Маленькая деревянная калитка, выходящая на Каменноостровский проспект, никак не предвещала того, что было за ней.

А за ней сияли и скрещивали лучи прожекторы, переливались всеми цветами гирлянды электрических лампочек, похожие на ожерелья волшебниц, сверкал голубыми звездами лед и духовой оркестр играл вальс.

За ограждающими ледяное поле елочками пили в буфете шипучий лимонад и сотни людей прилаживали коньки. За калиткой располагался каток.

На снегу вокруг оранжевели мандаринные корки.

Я только недавно более или менее научился кататься на коньках и первый раз в жизни пришел на каток.

Да, да, я был не один! Со мной была девочка из нашего класса — Леля Берестовская. Как я отважился ее пригласить — не могу понять до сих пор. Леля считалась в школе неприступной. Она разговаривала только с мальчиками из старших классов, с ними она кокетничала и даже позволяла брать себя под руку.

А второгодник Рыбашов из десятого класса даже написал ей стих: «Лелечка, Лелечка, люблю тебя вот столечко».

Она всегда хорошо одевалась и умела строить глазки. Кроме того, ее дядя был артистом балета и руководил танцами на балах. На одном доме даже висела вывеска «Школа бальных танцев Берестовского». И эту Лелю я пригласил на каток.

— А у тебя какие коньки? — спросила она.

— «Снегурочки», — скромно ответил я.

— Детские коньки. Тебе не могли купить «Нурмис»?

— Не могли, — сказал я. — И эти еле достали. Пойдешь?

— Пойду, — улыбнулась Леля.

И мы пошли. Она была в черной меховой шубке, в голубом вязаном капоре и выглядела лет на шестнадцать, хотя ей еще не было четырнадцати. Наверно, она была хорошенькой, потому что многие мальчики на нее смотрели, а некоторые даже улыбались. На катке было множество взрослых. Леля сказала, что это все влюбленные пары. Взрослые катались взявшись за руки, а были даже такие, которые танцевали вальс.

Мы вышли на лед, и я сразу потерял устойчивость.

Тем не менее я взял Лелю за руку и попытался с ней покружиться. Ноги разъезжались, но я держался за Лелю, которая хорошо каталась и легко вальсировала.

Очень помогал оркестр. Он явно нас поддерживал.

В этот момент, только я начал расходиться (а вернее — разъезжаться), все катающиеся освободили середину катка и встали по сторонам у елочек. Они уступили ледяное поле молодой паре. Он — высокий юноша в меховой курточке, без шапки. Зализанные волосы, чуть пробивающиеся усики. Она сероглазая блондиночка с косичками, в кожаном пальто и в беретике.

— Это Сережа Соболев из десятого класса! — восторженно сказала Леля. — А с ним его девушка из пятьдесят шестой школы. Не мог найти среди своих… Ничего особенного. Волосы как солома. А он хорош! Он мне чем-то напоминает Долохова. Ты смотрел, как он держится, какая у него фигура, как он свободно скользит?

— Это от меня ускользнуло, — сказал я, стараясь быть остроумным. — Обыкновенный выпускник, самоуверенный и наглый.

Честно-то говоря, мне самому нравилось, как Соболев фигуряет на коньках, и я завидовал его красоте, смелости, успеху у девушек, и именно это мне было противно. Леля уже не смотрела на меня, ее явно раздражало мое катанье, она все время старалась попасть на глаза Соболеву и развратно ему улыбалась, всячески выставляя на вид свою мушку над губой.

Я терпел, но не выдержал.

— С кем ты пошла на каток? Со мной или с Соболевым? — спросил я.

— Я пошла с тобой, но лучше бы я пошла с кем-нибудь постарше, — ответила она. — Терпеть не могу недоростков.

Это я — недоросток. Так я понял, во всяком случае.

— А я не люблю старух, — сказал я, обидевшись.

— Это кто же старуха?

— Есть такие.

— Где?

— Поблизости.

— Ты что, ревнуешь? — спросила Леля.

— Кого?!

— Меня.

— Тебя? Ха-ха! Я не Отелло, и ты, между прочим, не Дездемона. — Мы уже знали об этой трагедии в пятом классе.

— Тогда катайся один, — сказала Леля, сделала пируэт на одной ноге и уехала туда, где толпились еще не вышедшие на лед.

Там ее пригласил какой-то долговязый студент в шапке с ушами, и она закружилась с ним в вальсе.

А я подумал о том, как нескладно устроено все на свете. Почему одни красивые и взрослые и имеют успех у девочек, а другим — ничего.

И когда Лелька со своим новым кавалером, держась за руки, проезжали мимо меня, я громко сказал:

— Дура!

И отвернулся, сделав вид, что это не я.