У нас был культпоход в театр. Всем классом нас повели на оперу «Дубровский». Было, конечно, очень интересно сидеть в ложе на втором этаже и смотреть, как наполняется людьми большой зал театра, как собираются оркестранты в яме.
А потом заиграл оркестр, поднялся громадный занавес и началось что-то очень странное: все нормальные люди пели. Мы поняли все, что происходило на сцене: старый человек — помещик Дубровский был разорен богатым помещиком Троекуровым. Так бывало при капитализме. Старик очень переживал и умер. А его сын узнав об этом, стал предводителем разбойников и решил нападать на плохих, богатых людей. А сам он притворился французом и придумал себе смешную фамилию Дефорж и с этой фамилией нанялся учителем к дочке Троекурова по имени Маша. И он полюбил эту Машу, то есть хотел на ней жениться. В общем чего это я вам буду рассказывать! Вы все, наверно читали про это у Пушкина. Это все очень интересно: и про разбойников, и как они подожгли дом, и как Дубровский ограбил Антона Пафнутьевича, а тот говорил: «Я не могу дормир в потемках». Но странно то, что все они не говорили, а пели. Даже «пожалуйста» и «спасибо» — ну каждое слово. И это, оказывается, и называется «опера».
Но в общем это нам все понравилось. Особенно мне.
А на другой день у нас был урок русского языка и Мария Германовна вызвала меня.
— Поляков, — сказала она, — что такое подлежащее?
И я запел:
— «Вы меня спросили, что такое подлежащее?
Я отвечаю вам!»
— Ты что, с ума сошел? — спросила Мария Германовна.
— «Нет, нет, — запел я. — Я просто отвечаю на вопрос».
— Что с ним такое? — спросила Мария Германовна, обращаясь к классу.
И встал из-за парты Шура Навяжский и тоненьким голосочком пропел:
— «Он вчера в опере был — вот в чем дело».
И все мальчишки хором поддержали его: «Да, да, да, да!»
— Ну так вот что, — сказала Мария Германовна, — здесь у нас школа, а не опера. Прошу всех певцов выйти из класса.
И восемь человек покинули класс.
Следующие уроки у нас проходили, как драматические спектакли: мы отвечали на вопросы, и никто не пел.