Сегодняшний день прошел точно так же, как вчерашний. И позавчерашний. И поза-позавчерашний. Я сидела в кресле и тупо смотрела на моросящий за окном дождь. Попытки Старота на пару с Нафаней до меня достучаться и хотя бы накормить, успехом так и не увенчались. Мне не хотелось ни есть, ни спать, ни двигаться. И причина этой апатии была как нельзя более обыденной. Я просто в очередной раз убедилась в старой народной женской мудрости — все мужики козлы.

Блин, ну как мог эта сволочь Данжер скрыть от меня свою драконью сущность?! Как мог Врангель, которого я считала своим другом, покрывать этого мерзавца? И как могла я сама так лопухнуться?! Идиотка! Любовь, морковь, романтика… вот тебе и романтика! Сижу дура дурой одна в огромном дворце василевса и тупо любуюсь дождем. Да, конечно, Данжер предупреждал, что сменит сущность и вынужден будет со мной расстаться. Но я же не знала, что он преобразиться столь кардинально! Честно говоря, я думала, что спокойно смогу с ним сосуществовать в любой его ипостаси. Да если б я знала, что этот гад превратится в дракона, я бы… кстати, а чего бы я сделала? Неужто отвернулась бы от василевса с ехидным фырканьем? Сильно сомневаюсь. Но все равно Данжер должен был мне в этом признаться! А уж улететь не попрощавшись — это было вообще по-свински! Неужели я от какого-то Врангеля должна была узнать, что Данжер — дракон?

Кстати, за это и вороненку на орехи досталось. Нечего было от меня скрывать такие вещи! И доставать меня очередным предложением срочно ехать к Мирославу и становиться его женой тоже было нечего. Разумеется, я психанула, и послала Врангеля куда подальше! Более того, осознав, что меня банально кинули, я сорвала на нем и всю свою злость. Е-мое, да какое право он имел вмешиваться в мою жизнь? Поить меня снотворным (чтобы я не спасала Данжера), решать за меня, за кого я замуж должна выходить?! И ладно бы все это действительно из благих побуждений было! Но ведь Врангель делал это только потому, что ему (видите ли!) не нравилась перспектива быть вороном какой-то василиссы. Он (опять же, видите ли!) хотел княжеским вороном быть! Карьеру свою, блин, устроить! Ну и куда мне нужно было послать этого гада, как не в лес?!

Правда, от того, что я разругалась с Врангелем, легче мне все равно не стало. Осознав, что ни вернуть Данжера, ни быть рядом с ним, ни даже увидеть его еще хотя бы раз у меня не получится, я впала в депрессию и пребывала в ней уже четыре дня. Моих сил хватило только на то, чтобы добраться до Фотии и, сквозь всхлипы, объяснить Староту, кто его василевс на самом деле и почему вернуться в страну он уже не сможет. Воевода нахмурился, попереживал пару дней, а потом объявил василиссой меня. Однако лично мне это было уже фиолетово. Оставаться в Фотии без Данжера не было никакого смысла. И все, чего мне хотелось — так это дождаться окончания практики и вернуться домой, в свой мир. Зализывать раны там, где мне ничто не будет напоминать о василевсе. А Фотия… ну, а что Фотия? Проживет без меня. С ней и Старот прекрасно справится.

— Да почто ж ты убиваешься-то так, хозяйка? — прервал мои мрачные мысли Нафаня. — Не дело сие! Надобно тебе с василевсом встретиться, да поговорить толком.

— Да как я с ним встречусь, если он дракон? — хлюпнула я носом. — Высшая раса, черти бы его побрали. А я — обычный человек. Ты когда-нибудь сказку слышал про сестрицу Аленушку и братца Иванушку, который в козла превратился?

— Слыхивал…

— А теперь представь, что Иванушка не захотел обратно в человека превращаться, потому как козочку какую-нибудь полюбил. И предпочел променять человеческую жизнь на существование в стаде.

— Страсти-то какие! — передернул плечами Нафаня.

— Вот именно. А люди для драконов примерно то же самое, что для нас козлы. Почитала я тут на досуге кое-какую литературку. Вот и подумай, захочет ли Данжер вообще вспоминать это сомнительное приключение? — Нафаня тяжко вздохнул и почесал в затылке. — Ну и потом… насколько я знаю, драконы — довольно крупные существа. Так что если даже я полечу к ним в ступе, ты уверен, что меня вообще заметят? И уж тем более соизволят признать?

— Да ты, хозяйка, забыла никак? — оживился домовой. — У тебя ж коврик есть волшебный. Токмо встать на него нужно, да загадать, в кого превратиться мыслишь. Одно плохо — драконов ты не видела никогда.

Я торопливо нащупала на шее медальон и вытащила его на свет божий. И кто бы мог подумать, что эта штуковина мне понадобится… хорошо хоть я не выкинула ее сразу, когда поняла, что Данжер не только со мной не простился, но и мой подарок не взял. Если честно, я даже не знаю, что меня в тот момент больше обидело.

— Вот… — судорожно вздохнула я, глядя на ловящего свой хвост золотого дракончика.

— Я говорил Данжеру, чтобы он сознался… — ехидно уведомил меня дракончик, оторвавшись от своего увлекательного занятия.

— Да что ж это такое! — возмутилась я. — У меня уже такое ощущение сложилось, что об истинной сущности василевса знали все, кроме меня! Почему, интересно?

— Это ты у Данжера спроси, — ехидно предложил дракончик.

— А вот и спрошу! — пробухтела я, принимая из рук Нафани волшебный коврик. — Ты это видел?

— Неужто драконом решишься стать? — опешил дракончик.

— А что? — насторожилась я. — Что в этом такого? Это же на три дня всего…

— Побывав в шкуре дракона, тебе будет сложно снова вернуться к своей человеческой сущности, — пояснил дракончик. — Ощутив, хотя бы ненадолго, свою принадлежность к великой расе, тебе уже не захочется быть никем другим. Ты будешь тосковать по небу, по краскам мира, по ощущениям, о которых ты сейчас не имеешь представления.

— А не став драконом, я так и буду тосковать по Данжеру, — возразила я. — Я хочу с ним проститься, если уж ничего другого не дано. И увидеть василевса в его истинном обличье. Хотя бы для того, чтобы перегореть к нему, убедиться, что мне рядом с ним ничего не светит и не думать больше об этом! — завелась я. Потом сделала глубокий вздох и попыталась взять себя в руки. — Ладно… скажи лучше, насколько твоя внешность соответствует реальной внешности дракона. И каких они размеров. Я же должна представить себе то, во что хочу превратиться!

— Холм у моря похож на спящего дракона. А мой облик отчеканен эльфами, самой древней и искусной из рас. Можешь не сомневаться, они идеально изобразили сходство, — гордо уведомил меня дракончик.

— Токмо енто, превращаться не в замке надо, — встрял в нашу беседу Нафаня. — Потому как в замок такая чуда не вместится.

— Думаю, до города драконов тебе вообще нужно на ступе добираться, — заметил дракончик. — У тебя будет всего три дня. Слишком мало времени, чтобы бездарно его тратить. Даже всего час и даже на дорогу.

— А ты знаешь, где этот город находится? — озаботилась я.

— Обижаешь…

Я не буду рассказывать, как я долетела до города драконов. В принципе, ничего интересного. Единственное, что хотелось бы отметить — спрятали драконы свой город знатно. Без провожатого я бы его в жизни не нашла. А без ступы никогда и не добралась бы до его врат. Все самое интересное началось уже после того, как я спрятала ступу с медальоном, расстелила коврик и, сосредоточившись, оказалась в шкуре дракона. Потому как приобретенное мною новое тело с непривычки было громоздким, неуклюжим и плохо управляемым. Однако это было еще не самым ужасным! Гораздо больше меня расстраивала невозможность посмотреться в зеркало. Интересно же, на что я стала похожа! Во всяком случае, то, что попадало в поле моего зрения, заставляло предполагать, что выгляжу я, как минимум, эксцентрично. Мощные лапы, длинный хвост, чешуя, которая покрывала все мое тело в пределах видимости… причем цвет у этой самой чешуи полностью соответствовал цвету моих волос. Она переливалась на солнце оттенками янтарного меда и червонного золота, спелой вишни и красного дерева, терракоты и осенних кленовых листьев. Мда… про цвет-то я в процессе превращения и забыла. Будем надеяться, что моя расцветка не покажется драконам слишком вызывающей. И чересчур экстравагантной.

Я расправила крылья, взмахнула ими и взмыла в небесную синь. Боже ж ты мой! Вот это и есть счастье! Неужели это я когда-то не любила летать? Бред! Хотя разве можно сравнить полеты в ступе с этим? Крылья, которые чувствуют ветер, тугое напряжение в мышцах, звезды, которые видно даже днем, мир, который изменился в одно мгновение… Краски, запахи, звуки — все стало ярким, глубоким и необыкновенно объемным. Василевс был прав. Тысячу раз прав. Драконы — это действительно высшая раса. Но если кто-нибудь думает, что данный факт послужит василевсу оправданием… ха! Он очень плохо меня знает. Мне абсолютно все равно, к какой расе принадлежит Данжер. Этот гад должен был сказать мне правду! Или, по крайней мере, проститься со мной, перед тем, как улететь!

Данжер метался по гостевой зале своей пещеры и раздраженно постукивал хвостом по полу. Ирвин ему не верил! Принц, с которым они дружили уже не первое тысячелетие, вместе охотились и сражались, лишил Данжера своего доверия из-за какой-то Марты! Немыслимо! Злобная стерва, издевавшаяся над ним пять сотен лет, не собиралась ни признавать свою вину, ни (тем более) раскаиваться в содеянном. В ход шло все — и слезы, и дежурные улыбки, и жеманство, и флирт, и многозначительные обволакивающие взгляды много повидавшей самки. Марта отрицала все обвинения Данжера и разыгрывала из себя беспомощную, трогательную, несправедливо обиженную даму. Правда, надо отдать Ирвину должное, на него весь этот спектакль мало действовал. Марте он не доверял. Однако Данжеру от этого было не легче. Его обвинения в адрес Марты были серьезными, а никаких доказательств собственных слов он предоставить не мог. И взять их было неоткуда. Никто из тех, кто знал его василевсом, представления не имел, что на самом деле он дракон!

Маг, которому продала его Марта, был мертв уже 400 лет, а медальон с говорящим дракончиком, который подарила ему Фьяна, Данжер оставил возле купели с живой водой. Ну и что ему делать остается? Не Врангеля же в свидетели приглашать! Тем более, что по старинным обычаям, на суде драконов никто, кроме самих драконов, выступать не мог. Данжеру оставалось только уповать на мудрость и прозорливость Оракула. И это ему совершенно не нравилось. Поскольку Оракул последнее время только и делал, что нес всякую чушь по поводу золотых драконов, кривых зеркал и исполнения пророчества. Бред! Этому дурацкому пророчеству уже столько тысячелетий, что про него даже драконы уже давно ничего толком не помнят! (Ну, может, кроме короля Оттона.). Неужели у Оракула начался старческий маразм? Верить в это Данжеру очень не хотелось. А уж доверять маразматику решение собственной судьбы — тем более. Данжер вздохнул и решил выйти из пещеры размять крылья. Может, хоть в полете ему удастся успокоиться и немного отвлечься от свалившихся на него проблем.

Небо встретило его прозрачной синью. Данжер вбирал в себя эту синеву, летел наперегонки с ветром, выделывал виражи… Боже, как же ему не хватало этих ощущений, когда он был человеком! Став драконом, Данжер быстро привык и к собственному телу, и к вернувшейся магии. Единственное, к чему он так и не смог привыкнуть — было отсутствие Фьяны. Вопреки его тайным надеждам, ни смена сущности, ни даже навалившиеся на него проблемы отнюдь не стерли образ огненноволосой ведьмы из его памяти. Напротив. Тоска по Фьяне, казалось, только усиливалась. Ведьма даже снилась ему ночами! А сколько раз он взмывал в грозовое небо, чтобы полюбоваться шаровыми молниями? Сколько раз у него мелькала мысль прилететь в Фотию и хотя бы попробовать объясниться с Фьяной? И ведь полетел бы, если бы мог! Но Ирвин строго-настрого запретил Данжеру покидать город. По крайней мере, до тех пор, пока Оракул не вынесет свой приговор. И не решит, на чьей стороне правда.

Первое, что мне захотелось сделать, когда я увидела Данжера — его убить. Я, блин, страдаю, как последняя дура, а он, видите ли, полетами наслаждается! Виражи в небесах выписывает! Ну, я ему выпишу сейчас! Мало не покажется. Я придала собственному телу ускорение и, со всего маху, врезалась Данжеру в бок. Тот не успел даже среагировать.

— Радуешься жизни, гад, да?! — излила я на него свой праведный гнев. — Стал драконом и слинял по-тихому?! Ну конечно, прощаться ведь не обязательно… подумаешь, полюбовница какая-то, с которой связался от нечего делать, разве ж она тебя достойна?

— Фьяна?! — потрясенно округлил глаза Данжер. — Но как?…

— Так! — рявкнула я. — Решила поинтересоваться — ты мне ничего не забыл сказать?

— Фьяна… — заворожено повторил Данжер, не слыша моих воплей, и обвивая свой хвост вокруг моего.

— И нечего, нечего теперь ко мне подлизываться!

— Фьяна…

Тьфу! И почему мы, женщины, такие мягкие? Погладь нас по шерстке — и все. Из нас уже не то, что веревки вить, шапочки вязать можно! Дать бы в лоб этому гаду, вместо вселенского прощения! Так ведь рука… ой, лапа не поднимается. Тем более, что в своей истинной ипостаси василевс выглядел еще круче, чем в человеческой. Мощный, стремительный и смертельно-прекрасный. Я даже не знаю, с чем его сравнить можно. Ну, если только с потоком лавы… А уж когда Данжер мне (наконец-то!) поведал всю свою историю, ругаться с ним мне окончательно расхотелось.

— Я могу свидетельствовать, что ты был человеком. Но причастность к этому Марты будет доказать проблематично. Прошло слишком много времени. Следы ее магии уже испарились. Максимум, что я смогу доказать — это то, что она держала тебя в тюрьме.

— Ты не можешь быть свидетелем, — разочаровал меня Данжер. — Даже в драконьем воплощении.

— Почему это? — обиделась я.

— Потому что ты — моя пара, — вздохнул василевс.

— В смысле?

— Каждый дракон, достигая зрелости, избирает себе пару, с коей и живет до конца своих дней. Я избрал тебя. А коли ты моя пара, то по закону, и свидетельствовать в суде за меня не ты можешь.

— А тебе что, обязательно сообщать, что я — твоя пара? — ехидно поинтересовалась я.

— Сие сообщать не потребуется. Сие любому дракону видно. Истинный облик мой был от тебя скрыт, однако ж, ты признала меня с первого же взгляда. Так и любой дракон, узрев нас вместе, ощутит нашу связь. И потом… Фьяна, какой недоучка превращал тебя в дракона?

— А что со мной не так? — испуганно поинтересовалась я. — Я страшная? Или хвост не на месте? Или с размерами переборщила?

— Сей цвет чешуи драконам не присущ, — ехидно уведомил меня василевс.

— Ну я же не знала, что чешуя у драконов цвета пыльного асфальта! — обиделась я. — Все, что у меня было — это коврик-перевертыш и медальон, который ты мне любезно оставил, когда улетел, не попрощавшись.

— Коврик-перевертыш? — убился Данжер. — Значит, сей облик дракона не насовсем тебе даден?!

— У нас есть три дня. И я предпочла бы их потратить на что-нибудь более содержательное, чем ссоры и выяснения отношений.

— Боюсь, и этого у нас нет, — вздохнул Данжер. — Завтра решится моя судьба, ибо Оракул вынесет свой приговор. Коли решит он, что правда на стороне Марты, ждет меня заточение. И срок сему заточению будет не менее 500 лет. Потому я и надеялся, что облик дракона тебе насовсем даден. Люди, насколько я знаю, столько не живут.

— Подожди, но насколько я поняла, Оракул — это нечто неодушевленное. На него нельзя повлиять. Он видит самую суть вещей. Чего ради он примет сторону Марты?

— Как ни горько признать мне сие, но нет у меня более веры в мудрость Оракула, — вздохнул Данжер. — И не токмо у меня. Потому как принц Ирвин повелел отложить суд и написал отцу. Завтра король Оттон прибудет в столицу. Может, хоть он разберет, что значат речи Оракула о золотых драконах, пророчестве и кривых зеркалах. И может ли Оракул вершить праведный суд.

— У вас есть кривые зеркала? А чего же ты мне тогда голову морочишь? — возмутилась я. — Уж что-что, а показать прошлое они прекрасно могут! Или ты хочешь сказать, что владеющие истинной магией драконы их активировать не способны?

— Да не слыхивал я никогда про сии зеркала! И не токмо я. Ирвин тоже о них не ведает. Иначе давно бы правду вызнал. Ужель они существуют? Может, и золотые драконы тогда где-нигде водятся? И пророчество, о коем, почитай, и не помнит уже никто, сбыться может?

— А что за пророчество-то? — заинтересовалась я.

— Про иные миры там что-то реклось, про истинную магию, да про всеобщее спасение. Пророчеству тому уж не одна тысяча лет.

— Короче, ты тоже его не помнишь, — подвела я итог. — Ну, что ж. Подождем завтрашнего дня. Может, ваш король знает что-нибудь про кривые зеркала. Или сумеет привести в чувство Оракула. А пока… может, мы на землю спустимся? А то у меня такое ощущение, что ты не так уж и рад меня видеть, — игриво предложила я.

— А мне, дабы радость свою оказать в полную силу, земля ни к чему, — хищно ухмыльнулся Данжер

* * *

Суд проходил в долине. Симпатичной, кстати. И большой настолько, чтобы вместить два десятка драконов. Оракул оказался каменным изваянием, больше всего похожим на абстракцию обкурившегося Сальвадора Дали, довольно мелкая (по сравнению со мной) Марта вообще не показалась мне интересной, а вот король Оттон меня впечатлил. И я его, похоже, тоже. Впрочем… я со своим экстравагантным цветом шкуры выделялась на общем фоне примерно так же, как ворона на снегу. Так что пристальное всеобщее внимание мне было гарантировано. Причем внимание такое… не сильно приятное. Типа "по улицам слона водили". Хорошо хоть пока не облаивал никто. Наверное, короля стеснялись. Тем более, что Оттон гнать меня в три шеи не спешил (даже когда выяснил, что по своей истинной сути я человек), а напротив — очень внимательно меня слушал. А на упоминании кривых зеркал даже оживился.

— То здравая мысль, Фьяна. Ибо сие дело не для Оракула, назначение коего истину видеть, драконов искать, буде те затеряются в мирах, да будущее предсказывать. То славно, но мне иное сейчас надобно.

— Так ведь Данжер сказал, что у вас нет кривых зеркал, — озадачилась я. — Иначе Ирвин давно бы уж ими воспользовался.

— Неучи они, неучи и есть, — нахмурился Оттон. — Вместо того, чтоб познавать сущее, небось, сбежали с урока на охоту. Иначе знали бы, как по-иному кривые зеркала именуют.

— Темные, — «подсказала» двоечникам я. — Но почему вы сразу о них не вспомнили?

— Дабы привести их в действие, нужна не драконья магия, человечья, — объяснил Оттон. — А с людьми у нас давно дружбы нет. Да и не было нужды в сих зеркалах, пока существовал драконий род, который мог видеть чужую сущность. Однако ж Данжер — последний осколок сего рода. А потому пригодиться нам сейчас и зеркало, и магия человека.

— Так ведь я в данный момент дракон!

— Истинная сущность твоя и твоей магии от того не изменилась. Принесите темное зеркало!

Ну, что я могу сказать? Когда я оказалась рядом с зеркалом, у меня в голове билась только одна мысль — только бы не опозориться и провести магический обряд правильно. Заклятье, в принципе, я помнила, пассы тоже, вот только магичить в теле дракона было проблематично. Пришлось встать на задние лапы и опереться хвостом о землю. Темная поверхность (из-за которой, собственно, зеркало и получило свое второе имя) дрогнула, подернулась туманом, а затем начала показывать нам прошлое.

Лучше бы я этого не видела! Потому что после сцены пыток Данжера безумным магом мне очень захотелось Марту убить. Медленно, жестоко и мучительно больно. А уж после того, как зеркало показало, какими способами она сама пытала василевса, когда захватила его в плен в человеческом обличии, желание усилилось вдвое. Словом, когда зеркало показало последний кадр, (превращение Данжера в дракона) я была доведена уже просто до неистовства.

— Что ж. Настал час объявить королевскую волю, — веско и громко сказал Оттон. — Когда летел я на сей суд, я был уверен, что Марта виновна. Ибо пыталась она бежать из города, невзирая на предупреждения Ирвина. Однако ж принц, объявив, что будет суд, воззвал к жизни древнее заклятье, кое удержало Марту. Сие заклятье и на суд ее явиться заставило, хоть и пыталась она противиться тому. Зеркало же явило нам всю ее вину. И сия вина кары жестокой достойна. Ибо Марта посягнула не только на жизнь и честь нашего подданного, но и самою королевскую власть захватить мыслила. Так пусть Оракул услышит мой приговор и исполнит его. Эльмерилл-мирр-Эльмарта, велю тебе стать камнем. Видеть и слышать, как живут твои сородичи. И останешься ты в этом виде до тех пор, покуда искренне не раскаешься в содеянном.

Оракул заворочался, выдал ослепительно-белую вспышку, и на том самом месте, где только что находилась Марта, оказался огромный валун.

— Отнесите валун на площадь в городе, дабы все видели свершенный суд, — повелел Оттон. — А ты, Данжер, и ты, Фьяна, следуйте за мной. Ибо предстоит нам долгая беседа.

Беседа действительно была долгой. Поскольку помимо всего прочего, Оттон и я пытались разобраться в сути наложенных Мартой на Данжера заклятий. Толку было немного. Во-первых, потому, что основная их часть строилась на жертвенной крови, а во-вторых, Марта перед судом уничтожила практически все улики. Я смогла «поймать» только некоторые из «шедевров» драконихи. Заклятье забвения, видимо наложенное на тот всякий случай, если Данжеру, несмотря ни на что, все-таки удастся стать драконом, заклятье страха, из-за которого от Данжера шарахались даже лояльные ему подданные и заклятье сокрытия сущности. Последние два, кстати, были рассчитаны только на людей. Так что Врангель, скорее всего, почуял в Данжере дракона еще при первой встрече. И Ирод тоже, кстати. Ну, с коня спрос маленький, а вот вороненок почему промолчал? Случаев шепнуть мне на ушко сию великую тайну было множество. Взять хотя бы пленение Данжера Мартой! Ведь наверняка именно драконья сущность помогла Врангелю найти василевса в тюрьме и почуять его!

— Любопытно мне, отчего не вступило в силу заклятье забвения? — удивился Оттон, выслушав мои выводы.

— Смерть уничтожила все магически чары, — высказала свою догадку я. — А живая вода, наверняка, усилила этот эффект. Меня другое интересует. Почему наложенное Мартой заклятье страха на меня не действовало?

— Сие как раз просто, — улыбнулся Оттон, продемонстрировав мне великолепный комплект ослепительно-белых драконьих клыков. — Ты — пара Данжера. А заклясть дракона от пары ни один маг не в силах. Ты бы и истинную сущность Данжера узреть смогла, кабы хоть одного дракона видела.

— Но я же не была его парой, когда мы встретились! — возразила я.

— Неверно сие. Драконы — не люди. Они свою пару с первого взгляда видят. Токмо на то, чтоб осознать сие, порой время уходит.

— То есть, остаться равнодушной к Данжеру у меня не было никаких шансов, — подвела итог я.

— Никаких, — подтвердил Оттон. — Равно, как и у него.

— И что же нам делать? Мне в шкуре дракона всего полтора дня пробыть осталось.

— А мне бы хотелось этим воспользоваться, — подал голос предмет наших исследований.

— Твой удел молчать! — тут же осадил его Оттон. — Дай срок, усажу я вас с Ирвиным переучивать раздел "Магические предметы", дабы не позорили вы меня своим невежеством. И знания ваши по сему уроку я самолично с вас спрошу!

— А он еще про пророчество ничего не знает, — тут же наябедничала Оттону я. — А мне же любопытно! Если уж Оракул кривые зеркала в дело упомянул, может, и про золотых драконов с пророчеством тоже в тему было?

Однако Оттон, как оказалось, о пророчестве тоже имел довольно смутное представление. Оно было настолько древним, что даже мудрый король весьма приблизительно помнил, о чем там идет речь, а потому полез в архивы.

— Фьяна, а почто зеркала кривыми называют? — улучив момент, спросил меня Данжер. — Их бы, скорее, прямыми назвать след. Они же истинную сущность отображают.

— Так зеркала ведь люди изготовили. И имя им они дали. Ну ты сам подумай, как может человек назвать зеркало прямым, если оно отражает совсем не то, что ему показывают?

— Вот! — перебил нашу познавательную беседу Оттон, возвращаясь с огромным пыльным фолиантом. — Насилу нашел. Токмо не знаю, будет ли толк. Давно уж не слыхивал я о том, чтобы сбывались пророчества.

— А я слыхивал, — неожиданно заявил Данжер. — Было это в пору войны с хазарами. Жрец Перуна сказал мне, что, дескать, меч драконьей крови найдет поляницу, победит она всех, кто станет у нее на пути, явит зверь, рекомый василевсом, свое истинное лицо, и мир изменится навсегда. Истинное оказалось пророчество. Хотя, правду речь, сбылось оно спустя ажно две сотни лет. По человеческим меркам сие много. Когда Фьяна явилась в наш мир, о пророчестве том уже никто и не помнил.

— Да потому что туфта это! — возразила я. — Ну, продал ты мне меч. И что? Кого я им победила? С големами твои войска сражались, Марту в камень король превратил, даже Чурилу — и то не я, а Старот убил.

— Не быть победе над големами, кабы не зачаровала ты оружие. Не быть Староту в тереме Чурилы, кабы не твой призыв, не быть бы Марте камнем, кабы не произнесла ты заклятья над зеркалом, не быть бы мне драконом дважды — кабы не вынула ты меня из тюрьмы и кабы не искупала в живой воде, — припечатал василевс.

— Ладно, хорошо… но где ты видишь, что мир изменился? — возразила я.

— Такое не враз происходит, — ответил за Данжера Оттон. — Но то, что старые пророчества стали сбываться, пусть и среди людей — знак перемен.

— Кстати, раз уж мы снова заговорили о пророчествах, — оживилась я. — Так что там говорят старинные рукописи? Кто и от чего должен освободить драконов? — Оттон открыл фолиант, перевернул первый лист, и я услышала весьма занимательную, но очень запутанную историю.

Байка № 13.

Все началось с того, что дракон подружился с человеком и подарил ему ни много, ни мало — доступ к истинной магии. Мало того, щедрый дракон сделал так, что этот дар можно было передавать по наследству потомкам. Первое время все шло лучше некуда. Люди не уставали возносить благодарности за щедрый дар. Но поскольку дракон (как и все очень долго живущие существа) не соизмерял свое время со сроком жизни людей и любил надолго улетать путешествовать, его стали забывать. Прибавьте сюда еще человеческую избирательную короткую память, честолюбие некоторых особей, и вы не удивитесь, что однажды людская благодарность закончилась. Более того. Появился страх, что дракон, легко подаривший истинную магию, так же легко сможет ее и отобрать. А это грозило потерей власти, денег и долголетия. Разумеется, людям это не нравилось. И они решили избавить свой мир не только от конкретного дракона, но и от всей драконьей расы вообще.

В те далекие времена город драконов был еще открыт для людей. Поэтому горстке магов ничего не стоило пробраться в святая святых и выкрасть золотое яйцо. Появлялось такое яйцо у драконов раз в бог знает сколько тысячелетий, и из него вылуплялся золотой самец, который открывал драконам границы измерений и правил ими. Жил такой дракон (относительно своих сородичей) не долго, но после его смерти в роду опять появлялось золотое яйцо. Разумеется, общавшиеся с драконами маги знали об этом, а потому и похитили самое ценное. Когда драконы спохватились, было уже поздно. Зарвавшиеся людишки, шантажируя их золотым яйцом, потребовали навеки покинуть их мир. Разумеется, драконы подчинились. Но люди (как это и следовало ожидать) яйцо не отдали.

Дальше в фолианте Оттона шли изгрызенные мышами листы, а потому дальнейший смысл происходящего улавливался с трудом. Ясно было одно — никаких золотых яиц у драконов больше не появлялось, и по мирам путешествовать они больше не могли. Дальнейшее пророчество вообще практически не сохранилось, и все, что мы уловили, так это то, что появится некий могучий маг, который, сумев попрать все законы природы и магии, отречется от сути. Тогда врата в иные миры откроются, и драконы смогут наказать людей, отняв у них истинную магию. Что это будет за маг, от чего конкретно он должен будет отречься и зачем ему вообще все это будет нужно — оставалось тайной за семью печатями.

Полтора дня прошли быстро. Слишком быстро. Данжер даже вздрогнул от неожиданности, когда, вернувшись в пещеру, застал там не дракониху, а хрупкую девушку с ржаво-рыжими волосами. Данжер осторожно (чтобы не дай бог не задеть это эфемерное создание) лег на пол, Фьяна подошла ближе, обняла его за шею и расплакалась. Волшебство кончилось.

— Мне все равно, что ты человек, Фьяна, оставайся.

— А смысл? — с отчаяньем спросила Фьяна. — Чтобы смотреть друг на друга и осознавать, что мы друг для друга недоступны? После всего, что между нами было?

— Я не вынесу сего, — честно сознался Данжер.

— Я тоже. Проводи меня до ступы.

— Мыслишь вернуться в Фотию?

— Нет, — покачала головой Фьяна. — Хочу вернуться в свой мир.

— Знаю, что невместно прозвучит моя просьба, но не могу не просить. Останься в Фотии. Ибо сложно мне будет примириться с тем, что ты для меня потеряна, но с мыслью, что я никогда тебя не увижу — и вовсе невмочь. Не знаю, Фьяна, каких богов и чем мы рассердили, но испытание нам дадено выше наших сил. Не преумножай его, оставайся в Фотии.

— Хорошо, — вздохнула Фьяна. — Я выполню твою просьбу. Ну так что, проводишь меня до ступы? Боюсь, что в человеческом обличии самостоятельно я до нее не доберусь.

Данжер молча подставил лапу, Фьяна удобно устроилась на холке, и они взмыли в небо. Кстати, довольно осторожно взмыли, поскольку Данжер, памятуя, сколь ценный груз он несет, рисковать не хотел. Ни во время полета, ни заходя на посадку. Несколько посвободнее дракон почувствовал себя только тогда, когда Фьяна забралась в ступу и тоже поднялась в небо.

— Возьми, все-таки это мой подарок, — протянула она Данжеру медальон с подвижным золотым дракончиком.

— Не на дракона он сделан, — покачал головой Данжер. — Рад бы я его взять, но ни носить, ни хранить не смогу.

— Ты, похоже, забыл, что я ведьма, — грустно улыбнулась Фьяна, удлинила заклятьем цепь и надела медальон на шею Данжеру. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

— Прощай.