5 сентября 1918 г., Казанка
Меня ранило в ногу, но совершенно по-дурацки, даже не в бою. 4 сентября мы позволили себе отдохнуть после тяжелых боев: со стороны реки белых ждать не приходилось – попробуй переправиться через Уфу, если мост сожжен. Противник не преследовал нас, дутовцы даже боялись отойти от Бирска – вот как их напугали наши боевики!
Вечером я зашел к Саше в санчасть и предложил немного погулять. За последние недели представлялась первая возможность побыть вдвоем и высказать все, что накопилось в душе. Мы вышли за околицу, ответили паролем на оклик заставы и пошли в ночную мглу. Было холодно, и, заметив, что Саша дрожит, я прижал ее к себе, и она даже не сделала попытки отстраниться. Мы говорили о многом: о том, что революция скоро победит и настанет новая жизнь, о том, что, хотя у победившего народа будет много работы, всегда останется место и для любви…
– А ее не отменят как пережиток буржуазного индивидуализма в связи с всеобщей национализацией? – спросил я.
– Если так, то, я думаю, это будет единственный декрет, который не выполнят! – засмеялась Саша и обняла меня. В темноте ее глаза словно светились…
Когда мы, обнявшись, возвращались в деревню, раздался глухой стук копыт – кто-то скакал в степь. Вспомнив внезапное нападение на Белорецк да и другие вылазки белых, я сделал Саше сигнал замереть и стал вглядываться в темноту. Силуэт всадника приблизился, и я крикнул, расстегивая кобуру:
– Стой! Кто такой?
И вдруг из темноты раздался выстрел. Я бросился на землю, увлекая за собой Сашу, и открыл огонь. Мне показалось, что, падая, я повредил ногу. Не успела Саша достать свой браунинг, как все было кончено: испуганная лошадь без седока ускакала в степь.
Мы подбежали к убитому, я узнал его и прикусил губу: это был ординарец Калманова. Викентий мне не раз жаловался, что Немцов по ночам ездит в обоз, где у него, кажется, и жена и дети. "Угодит он когда-нибудь к белым!" – искренне сокрушался Калманов.
– Зачем же он, дурья башка, стрелял? Ведь кругом наши?! – растерянно спросил я, оборачиваясь к Саше.
– Н-не знаю! – ответила она, склонилась над телом и вдруг вскрикнула: – Смотри!
На Немцове была шапка с белой матерчатой полосой.
– Ничего не понимаю! – пробормотал я и хотел присесть на корточки рядом с убитым, но вдруг почувствовал сильнейшую боль в ноге и вскрикнул.
Как меня ранило, я даже не заметил…