Глава 1

Принц Уэльский. Рожденный быть королем

Для того чтобы понять и оценить всю сложность характера Герцога Виндзорского, проанализировать, почему он стал «черным пятном» на репутации королевской семьи и был неугоден тогдашнему правительству, следует ненадолго забыть все известные мифы и легенды, которые обволокли персону Эдуарда VIII за последние восемьдесят лет, и погрузиться в историю, пока еще не оскверненную 1937 годом, в котором состоялась встреча Эдуарда и Адольфа Гитлера. Принято считать, что отречение короля было напрямую связано с Уоллис Симпсон, – эта версия была наиболее приемлемой для королевской семьи, коей они стараются придерживаться по сей день. Кто знает, что было бы с Британией и ее троном, если бы Эдуард не отрекся в 1936 году, а оставался королем до смерти (начала 70-х годов). Если бы, под роковым стечением обстоятельств, он остался на престоле, учитывая политические взгляды и идеологические пристрастия Эдуарда, сегодня мы бы видели совершенно иную страну. Существует ряд причин, почему можно сделать подобный вывод: в самой личности Эдуарда был конфликт – он позиционировал себя как человека современного, гонясь за самыми последними новинками, хотя сам был рожден еще в Викторианскую эпоху (в конце девятнадцатого века). В нем сочетались остатки старины и новаторства. Он олицетворял собой конец империального мира, королевских прерогатив, и, в то же время, был свидетелем появления всевозможных новшеств: современного мира телефонии, кинематографа, пассажирских самолетов-лайнеров, легковых автомобилей и прочих изобретений. Его воспитание было классическим, с самого рождения он привык, что к нему все обязаны проявлять почтение и, как наследник, он всегда получал все самое лучшее. Он был рожден стать королем.

Итак, полное имя Эдуарда VIII – Эдуард Альберт Кристиан Георг Эндрю Патрик Дэвид Саксен-Кобург-Готский. Сам же Эдуард объясняет такой порядок своих имен следующим образом: «имя Эдуард носило уже шесть английских королей; имя Альберт было нововведением королевы Виктории, которая пожелала, чтобы все ее потомки носили имя ее любимого супруга Альберта Саксен-Кобург-Готского – принца-консорта; Кристиан – в честь датского короля Кристиана IX – отца моей бабушки, Александра; последние четыре имени принадлежат святым покровителям Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльса… В семье же всегда меня называли Дэвид».

Будущий Эдуард VIII появился на свет в Лондоне 23 июня 1894 года в одной из самых влиятельных королевских семей Европы. Ему предназначалось стать королем Великобритании и Доминионов, Императором Индии, Главой государства и всемогущей Британской Империи. Всем своим нутром он был готов стать преемником королевы Виктории. Прабабушка, которую Эдуард ласково называл Ганган, была очень политически грамотным монархом, именно при ее правлении Британия стала сильнейшей мировой державой, в том числе благодаря бракам между монархическими семьями. Помимо того, что российский царь Николай II был дядей Эдуарда, он также являлся его крестным отцом; а в резиденции Кайзера Вильгельма II «Бернсдорф» Эдуард гостил летом. Мальчик рос с сознанием, что ему принадлежит чуть ли не весь мир – политику диктует его собственная семья, а время можно проводить в личных резиденциях монарших особ Европы.

Маленького Эдуарда можно было описать как стеснительного, несколько нервного, скромного, любопытного и робкого мальчика. По мнению самого Эдуарда, в детстве у него «было несколько друзей и почти никакой свободы. Рядом не было Гекельберри Финна, чтобы из скучного и робкого английского принца получился бы Том Сойер. Взросление было для меня затянувшимся мучением». Это было время пережитков прошлого века. Многое на тот момент уже устарело, но еще не успело смениться чем-то новым.

Эдуард воспитывался в строгости, редко слышал от отца похвалу или нежные слова. «Когда я родился, отец сделал запись в своем дневнике: «Уайт Лоджия, 23 июня – В 10 утра родился сладкий маленький мальчик, весом 8 фунтов… Мистер Асквит (министр внутренних дел) пришел посмотреть на негож Наверное; это первый и последний раз, когда отец позволил себе так назвать меня…», – вспоминал Эдуард. И этому есть оправдание – в королевской семье было не принято баловать или разнеживать своих детей, во всем соблюдался этикет, множество формальностей и тонкостей. В доме было всегда много людей и прислуги, что никак не способствовало хотя бы отдаленному понятию «домашнего уюта». Общение родителей с детьми было регламентировано, а больше положенного времени (около получаса) никогда не позволялось. Поэтому младенческие годы Эдуарда проходили исключительно под надзором его нянечек. Малыша ежедневно приводили родителям ко времени традиционного чаепития, после чего вновь уводили. «Когда няня вела меня к родителям, она, по непонятным причинам, всегда очень сильно сжимала мне руку; якобы чтобы продемонстрировать свою власть надо мной, коей родители не обладали… Благо, мама всегда вовремя понимала в чем дело и меняла одну няню на другую»

Отец относился к Эдуарду со всей серьезностью и ответственностью, видя в нем своего будущего преемника и короля великой страны. Несмотря на то, что избалованного детства у Эдуарда не было, не было и тираничного отношения. Он вспоминает детские годы по-доброму – все же по сравнению с последующей жизнью это время для него было самым безмятежным. Родители всегда оберегали детей, утаивая иногда плохие новости, прививая с детства чувство долга и ответственности.

Детство королевских наследников в основном проходило в имениях Марльборо и Сэндрингем, за исключением нескольких раз, когда родители брали их с собой в путешествия. Хотя нельзя не отметить, что все же была одна тонкость в воспитании Эдуарда – он будущий наследник, а значит и Божий ставленник, так как английский престол считается священным; и для того, чтобы Эдуард сам о себе думал как о высшем создании Божьем, с самого раннего возраста его окружением делался акцент на его уникальность, чем его брат «Берти» похвастаться не мог. Это сыграло очень важную роль в становлении личности Эдуарда.

Юношеские годы отличались особой строгостью в воспитании будущего наследника со стороны отца, на личности которого следует отдельно остановиться. Образ Георга V сочетал в себе сразу две эпохи – Викторианскую и Эдвардианскую: с одной стороны, в нем остались чувство долга, ответственность, неподкупность и ценность семьи – столь характерные для Викторианской эпохи. Он верил в Бога, непобедимость английского флота, чтил традиции, неприкосновенным было все, что каким-либо образом можно было назвать британским. Но в то же время, у него была непреодолимая тяга к новинкам того времени, модной одежде и спортивным мероприятиям (например, рыбалка или охота на куропаток, тигра, оленя). По воспоминаниям Эдуарда, «в стране практически не было людей, у кого прицел мог быть точнее, чем у [его. – Прим.] отца, а в мореплавании ему и подавно не было равных». Георг старался попробовать все, что только мог позволить себе король. Он считал очень досадным, если что-то в жизни будет упущено – все-таки жизнь одна. Отношение к детям у него было однозначным: «Их должно быть видно, но не слышно!». Без сомнения, поведение Георга V оказало сильнейшее влияние на Эдуарда. Сын был обязан во всем следовать отцовским наставлениям, хотя порой внутри у него все бурлило. Георг требовал от детей того, что они еще, в силу своего возраста и развития, не могли сделать – к примеру, решения в 10 лет самых сложных математических задач, им же наспех придуманных, которые на деле были под силу лишь математикам с многолетним стажем.

Эдуард никак не подходил под описание смиренного, покорного, послушного ребенка. Юный принц был очень независимым, подвергающим сомнению многие традиции. Если Эдуарда что-то не устраивало, он мог прямо заявить об этом, в отличие от своего младшего заикающегося брата «Берти», которого отец всегда ругал за косноязычие и выходил из себя, если мальчик не мог без запинки сказать ни одного слова. Но мать Эдуарда Мария была совершенно другим человеком: она считала, что муж ведет себя с детьми слишком строго и позволяла себе время от времени нежности.

Эдуард получил образование в королевском Военно-морском колледже в городе Осборн. Отец лично определил его в адмиралтейство в 1907 году. Георг считал, что наследник должен иметь военное образование, впрочем, это как раз отвечало желаниям и самого Эдуарда.

После смерти прабабушки Эдуарда – королевы Виктории в 1901 году, а затем и ее сына, следующего короля Британии Эдуарда VII, в 1910 году британский трон занял его отец – Георг V, после чего с 1911 года Эдуард официально стал считаться принцем Уэльским. Юноше было всего семнадцать лет, когда он получил графство Корнуолл, приносившее ему ежегодный доход в размере 100 тыс. фунтов стерлингов (а по тем временам, это были очень солидные деньги). 1913 год, по мнению Эдуарда, был последним самым счастливым годом его юности, когда он отдыхал у «дядюшки Вилли», Кайзера Германии; ему нравились эти поездки. Мать Эдуарда, королева Мария по происхождению была немкой – германской принцессой Марией Текской. Поэтому неудивительно, что на протяжении всей жизни Эдуард испытывал тягу ко всему немецкому – у него это было в крови.

Последняя ступень в образовании принца началась в 1912 году с поездки на четыре месяца во Францию в сопровождении его учителей Финча и Ханселла. Это было первое самостоятельное путешествие в другую страну на такой долгий срок (последняя поездка за пределы Великобритании, не считая отдыха в Германии, была в Данию, когда маленькому принцу было всего 4 года), нацеленная на изучение французского языка, искусства и истории. Склонность к путешествиям у Эдуарда была всегда, и, несмотря на то что Франция находилась недалеко от Англии, принц был рад даже этому. В июне того же года поездка была прервана на несколько дней, так как Эдуарду исполнилось восемнадцать лет, и, как наследник престола, он был обязан принести клятву наследования трона в Виндзоре. Любопытно, что новые обязанности беспокоили Эдуарда меньше всего; его куда больше занимало то, что с достижением совершеннолетия автоматически заканчивался отцовский запрет на курение. Дело было в том, что как и многие другие мальчишки, принц тайком пробовал курить; его радость была безмерной, когда ему, наконец, было разрешено делать это даже в самых людных местах. Это, по его мнению, сильно поднимало его авторитет в глазах братьев и единственной сестры Марии. В октябре 1912 года Эдуард продолжил свое обучение в Оксфорде, где имел возможность слушать лекции самых выдающихся умов того времени.

После начала Первой мировой войны, 16 ноября 1914 года Эдуард был назначен офицером гренадерского корпуса, а именно, в офицерский состав фельдмаршала сэра Джона Френча (верховного командующего британскими экспедиционными войсками), дабы иметь возможность применить на практике свое военное образование. Однако ему были запрещены любые боевые действия на линии фронта, поэтому большую часть последующих четырех лет войны он провел во Франции. Впрочем, Эдуард и сам не очень-то горел желанием быть убитым. Много лет спустя, как человек, видевший две Мировые войны, он писал в своих мемуарах, что не может не отметить их качественное различие: «в начале Первой войны среди людей царил ажиотаж, патриотический подъем, оживленность…, но какая страшная подавленность наблюдалась в них в начале Второй в 1939 году». Принцу приходилось, наравне с другими, приспосабливаться к постоянно меняющимся полевым условиям, учиться выживать на практике в любой ситуации, с разными людьми, и это было куда поучительнее, чем пустая теория книг.

Военное время было периодом кризиса для Эдуарда. Находясь на безопасном расстоянии, он был вынужден наблюдать, как его родственники из Великобритании и Германии пытаются уничтожить друг друга. Это было довольно непростым временем и для вышестоящих по рангу в его армии – в их обязанности входило сохранение безопасности принца, хотя они могли бы проявить себя куда более полезными в войне. Эдуард наслаждался тем, что смог, пускай ненадолго, вырваться из-под отцовского контроля, строгости дворцового этикета и своих обязанностей наследника. Один из генералов позже написал в своих мемуарах, что Эдуард был «…бесстрашен, но чертов зануда!». Независимо от того, как сложится его жизнь дальше, принц четко решил для себя, что между Германией и Великобританией должны быть только мирные отношения, и это будет одним из наиболее важных решений его жизни, которое впоследствии перевернет весь ход истории монархической Британии.

В 1917 году, на волне все больше разрастающихся антигерманских настроений среди британцев, Георг V, беспокоясь о безопасности королевской династии, принимает непростое решение сменить ее германское имя с Саксен-Кобург-Готской на Виндзорскую (англ. Windsor) по названию королевского Виндзорского замка.

Смена названий королевских династий была далеко не единственным шоком для монархий Европы. Следующим потрясением был большевизм, хранящий антимонархизм в самой своей природе. Семья Николая II поддерживала близкие отношения с английским королевским домом. Георг V и Николай часто переписывались, оба носили бороды и имели схожий стиль, а в молодости были практически «на одно лицо». Эдуард в своих мемуарах описывает очень интересный случай, когда «еще юный Цесаревич – кузен Никки [будущий Николай II. – Прим.] прибыл в Лондон в 1893 году на свадьбу моего отца [будущего Георга V. – Прим.]… Тогда отца случайно приняли за Николая, и спросили, не прибыл ли он на свадьбу Герцога Йоркского… Мой отец любил вспоминать изумленные лица, когда он ответил им, что это ОН Герцог Йоркский, и что он полагает, что уж он-то точно имеет право присутствовать на своей же собственной свадьбе!»

Расстрел российской царской семьи был страшным потрясением для Георга V. Мысль о том, что новое нечеловеческое правительство пытается построить «товарищеское государство» на крови ни в чем неповинных людей, ужасало и мучило Георга до конца его дней. Много лет спустя Эдуард писал следующее: «Незадолго до того, как большевики арестовали Царя, мой отец лично разрабатывал план спасения его и его семьи на британском крейсере; однако план так и не был реализован. То, что Британия толком так ничего и не сделала для того, чтобы протянуть руку помощи кузену Никки, причиняло сильную боль моему отцу. «Эти политики… – говорил отец, – …если бы это был один из них, они бы сделали все возможное и гораздо быстрее. Но этот несчастный человек был всего лишь императором…». Даже после того, как Великобритания признала СССР, прошло еще много лет, прежде чем отец смог принять у себя советского посла». Страх Георга V перед большевизмом и социальной революцией передался и Эдуарду VIII, трансформируясь в другую крайность – антибольшевизм, которая, в конце концов, привела наследника во второй половине 30-х годов к не менее страшному движению – национал-социализму.

В 1919 году, после четырех лет на «поле боя», принц Уэльский вернулся домой. Из всех детей лишь принцесса Мария, работая в госпиталях, так и не выезжала далеко от дома. «Берти» после сражения в Ютландии перешел из военно-морского флота в военно-воздушные силы. Гарри был кадетом Сандхерст (королевской военной академии) на самой первой ступени в военной карьере. Принц Георг был на первом году обучения в Дартмуте, получив, по сравнению с другими его братьями, самое высокое военное образование.

Послевоенные годы были непростым временем для королевской семьи. Коммунистические движения, всколыхнувшиеся после Февральской революции в России, ставили под угрозу государственный строй во всем мире, и Великобритания исключение не составляла. Всеобщая стачка 1926 года заставила королевскую семью сделать все что было возможно, чтобы продемонстрировать людям свою значимость и необходимость. Это было важно, как никогда. Династии вновь предстояло завоевать любовь толпы. В поднятии имиджа королевского дома и династии были задействованы все члены семьи, но особенно важную роль играли Эдуард и его брат принц Альберт («Берти»). Так началась общественная деятельность Эдуарда.

В 20-е годы принц Уэльский совершил турне по всей Британской империи на континенте и островах под королевским флагом, общаясь с населением, продвигая торговлю, выстраивая новые отношения. Выражаясь современным языком, это была пиар-акция будущего короля Соединенного Королевства. Не менее важной была роль принца Альберта – он занимался развитием новых индустриальных отношений. Наиболее показательной была поездка Эдуарда в Валлийский медный рудник в 30-е годы, где он обещал улучшение условий труда, благосостояния и т. п., несмотря на то, что на самом деле это была сфера деятельности Альберта, но этой детали никто не помнит, так как Эдуард с легкостью затмевал своего брата. В то время, как тщеславный принц Уэльский катался по стране и завоевывал себе авторитет, обещая людям невозможное, более тихий, и робкий, но более упорный принц Альберт действительно занимался делом и поднимал промышленность страны не в теории, а на практике. Эдуард побывал и в британских колониях, где вызвал интерес, чем-то похожий на современную шумиху вокруг «звезд». Это были первые шаги популяризации монархии, – он делал ее достоянием общественности, вместе с тем нивелируя ее сакральность. Одними из самых знаменитых высказываний Эдуарда станет многообещающая фраза «С этим надо что-то делать!».

Малоизвестны, но весьма показательны факты, касающиеся поведения Эдуарда в отношении налогов. В 1921 году Эдуард заявил, что он, как представитель королевской семьи и наследник трона, требует, чтобы его освободили от налога на прибыль с его имения в графстве Корнуолл. Дело в том, что Эдуард получил это графство раньше положенного срока (в 17 лет, хотя обычно оно переходит наследнику лишь в 21 год), и поэтому, до определенного времени, обладал льготными правами. Но Эдуард не собирался менять свой образ жизни и привычки, продолжая настаивать на своем. Конфликт и тонкость этого вопроса состояли в том, что по закону королевские особы освобождаются от любых налогов, кроме тех, которые должны быть выплачены с личных негосударственных доходов, – эта статья не раз вызывала множество дебатов в парламенте. Но, так или иначе, речь шла только об освобождении самого монарха и его/ее супруга/супруги от налогов; наследники и другие члены королевской семьи даже не обсуждались. Более того, некоторые монархи добровольно платили налоги с личного дохода: королева Виктория, Эдуард VII, Георг V. Они делали это по своей воле и, никоим образом, даже не упоминали о том, что этого можно каким-нибудь образом избежать. Но принц Уэльский был категорически несогласен с данной постановкой вопроса. Таким образом, он нашел хитроумный выход – Эдуард наладил связь с департаментом, ведающим внутренними налогами. Сначала было много споров и предложений, как ему лучше платить свой налог: на добровольных началах, с льготами, меньшую сумму, или как-то иначе, но Эдуард ни на что не соглашался. В конце концов, консенсус был найден – он должен был платить меньше половины установленной суммы, которая вскоре, благодаря некоторым недобросовестным чиновникам налоговой службы, тайно возвращалась к нему обратно. Формально налог оплачивался, но фактически принц ничего не терял. Спустя какое-то время годовая отчетность принца стала «теневой»; делалось все возможное, чтобы скрыть от парламента и общественности неправомерность королевского наследника. Эти факты стали известны лишь в 1990 году, когда писатель Филипп Холл поднял, а затем и обнародовал государственные архивные документы министерства финансов, ранее находившиеся под грифом «Секретно». Возникает вопрос: на кого же тогда работал департамент по внутреннему налогообложению, если это скрывалось от парламента?!

Была и другая сторона жизни Эдуарда, о которой общественность не знала – это проблемы в отношениях с отцом, его политические взгляды и непонятная тяга к связям с замужними женщинами.

Подобные связи Эдуарда с женщинами никогда не поддерживались его семьей и не соответствовали должному поведению наследника. Они носили как краткосрочный характер, к примеру с Фредой Дадли Уорд, так и длительный – с леди Тельмой Фернесс. Личный секретарь принца – Алан Лассельс зачастую не одобрял некоторые поступки Эдуарда, так как ему часто приходилось прикрывать похождения наследника. Существовали слухи о гомо– и бисексуальной ориентации наследника, а бывшие его любовницы Фреда и Тельма и вовсе рассказывали об импотенции; некоторые источники говорят о его пристрастиям к наркотикам. Что из всего этого являлось правдой, сказать очень сложно. Со временем история Эдуарда поросла столькими слухами и легендами, что теперь крайне затруднительно отделить правду от вымысла.

 

Глава 2

Уоллис Симпсон. «Знаменитая» история любви

Бесси Уоллис Уорфильд появилась на свет 19 июня 1896 года в местечке Блю Ридж Саммит, штат Пенсильвания, США, куда ее семья переехала на время, пока отец лечился от туберкулеза на местных водах. С самого рождения жизнь Уоллис была непростой, так как родилась она семимесячной. Родители Бесси – Элис Монтекки и Тэкл Уоллис Уорфильд были представителями одних из наиболее известных семей, переселившихся в Новый свет в 1662 году.

Отец Уоллис умер через пять месяцев после рождения дочери, оставив свою жену с маленьким ребенком на руках почти без средств на существование. Нужно сказать, что большую часть своего состояния семья Монтекки потеряла после Гражданской войны, и многие годы они жили на нерегулярные подачки от своих родственников. По иронии судьбы, исследователи, занимающиеся генеалогией Уоллис Симпсон, отметили, что в ее венах течет больше английской крови, чем у представителей королевской английской семьи (виной тому немецкие корни и смешанные браки).

В 1916 году Уоллис вышла замуж за американского морского летчика Уинфильда Спенсера. Но этот брак оказался сплошной катастрофой. Уинфильд был заядлым алкоголиком, и сколько бы раз он ни пытался завязать со своим разрушительным пристрастием, он все время возвращался к выпивке. В 1921 году Уоллис ушла от него на некоторое время, но позже все же составила ему компанию в Китае, куда Спенсера отправили служить. Он по-прежнему пил, она страдала, и в 1927 году она приняла окончательное решение развестись. Это было совершенно неприемлемо для родственников Уоллис – Уорфильдов и Монтекки. Они презирали разводы и считали этот шаг постыдным.

Независимо от того, была ли Уоллис в браке или нет, одинокой она не была никогда. Не успев развестись с первым мужем, у нее уже был роман с дипломатом из Аргентины. Но и эти отношения долго не продлились. В 1928 году у нее уже был женатый бизнесмен из Нью-Йорка Эрнест Алдрих Симпсон. Она увела его из семьи и вскоре сама вышла за него замуж.

Спустя некоторое время они вместе переехали в Лондон, где жили в небольшом доме рядом с Гайд-Парком. Там они подружились с Тельмой Фернесс, которая на тот момент была очередной пассией Эдуарда, принца Уэльского. По другой версии, Уоллис попала в высшее английское общество благодаря сестре мужа – миссис Керр-Смайли. Но, так или иначе, дорога к будущему королю была проложена. Было ли это сделано Уоллис намеренно, или же это шутки провидения?

Была еще одна женщина, которая оказала сильнейшее влияние на Уоллис, – Эльза Мендль. Уоллис обожала эту стильную, остроумную, очаровательную даму. Она имела большое значение в момент становления Уоллис в Англии. Когда Симпсон только приехала из Америки, она была грубой, вульгарной, резкой и довольно безвкусно одетой. Именно леди Мендль научила ее как усмирить характер и приспособить его к британским требованиям. Она выработала в ней привычку говорить более мягко, изысканно, с британским акцентом, одеваться проще, но элегантней. Мендль привила Уоллис вкус в одежде, показала, как можно подчеркивать нужные линии фигуры, пряча в складках ее недостатки. Впоследствии строгость и классика в одежде Уоллис стали ее визитной карточкой. Более того, она была законодательницей моды. Леди Мендль даже научила Уоллис красиво сервировать стол, подбирать цвета оформления интерьера для определенных случаев. В ее меню никогда не было супа, она любила часто повторять: «Никогда не строй обед [по аналогии с домом. – Прим.] на воде». Одним словом, Мендль научила Уоллис Симпсон быть леди. Это оказалось очень полезным, ведь позже все это, в том числе кулинария, были пущены в бой на завоевание сердца короля.

По понятным лишь одному Эдуарду причинам, он выбирал для отношений исключительно замужних женщин, как правило, старше его. Первой возлюбленной юного принца была леди Коук. Она была замужем и старше 21-летнего Эдуарда на 12 лет. Бурные отношения начались летом 1915 года, и продолжались в течение последующих трех лет. Нужно сказать, что Эдуард был весьма влюбчивым молодым человеком. Уже в 1918 году он встретил следующую свою «настоящую любовь» – леди Розмари Левесон-Гауэр, дочь Герцога Сатерлендшира. Эта девушка настолько нравилась Эдуарду, что он даже сделал ей предложение, однако, свадьба так и не состоялась – достоверно неизвестно, что послужило причиной расставания – отказ самой Розмари или несогласие ее родителей на брак, но отношения их ни к чему не привели. В то время, когда Розмари еще переживала разрыв, у Эдуарда уже была другая любовница – Уинфред (Фреда) Дадли Уорд, которая была замужем за главным кнутом либеральной партии Великобритании. Они познакомились в феврале 1918 года в Лондоне при необычных обстоятельствах: Эдуард уже присутствовал на званом обеде у Мауда Керр-Смайли на площади Белгрейв, когда раздалась сирена о предупреждении воздушной атаки. Фреда и ее компаньон были застигнуты тревогой врасплох на улице и, стараясь спастись от самолетов, спрятались на крыльце ближайшего дома. Хозяйка дома миссис Керр-Смайли, услышав шум за дверью, пригласила их в дом. Так и произошло знакомство Фреды и принца Уэльского. По иронии судьбы, миссис Керр-Смайли была сестрой Эрнеста Симпсона (второго мужа Уоллис), что доказывает вероятность выхода Уоллис в высшее общество именно через нее. На второй день знакомства Эдуард позвонил Фреде, а она уже не смогла отказать принцу. Это были первые долгие отношения в жизни Эдуарда – по некоторым источникам, они длились около 16 лет, однако верностью принц не отличался, поэтому не исключено, что, помимо Фреды, у него могло быть много других женщин.

Следующей возлюбленной принца Уэльского была Тельма Фернесс (урожденная Морган). Как и большинство любовниц Эдуарда, Тельма была замужем, причем вторым браком за корабельным магнатом Мармадюком Фернесс, с которым у нее родился сын Уильям Энтони Фернесс (они поженились в 1926 году и развелись в 1933 году). Примечательно, что на протяжении всех семи лет супружества с Мармадюком у нее были отношения с принцем. Безответственность в отношениях с женщинами была характерной чертой и для самого Эдуарда.

Пожалуй, именно «безответственность» является одним из наиболее применимых терминов к Эдуарду, определяющих его личность. Более того, принц сам писал о себе, что «несмотря на то что моя жизнь и возможности были по многим параметрам ограничены, все же я был весьма свободным и самодостаточным человеком. Я был, в допустимых пределах, сам себе господин, так сказать, принцем в демократическом обществе. Но, так или иначе, всегда были закрытые для меня вещи, что-то, что я не мог себе позволить, просто потому что не положено. Но мне был дан упертый характер, нетерпение, неуправляемые независимость и любопытство. Таким образом, моя жизнь приобрела противоречивую форму – долг без права на свое мнение; служба без ответственности, и роскошь без права на власть».

Эдуард и Тельма познакомились в 1926 году на балу, который проходил в Лондонберри Хаус. Некоторые источники указывают, что последующие 3 года они больше не пересекались, но это лишь предположения. Придерживаясь этой версии, следующая встреча состоялась лишь 14 июня 1929 года на сельскохозяйственной выставке в графстве Лестершир. В тот день Эдуард пригласил Тельму пообедать с ним, и с тех пор их свидания стали регулярными. Дело дошло до того, что в 1930 году Тельма открыто сопровождала Эдуарда в его поездке по Восточной Африке. Она стала его постоянной «компаньонкой» на выходные. Вплоть до 1934 года они проводили выходные в его поместье Форт Бельведер, а иногда встречались даже на неделе. Это был нонсенс и неприемлемым поведением наследника британского трона! Но никто не мог его ограничить, – Эдуард с детства привык быть эгоистом.

10 января 1931 года Тельма в своем имении Бурроу Корт лично представила Эдуарду свою лучшую подругу Уоллис Уорфильд Симпсон. Впоследствии эта встреча стала роковой. Пока династия Виндзоров у власти, вряд ли кто-нибудь сможет узнать истину происходящего в 30-е годы. Семья стыдится этого, и факты самым тщательным образом скрываются от людских глаз, а именно неведение и порождает самые безумные версии.

Знакомство Уоллис и Эдуарда произошло в самое холодное время года в Великобритании: в январе. В это время в Англии стоит особенно неприятная погода – очень сыро, промозгло и туманно. Принц, как раз накануне их встречи, вернулся из краткосрочной поездки по Южной Африке, где вместе со своим младшим братом Альбертом занимался одним из любимых своих дел – охотой. Так как обычно принц был главным гостем среди приглашенных, именно он был центральной фигурой вечера. Он знакомился, вел беседы с новыми людьми и прекрасно проводил время. Все знали о его интересе к американской культуре, поэтому его заранее уведомили, что среди гостей будет американка со своим супругом – мистер и миссис Симпсоны. Зная, что Уоллис приехала из места с довольно мягкими климатическими условиями, Эдуард предположил, что она, скорее всего, чувствует себя не слишком комфортно на их промерзшем Альбионе, поэтому разговор с дамой решил начать именно с обсуждения погоды. О чем еще можно было говорить с незнакомкой? Ведь охотой она не интересовалась наверняка, не умела ездить на лошадях, а значит, и лошадьми также не увлекалась, оставалась погода… Но каково было его изумление, когда Уоллис открыто заявила принцу, что она страшно разочарована им. И на вопрос Эдуарда, чем же он ее так раздосадовал, ответила, что «каждой американке, которая приезжает в Англию, первым делом непременно задают один и тот же вопрос о погоде. Я ждала чего-то более оригинального от принца Уэльского!». Оставшийся вечер Эдуард провел в общении с прочими гостями, но эта фраза не переставая проносилась эхом в его голове. Это было началом их знакомства. Следующие несколько лет они иногда «случайно» пересекались в компаниях общих знакомых, на званых ужинах и балах высшего общества в Лондоне, или на развлекательных мероприятиях, которые традиционно проводили в выходные.

Следующей значимой для принца встречей был бал, который проходил в Букингемском дворце. Среди длинной вереницы дам, которые выстроились для официального представления королю и королеве, была миссис Симпсон. Эдуард стоял за спиной своих родителей вместе с другими членами королевской свиты и наблюдал за дамами. Когда очередь дошла до Уоллис, и она грациозно сделала реверанс сначала перед королем, а затем и перед королевой, Эдуард был потрясен пластикой ее движений, манерами и тем, как она сумела себя преподнести. Каждое ее движение было столь изысканно и естественно, что принц не мог этого не отметить.

В 1934 году миссис Тельма Фернесс совершила фатальную ошибку, уехав в США проведать свою сестру Глорию. Перед отъездом Тельма и Уоллис встретились. Тельма делилась семейными проблемами, Уоллис поддерживала подругу. Выслушав о переживаниях Тельмы, Уоллис сказала: «Ах, Тельма, твой маленький мальчик будет таким одиноким тут без тебя», на что та, без какого-либо подвоха, ответила: «Тогда, дорогая, присмотри за ним, пока я буду в отъезде. И смотри, чтобы он не попал ни в какую историю». Тельма не была наивной и доверчивой, скорее, она была ослеплена собственным колоссальным эго. Она верила в свою безграничную власть над принцем, будучи глубоко убежденной, что может оказывать на него сильнейшее влияние на любом расстоянии. Она и не подозревала, что Уоллис его уже переманила к себе. Эдуард был раздражен, что Тельма, ослушавшись королевского требования остаться, все же покинула его, – пускай на несколько недель, но он остался один. Уже на следующий день после ее отъезда, он пригласил Симпсонов на ужин, устроенный Сэром Филиппом в своем имении в Дорчестере – одном из наиболее модных мест того времени, где Уоллис была частым и желанным гостем.

По возвращении из Америки Тельма обнаружила, что Эдуард уже окончательно к ней охладел. В том же году у нее начался новый роман с принцем Али Кханом, впоследствии ставшим представителем Пакистана в ООН, а затем и первым заместителем генерального секретаря Ассамблеи ООН. Но и с ним рядом она не задержалась надолго. Недолговременность – черта, сопровождавшая почти все отношения Эдуарда с женщинами.

Когда Уоллис Симпсон познакомилась с Эдуардом, ей было 35 лет – уже немолода и некрасива, но невероятно обольстительна, как вспоминают многие. К 1934 году наследник стал частым гостем в доме миссис Симпсон, а она пропадала в Форте Бельведер. Именно этот год можно считать началом их бурного романа. Эта женщина полностью перевернула жизнь Эдуарда. Существует слишком много интерпретаций личности Уоллис, – одни восхищаются ею, другие презирают. И для того, чтобы попытаться понять, чем же она смогла покорить сердце Эдуарда, возьмем за основу его воспоминания. Кто, как не он, сможет раскрыть тайну своей жизни?!

Итак, Уоллис старалась поразить принца всем, чем только могла. Она рассказывала ему интересные истории, делилась своим мнением, делала всевозможные коктейли, всегда была прекрасно одета и обо всем осведомлена, но главным ее «пунктиком», как позже вспоминал Эдуард, была кулинария. Есть поговорка, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, и принц исключением в данном случае не был. Несмотря на то, что придворные повара могли похвастаться отменным мастерством и великолепием своих блюд, Уоллис каким-то образом удавалось каждый раз поражать избалованного изысками Эдуарда. Также наследник отмечал для себя изумительный вкус хозяйки – дом, в котором она жила с мужем, был обставлен добротной мебелью, а интерьер в целом был подобран безукоризненно. Кроме того, по мнению принца, эта женщина отличалась особым магнетизмом для жизнелюбивых, интересных людей. Будучи в Лондоне, Эдуард не упускал момента заглянуть в гости к Уоллис на чашечку чая или коктейль, и в ее доме всегда обнаруживал иностранных дипломатов, интеллигентных женщин, различных британских или американских специалистов по международным отношениям. За чашкой чая разговоры велись о злободневном – Гитлере, Муссолини, Сталине, «Новом курсе» Рузвельта и т. п.

Нужно отметить, что Уоллис обладала хорошей интуицией и чутьем, тонко подмечая все самые незаметные движения и веяния в общественной мысли британцев. Она была необычайно проинформированным человеком, особенно в сфере политики и международных дел. Принц не раз поражался ее необычной для женщины привычке ежедневно прочитывать «от корки до корки» четыре ведущие лондонские газеты. Она следила за всеми новинками литературы и театра. Если в споре кто-то был с ней несогласен, она всегда была подкована фактами и доводами, чтобы переубедить собеседника. Эта черта особенно привлекала принца, так как он практически не имел возможности выражать свое мнение, а она была свободна и могла говорить. Но больше всего он был ей благодарен за то, что она всегда интересовалась его обязанностями как принца Уэльского, поддерживала его и сопереживала вместе с ним. Прочие, услышав о деятельности принца, порой даже интересной для него самого, могли бросить ему «О, как это утомительно для вас, сэр. Наверное, Вы ужасно устали, занимаясь этим!», и разговор на этом бы закончился, но совсем другое дело Уоллис, – ей был интересен буквально каждый шаг наследника. Постепенно она проникла во все сферы жизни Эдуарда и стала его миром и вселенной.

По характеру миссис Симпсон была очень сложным, непредсказуемым человеком. Никогда нельзя было понять, что же действительно у нее на уме. Она производила впечатление свободолюбивой и независимой особы, а это было так притягательно для человека, лишенного этого.

Эдуард не смог устоять перед ней. Он понимал, что это запретная любовь, что его сердце, так же как и вся его жизнь, должны быть в рамках конституционной допустимости, но любовь к этой женщине брала верх над разумом и долгом. Он уже не представлял себя без нее и хотел связать всю свою жизнь лишь с ней одной. Но, по-всему, это было невозможно. Существовал парламентский акт 1772 года о королевских браках, по которому принцы королевской крови находятся под полным контролем монарха и парламента. Таким образом, вето на выбор Эдуарда был у его отца – короля Георга V, который уж точно бы никогда не допустил брака сына с дважды разведенной американкой. Кроме того, правительство также учитывало, что Уоллис Симпсон состояла в связи и с другими мужчинами, в том числе женатым автодилером Гаем Трандлом и Эдуардом Фитцджеральдом, Герцогом Лейнстерским. А американское ФБР и вовсе считало, что Уоллис Симпсон имела связь с Иоахимом фон Риббентропом, германским послом в Британии, а позже министром иностранных дел Третьего Рейха. Предполагалось, что она передавала нацистской Германии секретную информацию, добытую у Эдуарда, но об этом позже.

К слову, Уоллис до 1937 года все еще была замужней женщиной. Она развелась лишь после отречения Эдуарда. Однажды Уоллис написала своей тете, что «нужно немало сил, чтобы удержать и быть в отношениях с двумя мужчинами одновременно, но я сделаю все, чтобы оставить их обоих». Муж Уоллис все время был третьим лицом в ее отношениях с наследником, но он был не в силах тягаться с человеком королевских кровей и был легко отодвинут самой Уоллис.

Кроме всего прочего, Уоллис имела огромное влияние на Эдуарда как женщина. Еще во время первого своего брака, Уоллис довелось долгое время жить в Китае, где она научилась многим хитростям и техникам любви. В китайских борделях она обучилась древнему разогревающему масляному массажу всего тела мужчины, начиная с головы, и заканчивая половыми органами. Как упоминалось ранее, многие бывшие любовницы Эдуарда жаловались на его мужскую несостоятельность, преждевременную эякуляцию и даже импотенцию. Одна дама, которая провела ночь с принцем, когда он направлялся на лайнере в Нью-Йорк в начале 20-х годов, писала о своих впечатлениях так: «Нельзя сказать, что он [Эдуард. – Прим.] проявил себя в постели как-то особенно, или даже хорошо… но ведь не каждый же день доводится спать с будущим королем Англии!»

Уоллис была первой и единственной женщиной, которая смогла подарить ему удовлетворение. Неудивительно – Уоллис вообще была весьма раскованной особой, особенно, что касается интимных отношений. Некоторые источники даже приводят примеры ее отношений с женщинами. По рассказам нескольких общих друзей пары, интимные отношения начались у них с Эдуардом вскоре после знакомства, о чем свидетельствует и браслет, подаренный принцем, на внутренней стороне которого была выгравирована надпись очень интимного содержания. В настоящее время браслет находится в коллекции графини Ромамонес, а слова гравировки не разглашаются. Существуют небезосновательные сомнения, что у Уоллис и Эдуарда были «нормальные» сексуальные отношения в консервативном смысле этого слова. Он был фетишистом женских ног, а она этим умело пользовалась. Более того, некоторые данные свидетельствуют о том, что принц страстно любил ролевые игры, в чем Уоллис принимала самое активное участие. Она всегда была доминирующим звеном их отношений, он с радостью подчинялся. Она была первой женщиной, с которой он позволил себе все свои фантазии, которыми не мог поделиться ни с Тельмой Фернесс, ни с миссис Дадли Уорд. Она позволяла ему все, что он хочет, тем самым постепенно, но уверенно привязывая его к себе на всю оставшуюся жизнь. Некоторые из их друзей позже оспаривали подобную информацию, и кто знает, имело ли это место на самом деле, но то, что Эдуард не представлял себе больше жизни без этой женщины, и то, что их интимные отношения были необычными – факт.

Существует много теорий, что именно заставило принца так увлечься ею – одни считают это гипнозом, другие колдовством, третьи, что Уоллис была роковой женщиной, и без мистики тут не обошлось. Слуги рассказывали о безапелляционном доминировании Уоллис. Она сломала ноготь, досадливо сказав «ой», а Эдуард побежал в соседнюю комнату, через пару минут вернувшись с маникюрным набором для Уоллис. Возможно, это один их тех случаев вольного рабства, описанного австрийским психиатром Леопольдом фон Захер-Мазохом (1836–1895) в своей повести «Венера в мехах», – мазохизма. Уоллис и Эдуард как нельзя лучше подходили друг другу. У обоих были нездоровые наклонности и потребности. Возможно, если бы Уоллис не жила столько времени в Китае, и если бы Эдуард не встретил ее, они бы всю жизнь жили с ощущением своей ненормальности. Они действительно были весьма неформатными для своего времени. Об интимных отношениях было не принято говорить. Более того, люди всячески пытались продемонстрировать свою безучастность к этому вопросу, хотя позднее у них могли найти порнографические картинки и эротические рассказы. Англия – одна из наиболее консервативных стран, была весьма скучной в разнообразии отношений между мужчиной и женщиной, поэтому Эдуард старался найти что-то интересное для себя во всех уголках мира, но, видимо, безуспешно, пока не появилась эрудированная Уоллис.

Уинстон Черчилль расценивал Уоллис скорее компаньонкой Эдуарда, не видя в их отношениях ничего постыдного. Он считал, что эти романтические отношения хорошо влияют на принца – он стал очень спокойным, уравновешенным, пропала какая-то нервозность. Пожалуй, Уоллис была первой женщиной, которая увидела в Эдуарде не только принца, но и обычного человека, подарив ему свои тепло и ласку.

Но больше всех за сына переживал король Георг V. К концу 1935 года он был уже очень болен, и практически слышал, как смерть стучится в его дверь. Тогда он сказал премьер-министру Стэнли Болдуину, что «Не пройдет и года после моей смерти, как этот мальчик погубит себя», так как именно отец был последним сдерживающим фактором в запретной любви Эдуарда. 20 января 1936 года Георга V не стало.

В 1936 году принц стал королем, а его любовь к Уоллис – навязчивой идеей. Брак Симпсонов окончательно развалился, начался бракоразводный процесс. Несмотря на некоторые интрижки со стороны Эдуарда, он мог считаться почти что «комнатной собачкой» Уоллис. Официальный биограф Эдуарда Филипп Циглер пишет о том, что их садомазохистские отношения были основаны на системе «кнута и пряника» – она то давала ему жизнь, то окатывала презрением и шантажом.

Итак, Эдуард отрекся 11 декабря 1936 года из-за любви. Но спустя 13 лет после этого был обнаружен один секретный документ, опубликованный лишь в 2000 году, до этого хранившийся в частных бумагах премьер-министра Стэнли Болдуина, который меняет привычное мнение о том, что Эдуард отрекся ради Уоллис. Документ представляет собой декларацию, подписанную лично Уоллис Симпсон, о том, что она подтверждает свой отказ на какие-либо попытки связать себя узами брака с Его Величеством. Это доказывает, что Эдуард и Уоллис могли продолжать свои близкие отношения, не прибегая к отречению. Тогда получается, что Уоллис была лишь прикрытием какого-то хитроумного плана. И, таким образом, рушится та волшебная история, или скорее иллюзия, что всему причиной была любовь. Но тогда что же? Может быть, нежелание Эдуарда брать на себя ответственность за свою страну? Или угроза для страны из-за пронацистски настроенного короля? Или их отношения зашли так далеко, что стали вызовом для существующих традиций и английских устоев, и не представлялось иного пути решения? Не было ли это сделано преднамеренно для того, чтобы привести все к заранее намеченному результату? Тогда зачем они провели всю оставшуюся жизнь вместе, и было ли это правдой, как это принято считать?

После отречения Эдуард уехал в Австрию и остановился там у друзей, до тех пор, пока Уоллис Симпсон не получила развод с бывшим мужем. 3 июня 1937 года пара бракосочеталась в Шато-де-Канде (Château de Candé) во Франции. Новый король, младший брат Эдуарда Георг VI, дал ему титул Герцога Виндзорского. Однако, под давлением британского правительства, король отказал в добавлении приставки «Королевское Высочество» к титулу новоиспеченной Герцогини. Так, дважды разведенная американка не только «увела» английского короля у страны, но и стала Герцогиней – чем плохо?!

После заключения брака, пара много путешествовала по Европе, в том числе посетив и нацистскую Германию в 1937 году. Официально считается, что, узнав о связи Эдуарда с нацистами, Уинстон Черчилль вынудил Герцога покинуть Европу вместе с Герцогиней и стать губернатором Багамских островов (хотя по другим версиям, у этого решения могли быть и другие мотивы). В 1945 году, как только кончилась война, нужды удерживать ставшего опасным бывшего монарха подальше от Европы уже не было, и Эдуарду позволили вернуться во Францию, где супруги прожили до конца дней, ведя в общем богатую и праздную жизнь. Детей у них не было. Пережив брата – короля Георга VI, который умер в 1952 году, Эдуард несколько раз встречался за границей с племянницей, королевой Елизаветой II. При ней он посетил Великобританию дважды (оба раза без жены). В первый раз – на похороны брата в 1952 году, а затем в 1953 похороны матери – Марии Текской. После изгнания официально Уоллис была в Британии лишь раз – на похоронах мужа в 1972 году. В другие разы на нее и Эдуарда никто не обращал внимания. Королевская семья ее всегда недолюбливала, а то и вовсе называли ее между собой не иначе, как «эта».

В 1951 году Эдуард издал автобиографию «История короля», в 1953 он написал книгу «Корона и народ», в 1960 году – «Возвращаясь к Виндзорам» и «Семейный альбом». В 1956 году были опубликованы мемуары его супруги под названием «Сердцу не прикажешь», а также книга с ее рецептами под названием «Несколько любимых южных рецептов от Герцогини Виндзорской» в 1942 году. Герцог и Герцогиня похоронены во Фрогморе (Фрогмор-Хаус), около Виндзора, но не в королевской усыпальнице, как порой заблуждаются туристы. Даже спустя столько лет, Уоллис и Эдуард по-прежнему персоны нон грата.

Уоллис знала о привязанности Эдуарда к ней, и часто задавалась вопросом: «КАК может одна какая-то женщина стать целой вселенной для мужчины?!» После ее смерти в 1986 году стали появляться доказательства, окончательно скомпрометировавшие Уоллис.

С 1941 года за Уоллис и Эдуардом началась пристальная слежка агентов ФБР, как за сочувствующими нацистской Германии. Более того, ФБР указывает, что за год до нацистской оккупации Франции Уоллис регулярно передавала необходимую информацию министру иностранных дел Третьего Рейха – Иоахиму фон Риббентропу. Считается, что, благодаря своему высокому официальному положению, Герцогиня получала различную информацию, которую передавала Германии, касательно действий британских и французских официальных лиц. Но и это еще не все – Уоллис состояла в весьма близких отношениях с Риббентропом, когда в 1936 году тот был послом в Британии. Он ежедневно посылал ей 17 красных гвоздик, якобы в честь 17 интимных свиданий, хотя, некоторые источники говорят о том, что число 17 было датой их знакомства.

Говорят, что спустя 13 лет официального брака с Эдуардом у Уоллис начались отношения с Джимми Донахью – внуком торгового мультимиллионера и владельца магазинов FW Woolworth. Ей было 54, а ему 34. Он был привлекательным гомосексуалистом, ведшим весьма беспорядочную половую жизнь. Эдуард знал об этих отношениях и терпел их почти четыре года.

 

Глава 3

«Король умер! – Да здравствует король!»

Неудовлетворенность принца Уэльского своим положением, ограничениями в свободе и ответственностью преследовали его, толкая на то, что еще до коронации он уже несколько раз на словах отказывался от трона. Забегая несколько вперед, к периоду отречения, можно сказать, что Эдуард никогда особо не стремился стать королем и воспользовался первой же удобной ситуацией, чтобы избавиться от ненавистной ему перспективы править страной. Очевидно, что «обязанности по крови» его тяготили – он с радостью пользовался всеми привилегиями сначала будущего наследника, а затем и принца Уэльского, но был совершенно не готов взять на себя ответственность за страну. Несмотря на то, что должность короля или королевы Соединенного Королевства является по большей части номинальной, так как права и возможности суверена ограничены конституцией, он все же формально является главой государства, религии и нации. Английский король несет всю полноту ответственности перед своими подданными, защищает честь нации, он – глава стран Содружества и Англиканской церкви; суверен, как никто другой, обязан чтить и соблюдать традиции и законы британского государства. Понятие royal, то есть «королевский», давно уже стало тождественным понятию «знака качества». Все королевское должно быть совершенным, в том числе и сам король. Смог бы Эдуард с достоинством нести эту нелегкую ношу? – вряд ли. Он с самого детства боролся против устаревших, по его мнению, и претивших ему устоев. Его дерзкий, противоречивый характер проявлялся буквально во всем: в отношениях с королевской семьей, отцом, в неспособности построить свою собственную семью, заводя один за другим романы с замужними женщинами, в неуважении своего собственного статуса принца, в ведении разгульного образа жизни, ни коим образом не соответствующего должному. В отличие от своего младшего брата Альберта («Берти»), который впоследствии стал королем Георгом VI, проявил себя достойным правителем, несмотря на дефект речи (заикание), и провел страну через все ужасы Второй мировой войны, подняв национальный дух и популяризируя монархию, Эдуард не считался с мнением отца и семьи ни в выполнении общественной работы, ни в выборе женщин – он всегда перечил своему отцу, королю Георгу V. Далеко не все дети слушаются своих родителей, но в случае Эдуарда этого делать было категорически нельзя, ведь его отец не просто родитель – он, прежде всего, монарх. Более того, может ли человек, избегая уплаты налогов и ведя «черную» бухгалтерию, идущую вразрез с законом, быть впоследствии хорошим правителем?! Если он априори неуважительно относится к закону, то как он может его представлять и защищать?!

Но, так или иначе, Эдуард был всеобщим любимцем. Этот высокий, светловолосый, голубоглазый, элегантный и чрезвычайно современный мужчина, имел большую популярность в народе. Кроме того, он вел активную общественную деятельность, обещая людям именно то, что они от него ждали. Обещания так и остались обещаниями, но это уже детали – ему удалось завоевать толпу. Кто знает, куда могло завести подобное притворство.

Георг V тоже несколько раз делал предположение о том, что не исключена возможность отречения Эдуарда. Отец и сам чувствовал настроение сына. Летом 1935 года один из представителей Эдуарда сэр Лайонел Халси написал, что король считает, что было бы лучше для страны, если бы Эдуард и впрямь отрекся от престола. В конце того же года, будучи совершенно больным и подавленным, Георг V делает запись в своем дневнике: «Мой старший сын никогда не станет моим преемником. Он отречется»… «Не пройдет и года после моей смерти, как этот мальчик [Эдуард. – Прим.] погубит себя». Но наиболее показательна его запись, сделанная за несколько недель до смерти: «Я молю Господа Бога, чтобы мой старший сын никогда не женился, и у него не было детей, чтобы ничто не могло стоять между Берти, Лилибет и троном».

Здоровье короля начало беспокоить его с зимы 1934/1935 года. Будучи заядлым курильщиком всю свою жизнь, Георг подцепил неизвестную легочную инфекцию, и физическое состояние его начало стремительно ухудшаться, прогрессируя в более серьезное заболевание. Личный врач Георга, лорд Даусон отмечал, что сердце может не выдержать и отказать в любой момент, поэтому всех родственников, в том числе и Эдуарда, которые на тот момент находились вдали от короля, срочным порядком вызвали в Сэндрингем. Уже ощущая свою скорую кончину, Георг V стремительно терял еще и душевное спокойствие, понимая то, что с его уходом страна перейдет к Эдуарду, а это не сулило ничего хорошего. 16 января 1936 года все родственники уже были вокруг умирающего короля, понимая, что Георг V доживает свои последние дни. Вечером 20 января 1936 года лорд Даусон сделал запись, которая уже к концу дня стала главной цитатой для Би-би-си, «жизнь короля мирно движется к своему концу». Георг V впал в кому, и за несколько минут до полуночи его не стало, о чем официально и было объявлено.

Однако эти события 50 лет спустя приняли совершенно другой оборот, когда были обнаружены и опубликованы записи доктора Даусона. В них говорится о том, что королю была введена определенная доза лекарства в организм, которая вскоре спровоцировала его смерть. Таким образом, Георгу облегчили мучения и помогли практически безболезненно уйти из жизни – король стал жертвой эвтаназии. Это же подтверждает письмо Эдуарда Кеннету де Кореи, где он пишет следующее: «Позже тем же вечером, после ужина, Даусон подошел ко мне и моей матери и сказал нам обоим: «Вы же не хотели бы, чтобы он испытывал длительные, непереносимые страдания?». Моя мать ответила, что, конечно, нет, и я подтвердил. И лишь спустя много лет, вспоминая произошедшее, я понял всю фатальность произошедшего – Даусон предложил нам облегчить уход моего отца из жизни. Я был потрясен, когда узнал, что Даусон ввел моему отцу не одну, а две смертельные инъекции лекарства в организм. Этого я уж точно не имел в виду, когда говорил, что хочу облегчить мучения моего отца… По факту – Даусон убил моего отца!».

Хотя Даусон в своих записях писал нечто иное – он утверждал, что именно принц настаивал на скорейшем избавлении короля от мучений и решении этого вопроса незамедлительно, убедив в этом и королеву-мать. Даусон ввел сначала большую дозу морфия, а потом кокаина в вену Георга. Все уколы королю делала медсестра, обычно проводившая все процедуры под присмотром доктора. Однако, в данном случае, Даусон все сделал самостоятельно, зная, что информация об этом в ближайшее время уж точно не просочится в прессу. Дело в том, что процедура эвтаназии была и является до сих пор незаконной. У человека механически провоцируют смерть, а это противоречит не только законам человеческим, но и божественным. Но в данном случае, процедура была санкционирована королевой и наследником, поэтому обвинить доктора в преднамеренном убийстве нельзя. Кроме того, что кажется еще более бесчеловечным, это то, что доктор торопился со смертью, дабы поспеть к утреннему выпуску Таймс.

Вся семья, за исключением Генри (он был болен), стояли вокруг постели умирающего короля. Когда Даусон объявил о его смерти, королева поцеловала лоб Георга V, затем поклонилась своему сыну Эдуарду и поцеловала его руку, уже в качестве нового короля. Остальные сделали то же. Как пишет официальный биограф королевской семьи Филипп Циглер, Эдуард был безутешен, – он впал в истерику и разразился громкими рыданиями на плече своей матери. Эдуарду было несвойственно такое поведение. Кто знает, что поспособствовало этому в большей степени – потеря отца, или осознание, что мальчишеские безмятежные годы закончились, и пришло время тяжелого бремени короля. Так началось его короткое, беспрецедентное правление – Дэвид стал Эдуардом VIII.

Некоторое время тело покойного короля Георга V находилось в Вестминстерском аббатстве в Лондоне. 28 января похоронная процессия двинулась по главным улицам через весь Лондон. Уоллис Симпсон наблюдала за шествием из Сейнт-Джеймского дворца – так было задумано новым королем. Гроб Георга V был водружен на пушечный лафет, а сверху на нем лежала Императорская корона. Во время процессии упал мальтийский крест с короны, инкрустированный бриллиантами и сапфирами. Один из офицеров сразу же поднял его, стараясь не привлекать лишнего внимания. Эдуард, заметивший это, пришел в ужас, забормотав: «Боже! Что же будет дальше?!». Один из министров, услышавший Эдуарда, сказал своему соседу: «Это станет лейтмотивом его правления…».

Как только Эдуард взошел на престол, стало очевидным, что он качественно отличается от всех своих предшественников и, особенно, от своего покойного отца – короля Георга V. Тогдашний британский премьер-министр Стэнли Болдуин считал, что Эдуард обладает более глубокими знаниями об обществе, чем кто-либо другой до него. Безусловно, это была хорошая черта для будущего правителя, но не следует сбрасывать со счетов и другие человеческие качества Эдуарда – его независимость в мышлении и чрезмерное новаторство, которые могли навредить государству. Болдуин видел в нем все достоинства и недостатки еще задолго до его восшествия на престол. Он знал, что если Эдуард все же будет королем Великобритании, то возможны многие нежелательные вещи, в том числе вероятность изменения государственного строя. В то время Британия, одна из самых консервативных стран мира, никоим образом допустить этого не могла. Эдуард пренебрегал и безжалостно рушил основы британских традиций и устоев. Стэнли Болдуин был крайне прозорливым политиком и мог заранее предугадать последствия симпатий Эдуарда к нацистской Германии. Болдуин чувствовал настроения Эдуарда и был практически уверен, что Эдуард хочет отречься, и сделает это наверняка.

Многие авторы, занимающиеся биографией Эдуарда, в том числе Брайан Инглис, отмечают, что он был своеобразным человеком: он здраво рассуждал и ставил перед собой воистину великие цели; однако, у него не хватало терпения и усердия в деталях и выполнении мелкой рутинной работы на пути достижения этих целей. Вероятно, Эдуард хотел быть королем, но только на своих условиях. Он довольно часто позволял себе выступления по радио, в которых говорил о вещах, несогласованных с правительством. В некоторых случаях его слова могли вызвать целую волну движений в обществе, особенно в вопросах о странах Содружества. В марте 1936 года Эдуард неосторожно высказывался относительно самоопределения индусов, в июле того же года он призывал созвать конференцию по решению ирландского вопроса. Эдуард не имел права самостоятельно решать столь острые вопросы. Он, как и все предыдущие монархи, должен был предоставлять право решения правительству, а вопрос Ирландии издавна являлся крайне взрывоопасным. В 1922 году Георг V призывал общественность к единству и терпимости, выступая объединяющим звеном, и предоставляя всю сферу деятельности правительству. Но Эдуард вел себя совершенно иначе. Он отказывался читать ежедневную политическую документацию (что входило в его обязанности), таким образом, горы бумаг накапливались в его кабинете. Эдуард предпочитал получать интересную информацию из разговоров с друзьями, политиками и прочими людьми. Более того, он давал своим друзьям зачитывать приносимые ему документы. Узнав об этом, правительство было вынуждено утаивать от него наиболее важную и секретную информацию.

Как уже упоминалось ранее, Эдуард был всенародным любимцем. Он общался с обычными людьми, выслушивал их проблемы и обещал помочь, в основном делая ставку на бедных и безработных – беспроигрышный вариант. Но, при всем при этом, демократом он не был. В отношении народа он вел себя скорее как «диктатор для народа», подражая поведению Гитлера и Муссолини. Они считали, что народными массами лучше управлять с помощью диктатуры, нежели позволять людям самим говорить за себя. Эдуард пытался стать народным королем-диктатором, что было недопустимым для Британии. Наладив отношения с лидером английских фашистов Освальдом Мосли, поведение Эдуарда принимало все более радикальные формы. Положение становилось опасным – срочные превентивные меры стали необходимостью.

Кроме того, Эдуард решил улучшить и свое материальное положение. Стараясь максимально сократить расходы на собственные налоги и зарплату служащим в его поместьях, он все больше осыпал Уоллис драгоценностями. В июне 1936 года король захотел перевести 250 тыс. фунтов стерлингов (более 7 млн ф. ст. по сегодняшним меркам) с неприкосновенного счета графства Ланкастера на свой личный счет. Но правительство его вовремя остановило, так как это было незаконно. Эти деньги были неприкосновенными с XIV века и передавались из поколения в поколение наследнику британского трона, как «золотой запас», «нерушимый фундамент». Однако, Эдуарду все же удалось перевести на свой счет около 38 тыс. ф. ст. (примерно 900 тыс. ф. ст. сегодня) от фонда, в который начислялись все средства и сбережения людей, умерших и не оставивших завещания о наследстве в Ланкашире.

Правительство было сильно озадачено поведением нового короля, особенно в вопросе свободы высказывания своего личного мнения. Традиционно сложилось, что монарх делится своим мнением относительно внутренней или внешней политики только с премьер-министром или другими членами правительства, и только при закрытых дверях во время аудиенции. Но Эдуард обсуждал наиболее острые проблемы современности со своими друзьями: речь шла о нацистской Германии, фашистской Италии и большевистской России. Даже после Второй мировой войны Эдуард продолжал считать, что именно коммунизм, а не что-то иное, являлся наибольшей угрозой для британского государства. Более того, он считал, что фашизм и нацизм демонстрировали не только способность реструктуризации и развития государства, но и защиту от коммунизма. Эту точку зрения он неоднократно высказывал в кругу друзей и своим министрам.

Несомненно, одной из первостепенных задач Эдуарда было налаживание дружеских отношений с Германией. Еще в последние дни Георга V Эдуард обсуждал этот вопрос с немецким послом Леопольдом фон Хойшем, договорившись о том, что посетит Олимпиаду, намеченную на лето 1936 года в Берлине. Показательно, что на первом официальном приеме дипломатов, уже будучи королем, Эдуард большую часть времени уделял именно фон Хойшу. Очевидно, что желание сблизить Британию с Германией было взаимным. Нацисты пытались наладить отношения еще во времена правления Георга V, однако он был человеком «старой закалки», слишком консервативным, в отличие от своего сына, который так стремился оказывать свое влияние на правительство и все решать самому. Это стало наиболее устрашающим фактором для британского правительства. Еще в 1934 году, во время своего визита в Вашингтон, Эдуард встретился там с послом нацистской Германии, которому открыто сообщил о своем несогласии с поведением отца, королем Георгом V относительно взаимосвязи монарха и министров. Нацисты понимали желание Эдуарда противоречить сложившимся устоям и всячески старались «подлить масла в огонь». Они обеспечивали практически непрекращающиеся контакты представителей нацистской Германии с новым королем Великобритании.

Кроме того, нацисты прислали Эдуарду одного из представителей германского дворянства – Чарльза, графа Саксен-Кобург-Готского, исключенного из Ордена Подвязки после Первой мировой войны, а позже сочувствовавшего идеологии национал-социализма. В 1935 году он вступил в нацистскую партию, стал группенфюрером СА (командиром отделения штурмовиков), а затем и членом Рейхстага с 1937 по 1945 год. Чарльз Саксен-Кобург-Готский легко вошел в свиту нового короля. Он регулярно отправлял в Германию отчеты разговоров с Эдуардом и последние новости британской политики. Один из таких рапортов содержал следующую информацию (речь шла о роли премьер-министра): «Кто тут король – Я или Болдуин?! – говорил Эдуард. – Я хочу поговорить с Гитлером и сделаю это здесь или в Германии! Пожалуйста, передайте ему это!»

Чарльз писал, что король считает союз между Германией и Британией срочной необходимостью и ведущей линией внешней политики Британии. В другом рапорте он докладывал о поведении Эдуарда: «Король стремится сконцентрировать все обязанности правительства на себе… Политическая ситуация в Британии в целом, особенно в Англии, возможно, предоставит ему шанс сделать это. Его решение о союзнических отношениях между Британией и Германией может сильно осложниться, если это будет обнародовано раньше времени…»

Иоахим фон Риббентроп, который во время правления Эдуарда был послом в Британии, вообще считал короля «английским национал-социалистом». После своей дипломатической службы в Лондоне Риббентроп стал министром иностранных дел Третьего Рейха (1938–1945). Гитлер считал одной из первостепенных целей – налаживание отношений с Британией, поэтому выбрал одного из лучших своих людей для достижения поставленной задачи.

Некоронованный король Эдуард VIII был слишком опасен для Британии во многих отношениях: диктаторский настрой, абсолютистское стремление к узурпации власти, про-нацистское настроение во внешней политике, кроме того, провокационные личные качества самого монарха и, вдобавок, сомнительная роль Уоллис Симпсон, которая была все еще не разведена с прежним мужем, но всегда была рядом с монархом.

Эдуарда нужно было отстранить от власти любой ценой.

 

Глава 4

«Не пройдет и года… как он погубит себя»

Алиса Кеппель, которая многие годы была любовницей дедушки Эдуарда VIII (Дэвида), короля Эдуарда VII, знала свое место и никогда не выносила отношения на публику, но это была самая известная тайна в Британии. Она была мягкой, покладистой женщиной, что так ценил Эдуард VII, унижая свою красавицу-жену королеву Александру любовными связями на стороне. Госпожа Кеппель была надежной опорой и главным советником короля Эдуарда VII, он часто советовался с ней и отдавал должное ее женской мудрости. Она не претендовала на большее, чем быть всего лишь любовницей и находиться в постоянной тени, – в данном случае, королева у Британии уже была.

Но совершенно другая ситуация была у Уоллис Симпсон. Тронное место рядом с королем было вакантным. Она видела реальную возможность достичь полноправной власти и методично к этому шла. Благоразумие никогда не было ее сильной стороной. Если бы она не была такой требовательной и пристрастной, она вполне бы могла занять место постоянной любовницы и довольствоваться своим положением. Многое могло бы быть иначе в судьбах Альберта и Эдуарда. Она вполне могла бы быть неким «серым кардиналом» за спиной нового короля и жить в достатке, пользуясь своим влиянием на него, и не афишируя отношения, по крайней мере, до официального развода со вторым мужем. Но нет! Уоллис, несмотря ни на что, продолжала добиваться своей цели.

У близких знакомых Эдуарда уже не возникало сомнений относительно серьезности его намерений – Эдуард обязательно женится на Уоллис. Постепенно он начал вводить ее в самые высокие круги общества, среди которых находились представители высшей судебной власти и правительства. Она была непременным участником в главных мероприятиях британского общества, куда обычно могли попасть лишь избранные.

В мае 1936 года Уоллис была приглашена на ужин, который устраивал король Эдуард VIII для премьер-министра Стэнли Болдуина, на котором присутствовали кузен короля Луи Маунтбеттен («Дикки») и прочие гости, симпатизирующие Германии. К удивлению присутствующих, а особенно для супруги премьер-министра Люси, Уоллис пришла на вечер не одна, а со своим законным мужем Эрнестом Симпсоном. Ни для кого не было секретом, что Уоллис была инициатором этого ужина и лично продумала все мероприятие до мелочей.

Месяц спустя миссис Симпсон появилась на другом званом вечере, на котором присутствовали самые высокопоставленные и уважаемые люди, среди которых также были Герцог и Герцогиня Йоркские (брат Эдуарда, принц Альберт со своей супругой Елизаветой). Они были потрясены тем, что вынуждены делить стол с какой-то любовницей Эдуарда. Более того, Уоллис сидела во главе стола, и вновь все знали, что все организовала именно она. Для многих это было унизительным, но приходилось с этим мириться, потому что этого хотел сам король. На этот раз Уоллис хватило благоразумия прийти без Эрнеста, но, как вспоминает леди Диана Купер, вечер все равно обратился в одну сплошную катастрофу. Герцогиня Йоркская весь вечер игнорировала присутствие Уоллис, проявляя откровенную неприязнь к этой женщине. Она была в ужасе, что «эта» может стать будущей королевой Великой Британии.

На следующий день газеты, освещавшие прошедший прием, опубликовали список присутствующих гостей, не исключив из него, как того требовала ситуация, миссис Симпсон. Пользуясь помощью двух «королев» лондонского высшего света, Эмеральдой Кунард и Сивиллой Колефакс, Эдуард не терял ни единой возможности пригласить свою любовницу в самые влиятельные круги общества, где она могла общаться и налаживать отношения с теми, чьи интересы концентрировались вокруг политики и Вестминстера. Те, кто так и не смог принять Уоллис, автоматически исключались из круга короля: это касалось как заслуженных работников королевского дворца, так и близких друзей.

Так «Фрути» Меткальфе, который всегда был рад служить Эдуарду, частенько помогая добраться изрядно выпившему королю до дома, очень быстро потерял его благосклонность, но отставлен все же не был. Уоллис это было совершенно безразлично. Она считала Фрути не более чем «нахлебником», в то время как тот, еще задолго до ее появления, был фактически «нянькой» Эдуарда, если можно так сказать.

Мистер Б.Г. Троттер, который был управляющим финансов Эдуарда, был уволен лишь потому, что отказался прекратить общение с Тельмой Фернесс – бывшей любовницей Эдуарда. Король как-то заявил Троттеру, что у него уже давно закончены все отношения с Тельмой и единственной его теперешней любовью является только Уоллис Симпсон, на что Троттер ему просто ответил: «Я не бросаю друзей».

Адмирал сэр Лайонел Халси также был исключен из круга Эдуарда после того, как сильно возмутился по поводу непомерных денежных трат на Уоллис, при этом заметив, что общество никогда не примет ее в качестве своей королевы.

Подобная участь постигла еще многих других людей, по отношению к которым Эдуард был непримирим и категоричен. Он уничтожал всех, кто был настроен против его возлюбленной.

Эдуард окончательно принял решение жениться на супруге Эрнеста Симпсона. Следует сказать, что между Эрнестом и королем состоялось несколько личных встреч, на которых обсуждалась дальнейшая судьба Уоллис. Король говорил запутанно и витиевато, но Эрнест хотел докопаться до сути и задал вопрос прямо: «Вы действительно собираетесь жениться на Уоллис? Если так, то она должна сначала выбрать одного из нас». Но быстро этот вопрос им решить так и не удалось. Окончательное соглашение должно было быть достигнуто не позже мая 1936 года, так как именно в этом месяце следующего года (1937) была назначена коронация. Бракоразводный процесс в Британии был очень сложным, и занимал по времени в среднем около года. Они должны были успеть в срок.

Кроме того, Эдуард и Уоллис решили, что в суде Уоллис должна предстать в роли жертвы. Это, как они считали, оправдало бы их в глазах общественности. Эрнест же считал всю эту затею абсурдной. В конце концов, именно он являлся пострадавшим в этой ситуации, и все об этом знали, но тогда зачем пускать пыль в глаза, когда и так все известно?! Где бы он ни появлялся, на приеме или в лондонском клубе, все обращали внимание на его унизительное положение. Но он не мог стоять на пути у короля.

К тому же не стоит сбрасывать со счетов и корыстный интерес самого Эрнеста. Бракоразводный процесс, помимо сложности самой процедуры, был еще и очень дорогостоящим, а оплачивать его должна была как раз виновная сторона. Было придумано все так: Эрнест уезжал в Париж по каким-то делам, где для него нанималась «специальная девушка», с которой его бы застукал в постели официант отеля, принесший им завтрак в номер. Казалось бы, чего проще?! Таким образом, муж бы «изменил» Уоллис, и она, имея весомую на то причину, как бы абсурдно это ни звучало, подала бы на развод.

И правда, хорошо придумано – Уоллис разрабатывает стратегию по сохранению своей «репутации», а Эдуард за все платит. Блестящий ход! Более того, Эдуард должен был не только оплатить всю эту дурацкую аферу, но и выплатить Эрнесту моральную компенсацию за потерю жены. Таким образом, Эдуард КУПИЛ Уоллис за 100 тыс. фунтов стерлингов, – именно такая сумма была выделена Эрнесту. 28 марта 1937 года деньги были переведены на парижский счет мистера Симпсона, за пять недель до окончательного завершения бракоразводного процесса.

С юридической стороны развод проводился в рамках закона, без ускорения процесса и взяток, дабы избежать каких-либо подозрений в заговоре. Как и было задумано, Эрнест был застукан на свидании, и события пошли по намеченному пути. Однако в дальнейшем игра переросла в реальность, и у Эрнеста действительно появилась новая пассия – лучшая подруга Уоллис, американка Мэри Кирк Раффри. Во время очередной поездки Эрнеста в США Уоллис посоветовала ему заглянуть к Мэри, проведать ее, так как у подруги был сложный этап в жизни – она как раз ушла от мужа. Уоллис даже написала Мэри письмо, в котором говорила о скором визите Эрнеста и просила «за ним присмотреть». Мэри и Эрнест, оба потерпевшие неудачу в браке, попались не только в ловушку, поставленную Уоллис, но и в сети любви. О дальнейшей судьбе обоих история умалчивает.

Архиепископ Кентерберийский Космо Гордон Лэнг, имея дурные предчувствия и пребывая в глубокой апатии относительно всего происходящего, отправил королю официальный запрос об аудиенции. Его настроение было смесью ярости, беспокойства и негодования. Разговор с Эдуардом он начал с того, что не раз обсуждал со старым королем нездоровое увлечение наследника. Эдуарда взбесило не только высказанное архиепископом пренебрежение к его любимой, но и то, что его обсуждают за глаза. Хотя имя Уоллис Симпсон в разговоре не упоминалось, они оба прекрасно понимали, о чем и о ком идет речь. Эдуард знал, что архиепископ был решительно настроен против их общения, и всей своей властью попытается помешать ему жениться на ней.

Понемногу весть о романе «начала просачиваться на поверхность», хотя большая часть британского общества все еще была не в курсе происходящего. У Эдуарда была договоренность с магнатами прессы, что имя Уоллис Симпсон до определенного момента не должно упоминаться ни в каких печатных изданиях. Но скрывать это становилось все сложней, так как Уоллис сопровождала Эдуарда абсолютно на всех мероприятиях, каждый раз появляясь на публике в новых костюмах и драгоценностях, в то время как многие районы Британии фактически бедствовали.

Но еще больший скандал разразился, когда Эдуард арендовал огромную моторную яхту Nahlin, длиной 91,4 метра, на все лето 1936 года для путешествия по Адриатике, что обошлось королю почти в 5 тыс. фунтов стерлингов. Король и миссис Симпсон не хотели привлекать к себе внимание и решили, что Эдуард должен путешествовать под псевдонимом Герцога Ланкастерского. Но было слишком очевидно, что на яхте отдыхает не кто иной, как сам король Англии, поэтому скрыться им так и не удалось.

Помимо Эдуарда и Уоллис с ними путешествовали военный министр Дафф Купер со своей супругой леди Дианой Купер. Предполагалось, что это будет отчасти официальный, отчасти частный круиз. Зная, какие опасности могут настигнуть короля в Европе, правительство отправило вместе с ними для сопровождения два эсминца с Мальты – Grafton и Glowworm. Ежедневно королю приносили «красные коробки» с государственными документами с этих кораблей. Даже на отдыхе нельзя было расслабиться.

Вояж начался в городе Шибеник (Хорватия), 10 августа 1936 года. На каждой остановке Эдуарда и Уоллис атаковали американские репортеры и фотографы, пристально следившие за их передвижением. И вот весь мир, кроме самой Британии, где данная тема была табу, внезапно узнал об английском короле и его американской любовнице, которую представляли как проститутку.

Прибыв на остров Корфу, Эдуард «случайно» встретился там с греческим королем Георгом II и его женой – они спасались от непереносимой жары в Греции на своей вилле. Георг приходился Эдуарду двоюродным братом, будучи правнуком королевы Виктории. Его призвали на трон лишь за год до их встречи, – до этого момента он проживал в изгнании, а именно в Лондоне, где часто поддерживал связь с Эдуардом. Теперь, когда два «новоиспеченных» короля встретились, Эдуард поинтересовался, как Георг справляется со своими новыми обязанностями, на что тот ответил Эдуарду, что это совершенно не его, и что он страшно тяготится этой ролью. Эдуард, как никто другой, смог его понять, найдя отголоски сказанного в себе.

Путешествие продолжилось в Афины, на греческие острова, Стамбул, где Эдуард на немецком языке общался с Кемалем Ататюрком; в Болгарию, где была встреча с царем Борисом III, который предоставил Эдуарду личный поезд, чтобы они смогли отправиться в Софию. Эдуард был изумлен эрудированностью болгарского монарха и особенно способностью Бориса говорить на шести языках.

Кроме туристического назначения, у этой поездки были и политические задачи, о которых британское правительство осведомлено не было. Одной из них было стремление к поддержанию политики умиротворения, которую так отстаивали лондонские аристократы – друзья Эдуарда. В Югославии, например, встреча с Павлом Карагеоргиевичем, регентом Югославии, была детально подготовлена и продумана так, чтобы это выглядело как случайная встреча. Эдуард был хорошо знаком с Павлом. Знакомство произошло еще в Оксфорде много лет тому назад. За несколько недель до визита Эдуарда у Павла прошли переговоры с нацистской верхушкой о поставке оружия. Той же линии переговоров придерживался и Муссолини. Павел объяснил Эдуарду, что для поддержания политики умиротворения просто необходимо наладить связь с лидерами фашистских государств не только для стран, находящихся в непосредственной близости к ним, но и для островной Британии.

Круиз был завершен, но королю не хотелось, чтобы все закончилось так скоро. Президент Турции Кемаль Ататюрк предоставил им свой личный поезд, на котором Уоллис и Эдуард отправились дальше. Следующая знаменательная остановка была на пять дней в Вене. Помимо романтических прогулок по городу за ручку с Уоллис, у Эдуарда состоялась важная встреча с канцлером Куртом Шушнигом и президентом Австрии Микласом, которые за три месяца до прибытия Эдуарда в Австрию создали альянс с Адольфом Гитлером. Оттуда Эдуард и Уоллис на поезде Orient Express отправились в Цюрих (Швейцария), где их ждал личный самолет Эдуарда.

Разговоров в прессе о политике уже было не избежать – Эдуард поддержал австрийский пакт с нацистами. Если круиз Эдуарда все-таки носил больше туристический характер, нежели политический, газеты Нью-Йорк Таймс уже кричали во всеуслышание, что, если дело и дальше так пойдет, союз Гитлера и Эдуарда сможет оказать большую протекцию, чем Лига Наций.

По возвращении на родину, несмотря на слухи, стремительно разносившиеся по миру, отголоски которых достигали теперь уже и берегов Туманного Альбиона, Эдуард не сделал абсолютно никаких публичных заявлений о своем круизе, и уж тем более не собирался комментировать свои отношения с Уоллис, ставшие к тому моменту публичными. Он старался никак не упоминать ее, и нигде с ней особо не появляться, пока она не разведется окончательно. Но ждать оставалось уже совсем недолго – каких-то несколько недель. Если в обществе новости о пассии короля несколько затихли, то семья Эдуарда, отправившаяся в полном составе отдыхать в королевскую резиденцию Балморал, была непрестанно начеку. Они, как никто другой, с ужасом ожидали грядущей катастрофы, так как намерения Эдуарда становились все очевидней – расстаться с Уоллис он не намерен.

Сентябрь 1936 года. Королева-мать, братья Эдуарда со своими женами, члены двора – все были в поместье Балморал. Эдуард появился там вместе с Уоллис и ее американскими друзьями Германом Роджерсом и его женой Катариной, с которыми они познакомились, отдыхая в южной Франции. И лишь столкнувшись с королевским семейством лицом к лицу, Уоллис начала постепенно осознавать, во что она ввязалась. Все происходило столь стремительно, что их отношения уже перестали быть романтической игрой, – дело начало принимать слишком серьезный оборот, к чему Уоллис была не готова. Бракоразводный процесс должен был состояться 27 октября 1936 года, после чего уже ничто не смогло бы остановить Дэвида… короля Эдуарда VIII в его стремлении жениться.

Уоллис получила письмо от своей американской тетушки Бесси. Она беспокоилась о том, что прочла в газетах про путешествие Уоллис с новым королем Британии. Она писала также о том, что весь мир «гудит» об этом, и что это сенсация и скандал в одном флаконе. Бесси советовала, чтобы Уоллис в срочном порядке заявила о своей роли и намерениях относительно Эдуарда. Это письмо сильно потрясло Уоллис. Если новость об их отношениях с Эдуардом вызвали такой диссонанс в Америке и Европе, то чего же ждать от консервативной, традиционной Британии?! Пожалуй, Уоллис впервые начала осознавать, что она делает. Она была в ужасе. В таком настроении, в один из хмурых сентябрьских дней 1936 года, она написала Эдуарду письмо. Уоллис писала о том, что у них было много незабываемых моментов, что они проводили вместе чудесное время, но она хочет вернуться к мужу. Она и Эрнест не обладали ни властью, ни состоянием, и уж тем более не могли позволить себе такой роскоши с королевским размахом, которую она так любила, но, по крайней мере, они были свободны и не связаны такой ответственностью и обязательствами перед страной. Уоллис советовала Эдуарду погрузиться в свои прямые обязанности – быть хорошим королем.

Эдуард был повержен этим письмом. Он сильно переживал и болезненно реагировал на все происходящее. «Как она могла? Ведь я так люблю ее… безумно, нежно и страстно…» – говорил король в своих мемуарах. Он считал, что они вместе смогут все преодолеть, ничто не сможет их сломить, если только они будут плечом к плечу. Уоллис спорила, ругалась, пыталась переубедить, но, в конце концов, сдалась. Королевские аргументы оказались куда более весомыми, чем ее. Они остались вместе, приготовившись встретить грядущий кризис в стране, который обязательно и незамедлительно грянет после их воссоединения и брака.

Развод Симпсонов шел своим чередом и близился к концу. Для суда это было обычным, заурядным делом. Британская пресса, благодаря друзьям Эдуарда – Ротермиру, Бивербруку и Хармсворсу, – членам ассоциации газетных печатных изданий, по-прежнему отношения короля и американки не освещала.

Но все изменилось спустя две недели. Личный помощник короля Эдуарда Алек Хардинг послал записку в поместье Эдуарда, где он проводил вместе с Уоллис выходные. В ней говорилось о том, что премьер-министр и правительство жестко ставят вопрос об отношениях нового короля с американкой Симпсон; вскоре должно состояться обсуждение данного вопроса. Ситуация осложнялась тем, что теперь им вряд ли удастся и дальше таиться от прессы и британского общества. Хардинг посоветовал Уоллис немедленно покинуть страну, а королю серьезно озвучить свою позицию. Эдуард был в ярости, а Хардинга хотел просто уничтожить. Король обвинил своего помощника в начинающемся кризисе и во всем, что происходило. Потом, решив, что источником зла является не Хардинг, а премьер-министр Стэнли Болдуин, перевел свой гнев на него. Эдуард считал, что они затронули его самое больное место – гордость. Король начал паниковать, он думал, что против него готовится заговор. Многие отмечали его крайнюю раздраженность и нервное состояние. Поняв, что он больше не может доверять своему личному помощнику, который в большей степени работает не на него, а на Даунинг-стрит, Эдуард тайно назначает встречу своему старому другу Уолтеру Монктону в Виндзорском Замке. Переговорив с ним, Эдуард, наконец, осознал, что у него больше нет выбора – он должен поставить Болдуину ультиматум, что если правительство попытается запретить ему жениться на Уоллис, Эдуард отречется. Монктон пытался убедить его, что все, что нужно правительству, это законный король, соблюдающий древние традиции их великой страны, что они будут бороться за него, и все, что ему нужно сделать, это отказаться от отношений с Уоллис, по крайней мере, в том ключе, в котором Эдуард их задумал реализовать. «Я не могу ее бросить! Мы женимся!» – заявил Эдуард.

На следующей неделе Эдуард встретился с Болдуином. Все было именно так, как предупреждал его Монктон – Болдуин был настроен решительно в убеждении, что британский народ никогда не примет такого брака. В том числе, не одобрил бы подобного брака и архиепископ Кентерберийский, возлагавший на будущего короля Эдуарда VIII очень большие надежды. Он считал, что союз с разведенной женщиной, и уж тем более с какой-то там американкой, был неприемлем самым категорическим образом. А идти против церкви было бы чревато последствиями. Болдуин оставил Эдуарда в «разбросанных» чувствах и без намека на какой-либо выход из сложившейся ситуации.

Вечером того же дня Эдуард встретился со своей матерью, чтобы посвятить ее в дальнейшие планы и просьбу о встрече с Уоллис Симпсон. Мария Текская беседовала с сыном мягко и с пониманием, но все же сочла своей первостепенной задачей напомнить ему о долге. Он родился не простым человеком, а с бременем ответственности за страну, за народ, за честь и достоинство своей нации. И что же он на самом деле делает? Пока, кроме позора, он своей стране еще ничего не принес. Мать просила сына опомниться и вернуться на должный, истинный путь его божественного предназначения. Она сказала, что не только не хочет, но и не имеет права встречаться с избранницей Эдуарда. Мария была ошеломлена услышанным, что Эдуард, если понадобится, отречется, но непременно женится на своей любимой женщине. Он умолял мать с ней встретиться и просто поговорить, но королева была непреклонна. Нет! Она не могла, не хотела, и никогда бы не приняла Уоллис Симпсон. Уоллис была, в ее глазах, самой настоящей авантюристкой, и Мария отзывалась о ней далеко не так, как хотелось бы Эдуарду. Семья ее не примет никогда.

Новость о том, что Эдуард променяет трон на «эту», приносила нескончаемую боль несчастной матери. Ничто в ее жизни не могло принести ей столько разочарования и досады, как эта новость. Мария однозначно приняла сторону Болдуина и правительства относительно намерений сына жениться на американке, у которой было два официальных брака и непонятно, сколько еще мужчин; которая посмела претендовать на руку и сердце короля Соединенного Королевства. На протяжении всей своей жизни королева Мария ставила долг перед страной превыше всего – выше семьи, выше детей, выше собственных желаний и эмоций. То же должен и обязан был сделать Эдуард. Она настаивала, чтобы он, наконец, занялся своими обязанностями и оставил Уоллис.

Пусть неполностью, но все же королева-мать смогла затронуть чувство долга сына, и в середине ноября 1936 года Эдуард отправился в поездку по южному Уэльсу для того, чтобы иметь хоть какое-то понимание ситуации в своей стране. Толпа приветствовала его, люди махали, радовались и плакали. Искреннее сочувствие короля трогало их до самого сердца; они были счастливы, что новому правителю есть до них дело, что, возможно, вскоре за его визитом последуют долгожданные перемены. Где бы Эдуард ни находился, куда бы он ни приехал, он произносил одну и ту же фразу, ставшую впоследствии знаменитой: «Что-то нужно делать!» Само собой, никаких действий дальше не следовало.

Уоллис в это время шикарно жила в Лондоне. У нее было столько украшений, что несколько семей могли безбедно жить на них чуть ли не несколько лет подряд. Она начала привыкать к мысли, что она будет королевой, по крайней мере, Эдуарду удалось ее в этом убедить. Она писала одной своей американской приятельнице: «Как бы странно это ни казалось, но я буду королевой Англии!». Существуют некоторые сведения, что она даже заказала себе белье с королевскими инициалами. Как любая женщина, Уоллис была актрисой, и начала вживаться в свою новую роль. Однажды ей сделали замечание в дамской туалетной комнате, что Уоллис ведет себя невежливо по отношению к остальным дамам. На что она резко им ответила: «Не смейте со мной так разговаривать – я королева!». Многие стали замечать, что Уоллис сильно заносит, и что ей стоило бы, наконец, взять себя в руки и сделать единственно правильный шаг – уехать из страны. Некоторые даже говорили, что ей стоило бы сделать это еще много месяцев назад, на что Уоллис легко отвечала: «А зачем?! Ведь король, в любом случае, последует за мной, куда бы я ни направилась…» Однажды Уоллис объяснили, что с королем возможен морганатический брак, при котором она не будет правящей королевой, а лишь принцессой-консортом, что было несколько унизительным, но подходящим для ее ситуации с Эдуардом. Но это было возможно только с согласия премьер-министра, правительства и доминионов.

25 ноября 1936 года король заявил Болдуину, что хочет заключить с Уоллис морганатический брак, и что премьер-министр должен в самое ближайшее время поднять данный вопрос в парламенте. После обсуждения, 27 ноября Кабинет и главы доминионов дали отказ на подобный брак. 2 декабря Болдуин сообщил об этом Эдуарду. Премьер-министр и сам был против морганатического брака, видя три варианта решения: отстранить Уоллис Симпсон от Эдуарда и дать ему возможность выполнять свои обязанности суверена; свадьба с Уоллис, несмотря на противостояние правительства, после чего министры обязаны будут подать в отставку; отречение.

Уоллис, особо не разбираясь в ситуации, была убеждена, что Болдуин намерен избавиться от Эдуарда любыми путями. Это ее так взбесило и вывело из состояния равновесия, что ей пришлось на некоторое время уйти в тень и восстановить душевные силы. Она уехала в личное имение Эдуарда Форт Бельведер. 28 ноября 1936 года она по телефону сообщила Эдвине Маунтбеттен (супруге Герцога Луи Маунтбеттена, адмирала флота), что «Я лежу тут, и раздумываю, какое бы решение мне следует принять».

Стэнли Болдуин, после часового разговора с Эдуардом в Букингемском дворце, наконец, поставил ему ультиматум: если король обещает не форсировать свадьбу, то правительство Болдуина подаст в отставку; в противном случае, лидер лейбористской партии Клемент Эттли уже пообещал, что если король и впредь будет так действовать, новое правительство сформировано не будет, что, очевидно, породило бы ненужные брожения в обществе и политический кризис. Таким образом, король мог жениться на ком угодно, но тогда кабинет консерваторов уходил в отставку, а лидер либералов отказался бы сформировать новое правительство. Кабинет министров собрался на специальное заседание, чтобы заслушать отчет Болдуина о королевской женитьбе. Премьер-министр заявил правительству, что морганатический брак невозможен, поэтому правительство должно выбирать: либо признать жену короля королевой, либо требовать его отречения.

Эдуарду срочно нужно было что-то сделать – ситуация с женитьбой на Уоллис Симпсон завела его в тупик. Он попросил время на обдумывание. Болдуин согласился, но напомнил, что пресса уже сильно «накалена», и вот-вот разразится огромный скандал.

Эдуарду было очень тяжело самому принять решение, и он обратился к друзьям за советом: Уинстону Черчиллю, лорду Бивербруку и Монктону. Для всех настал переломный момент. Британский народ все еще был не посвящен в самую главную тайну дворца, и это вот-вот могло прорваться в самой непристойной форме.

Катастрофа произошла двумя днями позже, откуда ее совершенно не ждали – епископ брэдфордский А. В.Ф. Блант публично критиковал поведение короля 1 декабря на конференции церковнослужителей. Местное небольшое печатное издание Yorkshire Post зацепилось за это событие, включив в срочную публикацию также сенсационные скабрезные американские статьи об Эдуарде.

Король был в ужасе, и уже готовился к массовому безжалостному нападению прессы. Это случилось утром 3 декабря 1936 года, когда по всей стране вышла утренняя газета с броскими заголовками «Король и миссис Симпсон».

Начало конца было положено – с этого момента абсолютно все газеты начали кричать во все горло, а договоренность короля с прессой о нераспространении информации – аннулирована.

Герцог Йоркский, вернувшийся в то утро из Эдинбурга, был откровенно шокирован, увидев заголовки газет. Он был в ужасе, понимая, что худшие его опасения сбылись – без сомнения, он и его жена Елизавета станут будущими королем и королевой Британии. Для Эдуарда уже все было кончено.

Уоллис была безутешна. Пресса оказалась куда более жестокой, чем она предполагала. «Я не могу здесь больше оставаться! Я должна этим же вечером покинуть Англию!» – настаивала она. Эдуард в итоге согласился, наконец, осознав, какие мучения им предстоит пережить в ближайшее время.

Перри Браунлоу предложил составить компанию Уоллис, сопровождая ее во Францию, якобы для того, чтобы отвести от нее огненный взгляд прессы и как-то защитить. Уоллис прямиком направилась в Южную часть Франции – дом своих американских друзей Германа и Катарины Роджерс (рядом с Каннами). Через пролив Ла-Манш они переправились на корабле во Францию, как женатая пара под псевдонимами мистер и миссис Харрис. Браунлоу пришел в ужас, когда обнаружил, что он сопровождает не только Уоллис, но и ящик ее драгоценностей, подаренных королем на сумму от 100 тысяч фунтов стерлингов и больше. Вместе с ними находился личный шофер Эдуарда «Фрути», на случай, если им срочно придется изменить маршрут. Опасения были ненапрасны. Вечером того же дня разъяренная толпа собралась вокруг дома Уоллис в Лондоне и выбила в нем все окна. Вероятно, что это не весь урон, который был тогда причинен.

Уоллис прибыла в Grand Hotel de la Poste в городе Руан в 5:15 утра следующего дня. Она, как и обещала, сразу же позвонила Эдуарду, сообщив, что благополучно добралась до места. Еще спустя два дня она уже была в монастыре Lou Viei, построенном еще в двенадцатом веке. Каждой своей клеточкой Уоллис чувствовала себя загнанным животным. Спустя некоторое время они, наконец, достигли Канн, где отправились в имение Роджерсов.

Перед ее отъездом король поцеловал Уоллис на прощание и отправился в Марльборо Хаус, где в то время находилась его мать королева Мария. Ему предстоял очень тяжелый разговор со своими родственниками. Брат Эдуарда, Герцог Йоркский со своей супругой, уже были на месте, когда появился подавленный Эдуард. Он изо всех сил пытался взбодриться алкоголем, но это лишь ухудшало его состояние. Он доходчиво старался объяснить семье, что не может жить без Уоллис и почему вынужден отказаться от трона в пользу брата.

Королева Мария питала очень нежные чувства к своему старшему сыну, хотя он в своих мемуарах отзывается о ней весьма холодно. Но даже в это кризисное время, она не перестала любить его. Ее материнское сердце ощущало беду еще задолго до происходящего; начиная с февраля, она не раз говорила Болдуину о своих дурных предчувствиях. Она знала, что «эта» не доведет до добра ее сына.

Новость облетела всю страну. Во всех значительных местах Лондона начали скапливаться люди – рядом с Букингемским дворцом, на Даунинг-стрит, возле Вестминстера, – они ждали, что что-то должно произойти. Не дремали и политические активисты, которые начали декларировать на улицах, что отречение должно спровоцировать революцию. Британская фашистская организация Освальда Мосли, речь о которой более подробно пойдет во второй части книги, развернула самые активные действия. Он, пользуясь ситуацией, начал активную агитацию за изменение режима в стране. Мосли уповал на то, что если уж король женится на американке, то это уже точно ознаменует конец британской монархии, и этим нужно воспользоваться. В своих пропагандистских речах Мосли говорил об Эдуарде как о спасителе Британии. По его мнению, Эдуард был героем, и своими действиями лишь поможет британским фашистам перевернуть государственный строй.

Политики не знали чего ожидать; многие стали делать совершенно немыслимые предположения. Болдуин вообще считал, что Эдуард нарочно затеял дружбу с Мосли, и с помощью фашистов хотел реализовать свое намерение жениться на Уоллис, раз правительство ему мешало это сделать. Это означало, что король – глава фашистской партии?! Этого нельзя допустить! Ведь тогда подрывается абсолютно все устои монархического государства! А как же Монктон, Черчилль и прочие влиятельные люди, поддерживающие Эдуарда? Неужели они тоже могли допустить приход фашистов к власти?! Это невозможно – страшно подумать.

В стране начался хаос, никто не знал к чему это все приведет. Хотя, нужно сказать, некоторая доля здравого смысла в этих страшных предположениях все же присутствовала: если рассмотреть приход фашистов к власти в Испании, Германии и Италии, то это произошло в том числе потому, что этому не препятствовала монархия – короли были просто списаны, отдав бразды правления фашистам. Так чем же отличается ситуация с Эдуардом? – он отрекается, уезжает в другую страну, где потом находится в изгнании, женится на любимой женщине и делает, что хочет. Но что же происходит в Британии? Монархия упраздняется? По Лондону начали разъезжать машины с самодельными рупорами, скандируя лозунг «Встать на сторону короля». То же писалось и на стенах; вывешивались плакаты с требованием объединяться вокруг Эдуарда. Однако, он тут был ни при чем. Это было спланированной операцией Томаса Мосли (брата Освальда Мосли). Он заранее предвидел, как может повернуться ситуация, а теперь лишь воспользовался моментом. Фашисты знали, что отречение точно последует вслед за кричащими газетными заголовками. Они хотели использовать эту ситуацию, как «проходной билет». А почему бы и нет? – безынициативный король (Георг VI), не способный ни на что влиять, и фашистское правительство, – ведь монархию, по сути, никто упразднять не собирался, ее хотели лишь модифицировать, а короля сделать марионеткой.

Партия Мосли была далеко не единственной организацией, которая хотела использовать события в своих целях. Близкие и влиятельные друзья Эдуарда, всегда подталкивающие его к прогерманскому правлению, также начали призывать правительство присоединиться к союзу Гитлера и Муссолини, действуя против «чумы коммунизма», пугающей всю Европу. Они были готовы на все, только бы не позволить Советскому Союзу развиваться и дальше. Их стремления поддерживали также и в США – Генри Форд, Джозеф Кеннеди и прочие. Мир должен был позволить нацистской Германии развиваться, а территориальным претензиям Гитлера не препятствовать. Неужели мир сошел с ума?!

Дело в том, что еще в Майн Кампф Гитлер писал о необходимой территориальной экспансии Германии. «Немецкая раса должна была покорить мир», но речь в данном случае шла только лишь о Европе – Западной и Восточной, а территории СССР вообще должны были стать сырьевым придатком и источником рабской силы. Таким образом, США никак не затрагивались; они до определенного момента поддерживали развитие национал-социализма, чтобы те поглотили невыгодные США сильные державы, в том числе, такого серьезного противника, как Советский Союз.

Итак, в стране начался настоящий кризис. Эдуард должен был отречься, Уоллис бежала во Францию, королевская семья молчит, политические движения активизировались по всей стране, особенно экстремистские; начали появляться предложения о переходе к республике; создалась угроза упразднения монархии в лице будущего лейбористского правительства Эттли, которое могло прийти к власти. И все это могло вылиться в гражданскую войну. Несколько лет спустя супруга Освальда Мосли, Диана Мосли написала, что «если бы король был у власти вместе с моим супругом, войны с Гитлером удалось бы избежать».

Адольф Гитлер был иного мнения о происходящем кризисе в Британии. Он считал, что Мосли своими необдуманными действиями может все лишь испортить, в то время, когда у Германии был по-настоящему сильный и продуманный план присоединения Британии к фашистскому союзу. Мосли пытался скопировать нацистский путь завоевания власти и создания подобия Третьего Рейха. Гитлер считал это глупым и невозможным. Третий Рейх был реален только в Германии, так как, в большей степени, он был построен именно на немецком менталитете и прусском милитаризме, коих в Британии быть не могло.

Теперь стало очевидным, что знаменитая история о чистой королевской любви не была такой уж романтичной. Любовь была осквернена заговорами, предательством, предрассудками и стремлением к власти. Эдуард стал заложником собственных чувств, политики, влиятельных кругов общества, своих «друзей» и… Уоллис Симпсон.

Эдуард в глубине души понимал, что он не самый лучший король для своей страны, что, вероятно, в его характере недостаточно сил для того, чтобы взять на себя такую ответственность. Он понимал, что слишком отличается от своего отца, короля Георга V, и со спокойной совестью был готов передать трон своему брату Альберту, видя в нем потенциал достойного правителя Великой Британии и преемника Георга V. В ночь с 3 на 4 декабря 1936 года Британии чудом удалось избежать переворота.

 

Глава 5

Отречение короля

Итак, Уоллис бежала в Канны, оставив Эдуарда один на один с яростной оппозицией. С трудом пережив события 3 декабря, Эдуард впал в ступор и отчаяние. Казалось, что за один день он постарел на несколько лет. Ему нужно было время для того, чтобы прийти в себя, и он уехал в Форт Бельведер.

Эдуарду предстоял ряд серьезных разговоров со своей семьей, и особенное значение для него имел разговор с братом Альбертом, которому он оставлял трон. Безусловно, Эдуард был в крайне стрессовом состоянии. До 7 декабря он совсем прекратил общение с семьей, что, следовательно, затягивало и разрешение кризиса. Уинстон Черчилль, посещавший Эдуарда 4 и 5 декабря, отметил, что Эдуард много курил, был очень нервным и постоянно отвлекался на звонки из Франции.

7 декабря 1936 года, наконец, состоялась встреча Эдуарда и Альберта. Он долго объяснял брату, почему вынужден поступить именно так, а не иначе, говорил, что все настроены против него, и что он больше не может быть без своей любимой женщины. Он мог бы стать достойным правителем, но только с Уоллис. Без нее не только корона, но и жизнь не имела смысла.

10 декабря 1936 года король Эдуард VIII подписал акт отречения и обращение к британскому парламенту и парламентам доминионов.

А в это время Уоллис, понимая какой следующий шаг намерен сделать Эдуард, всеми силами пыталась этому противостоять. Хотя, Браунлоу, сопровождавший ее, заметил, что «Эдуард скорее покончит жизнь самоубийством, чем расстанется с ней». Уоллис говорила с Эдуардом по телефону о том, чтобы он не сдавался, боролся, и ни в коем случае не отрекаться. Любопытно, что она советовала королю воззвать к народу с помощью телевидения, и попросить людей понять его положение и позволить Уоллис стать его женой. Она предлагала не идти на поводу у политиков, а обратиться к чувствам людей. Это вызвало бы всеобщий интерес, так как телевидение было еще совершенно новым введением. Новогоднее радиообращение начало использоваться лишь с 1932 года, а телевидение членами королевской семьи не использовалось еще никогда.

С отъездом Уоллис, Эдуард находился в растерянности. Он перестал верить, что сможет одновременно удержать и трон, и Уоллис. Нужно было выбирать. Но Уинстон Черчилль советовал Эдуарду не торопиться с принятием решения. Можно было что-то придумать. Отречение было весьма непопулярным действием, к тому же подрывало авторитет монархии. Должен был быть иной выход. В конце концов, Эдуарда никто не заставлял отрекаться, – у него были сторонники, которые были готовы ему помочь, – поддержка Черчилля стоила многого. Но король был нетерпелив и раздражен. Монаршие обязанности его сковывали, общественность угнетала, а пресса и вовсе бесила. Эдуард был на пределе. Черчилль понимал Эдуарда, вероятно, как никто другой. Его мать была американкой и тоже в свое время пострадала из-за любви. Он хотел помочь Дэвиду. Но к моменту его выступления в парламенте 7 декабря настроение в стране настолько накалилось, что Черчилль не смог ничего изменить.

К тому времени Эдуард уже отказался от идеи телеобращения, но воззвать к нации все же стремился. Он предположил, что, возможно, поездка в Южный Уэльс поможет как-то изменить ситуацию, но он не учел, что именно в этом регионе была большая концентрация конформистов – многие критиковали действия Эдуарда. Идти наперекор правительству было бы неконституционно, и, к счастью, этой ошибки Эдуард все же не допустил. Было очень много всяких планов, мыслей, идей, но в действительности ничего не делалось.

Болдуин вовремя объяснил Эдуарду, что ему нельзя обращаться к нации по радио, телевидению или даже вживую с просьбой позволить ему жениться на уже замужней женщине. Консервативные британские женщины этого бы не одобрили и не поддержали. Кроме того, монарх мог обратиться к народу только по положительному решению министров.

Какой бы патовой ситуация ни казалась, выход все-таки был. Проблема была в том, что Эдуард уже не хотел больше его искать. Король свое решение принял – он готовился к отречению.

Уоллис негодовала. Она не знала, что должна предпринять для того, чтобы Эдуард изменил свое решение. Она даже пошла на то, что сделала заявление для местной газеты о том, что не претендует на короля, и отказывается от него и любых отношений с ним. Спустя некоторое время лондонские газеты вышли с заголовками «Уоллис отрекается от короля». Но резонанса в обществе это не вызвало. Процесс отречения уже был запущен, документы готовились, речь писалась, а любые действия Уоллис были уже бессмысленны.

Уоллис и Эдуард находились на постоянной телефонной связи, что было довольно непростым делом в 1936 году. Бесконечные перебои на линии и шум в телефонной трубке не являлись помехой в общении. Они сообщали друг другу последние новости и делились переживаниями. Человеку, который отвечал за все телефонные переговоры во дворце, Уильяму Бейтману, Эдуард дал распоряжение, в первую очередь, соединять с Уоллис, отклоняя при этом любые параллельные звонки. Связь была очень плохой, и Уоллис приходилось кричать в трубку. Эдуард, как никогда, хотел быть рядом с ней в этот непростой для них обоих момент. Жениться, только жениться! Он убеждался в этом все больше.

Почти все время рядом с Эдуардом был его адвокат Джордж Аллен, который был вынужден отвечать на телефонные звонки вместо Эдуарда, когда тот разговаривал с Уоллис. Иногда король закрывал рукой трубку, и спрашивал Аллена, что ему нужно сказать Уоллис, чтобы объяснить происходящее. «Единственная моя возможность остаться здесь – это навсегда отказаться от тебя», а Уоллис знала, что он никогда не пойдет на это.

Эдуард надеялся, что после отречения ему позволят остаться в стране, сохранить титулы, имение Форт Бельведер, оклад Герцога; и, что наиболее важно, что парламент издаст специальный акт, по которому он беспрепятственно сможет в самом скором времени жениться на Уоллис.

Что касается самой Уоллис, то она, напротив, начала ряд отступательных действий. Она поняла, что, если король и впрямь отречется, ее не пощадит ни общественность, ни пресса. Она навсегда войдет в историю, как женщина, разрушившая будущее английской монархии, и которая посмела заставить короля отречься ради нее.

Болдуин общался с королем, всячески старался его переубедить, взывал к разумности, но, как считал премьер-министр, «Эдуард вел себя, как 10-летний мальчишка! Он даже не старался внять приводимым ему разумным доводам. Как будто Эдуарду сделали приворот… В нем не было абсолютно никакой религиозности. Я никогда в жизни не встречал такого невменяемого человека. Он постоянно повторял: «Я не могу ничего делать без нее… Я женюсь на ней, обязательно женюсь!». Я понял, что я не в силах ничего больше сделать».

Даже тогда, когда Стэнли Болдуин предупредил Эдуарда, что он своими действиями может сильно пошатнуть основы монархии, он не переставал повторять: «ОНА рядом со мной… самая прекрасная женщина на свете».

С каждым днем Эдуарду становилось все хуже. Он практически не отходил от телефона, и был совершенно опустошен. За последние месяцы отношения с королевской семьей были натянуты, друзей, как таковых, у короля не было. Весь его мир сошелся на Уоллис, и, как пишет официальный королевский биограф, Эдуард сходил с ума от мысли, что с Уоллис обходятся хуже, чем она того достойна.

Следует оговориться, что у происходящего было много подтекстов. Спрашивается, зачем Эдуарду нужно было форсировать отречение, когда можно было найти другие выходы? Для чего ему, еще будучи принцем Уэльским, просить сэра Эдварда Пикока – главного управляющего одного из центральных банков Англии, перевести на не британские счета Эдуарда около 1 млн фунтов стерлингов, и разрешить доступ Уоллис к ним? Ко всему прочему, Эдуард приобрел довольно крупное ранчо в Канаде. Зачем? Неужели он заведомо знал, что отречется? Тогда для чего весь этот фарс?

После совместного обеда с Пикоком глава посольства США Джозеф Кеннеди сказал, что это очень разумно, что Эдуард заранее перевел весь свой капитал за границу – британское правительство при необходимости не сможет его заблокировать. Но об этом знали очень немногие. Эдуард, напротив, всем рассказывал, что у него практически ничего нет за душой, и что он очень рассчитывает на государственные субсидии в качестве бывшего короля Британии, после его отречения. В документах об отречении фигурировала сумма, не облагаемая налогом, в 25 тыс. фунтов стерлингов в год. Но Болдуин знал, что, если поставить этот вопрос в парламенте, ожесточенных споров не избежать.

Кроме зарубежных банковских счетов, имений и прочих капиталов, у Эдуарда и Уоллис были ее украшения из драгоценных металлов и дорогих камней. Эдуард подарил Уоллис украшения королевы Александры, перешедшие ему по наследству. Однако, адвокаты установили, что после отречения все они должны быть возвращены и переданы следующему монарху. Также в распоряжении Уоллис и Эдуарда были многочисленные дорогостоящие подарки из разных стран, где побывал монарх. К примеру, он привез большое количество ценных вещей из Индии, побывав там еще принцем Уэльским в 1921 и 1922 годах. Вопрос о содержании после его отречения Эдуард более подробно обсуждал со своим братом Альбертом – будущим королем Георгом VI. Благодаря всем этим действиям, он вполне обеспечил себе и своей женщине безбедное существование.

Утром 10 декабря 1936 года, в Форте Бельведер на рабочем столе короля Эдуарда VIII уже стояли «красные коробки», в которых находились все необходимые для отречения бумаги. К 10 утра туда же прибыли трое братьев Эдуарда. В присутствии сэра Эдварда Пикока, Уолтера Монктона, Джорджа Аллена, братьев и еще некоторых людей, Эдуард начал подписывать документы. Атмосфера была такой напряженной, что даже поднявшийся туман имел такую плотность, какую не видели уже давно.

Из документов было 7 копий одного типа и 8 другого. Они предназначались для премьер-министра, Палаты Лордов, Палаты Общин, губернаторов доминионов, президента законодательного органа независимой Ирландии и министра Индии. После того, как Эдуард поставил последнюю подпись, очередь дошла до братьев, которые также в порядке старшинства и престолонаследия ставили свои подписи. Завершив дело, Эдуард покинул помещение и вышел на улицу. Он вдохнул свежий утренний воздух полной грудью. Ноша ответственности пала с его плеч.

Следом за Эдуардом вышел Монктон. Он спросил, не желает ли король передать еще какие-то дополнительные указания Стэнли Болдуину, вместе с этими бумагами. Эдуард поразился корректности Болдуина, и добавил еще два пункта на отдельных бумагах. Первый пункт касался брата Эдуарда – Берти, которому он оставлял Британию. Он переживал за его будущее. Болдуин дословно передал пожелание Эдуарда в своей речи перед парламентом: «…Что касается графа Йоркского. У них с Эдуардом всегда были теплые братские отношения. И король очень обеспокоен тем, что Герцог достоин самого лучшего, и в столь непростой период должен получить поддержку всей Империи…». Вторая просьба состояла в том, чтобы имя Уоллис Симпсон не было опорочено историей. Эдуард просил подтвердить то, что он и только он в ответе за свое решение; что она до последнего момента отговаривала его от отречения. Но этого Болдуин в свою речь включать не стал.

Все документы были убраны обратно в «красные коробки» и отвезены Монктоном в Лондон. Вместо того чтобы прямиком направиться на Даунинг-стрит, 10, Монктон поехал в Букингемский дворец, где передал коробки Алеку Хардингу – личному секретарю Эдуарда, который уже в свою очередь отвез их премьер-министру. Через несколько часов Болдуин выступил перед Палатой Общин с докладом об отречении, представив документы, подписанные собственноручно королем.

Эдуард попросил Болдуина дать ему возможность обратиться по радио к нации на следующий день. После этого Эдуард официально перестает быть королем. Что-что, а заткнуть королю рот никто не имел права. Перед выступлением Эдуард представил полный текст своей речи правительству и, с одобрения министров, начал готовиться к выступлению.

На следующее утро, 11 декабря 1936 года, Эдуард проснулся очень рано. Он всю ночь готовился к предстоящему докладу. Некоторые представители правительства не очень одобряли такого эпилога состоявшейся драмы, особенно после того, как занавес уже был опущен. Даже мать Эдуарда попыталась его отговорить от этой затеи. Но Эдуард не хотел бежать из страны в ночи – он хотел уйти с триумфом.

Считается, что речь отречения написал Уинстон Черчилль, однако Эдуард утверждает, что это был полностью им написанный текст. Он пригласил Черчилля в Форт Бельведер, чтобы в последний раз отобедать с ним перед отъездом, и показал свою речь, спросив, стоит ли ему что-то в ней подкорректировать. За мелкими нюансами, текст остался нетронутым.

Эдуард вспоминает, что, когда Черчилль вошел в его комнату, у него навернулись слезы на глазах. Он вошел, держа шляпу-котелок в одной руке и трость в другой. Срывающимся голосом Черчилль продекламировал строки оды Эндрю Марвелла, речь в которой шла о казни короля Карла I:

В тот же день в Форт приехал Альберт. В последнее время они часто беседовали. Эдуард старался подбодрить Берти, что роль короля не такая уж и сложная; что Берти уже говорит гораздо лучше, чем раньше – почти не заикаясь. Но они оба знали цену этим словам. Альберт очень сильно заикался, особенно, когда волновался – то есть, в каждом своем выступлении перед публикой.

«Кстати, Дэвид, – сказал Альберт, – ты уже решил, как тебя нужно будет называть после отречения?». Этот вопрос поставил Эдуарда в тупик. «Нет, даже еще не задумывался». По рождению Дэвид был принцем, а значит, – Его Королевским Высочеством, принцем Эдуардом. Но Берти робко заметил, что, так как Эдуард больше не являлся ни королем, ни наследником, его титул должен был быть равен титулам их младших братьев – Георга, Герцога Кентского, и Генри, Герцога Глостерского. Несколько подумав, Берти произнес: «Я сделаю тебя Герцогом. Как тебе фамильное имя Виндзор?».

«Герцог Виндзорский…» — произнес Эдуард, как бы вслушиваясь в само звучание, и кивнул в знак согласия. «Тогда это будет моим первым актом. Завтра же утром я объявлю об этом на совете о престолонаследии», – заключил Альберт.

Вечером Эдуарду предстоял ужин в кругу семьи, после чего в 10 вечера он должен был произнести свою последнюю речь. Перед этим он заехал в Форт Бельведер, откуда позвонил Уоллис в Канны. Он сообщил ей о дальнейших планах и о том, что в ближайшее время их разговоры прекратятся. Эдуард вспоминает этот разговор дословно:

– Куда ты едешь? – спросила она.

– В Цюрих, – ответил Эдуард.

– Как в Цюрих? Почему? – недоумевала Уоллис.

– Один из моих управляющих сказал, что там есть один симпатичный отель, в котором я буду себя чувствовать достаточно комфортно.

– Ты не можешь поехать в отель! Ты не будешь там в безопасности. Они тебя затравят до смерти…

Эдуард не особенно задумывался над тем, куда ему ехать. Он не мог встречаться с Уоллис до апреля следующего года, поэтому место его пребывания для него не имело никакого значения. Но Уоллис вдруг вспомнила, что Ротшильды приглашали ее на Рождество в свое имение под Веной в Австрии, и она предложила Эдуарду поехать туда вместо нее.

– Я позвоню им тотчас же! Уверена, они с радостью тебя примут! – были последними словами Уоллис, и они положили трубки.

Настало время ехать в Виндзор. Эдуард спустился на первый этаж своего дома, где уже собралась вся прислуга, чтобы проводить бывшего короля. Чемоданы были собраны. Даже маленький пес Слиппер, полностью готовый к отъезду, уже ждал, когда его возьмут с собой. Выезжая с территории Форт Бельведер, Эдуард оглянулся, чтобы в последний раз взглянуть на место, которое он так любил. Он понимал, какую цену ему пришлось заплатить за свое решение – и Форт тоже являлся невосполнимой утратой. Он же самостоятельно создал это имение – точно так же, как его дед воздвиг Сэндрингем. Он любил Форт – место, где пережил много счастливых дней своей жизни. Потери его сильно огорчали, но теперь он был свободен от угнетающих его обязанностей.

Ужин проходил в довольно дружелюбной, насколько это было возможным в сложившихся обстоятельствах, обстановке. Через некоторое время появился Монктон, который должен был сопроводить Эдуарда в Виндзорский замок. В машине его уже ждал пес Слиппер, обрадованный появлению хозяина. Монктон сообщил Эдуарду, что звонила Уоллис. Она передавала ему, что Ротшильды ждут его у себя. Эдуарда несколько успокоила мысль, что он будет жить в уже знакомом для него месте, что, безусловно, облегчит тягостное одиночество, в ожидании свадьбы с Уоллис.

Прибыв в Виндзорский замок, Эдуард поднялся по старым ступенькам в свои комнаты. Там его уже ожидали. Среди присутствующих был сэр Джон Рэйт – директор британской корпорации радиовещания. Он прибыл туда по просьбе Эдуарда, захватив с собой всю необходимую аппаратуру. Несмотря на то, что у Эдуарда уже был опыт радиовещания, ему, тем не менее, понадобилось выполнить обязательные упражнения перед выступлением. Для него предоставили газетный текст, который он должен был прочесть вслух, четко проговаривая все слова. К своему удивлению, первый попавшийся абзац, который выбрал Эдуард, был посвящен тому, что новый король (Георг VI) является прекрасным игроком в теннис. Груз тяжести лег на сердце бывшего короля.

Зажглась красная лампочка, пришло время говорить. Низким голосом сэр Джон объявил: «Это Виндзорский замок. Его королевское Величество, принц Эдуард». Нервы Эдуарда натянулись до предела. Сэр Джон, поняв, что король хочет остаться один с Монктоном, спешно покинул помещение. «Не знаю, услышали ли дикий грохот те миллионные слушатели, приготовившиеся слушать мою речь, когда я, закинув ногу на ногу; сильно стукнулся об стол» – вспоминает Эдуард. Наступила тишина, вся Британия слушала последние слова бывшего «народного принца» и бывшего короля Эдуарда VIII:

Наконец мне предоставилась возможность сказать несколько слов.

Я никогда ничего не скрывал, но до настоящего момента я, соблюдая законность, не мог говорить.

Несколько часов назад я исполнил свой последний долг в качестве короля и Императора. И теперь, когда моим приемником становится мой брат, Герцог Йоркский, своими первыми словами я хочу выразить преданность ему. И делаю это от всего сердца.

Вы все знаете причины, побудившие меня отречься от престола. Но я хочу, чтобы вы поняли, что, принимая это решение, я не забыл о стране, Империи, которым, сначала, будучи принцем Уэльским, а затем королем, я служил на протяжении 25 лет. Но вы должны мне поверить, что я нахожу невозможным для себя нести дальше ношу ответственности и выполнять обязанности короля, без помощи и поддержки женщины, которую люблю.

Также, я хочу, чтобы вы знали, что решение, которое я принял, принадлежит мне, и только мне. Это та позиция, которую я четко определил для себя. Другой человек, вовлеченный во все происходящее, до последнего момента пытался убедить меня сделать иной выбор. Но я так решил, и это было самым серьезным решением в моей жизни, наконец, поняв, что так, в конечном итоге; будет лучше для всех.

Это решение далось мне легче с сознанием того, что мой брат, имеющий колоссальный опыт в общественных отношениях, знающий страну и обладающий достойными личными качествами, сможет полноправно занять мое место, без какой-либо задержки или вреда для народа и развития Империи. У него также есть одно непревзойденное преимущество, коего не было у меня, но есть у многих из вас – счастливая семья, жена и дети.

В эти тяжелые дни я был окружен вниманием своей матери и семьи. Министры короны и, в частности, премьер-министр Болдуин, всегда относились ко мне с уважением. Между ними, парламентом и мной, никогда не возникало никаких недомолвок, шедших вразрез с конституцией. Я не мог допустить подобных разногласий, и пойти наперекор традициям, созданным еще моим отцом.

С тех пор, когда я был принцем Уэльским, и позже, когда я занял трон, все относились ко мне по-доброму, где бы я ни жил, или путешествовал по Империи, за что я вам очень благодарен.

Теперь же я заканчиваю любую общественную деятельность и снимаю с себя полномочия. Вероятно, пройдет время, когда я смогу вновь вернуться на свою родную землю, но я буду всегда непоколебимо соблюдать интересы британской нации и Империи, и если когда-нибудь я буду необходим Его Величеству, я всегда буду к Его услугам.

Теперь у нас новый король. От всего сердца я желаю Ему и вам, его народу, счастья и процветания. Да благослови Господь всех вас. Да здравствует король!

Закончив, Эдуард направился к своей семье. Он почувствовал, что напряжение, существовавшее между ними в последнее время, ослабло. Был поздний час, и королева первой отправилась в свои покои. До полуночи Эдуард был вместе с братьями, к которым присоединился Монктон, чтобы выпить на прощание по бокалу. В сопровождении Монктона, Эдуард направился в Портсмут. По дороге они о многом беседовали. Кризис отречения прошел. У Эдуарда начиналась новая жизнь – жизнь, которую он сам выбрал.

Прибыв в Портсмут, они направились на государственный военно-морской судостроительный завод. Было темно, и они ошиблись входом. Эдуард увидел восхитительный корабль Victory, но он ему не предназначался. Прошло немного времени, когда капитан, наконец, отправил людей на поиски Эдуарда и Монктона. Их быстро отвели на пристань, где Эдуарда уже ожидал эсминец. Там они обнаружили людей, среди которых был адмирал сэр Уильям Фишер и несколько его офицеров. Прощание с бывшим королем было сухим и коротким. Капитан эсминца С.Л. Хоуи встретил Эдуарда на корабле, когда тот, с псом Слиппером под мышкой, взошел на борт. Хоуи спросил, могут ли они отчалить. Эдуард ответил согласием и проследовал за капитаном на мостик. Капитан отдал приказ, команда засуетилась, моторы заработали.

В 2 часа утра, 12 декабря 1936 года эсминец Fury, тихо скользя по воде, вышел из Портсмутской гавани. Наблюдая, как берег Англии все отдалялся, Эдуарда раздирали противоречивые эмоции. Если так тяжело было оставить трон, то чего стоило оставить свою страну… Но так или иначе, любовь все же победила политику… – напишет спустя 14 лет Эдуард.

* * *

 

Глава 6

Герцог Виндзорский. Изгнание и брак

Когда Эдуард отправился в свое добровольное изгнание, это не было концом его политической активности – скорее наоборот. Многое, к чему он стремился, еще, будучи королем, контролировалось правительством, всегда имевшим весомый аргумент, что те или иные действия противоречат конституции. Но теперь, когда все остальные члены королевской семьи по-прежнему оставались скованными рамками конституции, Эдуард, наконец, обрел свободу в политической и общественной деятельности. Став новым Герцогом Виндзорским, Эдуард был полон сил для активных действий. Не исключено, что стремление к политической свободе могло также входить в список причин, побудивших его к отречению. Он считал, что, несмотря на вынужденное изгнание, сможет по-прежнему оказывать влияние на ход политических событий и членов своей семьи. То, что место нового короля Британии занял его слабохарактерный брат Берти, еще больше убеждало Эдуарда в силе своих намерений.

Согласившись на добровольное двухлетнее изгнание, Эдуард был убежден, что он досрочно сможет вернуться в Британию, в свое любимое поместье Форт Бельведер, став «серым кардиналом» монархии. Но каково было его разочарование, когда он понял всю глубину своего заблуждения – ему не суждено вернуться.

В конце 1937 года Эдуард дал интервью Daily Herald, правда, оно так и не вышло в печать. Речь в нем шла о том, что в свете того, что к власти в Британии могло прийти лейбористское правительство, Эдуард мог бы стать первым британским президентом. Его амбиции возросли до небес. Более того, он считал, что время конституционных монархий осталось далеко в прошлом, и что пришло время для Британии стать республикой. Однако стоит сразу оговориться, – в Британии республиканское настроение присутствовало довольно давно, и Эдуард далеко не единственное политическое лицо, разделяющее подобное мнение.

В то время, когда Эдуард все еще грел себя мыслями о «мировом господстве», реальность была такова, что возможности вернуться в Британию для него и Уоллис уже не существовала. По истечении двухлетнего срока изгнания, правительство не собиралось пересматривать акт по вопросу его возвращения, а газеты и вовсе сделали Эдуарда персоной non grata. Эдуард мог вернуться в страну только с позволения нового короля Георга VI, а тот, в свою очередь, не имел права давать согласие на то без разрешения министров, то есть этому не быть никогда.

Еще одним острым моментом в отношении изгнания Эдуарда были деньги. Этот вопрос горячо обсуждался как членами королевской семьи, так и в парламенте. Письменный договор, составленный между братьями еще в декабре 1936 года, о том, что Георг будет выплачивать Эдуарду 25 000 фунтов стерлингов в год, несколько раз пересматривался. Проблема состояла в том – откуда брать эти деньги: из Цивильного Листа – денег, выделяемых монарху; из личных средств королевской семьи, или из других источников? Георг VI заплатил Герцогу Виндзорскому 300 тыс. фунтов стерлингов (около 7 млн ф. ст. сегодня) за замки Сэндрингем и Балморал, доход от которых в размере 10 тыс. фунтов стерлингов в год по-прежнему продолжали переводить на счет Эдуарда. Кроме того, 11 тыс. фунтов стерлингов Георг ежегодно платил брату из своего собственного кармана. Чтобы еще больше облегчить Эдуарду жизнь, Георг, имея личные связи в министерстве финансов, избавил Герцога от любых налогов. Невилл Чемберлен, тогдашний канцлер казначейства (министр финансов Великобритании) проконтролировал, чтобы ни в каких финансовых отчетах информация о неуплате налогов не фигурировала. Об этом было неизвестно, пока историк Филипп Холл не поднял этот вопрос, адресовав его в Палату Общин в 1991 году. Ему предоставили некоторые сведения, однако, заверив, что первоначальный документ был уничтожен еще в 1979 году. Впрочем, Георгу VI, как никому, были известны все хитрости по избежанию налогообложения, что он и сделал со своими счетами, а затем и со счетами своих дочерей – Елизаветы и Маргарет Роуз.

Все это Георг делал для Эдуарда, не зная о его личных накоплениях и счетах. Неизвестно, продолжил бы Георг и дальше платить из собственного кармана, зная о махинациях Эдуарда? Ведь он всегда подчинялся власти старшего брата. Но после изгнания Эдуарда, зависимый Георг попал под еще большее давление своей жены Елизаветы Боуз-Лайон, своей матери королевы Марии Текской, а также под влияние политической «старой гвардии» – Хардинга, лорда Виграма и Лассела, которые так радели за сохранение старого порядка.

Коронация Георга VI прошла ровно в тот день, который был намечен для коронации Эдуарда —12 мая 1937 года. После недолгого правления короля-новатора в Британии вновь воцарилась атмосфера традиционности и преемственности, присущей периоду правления Георга V. Берти стал идеальным наследником своего отца. Вторая мировая война поспособствовала реализации Георга VI в качестве короля и окончательному уходу Эдуарда в забвение.

Итак, Эдуард покинул Британию на эсминце в середине декабря 1936 года. До окончания бракоразводного процесса Уоллис и Эрнеста, то есть до мая 1937 года, Эдуард с Уоллис по закону видеться не мог. Она по-прежнему была в Каннах, где жила у своих друзей Роджерсов в роскошном особняке. А Эдуард остановился в замке Ротшильдов, недалеко от Вены. Спустя некоторое время Эдуард переехал в отель. На протяжении всей поездки его сопровождал личный помощник Фрути Меткальфе. Спустя месяц после изгнания Фрути сделал заметку: «Герцог Виндзорский стал совершенно чужим – он постоянно говорит по-немецки. Все; для чего он теперь живет – это, чтобы быть с ней [Уоллис. – Прим.]. Я никого и никогда не видел таким влюбленным».

Несмотря на то, что Уоллис и Эдуард находились так далеко друг от друга, общение было регулярным. Они могли часами говорить по телефону и писали друг другу длинные письма. Однако Фрути отмечает, что их разговоры были не всегда мирными. Уоллис постоянно что-то требовала от него по телефону, и пеняла за то, что он не делает того, что должен был. Однажды их случайно подслушали:

– Сегодня был самый счастливый день моего изгнания. Здесь Дикки [Луи Маунтбеттен. – Прим.]! – сообщил Эдуард Уоллис. Но тут же в разговоре возникла напряженная пауза.

– О, нет, дорогая! Я хотел сказать, что я не могу быть счастливым здесь без тебя! Я имел в виду то, что сегодня мне удалось быть менее несчастным! – быстро поправился Эдуард.

Деньги были основной насущной проблемой Эдуарда. Это была та тема, которая спускала его на землю из где-то бесконечно витающих мыслей. Вскоре должна была состояться их свадьба с Уоллис, и нужно было все продумать и подготовить, чтобы она была довольна. А делать это на расстоянии оказалось трудно. Когда Маунтбеттен приехал в Вену, чтобы навестить Эдуарда, он предложил себя в качестве «свидетеля жениха», но Эдуард отказался – он хотел, чтобы на его свадьбе рядом с ним были его младшие братья. Делалось ли это ради политических или личных соображений – неясно. Но позже именно Маунтбеттен сообщит Эдуарду в письме, что никого из его родственников на свадьбе не будет. Более того, Уоллис и Эдуард обнаружили, что у них почти нет друзей. Все те люди, с которыми Уоллис так часто общалась в 1935 и 1936 годах на ужинах или приемах, теперь отвернулись от нее, осуждая каждый ее шаг. Это был позор.

Чтобы хоть как-то абстрагироваться от своего прошлого, 8 мая 1937 года Уоллис Симпсон даже вернет себе свою девичью фамилию, и вновь станет Уоллис Уорфильд.

Герцог Виндзорский постоянно старался быть в курсе происходящего в Британии и часто звонил в Букингемский дворец. Так продолжалось долго, пока Уолтеру Монктону не поручили отправиться к Эдуарду и объяснить ему, что Его Величество очень занят и что ему некогда общаться со своим старшим братом. Эдуард был уязвлен до глубины души – даже Берти от него отвернулся.

Место свадьбы Герцога Виндзорского и Уоллис Уорфильд определял Букингемский дворец: несмотря на изгнание, Уоллис и Эдуард продолжали оставаться под присмотром британского правительства. Уоллис очень хотела, чтобы их свадьба прошла в местечке La Croe в Южной Франции в курортном городе Антиб. Там же, по ее мнению, должен был быть их первый дом. Однако король был иного мнения. Георг считал, что Ривьера вряд ли может быть хорошим местом для двух «голубков» – слишком вычурно, да и это место в 30-е годы облюбовали для отдыха сливки общества. Для изгнанников этот вариант был неприемлем. Правительством рассматривались многие места проведения свадьбы изгнанников, что, в конце концов, привело Уоллис и Эдуарда к нацистам.

Миллионер Шарль Бидо, друг и активный сторонник нацистов, услышал от Роджерсов, что Эдуард и Уоллис подбирают место для бракосочетания ближе к лету. Георгу VI было непринципиально, где пара проведет свою свадьбу, главное, чтобы это была не Южная Франция. И тут, Шарль Бидо, своевременно предложил свое поместье Chateau le Cande для проведения церемонии, что впоследствии сыграло очень важную роль в связи с нацистами, но об этом во второй части книги.

Шарль Бидо и его супруга Ферн казались Уоллис очаровательной парой. С приближением свадьбы Уоллис волновалась все больше, когда 9 марта 1937 года вместе со своей служанкой и 26 чемоданами, наконец, отправилась в le Cande.

Замок Бидо был воистину роскошным. И Уоллис, привыкшей к роскоши, легко удалось почувствовать себя там как дома. Это место, как нельзя лучше, подходило для бракосочетания со столь значительной фигурой – бывшим королем Великобритании. Два десятка слуг в синих костюмах выстроились вдоль входа в замок для приветствия прибывшей в поместье Уоллис. Ферн Бидо крутилась вокруг Уоллис сутками напролет. Она лично занималась подготовкой к свадьбе и следила, чтобы все было идеально, начиная с монограмм на серебряной посуде и заканчивая шелковым постельным бельем.

Развод Уоллис с мистером Симпсоном подходил к концу. 3 мая 1937 года Уоллис позвонила Эдуарду и радостно прокричала в трубку, что все, наконец, закончилось – она разведена! Эдуард уже был в курсе, так как несколькими часами ранее ему уже позвонили с этими новостями из Лондона. Не теряя времени, он сразу же начал собираться, чтобы прямиком отправиться в поместье Бидо во Францию.

Уоллис спустилась вниз по ступенькам к входу, чтобы встретить своего любимого. Он взял обе ее руки в свои, нежно поцеловал их и прижал Уоллис к себе. Дав короткое интервью представителям прессы, они отправились в дом, где наконец-то смогли спокойно побыть вдвоем. Уоллис отвела его в комнату, украшенную азалиями, розами и лилиями. Им было много что обсудить.

Но даже в это, казалось бы, счастливое время у влюбленных возникали проблемы, доводящие обоих до исступления. По французскому закону, чтобы вступить в брак, было необходимо предоставить свидетельство о рождении, которого, конечно, у Уоллис на руках не оказалось. Со стороны Уоллис всей документацией через американское посольство занималась ее тетушка Бесси. И на ее плечи легла ответственность непременно достать требуемое свидетельство. По закону, Уоллис должна была поехать в США, где доктор внес бы все необходимые данные в анкету, но времени на эти затяжные процедуры уже не было. Свидетельство делали «обходными путями».

Другой неприятной стороной подготовки была семья Эдуарда, не желавшая присутствовать на самом главном дне его жизни. Более того, Эдуарду сообщили, что его присутствие на коронации Георга VI 12 мая 1937 года не запланировано. Чтобы хоть как-то перетянуть внимание прессы с брата на себя, Эдуард за день до коронации созвал пресс-конференцию, на которой сообщил о своей помолвке с Уоллис Уорфильд. Дату свадьбы назначили на 3 июня 1937 года. Казалось, что даже этой датой он как-то старался уколоть свою семью, так как 3 июня – День Рождения покойного короля Георга V.

Несмотря на отношение семьи к нему, Эдуард до последнего надеялся, что хотя бы его брат Герцог Кентский будет присутствовать на свадьбе. Но после коронации надежда улетучилась; семья его игнорирует. Еще больший удар Эдуард получил от London Gazette, вышедшей 29 мая. В ней официально говорилось о том, что только Эдуард сможет носить титул Королевского Высочества; его жена и потомки на такую привилегию права не имеют. Разъяренный Герцог Виндзорский тут же отсылает письмо с протестом своему брату. Он был уверен, что Георг сжалится и позволит Уоллис носить тот же титул, что и он.

С самого утра в день свадьбы 3 июня 1937 года в городе царила оживленность. Съезжались репортеры, приезжали гости, все были в ожидании праздника. Эдуард проснулся очень рано и уже занимался последними приготовлениями к долгожданному событию; Уоллис до начала самой церемонии из своих покоев не выходила. Свадьба состояла из двух церемоний – гражданской, которая проходила на французском языке, по французским законам, и религиозной, проводившейся по всем канонам Англиканской Церкви.

Гражданская церемония была очень короткой и формальной. На ней из приглашенных присутствовали Фрути Меткальфе, Герман Роджерс, мистер В.С. Грехам, представлявший британское консульство, и пять представителей прессы. Сесил Беатон делал снимки.

Религиозная церемония проводилась в самом замке le Cande. Небольшое помещение было украшено двумя большими вазами с розовыми гвоздиками и красными пионами. Герцог Виндзорский вошел в помещение в 11:33, невеста несколько минут спустя. Эдуард был одет в черные смокинг и брюки, серовато-белую рубашку и серый галстук. В петлице смокинга у него была белая гвоздика. Невеста была одета в облегающее длинное платье двойного покроя из зеленовато-голубого крепдешина; сверху был одет коротенький пиджак из того же материала, что и платье, а на голове изящная голубая соломенная шляпка с поднятой вверх вуалью. Единственными украшениями были бриллиантовые серьги с сапфировыми вставками и браслет из квадратных граненых бриллиантов, подаренных Эдуардом.

После церемонии новобрачные вместе с гостями отправились к роскошно сервированному столу. Уоллис и Эдуард расположились во главе стола на тронных креслах. На их имя пришло 2000 телеграмм и 20 тыс. писем с поздравлениями со всех концов мира; а также подарки от короля и королевы Британии. О новобрачных даже был снят короткий документальный фильм, запрещенный к показу в Британии, но показанный почти во всех остальных странах мира.

Стоило ли оно того? Действительно ли это было то, чего Уоллис так хотела – быть в изгнании, и не с королем? Меткальфе не раз отмечал ее холодность, почти полное отсутствие каких-либо нежных эмоций по отношению к Эдуарду – она даже за руку его никогда не брала. Супруга Меткальфе в тот день записала: «Надеюсь, что хотя бы за закрытыми дверьми Уоллис будет с ним мягче. В противном случае, это будет кошмар для него… Болдуин говорит, что по интригам и хитросплетениям Уоллис нет равных. Мое же мнение, что она хотела быть королевой, или, на худой конец, принцессой-консортом. Она мне противна за то, что она посмела сделать, но я не имею права проявлять своего недовольства».

Уолтер Монктон привез Эдуарду письмо от короля: Уоллис, ставшая после свадьбы Герцогиней Виндзорской, не имеет права называться Ее Королевским Высочеством, перед ней никто не обязан делать реверанс, а также ей не должны оказывать никаких знаков уважения, традиционно присущих членам королевской семьи. То есть, несмотря на то, что Уоллис стала женой бывшего короля, она по-прежнему никто. Эдуард был в ярости. Проигнорировав указания короля, он требовал от персонала, чтобы к Герцогине обращались не иначе, как Ваше Королевское Высочество.

По сути, это действие было незаконным: Эдуард был королевской крови, а, следовательно, титул Королевского Высочества он получал по рождению, и, соответственно закону. Его жена автоматически становилась Королевским Высочеством, но в данном случае это было королевским решением безвольного Георга VI, на которого в отношении Уоллис оказывалось давление со стороны его матери королевы Марии и его жены – королевы Елизаветы. Это явно делалось с целью уничижения статуса Уоллис. Из всей семьи Эдуарду удалось увидеться лишь с братом – Герцогом Кентским, и то лишь потому, что летом 1937 года он отдыхал с семьей в Югославии. Более того, ему не позволили приехать к Эдуарду с женой из-за какого-то абсурдного предлога, чтобы та ни в коем случае не увиделась с Уоллис, поэтому Герцог Кентский приехал к ним один, что страшно задело Эдуарда. Считается, что королева-мать и жена Альберта никогда не любили Уоллис, и всячески старались ее унизить еще до того, как Эдуард отрекся. А после его отречения их ненависть стала и вовсе вопиющей, ведь Альберт стал королем вопреки, перевернув тихую семейную жизнь Елизаветы Боуз-Лайон.

* * *

Нужно сказать, что это было довольно плохим началом их новой жизни – они были не нужны никому. После свадьбы пара отправилась на три «медовых месяца» в Австрию, где сняла для себя отдельный замок, в котором было в самом роскошном исполнении все необходимое, что только могло понадобиться новобрачным. Казалось бы, что это место идеально подходит для первых месяцев супружеской жизни, где никто не будет им мешать, и они никому. Однако это не совсем устраивало британское правительство. Владельцем замка был некий К.П. Мюнстер, который в последние несколько лет жил то в Англии, то в Австрии. Британское правительство давно пристально следило за ним, так как он являлся одним из главных спонсоров фашистской партии Мосли. Но еще до этой поездки, Эдуард уже начал довольно оживленно говорить Бидо о вероятной поездке в нацистскую Германию и личной встрече с фюрером. У Шарля Бидо по этому вопросу уже давно была налажена связь с Фрицем Вайдеманном – личным помощником Гитлера. Именно через него Виндзоры проложили себе путь к нацистам. Вайдеманн был главным организатором предстоящей встречи фюрера и бывшего короля. К концу медового месяца, после того как Уоллис и Эдуард также успели побывать в Вене и Венеции, они отправились вместе с Бидо в еще одно его личное поместье в Венгрии, где они должны были закончить приготовления к предстоящему визиту к нацистам. Эдуард очень интересовался строительством частных домов и вынашивал идею разворачивания крупного бизнеса в этом направлении, а Бидо был его советчиком по этому вопросу. Более того, именно Шарль Бидо инициировал тур Эдуарда по Западной Европе и Америке, который начался бы в Германии и закончился в США. На гребне строительной деятельности, поддерживаемой рабочими сословиями, приоткрывалась возможность возвращения Эдуарда в Британию. Но британские агентства вновь усилили свою бдительность.

После окончания медового месяца, Виндзоры вернулись в Париж, где остановились в отеле Meurice, подыскивая укромное местечко для своего будущего дома. Тут же к ним приехал Шарль Бидо с обещанием привезти к ним двух влиятельных нацистов, которые обсудят с ними поездку в Третий Рейх.

Отступать было поздно – Адольф Гитлер их, уже, ждал …