Зачем, ну зачем я дала Данжеру слово вернуться в Фотию? Что я там забыла? Не гожусь я в василиссы! И страдать всю оставшуюся жизнь по недоступному для меня дракону тоже не хочу. Зачем душу травить и нервы друг другу трепать? Я никогда не просила луну с неба, так зачем я делаю это сейчас? Какой прок желать того, чего никогда не получишь? Может, плюнуть на данное Данжеру обещание и все-таки вернуться в свой мир? Или остаться, надеясь, что удастся найти еще какой-нибудь коврик-перевертыш? А толку? Еще три дня вместе? А потом? Мне срочно был нужен дельный совет умного человека. Но где такого взять — я понятия не имела. Старот с Нафаней в советчики не годились, ибо страстно хотели видеть меня в роли василиссы, а совет Врангеля я могла угадать даже в его отсутствие — опять Мирослава соблазнять пошлет. Я даже вспомнила про лекарку Марину, вылечившую когда-то Данжера. Но ничего путного посоветовать мне она не могла тоже. Напоила чаем, дала успокоительного, искренне посочувствовала, но решать за меня, что мне делать, отказалась наотрез.
— Ну подумай сама, Фьяна, кто может в таких делах советовать? — возмутилась Марина. — У тебя куда ни кинь — всюду клин. В Фотии тебе все будет о Данжере напоминать. А у себя дома, думаешь, ты его быстро забудешь? Сомневаюсь. Я изо всех сил стараюсь тебя развлечь, а ты уже второй день как отравленная лошадь ходишь. Ну, улыбнись! — я попыталась. — Это что, была улыбка? — ехидно поинтересовалась Марина. — Даже устрицы в кастрюле это делают лучше. И что ты нашла в этом василевсе? Наглый, хищный, агрессивный… я уж не говорю про его одноглазую физиономию в шрамах!
— По сравнению с тем, как он выглядит сейчас, это были еще не самые большие недостатки, — желчно заметила я. — По крайней мере, раньше Данжер хотя бы внешне походил на человека.
— А что, после того, как он стал драконом, он стал меньше тебе нравиться? — насмешливо поинтересовалась Марина.
— Не стал, — созналась я.
— Тогда возвращайся-ка ты в Фотию. Может быть, хоть государственные заботы тебя от твоей депрессии отвлекут.
В принципе, Марина была права. Хотела я этого, не хотела, а в Фотию все равно надо было возвращаться. Хотя бы для того, чтобы привести дела в божеский вид и уведомить соседей о смене правителя. Ну а чтобы некоторым агрессивным типам не захотелось проверить на прочность новую власть, уронить промежду прочим, что Данжер в своей истинной сущности периодически будет делать облет своих владений. Ну и пару миражей запустить. Глядишь, и не сунутся лишний раз. Фотии сейчас явно не до войн. Ей бы после големов вряд-вряд восстановиться. И разве стране, в такой ответственный момент, в качестве правителя нужен такой лопух как я? Я не умею управлять государством! Я себя-то не могу к порядку призвать. Даже сейчас — мне нужно возвращаться в Фотию, а у меня все мысли заняты Данжером. И вопросом, как я буду жить без него дальше.
В объятиях василевса, удовлетворенная и обласканная, я позволила себе размечтаться. Женщина привыкает намного быстрее мужчины, обретая нелепую привычку к хорошему и наивно полагая, что так будет длиться вечно. Вот и я вообразила себе, что у наших с Данжером отношений есть будущее. Что я так и буду просыпаться рядом с ним каждое утро. Однако жизнь (как всегда) распорядилась по-своему.
Бр-р-р! Все! Хватит! Пора, наконец, взять себя в руки и заняться делами. Навестить Тугарина (как ближайшего соседа), уволиться, наконец, со службы Мирослава и вернуться в Фотию. Надеюсь, то, как выстраивать отношения с остальными соседями, мне сможет подсказать Старот. А потом… до конца практики осталось десять дней. И за этот срок мне нужно определиться со своим решением.
Тугарин принял меня довольно неплохо. А если учесть, что печенеги (как мне поведал в свое время Данжер) женщин вообще не уважают — то не просто «неплохо», а прямо-таки даже хорошо. Накормил, напоил и даже искренне посочувствовал. Правда, известие о том, что василевс оказался драконом, как-то не шибко его удивило. Видимо, мудрый хан и сам давно догадался, что с Данжером что-то не то. Оживился Тугарин только на моем рассказе о пророчестве драконов.
— Древние пророчества явили себя. То добрый знак, — воодушевился хан. — Ибо значит это, что проклятью рода моего выйдет срок.
— А что за проклятье на печенегах? — тут же заинтересовалась я. — Я как-то спрашивала Данжера, но он не сказал ничего.
— Потому как сам не знал толком. Ведаешь ли ты, что это? — протянул мне хан огромный синий камень. Ага! Помнится, я заприметила его еще при нашей первой встрече с Тугариным. Только тогда камень на шее у хана висел. Причем на такой золотой цепи — любой браток начала 90-х с зависти удавился бы. Теперь я имела возможность рассмотреть эту достопримечательность подробнее. Камень был странным. Мягко говоря. Живым, теплым и очень тяжелым.
— На свет его зри, — посоветовал хан.
Я послушалась и… буквально застыла. Внутри камня пряталось нечто, весьма похожее на галактику. Оно двигалось, изменялось и явно жило своей жизнью.
— Что это? — потрясенно поинтересовалась я у Тугарина.
— Сие — проклятье, кое наш род сам себе выбрал. Однако ж то длинная история.
— Не томи, Тугарин, интересно же! — оживилась я, удобнее устраиваясь на подушках. И хан поведал мне весьма интересную историю. Довольно красивую и по-восточному витиеватую.
Байка № 14.
Если долго идти по Красным пескам, умирая от жажды и усталости, и слезящимися глазами следить за лучами уходящего солнца, иной раз можно увидеть вдалеке, среди просторов пустыни, блестящие стены и сверкающие купола, подымающиеся среди садов. Это древний город Варахша блуждает по просторам пустыни, словно туманное видение. Стоял он подобно острову среди песчаного моря. Стены города были сложены из розового мрамора, башни из золота, крыши домов — из серебра. На берегу пруда раскинулся сверкающий самоцветами дворец. Вокруг города тянулись сады, виноградники, рощи и поля. В полноводных арыках плескались прохладные струи. Сгибались ветви деревьев под тяжестью плодов граната, инжира, персиков. Цвели розы, пели соловьи, над водой зеленел трилистник.
Именно таким увидел волшебный город предок Тугарина по имени Алпан, путешествовавший в поисках лучшей доли. Подъехав к великолепному дворцу, он спрыгнул с коня, привязал его к кусту красной розы и пошел по аллее, любуясь садом. Затем Алпан вошел во дворец и прошелся по нему, любуясь невиданным богатством. В одной комнате было золото, в другой — серебро, в третьей — сласти: сахар, леденцы, халва, мешалда; в четвертой — сто сортов всяких кушаний, в пятой — китайский фарфор, в шестой — серебряная посуда, в седьмой — золотая посуда, в восьмой — невиданной красоты золотые украшения, в девятой — алмазы, в десятой — рубины. На одном дворе били копытами и ржали чистокровные кони, на втором — потряхивали колокольцами верблюды, на третьем — топтались слоны.
Впечатленный всем увиденным, Алпан, наконец, дошел до самой главной комнаты, до сердца великолепного дворца и волшебной страны. И увидел луноликую красавицу-царевну, окруженную 40 прислужницами. Царевна была столь прекрасной, что перед сиянием ее лица тускнел даже свет луны. Глаза у нее — словно две черные виноградинки, губы, красивые, словно полураспустившийся бутон алой розы, брови — как нарисованные, волосы до пят, стан тонкий, груди под платьем — точно яблочки, шея змеиная, под губой — черная родинка, щеки, словно гранат, красные, зубы жемчужные — словом, райская гурия. Замер Алпан, не в силах отвести взгляд от такой красоты. И царевна замерла, глядя на неожиданного гостя. Понравился ей красивый парень, смутилась царевна, пригласила его быть гостем во дворце. Прислужницы принесли на золотом блюде плов, на серебряном блюде — мясо семи баранов, на деревянном — белые, сдобные лепешки, пирожки слоеные, мед, сахар, леденцы, сиропы, фисташки, миндаль. Когда поужинали, вышел из дома целый хоровод девушек. Все они были одна красивее другой. Брови черные, глаза карие, шеи белые, платья на всех шелковые. В руках у каждой девушки был музыкальный инструмент. Сазы, тамбуры, скрипки, дутары, цимбалы, бубны заиграли, песни полились, танцовщицы танцевать пошли. [16]Байка про Варахшу на 50 % честно позаимствована из узбекской народной сказки.
Словом парня накормили, напоили, развлекли и спать уложили. Однако Алпану не спалось. Красавица красавицей, а деньги деньгами. Алпан был беден, как самый последний беспризорный пес, а потому решил ночью ограбить волшебный дворец и сбежать. Сказано — сделано. Набил он сумки серебром, золотом и тканями, увел с конюшни пару лошадей, и, не удержавшись, снял со спящей царевны понравившийся ему драгоценный камень. Царевна не проснулась, ее прислужницы тоже, и Алпан сумел беспрепятственно выехать за стены города. Однако, когда он уже начал радоваться удачно закончившейся авантюре, перед ним появилось призрачное изображение ограбленной им царевны. Она печально вздохнула, и наказала вора. Типа, раз он не захотел осесть во дворце, все его потомки будут кочевниками. Им суждено скитаться вечно, нигде подолгу не останавливаясь. И сколько бы они ни завоевывали городов, сколько бы ни строили домов, обстоятельства (типа пожаров, наводнений и эпидемий) не дадут им осесть надолго. И воплощением этого проклятья станет тот самый украденный синий камень, который будет переходить от отца к старшему сыну.
- И давно на вас это проклятье висит? — посочувствовала печенегам я.
— Доподлинно уже никто не помнит. Но сказано было, что когда древние пророчества напомнят о себе, проклятье это падет, и сие падение исполнит пророчество старшей расы. Токмо для этого должен отдать я камень тому, кто истинно в нем нуждается.
— Погоди… — окончательно запуталась я. — Старшая раса — это драконы? А как может помочь исполнению их пророчества тот факт, что ты отдашь кому-то свой камень?
— Сие мне не ведомо, — вздохнул Тугарин.
Ну? И как вам это нравится? Зачем вообще, спрашивается, эти пророчества нужны, если никто не понимает их смысла? Этак любую бредятину пророчеством объявить можно. Однако ж, польза в нашем разговоре с Тугарином все-таки была. Целая одна. Хан подтвердил все заключенные с Данжером соглашения и обязался поддерживать в дальнейшем миролюбивую политику. А при выходе из его шатра меня ждала и еще одна приятная неожиданность — на краю моей ступы сидел Врангель и смотрел на меня самым умоляющим взглядом, на который был способен.
— Прости, Фьяна, я был не прав. Никогда больше я за тебя твою жизнь решать не буду.
— Ладно, — улыбнулась уже соскучившаяся по Врангелю я. — Садись на плечо. Мне еще Мирослава нужно навестить, чтоб с его службы уволиться, да объявить ему, кто теперь будет новым правителем Фотии. — Я забралась в ступу, вороненок тут же удобно устроился на моем плече, и мы полетели.
Король Оттон оторвался от фолианта и устало протер лапой глаза. Древние мудрецы и философы создали множество великих трудов, но ни в одном из них не было совета, что делать, когда теряешь подданного. А то, что Данжера он терял, король, к сожалению, был убежден. И у него были для этого все основания. Расставшись с Фьяной, Данжер утратил интерес к жизни, перестал есть и затосковал. Его не радовали ни охота, ни сражения, ни даже полеты. Драконы смотрели в его сторону с нездоровым любопытством, шептались за его спиной, но Данжер делал вид, будто не замечает изменившегося к нему отношения: повышенного внимания, от которого хотелось выть, и приводившей его в ярость жалости. Оттон раздраженно захлопнул фолиант. Книги тут бессильны. Любовь — это сумасшествие, от которого не может вылечить ни один, даже самый хороший врач.
Когда Оттон потерял в бою свою королеву, ему тоже не помогали мудрые слова. Дракон остался жить, потому что у него был сын. А Данжера вообще ничего не держало. Король нахмурился. Драконы по своей сути были однолюбами, но никто из них никогда не выбирал своей парой человека. Нигде, ни в одной легенде не упоминалось о подобном случае, и Оттон даже не знал, как к этому факту относиться. Считать преступлением, как советовали ему некоторые? Нарушить закон, как призывал Ирвин? Похоже, сын испытывал некоторую вину перед другом, которому не поверил. Или Ирвину просто надоело видеть тоскующего Данжера, глаза которого, не освещенные надеждой и непроницаемые, как беззвездная ночь, сменили свой естественный оранжевый цвет на почти черный? Какая разница?! Подданного надо было спасать. Последний осколок древнего рода должен был жить и оставить потомство. И если для этого его нужно было превратить в человека, используя запрещенный древний артефакт, значит, это нужно было сделать.
До чего же мы несчастные, царевны… а так же княжны, принцессы и василиссы. Правда-правда. Ибо стоит нам только оказаться на троне в одиночестве, как тут же к порогу слетаются стаи женихов. Как саранча, честное слово. Уж чего я только не делала, чтобы выгнать их вон — не помогало. Особенно доставал меня один иностранный князек по имени Говард. У самого кроме титула вообще ничего не было, даже коня приличного, но он искренне считал, что сватаясь ко мне, делает мне большое одолжение. Ибо он есть цивилизованный европеец, а я… ну, так. Погулять вышла. Разумеется, я его отшивала, причем не раз и не два, однако Говард упорно продолжал за мной ухаживать. Вот и сегодня, с утра пораньше, улучив момент, когда я отправилась прогуляться до рынка, не преминул отметиться.
— Рад приветствовать прекрасную василиссу, — оскалился этот изнеженный, прыщеватый хлыщ с заморским акцентом. Затем галантно оттопырил зад, склоняя напомаженную голову, и полез целовать ручку.
Убила бы! Все настроение насмарку! А я, между прочим, так хотела отдохнуть, купить себе чего-нибудь. Но ведь этот тип теперь не отвяжется! Напросится сначала сопровождать, потом помочь вещи донести (попутно обещая выпороть тех, кто меня из дому без сопровождения выпустил), потом на ужин остаться. Причем все это будет сопровождаться таким неуемным самовосхвалением, что Хлестаков покажется скромным парнем. Оно мне надо? Я вежливо (насколько могла) изъяла обратно свою руку и брезгливо вытерла ее о штаны. Однако Говард не успокоился. Этот мерзкий тип заключил меня в объятия и полез целоваться! Однако достойно среагировать и приложить его заклятием посильнее я не успела. Меня опередили. Молниеносный удар мощного кулака заставил Говарда отлететь в сторону и впечататься в стену.
— Данжер… — не поверила я своим глазам. — Данжер! — повесилась счастливая я на шею василевсу. Тот хмыкнул и крепко сжал меня в объятиях. — Какой ты… непривычно… — улыбнулась я, разглядывая лицо, которое больше не было ни одноглазым, ни изувеченным шрамами.
— Кто сей человек, который домогался тебя? — нахмурился василевс, кивая в сторону до сих пор не очухавшегося еще Говарда.
— Да…. не обращай внимания, — махнула я рукой. — Меня тут женихи разные одолели. Ты как раз вовремя появился. Наконец-то этот придурок Говард поймет, что я не могу принять его предложение…
— Его — что?! — взвился Данжер.
— Говард просит меня выйти за него замуж.
— Говард может считать себя покойником, — прохрипел окончательно вышедший из себя василевс. — Ибо сейчас я переломаю ему все кости…
— Ой, да ладно тебе… он даже пристать ко мне не успел как следует. Ну его! Пошли домой, расскажешь, как тебе удалось снова человеком стать. И надолго ли, — вздохнула я.
— Токмо потому, что ты просишь, оставлю я ему жизнь, — решил Данжер. — Но пусть больше не попадается мне на глаза. И исчезнет из Фотии.
Я согласно покивала, подцепила василевса под руку и утащила подальше с места происшествия. Боже ж ты мой, как же я по нему соскучилась! Как же я хотела быстрее добраться до спальни и закрыться там на пару с Данжером хотя бы на пару дней! Кстати… а у нас есть эта пара дней?
— Слушай, василевс, ты, конечно, пропустил мой вопрос мимо ушей, но я не поленюсь тебе его повторить. Ты на какой срок в человека превратился?
— Не ведаю, — вздохнул Данжер. — Ибо король Оттон, да благословят его боги, видя, что без тебя мне свет не мил, нарушил закон. Никогда ранее драконы запретными артефактами лапы не марали. Потому последствия той магии предугадать сложно.
— Главное, ему удалось превратить тебя в человека.
— Не человек я. И не дракон более, — тяжко вздохнул Данжер. — Сие заклятье сотворило из меня оборотня, и могу я теперь личину свою менять по своему произволу. Но какой срок мне даден — того ни я не ведаю, ни король Оттон.
— Начхать! — тут же решила я. — Сколько каждому из нас суждено прожить — никто не знает. Лучше прибавь шагу. Нам нужно успеть во дворец просочиться. Пока там Старота нет. А то сейчас увидит тебя, и такой список неотложных дел достанет, мы еще неделю до спальни не доберемся. — Данжер ехидно фыркнул, но шаг заметно прибавил.
Возвращение василевса Фотия праздновала несколько дней. Старот ходил как именинник, Нафаня гонял слуг в два раза усерднее прежнего, и даже Врангель, смирившись, наконец, с моим выбором, раздувался от гордости. Поздравить Данжера с возвращением в родные пенаты приехали и Трувор с Любавой, и Тугарин, и даже посол от Мирослава. Не праздничное настроение было только у меня. Потому что я каждое утро просыпалась в холодном поту, боясь обнаружить рядом с собой не человека, а дракона. И с этим надо было что-то делать. В смысле, если у Оттона артефакт нашелся, который Данжера в оборотня превратил, может, и я такой найду? Если одна отдельно взятая кикимора щедро поделилась со мной ковриком-перевертышем, может, она мне еще раз поможет? Во всяком случае, в гости она меня приглашала, если что. И имя я ее помнила — Ветвяница. Может, конечно, я зря на нее надеюсь, но съездить и спросить-то можно! Причем прямо сейчас, ночью, пока все (включая Данжера) спят. Усилим сон василевса заклятьем, и поехали. Хотя нет. Стоп. Я еще одну вещь давно хотела сделать.
Мысль эта пришла ко мне не сегодня. И даже не вчера. Мысль эта посетила меня буквально с первых же минут возвращения василевса в родные пенаты. Я должна собраться с духом и вновь нарушить магический кодекс, наложив заклятье на человека (или на оборотней кодекс уже не распространяется?). Зачем? А затем, что за все время общения с василевсом, я впервые испытала ядовитое жало поганого чувства ревности. Заклятье страха исчезло с Данжера вместе с другими, и теперь женщины от него не только не шарахались, но и кокетничали с ним! А чего не пококетничать? Интересный же типчик! Даже шрамов на морде больше нет. И я все это терпеть должна была, успокаивая себя высокими словами о доверии к любимым? Да наплевать мне на слова! Зачем мужика вводить в искушение? Всего один пасс, и больше ни одна женщина никогда им не заинтересуется. А если кто-нибудь считает, что я не права — идите в лес. Хотя… я подозреваю, что большинство женщин выстроилось бы за этим заклятьем в очередь. Всё! И никаких угрызений совести! Теперь можно было собираться и ехать на встречу с Ветвяницей. Если у меня (ну вдруг!) все получится так, как я задумала, Данжера ждет сюрприз… Я выскользнула из дворца, оседлала Ирода и, стараясь соблюдать осторожность, двинула в сторону ближайших болот. Ветвяницу я, правда, встречала не здесь, но наверняка кикиморы общаются между собой так же, как русалки. Или, в крайнем случае, я смогу договориться на встречу с ней в другой раз.
Другого раза ждать не пришлось. Кикиморы быстро нашли мою знакомую, но она, услышав, что я хочу стать оборотнем (причем навсегда), только рассмеялась. Ну что за манера такая у этих кикимор? Только бы зубы поскалить! Нет, чтобы объяснить толком… Выдать бы им пару магических заклятий по одному чувствительному месту! Но тогда я точно никакого толка от них не добьюсь. Придется ждать, пока они отсмеются.
— Так почему я не могу стать оборотнем? — терпеливо повторила я свой вопрос.
— Так нешто человек может всерьез оборотнем стать хотеть? — резонно удивилась Ветвяница.
— Оборотнем с ипостасью дракона — может, — сердито заявила я. — Скажи, ты можешь мне помочь или нет? И может ли мне помочь вообще кто-нибудь?!
— Для того, чтобы в зверя оборотиться, али в птицу, крови достаточно. А вот дабы старшей расой стать… сего мало будет, — поведала мне кикимора, поверив, наконец, что я настроена серьезно.
— А чего надо? — нетерпеливо поинтересовалась я.
— Кровь ведьмы, дар ведьмы и камень судьбы, — торжественно перечислила Ветвяница.
— А конкретнее? Что вся эта дребедень значит?
— Сие и значит. Кровью ведьмы надобно окропить столько земли, сколь займешь ты в своем новом облике…
— Не слабо! — присвистнула я, вспомнив габариты драконов. — А что там про дар?
— Ты должна пожертвовать своим даром ведьмы.
— Каким? — продолжала не понимать я.
— Известно каким. Магией.
— Что?! — выпала я в осадок. — Для того, чтоб стать оборотнем, я от своей истинной магии отказаться должна?
— Высшая раса требует высших жертв, — заметила кикимора.
— Ну а камень судьбы это что такое? Надеюсь, не могильная плита, которой я должна буду сама себя припечатать?
— Надобно тебе найти камень, от коего зависит чья-нибудь судьба. Ибо только он может дать силы для превращения отрекшейся от своей магии ведьме.
— Приплыли! — раздраженно подвела итог я и витиевато выругалась. — И где я этот камень взять должна?!
— Мыслю я, моя помощь тебе может понадобится, — раздался сзади хрипловатый мужской голос, и я буквально подскочила на месте от неожиданности. Надо же, Тугарин… он-то здесь чего забыл?
— Следил за мной? — хмуро поинтересовалась я. — Неужто Данжер велел?
— Не слуга я василевсу, что б исполнять его приказы, — обиделся хан. — Но из дружеского расположения к нему отправился я за тобой следом. Ибо подумал я, Фьяна, про тебя неладное.
— Типа, я тут любовника запасного на болотах держу? — ядовито поинтересовалась я.
— Вижу я, напрасны были мои подозрения. Прошу простить меня. И принять дар, коим только и могу я вину свою искупить. Ибо ведьма, коя готова отказаться от своего дара, токмо бы разделить судьбу любимого, того достойна, — патетично возвестил хан, протягивая мне свой бесценный синий камень.
— Тугарин, ты что, с ума сошел? — испугалась я. — Не могу я от тебя подарков таких принимать! Ты что? Это же твой родовой знак! Ну и потом… а как же проклятье рода, пророчества и тому подобное?
— То старые легенды, в кои уже и не верит никто, — вздохнул Тугарин. — Сказки, кои хорошо рассказывать внукам, дабы чтили они свой род. Рекла кикимора, что нужен тебе камень судьбы. Так что прими мой дар. Ибо сей камень, который передавался в роду веками, воистину достоин зваться судьбоносным.
Хан положил камень к подножию дерева, развернулся, легко вспорхнул на коня (во, блин, фрукт! Это надо ж так тихо ездить, что я его не услышала!) и… не оглядываясь уехал. Ну и что мне было делать? Седлать Ирода и пытаться догнать Тугарина? А смысл? Если уж хан решил отдать мне свой бесценный камень в дар, все равно обратно он его не возьмет уже. Ну и потом. Я что, зря сюда приехала что ли? Решила стать оборотнем с ипостасью дракона — значит вперед. А за нужный подарок я с Тугарином рассчитаться еще успею. Если Данжер меня не опередит. Думается мне, что лицезрение меня, любимой, в ипостаси дракона, доставит-таки ему удовольствие. Тем более, что данное заклятье будет действовать до конца моих дней.
Я вздохнула, надрезала руку, очертила капельками крови контур моего будущего тела (даже голова закружилась слегка), встала в центр, сжала в руках камень и, сделав для храбрости глубокий вдох, обменяла свою истинную магию на сущность оборотня высшей расы. Стоит ли говорить, что увлеченная данным новым и непростым процессом я опять позабыла про цвет шкуры?
Белая вспышка разрезала небо напополам, унося с собой дар истинной магии, и мир изменился.
Первым на своей шкуре это почувствовал король Оттон. Причем на шкуре в прямом смысле этого слова, ибо она стала золотой. Время словно разбилось, неся с собой осознание того, что золотой дракон был, есть и будет всегда один. Менялись миры, менялись носители, но разум и знания передавались от сущности к сущности, накапливаясь и совершенствуясь. Белая вспышка, пронзившая небо, осветила и темные уголки памяти короля драконов. Памяти о том, как люди, воспользовавшись бесценным даром, едва не уничтожили его расу. Теперь двери в иные миры были открыты. Золотой дракон мог вернуться. И отомстить. Нет, не уничтожить людей, и даже не напугать их. Просто отнять у них дар истинной магии.
Как же он мог забыть свое собственное пророчество? Как? Видя перед собой Фьяну, имея возможность заглянуть в ее прошлое… Маг, поправший законы природы и магии, отрекшийся от своей сути, став частью старшей расы, вернет ей память и свободу. Кто как не Фьяна больше всего подходила под это определение?! Родившаяся в «неправильной» семье, с «неправильным» цветом волос и глаз, с магическим потенциалом, выходящим за всевозможные рамки! Раньше подобных детей коллегия магов уничтожала сразу, но со временем, видимо, пророчество немного забылось. Хотя… и преподаватели, и коллегия, приложили все усилия, чтобы избавиться от Фьяны. И у них это почти получилось. Никто же не подозревал о существовании живой воды! Никто и подумать не мог, что человек, каким бы он ни был странным и непохожим на других, сможет отказаться от своей сути!
Когда-то, несколько тысячелетий назад, люди сначала с благодарностью приняли от драконов щедрый дар истинной магии, а затем воспользовались им, чтобы закрыть для драконов двери миров. Тосковавший по полетам через измерения золотой дракон стал постепенно серым и многое забыл. И только человек, добровольно отказавшийся от той самой истинной магии, с помощью которой людьми было совершено предательство, мог разрушить эти чары. Человек получил дар, и он же должен был отдать его добровольно. Фьяна сделала это. И теперь Оттон мог вернуть драконам былое величие. И былую власть. Хм… не забыть бы только сообщить Фьяне, что ей придется выбирать другой институт, чтобы получить высшее образование. Все, что мог сделать для огненноволосой ведьмы Оттон — это дать возможность периодически возвращаться в свой мир, чтобы встретиться с родителями. Ну и вернуть ей немного истинной магии. Правда, без возможности передавать ее по наследству. Жестокий урок, который преподнесли ему люди, дракон выучил на «отлично».
Белая вспышка разрезала небо напополам, унося с собой дар истинной магии, и мир изменился.
Увидев ее, Тугарин невольно вздрогнул и поежился. Честно говоря, он немного завидовал Данжеру, который встретил на своем пути Фьяну. Женщину, готовую отправиться за ним в огонь и в воду, расстаться с жизнью и сущностью, рискнуть всем. Хану на его жизненном пути таких не встречалось. Может, поэтому, он и хранил так бережно легенду о блуждающем городе и прекрасной царевне, которая взяла и полюбила первого встречного. К сожалению, встречный оказался полным идиотом. Хан вздохнул, обогнул холм и… замер потрясенный. В степи, где еще вчера ничего, кроме камней, мелкой травы и сухого песка не было, возвышался город. Блестящие стены, сверкающие купола, цветущие сады… Неужели это не видение? Неужели это и есть потерянный его глупым предком древний город Варахша? Тугарин потряс головой, но видение не исчезало. Он пустил вскачь коня и решительно двинулся в сторону открытых ворот. Если древняя легенда ожила, значит, проклятье пало. Печенеги больше не будут кочевниками. Тугарин окажется разумнее своего предка. Ведь ему не было нужно ни золото царевны, ни ее добро. И того, и другого у хана и так было предостаточно. Ему необходимо было вымолить у нее прощение за своего непутевого предка. Для себя и для своего рода. Преклонить колени и просить, пока луноликая не сжалится.
Тугарин подъехал к дворцу, привязал коня, взлетел по лестнице, миновал комнаты, не обращая внимания на лежавшие в них сокровища, добрался до центральной залы и замер. Ни легенды, ни даже его воображение не могли обрисовать истинный облик прекрасной царевны, восседавшей на троне. Она подняла на гостя свои печальные прекрасные глаза, и Тугарин преклонил перед ней колени.
— Прости, луноликая. Возьми мою жизнь, но не печалься. Мой предок поступил дурно, но я готов искупить его вину.
— Негоже отвечать за преступления другого человека, даже если он — твой предок, — сказала царевна, подойдя к хану, и ее хрустальный голосок заставил Тугарина склонить голову еще ниже. — Встань, достойный сын достойного народа. Я снимаю свое проклятье. Счастлив должен быть народ, что величает тебя ханом. У тебя, в отличие от Алпана, действительно есть сердце.
— Уже нет, луноликая, — поднял на царевну горящий взгляд Тугарин. — Ибо с того момента, когда я тебя увидел, я отдал свое сердце тебе.
Принцесса смутилась, покраснела и не стала возражать, когда хан заключил ее в объятия.
Белая вспышка разрезала небо напополам и разбудила Марину. Вспышка или громкий стук в дверь? Похоже, ей опять принесли пациента, нуждающегося в срочном спасении. Марина накинула плащ прямо на сорочку, спустилась вниз и увидела, как слуги заносят очередного кандидата на лечение. Она подошла ближе.
— Кто это? — удивилась Марина, разглядывая странную нечисть.
— Гоблин енто, — пояснил привезший пациента мужик, в котором Марина признала местного знахаря Неврюту. — Микола мне его приволок. Староста, значится, из Бранчеевки. Говорит, бабы белье стирать пошли и углядели его под обрывом! Повезло Миколе, что гоблин без сознания был, ибо зело пакостна и жестока нечисть сия… Мыслю я, дьюла Бячислав призвал его на службу. Потому я его и добивать не стал. Напротив. К тебе привез. Ибо такие раны мне лечить не под силу.
— Здрасте пожалуйста! — возмутилась Марина. — А если после того, как я его вылечу, он всех людей перебьет со мной во главе?!
— Не должон, — «успокоил» ее Неврюта. — Вона, погляди, браслет на ем, — знахарь поднял тяжелую руку раненого и показал на обвивающий запястье тонкий браслет. — Сие значит, что гоблин на службе, а потому ни людей губить, ни добро портить не будет. Да и вообще ничего делать не станет без разрешения хозяина.
— Я бы так сказала, меня это слабо радует… — пробормотала Марина. — Ну, что ж, назвался груздем, полезай в кузов. Не зря же я давала клятву Гиппократа. Будем лечить.
Неврюта сгрузил гоблина на постель и попытался поспешно ретироваться.
— Куда? — возмутилась Марина. — А кто моему слуге этого бугая ворочать поможет?!
Знахарь тяжко вздохнул, но деваться было некуда. Ослушаться хозяйку он не посмел.
Белая вспышка разрезала небо напополам, унося с собой дар истинной магии, и мир изменился.
Серый дракон, поднявшись в небо, спешил на встречу своей своенравной подруге. Той, которая рискнула своей сутью, чтобы стать с ним одной крови. Той, в чьей чешуе смешались цвета апельсина и томатного сока, терракоты и вишневого варенья, угасающих закатных облаков и сливового джема, осенних листьев и выжженной пустыни, червонного золота и медового янтаря. Той, которая была его парой, нарушая все законы природы и магии. Истинной парой истинного дракона, наплевавшего на условности. Впрочем… зачем же сразу на все? В Фотии давно уже ждут их свадьбы. Так почему бы не порадовать народ? Только перед этим надо бы запереть Фьяну в спальне на семь замков. Иначе она опять вляпается в какое-нибудь приключение.
Белая вспышка разрезала небо напополам, унося с собой дар истинной магии, и мир изменился…