Время было трудное. Хлеб выдавался по карточкам, и он мало походил на хлеб. В нем попадались куски соломы, какие-то сучки и еще бог знает что. В магазинах ничего не было, и жильцы нашего дома пускались на разные хитрости, чтобы обеспечить себя какой-то пищей. Адвокат Усольцев держал в кухне кур, которые кудахтали на весь дом, но упорно не хотели нестись. Бухгалтер Тютин воспитывал в своей комнате поросенка. У кассирши Зеленчеевой жила в ванной утка, и все ей завидовали (не утке, конечно, а кассирше).

Однажды отец вернулся со службы позднее обычного и на вопрос мамы: «Где ты был?» — ответил:

— Я покупал козу.

— То есть как? — изумилась мама.

— Очень просто. Узнал, где продается коза, и купил. Она, конечно, еще маленькая, но через два-три месяца она начнет давать молоко. А молоко необходимо Володе, да и тебе, Анюта. Будем теперь все пить молоко.

Я был в восторге. У нас будет своя коза. Здорово!

— Но тебе, Володя, придется уделять ей внимание. Козу надо пасти на травке. Трава — это ее питание. Будешь приходить из школы и ходить с ней на Стрельнинскую улицу. Там, в конце улицы, есть что-то вроде запущенного садика, и в нем много травы. Придется гулять с ней по часу в день.

— Хоть по два! — радостно закричал я и тотчас же представил себя в роли пастуха, с хворостиной в руках. — Я буду изучать ее, — оказал я, — буду записывать ее поведение и, может быть, даже напишу статью в нашу классную стенгазету: «Козы и их разведение в средней полосе России».

— Завтра я ее приведу, — сказал папа.

— А как мы ее назовем?

— У нас в Нахичевани, — сказала мама, — была коза по имени Мурка.

— Очень хорошо, — сказал папа, — мы ее так и назовем.

Утром в школе только и было разговоров о моей козе. Селиванов даже предложил привести ее на урок зоологии.

Все мне страшно завидовали и предлагали помочь пасти.

Окончились занятия, и я бегом кинулся домой. Только я прибежал, пришел папа. Он тянул на веревке черную маленькую козочку с небольшими серыми рожками. У нее были маленькие карие глазки, жиденькая бородка и крохотное белое пятнышко на спине.

— Наша молочная фабрика! — шутил папа.

— Очень симпатичное животное, — сказала мама, — но у меня нет уверенности, что у нее будет молоко.

— Почему это нет уверенности? Что это за вечные сомнения? — рассердился отец.

— Мне так кажется, — сказала мама.

— Почему это тебе так кажется?

— Потому что это козел, — сказала мама.

И действительно, выяснилось, что это козел.

Папа был страшно смущен.

— Пойду отдам его обратно, — сказал он. — Пусть возвращают мне деньги.

Я заплакал. Мне очень понравился козлик, и я ни за что не хотел с ним расставаться. Я умолял оставить его, доказывал, что с козлом я буду лучше учиться, клялся, что у меня будут только отличные отметки, уверял, что козел будет оказывать на меня хорошее влияние.

Мама приняла мою сторону.

— Тебя надули, — сказала она отцу, — но козлик не виноват. Пусть он останется.

— А как мы его будем кормить? — спросил отец. — Мы и сами плохо едим, а тут еще козел…

— А как ты думал его кормить, когда считал, что он коза?

Это было убедительно, и отец согласился.

Имя козлу оставили Мурка и поселили его в крохотной кладовой за кухней.

Мама напоила его молоком, которое заняла у соседей, и дала ему хлебную корочку. Мурка все съел. Видимо, он был голоден.

Соседи по лестнице посмеивались над нами, а инженер Харитонов из десятой квартиры говорил:

— Роскошно живут эти Поляковы! Люди не знают, как прокормить себя, а они завели козла!..

Я быстро подружился с Муркой. Ему нравилось ходить со мной в садик, на травку, и он чувствовал, что я люблю его, и платил мне взаимностью. Хорошо было в садике. Желтели, как маленькие солнышки, одуванчики у разломанного забора, тянулись тоненькие, почти прозрачные пастушьи сумки, и капельки росы сверкали на удивительно зеленой траве.

Мурка медленно прогуливался и жевал сочные листья подорожника. А я нежно подгонял его прутиком, а то садился на камень у калитки и пытался учить уроки, глядя одним глазом в учебник, а другим следя за козликом.

Однажды в школе Вадька Попов сказал мне:

— А что, если я сегодня пойду с тобой пасти твоего Мурку? Ты дашь мне поводить его за веревочку?

— Конечно, — сказал я. — Что за вопрос! Пожалуйста.

И мы пошли ко мне домой.

Я вывел из кладовки козленка, мы вышли вместе из парадной нашего дома, перешли Большой проспект, вышли на Стрельнинскую улицу, я передал веревочку Вадику, и Вадик торжественно повел Мурку, гордо поглядывая на прохожих. Гуляли мы втроем — Вадик, Мурка и я — часа полтора, а потом повели Мурку домой. И тут Вадька нашел ржавый железный обруч от бочки и привязал его к Муркиной веревке.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я.

— Увидишь, как он сейчас покатит обруч, — ответил Вадька.

Он поставил обруч, Мурка пошел, и обруч покатился за ним. Но, наехав на лежачий кирпич, обруч упал, звякнул, и испугавшийся Мурка подскочил и помчался.

Испуганный козел мчался по Стрельнинской улице, за ним громыхал по плитам тротуара обруч и приводил козла в исступление. Мы бежали за ним.

— Мурка! Стой! — кричал я. — Мурка!..

Но козел ничего не слышал и не видел. Пригнув голову, он мчался по тротуару, и встречные прохожие шарахались в сторону. Козел выбежал на Большой проспект и помчался по мостовой, навстречу трамваям и сигналившим автомашинам.

Вадька, бледный как полотно, бежал за ним и что-то кричал. Я думал, что у меня выскочит сердце, так я бежал за ними.

Громыхание обруча заглушало звонки трамваев.

Появился милиционер. Он ринулся за козлом. Догнал его перед самым носом трамвая, наступил сапогом на обруч, и Мурка остановился.

Подбежали мы с Вадькой.

— Чей козел? — спросил милиционер.

— Наш, — сказал я. — Наш козел.

— Что значит «наш»?

— Значит, мой, — сказал я. — Моего отца…

— Ну вот, пусть отец и приходит за козлом в милицию. В шестнадцатое отделение. И еще штраф уплатит за нарушение козлом правил уличного движения. Где это видано? Трамвай остановил, граждан пешеходов перепугал. Может, он бешеный, ваш козел…

— Он нормальный, — сказал я, — вполне нормальный.

— Значит, вы ненормальные, — сказал милиционер.

— Отдайте нам козла, — умолял я, — он больше не будет!

— А кто ему обруч привязал?

— Это я привязал, — сказал Вадька. — Я хотел поиграть с ним.

И милиционер взялся за веревку, отвязал обруч и повел козла в милицию.

— Ты не виноват, — сказал Вадик. — Это была моя идея, и я пойду с тобой к твоему отцу.

Мы пришли домой, и Вадька честно рассказал папе все как было.

— Очень грустно, — сказал отец и пошел в шестнадцатое отделение милиции.

Там он уплатил штраф, и ему вернули козла, но папа не повел его домой, а отдал дворничихе в своей поликлинике. Она жила за городом, у нее были две козы, и козел ей был очень кстати.

А я рыдал, наверно, неделю. Я всерьез переживал разлуку с Муркой. Ведь у меня даже не было его фотографии.