Николай Иванович Краснов, ассистент кафедры Кибернетики Московского института электронного машиностроения закончил свой трудовой день в родной alma mater. Впрочем, Николаем Ивановичем его только студенты на занятиях называли, да и то исключительно в глаза, а уж за глаза и занудой, и длинным, и каланчей, и глистой, это еще не считая непечатных эпитетов. День выдался колготной, приемная комиссия, однако. Никакого там «разумного, доброго, вечного» он сегодня ни в чьи головы не сеял. Даже диссертацию свою, застрявшую на второй главе, ни на строчку вперед не продвинул. Некогда было. Суета все: принимать у абитуриентов заявления, общаться с их родителями, рассказывать о факультете, кафедрах, распределениях, практиках, статистику для деканата готовить, бумажки носить, да мало ли чего еще. К концу рабочего дня рот напоминал пересохший колодец в Сахаре, а язык – пустое растрескавшееся ведро, скребущееся о воспаленное нёбо. Нагрузка на горло почище, чем после двух пар лекций подряд. То-то и не спешат преподаватели в приемную комиссию работать, отыскивать, так сказать, выдающихся самородков в серой руде абитуры. Он бы, Николай Иванович, тоже не спешил бы, но его завкафедрой, который к тому же еще и его научный руководитель, лично попросил. Именно попросил, а не приказал (приказ потом, конечно же, тоже вышел). Как тут откажешь? А то б видели его в этой комиссии. Лето же на дворе, отпуска у преподов. На Крымы с Кавказами у него денег за семестр не скопилось (перестройка чертова), но хотя бы с дочкой побольше погулял, пока она в коляске и не особо перечит, куда ее повезут.

Мысли продолжали крутиться в голове Николай Ивановича, а ноги уже несли его к выходу из храма науки. Пройдя вахтера и оказавшись на институтском крыльце, Николай Иванович притормозил. Сначала банально, чтоб закурить. Затем, вдохнув никотина вперемешку с теплым июльским ветерком, Николай задумался: «А куда ему, собственно, спешить?» Дома опять придется оправдываться перед женой за то, что зарплату, даже такую не шибко большую, все еще задерживают. Как будто он в этом виноват? Потом в сотый раз выслушивать, что у ее подруги Ленки муж в банке программистом зарабатывает полторы штуки зеленых, а он, Колян, даже сотни в пересчете по курсу из своей богадельни не приносит. А дочке их комбинезон новый нужен и памперсы, не говоря уже про питание детское. Нет, домой, явно не хотелось. Ну не прям сейчас. Конечно же, он туда пойдет, а куда еще? А сейчас может быть пивка? Кружечку? На это-то деньги имеются, даже на метро потом хватит. Тоже нет, благоверная зараз учует. Откуда у нее нюх такой? Ну, хотя бы просто спокойно покурить на крылечке своего института, после суматошного рабочего дня, никуда не спеша, на это-то у него есть право? И Николай Иванович сам себе ответил, что право у него такое, разумеется, имеется. Ответил, успокоился и продолжил курить уже не взатяг.

На крылечке никого, окромя Николая Ивановича, не было. И время уже позднее, и лето к тому же. Списков ни абитуриентов, ни поступивших еще не настал черед вывешивать, вот и пусто. Списков-то нет, но какой-то один несерьезный листочек в клеточку, неаккуратно вырванный из тетради и пришпиленным одной кнопкой к доске объявлений, колыхал-таки проказник-ветерок. В те далекие теперь девяностые годы, доски объявлений учебных заведений еще не пестрили сообщениями о продаже, покупке или обмене всего и вся, только официоз. Например, такого-то в аудитории XXX состоится семинар по проблемам «Искусственного интеллекта в теории управления». Явка сотрудников кафедры Математического моделирования строго обязательна. Правда, даже тогда на деревянных прообразах будущих web-board изредка появлялись частные записки типа: «Фунт, пьем пиво на Покровах. Подходи», но их быстро срывали, обычно, все тот же самый официоз. А тут, наверняка, аналогичное послание, и все еще висит, несмотря на конец рабочего дня. Николай Иванович, слегка заинтересованный, подошел поближе.

Аохотрон в чистом виде. Или тогда слова-то такого еще не придумали? На объявлении толстым синим карандашом (существовали в ту пору такие, с одной стороны синий, а с другой красный) было написано буквально следующее: «Ребята!!! Если Вы хотите поступить в МИЭМ, то оставьте на этом листке свой телефон и имя. И ни в коем случае не говорите об этом своим родителям!!!» Внизу объявления уже присутствовало две записи с координатами потенциальных жертв афериста. Николай Иванович, наклонил голову вправо, глядя на текст, затем влево. Потом щелчком отбросил докуренную сигарету в урну, достал из сумки ручку, и внес в этот список еще одну строку с именем Миша и реальным номером телефона Михаил Георгиевича, заведующего кафедрой Кибернетики, профессора и доктора технических наук. Усмехнулся и двинул домой к любимой дочке и просто жене.

К утру Николай Иванович начисто забыл про свою вчерашнюю шалость. Может быть, и вообще не вспомнил бы, да пришлось ему за списком трудов своих для автореферата на кафедру заглянуть. А там… фонтанируя и в лицах рассказывал о событиях своего вечера завкафедрой Михаил Георгиевич. Сидят они всей своей интеллигентной в N-м поколении семьей в составе: мать Михаил Георгиевича – Ольга Леонидовна, доцент на пенсии, жена Михаил Георгиевича – Наталья Владимировна, кандидат физико-математических наук и завлаб одного из секретных НИИ, дочь Ольга, младший научный сотрудник МГУ, сам Михаил Георгиевич – и мирно так вечеряют. Вдруг звонок. Дочь встает из-за стола, идет к телефону, быстро возвращается и, изобразив на лице гримасу удивления, говорит, что хотят Мишу. Михаил Георгиевич повторяет

Ольгин путь до телефона, берет лежащую рядом с аппаратом трубку со словами:

– Слушаю.

– Миша?

– Да, это я, а с кем имею честь?

– Миша, ты хочешь поступить в МИ ЭМ?

Несколькосекундное замешательство, а затем Михаил Георгиевич вспомнил и выдал в микрофон столько интересных слов из лексикона своего глубокого детства, что потом пришлось долго краснеть под укоризненными взглядами Ольги Леонидовны и Натальи Владимировны. А закончил свой рассказ Михаил Георгиевич риторическим вопросом: «Вот бы узнать, кто это надо мной так подшутил, я б показал ему кузькину мать».

Николай Иванович дипломатично поулыбался в процессе рассказа Михаил Георгиевича, но признаваться, что инициатором произошедшего послужил он – не стал. Ведь диссертация еще не защищена. Вот потом, когда-нибудь, став академиком, он опишет этот эпизод в своих мемуарах, и люди, прочитав его, так же будут смеяться, как над фразой Ландау: «Дирак – дурак».

«Науки юношей питают», правда, не всех. Диссертация Николай Ивановича так окончательно и замерла на второй главе. Почему? Да потому что дочери его реально был нужен комбинезон и не только…