— Ссора ссорой! — горячится кап три с «Грозного». — Кусаться зачем? Он, что уссурийский тигр?

Юнга, побагровев от стыда и унижения, вжимается в переборку: — Конченная сволочь. Валька Урывин, вложил и не поморщился. — Как вы узнали о происшествии? — невинно справляется замполит тральщика, точно подслушав мысли юного краснофлотца. Политработник с эсминца «Грозный» тертый калач, легко разгадывает подтекст вопроса:

— Товарищ капитан-лейтенант! Наш воспитанник не стукач, не ябеда, он, как положено, доложил по команде!

Павел Никодимыч Чекмарев, замполит тральщика «Верный», задумчиво постукивает чубуком трубки по столешнице и хмурится.

— Вопиющее безобразие! — не унимается капитан третьего ранга. — Сегодня он товарища покусал, завтра уголовное деяние…

— Совершенно верно изволили заметить, — соглашается Чекмарев. — Безобразие!

Единственный на Тихоокеанском флоте выпускник школы юнг на Соловках, орденоносец, ходивший в боевые походы по охране караванов по ленд-лизу, участник перегона кораблей из США. На его счету четыре десантные высадки в Унгу, Начжине, Сейсине, Вонсане. Для флота война закончилась два года назад, только тральщики воюют. Тихий океан и прилегающие моря нашпигованы сотнями тысяч боевых мин. Ежедневный риск, постоянное нервное напряжение порой ломают и взрослых. Мирное время, никто не хочет погибнуть, опытные матросы подают рапорты на списание, а он ребенок. Три месяца назад взорвался и погиб с экипажем тральщик «Преданный».

— Офицер с эскадренного миноносца «Грозный» молчит.

Юнга, затаившийся у открытого иллюминатора, вздрагивает. На юте появляется боцман Корнилыч, изыскивающий недочеты в приборе. Юнга — из машинной команды, но лучше боцману не попадаться.

…Валька Урывин постоянно задирал Толика Степина, воспитанника с «Верного». Век бы его не видеть, да куда денешься! Все четырнадцать юнг кораблей военно-морской базы Порт-Артур с утра до обеда учились в школе, на берегу. Урывин, самонадеянный подросток, щеголял медалью «За победу над Японией» и ходил в вожаках среди ребят. Он с первого взгляда взъелся на Толика.

Юнга с «Верного» —худенький, небольшого роста с остреньким носиком, щедро посыпанным веснушками, ему поперек дороги не становился. Может, Вальку задевали черно-оранжевые гвардейские ленточки на бескозырке Степина (юнг-гвардейцев было только трое), возможно, орден и две медали на форменке юнги с «Верного».

— Под ураганным огнем пушек я заменил раненого сигнальщика и не покинул пост до конца боя! — лихо «травил» вчера на большой перемене Валька. Одноклассники и особенно одноклассницы с восхищением пялились на самозваного героя-краснофлотца. — Суки-писари похерили представление на Красное знамя в штабах! Ничо! Мой кап враз шорох наведет, орден получу!

Не стерпел, не смолчал Толик, вот и драка. Все обстояло совершенно по-другому. Японские корабли охраны водного района открытого боя с кораблями Тихоокеанского флота не приняли и ушли. Превосходство советской авиации в воздухе было подавляющим. Крейсеры, лидеры, эсминцы встали в безопасном удалении и открыли ураганный огонь из главного калибра по вражеским укреплениям.

Вперед, под огнем береговых батарей, пушек, крупнокалиберных пулеметов, с морскими пехотинцами на борту, рвались торпедные катера, сторожевики, морские охотники, фрегаты. Вместе с ними высаживал первый эшелон десанта тральщик «Верный».

— Ты, Валька, прогремел вокруг кухни с котелком! — едко поддел трепача Толик. Юнги дружно обсмеяли хвастуна. Легковерные девчонки-одноклассницы надулись и отошли в сторонку. Урывин не стерпел насмешек, рассвирепел и кинулся в драку. Рослый, более сильный, он сбил противника с ног и принялся бить головой о пол. Гвардия не сдается, и юнга впился зубами в щеку врага.

— …честь корабля, товарищ старшина! — Чекмарев замечает застрявшего в дверях юнгу и кивает на диван. — Присядь!

Старшина второй статьи, командор Ковальчук, мнется:

— Я никогда…

— Боцман на гири вызвался, в футбол бека играть будет, — укоризненно говорит комиссар, — приказать не могу, не тот случай…

— Добро, — соглашается моряк, — раз боцман… Павел Никодимыч извлекает из-под стола мечту каждого старослужащего — фибровый чемоданчик — «балетку».

— Берите, старшина, пригодится для спортивной формы. От дневных занятий вы освобождены, будете ходить на тренировки. До спартакиады три недели, нужно форсировать подготовку.

— Есть форсировать! — вытягивается в струнку комендор.

Толик лихо заламывает бескозырку перед зеркалом и морщится.

Невзрачный подросток, несмотря на гвардейские ленты и награды, не выглядит орлом. Даже юные замурзанные девчонки-китаянки из Порт-Артура не обращают внимания на неказистого мальчишку и завороженно таращатся на двухметровых гигантов с крейсеров. О неприступных, высокомерных девчатах из Владивостока не стоит и заикаться.

Вместе с Ковальчуком они сходят по трапу. Навстречу идет главстаршина Вася Ежов, с ним юнга участвовал в высадке десантов на восточном побережье Кореи. Моряк служит седьмой год, а замена не приходит. Где она — демобилизация?!

— Привет, тигренок! — здоровается главстаршина. Толик кивает и закусывает губу: «Раззвонили по тральщику, прохода не дают».

Командир корабля разрешил ходить на тренировки с комендором, и юнга безмерно счастлив. Немного радостей было в его жизни: беспризорщина, учеба на Соловецких островах, война, боевые походы, траление, учебные занятия, вахты в машине…

Старшина доверил Толику «балетку» со спортивными шароварами, майкой, тапочками-боксерками. На тренировках юнга старательно повторяет движения Ковальчука, выполняет указания тренера. Они молодцевато козыряют дежурному по КПП и углубляются в проулки старого города. На маленькой пыльной площади Лю с братьями нет. Толик огорчается: «Кок вошел в положение, дал пару банок тушенки, килограмм гречки, сухарей. Неужели придется нести продукты обратно!»

Подходя к тренировочному залу, паренек оживляется, комендор скучнеет. Михаил Ковальчук не боится жестких спаррингов, не хнычет над разбитыми губами и носом. Не такое пережили! Удручают бравого артиллериста никчемная разминка, нелепый «бой с тенью», отработки ударов перед дымным от старости зеркалом. Ему надоели неуклюжее топтанье на носках, совершенствование свингов, хуков, апперкотов. Пулям и снарядам не кланялся отважный моряк, и на двадцать четвертом году жизни ему не по нутру учиться уходить от ударов.

Зал забит спортсменами, от бригады тральщиков выступят четыре команды. От «Верного» в, полутяжелом весе Ковальчук. Крейсеры, лидеры, бригады торпедных катеров, сторожевиков, морских охотников, подводных лодок выставляют свои команды.

Изнуренные тренировкой, краснофлотец и юнга заходят в чахлый сквер и присаживаются на скамейку. Они здорово проголодались — попробуй, помолоти кулаками, попрыгай со скакалкой под приглядом строгого тренера. Толик подает моряку краюху хлеба и вспоротую банку тушенки, сам тщательно пережевывает кусочки ржаного с кусочками трески. На десерт отложены сгущенка и полплитки шоколада, выдаваемые на паек офицерам и юнге. Вместо полбанки кок, по приказу командира, выдает целую банку.

Паренек очень любит сгущенку и шоколад, сейчас они нужней спортсмену, и он, не колеблясь, отдает лакомство. Комендор будет защищать честь гвардейского корабля. Толик влюбленно смотрит, как старшина опустошает банку. Боксеру нужно набираться сил.

— Шоколадку оставь для Лю, не маленький, — Михаил виновато глядит в глаза обожателя, — я по запарке сгущенку слопал, прости. Юнга конфузится вместе с моряком и прячет плитку: «Вдруг на обратном пути встретится Лю, и он угостит девочку».

— Как успехи? — спрашивает юнгу перед ужином комиссар.

— Шансы есть, — веско повторяет слова тренера Толик и предлагает: — Я могу выступить в наилегчайшем весе.

— Вот как! — брови Чекмарева многозначительно ползут вверх.

— Я удары, защиту, клинч выучил! — храбрится подросток. Офицер доверительно кладет руку на его плечо:

— Подрасти, окрепни, Геркулес.

Юнга кривится от проявления неуставных «телячьих нежностей». Обзывать орденоносца непонятными кличками никому не положено.

Перед отбоем он заходит на камбуз проконсультироваться с коком, тот угощает компотом и свежеиспеченной булочкой.

— Степа, ты знаешь слово Геркулес?

— А то, — отвечает бывалый моряк, — «Геркулес» — овсяная каша.

«Ерунда сплошная, — ворочается на жестком тюфячке паренек, — при чем здесь бокс и каша? Чудит комиссар!»

Состязания проводились на гарнизонном стадионе. Матросы, отпущенные в увольнение, заполнили его до отказа. Экипаж «Верного» во главе с боцманом пришел на стадион пораньше, занял места поближе к рингу. Вчера боксеры бригады тральщиков выиграли у команды лидера «Баку». Ковальчук два раза послал в нокдаун соперника, и бой остановили за «явным преимуществом».

Сегодня удача отвернулась от спортсменов бригады, они проигрывали сборной крейсера «Киров». От проигрыша к проигрышу моряки «Верного» мрачнели и уповали только на Ковальчука.

На ринг вызвали полутяжей. Первым пролез между канатов комендор. Моряки бригады громко захлопали, закричали, замахали бескозырками. Юнга оглушительно засвистел, его урезонил кок:

— Толян, уймись, я на дембель глухим пойду!

Старшина в семейных трусах до колена, блеклой майке не выглядел киногероем. У него три недели торопливого натаскивания и нулевой опыт. Неважно. Гвардеец все отдаст для победы.

Появился соперник, и с левой трибуны завопили моряки «Кирова». Молодой, гибкий парень ловко поднырнул под канаты. Недавний выпускник военно-морского училища был одет в роскошный халат.

— Братва, срамота! — возмущенно сплюнул боцман «Верного», и заклеймил офицера-пижона. — Жоржик!

Звякнул гонг. Более мощный Ковальчук, вопреки ожиданиям болельщиков бригады, не набросился тигром на противника. Он видел его на тренировках, знал: перед ним техничный боец-разрядник. Зрители, не зная подоплеки происходящего, подбадривали:

— Вперед, гвардия! Сделай его, Миша!

Опытный боец также не торопил события. Уже пару раз матрос проваливался, представлялись случаи нанести акцентированный удар. Эффектная концовка не проблема. На трибуне сидела команда крейсера, офицеры, молодая жена Наташа, и он хотел доставить им удовольствие.

В конце раунда, понукаемый болельщиками, Михаил пошел в атаку. Соперник финтил, уходил от ударов эффектными нырками и уклонами. Он подставлял предплечье под прямые, подныривал под размашистые боковые удары. Экипаж «Верного» скандировал:

— Вперед!

Боец-разрядник решил остудить пыл новичка. Он по-кошачьи отпрянул от зубодробительного удара в голову. Комендор, увлекаемый инерцией, помноженной на солидный вес, промчался мимо него. Взмыв над полом, офицер нанес редкий по красоте удар сет-степ, обычно применяемый легковесами.

Громовой хохот потряс стадион. Публика ржала, мяукала от восторга. В прыжке опытный боксер точно попал в скулу старшины и тот, получив добавочное ускорение, врезался в канаты и чудом не улетел с ринга, запутавшись в леерах ограждения. Боцман окаменел от досады, матросы тральщика сжали кулаки и играли желваками. Толик едва не заплакал. Грянул гонг.

Во втором раунде болельщики напрасно ждали от Михаила немедленной расправы над обидчиком. Дуболомом артиллерист не был, оскорбительный удар не привел его в ярость. Тренер советовал не терять головы и, сутулясь, прикрывая грудь и голову, он целеустремленно шел на соперника, тесня его в угол ринга. Тот осыпал его градом жалящих ударов. Раскровянил губы, разбил бровь. Решающего удара нанести не удавалось.

С неумолимой монотонностью краснофлотец надвигался на боксера, не подставляясь под нокаутирующий удар. Соперник демонстрировал чудеса ловкости, гибкости, отточенной реакции, уклоняясь от мощных ударов старшины. Казалось, запри его комендор в угол, офицер птицей упорхнет от противника, мышкой ускользнет.

Болельщики крейсера раздраженно загудели. Боксер понял, что пора заканчивать поединок. Он внезапно сблизился и нанес несколько сокрушительных ударов по корпусу. Матроса скрутило, потемнело в глазах. Неимоверным усилием воли он заставил себя держаться на ногах, продолжить бой. Два его мощных удара ушли впустую, но заставили боксера отпрянуть и разорвать дистанцию. Момент для добивания был упущен. Опытный спортсмен поразился живучести моряка и не догадался, что тот держится и сопротивляется из последних сил, на грани возможного.

«Ох, и здоровья у тебя, парень!» — подивился офицер. Он проделал несколько финтов и сделал изящный шажок вперед и вбок, намереваясь повторить атаку. Чувство осторожности изменило техничному разряднику. Мощный прямой удар, посланный наугад, ибо Ковальчук находился в состоянии полунокаута-грогги, попал точно в лоб боксера, и он рухнул на доски, обтянутые брезентом.

На стадионе будто батарея «катюш» открыла залповую стрельбу. Болельщики бригады подняли неописуемый шум и гам. Команда крейсера огорченно замолкла. Юнга залихватски засвистел.

— Наша берет! — заорал главстаршина Ежов, лягнув в азарте нижнюю скамью и попал в задницу болельщика.

— Братишка, ты что, сырого мяса наелся — на людей бросаешься? — повернулся к нему обиженный матрос.

— Прости, дружок. Кореш из нашего экипажа дерется.

Положение спас гонг.

— Прекращай балаган! — выговаривал офицеру секундант. — Ваньку валяешь! Он еще раз врежет и головы лишишься! Тот согласно кивал и нюхал нашатырный спирт.

В заключительном раунде от благодушия бойца не осталось следа. Нокдаун от новичка обозлил его. Спортсмен работал зло, плотно, беспощадно. Выверенными, отточенными ударами он вскрывал защиту комендора и безжалостно бил в солнечное сплетение, печень, подбородок. Старшина уже два раза через силу поднимался с пола и, не умея войти в спасительный клинч, снова и снова шел на противника. Погребенный под градом ударов, он отталкивался от канатов и двигался на офицера. Вопреки практике, законам физиологии, природы матрос оставался на ногах.

«Психопат или болевой порог понижен?» — недоумевал боксер. Состязаться стало неинтересно, нокаутировать моряка не хотелось. Произведя несложные финты, он кружил по рингу, легко уходил от опасного сближения и ждал гонга. Пораженные упорством старшины, болельщики «Кирова» уже не подбадривали своего спортсмена, команды бригады тральщиков безмолвствовали.

В конце боя разрядник перехитрил самого себя и оказался зажатым в угол. Сил у Ковальчука еще хватало, и соперник не желал получить напоследок зубодробительный удар молотобойца. Приходилось бить на опережение самому.

От сильнейшего удара в печень старшина рухнул на колено и уронил голову. В его позе было столько боли, муки и в то же время безумного упорства, что противник завороженно уставился на несгибаемого моряка. Даже рефери опоздал с началом отсчета.

Ковальчук уперся кулаками в пол и принялся через силу, с надрывом, не обращая внимания на открывшего счет судью, подниматься. Воля гвардейца была сконцентрирована на том, чтобы не оставаться на коленях. Стадион замер. Комендор поднялся, выпрямился и посмотрел на офицера. Он не качался, но и двигаться не мог. По правилам бокса его можно было ударить.

Михаил и недавний курсант стояли и смотрели друг на друга. В глазах моряка застыло упрямое выражение; не сдамся! Судья оторопел и не смог произнести команду: «Бокс!»

Молодой офицер повернулся и ушел в свой угол. Загремел гонг.

— Выстоял, не сдался! — украдкой от боцмана промокнул глаза кулаком и шмыгнул носом юнга.

9.04.2010 г.