13 ноября 1936 года, после длинного изматывающего дня, Эдуард вернулся в Форт Бельведер, где его тепло встретили Уоллис и ее тетя Бесси.
Направляясь в ванную комнату, чтобы принять горячую расслабляющую ванну, способную отогнать гнетущие мысли хотя бы на несколько минут, король заметил стоящие на столе “красные коробки”, к которым за весь день не прикоснулся. В эту минуту что-то подтолкнуло его изменить планы и заглянуть внутрь одной из них. Там он обнаружил письмо от своего личного помощника Александра Хардинга. Именно это письмо являлось главной причиной очень серьезных обсуждений в правительстве, тайно прошедших накануне. Прежде чем адресовать его Эдуарду, Хардинг решил заручиться поддержкой и показать его некоторым политическим деятелям, в том числе премьер-министру. Каждый из них, внеся свою коррективу, в итоге одобрил идею Хардинга отправить послание королю.
На конверте значилось: “Срочно и конфиденциально”.
Вскрыв конверт, несчастный монарх прочел следующее:
Сэр,С глубоким почтением, Александр Хардинг
Мой скромный долг в качестве Вашего личного секретаря обязывает меня донести до Вашего сведения следующие факты, которые были мне переданы, за достоверность которых я полностью ручаюсь.
(1) Молчание прессы относительно дружбы Вашего Величества с миссис Симпсон соблюдено больше не будет. В настоящий момент это лишь вопрос нескольких дней, до того как случится взрыв. Судя по данным из писем британских подданных, живущих в зарубежных странах, где пресса оказалась более открытой, реакция здесь будет совершенно пагубной.
(2) Премьер-министр и главы министерств встречаются сегодня, чтобы обсудить дальнейшие действия в складывающейся ситуации. Как Ваше Величество, без сомнения, знает, отставка правительства – возможность, которая никоим образом не может быть исключена, – отразится на том, что Вашему Величеству придется найти кого-то более подходящего для формирования нового правительства – того, кто получит поддержку большинства в палате общин. И у меня есть веские причины утверждать, что в свете теперешних преобладаний представителей различных партий в палате общин сделать это на практике окажется совершенно невозможно. Единственной альтернативой в данной ситуации останется роспуск парламента и объявление новых всеобщих выборов, ответственность за которые прямиком ляжет на Ваше Величество. И я не могу гарантировать, что даже те, кто относится к Вашему Величеству с симпатией лично, не отреагируют остро на тот ущерб, который неизбежно будет нанесен этими действиями короне – краеугольному камню, на котором построена вся наша империя.
С позволения Вашего Величества также добавлю, что есть всего лишь один выход, чтобы предотвратить подобную ситуацию, – это незамедлительный отъезд миссис Симпсон за границу, и я умоляю Ваше Величество обратить на все вышесказанное самое серьезное внимание, пока ситуация не стала необратимой. Ввиду явного изменения настроения британской прессы этот вопрос является чрезвычайно важным.
Эдуард был потрясен посланием до глубины души. Он воспринял это как предательство со стороны Хардинга и начало нового тяжелого испытания для него и его отношений с Уоллис.
Спустя час он вернулся в гостиную, где его с нетерпением ждали американки.
Эдуард погрузился в мягкое кресло, в его руке был бокал с виски. Эдуард медленно тонул в мрачных мыслях и на вопрос Уоллис, что произошло, лишь ответил, что он очень устал за день. Эдуард ничего не сказал о злосчастном письме. Уставший, он, приняв информацию к сведению, решил ничего не делать по этому поводу.
В последующие дни Уоллис пригласили на несколько званых ужинов и роскошных приемов. Там старые знакомые поочередно отводили ее в сторону, чтобы дать совет или выспросить относительно ее желания выйти замуж за короля. Среди прочих Сибилла Колефакс пыталась самым дружеским образом отговорить Уоллис от их сумасшедшей затеи с Эдуардом узаконить отношения. Она рекомендовала ей бежать из страны, пока не разразился кризис, поскольку слухи о том, что правительство решило всерьез заняться их вопросом, начали неумолимо расползаться по Лондону. Американка возразила, что однажды уже пыталась порвать с монархом, но это чуть не закончилось трагедией для всей Британии, так как Эдуард грозил покончить жизнь самоубийством, если Уоллис к нему не вернется.
В то время, как планы короля становились все более очевидными и открытыми, попытки Уоллис доказать всем, что о свадьбе и речи быть не может, казались просто смехотворными.
15 ноября Эдуард и миссис Симпсон были приглашены к герцогу и герцогине Кентским в Букингемшире на чаепитие, проходившее в имении брата короля Георга и его супруги Марины, принцессы Греческой и Датской. Когда Уоллис и Эдуард уже собрались выходить, король сообщил, что она должна поехать одна, а он присоединится к ним чуть позже, после того как уладит неотложные дела в Виндзоре.
В Виндзоре он встретился со своим адвокатом и советником Уолтером Монктоном, чтобы выразить ярость и негодование относительно возмутительного письма Хардинга. Король грозился уволить Хардинга в тот же вечер и тем самым уничтожить своего несчастного личного помощника. Монктон приложил невероятные усилия, чтобы отговорить разъяренного монарха от еще одного необдуманного шага, так как увольнение Хардинга, безусловно, привело бы к тому, что в правительстве поднялась бы новая волна осуждения, которая могла усугубить ситуацию.
Позже Эдуард, как и обещал, приехал к брату на чай. Собравшись с силами, он раскрыл свои истинные чувства. То, что случилось в тот день на самом деле, Уоллис узнала, лишь вернувшись в Форт Бельведер, где Эдуард в полном молчании передал ей письмо из ненавистной “красной коробки”.
Много лет спустя в своих мемуарах Уоллис написала, что “…это было тем концом, о котором я в самых отдаленных уголках своего сознания знала с самого начала”. В отличие от Эдуарда, она не сомневалась в преданности Хардинга его величеству и увидела в послании не угрозу, а дружеское предостережение.
Даже имея все доказательства того, что ей следует послушаться советов политиков и незамедлительно уехать из страны во имя сохранения доброго имени Эдуарда VIII, ранее всеми любимого Дэвида, принца Уэльского, и избежать грядущего кризиса, она осталась, в который раз поверив королю, что все будет хорошо.
И все же Уоллис, искренне испугавшись, целый час пыталась убедить монарха в обратном, уверяя, что так будет лучше для всех. Эдуард в конце концов резко ответил, что они не смогут остановить его и он женится на ней независимо от того, останется он на троне или нет. Потом, немного смягчившись и взяв руки американки в свои, Эдуард нежно добавил, что завтра он встретится с Болдуином в Букингемском дворце и сообщит, что, если страна и правительство не поддержат его желание жениться, он объявит о готовности сложить полномочия и удалиться.
С этого момента начался обратный отсчет до краха.
Симпсон была в шоке от услышанного – впервые Эдуард сказал ей о своем намерении отречься от престола. Не в силах сказать что-либо в ответ, Уоллис разразилась горькими слезами. Впрочем, она до конца своих дней так и не поняла всю фатальность сказанного им.
На следующий день, 16 ноября, воинственно настроенный король, как и обещал, встретился с премьер-министром Великобритании. Он все еще наивно тешил себя надеждой, что удастся убедить Болдуина и некоторых членов кабинета встать на его сторону и уладить проблему с женитьбой.
По данным исследования историка Грега Кинга, встреча началась с того, что Эдуард с нескрываемым холодом в голосе произнес:
– Я понимаю, что вы и несколько членов кабинета министров озабочены моей дружбой с миссис Симпсон.
– Да, сэр, это так, – ответил Болдуин.
Далее Эдуард попытался убедить премьер-министра в том, что у него достигнута личная договоренность с газетными магнатами о неразглашении его отношений с американкой. Болдуин спокойно возразил, что это действительно так, но у короля нет договоренности с “Таймс”, которая вот-вот прорвет блокаду. Тогда Эдуард спросил премьера напрямик, будет ли тот возражать против его брака с Уоллис. Умудренный житейским опытом политик ответил, что лично он не имеет ничего против избранницы монарха, но британцы в большинстве вряд ли будут придерживаться той же позиции, так как они совершенно точно не захотят видеть Уоллис своей королевой. В то же время Болдуин подчеркнул, что правительство выступает только против заключения официального брака с миссис Симпсон, что дает королю полное право продолжать с ней отношения и дальше, без того, чтобы на ней жениться.
После небольшого раздумья Эдуард ответил:
– Я женюсь на миссис Симпсон, и я готов уйти. Растерявшись от такой откровенности, Болдуин сообщил, что не готов сразу дать ответ в свете нового заявления его величества и что ему нужно все обдумать. Но, тем не менее, премьер-министр еще сделал несколько попыток отговорить Эдуарда от подобного действия.
– Я все решил. Я отрекусь в пользу моего брата, герцога Йоркского. И сегодня же сообщу об этом моей матери и семье. Пожалуйста, не распространяйтесь об этом прежде, чем я дам разрешение.
Таким было первое официальное заявление короля об отречении. Однако он был искренним лишь наполовину. Считается, что в тот день Эдуард, подобно опытному садовнику, лишь прощупывал почву для возможности подобного шага и хотел лично увидеть реакцию премьер-министра.
После встречи с Болдуином король и правда отправился в Марльборохаус к матери, королеве Марии Текской. Там он случайно застал свою младшую сестру Марию, которая не помешала его намерениям поделиться с королевой последними новостями.
Эдуард сообщил им, что собирается жениться на Уоллис, не упомянув об отречении.
Для королевы-матери британская монархия сама по себе была сакральна, все связанное с ней – священно, и поэтому она считала, что ее следовало беречь как зеницу ока, всеми силами, даже если приходилось ради этого жертвовать счастьем ее собственных детей. Разумеется, к тому времени уже не только она, но и вся семья была в курсе происходящего. И именно Мария Текская повлияла на то, чтобы слушание дела о разводе Уоллис Симпсон было перенесено в Ипсвиче на три дня, – она старалась максимально оттянуть время, чтобы хоть кто-нибудь смог отговорить ее сына от нелепой затеи жениться на “этой”. Тогда королева уже успела обсудить вопрос возможности брака со многими представителями кабинета министров, премьер-министром и даже с архиепископом Кентерберийским Космо Гордоном Лэнгом (1864–1945), который славился консервативными взглядами на вопросы брака, особенно – в отношении королевской семьи. В лице архиепископа даже сама Церковь выступила против этого союза. Единственным человеком, которого Мария проигнорировала при этих обсуждениях, был Эдуард.
Всю свою жизнь королева-мать была для своих шестерых детей как неприступная крепость, она не баловала их любовью и вниманием. Почти все время дети были под присмотром строгих нянь и гувернанток, которые раз в неделю на несколько минут приводили их к родителям. Так и в 1936 году, когда ее старший сын Дэвид, король Англии Эдуард VIII, уже в зрелом возрасте очень нуждался в понимании и простой материнской любви, она отодвинула его, поскольку не умела и не желала обсуждать с ним какие-либо личные вопросы. Возможно, именно поэтому, из-за испытанных в детстве комплексов и страхов, Эдуард всю жизнь делал выбор в пользу зрелых и замужних женщин, получая от них заботу и материнскую любовь, которых никогда не имел в семье.
17 ноября королева встретилась с Болдуином, а Эдуард – со своим братом герцогом Йоркским, чтобы поделиться намерениями передать ему корону. И каково было удивление Эдуарда, когда Альберт сообщил ему, что некоторые члены правительства, премьер-министр и даже личный секретарь короля Александр Хардинг уже обсуждали с ним вопрос об отречении Эдуарда: первый раз 10 октября, а затем 28 октября, на следующий день после слушания дела Уоллис в Ипсвиче. Эдуард был одновременно и в ярости, и в растерянности – все давно всё решили за него, несмотря на то, что он был главой этого государства.
В то время, когда Эдуард всеми силами пытался решить проблемы, Уоллис продолжала привычный образ жизни. Например, в день встречи Эдуарда с братом Уоллис была приглашена на званый ужин к Эмеральде Кунард, где провела приятный вечер в кругу старых друзей.
Несмотря на неприятности в личной жизни, монарху необходимо было продолжать исполнять свои общественные обязанности. 19 ноября 1936 года он отправился в Южный Уэльс, где должен был побывать в бедных шахтерских городках. Закрытие многих шахт в середине 1930-х годов привело к повальной безработице и бедности в этих районах. После нескольких часов, проведенных среди печальных и обреченных лиц обнищавших жителей Уэльса, Эдуард произнес знаменитую фразу, ставшую программной в его недолгом правлении: “Что-то должно быть сделано…”
Монарх глубоко сочувствовал жителям Южного Уэльса, но еще больше он переживал из-за собственных неприятностей. И, возможно, именно эта фраза послужила очередным толчком для того, чтобы предпринять дополнительные действия в свою защиту.
Правительством данное высказывание было расценено как популистское и как косвенное вмешательство в политику, чего монарх, согласно Конституции, не имел права делать, так как это был не простой возглас сожаления и сочувствия, а прямой призыв к действию. Разумеется, правительство провело срочное исследование экономического состояния этого региона, выделило средства из государственного бюджета и направило их на улучшение жизни в Южном Уэльсе. Эти действия давно необходимо было предпринять, и все понимали, что сильно опоздали с решением вопроса. Тем не менее министры не упустили случая, чтобы обрушить на бедного короля новую порцию критики и раздражения.
С другой стороны, сам Эдуард остался под столь сильным впечатлением от поездки на шахты, что решил во что бы то ни стало удержаться на троне. Впервые за долгое время он вновь почувствовал близкую связь с народом и любовь подданных к себе, возродив в своем сердце угасшее желание быть королем.
В тот же день Эдуард встретился со своим братом Георгом, герцогом Кентским, единственным членом семьи, с которым у него были по-настоящему близкие и дружеские отношения. Он хотел лично сказать брату о намерении жениться на Уоллис. Впрочем, тот уже давно знал об этом.
– И как она будет называть себя при этом? – Георг вскинул брови от удивления.
– Называть себя? А как ты думаешь?! Разумеется, королевой Англии, – ответил возмущенный Эдуард.
– То есть… она будет королевой?
– Да, и императрицей Индии, и там весь остальной причитающийся ей мешок сладостей.
Тем временем Уоллис старалась сохранить свой беззаботный образ жизни любыми путями – встречаясь с друзьями и появляясь на самых модных мероприятиях высшего общества. При этом как бы произвольно с ее уст все чаще слетали шутки и оговорки, недвусмысленно выдающие ее отношения с королем и ее планы стать королевой. Например, на очередном приеме у Кунард, на котором присутствовали европейские королевские особы, зашел разговор о тиарах. Уоллис, ко всеобщему изумлению, ляпнула, что она-то точно не будет заставлять себя носить тиару. Или другой эпизод. Один из гостей Эмеральды спросил, не хочет ли Уоллис присмотреть домик на побережье французской Ривьеры для весны следующего года; американка проигнорировала его вопрос самым бесцеремонным образом. Это было расценено присутствующими как уверенность Уоллис в том, что она точно в означенное время уже будет жить в Букингемском дворце, не нуждаясь ни в каких домиках на море.
Несмотря на беспечность Уоллис, тучи начали сгущаться и над ее головой. Она все чаще получала письма с угрозами от неизвестных ей лиц. Письма приходили не только из разных уголков королевства, но и из стран Европы и Америки. Говорят, что некоторые из них были даже написаны ядовитыми чернилами (хотя это вполне могло быть плодом ее больного воображения). Мировые новости, в которых фигурировала Уоллис, все чаще начали просачиваться в Британию, делая положение американки уязвимым до предела. По ее воспоминаниям, на улице люди странно на нее смотрели и показывали пальцами. Глава королевской охраны предупредил Уоллис о готовящемся против нее заговоре и посоветовал покинуть страну в самое ближайшее время. Порой доходило до того, что в окна миссис Симпсон летели камни, и это, несомненно, сильно напугало американку.
Эдуард постарался сделать все необходимое, чтобы обеспечить безопасность любимой, и попросил главу Скотленд-Ярда удвоить или даже утроить количество патрульных в ее квартале, но так, чтобы местные ничего не заметили.
Есть любопытные сведения, опубликованные в книге Грега Кинга, относительно того, что все это – спланированная правительственная акция, идейным двигателем которой был Уинстон Черчилль. Он полагал, что если не уговоры, то хотя бы физические угрозы должны были спровоцировать отъезд Уоллис из страны. По его мнению, это еще могло спасти Эдуарда.
Позже у Черчилля спрашивали, бросал ли он сам камни. Черчилль шутливо отвечал, что нет, он лишь подбивал на это своих помощников. Черчилль добавлял, что знает некоторых членов правительства, которые действительно бросали камни.
25 ноября король по совету друзей вновь встретился с премьер-министром и попросил созвать внеочередное собрание, на котором министры обсудили бы возможность заключения морганатического брака с Уоллис. Эдуард был против этого, ведь тогда супруга монарха стала бы уязвимой для нападок общества и прессы. Но раз ничего другого не оставалось, король был согласен и на такой вариант.
Болдуин, внимательно выслушав Эдуарда, пообещал сделать все возможное и после этого вернуться к королю с новостями о результатах переговоров.
После обсуждения поставленного вопроса 27 ноября кабинет и главы доминионов выступили против заключения морганатического брака.
В то же время ситуация с безопасностью Уоллис становилась критической. Эдуард позвонил Уоллис и с сильнейшим беспокойством в голосе сказал, чтобы она немедленно покинула Лондон и переехала вместе с тетей к нему в Форт Бельведер, где бы они находились под его защитой. Для Эдуарда это было вопросом жизни и смерти, и плевать на слухи – для него и так уже было все кончено.
Быстро собрав чемоданы, американки запрыгнули в бронированный автомобиль, присланный Эдуардом VIII. После этого Уоллис и носа не показывала в Лондоне на протяжении трех лет.
Американка, особо не разбираясь в ситуации, была убеждена, что Болдуин намерен избавиться от Эдуарда любыми путями.
2 декабря состоялась очередная встреча короля и премьер-министра в Букингемском дворце. Болдуин рассказал Эдуарду о результатах последних слушаний – морганатический брак был отвергнут кабинетом министров и главами доминионов.
Ультиматум был таков: либо правительство и Содружество признают будущую жену Эдуарда полноценной королевой, чего бы никогда не случилось, либо король отречется, выбрав любовь вместо британской короны.
Ситуация с женитьбой на Уоллис Симпсон завела монарха в тупик. Он попросил время на обдумывание. Болдуин согласился, но напомнил, что “пресса уже сильно накалена, и вот-вот разразится огромный скандал”. Но премьер-министр ошибся – скандал уже разразился и понесся по стране с сокрушительной силой.
Дело в том, что 1 декабря 1936 года на конференции церковнослужителей в связи с предстоящей коронацией монарха в мае 1937 года епископ брэдфордский Альфред Блант (1879–1957) выступил с публичной критикой поведения короля, призывая его вернуться к своим традиционным обязанностям и служению государству. Позже епископ уточнил, что имел в виду лишь религиозную сторону правления Эдуарда VIII, не затрагивая его личные отношения с миссис Симпсон. Однако присутствующие восприняли сказанное иначе.
К слову, оправдания Бланта вызывают самые серьезные сомнения в свете того, что накануне конференции у него состоялась тайная встреча с архиепископом Кентерберийским, который поведал ему о своем негодовании, связанном с отношениями их короля с американкой, о чем он, в свою очередь, узнал от Марии Текской и правительства. Не исключено, что на самом деле это был продуманный ход архиепископа по разоблачению Эдуарда посредством епископа Бланта.
В тот же день местное печатное издание “Йоркшир Пост” зацепилось за это событие, включив в срочную публикацию также сенсационные скабрезные американские статьи о Уоллис. Это стало сигналом для британской прессы и послужило мощным толчком к началу атаки и публикации всего того, что таилось в столах редакторов на протяжении многих месяцев, а может быть, и лет.
Далее все события в Британии происходили для Уоллис и Эдуарда как в тумане.
3 декабря 1936 года по всей стране вышли утренние газеты с броскими заголовками о его величестве и миссис Симпсон. Договоренность короля с прессой о нераспространении информации была полностью разрушена. Принц Альберт, только что вернувшийся из Эдинбурга, был шокирован, увидев заголовки прессы, – это означало одно: сбылись его самые худшие опасения. Робкому, застенчивому и заикающемуся Альберту предстояло стать следующим королем Великобритании – Георгом VI.
Новость о скандальном романе монарха и его возможном отречении облетела всю страну. Растерянные и рассерженные люди начали скапливаться на главных площадях Лондона: рядом с Букингемским дворцом, возле офиса премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, напротив Вестминстерского аббатства и в других местах. Люди ждали, что вот-вот что-то случится.
Не дремали и политические активисты, воспринявшие новости в прессе как отмашку для развертывания революционных действий. Самым активным оказался глава британских фашистов Освальд Мосли. Он развернул провокационную агитацию за изменение политического строя в стране. Мосли попытался скопировать нацистский путь завоевания власти. Гитлер счел это глупым и нелепым, поскольку национал-социализм в том виде, в котором он существовал в Третьем рейхе, был возможен только в Германии благодаря особому менталитету и историческому наследию.
В тот же день недовольные лондонцы забросали квартиру Уоллис на Камберленд-террас камнями, разбив все окна на этаже. Уоллис поняла, насколько ей повезло, что ее не было дома, иначе, по ее мнению, кто-то мог бы воплотить одну из страшных угроз, содержавшихся в письмах. Вечером, собрав все необходимое и прихватив подаренные ей украшения, Уоллис в сопровождении старого друга Эдуарда лорда Пэрри Браунлоу и его личного помощника Фрути Меткальфе тайно выехала через Ла-Манш во Францию, чтобы спустя несколько дней укрыться в поместье Кэтрин и Германа Роджерсов в Каннах.
Во время этого бегства ее преследовали репортеры и неизвестные лица, грозившие нанести ей не только моральный, но и физический вред. Американка с ужасом вспоминает кошмарные дни, когда ей приходилось вылезать из окон гостиницы, чтобы избежать выхода через парадный и даже черный вход, где ее постоянно караулили. Несмотря на то, что она путешествовала под псевдонимом, ее без труда узнавали. Жизнь Уоллис сделалась невыносимой.
Как только Симпсон удалось в целости и сохранности добраться до Канн, она совершила последний отчаянный поступок, чтобы стабилизировать ситуацию в Британии, вновь попытавшись разорвать отношения с Эдуардом. Она сделала официальное заявление, опубликованное в газетах под названием “Уоллис отрекается от короля”. Однако это не вызвало резонанса в обществе – никого больше не волновало, что в это время чувствовала Уоллис, британцев больше будоражило отречение их собственного короля. Процесс был необратим.
Не зная, как реагировать на происходящее, Эдуард уединился в поместье Форт Бельведер, прекратив всякое общение с семьей на несколько дней. В это время он встречался только с Уинстоном Черчиллем, который, пожалуй, был одним из немногих, кто по-человечески сочувствовал Эдуарду.
7 декабря 1936 года состоялась официальная встреча короля Эдуарда VIII и его брата Альберта, герцога Йоркского. Альберт, казалось, уже смирился с неизбежностью, терпеливо выслушивая объяснения старшего брата. Он, как второй наследник и представитель династии Виндзоров, должен был с честью принять возложенный на него долг и возглавить страну, хотя для него это было неожиданным поворотом. Тогда менялась не только линия престолонаследия Великобритании, переходя к детям герцога Йоркского, но и его жизнь. Эдуард не оставил Альберту выбора, так как второго отречения бедная Англия не перенесла бы.
Далее перед Эдуардом стояла непростая задача – преподнести эти новости остальным родственникам, подтвердив их самые страшные опасения. Эдуард не исключал, что после того, как он отречется от трона, его семья отречется от него. Может быть, для него это было бы даже более желательно, чем если бы он, стремясь сохранить добрые отношения с семьей, продолжил бы нести непосильное для него бремя монарха. В конце концов, это была не его вина, что он родился наследником и на его долю выпала участь быть монархом, к которой, как оказалось, он был не готов.
10 декабря 1936 года король Эдуард VIII подписал Акт отречения в пользу своего брата Альберта, с этого момента ставшего королем Георгом VI, а также составил текст обращения к парламенту Великобритании и главам стран Содружества.
Остаток дня он провел в сборах для отбытия на континент. Его абсолютно не волновало, куда он дальше направится. Своей стране он был не нужен, а с Уоллис он не мог встречаться ввиду незаконченности ее бракоразводного процесса с Эрнестом, особенно после того, как их роман стал достоянием британской общественности. По сути, король не должен был видеться с ней после слушания ее дела в Ипсвиче, но на тот момент их отношения еще не были преданы огласке, и он позволял себе постоянные отступления от правил. Теперь это оказалось невозможно.
Эдуард предположил, что мог бы остановиться в небольшой тихой гостинице в Цюрихе. Услышав об этом, Уоллис пришла в ужас, сказав, что его там затравят до смерти. И тут же выступила с ответным предложением остановиться у Ротшильдов в Вене, которые с удовольствием приютили бы бывшего короля.
11 декабря 1936 года все было готово к последнему дню пребывания Эдуарда на престоле, хотя де-юре он перестал быть монархом сразу после подписания Акта отречения. Чемоданы были собраны, и даже их с Уоллис маленький пес Слиппер был полностью готов к отъезду и весело вилял хвостом при виде хозяина.
Когда черный автомобиль доставил Эдуарда к Виндзорскому замку, он в последний раз поднялся по старым мраморным ступенькам в роли короля.
Его уже ожидали. Посередине кабинета на большом столе стоял микрофон, приготовленный для его официального обращения к нации по радио. Изначально он хотел произнести речь по телевидению, что было тогда новомодным веянием, но Уинстон Черчилль отговорил его от этого. Впрочем, королевская семья до последнего была против того, чтобы он произносил прощальную речь, считая, что подобный эпилог к состоявшейся драме был не нужен, особенно после того, как “занавес был уже опущен”.
Чтобы настроиться и потренировать дикцию, Эдуарду перед выступлением дали первую подвернувшуюся газету, из которой он должен был что-нибудь четко прочесть вслух. У него защемило сердце, когда он увидел, что ему по иронии судьбы попалась статья о новом короле Георге VI.
Ровно в десять утра, после короткой вступительной речи сэра Джона Рейта, слово было передано королю Эдуарду VIII, с этого момента ставшему принцем Эдуардом, герцогом Виндзорским:
Наконец мне представилась возможность сказать несколько слов от себя лично.
Я никогда ничего не скрывал, но до настоящего момента я, соблюдая конституционность, не мог говорить.
Несколько часов назад я исполнил свой последний долг в качестве короля и императора. И теперь, когда моим преемником становится мой брат, герцог Йоркский, своими первыми словами я хочу выразить преданность ему. И я делаю это от всего сердца.
Все вы знаете причины, побудившие меня отречься от престола. Но я хочу, чтобы вы поняли, что, принимая это решение, я не забыл о стране, об империи, которой, будучи сначала принцем Уэльским, а затем королем, я служил на протяжении двадцати пяти лет. Вы должны мне поверить, что я нахожу невозможным для себя нести ношу ответственности дальше и выполнять обязанности короля без помощи и поддержки женщины, которую люблю.
Также я хочу, чтобы вы знали, что решение, которое я принял, принадлежит мне, и только мне. Это та позиция, которую я четко определил для себя. Другой человек, вовлеченный во все происходящее, до последнего момента пытался убедить меня сделать иной выбор. Но я так решил, и это было самым серьезным решением в моей жизни, потому что понял, что так в конечном итоге будет лучше для всех.
Принятие этого решения было для меня менее тяжелым от осознания того, что мой брат, с его продолжительной практикой на общественном поприще его страны и с его прекрасными личными качествами, сможет тотчас же занять мое место, без какой-либо задержки или вреда для народа и развития империи. У него также есть одно непревзойденное преимущество, которого не было у меня, но есть у многих из вас, – счастливая семья, жена и дети.
В эти тяжелые дни я был окружен вниманием своей матери и семьи.
Министры короны, и в частности премьер-министр Болдуин, всегда относились ко мне с уважением. Между ними, парламентом и мной никогда не возникало никаких недомолвок, шедших вразрез с Конституцией. Я не мог допустить подобных разногласий и пойти наперекор традициям, созданным еще моим отцом.
С тех пор, когда я был принцем Уэльским, и позже, когда я занял трон, все относились ко мне по-доброму, где бы я ни жил или путешествовал по империи, за что я вам очень благодарен.
Теперь же я заканчиваю любую общественную деятельность и снимаю с себя полномочия. Вероятно, пройдет время, когда я смогу вновь вернуться на свою родную землю, но я буду всегда непоколебимо соблюдать интересы британской нации и империи, и если когда-нибудь я буду необходим Его Величеству, я всегда буду к его услугам.
Теперь у нас новый король. От всего сердца я желаю ему и вам, его народу, счастья и процветания.
Да благослови Господь всех вас.
Да здравствует король!
Произнеся последние слова, Эдуард поднялся и направился к семье. Почти все присутствующие братья и сестры и их семьи вытирали слезы, не веря происходящему, и только один член семьи оставался непоколебимым – королева Мария Текская. Эдуард подошел к матери, нежно поцеловал ей руки, а затем щеки и произнес несколько слов на прощание. Королева-мать ничего не сказала в ответ, она лишь смотрела на него холодными, немигающими глазами.
Принц Георг, стоя в углу комнаты, плакал, как ребенок, неустанно повторяя: “Этого не может быть! Этого не может быть!”
Эдуард, попрощавшись с присутствующими, вернулся в Форт Бельведер, чтобы провести там последние часы и забрать вещи.
Все это время сидевшая у радио Уоллис обливалась горькими слезами. После окончания обращения находившиеся рядом с ней Герман и Кэтрин Роджерс, а также прочие их гости молча вышли из комнаты, оставив американку один на один с ее чувствами.
Уоллис не верила, не хотела верить, что все это происходило на самом деле. Как Эдуард мог так поступить? Но больше всего ее терзала неизвестность, в которой она оказалась. Уоллис не знала, чего теперь ожидать от будущего и как будут развиваться ее отношения с Эдуардом. Несмотря на то, что они разговаривали практически каждый день, телефонные международные линии в 1930-е годы работали не столь гладко, и многое оставалось недосказанным между находившимися по разные стороны Английского канала любовниками. Уоллис боялась, что Эдуард, потеряв из-за нее трон, будет ненавидеть ее всю оставшуюся жизнь, как и члены его семьи и вся Британия. Она не знала, смогут ли они когда-нибудь еще быть счастливыми. И, наконец, она поняла, что отныне будет связана с этим мужчиной навеки, так как украла у Британии ее законного короля, а он, в свою очередь, променял корону на нее.
В полночь, выезжая из Форта Бельведер, бывший король оглянулся, чтобы в последний раз увидеть дом, который он так любил. Эдуард понимал, какую цену ему пришлось заплатить за свое решение, и эта резиденция, в которую он вложил столько труда, сил и денег, также была одной из его невосполнимых утрат. Эдуард прощался со своим прошлым, с беззаботными днями, когда был еще наследником, и с теми счастливыми часами, которые он провел в имении. Все это уже оставалось в прошлом.
В два часа ночи 12 декабря 1936 года герцог Виндзорский, с тяжелым сердцем, снедаемый гнетущими мыслями, отплыл на корабле королевских ВМС, носившем соответствующее обстоятельствам имя “Фьюри”, из Портсмутской гавани к континенту. Далее его путь лежал в Австрию.
Позже Эдуард написал, что в тот момент ему было тяжело расставаться с троном и еще тяжелее расставаться со страной, однако в ту холодную декабрьскую ночь его грело чувство, что любовь в итоге побеждает все, даже самые коварные жизненные катаклизмы.
Впервые в жизни он был предоставлен сам себе и был свободен. За его спиной поднимались разводные мосты. На этом историческом моменте бывший король закончил свою летопись.
Король Эдуард VIII правил 325 дней, 13 часов и 57 минут.