также постился семь дней... В восьмую же ночь сердце мое пришло снова в возбуждение, и я начал говорить пред Всевышним, ибо дух мой вспламенялся сильно, и душа моя томилась.» (3 Езд 6:35-37); «И после семи дней [на восьмой]... душа моя приняла дух разумения, и я снова начал говорить пред Всевышним» (3 Езд 5:21,22).

Как мы и отмечали в предыдущих главах, для восприятия в себе откровенной мудрости требуется установление внутреннего безмолвия, образом коего является совершение обрезания. Обрезание должно совершаться в заповеданное время: «Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужеского пола.» (Быт 17:12).

Обращает на себя внимание и такой фрагмент: «Он [Товит] был восьмидесяти восьми лет, когда потерял зрение и через восемь лет прозрел.» (Тов 14:2); и это не единичный случай прозрения или исцеления, произошедшего в таких обстоятельствах (Деян9:33,34).

И с Ноем во время потопа спаслось восемь душ: «В восьми душах сохранил семейство Ноя.» (2 Пет 2:5; 1 Пет 3:20).

Приводя свидетельства о восьмерке, забудем ли мы, что «Моисей был восьмидесяти лет» (Исх 7:7), когда получил первое откровение Бога, явившегося ему в горящем кусте, а восемь видно в восьмидесяти и невооруженным глазом.

Пропустим ли мы явно перекликающуюся с Екклесиастом (Ек 11:2) фразу: «Дней наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет» (Пс 89:10), - ясно, что подобный фрагмент нельзя понимать иначе, как символически, ибо есть люди, много не дожившие до семидесяти лет, равно как есть и люди, живущие много больше восьмидесяти лет. Ведь не среднестатистические же значения приводит Давид! А между тем связь с законом и откровением, потребным для его понимания, становится очевидна из последней фразы, особенно, если мы запишем семьдесят как 7 х 10, а восемьдесят как 8 х 10.

9

Однако, откровение само по себе еще значит мало, «ибо кто говорит на [тайном] языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом.» (1 Кор 14:2); «северный ветер производит дождь, а тайный язык недовольные лица.» (Прит 25:23); «кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение... ибо пророчествующий превосходнее того, который говорит языками, разве он притом будет и изъяснять. » (1 Кор 14:3,5). Итак, откровение, владение тайными языками требует изъяснения, истолкования, озарения, которое скрывается за символом девяти.

Таковой символ возвращения света виден в Священном Писании в одном лишь эпизоде, но зато каком! - «...тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус..» (Мф 27:45-46; Мк 15:33,34).

Девятый час - «час молитвы» (Деян 3:1), - и именно тогда Корнилий «в видении ясно видел около девятого часа дня Ангела Божия.» (Деян 10:3).

Замечателен фрагмент Евангелия от Филиппа, который мы не можем обойти вниманием: «Господь вошел в красильню Левия. Он взял семьдесят две краски, он бросил их в чан. Он вынул их все белыми...» (Филипп 54). Все дело здесь в том, что семьдесят два представляется не чем иным, как произведением восьми и девяти. Девятка необходима восьмерке, и совсем не случайно одна из рукописей Мертвого моря носит название «О восьмом и девятом».

10

Итак, мы подошли к десятке, с которой читатель уже познакомился в контексте притчи о десяти девах в ожидании жениха. Тогда мы сказали, что арифмологический смысл десятки заключается в циклическом движении, причем как малого палингенетического круга от рождения к смерти и новому рождению, так и большого апокатастатического круга - циклического пути блудного сына от отца через мир сей назад в отчий дом. Иными словами, пока человек не завершил апокатастатического движения в палингенезии, он всецело принадлежит веку сему, и в этом смысле десятка - число века сего, однако со смыслом, принципиально отличным от того, который несет в себе число четыре, хотя, как не трудно будет заметить читателю: 10 = 4 + 6, то есть разделенность в мире и дает число апокатастасиса. Но стоит лишь человеку преодолеть четверку или устранить шестерку, как он тотчас избавляется от палингенетического возвращения в мир сей.

Мы уже приводили пример притчи о женщине с десятью драхмами, однако повторим ее: «Какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжет свечей и не станет искать тщательно, пока не найдет, а найдя, созовет подруг и соседок и скажет: порадуйтесь со мною: я нашла потерянную драхму.» (Лк 15:8). Эту притчу вовсе невозможно рассматривать в отрыве от притчи о блудном сыне, непосредственно следующей за ней.

Что же скажем? Когда-то каждый имел одну бесценную драхму, но вследствие ухода из отчего дома, подобно блудному сыну, утерял ее. И, хотя он приобрел взамен десять драхм века сего, он должен тщательно искать и копать, и употреблять усилие, преодолевая соблазны мира, для того чтобы отделаться от десяти имеющихся драхм в надежде и вере обрести ту заветную одну, общую с Отцом, драхму.

«Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам.» (Мф 18:7), ив помощь человеку для преодоления всех соблазнов мира даны ему десять заповедей (Исх 20:2-17).

11

Следующими двумя арифмологическими символами являются одиннадцать и двенадцать, которые мы предлагаем рассматривать совместно, причину чего читатель сейчас поймет. Дело в том, что число двенадцать, являясь вторым после семерки универсальным числом, олицетворяет собой преображение, переход в век грядущий, что становится возможным по достижении богоподобного совершенства и свободы, вечной жизни.

В качестве примера можно привести и двенадцать сынов Иакова, и двенадцать учеников Христовых (Мф 10:2; Лк 6:13); и «древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды (Отк 22:2) или, что «век разделен на двенадцать частей» (3 Езд 14:11).

Взглянем и на такой фрагмент: «Истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, - в пакибытии [палингенезии], когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых.» (Мф 19:28).

Непременна арифмология двенадцати в Откровении: «И явилось на небе великое знамение: жена облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на голове у нее венец из двенадцати звезд.» (Отк 12:1).

Двенадцать лет - возраст или срок наступления исцелений (Мк 5:25; Лк 8:43), а у Марка написано даже так: «девица встала и начала ходить, ибо была лет двенадцати.» (Мк 5:42)

Наконец, - пример, который читатель оценит в тем большей мере, в какой он воспринял символику храма: «Когда Он [Отрок Иисус] был двенадцати лет, пришли они... в Иерусалим на праздник... остался Отрок Иисус в Иерусалиме... через три дня нашли Его в храме...» (Лк 2:42,43,46).

Число же одиннадцать, будучи противопоставлено двенадцати, само является символом, как сказал бы скорбной славы классик одной неудавшейся теории, «единством и борьбой противоположностей», символом сопротивления духовному, и ничего хорошего ждать от этого числа не приходится - «Иаким... одиннадцать лет царствовал в Иерусалиме... и делал он неугодное в очах Господних...» (4 Цар 23:36,37),

«Седекия... одиннадцать лет царствовал в Иерусалиме... и делал он неугодное в очах Господних...» (4 Цар 24:18,19), и «находился город в осаде до одиннадцатого года царя Седекии... и взят был город...» (4 Цар 25:2,4), - в общем, плохо кончил Седекия, в чем нет ничего странного при этом образе, ибо число одиннадцать - символ сугубого несовершенства, греха, тления, рабства, «ибо кто кем побежден, тот тому и раб.» (2 Пет 2:19).

Читателю, пытающемуся уличить нас, обращая внимание на то, что другие цари правили не одиннадцать лет и тем не менее кончили столь же плохо, мы ответим, что это действительно так, но все фрагменты Писания в этой главе приведены не для доказательства истинности системы ТАРОТ, а лишь с целью иллюстрации, кои могут быть разными, и переиначив немного слова Павла, мы могли бы оправдаться тем, что мы не совершенны в иллюстрациях, но совершенны в познании.

Рассказ о числе одиннадцать не сможет стать полным без того, чтобы обратить внимание на поведение Апостолов после того, как их стало одиннадцать. Если бы Апостолы не признавали за числами никакого символического смысла, то, вероятно, они не придали бы никакого значения тому, что с момента ухода Иуды их стало не двенадцать. Но нет, уже (а может быть, только) в первой главе Деяний Апостолов описывается избрание нового апостола, коим оказался некий Матфий, лишь благодаря этому эпизоду и попавший в Писание (Деян 1:15-26). Однако нам понятно, что Апостолов в итоге никак не могло быть одиннадцать.

Однако же в некоторых случаях Апостолов все-таки было одиннадцать, и что же говорит Иисус одиннадцати? «Все вы соблазнитесь обо Мне.» (Мф 26:31; Мк 14:27). Да уж, трудно одиннадцати пребывать в истине, гораздо ближе сему числу соблазн.

12

Как мы и предупреждали читателя, мы не будем рассматривать все двадцать два главных арифмологических значения, ибо необходимые числа нами истолкованы, и к изложенному достаточно добавить лишь краткий комментарий, относящийся к числу восемнадцать, которым мы и заключим изложение арифмологии.

Итак, подобно двойке, восемнадцать связано с истиной, но, если двойка-мудрость выражает истину, то восемнадцать является числом отражения истины в мире сем. Мы надеемся, что читатель понимает существенную разницу между этими терминами. Дело в том, что даже наисовершеннейшее зеркало вносит, как минимум, одно, но неустранимое искажение, при котором правое становится левым, а левое правым. Посему не будет большой ошибкой утверждение, что восемнадцать есть символ искажения, и что в противовес двойке - мудрости это есть образ лжи.

Итак, «стали сыны Израилевы служить Астарте и Астарофу и богам окрестных народов; и предал их Господь в руки Еглона, царя Моавитского, и он владел ими восемнадцать лет.» (Нав 24:36; Суд 3:14).

«Или думаете, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам, но если не покаетесь, все так же погибните.» (Лк 13:4,5).

Завершив этим изложение экзегетики чисел, встречающихся в Писании, мы можем перейти к более сложным примерам.

13

В качестве первого такового сложного примера мы возьмем число зверя: «Всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и... никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.» (Отк 13:16-18).

Прежде, чем приступить к арифмологическому анализу числа зверя, нам должно сделать в отношении сего числа оговорку, не имеющую к арифмологии ровно никакого отношения. При этом мы обращаем внимание, что исследуемое число Иоанн записал буквами целиком так, как будто не умел записать его всего тремя знаками. Тут совсем нелишне вспомнить, что до изобретения арабских цифр и в семитских языках, и в латыни, и в греческом, да, несмотря на арабов, и в славянском, числа по обычаю записывались буквами. Это означает, что при записи этого числа на еврейском, греческом, латыни оно выглядит, как некое имя (то ли собственное, то ли нарицательное). Путь, подразумевающий перевод числа зверя в такое имя не имеет никакого отношения к арифмологии и его мы не принимаем во внимание именно в силу того, что число зверя записано не в виде условных значков, обозначающих цифры, но как шестьсот шестьдесят шесть. Однако перейдем к числам.

Как просто было бы нам, если бы речь шла о шестидесяти шести, и несовершенство разделенности, помноженное на сугубое несовершенство греховности, и дало бы нам характеристику человека. А не для усиления ли этого впечатления добавлена еще одна шестерка в разряд сотен? Уверенного ответа на этот вопрос никто дать не сможет, однако в качестве гипотезы такое предложение подходит.

Трудность толкования этого числа заключается в том, что оно не раскладывается на достаточно простые сомножители, ибо число 37, являющееся одним из сомножителей числа зверя, числа человеческого (666 = 18 Х 37), есть число простое и не имеющее в системе ТАРОТ никакого смысла, хотя другой сомножитель весьма характерен, и мы никак не сможем от него избавиться. Не слишком ли смела будет гипотеза, что число 37 как экзегетически непреодолимое служит привлечению внимания, образом восклицательного знака?

Тут мы должны заметить, что если бы мы не открыли правила, обязывающего нас раскладывать истолковываемые числа на сомножители, а пытались бы по старой привычке складывать значащие цифры, пытаясь оправдаться тем, что десятичная система ко временам Нового Завета была достаточно утвердившимся явлением, то и тогда шестерка из разряда единиц, сложенная с шестеркой в разряде десятков, сложенная с шестеркой из разряда сотен вновь дали бы нам восемнадцать!

Что же скажем? А то, что в сем мире человек является единственным существом, Божией тварью, пытающейся познать и выразить Единую Истину, но вместо выражения он не достигает ничего, кроме отражения. Итак, человек отражает истину в мире сем, символом чего является число восемнадцать. Однако число сие может быть записано и как 3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 3, и как 2 + 2 + 2 + 2 + 2 + 2 + 2 + 2 + 2, и как 9 +9. Мы же имеем 6 + 6 + 6, то есть утроенную разделенность человека, делающую невозможным выражение истины, заменяющую выражение на отражение. Потому-то число сие, число зверя и число человеческое дано «Всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам» (Отк 13:16)... Что же делать? Отринуть число зверя, устранить разделение, и тогда шестерке уже не будет места в нашем числе!

14

Взглянем теперь на число тысяча двести шестьдесят, дважды встречающееся в Откровении: «Дам двум свидетелям Моим, и они будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище» (Отк 11:3); «И родила она [жена] младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его. А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней.» (Отк 12:5,6).

Вот число, которое воистину представляет собой огромное поле деятельности для экзегета. Среди вариантов разложения на сомножители и 4 Х 15 Х 21, и 6 Х 10 Х 21, и многие другие. Выберем из всех один: 1260 =7 Х 10 Х 18. Все сомножители являются нашими старыми знакомыми, особенно, если мы напишем это произведение так: (6 + 6 + 6) Х 10 Х 7.

15

С точки зрения арифмологии числа человеческого восемнадцать (6 + 6 + 6) несет наиболее негативную окраску. Оно является неким числом, которое нужно преодолеть, исключить. А давайте попробуем сосчитать сумму чисел от одного до восемнадцати, но не включая восемнадцать. Такая сумма (1 + 2 + 3 +...+ 16+ 17=153) будет равна ста пятидесяти трем. А теперь заглянем в Иоанна: «Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не порвалась сеть.» (Ин 21:11).

16

Имея в своих руках полученный арифмологический ключ, попробуем применить его к тем притчам и описанием чудес, о коих мы еще не говорили в арифмологическом аспекте. Однако в первую очередь нам должно рассмотреть с точки зрения тайн чисел чудеса о насыщении толп народа. Не приводя вновь описанных нами в первой главе фрагментов, воспроизведем лишь численные выражения первого чуда, имеющего уникальное свойство, на которое никто не обращал внимания. Сие свойство заключается в том, что чудо о насыщении пяти тысяч является единственным во всем Новом Завете абсолютно синоптичным фрагментом, ибо ни одно иное чудо, ни одна притча, ни одно событие, включая даже распятие и воскресение Христа, не изложены столь согласно всеми четырьмя Евангелистами. И это должно настроить экзегета на сугубую важность заключенной здесь тайны:

(5 хлебов + 2 рыбы)/ 5 тысяч мужей = 12 коробов (Мк 6:41 43)

Читатель, внимательно ознакомившийся с нашими выкладками в отношении чисел, вероятно, уже не нуждается в комментариях. Однако дадим некоторые пояснения, сопроводив их ссылками на библейские мудрости.

Начнем с пятерки, присутствующей тут в количестве хлебов и в величине толпы алчущих. В отношении хлеба мы помним о как о символе Христова учения, пять же хлебов означают уже не просто Его благовествование, но учение о тайнах Царствия Божия, заключенного в нем. Правильнее говорить, что пять хлебов суть слово Христа, воспринимаемое как учение о тайнах Царствия. В пяти тысячах алчущих мужей арифмологически важна опять же лишь пятерка, означающая тех, кому «дано знать тайны Царствия Божия» (Мф 13:11, Мк 4:11; Лк 8:10). Вспомним при этом нагорную проповедь: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.» (Мф 5:6). Следует, вероятно, обратить внимание и на то, что лишь Марк говорит просто о мужах, тогда как Матфей добавляет: «кроме женщин и детей» (Мф 14:21). Этот нюанс понятен, «ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием.» (Рим 7:22).

Не представляет большой сложности и вопрос о двух рыбах, ибо, памятуя о смысле символа рыбы, мы быстро приходим к выводу, что две рыбы означают мудрую святость, мудрую праведность, ту праведность, которая основывается на иных принципах, чем соблюдение постановлений «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся», имеющих только вид мудрости (ср. Кол 2:21,23). В отношении праведности нельзя упустить и такого фрагмента: «Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное.» (Мф 5:20). А две рыбы означают как раз мудрую, а не всего лишь имеющую вид мудрости, праведность, ту, что превосходит праведность фарисеев и книжников, позволяя войти в Царство Небесное.

Каков же результат восприятия учения о тайнах Царствия Божия и мудрой праведности теми, кто готов к восприятию этих высочайших даров? А результатом является чудесное преображение, оставление века сего и переход в век будущий с обретением желанной свободы, ибо именно в этом, как мы открыли, и состоит символика двенадцати. Обратил ли внимание читатель, что чуду о насыщении пяти тысяч предшествует фраза о том, что Иисус «учил их много» (Мк 6:34)?

Рассмотрим теперь и арифмологию чуда о втором насыщении, но прежде опять-таки отметим, что чуду о насыщении четырех тысяч предшествовало совсем иное. Оба Евангелия, рассказывающие о втором чуде, предпосылают описанию его Иисусово обличение книжников и фарисеев, людей, чтущих Бога, тщетно уча учениям, заповедям человеческим (Мф 15:1-11; Мк 7:1-13). Отметив сие, можно перейти ко второй формуле:

(7 хлебов + несколько рыбок) / 4 тысячи мужей = 7 корзин (Мк 8:6-9).

Начнем истолкование сего с самого трудного - с нескольких рыбок. Ясно, что и здесь речь идет о праведности, но почему-то сия праведность не наполнена никаким имеющим численное выражение смыслом. Эта праведность не истинна, ибо иначе речь шла бы об одной рыбе; не мудра, ибо тогда в чуде фигурировали бы две рыбы; она и не любовна, ибо тогда было бы три рыбы. Рыб и не четыре, так как в этом случае можно было бы говорить о мирской «праведности»: кто богат, тот и праведен. Нет никакого основания говорить и о тайной праведности, которая могла бы быть обозначена пятеркой, и так далее. Да ведь это-то и есть та самая праведность фарисеев и книжников, которая имеет лишь вид мудрости, не давая пропуска в Царствие Божие.

А что же такое семь хлебов? Явно негативного отношения здесь не может быть, ибо мы говорим об учении Христа. Не может быть и иллюзии чрезмерного блага, ибо мы имеем дело с фарисейством. Да ведь семь хлебов и означают не что иное, как учение Христа, однако воспринимаемое именно как требующий буквального исполнения свод законов: «Жена да боится мужа своего.» (Еф5:33); «Муж, молящийся с покрытою головою постыжает свою голову.» (1 Кор 11:4), «Не вари козленка в молоке матери его.» (Исх 23:19; 34:26; Вт 14:21) и десятков прочих.

Четыре же тысячи не требуют никаких особых истолкований, ибо мы попросту имеем дело со всеми, кто находится в мире, - однако в силу того, что таковых подавляющее большинство, - главным образом с теми, кому как раз не дано знать тайн... Не кажется ли читателю, что мы просто повторяем воззрения на христианство столь «святого» «отца», каким был Ириней Лионский, ибо и он учил, что в проповеди Христа нет ничего тайного, что учение Его ни от кого ничего не скрывает, что все просто, как написано, так и надо понимать. А за Иринеем сие повторяет и все современное христианство.

И каков же результат? Прежде всего отметим качественное отличие от результата первого насыщения - в случае четырех тысяч мы имеем корзины, а не коробы. Но и количественно семь означает продолжение движения по заведенному закону, над которым ни один из насытившихся при втором насыщении не властен.

Как иллюстрацию итога второго деления хлебов, мы хотели бы привести фрагмент апокрифа Филиппа: «Осел, ходя вокруг жернова, сделал сто стадий, шагая. Когда его отвязали, он находился на том же месте. Есть люди, которые много ходят и никуда не продвигаются. Когда настал вечер для них, они не увидели ни города, ни села, ни творения, ни природы, ни силы, ни ангела. Без пользы несчастные трудились.» (Филипп 52), - прекрасный символ.

Однако, если мы будем понимать последний результат лишь как продолжение движения по заведенному кругу, то это будет звучать еще до известной степени безобидно. Ибо что такое закон? - Сила греха (ср. 1 Кор 15:56); «Закон производит гнев.» (Рим 4:15); «Если бы дан был закон, могущий животворить [!]» (Гал 3:21).

Поэтому и к словам Филиппова Евангелия: «Без пользы несчастные трудились» как продолжение просятся слова Павла: «О, если бы только без пользы!» (ср. Гал 3:4).

Последний результат ни в какое сравнение не может идти с преображением, достигаемым при движении путем первого насыщения, ибо он не дает достижения главной цели - Царствия Божия. Именно поэтому уже после второго чуда Иисусом сказано: «Как не разумеете, что не о хлебе сказал Я вам: берегитесь закваски фарисейской и саддукейской?» (Мф 16:11), и относится сие именно ко второму чуду и лишь к нему, ибо Евангелисты Лука и Иоанн, описывая первое чудо, не приводят никаких его негативных характеристик.

Однако для чего Иисус явил последнее чудо, если подобное вкушение не дает никакого выхода из круга века сего? Ответим на сей вопрос вопросом: А мог ли Иисус не дать ничего четырем тысячам, то есть всему миру без различения достойных и недостойных? Будто предвидя сие, Иисус дает ответ: «Если неевшими отпущу их в домы их, ослабеют в дороге, ибо некоторые пришли издалека.» (Мк 8:3). Конечно же, лучше традиционное христианство Иринея в виде семи хлебов и нескольких рыбок, нежели змеи и скорпионы «всесильных» по причине своей «верности» учений.

17

Не кому иному, как арифмологу, предлагает для раскрытия тайну Осия: «[Бог] оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицем Его.» (Ос 6:2).

Итак, что же означает оживление через два дня? Экзегет, не знакомый с арифмологией, будет долго ломать себе голову, однако мы, не сомневаясь, скажем, что оживление «через два дня» означает оживление посредством обретения мудрости. Причем последний вывод находится в очевиднейшем согласии с тем, что открыто нами в отношении древа жизни: «мудрость дает жизнь, владеющему ею.» (Ек 7:12); кто нашел мудрость, тот нашел жизнь (ср. Прит 8:35). При сем вспомним и такое: «мудрость делает мудрого сильнее десяти властителей, которые в городе.» (Ек 7:19). Это может отвлечь нас от пророка Осии, но ненадолго, ибо ясно, что с помощью мудрости возможно избавиться от ограничений, связанных со смертностью человека в палингенетическом цикле.

Подобным же образом «в третий день» означает достижения любви: «Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает... Бог есть любовь, и пребывающий в любви, пребывает в Боге, и Бог в нем.» (1 Ин 4:12,16); «всякий любящий... знает Бога» (1 Ин 4:7), - итак, познаем Господа, - и это согласно со всем учением Христа. Говоря о пророке Осии, будет более чем уместно заметить, что и Иисус был воскрешен Богом, восставлен из мертвых через два дня на третий.

18

Рассмотрим теперь в арифмологическом аспекте уже приведенную нами раз притчу о работниках на винограднике: «Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой и, договорившись с работниками по [одному] динарию надень, послал их в виноградник свой; выйдя около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно, и им сказал: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, дам вам. Они пошли. Опять выйдя около шестого и девятого часа, сделал то же. Наконец, выйдя около одиннадцатого часа, он нашел других, стоящих праздно, и говорит им: что вы стоите здесь целый день праздно? Они говорят ему: никто нас не нанял. Он говорит им: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, получите. Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых. И пришедшие около одиннадцатого часа получили по [одному] динарию. Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по [одному] динарию; и получив, стали роптать на хозяина дома и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной. Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр?» (Мф 20:1-15).

Обратим внимание, что первые нанятые работники трудились на ниве Господней с самого раннего утра - честь им и хвала за это (от людей). И в этом смысле они весьма близки старшему брату блудного сына, но их склонность к ропоту также роднит их со старшим братом.

Вторая группа работников приходит на работу около третьего часа, что можно толковать как приход к Отцу, побуждающим мотивом которого является вера, надежда и любовь.

Третью и четвертую группы можно условно объединить словами «около шестого и девятого часа». (Эти часы уже встречались нам в эпизоде о казни Иисуса.) Сии суть те, кто приходит, будучи разделен между Богом и миром, будучи несовершен (шесть), но все-таки получив озарение (девять).

Наконец, есть и пятая группа работников, пришедших на виноградник около одиннадцатого часа, что означает тех, кто является пред Богом, будучи сугубо несовершен и греховен.

Попутно отмечаем, что господин выходил нанимать работников пять раз на дню, то есть призвание к лучшей участи происходит как тайна Царствия Божия. А это призывами с действительно составляет тайну: «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня.» (Ин 6:44,65). И получается, что изволение Божие в избрании действительно «не от дел, а от призывающего» (Рим 9:12). Каким образом происходит это - воистину великая тайна Отца.

Этим, однако, не исчерпывается арифмология сей притчи. Для того, чтобы открыть самое главное, нам придется проделать простейшую арифметическую операцию, дающую ответ на вопрос о времени расчета хозяина с работниками, нанятыми за один динарий. Последние работники, как мы помним, пришли около одиннадцатого часа, а из ропота пришедших первыми выясняется - «эти последние работали один час» (Мф 20:12), - то есть господин вознаграждал всех работников своих около двенадцатого часа. Надо ли нам говорить еще что-нибудь?! Имеющий уши да услышит! Здесь мудрость!

В заключение истолкования притчи мы можем отметь еще одну, причем немаловажную деталь, хотя она и не имеет отношения к арифмологии. Состоит сие наблюдение в том, что призывать работников с торжища на виноградник хозяин - опять же понятно, что он символизирует Бога, Призывающего, - выходил сам. Что же касается расчета с работниками, то хозяин делает это через посредника. Мы надеемся, что читатель уже уяснил, Кто является Посредником между Богом и человеками. Никто не может получить вожделенного одного динария иначе, как из Его рук.

19

В главе, посвященной апокатастатическому пути, мы установили связь персонажей притч о блудном сыне, о работниках на винограднике и о господине, раздавшем имение свое рабам. К одному из арифмологических аспектов последней притчи нам необходимо вернуться вновь, дабы у читателя не осталось повода к соблазну.

Вспомним слова хозяина, обращенные к лукавому и ленивому рабу: «надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью; итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов... а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов.» (Мф 25:27,28,30). Итак, обладатель одного динария, как мы видим, оказывается во тьме внешней - плачевный финал, но еще большее сожаление для арифмолога вызывает то, что тот самый один динарий, которым он столь сильно дорожил, что сокрыл в земле из страха перед хозяином потерять его, сей-то динарий у него отнимается и отдается имеющему десять динариев. И уж он-то, как никто другой, может оценить величие сего приобретения.

До сих пор мы практически только напоминали сказанное ранее, но теперь скажем нечто новое, обратив внимание, что, как может показаться, последний из рабов в итоге становится обладателем одиннадцати динариев, а сие вряд ли вызовет зависть с арифмологической точки зрения. Обладание одиннадцатью динариями есть повод для большого соблазна. Но мы избавлены от него, ибо, хотя последний и назван имеющим десять динариев, на самом-то деле он в итоге единственным из всех рабов становится обладателем именно одного динария, потому что те десять динариев, что были у него, и тайна коих не вызывает затруднений, он отдает хозяину, дабы тот получил свое с прибылью. Так что в итоге он становится обладателем именно одного заветного динария.

20

В одной из первых глав мы приводили притчу о смоковнице. Ныне пришла пора взглянуть на нее с новой точки зрения, обращая внимание на числа: «Некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней и не нашел; и сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и место занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! оставь ее и на [один] этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, - не принесет ли плода, если же нет, то в следующий год срубишь ее.» (Лк 13:6-9).

Изложенная арифмология не должна оставлять сомнений в символе ожидания Господом плода веры, надежды, любви в третий год. Нас тут должен заботить другой вопрос: каков будет диалог между господином и виноградарем по прошествии еще одного года, то есть на четвертый год? Будет ли необходима новая отсрочка?

Ответ на сей вопрос заключается в преодолении ограничений мира (космоса), что наступает по прошествии четырех - месяцев ли, лет ли - сие в арифмологии не очень важно: «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и настанет жатва?» (Ин 4:35). Иначе говоря, если мы представим себе этот диалог спустя буквально понимаемый год, то содержание его ничуть не изменится. По прошествии же четырех символических лет не нужно уже будет просить отсрочки.

21

Вернемся теперь к одной недоговоренности, оставшейся нам от притчи о неверном управителе. Итогом его догадливости, как помнит читатель, остались долги «сынов света», составившие восемьдесят мер масла и пятьдесят мер пшеницы. О символах масла и пшеницы мы уже не находим нужным говорить в связи с арифмологией, а числа восемьдесят и пятьдесят заслуживаю именно ныне пристального внимания. Прежде всего представим восемьдесят как 80 = 8 Х 10, а пятьдесят как 50 = 5 Х 10. И тут нам становится ясно, что невозможно требовать от всех сынов света, должников, преображения (12) - им не остается иного, нежели погашать оставшийся долг, отрабатывая в круге палингенезии (10), отрабатывать копая, познавая тайны Царствия Божия (5), в чем им незаменимую услугу окажет откровение (8). Все просто, как видит читатель. По сути же здесь вновь, только в иной формулировке видима тайна евхаристии: хлеб (учение о тайнах Царствия Божия - 5) и вино (откровение - 8).

22

Взглянем еще на один эпизод, на сей раз Ветхого Завета, описывающий деяния пророка Елисея сразу после сотворения им уже истолкованного чуда об оздоровлении вод (4 Цар 2:19-22): «И пошел он оттуда в Вефиль. Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города, и насмехались над ним, и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним: И вышли две медведицы из леса, и растерзали из них сорок два ребенка.» (4 Цар 2:23,24).

Чудовищное несоответствие мелкого проступка малых неразумных детей наказанию их, перед жестокостью коего бледнеют даже зверства фашизма и мучения ранних христиан, поражает воображение читателя, не правда ли? Но не будем торопиться проливать слезы по поводу невинно убиенных по слову пророка Елисея младенцев, ибо мы всецело стремились убедить читателя в необходимости образного понимания Священного Писания. Мы говорим сейчас о Ветхом Завете, а значит имеем более чем обоснованное право воспользоваться мудростью Моисея Маймонида. Напомним ее: «Всякий раз, как в наших книгах встречается история, реальность которой кажется невозможной, повествование, которое противоречит и рассудку, и здравому смыслу, можно быть уверенным, что сия история содержит иносказание, скрывающее глубоко потаенную истину; и чем более нелепость буквы, тем глубже мудрость духа.» Здесь именно такой случай.

Что же мы имеем в этом символе с арифмологической точки зрения и в других аспектах? Сразу скажем, хотя нам и следовало отметить сие раньше, что детей надо воспринимать как плод, рожденный женами. Каков же этот плод, из которого двумя медведицами было уничтожено сорок два? Число это весьма трудно разложить на другие сомножители, нежели шесть и семь: 42 = 6 Х 7. Иными словами, произведение шести и семи означает закон заповедей человеческих помноженный на несовершенство разделенности человека, или, если хотите, наоборот - ведь от перемены мест сомножителей произведение не меняется - разделенность человека, помноженную на невозможность преодолеть ее, применяя человекотворные законы.

Попутно заметим, что число сорок два встречается именно с таким негативным смыслом и в Новом Завете: «Они [язычники т.е. многобожники] будут попирать святый город сорок два месяца.» (Отк 11:2),' «и даны были ему [зверю] уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца.» (Отк 13:5). Так что в меру нашего истолкования не приходится ожидать окончания бедствий в три с половиной года, что составляет сорок два обычных месяца, и, как и во многих других случаях, буквалистам придется долго ждать.

Но разве уничтожение такого произведения (в буквальном и переносном смысле этого слова), как шесть на семь, посредством данной Господом могучей мудрости (две медведицы), не является достойным всяческого прославления и возвеличивания делом - делом, достойным пророка?!

23

Обратимся еще к одной тайне, которую нельзя рассматривать иначе, как арифмологически: «Пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух и двое против трех.» (Лк 12:52). Однако, дабы наиболее полно понять смысл сего, лучше начать издалека.

Взглянем на цепь рассуждений Иринея, касающихся сотерологии - учения о спасении. В качестве базовых положений своей «логики» Ириней берет несколько фрагментов из Деяний: «С великою же силою Апостолы воздавали свидетельство воскресению Господа Иисуса (ср. Деян 4:33), говоря к ним: «Бог отцов наших воскресил Иисуса, Которого вы взяли и умертвили, повесив на дереве. Его Бог возвысил в Начальника и Спасителя славою Своею, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов; и мы в том свидетели словам сим, и также Дух Святый, Которого Бог дал верующим в Него (ср. Деян 5:30-32). И всякий день - говорится - в храме и по домам они не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе (ср. Деян 5:42), Сыне Божием. Ибо таково было познание спасения, которое делает совершенным пред Богом тех, которые признают пришествие Сына Его.» (Ириней «Против ересей» III.12:5).

Вот так просто, чтобы не сказать примитивно, представляется совершенство Иринею, что же касается делающего человека свободным познания истины (ср. Ин 8:32), то в представлении Иринея оно сводится к признанию пришествия Сына Его. Вот и все! У Иринея все предельно просто, и не требуется знать никаких тайн Царствия Божия. В последующие века развития этого положения оно было сформулировано так: «Знаю Христа, бедняка распятого. С меня хватит, сын мой!» Такова простота веры во Христе, где не требуется познавать ничего другого, где не остается места мудрости, не остается места знанию. Но не та ли это простота, которая по русской народной пословице «хуже воровства»?

Итак, «Пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух и двое против трех.» (Лк 12:52). В самом деле, разве возможность познания тайн Царствия Божия не устранена противопоставлением веры и надежды с любовью (трех) - как главных ценностей традиционного христианства - мудрости (двум), вместо которой мы имеем простоту? И разве для иных, стремящихся познать конец, не познав начала, мудрость и знание не стали той целью, что заслонила от них любовь с верой и надеждой? И вместо того, чтобы двум и трем быть собранными вместе, они восстают друг на друга. И нет уже пяти - познания тайн Царства Небесного - ибо пять разделены.

24

А теперь не пора ли нам заглянуть за завесу тайны Иудиных тридцати сребреников? Следует признать, что сия тема могла быть рассмотрена в основных чертах и без привлечения арифмологии, и мы слегка затрагивали ее, но уж коль скоро мы не смогли найти для нее лучшего места, изложим в главе, посвященной арифмологии, и другие аспекты тридцати сребреников, с чего мы и начнем, арифмологией лишь подведя итог.

Ни один из богословов современных христианских конфессий не сможет отрицать по крайней мере того факта, что события, описанные в Новом Завете, требуется связывать с тем, что сказано по их поводу в ветхозаветных писаниях. Потому будет совсем не вредно для нашей праведности посмотреть, что же написано по поводу тридцати сребреников у пророка Захарии: «И скажу им: если угодно вам, то дайте Мне [Господу Богу] плату Мою; если же нет, - не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребреников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, - высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял я тридцать сребреников и бросил их в дом Господень...» (Зах 11:12,13).

Вообразим себе на миг, что никакого Иуды, ни предательства его не было, и зададим вопрос: какой платы может требовать Господь Бог? Ответ не заставляет себя ждать, как только мы понимаем, что тридцать суть не что иное, как произведение пяти, двух и трех:

30 = 5 х 2 х 3 !

Надо ли нам продолжать? Или читателю и так ясно, что сие есть абсолютно естественное и открытое Священным Писанием требование Господа - тайная и мудрая любовь. В отношении любви к Богу уже, мы надеемся, ничего не надо прибавлять. Однако повторить стоит, что любовь сия должна быть истинно мудра, ибо никто еще не спасся через лоб, по русской пословице разбитый во время молитвы, а изнурение тела и небрежение плотью по слову Апостола Павла «имеет только вид мудрости» (Кол 2:23). С другой стороны, любовь к Богу должна быть тайна: «не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах [церквях] и на улицах, чтобы прославляли их люди.» (Мф 6:2). Одним словом, качество того, что выражено в количестве требуемых Богом сребреников, не вызывает никаких сомнений.

Но ведь, связывая фразу из книги пророка Захарии с Новым Заветом, мы неизбежно должны вложить тот же самый смысл и в тридцать сребреников Иуды! В противном случае нам придется пойти на признание случайного параллелизма Ветхого и Нового Заветов. Еще раз обратясь к фрагменту из Захарии, мы не сможем не видеть, что плату в тридцать сребреников требует Себе Сам Бог, а никакой не Иуда, а если и так, то он выступает как уполномоченный Бога, коему поручено принять сию плату, чтобы далее бросить высокую цену в храм Господень. А кто является храмом Божиим?! И каков смысл бросание высокой цены внутрь храма? Мы знаем ответы на оба сии вопроса: тайная и мудрая любовь должна быть обращена внутрь.

Теперь попробуем вместе с читателем представить себя по человеческому разумению на месте Иисуса Христа, Который знает, что должен быть распят. Если кто-то из читателей не может или не хочет себе такого представить, то ему еще и сейчас не поздно отложить нашу книгу. Тот же, кто смог представить себе сие, пускай теперь подумает, не забывая всего сказанного нами выше: кому из учеников можно было поручить принятие той платы и бросание ее в храм Господень? Тому ли, кто был наиболее низок? Тому ли, кто был наиболее вероломен? Тому ли, кто был наиболее жаден? А, может быть, единственным выходом было дать сие поручение тому, кто любил Иисуса так сильно, что согласился воистину пожертвовать собой, на многие века став символом низкого предательства?..

А вот теперь, когда читатель согласился представить себя на месте Иисуса, читателя можно поставить перед другим вопросом: кто из вас согласился бы выполнить поручение Иисуса, если бы приказ о предательстве был дан Им Самим, достаточно ли у вас на это смирения и любви к Нему, или вы бы отказались? И тот, кто все-таки взял бы на себя сию тяжелейшую ношу, не смог бы придти к этому решению иначе, как через долгие и мучительные сомнения. И этот человек мог, решившись и исполнив поведенное, сказать: я долго не мог отважиться совершить того, что должно быть совершено, но теперь я сделал то, что Ты хотел, Твоя жизнь не прошла даром, - «радуйся Равви!» (Мф 26:49). И кто мог бы отказать себе в том, чтобы последний раз поцеловать своего Учителя?

То, что отвечает ему Иисус, предельно точно вписывается в нарисованную нами картину предательства. Взглянем на эти слова, однако не по синодальному переводу, но по переводу православного священника Леонида Лутковского: «Иисус же сказал ему: друг Мой [!], ты все-таки пришел.» (Мф 26:50). В своем примечании к этому стиху переводчик пишет: «несмотря на кажущуюся простоту этих слов, филологи так и не пришли к окончательному выводу об их значении; в одном, пожалуй, не сомневается уже никто: это предложение не вопросительное (в синод, пер. «для чего ты пришел?»).» Что же касается нас, то более значение этих слов Иисуса Иуде не нуждается в комментарии, и нас не удивило бы даже, если бы к этим словам Иисус прибавил: Благодарю тебя.

Для подведения итога нам нельзя не вспомнить - традиционное христианство учит, что Иуда Искариот совершил предательство из жадности. Что же, допустим, что Иуда и вправду был настолько жаден. Однако отметим, ведь Иуда был казначеем двенадцати и Иисуса: «он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали.» (Ин 12:6). Теперь спросим читателя: не проще ли было Иуде попросту сбежать, прихватив с собой этот ящик, - денег-то в ящике, судя по описаниям чудес насыщения тысячных толп (Ин 6:7; Мк 6:37), бывало аж динариев двести?

При этом читателю будет полезно знать, что динарий был равен четверти сребреника или сикля, иначе говоря, кража двухсот динариев была бы гораздо более заманчивым предприятием для жадного человека, нежели получение тридцати сребреников, что составляло лишь сто двадцать динариев...

Стоп!!!

Какова сумма, полученная Иудой, в пересчете на динарии?

Сто двадцать динариев...

Сто двадцать динариев!!!

Да ведь сие есть

2 Х 5 Х 12 !!!

Ко всем этим выводам мы пришли только лишь на основании арифмологии. Но было ли в церковной истории хоть какое-то учение, хоть какая-то ересь, сколь-нибудь напоминающая наши выводы? Ища ответ на этот вопрос, мы не сможем не вознести хвалу столь много критикуемому нами Иринею Лионскому, ибо воистину стоило просеять все его заблуждения, чтобы все же узнать только от Иринея (Ириней «Против ересей» 1.31:17) о существовании некой секты, почитавшей Евангелие, в котором были такие слова: «Он [Иуда Искариот] ...знал истину... и совершил тайну предательства, и через него все земное и небесное исполнено.»

Аминь.