ВНИМАНИЕ!

— Перед вами — мой первый опыт в написании фанфиков. Тапки метать нежно!

— Любовной линии Питер-Арабелла не будет.

— ГГ менее благороден и более циничен, чем капитан Блад, в которого он попал.

— Куски канона будут присутствовать в тексте в приличном объеме. Первые пять глав вообще почти сплошной канон с поправкой на попаданца. За основу взята «Одиссея» и «Хроники».

— В процессе написания фанфика, помимо канона, использовались:

сайт «Веселый Роджер», книга В. Губарева «Пираты Тортуги», википедия и еще множество интернет-сайтов. А так же ценные идеи моих читателей, спасибо им большое.

 

Пролог

Не пей с ролевиками, особенно на голодный желудок. Не таскайся по развалинам, особенно если они считаются «местами силы». И никогда, никогда не участвуй в ритуалах, смысла которых не понимаешь! Если бы я соблюдал эти простые правила, то не попал бы как кур в ощип, и не пялился бы сейчас на деревянный потолок совершенно незнакомой комнаты.

Началось все весьма обычно — друзья пригласили меня на дачу, отметить окончание своих очередных ролевых игрищ. Сам я в этом ряженом сумасшествии никогда участия не принимал, но и своих приятелей не отговаривал. Каждый сходит с ума по-своему. А мне вполне импонировала их увлеченность реконструкциями исторических костюмов, оружия и сражений.

Поскольку я ехал на дачу прямиком с работы, то поужинать не успел. И, опоздав, нарвался на штрафной стакан, после которого мне сразу захорошело. Ну а потом уже имеющаяся закусь не оказала на меня такого благотворного влияния, как могла бы, и я быстро набрался. Друзья, которые начали свою пьянку задолго до моего приезда, тоже были уже хороши, а потому идея навестить ближайшие развалины показалась всем как нельзя более уместной. Лунная, теплая летняя ночь располагала к прогулкам.

Что это были за развалины — бог их знает. По обвалившимся кирпичным останкам определить назначение строения было практически невозможно. Вроде, на церковь похоже, попавшую под горячую руку борцов с опиумом для народа двадцатых годов прошлого века. Но я бы не поручился. Дача, на которой мы гуляли, была куплена недавно родителями одного из моих друзей, и он, приехавший сюда впервые, тоже не знал подробностей.

Кому пришло в голову провести ритуал — не помню. И что это был за ритуал — тоже имею весьма смутное представление. Все мои друзья-ролевики в той или иной степени увлекались эзотерическими символами, тайными знаками, читали специализированную литературу по этой теме, так что автором идеи мог быть любой. Кроме меня. И потому особенно странно, что именно я оказался в центре пентаграммы.

Проведенные на земле линии радовали явной кривизной, а необходимые предметы культа были заменены ржавыми железками и битыми кирпичами, на которых мелом нарисовали какие-то символы. Причем, исходя из общей степени опьянения, не уверен, что нарисовано все это было правильно. Кажется, ритуал должен был привнести в мою жизнь обновление, убрать все существующие проблемы и повернуть вспять время для имеющихся в организме болезней.

Последнее, что я помнил — как моя кровь капает на какую-то темную доску с резьбой. А потом была вспышка, и острая боль в затылке, которым я приложился о каменную поверхность.

 

Глава 1

Проснулся я в постели. Было тепло, уютно, мягко, и не ощущалось никакого неудобства. Вообще. Ни сушняка, ни головной боли. Я открыл глаза, пытаясь понять, где нахожусь, и тут меня словно затянуло в какой-то водоворот. Черная воронка засасывала меня все глубже и глубже, но я сопротивлялся, как мог. Во мне что-то взрывалось, перемешивалось, и когда я очнулся снова, то почувствовал, что уже не один.

Сложно объяснить это странное состояние. Такое ощущение, что мое сознание расслоилось, и теперь существует два совершенно разных комплекта воспоминаний о моем прошлом. Помимо меня самого, Петра Бранева, главного редактора провинциального телевизионного канала, существовал еще и некий Питер О'Брайен, наполовину ирландец, который был уверен, что сейчас на дворе 1685 год, а он — почтенный бакалавр медицины, окончивший дублинский колледж.

Человек с более тонкой и ранимой душевной организацией двинулся бы сразу. Да я удивлен, что сам не двинулся. Видимо, запас прочности у моей психики даже больше, чем я предполагал. Скорее всего, это оказала свое благотворное влияние моя работа на телевидении, где я много чего навидался. Но, даже несмотря на это, принять факт, что дурацкий ритуал все-таки подействовал, хоть и не так, как задумывалось, было неимоверно сложно. Похоже, я попал. Причем по полной попал. В чужой дом, в чужое время и, кажется, в чужое тело. Но хуже всего — я совершенно не представляю, что случилось с моим собственным телом, можно ли вернуться обратно и что мне теперь делать.

Несмотря на прилагаемые усилия, у меня никак не получалось примириться с мыслью о попадании в другой мир. Чем больше я об этом думал, тем больший мандраж меня охватывал. Это было какое-то дикое, животное чувство ужаса, которое я никак не мог контролировать. До сих пор я никогда не падал в обмороки. Да и вообще считал это чисто женской привычкой. Однако от осознания чудовищности произошедшего я все-таки отключился. И прийти в себя мне удалось не сразу.

Обычно попаданцы как-то сразу смиряются с мыслью, что оказались в другом мире. И, иногда даже не соизволив разобраться в том, что происходит, мчатся причинять добро со страшной силой. Я так не мог. Мне было жутко, а мое состояние еще и подогревалось страхом О'Брайена, в тело которого я попал. Бедный абориген искренне думал, что стал одержимым дьяволом, и очень переживал по этому поводу. Наверное, только страх, что О'Брайен обратится к каким-нибудь иезуитам, которые проведут экзорцизм и изгонят меня из этого тела куда подальше, заставил меня действовать. Я приложил все усилия, чтобы подавить свою вторую сущность, а заодно и сам немного примирился с действительностью.

Не сказать, что борьба за главенство была легкой, но я победил. Личность Питера О'Брайена ушла в подсознание, и больше не пыталась ни влиять на меня, ни управлять телом. Окончательно давить ее я не стал, понимая, что чужая память поможет мне разобраться в чужом мире. И вот теперь валяюсь в чужой постели, пялюсь в чужой деревянный потолок и пытаюсь осознать, куда же я вляпался. А главное — что же со мной будет дальше. Одно дело — рубиться на форумах по альтернативной истории и попаданцам, споря о том, как изменить эту самую историю, и совсем другое — на своей шкуре почувствовать каково это — провалиться в прошлое.

Подсознание подсказало, где хранится успокоительное, я выхлебал два стакана, и только после этого смог более менее разумно рассуждать. Раз уж я сюда попал, и не знаю, как отсюда выбраться, нужно как-то приспосабливаться к сложившимся обстоятельствам и попытаться их повернуть в свою пользу. Первое, чего мне захотелось — выглянуть в окно, чтобы убедиться, что вокруг меня действительно конец семнадцатого века. Однако подсознание шептало, что для этого нужно нормально одеться. Ибо выглядывать в окно в том виде, в котором я есть — это верх неприличия.

Да ладно, я только одним глазком! Однако быстрый взгляд, брошенный в окно, меня не успокоил. Нужно было либо поверить в то, что толпа народа на улице решила организовать масштабные ролевые игры, либо смириться с мыслью, что я действительно провалился в прошлое. Определить, какой год стоит на дворе, ориентируясь только на одежду, я не мог, но то, что не 21 век — это однозначно. Так что примем на веру, что за окном именно 1685-й.

Собственно, и комната, в которой я оказался, говорила примерно о том же самом. Одни только свечи вместо лампочек чего только стоили, не упоминая уж о странного вида мебели и сундуке у стены. Но так не хотелось в это верить!

Ладно, для того, чтобы понять, что делать дальше, надо выяснить, что мы имеем. А значит, нужно понять, кто я, где я, и чем зарабатываю на хлеб насущный. Я машинально набил трубку (хорошо хоть доставшееся мне тело принадлежало курильщику, иначе я бы спятил), сделал пару затяжек и снова развалился на постели, пытаясь выудить из подсознания все необходимые сведения.

Итак, меня зовут Питер О'Брайен, я скромный врач, живу на съемной квартире в городке Бриджуотер, в графстве Сомерсет, в Англии. Профессию я получил благодаря отцу-ирландцу, но прежде, чем я осел в этом тихом местечке, меня помотало по миру. Папенька умер, едва я закончил колледж, мать покинула этот свет еще раньше, так что молодой О'Брайен оказался предоставлен сам себе. И, конечно же, захотел приключений. Видимо, в нем проснулись гены его предков по материнской линии, морских бродяг Сомерсетшира.

Путь О'Брайена, решившего посмотреть мир, был витиеват и тернист. Почти треть своей жизни он провел в Голландии, и довольно успешно служил во флоте как раз в то время, когда приютившая его страна выясняла отношения с французами. Знаменитый голландский адмирал де Рюйтер даже произвел Питера в офицеры.

В конечном итоге, был подписан мир. Но всегда найдется страна, флоту которой требуются отважные офицеры, и которая готова хорошо платить за проявленную доблесть. О'Брайен испытывал удачу до тех пор, пока не загремел на два года в испанскую тюрьму. Пребывание в сыром, каменном мешке Питеру совершенно не понравилось. Он приобрел проблемы со здоровьем и стойкую ненависть к испанцам. Настолько сильную, что несмотря на плохое самочувствие, ввязался в очередную войну, помогая французам расправляться с любителями корриды.

В конечном итоге полученное ранение и окончательно пошатнувшееся здоровье заставили О'Брайена подумать о том, чтобы оставить военную службу и вернуться к мирной жизни. Изначально Питер собирался осесть в Ирландии, но из-за плохого самочувствия просто до нее не доехал, остановившись в Бриджуотере и сняв комнату у некой миссис Барлоу. Шесть месяцев О'Брайен наслаждался тишиной и покоем, а потом в его тело вселился я. Хорошо так вселился, задвинув хозяина на задний план.

Ничего выдающегося в О'Брайене не было. Так же, как и во мне. И почему судьба выбрала именно нас, чтобы так постебаться — было абсолютно непонятно. Я не ученый, не инженер, и вообще не прогрессор. Да и не больно-то хочется помогать Англии становиться мировой державой. Она и без меня прекрасно справится с этой задачей.

Может, стоит проветрить голову, чтобы ее, наконец, посетили умные мысли? Одеться, выйти на улицу, подышать свежим воздухом и пообщаться с людьми? Что-то стремно. Я как-то не готов вот так сразу вливаться в иной мир. Да мне тупо из комнаты выходить страшно! Даже с учетом того, что сохранилась память и знания. Все-таки хорошо, что я не задавил окончательно свою вторую сущность. По крайней мере, если я буду к ней прислушиваться, то не совершу идиотских ошибок при общении с окружающими или при облачении в сложное одеяние, висевшее на спинке стула.

Я перевел взгляд на длиннополый камзол, на пену кружев, и отчетливо затосковал. Прощайте, удобные джинсы и футболки. Здравствуйте, узкие, даже на вид жесткие и неудобные туфли с квадратными пряжками, чулки, штаны с лентами и… ёклмн! Только не говорите, что это парик, и я должен его носить! На специальном агрегате красовалось черное нечто, длинное и кудрявое, как баран. Я видел такое только на хранящихся в музеях парадных портретах, и даже думать не хотел, что придется облачаться в это убожество.

Моя рука невольно ощупала голову. Слава богу, лысым я не был. Довольно длинные (до плеч) густые черные волосы совершенно точно не требовали маскировки кудрявым чудовищем. Чтобы не пугаться в дальнейшем, я решил выяснить, как теперь выгляжу и достал из сундука небольшое зеркальце, доставшееся мне в качестве военного трофея. Не самая дешевая вещь, кстати, для конца 17 века.

Ну… ничего так. Вполне приемлемо. Выглядел я как свой собственный ровесник, примерно на тридцатник. (Память подсказала, что мне тридцать два). Вроде бы не мелкий (шесть футов два дюйма, как самодовольно подсказало подсознание), худощавый и жилистый обладатель нескольких интересных шрамов. Тонкие, правильные черты лица, твердая складка губ, и глаза, синий цвет которых казался неправдоподобно ярким на фоне смуглой кожи.

К внешности определенно нужно было привыкать. Мой родной облик очень сильно отличался от облика Питера. И рост был сантиметров на пять больше, и вес 120 килограмм (причем ни одного лишнего), и коротко стриженая шевелюра была светло-русой. А теперь… из зеркала на меня смотрел худощавый брюнетистый тип, словно сошедший с одной из картин Веласкеса.

Даже не верится в то, что О'Брайен — ирландец. Я их себе слегка по-другому представлял. Нечто рыжее, курносое, простоватое и более брутальное. Питер, скорее, напоминал испанца. Или цыгана. Не хочу сказать ничего плохого о его матушке, но в нем явно прослеживалась южная, горячая кровь.

Впрочем, у О'Брайена не только внешность с национальностью друг другу не соответствовали, но и одежда с характером. Жилистый, поджарый молодой мужчина с таким серьезным лицом, по моему мнению, должен был носить нечто строгое и лаконичное. Никак не кружева. А уж то, что он на ночь натягивал длинную (по икры) белую рубаху и колпак, вообще выбивало меня из колеи. Питер считался весьма утонченным молодым человеком с хорошим вкусом, умеющим носить вещи с изрядной долей изящества, а у меня это как-то в голове не укладывалось.

Ладно, метросексуалы были в любом времени, хоть и назывались по-разному. Но О'Брайен принадлежал к совершенно другому типу людей. Этому хищнику совершенно не требовались дополнительные украшения. И, что самое обидное, я не мог изменить стиль его одежды! По крайней мере, не сразу. У соседей точно подозрения возникнут, если весь из себя утонченный Питер неожиданно сменит имидж.

Еще одной странностью было поведение О'Брайена. Нет, понятно, что военная служба ему опостылела, и он решил окунуться в мирную жизнь, не дожидаясь, пока лишится какой-нибудь части тела. Однако образ жизни, который он вел, мне совершенно не нравился. Какая-то легкая меланхолия пополам с мечтательностью. Питер любил курить трубку, поливать стоявшие на подоконнике горшки с геранью и читать древнегреческих философов.

Гм… это что, тоже такое веяние моды? Но, вроде бы, время байроновского героя-одиночки еще не пришло. До него еще, как минимум, лет тридцать. Хотя, утонченные страдания героев, вроде бы, уже популярны. Тема героя, умирающего от любви к даме, которую он даже толком не видел, уже встречается в различных романтических произведениях. Странно только, что Питер читает весь этот бред! Он же не экзальтированная девица! Хотя… с учетом местной литературы… особо и выбрать не из чего. Любимец О'Брайена Джон Донн мог вызвать у меня только желание заснуть.

Немного меланхоличный, слегка отстраненный и задумчивый, О'Брайен неизменно приводил в восторг молоденьких девушек. И, что самое странное, никогда этим не пользовался. Да он даже по борделям не ходил во времена своей бурной молодости! Типа, ниже нашего достоинства. И если бы не пара содержанок, я заподозрил бы Питера в нехорошем.

Большая любовь у О'Брайена тоже была. Благородная дама, с которой ему совершенно ничего не светило. Питер тайком провожал ее в церковь, стоял, смотрел, вздыхал и восторгался. Блин! И это в том самом возрасте, когда кровь кипит, а неприличные желания просто обуревают! Странные эти англичане. И О'Брайен, хоть и наполовину ирландец, тоже странный. Церковь, конечно, здорово капает на мозги, но физиологию-то никто не отменял.

Осознавать себя в качестве попаданца было сложно. Все-таки, одно дело — читать о развеселых приключениях, и совсем другое — оказаться самому в центре событий. Первые несколько дней меня спасало только отсутствие пациентов и наличие успокоительной микстуры, к которой я прикладывался по нескольку раз в день. Хотелось напиться, но я не рисковал высунуть нос на улицу, сказавшись больным.

Однако вечно прятаться я не мог. Хозяйка, конечно, мне досталась на редкость нелюбопытная (слава богу), и в мою жизнь не лезла, но рано или поздно и она заподозрит неладное. Нужно брать себя в руки и постараться приспособиться к новой жизни, хоть как-то адаптироваться в этом мире и этом времени.

С одной стороны, конечно, хорошо, что я вообще не умер. Дурацкий ритуал, проведенный по пьяни, мог закончиться совсем печально. А с другой стороны… ну надо же так было попасть неудачно! Не к Сталину с ноутбуком, а в конец 17 века, в тело обычного врача без особых перспектив. Хорошо хоть память О'Брайена осталась со мной, иначе совсем кранты. Я ничего не знал ни о местной культуре, ни о законах, ни о традициях. Единственное — неплохо говорил по-английски. Но доставшееся мне тело знало еще пять языков.

Перспектива всю оставшуюся жизнь проработать провинциальным врачом не грела. Не лежала у меня душа к этой профессии. Податься в литераторы? Кое-какой талант у меня был, но не для этого времени. В здешней литературе царит особый слог и весьма жесткие традиции. А меня стошнит от необходимости писать принятым в 17 веке высокопарным стилем. Вернуться на военную службу? Да тоже не фонтан. За десять лет службы во флоте, шрамов и болячек О'Брайен заработал гораздо больше, чем денег. Податься к королевскому двору? Ага. Так там меня прямо и ждут.

Да и чем зацепить правителя? Фокусы показывать? Кассандра из меня никакая. Общую канву исторической действительности я помню, но не до мелочей, и уж тем более не до точных дат. Не говоря уж о том, что даже имеющиеся у меня знания больше касаются России, а уж никак не Англии. Так что тут тем более пролет.

Про возвращение в родную державу я тоже подумал, не без этого. Однако именно сейчас делать там было нечего. Там как раз мой тезка Петруша Первый бодается с Софьей за власть. Влезть в разборки и попытаться повернуть историю? Я еще не сошел с ума. У меня ни денег, ни связей, ни влияния при русском дворе. А создать на коленке автомат Калашникова я однозначно не смогу.

Нет, если туда и ехать, то лет через пятнадцать. Как раз к войне со Швецией. Петр любит флот, а О'Брайен — талантливый и храбрый морской офицер. Несколько удачных сражений, немного лести, и можно заработать титул, чин, деньги и собственный дворец на берегах Невы. Петр щедр с теми, кто ему угодил. Вот только проблема в том, что к означенному времени мне будет уже почти полтинник. Не самый удачный возраст, чтобы в авантюры пускаться.

А вообще интересно было бы попасть в такой значимый исторический период. Посмотреть самому, как все на самом деле было. И, вспомнив жаркие баталии на форумах, выяснить, кто прав насчет происхождения Санкт-Петербурга. Те, кто считает, что там были болота, а потом пришел царь и все с нуля основал. Или те, кто утверждает, что Санкт-Петербург там был давно, просто в затопленном состоянии. А когда вода сошла, злобный редиска Петр просто присвоил себе лавры строительства великого города.

Ладно, если не нарисуется совсем никаких перспектив, в Россию можно и пораньше поехать. Войти в доверие к молодому Петру будет даже проще, чем ко взрослому. Однако это дело не сегодняшнего и не завтрашнего дня. Нужно немного осмотреться, попривыкнуть, а потом уже решать, что делать. Для начала неплохо было бы выяснить оптимальный маршрут путешествия в Россию, а так же его стоимость. Ну и не с пустыми руками ехать. Захватить с собой что-нибудь не слишком громоздкое для торговли. Такое, что в Англии стоит вполне умеренно, а в России очень дорого.

Однако прежде, чем вообще куда-то рыпаться, неплохо было бы осмотреться по сторонам. Не предложит ли мне чего-нибудь Англия? Графство Сомерсет, в котором я осел, на первый взгляд, никаких надежд на быстрое обогащение не подавало. Народ занимался сельским хозяйством и разводил яблоневые сады. Сидр из местных яблок, кстати, получался первоклассный. Однако меня карьера фермера совершенно не прельщала. Да я дачу-то видел только тогда, когда меня друзья на нее приглашали! Так что нет. Не мое это. Но, может быть, что-нибудь более приемлемое подвернется?

Миссис Барлоу, у которой я снимал комнату, намекала, что мне пора покончить с холостой жизнью. И что две симпатичные девушки, живущие в доме напротив и строящие мне глазки — завидные невесты. За каждой из них дают дом и неплохие деньги в качестве приданого. Бр-р-р! Ну, это если уж меня совсем припрет! Во-первых, жениться я совершенно не хочу, а во-вторых, идти в примаки ниже моего достоинства. Нет уж. В моем доме я сам буду хозяином.

После пары дней откровенного лентяйничанья, отполированного неумеренным поглощением успокоительного, я немного пришел в себя. Пора было вылезать из раковины и знакомиться с окружающим миром. Привыкать к одежде, ценам, местной еде и отсутствию электричества. Необходимость постоянно пользоваться свечами откровенно раздражала, а тот факт, что писать приходилось перьями, вообще вымораживал. Если бы не память О'Брайена, я ни за что бы не справился!

У Питера оказался неплохой почерк, и это хоть как-то примиряло меня с действительностью. Надо сказать, О'Брайен вообще производил впечатление довольно образованного человека с замашками вельможи, что слегка удивляло. Где он набрался всего этого? Но больше всего меня поражало, каким хламом была забита голова этого, вроде бы, разумного человека. Это просто поразительно!

Особо верующим Питер, на мое счастье не был. И вообще довольно редко вспоминал что он католик. Но зато О'Брайен искренне верил в возможность построения справедливого общества и вел себя, как рыцарь без страха и упрека. Гипертрофированные понятия чести и достоинства переплетались с образами героев древнегреческой литературы, на которых Питер стремился быть похожим.

Вот честно, странно встретить боевого офицера, у которого в мозгах существует какой-то идеальный герой. Типа, сферический конь в вакууме. Осталось только узнать, что О'Брайен верит в розовых единорогов! Как вообще все это может уживаться в мозгах Питера, учитывая его образование и опыт?! Все врачи — циники по своей натуре. А у О'Брайена за плечами еще и опыт боевых действий. Солдат, ежедневно сталкивающийся с кровью и смертью, просто не может остаться наивной фиалкой, живущей иллюзиями. Однако что выросло, то выросло. И в свои тридцать два О'Брайен все еще верил в какое-то мифическое благородство и в изначальную возвышенность человеческой натуры.

У меня никаких иллюзий по этому поводу не было. Работа на телевидении не предполагает витания в облаках. Мы показываем то, за что нам платят. А насколько это соответствует действительности — никого не интересует. И поскольку мне приходилось общаться с зарубежными коллегами, могу уверить, что у них ситуация точно такая же. Невольно станешь недоверчивым, подозрительным и постоянно будешь искать второе дно во всех происходящих событиях.

Впрочем, именно умение притворяться и говорить то, что от меня ждут, позволило мне не сойти с ума и даже немного привыкнуть к мысли, что я оказался в Англии конца семнадцатого века, да еще и в чужом теле. Приняв решение познакомиться с окружающим миром поближе, я вылез из постели, умылся (целая процедура, поскольку пришлось ждать служанку с тазом, кувшином и полотенцем), побрился (опасное лезвие выглядело довольно жутко) и начал одеваться. Мода, скажу я вам, меня не порадовала.

Нижнее белье представляло собой какие-то панталоны до колен на завязках. Сверху напяливались верхние штаны такой же длины из более плотной ткани. Рубаха казалась почти безразмерной, ибо в нее мог влезть кто-нибудь, на пару размеров меня больше. Камзол из тонкого камлота, украшенный серебряным позументом, а так же брабантские кружева на манжетах рубашки и жабо делали меня похожим больше на мелкого дворянина, чем на скромного врача. И да, конечно же, ненавистный пышный черный парик с завивкой, в котором я чувствовал себя абсолютным бараном.

Ленты на штанах завязывались под коленом и придерживали чулки, а кошмарные тупоносые туфли с квадратной пряжкой оказались не такими неудобными, как выглядели на первый взгляд. Ну, я готов. Прихвачу мешочек с деньгами и пойду, прогуляюсь до аптеки. Пора пополнить запасы успокоительного, да и других зелий. Хочу я этого, или не хочу, но в данный момент я врач. И обязан оказывать помощь тем, кто обратится ко мне за помощью. Ну и будет способен заплатить, конечно же.

Бриджуотер оказался довольно милым провинциальным городком. Мощеные улицы, двух и трехэтажные каменные дома под фигурными крышами, и вполне респектабельная публика. За время моей прогулки мне на глаза не попалось ни одного нищего. Питер уже успел здесь освоиться, приобрел множество шапочных знакомых, а потому я был вынужден периодически останавливаться и вежливо раскланиваться, интересуясь здоровьем и желая прекрасного дня.

Аптека, в которой О'Брайен закупал лекарственные средства, походила на обитель алхимика. В общем-то, некоторые лекарства Питер мог бы делать и сам, но для этого желательно было иметь под рукой хотя бы небольшую лабораторию. Медицина в 17 веке оставляла желать лучшего, и народ был вынужден изворачиваться, кто как мог. Не каждый мог позволить себе визит врача, так что народные средства оказывались предпочтительнее.

Работа доктора оказалась ненапряжной и очень хорошо оплачиваемой. Меня несколько угнетало, что вся моя одежда была черного цвета, но врачам так полагалось. К тому же, О'Брайен любил качественные вещи, и, судя по отзывам окружающих, обладал отменным вкусом. Поскольку я терпеть не мог ни кружева, ни гольфы (ладно, ладно, чулки), ни тем паче парик, я старался прислушиваться к своему подсознанию, чтобы не вызвать подозрений.

Единственное, что я кардинально изменил — это распорядок дня О'Брайена. С учетом того, что 17 век сам по себе был небезопасным, а я никак не мог определиться насчет собственного будущего, не хотелось бы потерять физическую форму. Питер неплохо фехтовал, но тренироваться в небольшой комнате было не слишком удобно.

К тому же, за много лет у меня выработалась привычка заниматься собственным телом. Спортзала по близости не было, но я не посчитал это достойной причиной. На диване я и в старости отлежаться смогу. А пока молод — нужно двигаться. Качать пресс, подтягиваться, отжиматься и поднимать тяжести.

Для осуществления последнего желания мне явно не хватало штанги. Пришлось частично разгрузить сундук и использовать его. Не слишком удобно, но особого выбора не было. Ну и, конечно, с отработкой ударов возникли проблемы. Подушки для этой цели не годились, а как сделать макивару я не очень представлял. В принципе, можно обойтись обычным мешком. Только ткань поплотнее подобрать, да сухое зерно насыпать. Вот только шить вручную толстую парусину — полный геморрой. Лучше заказать.

Размеренная жизнь в провинциальном английском городке оказалась вполне приятной, и я откровенно ей наслаждался. В отличие от суматошного 21 века, век 17 был неторопливым. Единственное, от чего я страдал, так это от недостатка информации, и даже книги не слишком спасали положение, поскольку были написаны весьма вычурным стилем и страдали морализаторством.

Честно говоря, когда до меня дошел слух, что в стране началось какое-то восстание, я даже не поверил. Как я уже говорил, мое знакомство с историей Англии было весьма поверхностным, так что кровавую заварушку на ее территории я помню только одну — когда Карла Первого укоротили на голову. И то это событие отложилось в моей памяти из книг Дюма, а тот был известный выдумщик.

Подсознание подсказывало, что казнь короля состоялась почти сорок лет назад. Так что же за заварушка намечается на английских просторах на сей раз? И нельзя ли что-нибудь поиметь за то, чтобы в ней поучаствовать? А еще лучше — обезопасить себя на всякий пожарный случай. Что-то мне подсказывало, что не только русский бунт бессмысленный и беспощадный. А бьют всегда не по паспорту, а по морде. Так что я прикопал свои сбережения в приметном месте, и начал выяснять, что происходит.

Добытые сведения меня разочаровали. Почти полгода назад короля Карла II на английском престоле сменил Яков II, а теперь, неизвестно откуда, появился еще один претендент на корону. Интересно, чего он выжидал-то столько времени? На власть надо было претендовать сразу. Куда проще захватить престол в сумятице, чем подвинуть с него другого претендента, который уже удобно уместил на троне пятую точку и успел освоиться за столько времени.

Некий Джеймс Скотт, 1-й герцог Монмут и 1-й герцог Бакклейх, заявил, что является внебрачным сыном Карла II, и имеет гораздо больше прав на престол. Более того, он утверждал, что его папенька отправился на тот свет вовсе не по воле божьей, а с помощью Якова, который католик, а потому заведомо нехороший человек.

Вот казалось бы, какое дело местному булочнику, мистеру Атчесону, какая говорящая голова сидит на троне в Лондоне? Конечно, во времена нынешней политической и религиозной нетерпимости объявить себя протестантом — это уже акт большого политического мужества. А у Монмута к этому прибавлялась красивая внешность и умение убеждать людей. Дамы тут же становились похожи на экзальтированных фанаток поп-звезды мирового масштаба, а мужчины чувствовали себя воинами.

Однако от перемены мест слагаемых сумма не меняется. И кто бы ни напялил на себя корону, в жизни таких, как мистер Атчесон, ничего не изменится. И уж конечно рядовой булочник никак не сможет удержать короля от принятия непопулярного решения типа повышения налога или гонения на определенную религию. И восстание в данном случае не поможет. Напротив. Как бы хуже не стало. Коронованные особы очень болезненно воспринимают любые попытки на них надавить.

Мало-мальски зная мировую историю, я очень сильно сомневался, что бунт способен изменить ситуацию к лучшему. Даже в наши толерантные времена правители, вроде как позиционирующие себя демократичными, не особо прислушиваются к мнению демонстрантов. А уж представить, чтобы монарх 17 века прислушался к взбунтовавшимся горожанам — вообще не реально. Восстания довольно редко бывают успешными, а уж сражение обывателей против профессиональной армии — это даже не смешно.

К тому же, не стоит забывать, что далеко не все протестанты (не говоря уж о других англичанах) верили в версию того, что Монмут — королевский бастард. Многим это казалось сомнительным. Тот же О'Брайен, например, напрочь отвергал такую возможность. Впрочем, в том, что Люси Уолтерс родила сына от законного мужа, Питер сомневался еще больше. Смуглая красавица меняла любовников, как перчатки. А Монмут, по общему мнению, был слишком хорош собой, чтобы оказаться сыном Карла II.

Кстати, вспоминается мне какая-то история по этому поводу. Как только основные имена были озвучены, в голове кое-что прояснилось. Вроде бы, англичане выясняли правдивость этого слуха. Точно! На каком-то канале я смотрел иностранный документальный фильм, где как раз проводились исследования ДНК потомка Монмута и сравнение его со Стюартами. Самое смешное, что отцовство Карла II таки было доказано. Вот только никакого значения это не имеет. Кто стоит за Монмутом? Сбежавшие из страны эмигранты? И к чему приведет это восстание? В лучшем случае, его разгонят солдаты. А в худшем, большинство участников повесят, и они будут висеть, пока не умрут.

Как ни странно, подсознание вполне разделяло все мои опасения. Видимо, О'Брайен был довольно здравомыслящим типом. Однако чем дольше я следил за событиями, тем отчетливее складывалось ощущение, что я вообще единственный человек, который сохранил разум в этом бедламе. Город, в котором я обосновался, кипел, как забытый на огне котелок. Толпа народа передвигалась по улице и готовилась принять участие в историческом сражении. Лично мне от одного взгляда на этих доблестных бойцов захотелось сотворить фейспалм. Булочники, каменщики, сапожники и прочие представители самых мирных профессий прикрепили к своим шляпам зеленые веточки и вооружились, чем бог послал. То есть, что дома хранилось. Удивлюсь, если найденных ружей будет хотя бы одно на десять человек. Остальные похватали дубье, мечи и сельскохозяйственный инвентарь.

Даже не знаю, что было страшнее — вилы или сделанные из кос пики. Может быть, издалека, это и напоминало оружие, но в реальном бою толку от него точно не будет. Ну кто, спрашивается, так готовит восстания? Монмут не мог заранее об оружии позаботиться? Или искренне верил, что стоит ему ступить на землю Англии, как его тут же признают королем? Нет, поддержку-то народную он себе обеспечил на все сто, с этим трудно поспорить. Но толку-то?

Мало того, что Монмут не удосужился вооружить своих сторонников, так он еще и напасть на неприятеля планирует ночью! А ничего, что ночные сражения гораздо сложнее дневных? Особенно для тех, кто даже никаких военных сборов не проходил, и абсолютно не имеет представления о реальной войне. А планируется ведь внезапно (!) напасть на королевскую армию. Ага. Из серии «слон тихо полз в посудной лавке». Да этих восставших глухой услышит, не то что лорд Феверш.

Наверняка командующий королевской армией прекрасно знал обо всех передвижениях бунтовщиков. Готов поспорить, ему уже донесли и их планы, и численность, и сведения о вооружении. Последний пункт, скорее всего, повеселил лорда Феверша особо. Сто против одного, что с нелепым восстанием будет покончено сегодня же. Два-три залпа, и необстрелянный народ, не умеющий взаимодействовать на поле битвы и держать строй, панически побежит, затаптывая своих же.

Однако доказывать что-либо воодушевленным борцам за светлое будущее было бесполезно. Все равно не послушают. Они уже настроились сражаться за право, свободу и веру, и теперь не отступят. И ладно бы Монмут обещал им действительно что-то путное. Типа, тебе, Джон, корову, а тебе, Джим, пару овец. Так нет, у людей в головах какие-то высшие идеалы витают. Народ целый день распевает песни, призывает присоединиться к их армии и рассказывает пафосные истории. Особенно мне понравилась баллада, в которой невинные девы разорвали свои шелковые одеяния, чтобы пошить знамена для красавчика Монмута. Хотел бы я на это посмотреть!

Ближе к вечеру, когда народ активизировался, и воинственно потрясая своим сельхозинвентарем, двинулся к месту сражения, я выкурил трубку, плотно закрыл окно и лег спать, надеясь, что начавшаяся за городом битва меня не разбудит. И действительно, уснуть мне удалось довольно легко.

Утро началось… рано началось утро. Какой-то долбодятел ломился в дверь и выкрикивал мое имя. Может, жена у кого рожает? Или еще что случилось? Я открыл окно, рявкнул, чтобы недоумок прекратил будить соседей, оделся, прихватил свою сумку с инструментами и… не успев покинуть крыльцо дома, оказался арестованным. Сказать, что я удивился — это ничего не сказать. Однако сопровождавшие меня солдаты отказывались отвечать, на каком основании меня задержали и в чем обвиняют. Не нравится мне это. Ох, не нравится. Куда-то я влип конкретно. Еще бы знать, куда именно.

В городе царил полный беспредел. Женщины голосили, а солдаты, присланные ловить мятежников, занимались грабежом и насилием. Цивилизованная Европа, чтоб ее. Армия, призванная защищать подданных английского короля, ведет себя, как последние бандиты с большой дороги. Смотреть на это было страшно.

Сумку с инструментами у меня отобрали, и заявив, что я тоже мятежник, который только притворяется доктором, толкнули в тесную камеру, где сидело еще, как минимум, десять человек. Причем, скорее всего, судя по их свински грязному и покоцанному виду, они-то действительно были с поля боя.

В камере пахло сортиром, было удушающе жарко, и ближайшую ночь нам пришлось провести рядом с трупом, поскольку один из раненных не выдержал такого обращения. Его тело небрежно выкинули, а к нам подсадили еще одного пойманного бунтовщика. И из его весьма эмоционального рассказа я понял, что мне еще повезло. Жаждущий крови полковник Кирк, не дожидаясь решения суда, хватал всех, кто только казался ему подозрительным и развешивал сушиться на рыночной площади.

По спине пополз отчетливый холодок. Победителям требовалось отчитаться перед королем, что они действительно расправились с кучей мятежников, а потому вряд ли кто-то станет разбираться, виновен я или нет. Изначально я лелеял мысль, что моя квартирная хозяйка сможет подтвердить, что я спал дома, но затем понял, что женщина даже не будет связываться с правосудием. Кто я ей? Всего лишь один из постояльцев, оплативший аренду на полгода вперед. Полагаю, она только рада будет поживиться, продав мои вещи и книги.

Чтобы не сойти с ума сидя в камере, где постоянно кто-то умирал, я проваливался в подсознание, сливаясь с О'Брайеном. У него уже был опыт сидения в испанской тюрьме, так что его навыки мне могли пригодиться. А я, глядя на то, как умирают люди, и как глумятся над заключенными охранники, наполнялся злостью и ненавистью. Поверьте, у меня было время пожалеть, что я не присоединился к восстанию. По крайней мере, знал бы, за что страдаю. А за время сидения в этой отвратительной тюрьме я настолько сильно возненавидел Якова II, что готов был удушить его собственными руками.

Единственное, что меня несколько примиряло с действительностью — знание того, что сидеть ему на троне всего три года, после чего его выпнут из страны. Жаль, не укоротят на голову, как Карла I. Впрочем, до этого светлого момента я могу и не дожить. Не то, чтобы я изначально питал какие-то иллюзии насчет благородства 17 века, но попасть в тюрьму вообще ни за что, без суда и следствия — это был перебор.

Блин, ну почему же я ничего не помнил про это восстание Монмута? Сбежал бы своевременно, и все! Однако мои знания по истории Англии оставляли желать лучшего. Я и про годы правления Якова помнил только потому, что относительно недавно помогал младшей сестре курсовую писать про Вильгельма Оранского. Но кто мог предугадать, что незнание истории чужой страны может привести в тюрьму?

Моя вторая сущность в лице О'Брайена тоже была недовольна своим нахождением в этом мерзком месте. Воспоминания об испанской тюрьме у него остались самые неприятные. Бесконечная промозглая сырость, звереющие сокамерники, необходимость двигаться, чтобы окончательно не окоченеть — и так день за днем, целых два года. То, что парень не спятил, говорило о том, что у него хорошие нервы. И железная сила воли. Я не уверен, что выдержал бы подобное.

К счастью, сейчас было лето, но духота ничем не лучше холода, когда находишься в одной камере с десятком мужиков, не имея возможности принять душ и переодеться. Отвратное ощущение того, как грязь буквально проникает под кожу, а так же опасение подхватить что-нибудь такое, что не поддается излечению, отступало только при напоминании самому себе о том, что мне вообще вряд ли удастся выжить.

Разумеется, я не избегал и общения с сокамерниками. В конце концов, мне было интересно, как продвигалось восстание и почему оно потерпело поражение, несмотря на численное преимущество и фактор внезапности. Особенно эмоционально о случившемся рассказывал Джереми Питт. Именно его сестер, как богатых невест, сватала мне моя квартирная хозяйка. Торговое судно, на котором Джереми был шкипером, угораздило пристать к берегу именно перед восстанием. И горячий английский парень решил совместить приятное с полезным — навестить родственников и принять участие в развлекаловке.

Что теперь будет с семьей парня — даже представить страшно. Джереми, правда, был почему-то уверен, что их трогать не станут, но я его оптимизма не разделял. Победители вели себя, как последние подонки. Однако я не стал разочаровывать парня. Вполне вероятно, что я не сошел с ума не только потому, что периодически погружался в подсознание, но и благодаря его неуемному оптимизму.

Мне казалось, что я сижу в тюрьме целую вечность, но в конечном итоге выяснилось, что прошло только два месяца прежде, чем нам сказали, что нас ожидает суд. Я даже немного воодушевился. Раз не вздернули сразу, то, может быть, дадут шанс оправдаться? Ну да, наивно. Но хотелось надеяться на лучшее! Как-то не верилось, что я попал в иной мир только для того, чтобы быть повешенным всего через пару недель после попадания. Блин! Надо было валить из этой Англии, пока ветер без сучков! Хотя… от судьбы не убежишь.

Однако все оказалось не так просто. Нас вовсе не собирались судить в Бриджуотере. Из процесса хотели сделать настоящее шоу, а потому заключенных планировали переправить в столицу графства Сомерсет, город Таунтон. Своим ходом. То есть пешечком. Раненных и ослабленных, правда, сваливали на телеги, но мне бы не хотелось оказаться в этой груде тел. Чудо, если хоть кто-то доедет живым до места назначения,

Поняв, что пленников, способных держаться на ногах, будут заковывать попарно, я постарался оказаться в одной связке с Джереми. Парень спокойный, не истеричный, умудрившийся во время восстания не получить ни одного ранения, он полностью меня устраивал. В паре с таким, как он, есть шанс добраться до Таунтона живым.

Путешествие оказалось… запоминающимся. Хорошо хоть вторая половина сентября выдалась теплой и сухой, иначе до места назначения живыми и здоровыми мы точно не добрались бы. Жрачка была настолько отвратительная, что мне приходилось прилагать усилия, чтобы впихнуть в себя хоть что-то. Голод отнимает силы, а у меня их и так не было.

Выбор Джереми в качестве напарника оказался удачным. Мы поддерживали друг друга и общались, стараясь хоть как-то скрасить дорогу. Дополнительные килограммы железа, в которое нас заковали, ощущались как тяжелый груз и периодически мешали передвижению, поскольку кто-нибудь из пленников не выдерживал дороги, спотыкался и падал. Охранники лютовали и били упавшего плетью, как будто это могло помочь. Мы с Джереми переглядывались и старались быть внимательнее. К счастью, наша обувь прекрасно держалась. И мои туфли, и его сапоги оказались очень хорошего качества, и мы до сих пор не потеряли подметок. Идти по каменистой дороге босиком было бы еще сложнее.

Единственное, что меня слегка раздражало в Джереми, так это то, что он периодически начинал возмущаться тем, как несправедливо наше общество. Сначала до нас дошел слух, о том, что Монмута казнили (во что, кстати, поверили далеко не все) а затем о том, что фактический глава восстания лорд Грей… купил себе полное прощение. Сумма в сорок тысяч фунтов стерлингов звучала фантастически, но сам факт казался бывшим бунтовщикам еще более неправдоподобным.

Хотя чему тут удивляться? Во все времена богатые люди откупались от закона. А король Яков известен своей жадностью. Джереми разорялся, как он презирает этого сквалыгу, а мне было по барабану. Я никогда не питал иллюзий насчет властьпредержащих. И не верил лозунгам насчет правды и справедливости. Все вопли насчет заботы о народе — развод лохов.

До Таунтона мы добрались относительно благополучно. Многим другим участникам восстания не повезло. А может и повезло, как знать. Вполне вероятно, что конец ужаса — это лучше, чем ужас без конца. И благополучно умереть было проще, чем переносить дальнейшие мучения. Нам еще предстояло пережить судилище и вынесение смертельного приговора. На какое-либо адекватное расследование я уже не рассчитывал. Мы все должны были послужить примером того, как король карает ослушников. Чтобы больше никому бунтовать не хотелось.

Зал суда, в который нас привели, был убран пурпуром. Настолько обильно, что это резало глаза. Пышное дурновкусие отдавало дешевой театральщиной, но меня уже ничего не удивляло. Я смотрел в испуганные лица присяжных, в равнодушные глаза членов суда, на самодовольную физиономию Верховного судьи и понимал, что наша судьба уже решена. И что присутствующие пришли посмотреть на спектакль, где преступники понесут заслуженную кару.

Джереми, как нетерпеливый петух, лез вперед и гордо признавал, что участвовал в восстании. Не то, чтобы ему помогло отрицание вины, но зачем же лезть напролом? Верховный судья и так настроен нас уничтожить. Я даже удивился, когда он позволил мне сказать несколько слов в свою защиту.

— Ваша честь, я никогда не был в армии Монмута. Напротив, я считал восстание идиотской затеей, и подозревал, что оно ничем хорошим не закончится. Меня даже нельзя обвинить в том, что я укрывал бунтовщиков и оказывал им какую-либо помощь. Я спокойно спал всю ночь!

— Не лги мне! За тобой был установлен присмотр сразу после того, как ты ступил на землю Бриджуотера. У меня есть показания свидетеля, который утверждает, что ты — офицер флота. Будешь отрицать, мерзавец?

— Нет. Я действительно служил во флоте. Но если вы следили за мной, то должны знать, что уже полгода я занимаюсь только врачебной деятельностью.

— Врачебной? — взбеленился Верховный судья. — У меня есть донесения, согласно которым ты посещал бунтовщиков. Прикрывался личиной врача, а сам готовил восстание? Я не желаю слушать твои жалкие оправдания! Ты виновен, как и все остальные бунтовщики, которых мы будем здесь судить.

Ну, не то чтобы я на что-то надеялся, но стоило попытаться. А с обвинением у них ловко получилось, да. Посещал дома бунтовщиков? Да весь Бриджуотер сплошные бунтовщики! Даже капеллан герцога перед последним сражением толкнул речь, в которой были призывы к мятежу. Но кто бы мог подумать, что за мной сразу установят наблюдение? Видимо, слухи о том, что Монмут что-то готовит, просочились уже давно. И королевские слуги пристально следили за всеми подозрительными личностями.

Странно, что они, будучи осведомленными о готовящемся восстании, вообще его допустили. Или король решил, что проще собрать всех недовольных в одном месте и разом их прихлопнуть? Неплохая идея. Рисковая, конечно, но прекрасно осуществленная. После того, что творили солдаты с бунтовщиками и их семьями, графство Сомерсет еще долго может не опасаться восстаний.

Довольно обидно попасть под раздачу, особенно если ты невиновен. Я уже фактически смирился с тем, что нас казнят сразу после суда, как это обычно и происходило, но тут, вдруг откуда ни возьмись, нас настигла великая королевская милость. Казнь была заменена каторгой.

Сначала я как-то удивился и даже заподозрил Якова в стремлении к справедливости. Однако, немного подумав, понял, что решение было принято отнюдь не от доброты душевной, а из экономических соображений. Чего тратить ценный человеческий ресурс, когда на плантациях Ямайки и Барбадоса не хватает рабов? Сослать туда бунтовщиков — это вполне логичный поступок.

Надо сказать, что избавление от смерти меня порадовало только в самый первый момент. После того, как я буквально ощутил веревку на своей шее, известие о помиловании показалось практически чудом. Однако чуть позже, когда схлынула первая эйфория, до меня дошло, что дела мои только еще больше ухудшились. Хотя казалось, куда уж дальше.

Сама идея того, что белых людей будут продавать, как товар, меня коробила. О том, что раньше продавали негров, я слышал. А вот себя в качестве раба на плантациях представлял плохо. Если там такие условия, как описывалось в книжках, долго я не протяну. Да и дорогу еще пережить нужно. Путь долгий, а условия пребывания на корабле, наверняка, будут самые свинские.

 

Глава 2

«Мэри Роуз» полностью оправдала мои ожидания. Тесный трюм, гнилая вода и паршивая жрачка отразились на здоровье людей не самым лучшим образом. Несколько человек умерло, а один сошел с ума, проломил голову своему соседу, и кинулся на меня. К моей удаче, Джереми вовремя среагировал и поставил ему подножку.

К счастью, капитан «Мэри Роуз» испугался, что его не погладят по головке, если он потеряет слишком много живого товара, и допустил меня к корабельному ящику с лекарствами. О'Брайен был неплохим врачом, и, пользуясь его знаниями, мне удалось помочь некоторым товарищам по несчастью. Не знаю, куда мы все в конце концов попадем, но в любом случае неплохо иметь рядом людей, обязанных тебе жизнью. Вполне вероятно, что рано или поздно нам подвернется возможность бежать. А делать это лучше в хорошей компании.

Мне повезло, что Питер, в тело которого я попал, был моряком, иначе качка бы меня измотала, как и морская болезнь. Я прислушивался к поскрипыванию досок и пытался представить, что меня ожидает в дальнейшем. Мысли в голове крутились — одна другой мрачнее. Впрочем, остальным пленникам тоже веселиться было не с чего. Даже обычный оптимизм Джереми слегка подувял.

Хорошо хоть мы оказались в одном трюме именно с бунтовщиками, а не с какими-нибудь законченными преступниками. Бывшие булочники и сапожники, хоть и восставшие против короля, отнюдь не были отморозками. Долгая тюрьма может проявить самые низменные человеческие качества. Такие, о которых мы сами не подозреваем. Но пока плавание проходило относительно спокойно. Одного психа и нескольких покойников даже в расчет брать не стоило. Все могло сложиться гораздо хуже.

Джереми Питт

Джереми не мог не поддержать восстание. Не потому, что верил в королевское происхождение Монмута или в то, что у Якова меньше прав на престол. Просто… за свои убеждения следовало сражаться. А протестанты внезапно стали в Англии людьми второго сорта.

Восстание было не слишком хорошо подготовлено, это даже Джереми понимал. Но не мог не рискнуть. К сожалению, все мечты о справедливости пошли прахом. И теперь ему светило быть проданным в рабство. Эта мысль даже не укладывалась в голове!

Хорошо, что в тюрьме Бриджуотера Джереми сумел сдружиться с Питером О'Брайеном. Если бы можно было выбирать родственников, Питт хотел бы себе такого старшего брата. Невозмутимого, прагматичного, волевого и умеющего держать удары судьбы. И кто бы мог подумать, что щеголеватый врач так достойно поведет себя, оказавшись в тюрьме? А ведь О'Брайен даже не принимал участия в восстании!

Джереми ожидал жалоб на жизнь и абсолютной беспомощности. Но оказалось, что когда-то Питер был офицером. И даже имел опыт отсидки в испанской тюрьме. Так что его спокойные советы были всегда кстати. О'Брайен умел вовремя разрядить обстановку, задав нужный вопрос или уведя разговор в сторону. Он внимательно слушал рассказы о восстании, которого явно не одобрял, и, похоже, делал какие-то выводы.

Джереми искренне порадовался, что попал с Питером в одну связку, когда бывших бунтовщиков гнали в Таунтон. Даже будучи закованным в кандалы, идти рядом с таким человеком было куда проще, чем с каким-нибудь изнеженным нытиком. Всю дорогу до Таунтона они поддерживали друг друга. Да и на суде держались рядом. О'Брайен явно не одобрял поведения Джереми, но тому так надоела неопределенность, что он лез на рожон.

Известие о помиловании прозвучало как гром с ясного неба. Плантаторам не хватало рабов. И король Яков решил на этом нажиться. Мерзкая тварь! Гореть ему в аду! Однако деваться было некуда, и Джереми, вместе с другими осужденными, поднялся на борт «Мэри Роуз». Им предстояла дальняя дорога.

О'Брайен, кстати, и в трюме корабля не потерял своей выдержки и спокойствия. Более того. Он умудрился уговорить капитана предоставить ему доступ к корабельному ящику с лекарствами. Иначе смертей было бы больше. Питер невольно стал лидером, к которому все тянулись, но он, казалось, вовсе этого не замечал. Отвлекал пленников от мрачных мыслей, рассказывал чудные, интересные истории и поддерживал уверенность, что рано или поздно, им удастся обрести свободу.

Джереми понятия не имел, как Питеру это удавалось. Но уважал О'Брайена все больше и больше. И какой же несправедливой казалась мысль, что их всех продадут, как скот, и что они не властны над своей дальнейшей судьбой!

Питер О'Брайен

Я уж и не чаял, когда закончится наше затянувшееся путешествие. И, ступив на берег, почувствовал изрядное облегчение. Несмотря на то, что нас опять заковали в кандалы, свежий воздух кружил голову и делал меня почти счастливым.

Я попал из Бриджуотера в Бриджтаун, столицу Барбадоса. С причала открывался прекрасный вид на город. Кстати, вполне европейского вида, и очень похожий на тот же Таунтон. Только зелени было больше. И негров. А вот толпа людей, пришедшая на нас поглазеть, ничем не отличалась от такой же толпы в Таунтоне. Такие же любопытные и брезгливые взгляды. И ни грамма сомнения в том, что продавать людей — это нормально. Тоже мне, благочестивые католики называется. Посмотрел бы я, как они себя повели бы, если бы оказались на моем месте. Чувствовать себя вещью, выставленной на торг, было настолько отвратительно, что я ощутил, как к горлу подкатывает тошнота.

Выгляжу я, наверняка, мерзко. Два месяца тюрьмы и долгое путешествие превратило мой костюм в лохмотья, а меня самого — в вонючего, заросшего доходягу со спутанными волосами. Даже не знаю, кто позарится на такое убожество. И что будет, если нас никто не захочет покупать?

Хотелось жрать, хотелось вымыться, так что вскоре я перестал обращать внимание на толпу. Она слилась в одно цветное пятно. В конечном итоге, все равно я никак не могу повлиять на реальность. Так чего дергаться? Будем надеяться, что я не загнусь сразу. И что у меня будет возможность сбежать отсюда.

Толпа неожиданно оживилась, и я вскинул голову. Похоже, пожаловали важные шишки, имеющие право выбирать товар первыми. Солидные, важные, примерно пятидесятилетние, они неторопливо шествовали сквозь толпу, и люди уступали им дорогу. Один мужик в цивильной одежде, толстый, с пышными бакенбардами, а второй напротив, довольно неплохо выглядит для своего возраста и уместно смотрится в военной форме.

Приставленный к нам охранник шикнул на нас, чтобы мы поклонились. Оказывается, на торги явились губернатор Барбадоса и полковник местной милиции. Радость-то какая! Только их здесь и не хватало. А полковник еще, чтоб ему пусто было, еще и какую-то девицу с собой приволок. Вроде бы, местные консервативные нравы запрещают в открытую таскаться с любовницей по общественным мероприятиям. Так может, жена? Развлечений здесь мало, вот и потащилась смотреть торги.

А может старый муж не устраивает ее в постели, и она решила себе приобрести игрушку помоложе? Тогда она однозначно извращенка. Мы все похожи на бомжей. И пахнем, как бомжи. А она — вся из себя утонченная и лощеная мамзель с претензией на благородство. Дорогой костюм для верховой езды, серая широкополая шляпа, украшенная пышными алыми перьями, и бледная кожа. Как у поганки.

Это, видите ли, особый шик в высшем свете — избегать загара. Типа, доказывает, что ты можешь позволить себе не работать на солнце, а значит, светская женщина. В мое время наоборот простой народ целыми днями в офисах пропадает, а богатые бездельники пузо греют на берегу океана, а потому загар очень даже в моде.

Мое подсознание, кстати, неожиданно изволило застыдиться. Типа, такая приятная утонченная девушка на нас смотрит, а мы, увы, не в форме. Ха! Да кто ее вообще сюда звал? Можно подумать, она не знала, что здесь увидит. Хотя да, продавцы могли бы позволить нам помыться и привести себя в порядок. Почему не придать рабам товарный вид? На них же наверняка можно будет заработать гораздо больше?

Заинтересовавшая меня дама тем временем оккупировала полковника и начала его в чем-то горячо убеждать. Понятно. Красотка захотела игрушку. За гомоном толпы нельзя было разобрать, о чем конкретно они разговаривали, но зато уж губернатор отрывался на все сто. Его громоподобный голос, похоже, было слышно даже на соседнем острове. Он сам шутил, сам смеялся над своими шутками и совершенно не обращал внимания на реакцию окружающих. Самодостаточный тип.

— Полковник Бишоп, я предоставляю вам право первому выбрать тот товар, который вам приглянется, по той цене, которая вас устроит. А остальных мы продадим на торгах, — разливался соловьем губернатор. Полковник важно кивал.

— Вы очень добры ваше превосходительство. Но сомневаюсь, что от этого отребья будет хоть какой-то прок на плантациях. Это же не работники, это жалкие клячи, — поморщился полковник.

Он подозвал к себе капитана нашего корабля, и довольно долго с ним разговаривал, видимо, выясняя подробности о товаре, который собирался приобрести. Ворча, что даже негры были бы лучше, поскольку они добросовестней работают, не дерзят и не так быстро дохнут на плантациях, полковник принялся нас осматривать, как скот. Щупал мышцы, лез смотреть зубы, оценивал спины и недовольно жаловался, что выбрать не из чего. Я чувствовал себя куском мяса, выставленным на прилавок. И поверьте, это было очень неприятное ощущение.

Джереми стал первым, кто удовлетворил запросы полковника. Бишоп тщательно отбирал здоровяков, так что мне вряд ли светило стать его собственностью. Впрочем, я не обольщался. Другой хозяин мог быть еще хуже. Единственное, о чем я сожалел, так это о том, что придется расстаться с Джереми. Плечом к плечу за последнее время мы пережили столько разных ужасов, что я сроднился с парнем. Привык, что есть кому прикрыть мою спину.

Джереми Питт был оценен в двадцать фунтов, а я только поморщился. Мда. Невелика цена. Вот так продадут тебя по дешевке, несмотря на образование и знание нескольких языков, и загнешься ты на плантации. А то и вовсе попадешь к какой-нибудь Салтычихе, и тогда даже плантация раем покажется. Интересно, во сколько оценят меня, бакалавра медицины и офицера флота? Что-то мне подсказывает, что до стоимости Джереми я не дотяну.

Девица, пришедшая с полковником, увлеченно делала вид, что совершенно не замечает, чем занимается ее спутник. А губернатор, козел сальный, увивался вокруг нее и аж подпрыгивал, стараясь обратить на себя внимание. Не сказать, что у него это получалось. Да и зачем ей этот напыщенный старпер? Своего, поди, хватает.

Наконец, полковник закончил отбор, и к нам начали подходить остальные любопытствующие. Собственно, мне было абсолютно все равно, кому я достанусь. Хотелось бы, чтобы этот день, наконец, закончился, и в моей судьбе хоть что-то определилось. Мой взгляд невольно выхватывал из толпы разные лица, но ни на одном я не увидел осуждения происходящего процесса. Для большинства присутствующих это было просто развлечение.

Пришедшая с полковником девица, кстати, далеко не ушла. Она спорила о чем-то со своим спутником и указывала на нас хлыстом. Что? Папик не купил вожделенную игрушку? Да как он мог! Полковник, надо сказать, оказался устойчивым мужиком. Вынес целых пять минуть непрерывного нытья. Я так не смог бы. Однако отказать даме, по всей видимости, он оказался не в силах, а потому снова к нам подошел. Интересно, и кого она…

— Вот этот человек, которого я имела в виду! — категорично заявила девица и ткнула хлыстом в мою сторону. Нет! Только не это! Лучше плантация, чем роль постельной игрушки.

— Этот? — недоуменно уставился на меня полковник. — Этот набор костей? Зачем он нужен? Пусть его берет, кто хочет!

— Этот мошенник хоть и худ, зато на диво вынослив, — влез в разговор капитан нашего корабля, и начал меня расхваливать. Типа, и по дороге я умудрился не сдохнуть, и остальных пленников успешно лечил.

— Положитесь на вашу племянницу. Женщина может верно оценить мужчину с первого взгляда, — захихикал губернатор.

А, так это не жена, а родственница? Ну и чего полковник замер, как столб? Вообще-то, за такую сомнительную шутку, которую отпустил губернатор, нужно зарядить шутнику в морду. Вон как девица скривилась, словно кислый лимон слопала.

— Десять фунтов, — выдавил из себя Бишоп, и я был благополучно продан. Мда. Где бы еще я узнал свою реальную цену?

Кандалы с рук нам сняли, а к ноге прицепили довольно занятное украшение — тяжелый шар на короткой, толстой цепочке. Ходить с ним было не слишком удобно, а о побеге можно было забыть. И даже не потому, что вес конструкции был большой. Она вместе с цепью килограмм на 13 потянула бы. Так ведь в ногах станет путаться, сволочь, и цепляться за все подряд. А из-за длины цепочки шарик и в руки взять неудобно — нагибаться приходится.

Словом, приличное противоугонное средство. Наверняка, не раз проверенное и доказавшее свою эффективность. А к нам еще и вооруженного охранника приставили. Ну что б уж наверняка. Да и сам Бишоп, сев на коня, демонстративно похлопал себя по боку, привлекая внимание к пистолету. Типа, рыпнемся куда-нибудь, и нас пристрелят. Хотя я, если честно, был не уверен, что висевшая на его поясе конструкция работает, и из нее можно хоть во что-то попасть.

Питер О'Брайен с местным оружием, естественно, сталкивался неоднократно, а я такое чудо видел впервые. Ну, если музеи не считать. Увесистая дура, больше сорока сантиметров длиной, была рассчитана, наверняка, на один выстрел, после чего это чудо потребуется перезаряжать. Подсознание подсказывало, что это пистолет испанской работы, который очень недешево стоит. Да понятно, что дорогая игрушка. Хоть и не сильно полезная. Но понты дороже здравого смысла.

Сарай, выделенный нам для проживания, оказался довольно просторным. И крепким. Стены без окон, обитые железом ворота и весьма покатая крыша. Нам позволили помыться (кайф!), выдали чистую одежду из довольно грубой ткани (подсознание подсказало, что это какой-то льняной очес) и накормили. Ну вот. Теперь я, по крайней мере, почувствовал себя человеком, несмотря на свой статус.

По словам охранника, мы все будем проживать в одном сарае, и больше к нам никого подселять не станут, поскольку чем меньше толпа, тем легче ее контролировать. Из двадцати пяти человек, купленных полковником на базаре и вместе со мной переступивших порог этого помещения, я знал только Джереми и одноглазого здоровяка Волверстона, причем последнего чисто наглядно, поскольку он старался держаться особняком.

Обслуживавший нас болтливый черный раб из-за своего увечья был негоден к работе на плантации, а потому занимался хозяйством на должности «подай, принеси, пошел вон». Он охотно поведал нам о том, что нас ожидает в дальнейшем.

Хозяин нам достался так себе. Серединка на половинку. Особым человеколюбием не страдает, но и не такой зверь, как его сосед Крэбстон. Кормит ровно столько, чтобы не сдохли. Зато еда нормальная, не испорченная. И спать не на глиняном полу приходится, а на соломенных тюфяках. Работа, правда, с раннего утра и пока не стемнеет. Учитывая местный климат, это часов 12, не меньше.

Полковник оказался бездетным вдовцом, а опекаемая им племянница — незамужней девицей 25 лет от роду по имени Арабелла. Гм. Даже в моем родном времени к этому возрасту девушки старались замуж выскочить. А для реалий конца 17 века она вообще перестарок. Странно, кстати. Арабелла пусть и не в моем вкусе, но по местным меркам вполне хорошенькая.

Любопытно, а имя у нее реальное, или это псевдоним? Кажется, именно в это время у девиц была мода придумывать себе благозвучные прозвища и требовать от кавалеров изъясняться если и не стихами, то близко к этому? Или я все-таки в свое время пьес Ростана перечитал, а в реальности все не так было?

Однако самым непонятным во всей этой истории было то, что к вполне приятной внешности девушки прилагалось еще и неплохое состояние. Если верить болтливому рабу, то это именно папенька Арабеллы купил здесь недвижимость, разбогател, а потом пригласил к себе брата, сделав его совладельцем. Так что половинная доля досталась девушке по наследству. Правда, хозяйством она не занималась, переложив неприятные хлопоты на дядюшкины плечи.

— Эй, кто здесь из вас лекарь, которого за десять фунтов купили? — заглянул к нам в сарай охранник. Я поднял руку. — Следуй за мной!

Ну вот. Только я устроился на новом месте. Не нравится мне этот вызов. Совершенно не нравится. Кому я понадобился в качестве доктора? На Барбадосе, наверняка, нормальные врачи есть, которые не рабы. Полковник, вроде бы, больным не выглядит. Или я изначально был прав, и это его племянница развлекается? Может она и не замужем потому, что у нее репутация… соответствующая? Такая, которую никакое приданое не покроет.

Однако, на мое счастье, все оказалось куда как проще. В гостях у полковника Бишопа находился губернатор Стид. У него разыгралась подагра, а все практикующие в Бриджтауне врачи (количеством аж две штуки) были заняты. Полковник вспомнил, что меня хвалили как лекаря, и решил воспользоваться тем, что есть под рукой. Ну, посмотрим. Что тут можно сделать сходу с этой подагрой? Для начала, наверное, немного снизить боль. Судя по комплекции губернатора, говорить ему о необходимости соблюдения диеты попросту бесполезно.

Я написал на листочке несколько латинских названий, и полковник отправил слугу в аптеку за необходимыми снадобьями. Ну а мы постараемся пока обойтись тем, что под рукой. Сливочное несоленое домашнее масло растопим на сковороде до появления пены и осторожно выльем туда крепкий ром в пропорции один к одному. Поджигаем, ждем, когда ром выгорит, и собираем получившуюся мазь в плошку. Не панацея, конечно, но лучше, чем ничего.

Мои советы ограничить количество жирного мяса, рыбы и соли, губернатор, разумеется, пропустил мимо ушей. Но мазь вкупе с привезенными из аптеки легкими обезболивающими немного помогла, и губернатор почувствовал себя лучше. Настолько, что попросил любезного полковника прислать меня к нему завтра с утра, дабы продолжить лечение.

Полковник поскрипел зубами, но нехотя согласился. Да и кто в здравом уме будет отказывать губернатору? У Бишопа еще куча народа, которые могут на плантации работать. И от моего отсутствия ничего не изменится. А уж я-то расстараюсь, чтобы мои навыки врача не пропали даром! Не хочется мне отправляться на плантацию и заниматься тяжелым физическим трудом. Лучше уж зацепиться за представившуюся возможность, и остаться на позиции доктора.

Утром мне была предоставлена новая одежда. Полковник, видимо, понял, что шляющегося среди бела дня человека в рабской униформе будут тормозить все, кому не лень. И на выяснение деталей, типа кто он такой и почему лентяйничает, уйдут время и нервы. Так что дешевая, но более менее цивильная одежда была наилучшим выходом, а ее черный цвет свидетельствовал о моей профессии врача. Мне даже позволили побриться, что окончательно привело меня в хорошее расположение духа. Все-таки, хотелось произвести на пациента благоприятное впечатление, а для этого одних только докторских талантов могло оказаться мало.

Губернатор с утра чувствовал себя гораздо лучше, чем вчера, а потому проникся доверием к моим знаниям и умениям. Почему-то те два врача, которые практиковали в Бриджтауне, не смогли ему помочь. А может, и не сильно старались, поскольку Стид славился своей прижимистостью, и вряд ли много платил. А мои услуги ему и вовсе на халяву достались! От одного этого его самочувствие должно было улучшится.

Ну, меня это радует. Раз лечение подействовало, есть шанс, что вслед за губернатором к моим услугам прибегнут и остальные достопочтенные жители города. Даже если полковник Бишоп будет брать с них плату за лечение, это все равно будет не так дорого, как приглашать официально работающих врачей. Медицина — это всегда не дешевое удовольствие.

Как ни странно, доказательство справедливости собственных размышлений я получил, что называется, не отходя от кассы. Жена губернатора, узнав, что мужу помог какой-то новый доктор, решила тоже у меня полечиться. Так что от подагры я перешел прямиком к мигрени.

Супруга Стида, находившаяся в самом «ягодном» возрасте, похоже, больше страдала от скуки, чем от реальной болезни. Ее все раздражало, и она постепенно превращалась в нудную сварливую бабу. А ведь по молодости, судя по всему, была довольно хороша собой.

Ну, с подобными женщинами работать гораздо проще, чем с мужчинами. Я и со Стидом подстраховался, убедив его, что подагра требует моего ежедневного тщательного пригляда. Так что с губернаторшей дело пошло быстрее. Я любезно предположил, что ей около тридцати (хотя реально было лет на пятнадцать больше), вызвав самодовольную улыбку и легкое кокетство, и посочувствовал тому, как сложно утонченной женщине жить здесь, на краю земли. Губернаторша чуть не всплакнула. Ну, да. И супруг мужлан, не понимающий высоких порывов души, и в ближайшем окружении сплошь недалекие люди, и никто не ценит, каких усилий ей стоит содержать в порядке губернаторский дом…

Беседа затянулась почти на два часа. За это время губернаторша выпила рекомендованный мною черный чай с отваром из корня ивы, доверила мне сделать массаж головы, во время которого я натер ей виски эфирным маслом мяты, и выговорилась. Последнее, полагаю, помогло ей больше всего. Все-таки раб — это всего лишь имущество, пусть и чужое, которого можно не стесняться.

После того, как мои навыки лекаря оценила семья губернатора Стида, на полковника посыпался град заказов. И Бишоп вполне резонно решил, что для него значительно выгоднее разрешить рабу заниматься врачеванием, чем использовать его на плантациях. Так что я получил некоторую свободу (ядро к ноге мне не привязывали), убогую и мелкую хижину для отдельного проживания (чтобы можно было меня выдернуть к заболевшему даже среди ночи) и даже неплохой набор медицинских инструментов.

Работал я на совесть, не забывая делать себе рекламу. Одной даме упомянул о том, что хоть и являюсь бакалавром медицины, как два остальных врача, но образование получил в более престижном заведении (дублинский колледж рулит). С другой поделился своими успехами в излечении страждущих. Словом, не прошло и месяца, как я стал довольно популярен в Бриджтауне. Особенно среди дам. Вот когда я порадовался, что Питер О'Брайен читал местную литературу, увлекался поэзией и знает несколько языков!

Не скажу, что мое общение с дамами всегда оставалось в рамках приличия, но я здоровый молодой мужик, и не собирался записываться в монахи. Тем более, что надо мной, в отличие от Питера, не довлело церковное ханжеское воспитание и местная пуританская мораль. Ну и любовниц я выбирал довольно аккуратно. Слава богу, жизненный опыт позволял отличить экзальтированных дам от хладнокровных стерв, которым нужно было только скинуть лишнее напряжение, и которые никогда не доставят проблем.

Пользуясь расположением дам, вскоре я знал все и обо всех в Бриджтауне. Вопреки моим опасениям оказалось, что племянница Бишопа — вполне приличная молодая леди. На взгляд местных кумушек, ей не хватало именно утонченности. По их мнению, в Арабелле было слишком много мальчишеского, а к мужчинам она относилась, как к братьям, начисто исключая возможность флирта.

Хм. Ну, было бы ей лет 18, я подумал бы, что она еще не созрела. Но ни разу не влюбиться до 25? Неужели не было никаких девичьих грез и ожиданий мужчины мечты? Что-то все-таки не так было с этой Арабеллой. Может, у нее ориентация какая-нибудь нетрадиционная? И зачем вообще она заставила полковника меня купить? С того времени Арабелла не искала встреч и не пыталась каким-либо образом воспользоваться мной, как покупкой.

Как ни странно, ответ на свой последний вопрос я все-таки получил. Возвращаясь в очередной раз от губернатора Стида, по дороге я встретил путешествовавшую верхом Арабеллу, и вежливо поклонился, сняв широкополую шляпу. Она придержала коня и уставилась на меня с искренним любопытством.

— Мне кажется, я вас знаю, — заметила Арабелла.

Я чуть не упал там, где стоял. Ничего себе! Я, значит, порчу себе нервы, раздумывая о причинах ее поступка, а она вообще обо мне забыла!

— Хозяйке полагается знать свое имущество, — с сарказмом заметил я.

Понятно, что Арабелла делами не занимается, свалив все на дядюшку, но проявлять элементарный интерес к тому, что происходит на плантации, она могла бы? Интересоваться, на какие, собственно, шиши куплено прекрасное платье, чудесная шляпка и конь, на котором она красуется? (Хотя дамское седло, конечно, извращение из извращений). Неужели ей это ни капли не интересно? Хм. Судя по всему, нет.

— Мое имущество? — недоуменно переспросила Арабелла.

— По вашей просьбе меня купил ваш дядя. Ровно за десять фунтов. Редко кому удается столь точно узнать себе цену.

— Да! — вспомнила Арабелла. — Это вы!

— Давно хотел поблагодарить вас. Если бы не ваше вмешательство, я мог бы попасть к другому плантатору, и мои навыки врача оказались бы невостребованными.

— Но вас купила не я, а мой дядя.

— По вашей просьбе. До сих пор не могу понять, почему вы это сделали, — признался я.

— Потому что пожалела вас, — ответили мне голосом, полным добродетельной скромности.

Да ну на фиг! Что это за ответ такой? Я себе весь мозг вывихнул, пытаясь постигнуть причины поступка Арабеллы, а тут такое простое объяснение.

— А почему вы пожалели именно меня? — не сдержал своего удивления я. — Выбор-то большой был. И вы не могли знать, кто из стоявших перед вами людей больше достоин сочувствия.

— Вы показались мне достойным, а милосердие является христианской добродетелью, — поучительно напомнила мне Арабелла.

И что? Что из этого следует? Что племянница Бишопа вся из себя благородная и сострадательная? Ага. То-то я смотрю, как мило она «заботится» о двух сопровождающих ее неграх! Пока Арабелла ехала верхом, бедолаги бежали рядом. И только когда девушка остановилась со мной поболтать, они присели на корточки отдохнуть. Просто образец милосердия и добродетели! И, что самое страшное, Арабелла даже не понимает, насколько нелепо выглядит в моих глазах, с одной стороны как бы жалея меня в качестве раба, а с другой загоняя негров. Понятно, что в 17 веке чернокожих за людей не считали, но выглядело все равно некрасиво.

— Мой дядя, наверно, кажется вам тяжёлым человеком. Все плантаторы — жестокие и суровые люди. Видимо, такова жизнь, — благочестиво вздохнула Арабелла. — Но поверьте, Крэбстон из Спейгстауна еще хуже. Если бы вы попали к нему в руки… это ужасный человек. Вот почему так произошло.

Ну, да. А быть купленным по желанию девицы — это не ужасно. Блин! Вот ведь! И не объяснишь дурочке, что для нормального мужчины это неприемлемо! Хотя о чем я? Арабелла родилась и выросла на плантации. И она может сколько угодно сочувствовать рабам, но издалека. Не отказывая себе ни в чем и оправдывая жестокость своего дядюшки фразой, что «все такие».

Вот и со мной точно так же получилось. Вроде бы проявила внимание, а потом и думать забыла, не интересуясь, что стало с ее собственностью. Какая-то у Арабеллы благотворительность… однобокая. И совесть очень быстро успокаивается. Мда. «Вы вечно молитесь своим богам, и ваши боги все прощают вам».

Как сочетается такое равнодушие с заявленным христианским милосердием? Бог весть, но в данный момент Арабелла смотрела на меня взглядом праведницы, оказавшей великую милость. Причем, судя по всему, гадкий я не оценил должным образом ее стараний, и теперь меня необходимо наставить на путь истинный. Как это по-женски логично: избавить меня от жестокости одного плантатора, чтобы подвергнуть жестокости другого. Мое счастье, что обстоятельства сложились определенным образом, и я смог работать врачом.

На плантации, скорее всего, я уже давно бы загнулся. Из тех 25-ти человек, которых купил Бишоп, уже человек пять отправились на тот свет. Так что как бы я ни ерничал и не злился, повод поблагодарить Арабеллу у меня был. Впрочем, земля круглая. И, вполне возможно, у меня будет шанс отдать этот долг.

— Но почему вы все-таки выбрали именно меня? — не мог успокоиться я. — Почему именно я вызвал порыв вашей жалости?

— Мне показалось, что вы не похожи на других.

А это еще что за бред? Понятно, что не похож. Каждый человек не похож на другого! Впрочем, находившийся в моем подсознании Питер О'Брайен сразу растаял и начал упрекать, что я не умею поддержать разговор с приятной девушкой. Ну, кому приятная, а кому и не очень. Но почему бы не выпустить Питера ненадолго и не посмотреть мастер-класс охмуряжа трехвековой давности?

— Я действительно не похож на других, — тут же понес пургу Питер. — К сожалению, я не принадлежал к числу умных людей, которые считали необходимым подвергнуть Англию очищению. И не был повстанцем, заслуживающим уважения.

— Мне кажется, вы ведёте изменнические разговоры, — прервала излияния Питера Арабелла. — Если услышат то, что вы говорите, вас запорют плетьми.

Как толерантно и человеколюбиво! Хотя да. Питера занесло. Не стоило давать ему слово. Увидел девицу, показавшуюся ему симпатичной, и начал хвост пушить, индюк ощипанный. Куда тебя понесло, долбодятел? Какие, нафиг, уважаемые повстанцы? Кем уважаемые? И от чего ты Англию чистить собрался, ассенизатор? Пока тебя не прихватили за яйца, ты сам считал, что восстание — полнейшая туфта. И мог убедиться, что вожди тупо кинули тех, кого поднимали на праведное дело, просто откупившись от короля. И что, ты серьезно считаешь, что при другом короле в Англии было бы лучше? Кто тебя подвиг на такую идиотскую мысль?

— Прошу меня простить за излишнюю вольность, — повинился я, загоняя Питера обратно в подсознание.

— Мне рассказывали, что вы даже не участвовали в восстании. Но раз вас осудили, значит, на это были причины. Все в руках божьих. И мы должны со смирением нести свой крест.

Ха! Тоже мне… Успокоила. Ты-то какой крест несешь, курица избалованная? Напрягаешься, читая любовные романы? Или страдаешь, путешествуя по острову верхом на лошади? Заработала бы для начала хотя бы несколько пенсов собственным трудом, а потом нотации бы читала. Интересно, как ты несла бы свой крест, если бы попала в плен к пиратам или солдатам вражеской армии, превратившись в походную шлюху?

— Вам, видимо, до сих пор тяжело об этом разговаривать, — по-своему интерпретировала выражение моего лица Арабелла. — Что ж. Я могу вам посоветовать только смириться.

Я снова вежливо поклонился, прощаясь с всадницей, и раздраженно сплюнул, когда осела пыль из-под копыт коня. К счастью, все мои идеи по поводу Арабеллы оказались бредом моего воспаленного воображения. Но состоявшийся разговор мне все равно не очень понравился. Вряд ли, конечно, она настучит на меня полковнику, но вполне вероятно, будет теперь присматриваться к недостаточно почтительному рабу. Тем более к такому, который имеет относительную свободу передвижения.

Благодаря этой свободе я исходил почти весь Бриджтаун. Городок мелкий, хоть и считается столицей, да и площадь всего Барбадоса была чуть больше 400 кв. км. По российским меркам — вообще не размер. Остров зеленый, довольно красивый и, наверняка, в моем родном мире пользуется у туристов бешеной популярностью. Тропический климат, постоянно дующие с Атлантического океана пассаты, большие поля сахарного тростника, красивые пастбища с видом на океан и мангровые болота. Романтика!

Определенно, если бы я был здесь в качестве туриста, а не раба, Барбадос понравился бы мне больше. А если бы дамы не рассказали мне местную историю, я вообще посчитал бы остров раем. Однако жизнь, увы, подкидывает неприятные сюрпризы. И где-то лет сорок назад от сильнейшей лихорадки здесь умерло более 5000 человек (и это только по официальным сводкам). А во времена английской революции плантаторы провели своеобразную децимацию — истребили десятую часть рабов, испугавшись, что те проникнутся идеей борьбы за свои права и свободы.

Хотя кому проникаться-то? Мы, конечно, не первые белые рабы на острове, но чернокожих тружеников плантаций было несопоставимо больше. И ни к каким свободам они не рвались. Несмотря на рабство, тяжелый труд и полуголодную жизнь (у подавляющего большинства), негры не унывали. Каждый вечер я слышал, как они пели свои национальные песни, а то и танцевали народные танцы.

Блин, триста лет прошло, а практически ничего не изменилось. Негры все так же не любят работать, предпочитая петь и танцевать, только в моем мире белые им за это еще и пособия платят.

Мне не хотелось становиться таким овощем, который прекрасно чувствует себя в неволе. Я так и не смирился со своим рабским положением, и постоянно думал, как бы мне сдернуть с Барбадоса. Ну и Джереми с собой прихватить, конечно. Я даже возобновил тренировки, качая руки, ноги, пресс и отрабатывая удары. Если подвернется возможность побега, следует быть готовым. Благо, и питался я теперь нормально. То, что недодавал полковник, возмещали любовницы и многочисленные пациенты. Я даже не чурался брать еду с собой, ибо раб слишком зависит от хозяина, который может решить ограничить его в еде.

Я еще немного постоял, раздумывая о разговоре с Арабеллой и наслаждаясь видом. Поверхность огромной Карлайлской бухты блестела под лучами солнца, а над кораблями, отдыхавшими у набережной, с пронзительными криками носились чайки. Был бы я художником, нарисовал бы эту красоту. Но даже осознание окружающего великолепия не могло прогнать главную мысль, засевшую в моей голове — как бы ни был красив Барбадос, для меня он все равно тюрьма. И я просто обязан из нее вырваться!

Хотя мне, конечно, еще грех жаловаться. Моим соратникам по несчастью повезло куда меньше. С самого раннего утра и до того момента, как солнце начнет садиться, они вкалывали на сахарных плантациях. А чтобы им жизнь медом не казалась, их еще и надсмотрщики кнутами подгоняли. Я периодически рисковал встречаться с Джереми, врачуя его раны, так что мне было с чем сравнить мое положение. Кстати, нужно отдать должное Питту, он не злился из-за того, что я лучше устроился. Напротив. Джереми искренне радовался, что хотя бы я смог избежать невыносимо тяжелой работы.

Выданная заключенным одежда уже начала превращаться в лохмотья, но если верить старожилам, для полковника это вовсе не являлось поводом выдать новую. Вот еще! Рабов баловать. Когда уж совсем носить нечего станет, тогда да. Пусть прикроют срам. А пока им следует отрабатывать свою стоимость и содержание!

По крайней мере, на грязь Джереми не жаловался. Воды было вдоволь, и пленники могли принимать душ. Кормежка, правда, была так себе. День на день не попадал. Но тут уж следовало винить не Бишопа, а охрану, которая норовила увести самые вкусные куски, а то и просто поиздеваться над заключенными, заставляя их есть прокисшую на жаре еду.

Одно из таких издевательств закончилось масштабным заболеванием заключенных и двумя смертями. Пришлось мне вмешаться, чтобы жертв не стало больше. С позволения полковника, разумеется. Он же не мог позволить себе потерять имущество из-за такой ерунды!

Рабы возмущались, но терпели. Слишком уж ярко стояли перед глазами примеры тех, кто лез на рожон. Один, слишком бурно отстаивавший свои права, был запорот насмерть в назидание другим, а другого поймали при попытке бежать, после чего он был выпорот и получил на лоб клеймо «БК». Чтобы все окружающие знали, что перед ними беглый каторжник. Парню повезло, что он помер и не успел насладиться своим новым обликом.

Понятно, что после такого урока всех заключенных охватила тоскливая безнадежность. Даже наиболее строптивые личности быстро присмирели. Не скажу, что враз стали покорными, но не лезли на рожон. Словом, полковник добился ровно того, чего и хотел — послушания и порядка в своих владениях.

При всем при этом Бишоп действительно считался не самым плохим и не самым злобным плантатором. Пусть и из эгоистичных побуждений, но он хоть как-то заботился о своей собственности. А тот же Крэбстон был просто садистом. Ему нравилось издеваться над рабами и унижать их. Он упивался властью и безнаказанностью.

Как же мне чертовски повезло с моей медицинской практикой! Благодаря ей, я был избавлен не только от невыносимо тяжелого труда, но и от унизительных наказаний. Даже Бишоп, не отличавшийся ангельским характером, обращался со мной вполне приемлемо. Без грубостей и срывов плохого настроения. Как же вовремя мне подвернулся губернатор с его подагрой и губернаторша с мигренью!

Стид во всем потакал своей жене, а потому я стал довольно частым посетителем их поместья. Мое общество развлекало губернаторшу, а под ее дудку плясал весь дом. Впрочем, такое положение дел было не только в семействе Стидов. Как ни странно, но при всем том, что женщина не имела особых прав и вроде как зависела от представителей сильного пола, большинство богатых мужчин Бриджтауна были явными подкаблучниками

Даже жестокий Крэбстон, славящийся своим неуживчивым характером и дурными манерами, становился шелковым в присутствии супруги. И стремился исполнить все ее капризы. Казалось бы, мог рявкнуть разок, и показать, кто в доме хозяин. Но нет, Крэбстон рядом со своей женой превращался в милого, уступчивого джентльмена. Можно, конечно, предположить, что он тупо не хотел проблем в собственном доме. Но если честно, кого и когда это всерьез останавливало?

Да и Арабелла имела слишком много воли. На мой взгляд — так даже чересчур. Девица периодически искала встреч, чтобы перебросится со мной парой фраз, но я совершенно не хотел привлекать к себе внимание. Особенно такое. Да и подсознание мое стихло, не пытаясь вылезти на первый план. Питер почему-то решил, что он обманывается изящной внешностью, грациозностью молодости, мальчишескими манерами и приятным голосом Арабеллы. По его мнению, раз девушка была племянницей Бишопа, она могла унаследовать какие-то пороки этой семьи. Например, безжалостную жестокость богачей-плантаторов.

Бред сивой кобылы! О'Брайен ведь не зеленый, сопливый пацан. Помотался по миру, много чего видел, и, наверняка, встречал людей гораздо более жестоких, чем полковник Бишоп. Да что далеко ходить. Даже здесь, в Бриджтауне, самым отвратительным плантатором считается Крэбстон. Так чего изображать из себя невинную монашку, увидевшую обнаженного мужчину? Да, все плантаторы жестоки, иначе они не преуспели бы. Нужно принять этот факт, и успокоиться.

И потом. Что значит — жестокость передалась по наследству? Это ведь не цвет волос! Да и не похожа Арабелла на какую-то самодурку, хоть я и недолюбливаю эту девицу. Да я вообще, по большому счету, не знаю Арабеллу, чего ради я буду ее осуждать? Хочется Питеру создавать себе проблемы на пустом месте — флаг ему в руки. Хотя я думал, что это больше для подростков характерно — отрицать до последнего собственные чувства и придумывать себе оправдания типа «недостойно», «не подобает» и прочую подобную хрень.

Лично у меня никаких претензий к Арабелле не было. Ну, кроме того, что одно ее появление превращало О'Брайена в полного идиота. Обычная девица. Не сует нос в дела плантации, закрывает глаза на рабство и делает вид, что в ее жизни все нормально. Однако в том, что Арабелла — далеко не законченная бездушная стерва у меня был повод убедиться.

Все началось с того, что в Карлайлскую бухту медленно втащился покалеченный английский корабль. Капитан рассказывал, что встретился в море с двумя испанскими галеонами, перевозящими ценности, и те, якобы, навязали ему бой. Он клялся и божился, что только оборонялся, но ему не особо верили.

В принципе, капитан вполне мог говорить правду. Англичане и испанцы недолюбливали друг друга, и подобные нападения происходили частенько. Обычная пиратская история, когда побеждал тот, кто сильнее, а потом официальные лица выкатывали друг другу претензии.

На этот раз сильнее оказался англичанин. Один испанский корабль от него сбежал, а второй он умудрился потопить. Однако и его собственное судно потрепали изрядно. Борта зияли многочисленными пробоинами, на месте рубки чернела большая дыра, а вместо бизань-мачты, снесённой пушечным ядром, торчал жалкий обрубок с зазубренными краями.

Впрочем, губернатору Стиду было глубоко фиолетово, как происходило сражение на самом деле. Он сделал вид, что поверил английскому капитану и предоставил кораблю убежище в порту, а так же всё, что требовалось для починки. Он, как истинный англичанин, разделял всеобщую нелюбовь к испанцам и готов был закрыть глаза на возможную вину своих соотечественников в состоявшейся заварушке.

Прежде, чем начать ремонт, английский капитан высадил на берег десятка два своих покалеченных в бою моряков и шесть раненых испанцев. Их всех поместили в длинном сарае на пристани, и даже организовали медицинскую помощь. Разумеется, испанцы достались мне. Причем не только потому, что я хорошо владел испанским языком, но и потому, что находясь на положении раба, я занимал среди других врачей низшее положение.

Мне, по большому счету, было абсолютно все равно, кого лечить. А вот Питер О'Брайен испанцев откровенно недолюбливал. И было за что. После того, как он два года прокуковал у них в тюрьме и активно участвовал в военных кампаниях на оккупированной испанцами территории Голландии, сложно было ожидать другого. Даже по меркам жестокого 17 века испанцы выделялись своей кровожадностью.

Ну, лично мне испанцы ничего не сделали, так что я спокойно выполнял свои врачебные обязанности и относился к пациентам нормально. Испанцы, кстати, были искренне удивлены тем, что о них заботятся и лечат, вместо того чтобы повесить безо всяких разговоров. Я, кстати, тоже не понимал, зачем губернатору эти пленные. Он вполне мог устроить шоу с судилищем и дать толпе крови, которую она так жаждет.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — раздался голос полковника Бишопа как раз в тот момент, когда я делал очередную перевязку. Я удивленно обернулся.

— Занимаюсь лечением раненных, — озвучил очевидное я.

— Я вижу это, идиот! — рявкнул полковник Бишоп раздражённо. — Так же как вижу, кого именно ты лечишь. Кто тебе это позволил?!

— Я выполняю распоряжение господина губернатора.

— Что? — возмутился полковник и, сжав в руке трость, направился в другой конец сарая, где стоял Стид.

Похоже, Бишоп хотел, чтобы всех испанцев просто вздернули. Однако губернатор не собирался провоцировать международный конфликт. И ему явно не понравилось, что кто-то оспаривает его решения. Так что Стид надулся и заявил, что он действительно распорядился, чтобы О'Брайен занимался ранеными испанцами, что его распоряжения должны выполняться, и вообще больше не о чем разговаривать. Полковник гневно на меня посмотрел, но я только развел руками, давая понять, что тоже не в восторге от поручения, но не смею нарушить приказ.

 

Глава 3

Судьба — дама непредсказуемая. Совершенно. Вот жил я в своем родном мире 32 года, и ничего особенного со мной не происходило. Все как у всех. А устоявшаяся рутина взрослой жизни и не предполагала никаких кардинальных изменений. Разве что, я наконец-то решил бы жениться. А так… дом, работа, спортзал, клубы по пятницам и симпатичные девочки, которые, обычно, надолго не задерживались.

Но стоило мне попасть в чужой мир, как меня закрутил калейдоскоп событий. Они происходили так быстро, что я не соображал, как на них реагировать. Вот и сейчас, не успел я привыкнуть к своему положению лекаря-раба, как моя жизнь неожиданно сделала очередной резкий поворот.

И, главное, началось-то все с весьма обыденного явления: испанцы, которых я лечил, начали выздоравливать. Казалось бы, что в этом такого? Но данное обстоятельство немало способствовало росту моей популярности, как врача, среди жителей Бриджтауна. Возможно, они несколько переоценивали мои таланты, но, как бы то ни было, испанцы поправлялись, а раненые, которых пользовали местные лекари, постепенно переселялись из барака на кладбище.

Разумеется, горожане были не дураки, и сделали из этого факта нужные выводы. В результате у меня прибавилось работы, а у полковника увеличились доходы. Бишоп ходил довольный, как слон. А вот два практиковавших в городе врача, как вы понимаете, не особо обрадовались, когда их практика заметно сократилась.

Разумеется, никому не понравится терять клиентов и деньги. Но я и подумать не мог, на что могут пойти лекари, чтобы избавиться от конкурента. Оба спесивых павлина до сих пор делали вид, что меня не замечают, а потому я очень удивился, когда один из них, Вакер, соизволил ко мне подойти. В его неожиданно проснувшуюся дружелюбность я не верил, а потому напрягся, приготовившись к худшему.

— Я хотел бы поговорить с вами… вдали от любопытных глаз, — предложил доктор.

— Хорошо, — осторожно согласился я.

— Я хочу помочь вам! — заявил Вакер. — Ведь рабство должно быть очень неприятно для такого талантливого человека.

— Открою вам страшную тайну. Рабство для всех неприятно, — насмешливо ответил я. — Если вам действительно есть что сказать, говорите уже наконец.

— Отсюда совсем недалеко до голландской колонии Кюрасао, — намекнул Вакер. — Мир велик, и есть много стран, где такого человека, как вы, всегда тепло встретят. А вы могли бы, как свободный человек, с удовольствием и выгодой для себя всецело отдаться своей профессии.

Ничего себе предложение! Я даже как-то растерялся от подобного. Этот тип что, предлагает мне бежать с Барбадоса? Но для этого, как минимум, нужны деньги, которых у меня нет! Последнюю фразу, видимо, я невольно произнес вслух, поскольку Вакер оживился, и начал нести пургу о том, как хочет быть моим другом и как готов мне помочь. Видите ли, у него сердце кровью обливается при виде коллеги, изнывающего в рабстве и лишённого возможности применить на деле свои чудесные способности.

Ага. Столько времени не обливалось, а теперь вдруг облилось. Придумал бы что-нибудь поправдоподобнее! Понятно же, что он просто ищет возможность убрать конкурента. Весь вопрос был в том, насколько реально такое предложение. Это нужно было обдумать. Серьезно обдумать. И лучше не одному

Неожиданная беседа выбила меня из колеи. Я не раз и не два думал о побеге, но прекрасно понимал, что без посторонней помощи сделать это нереально. Разговор с Вакером пробудил во мне надежду. Опасную и отчаянную. Стоило ли рисковать ради призрачного шанса? Не знаю. Думаю, нужно посоветоваться с Джереми Питтом. Без него я никуда не побегу. Надежный друг, с которым мы столько всего пережили, наверняка не откажется разделить опасности задуманного побега. К тому же Питт был штурманом, а путешествие предстояло довольно долгое и небезопасное.

Встретиться с Джереми удалось почти в полночь. Я смотрел на своего друга и понимал, что даже тусклый свет свечи не может скрыть того, как тяжелый труд на плантации изменил парня. Это больше не был весельчак и балагур. Лицо Питта, утратив былые краски, стало безжизненным, глаза потускнели, и он казался тенью себя самого.

Но особенно меня потрясла реакция Джереми при одном только упоминании побега. Он обхватил голову и разрыдался. Пришлось вливать в него успокоительное, чтобы он пришел в себя. Мне нужен был адекватный человек, с которым можно посоветоваться и разработать план побега, хотя бы вчерне. Да хотя бы определиться для начала, что нам понадобиться, чтобы воплотить эту идею в жизнь.

Обсуждение плана бегства неожиданно затянулось. Как я не хотел бежать без Джереми, так и Питт не хотел оставлять друзей, которыми обзавелся. В конечном итоге мы решили, что стоит набрать отряд из шести-восьми человек. Хотелось бы, конечно, чтобы они все были моряками, но наши возможности и наши желания редко когда совпадают.

Я предупредил Джереми, чтобы он был осторожен, вербуя союзников, но не уверен, что парень меня услышал. Он был слишком окрылен представившейся возможностью побега. Настолько, что даже не задал вопрос, который я ждал — действительно ли Вакер хочет нам помочь?

То, что он желает избавиться от конкурента — однозначно. Но достичь этого результата можно разными способами. И организованный побег, между прочим, самый опасный и непредсказуемый из них. Проще было бы сделать вид, что помогаешь заключенным, а потом их сдать. После этого, даже если меня не запорют насмерть, мне запретят заниматься врачебной деятельностью. Не говоря уж о том, что мой лоб обзаведется клеймом «БК».

Джереми, похоже, уже находился на такой ступени отчаяния, что ему было все равно. Может быть, смерть даже казалась ему предпочтительнее постоянных мучений. А вот мне умирать не хотелось. Значит, нужно продумать план побега как можно тщательнее.

С Вакером понятно что делать — стрясти с него денег как можно больше и забыть о нем. Если он не будет знать наших планов побега, то и сдать их не сможет. Однако финансы в данном случае не решали всех проблем. Находясь в статусе каторжника, я тупо не мог купить шлюпку. Сначала я несколько растерялся, не представляя, как мне вырулить из этой ситуации, а потом вспомнил, что не врачами едиными славен Барбадос. И что есть тут свой криминальный мир, представителям которого я несколько раз помогал, штопая раны. Поскольку мой день был расписан поминутно, помогать местным преступникам приходилось по ночам, но я никогда не отказывался от подобных приглашений. Так что пришло время стребовать должок.

На мою удачу, мои пациенты оказались людьми благодарными. И теперь единственное, что требовалось — ждать в полной боевой готовности, чтобы сбежать в тот же день, когда шлюпка будет куплена. Иначе вся авантюра может накрыться медным тазом.

Подготовка к побегу оказалась делом непростым. В сарае, где раньше находились раненные английские и испанские моряки, я потихоньку прятал самое необходимое — провизию, бочонок воды, десяток бутылок вина, компас, квадрант, карту, песочные часы, лаг, фонарь и свечи. Джереми тоже не сидел, сложа руки. Была сплетена лестница, чтобы перебраться через ограждение, изучены привычки охранников и выбран оптимальный маршрут.

Собственно, мы уже готовы были бежать, однако только дело сдвинулось с мертвой точки, как началась непруха. Сволочная судьба, похоже, решила, что еще мало постебалась над нами. Полковник Бишоп, проиграв крупную сумму и находясь по этому поводу в отвратительном настроении, поехал на плантацию, поскольку там всегда есть, на ком сорвать злость.

Сомневаюсь, что Джереми действительно сказал ему что-то резкое. Питт ни за что не подставился бы так накануне побега. Но Бишопу, по всей видимости, нужен был повод. И полковник его нашел, прицепившись к какой-то мелочи. Он настолько завел самого себя, что окончательно озверел и собственноручно исполосовал Джереми кнутом. Это уже о многом говорило, поскольку подобную грязную работу плантаторы обычно поручают надсмотрщикам.

Бедного Питта оставили валяться на земле, заковав в колодки. И его окровавленная спина тут же привлекла полчища свирепых мух.

Узнав о том, что произошло с моим другом, я мог только материться. Послав куда подальше всех пациентов, я бросился к Джереми. Следовало сделать все, чтобы не дать ему умереть! Я просто не мог потерять этого человека! Единственного, кому доверял и на кого мог положиться. Блин! Как же это все не вовремя-то!

Если Бишоп решит вернуться и застанет меня за оказанием помощи Питту, мало мне не покажется. И тогда вопрос придется решать кардинально, поскольку я вовсе не намеревался позволять полковнику ни угробить Джереми, ни сорвать наш план побега. Мы собирались сдернуть на ночь глядя, чтобы уйти от возможной погони, однако теперь в планы придется вносить серьезные изменения. Без Джереми я никуда не поеду, а это значит, что нужна удобная повозка, чтобы максимально аккуратно доставить Питта до шлюпки. Впрочем, сейчас передо мной стоит куда более важная задача — не позволить своему другу умереть. Будем надеяться, что знания, полученные О'Брайеном в Тринити-колледже, мне помогут.

Добравшись до Джереми, я ужаснулся тому, в каком состоянии он находится. Бишоп исполосовал его от души. Смотреть страшно. Отогнав мух, я осторожно промыл раны, привязал пальмовый лист к шее Питта, укрыв его спину, и обмыл ему лицо холодной водой из фляжки.

— Пить, — прошептал Джереми, и я поднес фляжку к его губам.

— Какого черта? — сердито зашипел я. — Как ты мог дать Бишопу повод так сорваться?

— Сам не понял, — прохрипел Питт. — Похоже, ему просто нужно было сорвать на ком-то злость, и, по несчастной случайности, под руку попался только я. Теперь все. Никакого побега.

— С ума сошел? — возмутился я. — Мы уберемся с этого проклятого острова сегодня же! И ты будешь с нами. Я потащу тебя на себе, если понадобится!

Какой же все-таки козел, этот Бишоп! Ну нахрена так издеваться над человеком? Питту нужна была медицинская помощь, а я не мог нормально ее оказать! Как же меня бесило наше рабское положение! Единственное, чем я мог помочь Джереми — дать ему немного лауданума. Опийная настойка действовала как обезболивающее, а это давало Питту шанс выжить. Препарат небезопасный, я это прекрасно понимаю, но ничего лучшего в 17 веке придумано не было, а если оставить все, как есть, Джереми может загнуться от болевого шока.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — раздался разъяренный рев за моей спиной. Ну, конечно. Если уж не везет, то по полной программе. Именно сейчас Бишопу и следовало появиться.

Я быстро осмотрелся по сторонам. К счастью, в пределах видимости не было никого постороннего. На территории своей плантации Бишоп чувствовал себя уверенно, а потому ограничился только двумя неграми-охранниками. В общем-то, несложно было догадаться, чем закончится наша встреча. В лучшем случае, я займу место рядом с Джереми. Но Бишоп настолько разъярен, что вполне может приказать запороть меня до смерти.

Вот только я не собирался позволять ему это делать. До вечера не так уж далеко, шлюпка с припасами уже готова и, будем надеяться, полковника хватятся не сразу. Мало ли куда он мог отлучиться по делам. У меня есть только один шанс, и я должен его использовать.

Изобразив смирение и раскаяние, я подошел к Бишопу ближе, начал склоняться перед ним, бормоча идиотские оправдания, и нанес быстрый удар ему под дых. Полковник вытаращил глаза, скрючился, задыхаясь, а я, воспользовавшись моментом, вытащил его саблю, вдарил Бишопу по кумполу и напал на негров. Бойцы из охранников оказались так себе. Может, они прилично стреляли или кнутом размахивали, но владеть холодным оружием их явно никто не учил. Обучаться этому следовало с детства.

О'Брайен, например, прилично фехтовал. Шпагой, правда, но и сабля в его руке была грозным оружием. Неудивительно, если учесть, что ему приходилось принимать участие в морских сражениях и абордажах. Поневоле научишься драться тем, что подвернется под руку. У негров вообще шансов не было.

Адреналин схлынул быстро, и меня пробила нервная дрожь. Как вы понимаете, опыта убийства людей у меня не было. И приобретать его не слишком хотелось. Однако выбор был простой — или мы, или Бишоп. И, в принципе, спеша на помощь к Джереми, я заранее был готов к такому повороту дел. Рисковать жизнью своего друга я не собирался. И профукать свой шанс сбежать с Барбадоса — тоже.

Я снова прикрыл спину Питта пальмовым листом, освободил его от оков, снял с пояса Бишопа связку ключей, обзавелся парой пистолетов, заныкал тела полковника и негров в ближайшую низину, закидал их тростником и отправился к домику надсмотрщика. Насколько я знал, там хранилось оружие, а оно пригодится нам при побеге. Да и транспорт был нужен, чтобы аккуратно перевезти тело Джереми.

Однако не успел я сделать и пары шагов, как услышал пушечные выстрелы. Это что еще за хрень? Я обернулся, вглядываясь в побережье, и от увиденного меня буквально сковал ступор. Внизу, в бухте, там, где недавно причалил большой красивый корабль, заклубились облака белого дыма. Какого черта здесь происходит? И тут я с удивлением увидел, как английский флаг быстро соскользнул с флагштока на грот-мачте и исчез в белой облачной мгле, а на смену ему через несколько секунд на этом корабле взвился золотисто-пурпурный стяг Испании. Тогда всё сразу стало понятно.

— Пираты!

Сотрясая воздух, раздался второй залп. Его грохот вывел, наконец, меня из оцепенения. Вот он! Вот он — шанс слинять с острова быстро и незаметно! Похоже, судьбе, наконец-то, надоело меня пинать, и она повернулась ко мне лицом.

Ближайшие планы срочно пришлось корректировать, и я побежал к плантации, где работали приятели Питта, с которыми он намеревался совершить побег. Всего пара выстрелов из допотопных пистолетов (странно, но я попал), и количество надсмотрщиков уполовинилось. А с остальными каторжники справились сами. Голыми руками. Жуткое зрелище, между прочим.

Я кратко объяснил народу, что происходит, и мы все вместе направились к домику надсмотрщика. Оружие разлетелось по рукам, и первым местом, куда мы отправились его опробовать, стал дом Бишопа. Мне нужна была удобная повозка для Питта, лошади, да и неплохо было бы пограбить этого упыря-полковника. Ему эти богатства все равно уже не пригодятся.

Разумеется, мы оставили наблюдателя. Во-первых, чтобы за Питтом присмотреть и давать ему напиться время от времени, а во-вторых, чтобы следить за тем, что происходит в городе. Благо, с холма это очень удобно делать.

За Джереми мы вернулись гружеными, как волы. Я предупреждал народ, чтобы они не брали крупных вещей, но некоторые не смогли удержаться. Ну, пусть теперь прут на себе. В одну шлюпку все это точно не влезет, но нам никто не помешает захватить дополнительную.

Мы осторожно загрузили Питта на телегу, на дне которой покоился мягкий матрац, и, выслушав наблюдателя, смогли оценить обстановку в городе.

Пока фортуна была на стороне испанцев. Милиция и жители острова, способные носить оружие, пытались отбросить десант. Зверства испанской солдатни были общеизвестны, так что горожане прекрасно понимали, что их ждет в случае поражения, и упорно сражались. Однако энтузиазм и военное мастерство — это две очень разных вещи. А командир испанцев хорошо знал своё дело, чего нельзя было сказать о барбадосской милиции.

В какой-то момент мне стало даже неудобно. Это ведь я пристукнул Бишопа, который являлся командиром барбадосской милиции и должен был организовать защиту города. Возможно, под его руководством оборона была бы более эффективной. Однако все случилось так, как случилось. Используя преимущество внезапного нападения, испанец в первые же минуты обезвредил форт и показал барбадосцам, кто является хозяином положения. Его пушки вели огонь с борта корабля по открытой местности за молом, превращая людей в кровавую кашу. Я морщился, но сидевший во мне О'Брайен, как человек военный, не мог не отдать должное противнику.

К сожалению, заменивший Бишопа командующий был явно не компетентен. Он не сумел ни правильно выстроить оборону, ни сберечь людей. А испанцы тем временем не только вносили панику в нестройные ряды оборонявшихся, но и прикрывали высадку десантных групп, направлявшихся к берегу.

Я смотрел на все это безобразие и понимал, что бодяга затянется надолго. Удержать город испанцы не смогут, да и не стремятся к этому. Это был налет с целью пограбить и покуражиться. С местной связью (точнее, с почти полным ее отсутствием) у испанцев есть все шансы остаться безнаказанными, убравшись с утра куда подальше. То, что они будут грабить и пьянствовать всю ночь, я не сомневался. И у меня неожиданно появилась идея, как этим можно воспользоваться.

Идея была наглая до изумления. Настолько, что когда я поделился ей с бывшими каторжниками, большая часть заподозрила меня во внезапном умопомешательстве. Однако я был настойчив, и сумел убедить народ ни больше, ни меньше, захватить испанский корабль. Расчет был прост. Большая часть испанской команды пиратствует на острове, да и оставшаяся охрана, наверняка, уже успела отметить победу, так что вряд ли на фрегате нас ожидает серьезное сопротивление. Риск, безусловно, был, но и результат того стоил. Фрегат — это не какая-то там шлюпка. Блин, если авантюра удастся, мне придется всем, кто в ней участвовал, вешать на грудь медали «небываемое бывает».

Самым веским аргументом для захвата корабля послужила здравая мысль, что на фрегате поместится куда больше награбленного добра, чем на шлюпке. Будучи врачом, я посещал многие богатые дома Бриджтауна, и знал, где можно поживиться. Полагаю, мы заслужили компенсацию за пребывание в роли каторжников.

Разумеется, что последовать за мной захотели не все. Некоторые бывшие каторжники слишком хотели оторваться за все то время, пока находись в рабстве. Понятно, что ничем хорошим эта эпопея не закончится. Бандитов, рано или поздно выловят. Но кто я такой, чтобы воспитывать взрослых людей? У них самих голова на плечах есть. Не хотят они рисковать, захватывая испанский фрегат — флаг им в руки. Мне же лучше. Избавлюсь от наиболее неадекватного народа.

К кораблю мы подошли уже в полной темноте. Грабеж оказался делом увлекательным, и мы развернулись на все сто. Кое-кто хотел, правда, еще и женщин пощупать, но я запретил. Задерживаться было нельзя. В конце концов, шлюх можно было купить и после того, как мы освободимся. А рисковать нашими планами ради баб не стоило. Да и с выпивкой следовало подождать. Ребята, к счастью, со мной согласились. Ну, а кто не согласился… как известно, добрым словом и пистолетом можно достичь куда большего, чем просто добрым словом.

Меня, конечно, несло, но я не собирался рисковать возможностью обрести свободу ради каких-то придурков. Надо сказать, что экстремальная ситуация частенько пробуждает в людях неожиданные качества. Я сам себе удивлялся, но на различные рефлексии тупо не было времени. В конце концов, о своем моральном облике я мог подумать чуть позже, когда мы окажемся на приличном расстоянии от этого мерзкого острова.

Сам план захвата фрегата был весьма приблизительным. Да и как вообще можно планировать такие вещи? Будем надеяться, что нам повезет. Передвигаясь по захваченному городу, мы не могли не столкнуться с испанцами. Земля им пухом. Ну и, разумеется, расспросили как следует нескольких солдат. Выяснилось, что на фрегате в качестве охраны осталось не более десяти человек. Причем, судя по доносившимся звукам, они тоже праздновали. Скорее всего, были и часовые, которые несли вахту, но, на наше счастье, особой бдительностью они не отличались. И не заметили, как несколько больших лодок отошли от пристани и бесшумно пришвартовались под кормой корабля.

С кормовой галереи всё ещё свисала верёвочная лестница, по которой днём спустились испанцы, и я не замедлил ей воспользоваться. Поскольку я знал испанский язык лучше всех, то и действовать начал первым.

— Кто там? — лениво поинтересовался часовой, заметив мой силуэт. Кто, кто… дед Пихто!

— Это я, приятель, — пришлось мне откликнуться по-испански, чтобы не спугнуть идиота.

Часовой подошел ближе, и я воспользовался удобным моментом. Неожиданный удар, и испанец, не успев издать и звука, перелетел через бортик, камнем упав в воду. Не знаю, умел ли он плавать, но в тяжёлой кирасе, со шлемом на голове, у мужика просто не было шансов. Он сразу же пошёл ко дну.

— Поднимайтесь, только старайтесь не шуметь, — скомандовал я бывшим каторжникам.

Всего из плена нас сбежало двадцать человек. Джереми двигаться не мог, и остался лежать в шлюпке под охраной пары бойцов. Они же присматривали и за тремя лодками с награбленным добром. Остальные поднялись на борт в течение буквально нескольких минут. По моей команде мы ничком растянулись на корме и начали наблюдать. Большой фонарь на носу корабля освещал фигуру часового, а снизу, с пушечной палубы, доносились дикие пьяные вопли.

— Вперёд! — скомандовал я.

Хотелось бы мне сказать, что мы были неслышимы, как тени и невидимы, как ветер, но увы. Мало кого из толпы беглецов учили правильно передвигаться. Так что если бы испанцы были чуть бдительнее, нас точно засекли бы. Однако завоеватели, уверенные в собственной безопасности, вели себя на редкость беспечно, а потому убрать часовых не составило никакого труда. Ну а пленить подвыпивших испанцев — тем более.

Какие у бедолаг были потрясенные физиономии — это нужно было видеть! В принципе, испанцев можно было понять. Они-то пребывали в уверенности, что им ничего не грозит! Гарнизон Бриджтауна разгромлен и разоружён, а их собратья по оружию с наслаждением грабят город. Испанцы, наверняка, не поверили своим глазам, когда их внезапно окружили полуобнажённые люди, обросшие, как последние дикари. Собственно, именно на дикарей в этот момент мы и были похожи! Оборванные, грязные измотанные… На общем фоне только я выглядел относительно прилично, но общую картину это не меняло.

— Не дергайтесь, если хотите жить, — предупредил я.

Подвыпившие испанцы в ужасе и замешательстве таращили глаза на оружие, направленное на них в упор, и кивали головами, как китайские болванчики. Вот и хорошо. Вот и славно. Истреблять этих испанцев я не собирался, у меня на них были другие планы. Я приказал связать пленников и отправить в трюм, под надежный замок. А затем подал знак оставшимся в шлюпке ребятам, и мы аккуратно подняли на борт сначала Джереми, а затем и награбленное добро.

Питта отнесли в одну из кают, и я приступил к тщательному осмотру. Теперь мне никто не мешал оказать Джереми полноценную помощь. Будем надеяться, что работа на плантации не окончательно подорвала его здоровье, и что его молодой организм справится. Тем более, что О'Брайен был действительно неплохим врачом. Да и мои знания пошли в дело. Пусть у меня не было медицинского образования, но уж о том, что врач должен тщательно мыть руки и стерилизовать свои инструменты, я отлично знал.

Я осмотрел спину Джереми и намазал кожу вокруг ран мазью на основе множества трав. Помимо лечебного, она имела и обезболивающий эффект. Будем надеяться, что Питт выкарабкается. По-хорошему, я, как доктор, должен был остаться рядом с ним, но, к сожалению, не мог себе этого позволить. От меня зависели и другие люди, а наша авантюра с испанским фрегатом только что началась. И неизвестно, удастся ли нам удержать в руках такой приз. Надо проследить, чтобы команда не расслаблялась.

Ребят я нашел в том же помещении, где и оставил. Они заняли места испанцев, которых мы арестовали. Естественно, что увидев богато накрытый стол, ребята захотели пожрать и выпить. Вот только с этим делом стоило быть поосторожнее. Напиваться вообще нельзя, поскольку все самое сложное еще впереди, да и еда может оказаться не в радость после длительного времени диеты из соленой рыбы и маисовых лепешек.

К счастью, народ меня послушался и не стал пускаться во все тяжкие. Видимо, мой довод о том, что у нас еще будет время и возможности оторваться на все сто, нашел отклик в их мозгах. В конце концов, наша победа — всего лишь первый шаг в многоходовой авантюре, которую мы задумали. И для того, чтобы она удалась, нам необходимо было подготовиться.

По-хорошему, нужно было поднимать паруса и сваливать отсюда. Вот только единственный человек, который мог проложить курс, лежит в беспамятстве. Фрегат — это вам не шлюпка. Управлять такой махиной не просто. Такой приз мало захватить, его нужно еще и удержать. А вот с этим могут возникнуть проблемы.

Единственное решение, которое приходило мне в голову — взять в плен капитана этого корабля. И заставить его нам помочь. То, что он прибудет в первой шлюпке, чтобы первым подняться на борт — это однозначно. Но как от остальных испанцев отделаться? По самым скромным прикидкам — их около 250 человек. Многовато для 20 каторжников.

Разумным решением было переодеться в испанские шмотки, позволить капитану подняться на палубу, а остальных перестрелять. Они наверняка будут идти на расстоянии друг от друга, как это и положено по их военному регламенту. Поскольку подняться на корабль можно только поодиночке, и нет смысла толкаться у лестницы всем одновременно.

Как мы умудрились успеть — бог весть, но к утру уже все было готово. Мы привели себя в порядок, облачились в наряды испанских солдат, и часовой вовремя сообщил нам о том, что видит лодку, в которой сидит важный испанец в окружении четырех ящиков. Ну надо же, на ловца и зверь бежит! Почтенный испанец, ничего не подозревая, в превосходном настроении поднялся на палубу. И не успел даже заподозрить неладного, поскольку удар палкой по голове, умело нанесённый Хагторпом, качественно вырубил разнаряженного дона.

Поверженного испанца немедленно унесли в капитанскую каюту, а ящики с богатством подняли на палубу. Закончив погрузку сокровищ на корабль, остальные испанские солдаты тоже начали подниматься по верёвочной лестнице на палубу, где с ними разделались так же неторопливо и умело, как и с командиром корабля. Что называется, без шума и пыли.

Однако оставались еще и другие испанцы. Те, кто насладившись грабежами и насилием в Бриджтауне, садился в лодки и направлялся на корабль. Их было больше 200 человек, и перебить их по одному просто не представлялось возможным. Однако восемь лодок были неплохими мишенями для пушек, а в моей команде находился замечательный канонир — Огл.

Полагаю, в первый момент, никто просто не понял, что происходит. Ни жители Бриджтауна, ни испанцы, решившие, что попали под дружественный огонь. Канонир, кстати, вовсе не преувеличивал, когда расписывал собственные достоинства. Он действительно метко стрелял. В конечном итоге, от восьми лодок остались три, которые предпочли повернуть к берегу.

В живых осталось примерно человек шестьдесят испанцев, но глядя на то, как их хватали и связывали горожане, я не стал бы завидовать этим спасшимся. После того, что они творили на острове, их, в лучшем случае, ждала виселица. Если толпа по дороге не порвет на ленточки для бескозырок.

— Дайк, прикажи-ка поднять английский флаг, — скомандовал я.

— Зачем? — удивился стоявший рядом Хагторп.

— Этим мы дадим знак, что мы на стороне местной власти, и к нам пришлют какую-нибудь важную шишку, чтобы выяснить, что происходит. Мы оставим его в заложниках, это позволит нам без проблем пройти мимо форта. Иначе нас обстреляют.

Разумеется, до горожан дошло, что корабль был захвачен их сторонниками. И естественно, они захотели выяснить, что происходит, отправив шлюпку. Разжившись у испанцев подзорной трубой, я заинтересованно попытался разглядеть, кому достанется честь быть нашим заложником. И увидел Стида. Надо же… сам губернатор решил к нам пожаловать! Хотя, в отсутствие Бишопа, кому еще это делать?

Поднявшись по верёвочной лестнице на борт корабля, Стид узрел рядом с главным люком четыре денежных ящика и обрадовался им, как родным! Хотя, вполне возможно, часть денег именно ему и принадлежала. Не поверю, чтобы испанцы не содрали с него выкуп. Два сопровождавших губернатора офицера тоже оживились, видимо, рассчитывая на дополнительное вознаграждение.

Естественно, Стид не сразу понял, кто перед ним находится. Во-первых, он не знал рабов Бишопа в лицо (кроме меня), а во-вторых, мы привели себя в порядок и красовались в испанских доспехах. Лично я, например, позаимствовал костюм капитана — черный с серебром, благо мы с ним были примерно одного роста и комплекции. Шляпа с большим плюмажем и шпага на раззолоченной перевязи дополнили мой облик. Доберусь до цивилизации, закажу себе что-нибудь более привычное, а пока буду соответствовать местной моде.

В общем, выглядели мы все как вполне приличные люди, а не как беглые каторжники. Но видели бы вы реакцию Стида, когда до него дошло, кого же он видит! Узнав меня, губернатор моментально пришел в ярость и сменил цвет физиономии на ярко-малиновый. Стид даже попытался достать оружие. Угу. Счаз. И его, и сопровождавших губернатора офицеров быстро скрутили.

— А теперь слушайте меня внимательно, — скомандовал я. — Вплоть до того, как мы выйдем в открытое море, я буду держать Стида на борту как заложника. Его жизнь должна обеспечить порядочное поведение со стороны тех, кто остался в форте.

— Но позвольте, — вмешался один из охранявших Стида офицеров.

— Не позволю! — огрызнулся я. — Вы слышали, что я сказал. Передайте это своему начальству. Трап перед вами, так что можете выбирать: либо спуститься по нему добровольно, либо мы вас просто вышвырнем.

Невзирая на истошные вопли губернатора Стида, его офицеры сочли за лучшее исполнить мою просьбу. Правда, после того, как их слегка подтолкнули пистолетами. А я начал думать, как нам действовать дальше. Легко сказать — выйдем в открытое море. А как это сделать? Из двадцати человек, захвативших корабль, только шестеро обладали кое-какими скудными познаниями в морском деле. В том числе и Джереми, который до сих пор был без сознания.

Хагторп немало времени провёл в прошлом на кораблях. И пусть он не изучал искусства навигации, но зато имел хоть какое-то представление о том, как управлять судном. Так что под его чутким руководством мы начали готовиться к отплытию.

Процесс этот был… нелегким. Чтобы привести в движение фрегат, нужны матросы, умеющие управляться с парусами. А у нас таковых не было. О'Брайен мог командовать судном, но сам паруса не ставил и курс кораблю не прокладывал. Зато за модой следил, и стишки почитывал, долбодятел. Охрененно необходимое умение для мужика!

Времени на то, чтобы убрать якорь и поднять парус на грот-мачте, ушло порядочно, но фрегат все-таки направился к выходу в открытое море. Форт молчал. Поведение военных не вызывало нареканий. Видимо, они все-таки дорожили жизнью своего губернатора.

— Ну и что мы будем делать с этой жирной свиньей Стидом? — поинтересовался Хагторп, как только мы оказались вне досягаемости пушек форта. — Может, выбросить его за борт, и дело с концом?

Глаза губернатора вылезли из орбит.

— Повесить его на нок-рее! — поддержал бывшего офицера королевского военно-морского флота одноглазый Волверстон. И, надо сказать, что бывшие заключенные радостно согласились с этой великолепной идеей.

— На хрен мне не нужны трупы на палубе, — возразил я.

Особой ненависти я к Стиду не испытывал. Ну, во всяком случае, не больше, чем к любому другому плантатору. К тому же, я обещал его жизнь в обмен на свободный проход мимо форта, а нарушать свое слово было противно. Не то, чтобы я был весь из себя рыцарь без страха и упрека, но окончательно становиться сволочью не хотелось. Очень тонкая грань отделяет человека от мрази, и переступать ее было нежелательно, хотя бы из самоуважения. Так что я дождался, когда корабль будет проходить неподалёку от мыса в восточной части бухты, и подошёл к Стиду, уныло сидевшему на крышке главного люка.

— Тебе сильно повезло, что я склонен выполнять свои обещания, иначе ты не отделался бы купанием в теплой водичке, а уже болтался бы на рее, — сказал я сквозь зубы.

Команда одобрительным свистом поддержала мою тираду и, не дожидаясь особого распоряжения, ребята привязали к планширу широкую доску.

— Вперед, — подтолкнул я губернатора. — До мыса не больше четверти мили, и, если в пути ничего не произойдёт, ты легко туда доберёшься. Живо! Иначе я все-таки поддамся искушению и пну тебя в твою филейную часть.

Губернатор, злобно пыхтя, снял башмаки, сбросил камзол и встал на доску.

— Живее! — снова подогнал Стида я. Тот сделал три шага вперед и бултыхнулся за борт под одобрительные вопли команды.

Ну вот и все. С одним делом разделались. Теперь нужно было приниматься за пленников. Выяснить, что это за испанцы, откуда они здесь взялись и с какой радости решили напасть на Барбадос.

Из документов я выяснил, что доставшийся мне корабль, носящий название «Синко Льягас» вовсе не пиратский. А его капитан с длинным именем дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес вообще испанский гранд. И родной брат испанского адмирала дона Мигеля де Эспиноса, очень вспыльчивого и надменного господина. Ну ни фига себе! А с чего это вдруг дон Диего попиратствовать-то решил? Войны между Испанией и Англией объявлено не было, и подобное нападение на Барбадос, наверняка, вызовет нешуточный политический скандал.

Нажился, конечно, испанец неплохо. Мы уже проверили сундуки, которые он привез с собой из города. В каждом из них было по двадцать пять тысяч песо. Выкуп, собранный с первых лиц города. И да, один из сундуков был действительно предоставлен Стидом.

Всего у нас на борту оказалось 16 испанцев. Я привлек к их допросу Волверстона (одно только присутствие одноглазого великана нагоняло ужас на допрашиваемых), и вскоре приблизительно знал, кто чем занимался на корабле. Разумеется, самым грамотным был капитан, но у меня не было никакого желания с ним сотрудничать. Я пообщался с утра с доном Диего, и понял, что это не тот человек, который поддастся шантажу. Упертый испанец был готов положить и свою жизнь, и жизнь своего сына ради интересов страны. Это, конечно, вызывает уважение, но не располагает к сотрудничеству.

Ничего не скажу, держался испанец достойно. Не паниковал, не боялся и даже пытался как-то договориться. Суровый мужик примерно 45 лет, он явно много повидал и сдаваться не собирался. Благородная проседь в черных волосах, породистый нос и холодные серые глаза, которые смотрели на меня с легким презрением. Ну, да. Мне бы тоже не понравился чувак, который захватил мою собственность и напялил на себя мои вещи. Ну, я и не золотой слиток, чтобы всем нравиться.

Поняв, что с капитаном мне ничего не светит, я начал перебирать другие варианты. Оказалось, что дон Диего успешно натаскивал своего сына Эстебана, и тот вполне мог заменить отца. В принципе, 15-летний пацан по местным меркам считался волне взрослым, так что ничего удивительного в этом не было. Осталось только уговорить мальчишку. К счастью, он ценил жизнь своего отца превыше всего. Так что когда я приказал привязать дона Диего к жерлу пушки, Эстебан тут же согласился нам помогать.

Судя по взгляду пацана, в его личном рейтинге мерзавцев я занял почетное первое место. Ну, да. Как самим безобразничать — так это всегда пожалуйста. А стоит хвост прижать — начинают оскорбляться. Впрочем, парень, нужно отдать ему должное, хоть и дрожал от страха, но пытался держать лицо. Мелкий пакостник даже попытался нас обмануть, изменив курс, но Джереми вовремя увидел, что звезды располагаются не там, где положено.

Питт уже чувствовал себя получше, и выползал на палубу подышать свежим воздухом. Вот в один из таких славных вечеров он и поймал Эстебана на попытке нас обмануть. Вовремя, надо сказать, поймал. Еще немного, и мы оказались бы в водах, которые полностью контролируют испанцы.

Впрочем, мы и сейчас оказались не в лучшем положении. То, что мы не сможем добраться до Кюрасао, было ясно, как день. Запасы воды и продовольствия были уже на исходе, а Питт ещё не мог приступить к своим штурманским обязанностям. Выход был один — добраться до острова Тортуга. Там, по крайней мере, нам не угрожала опасность захвата.

В связи со скудными запасами еды возник и еще один вопрос — что делать с испанцами. Тащить их на Тортугу, или же, посадив в лодку, дать возможность самим добираться до земли, находившейся всего лишь в десяти милях. Я голосовал за второй вариант.

— Испанцы не простят нам захват своего корабля, — возражал Хагторп. — К черту гуманность! Притащим испанцев на Тортугу, и их там сожгут заживо!

— Какая гуманность? — возмутился я. — Нам жрать нечего, а вы хотите еще и пленников нам на шею посадить. Испанцы в любом случае узнают, что мы захватили их корабль и будут нам мстить.

Блин, вот не хотел я вступать в конфликт ни с одной страной! Не хотел! Но испанцы действительно не простят захват корабля. А дон Диего достаточно влиятелен, чтобы мстить. Может, действительно избавиться от пленников? И тащить их для этого на Тортугу совершенно необязательно. Испанцы не выполнили своего обещания привести нас на Кюрасао, так почему я должен оставлять их в живых?

Мда. Вот только избавляться от испанцев будет сложно. Одно дело — убивать в горячке боя, и совсем другое — хладнокровно, безоружных людей, один из которых — 15-летний пацан. Не уверен, что у меня рука поднимется.

На хрен! Пусть лучше я об этом буду жалеть, но превращаться в безжалостного убийцу не имею никакого желания. Да и команда, когда дело дошло до исполнения приговора, присмирела. Брать грех на душу никто не хотел. В общем, мы выдали испанцам шлюпку и отправили их в свободное плавание. А два дня спустя «Синко Льягас» вошёл в окружённую скалами Кайонскую бухту.

Мы прибыли на Тортугу.

 

Глава 4

Тортуга. Один из самых популярных островов Карибского моря. Сколько книг о нем написано, сколько фильмов снято! Даже не верится, что я ступил на его берег. К сожалению, значение этого острова постепенно сходило на нет. Если я правильно помню историю, то меньше десяти лет оставалось до того момента, как все население Тортуги будет перевезено на побережье Эспаньолы. Да и сейчас такие звезды морского разбоя как Граммон, Требютор и прочие предпочитали базироваться в Пти-Гоаве. Для нас хрен редьки был не слаще. И здесь, и там рулили французы. Однако пираты пока еще были довольно сильны, а местные чиновники получали неплохие откаты с их набегов.

Словом, какое-то время мы вполне могли здесь перекантоваться. Хотя бы до того момента, пока не определимся с собственным будущим. Но это будет точно не сегодня. И, скорее всего, не завтра. Мы спаслись из плена, добрались до берега, и это нужно было отметить.

Ох, как мы квасили! Как мы квасили! Все, кроме тех, кто нес дежурство на корабле (очередность разыграли в лотерею). Свобода пьянила, а денег было вполне достаточно. И мы, и испанцы, пограбили Бриджтаун на славу. Из угара меня выдернуло только то, что нужно было тащиться к местному губернатору с обязательным визитом вежливости и объяснять, кто мы такие и что планируем делать дальше.

Да если б знать! Мысли разбегались, как тараканы от внезапно включенного света. В общем-то, неплохо было бы пообщаться с командой, и выяснить, какие у них планы на будущее. А пока нужно выспаться, побриться, одеться нормально и нанести визит губернатору. Так и скажу, что мы, типа, мирные люди, но наш бронепоезд… тьфу, не туда занесло. Короче, не решили пока ничего. И с удовольствием выслушаем мудрый совет опытного человека.

К моменту нашего прибытия, губернаторский пост на Тортуге занимал целый маркиз — Пьер-Поль Тарен де Кюсси. Но, несмотря на титул и чин, ему приходилось как-то договариваться с местным береговым братством. Да и от дополнительных доходов никто не откажется. Однако встречаться с губернатором я не очень хотел. Понимаю, что это обязаловка, но опасаюсь. Хотя бы потому, что не могу сказать де Кюсси ничего определенного о том, чем мы собираемся заняться в дальнейшем.

Особняк губернатора был шикарен. Большой белый дом с зелёными ставнями, уютно укрылся среди ароматных перечных деревьев и душистых кустарников. Сам де Кюсси — худощавый, элегантно одетый француз, оказал мне неожиданно теплый прием. Насколько я успел выяснить, местные корсары отчисляли ему 10 % от своей добычи. И, видимо сумма дохода была столь внушительной, что маркиз не хотел ее терять, уступая Пти-Гоаву. Напомаженный, расфуфыренный, растягивающий гласные, губернатор был воистину великосветским вельможей, что охотно демонстрировал. Прямо так и казалось, что сейчас выпрыгнет откуда-нибудь церемониймейстер и объявит третью часть марлезонского балета.

Наш разговор губернатором был вежливым, но надолго не затянулся. Как только де Кюсси выяснил, что покамест мы не можем ничего предложить, и с собственным будущим еще не определились, он сразу поскучнел. А я понял, что нужно приводить команду в трезвый вид. Раз нами заинтересовался губернатор, то и остальные подтянутся. Нужно быть к этому готовым и определиться с тем, как мы видим свое будущее.

В плане определения, безусловно, неплохо было бы начать с себя. Чего я хочу, куда собираюсь податься и чем планирую заняться? Сложный вопрос. Вернуться в Европу? А куда? Англия отпадает по понятным причинам. Я осужденный преступник и беглый каторжник. Испании я тоже умудрился дорогу перейти. Не думаю, что мне простят захват корабля, неподобающее обращение с доном Диего и шантаж Эстебана.

Франция могла бы стать неплохим вариантом. Домик на средиземноморском побережье меня бы устроил, тем более что до революции у них еще далеко. Однако тут был один весьма существенный нюанс — между правительствами Франции и Англии было заключено соглашение, по которому обе стороны взаимно обязались задерживать и препровождать на родину всех беглых каторжников.

Меня, в общем-то, и пребывание на Тортуге смущало именно из-за этого. Оставалось надеяться только на то, что колония слишком далеко от материка, а потому не будет торопиться исполнять некоторые законы. И что де Кюсси будет заинтересован получить с нас хоть какой-то навар. Да и не выгодно ему нас сдавать. Он так и других пиратов отпугнуть может, и тогда прощайте, дополнительные доходы.

В любом случае, сама Франция, как место жительства, точно отпадала. Оставалась ещё Голландия, соблюдавшая нейтралитет, но я бы не стал на это рассчитывать. Сегодня они нейтральные, а завтра примут чью-нибудь сторону и тоже смогут использовать меня как пешку во взаимных расчетах. Из-за этого я и на Кюросао не собирался долго задерживаться. Подработать немного, и линять, пока ветер без сучков.

Какие у меня еще варианты? Ну, можно все-таки сдернуть в Россию. Послужить на море. Или на суше. Да хотя бы навестить родной город. Он как раз лет 20 назад основываться начал. Вот только сомневаюсь, что команда за мной пойдет. Если уж в современном мне мире, где есть интернет, моя страна ассоциируется со снегом, медведями и балалайками, то сейчас дела обстоят еще хуже. Если верить европейской пропаганде, в дикой Московии вообще жить невозможно.

Впрочем, сейчас там действительно времена неподходящие. Полным ходом идет война за власть. Да и английское посольство дремать не будет, потребует выдать меня, как беглого каторжника. Так что ни о какой безопасности и речи быть не может. И вариант с Россией нам тоже не подходит.

Можно было рвануть в Америку, благо она под боком. Но сейчас там тоже веселуха знатная. До объявления независимости еще долго. Жизнь моя будет яркой, но, скорее всего, недолгой. По истории Америки я не знал вообще ничего, и даже не представлял, есть ли на этой территории безопасное место. Ну или хотя бы относительно безопасное. Нет, это определенно не вариант. Если я хочу рисковать своей шкурой, для этого необязательно покидать Тортугу.

Ладно. Разберемся, что дальше делать. Завтра посоветуюсь с командой, и, может быть, мы примем какое-то совместное решение. Вдруг есть еще вариант, который я упустил? А пока… Пока нужно позаботиться о более важных вещах.

Начнем с самого главного. Что у нас с финансами? После того, как мы отметили свое прибытие на Тортугу, у нас осталась вполне приличная сумма денег. Плюс корабль, который можно продать. Только заниматься этим не на Тортуге нужно (губернатор, наверняка, полцены даст), а в той же Европе.

Примерно эти соображения я и изложил команде, когда народ протрезвел достаточно, чтобы соображать. Но путешествие в Европу никого из них не вдохновило. И даже не потому, что обрисованный мною политический расклад им не понравился. Народ не понимал, чего они в этой самой Европе будут делать. Да, после того, как мы поделим деньги, каждый из нас получит неплохой куш. Но что дальше?

Имея в руках хорошую, спокойную профессию врача, я всегда мог заработать себе на жизнь и во Франции, и в Нидерландах. А вот остальные члены команды не знали, куда приткнуться. Морским делом владели немногие, а возвращаться к собственной мирной профессии после всех приключений, свалившихся на нашу голову, было как-то странно. Я, если честно, и сам плохо представлял себя в роли тихого провинциального доктора. Это О'Брайен наплавался и нагулялся настолько, что решил осесть. А мне было любопытно.

Собственно, решение нашей проблемы было очевидно — мы могли податься в флибустьеры. Заработать можно неплохо. Местный губернатор, кстати, мне довольно прозрачно на это намекал. Но его можно понять, он с этого бизнеса имел неплохой доход.

Если его послушать, так профессия флибустьера очень престижна и даже овеяна флером романтики. Дескать, бороться с засильем Испании на морях — благородное дело. И я бы может даже проникся этой пылкой речью, вот только мне было абсолютно плевать на местные политические дрязги.

Испания уже пережила свой золотой век. Это было ясно каждому, кто хоть что-то смыслил в политике. У Испании по-прежнему были богатые колонии и мощные корабли, но она теряла влияние год за годом. Еще в середине этого века Испания признала независимость Нидерландов, а уж о ее потерях в результате Пиренейского мира и говорить нечего.

Собственно, жить той Испании осталось еще лет пятнадцать. А потом начнется европейский беспредел. Война за испанское наследство и прочая развлекаловка. Угодило же меня попасть в такую эпоху! Хотя… Когда история шла тихо и гладко? Будем мириться с тем, что есть на данный момент. А пока Испания все еще диктует свои правила, несмотря на то, что на ее троне восседает Карл II, болезненная жертва инбридинга.

Так что? Неужели мне следует прислушаться к желанию команды и стать флибустьером? К пиратству, за какими бы ширмами оно не скрывалось, я относился не очень хорошо. Грязная это работа. И жестокая. Но 17 век диктует свои правила. И если податься в флибустьеры действительно окажется самым приемлемым выходом, я так и сделаю. В конце концов, я необязательно должен превратиться в кровожадное чудовище. Сохранить руки чистыми точно не получится, но держать определенную марку никто не мешает. Слух о том, что по сравнению с остальными пиратами я хотя бы относительно вменяем, в один прекрасный день может сыграть мне на руку.

Джереми Питт

Джереми не верил в то, что сумеет выжить. С тех самых пор, как он оказался на плантациях Барбадоса, каждый день приносил только боль и отчаяние. Питт понимал, что его приятелю Питеру, пристроившемуся врачом, очень повезло. О'Брайен точно не выжил бы в таких условиях. Характер и упрямство — это хорошо. Но с физическими данными не поспоришь, а каторжников нагружали, как мулов.

Джереми понимал, что постепенно превращается в тупое животное. Но отдельные попытки бунта (а главное, жестокое наказание за них) говорили о том, что проще с этим смириться. И потому, когда Питер предложил побег, Питт не поверил своим ушам. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой!

Разумеется, такое мероприятие не могло пройти без проблем. И самой главной проблемой стал сам Джереми, попавший под горячую руку полковника Бишопа. Было так обидно понимать, что придется умереть буквально в шаге от свободы! Однако О'Брайен не бросил своего друга.

Захват испанского корабля был подвигом, достойным героев прошлого. Джереми очень жалел, что не мог поучаствовать в этом мероприятии. Однако у Питта появился шанс доказать свою нужность, когда сын пленного испанского капитана Эстебан чуть было не привел сбежавших каторжников в новое, еще более страшное рабство.

Кто бы мог подумать, что у простого врача Питера О'Брайена столько наглости и авантюризма! Не мудрено, что команда выбрала его капитаном. Кто же больше подходит на эту роль? Держаться на равных с сильными мира сего, принимать отчаянные решения и не бояться рисковать собственной шкурой. О'Брайен был просто рожден для того, чтобы стать флибустьером!

Когда Питер собрал команду, чтобы посоветоваться насчет будущего, ни у кого не было сомнений в выборе. Зачем им возвращаться в Европу? Кто их там ждет? Кто возьмет Джереми, беглого каторжника, шкипером на свое судно? Нет, у команды был только один выход. И все прекрасно это понимали.

Питер О'Брайен

Команда, с которой я решил посоветоваться, единогласно выступала за то, чтобы присоединиться к флибустьерам. Причем поднять черный флаг хотели не только бывшие морские волки, но и те, кто до попадания на каторгу имел вполне мирную профессию. Захват «Синко Льягас» и казны, которую испанцы вывезли с Барбадоса, воодушевили народ. Почему-то команда считала, что нам и дальше будет так же везти. Начнем грести золото и драгоценности лопатой. Я, конечно, пытался обрисовать реальное положение дел, но воодушевленная команда уже считала прибыли.

А я смотрел на все это безобразие, и не мог понять — каким образом я вдруг оказался предводителем этих бывших каторжников. С чего? Руководитель из меня получился не самый удачный.

Однако вопрос с выбором капитана даже не поднимался. Хотя я, честно говоря, не чувствовал готовности вести этих людей в бой. Да и вообще не был уверен, что стоит останавливать выбор на стезе флибустьера. Уж больно эта профессия была… неоднозначная. А мое подсознание так вообще подвывало, категорически не желая становиться пиратом. Типа, что о нас подумает прекрасная Арабелла Бишоп?

Можно подумать, мне не начхать на мнение этой девицы. Да пусть что хочет, то и думает! Тем более, что я вряд ли ее встречу, так что О'Брайен может спать спокойно. Если уж я и буду делать выбор, то посторонние девицы не окажут на него никакого влияния. Может, монетку кинуть, доверив случаю свою судьбу? Да нет, несерьезно. Из чего выбирать-то? Жизнь врача 17 века может быть, и была не самой плохой, но мою неугомонную натуру она совершенно не устраивала.

Так что? Подаемся в флибустьеры и будем гонять корабли оборзевшей Испании? Последнее предложение, кстати, даже Питеру О'Брайену очень понравилось. Странный мужик. С одной стороны, вроде бы, ненавидит испанцев, а с другой, предпочитает их моду и прекрасно говорит на их языке. И это если учесть, что на родном английском он разговаривает с заметным ирландским акцентом! Двойные стандарты они такие двойные! Ладно я, мне тупо выбрать было не из чего, потому я и втиснулся в костюм дона Диего. Но ведь дай О'Брайену волю, он весь гардероб поменял бы на подобные шмотки!

Дурацкая эпоха! В моде утонченность, светскость и велеречивость. Все то, от чего меня с души воротит. Все эти кружева, украшения, притирания, изысканные выражения… не моё это. Совершенно не моё. Не люблю я ни камзолы, ни чулки, ни парики. Да и шпага, при всей своей романтичности, не вызывает у меня особого трепета. Сабля мне нравится больше. Впрочем, О'Брайен владел практически любым оружием, а с этим можно было работать.

Эпоха утонченной изысканности действовала мне на нервы, поскольку диктовала свои условия. Вот был я скромным врачом в Бриджуотере, не так замечал окружающий маразм. Или это я находился в процессе адаптации после вселения в чужое тело? А окружающие меня люди были проще? Вполне вероятно, что я просто не успел столкнуться с определенными сторонами жизни общества конца 17 века. И был слишком озабочен тем, чтобы себя не выдать.

Ну а потом… мне стало не до мелочей. Арест, тюрьма, путешествие на корабле в качестве заключенного, работа на плантации. Мне еще повезло, что в качестве врача. Иначе я просто не выжил бы эти полгода. Даже Джереми, несмотря на свою хорошую физическую форму и оптимизм, к моменту побега был уже на грани. Да и остальные заключенные не стали раздумывать, стоит ли им бежать.

Казалось бы, теперь мы все находимся в одинаковом положении, но бывшие каторжники отнюдь не считали себя равными мне. Им казалось, что Питер О'Брайен стоит на ступеньку выше. Не знаю, что тут сыграло главную роль. Образование? Грамотная речь и манеры? Знание языков? Умение носить изысканную одежду и разговаривать на равных с вельможами? Мне не казалось, что я в чем-то превосхожу остальных членов команды. Но эпоха диктовала свои правила. И в одежде, и в манере общения, и даже в отношениях.

— Если мы действительно станем флибустьерами, перед нами возникнет несколько проблем, — предупредил я команду. — Первое. К мирной жизни нам вернуться уже вряд ли удастся. Отношение к флибустьерам вы знаете. Второе. Жизнь наша будет насыщенной, но короткой. До старости мы вряд ли доживем. Третье. Нас всего двадцать человек. Это очень мало для управления кораблем.

— Набрать команду на Тортуге проще простого, — отмахнулся Джереми.

— Вот только делать это нужно с умом, — заметил я. — Если посторонних людей на корабле будет в десять раз больше, чем нас, как бы они не стали, в конечном итоге, хозяевами. Я поговорю с де Кюсси, он лучше знает местную публику. Может, посоветует кого-нибудь.

Команду следовало выбирать осторожно. Очень осторожно. Вчерашние союзники в борьбе с Испанией, довольно скоро Франция и Англия сцепятся между собой. Да и Якову II (чтоб его черти в аду поджарили) недолго осталось. Его сменит Вильгельм III Оранский. Не самый плохой правитель, кстати. Именно он придаст Англии ускорение, после которого она превратится в могучую мировую державу.

Зная историю, пусть даже на таком халтурном уровне, я мог хоть как-то планировать свое будущее. Сейчас я имею гораздо больше, чем при попадании в данный мир. И могу сам распоряжаться своей судьбой. До воцарения Вильгельма нужно еще дожить. Но и с Англией лучше не ссориться. Все-таки, оправданный герой — это куда лучше, чем беглый каторжник.

С чувством патриотизма в 17 веке было не очень. Что в высших кругах приближенные к трону особы на чужие державы работали, получая за это приличное содержание, что на низшем уровне не было особого понимания верности стране. И когда я предложил не трогать английские корабли, моя команда искренне удивилась. И даже выразила недовольство.

Дескать, страна от нас отказалась? Признала преступниками? Так чего церемониться? Мда. Это оказалось еще сложнее, чем я предполагал. Не мог же я сказать, что Яков долго не проживет, а Вильгельм, который придет ему на смену, вполне может нас реабилитировать. Окружающие тут же поинтересовались бы, откуда у меня такие сведения. А внятно объяснить свои знания я точно не смогу. Пришлось пойти на поводу у команды, и согласиться с тем, что при случае, английский корабль вполне может стать добычей. В конце концов, посмотрим, как будет складываться ситуация. Не стоит делить шкуру неубитого медведя.

— Надо запастись оружием, порохом и едой, — напомнил Хагторп. — И хорошо бы нормального кока нанять, чтобы не жрать откровенные помои.

— И имя кораблю поменять нужно, — неожиданно вмешался Волверстон. Этот одноглазый гигант был настолько неразговорчив, что услышать от него целую фразу было неожиданно.

Имя, имя… какое у пиратского корабля должно быть имя? Как говаривал один опытный капитан, «как вы лодку назовете, так она и поплывет». Но что же придумать эдакого? Я бы остановился на «Святом Петре», ибо он был моим покровителем и в той, и в этой жизни. Но пиратствовать под таким именем как-то… неправильно.

Команда предлагала свои названия, но дальше крови и смерти у них фантазия не работала. Может, назвать корабль именем одного из античных богов? Или приплести какого-нибудь морского гада? «Черная Каракатица», ха! Лучше уж «Мегалодон». Только окружающие ни фига не поймут, что я имею в виду.

Господи, какой бред мне лезет в голову! Но принимать решение надо. Испанское имя кораблю однозначно оставлять не следует, особенно если учесть, что именно с испанцами мы и будем чаще всего сталкиваться. Но что придумать? Корпус «Синко Льягас» был красного цвета. Может, что-нибудь, связанное с этим? «Красная молния», например. Угу. А еще лучше — «Красный Октябрь». Или вообще «Red Alert».

Фрегат был легким, стремительным, и напоминал изящную охотничью собаку. Грейхаунда. Насколько я помню, в английском флоте были корабли с подобным названием. Но все как-то неудачно закончили свою жизнь. С таким же успехом, можно «Варягом» назваться. Оно, конечно, патриотично, но на дно уходить как-то не хочется.

В голове вертелось множество разных идей. От «Авроры» до «Звезды смерти», и от «Спартака» до «Смерти короля Якова». Однако потом я подумал, что надо быть ближе к эпохе, в которой оказался. Я вспомнил Мартина Фробишера с его «Триумфом», еще раз вспомнил великого капитана Врунгеля с его «Победой», и предложил назвать фрегат «Викторией». И английский, и русский корабли, ходившие под таким именем, прожили славную, долгую жизнь. Да и потенциал в названии хороший заложен.

Команда со мной согласилась, но только при одном условии. Я возьму себе грозный псевдоним, и мы вывесим самый настоящий пиратский флаг. Блин, как дети, честное слово! Да я сам им нарисую этот флаг, ибо в памяти хранилось несколько удачных вариантов, а О'Брайен умел рисовать. Занятия живописью и музыкой входили в обязательный стандарт домашнего образования ребенка из обеспеченной семьи. Не сказать, что Питер подавал большие надежды как художник (да и практики давно не было), но на пиратскую символику хватит.

А вот что касается прозвища для себя, любимого, с этим было сложнее. В принципе, команду можно понять. Фамилия у меня самая заурядная. Быть О'Брайеном в Ирландии — тоже самое, что быть Ивановым в России. Но и плагиатить известных пиратов не хотелось. Кто у нас сейчас по морям плавает?

Жив еще старик Генри Морган. Для пирата прожить больше полтинника — это редкая удача. А если бы Генри не квасил до цирроза печени, может, и дольше бы протянул. Кто еще? Черная Борода, но он пока под стол пешком ходит. Да и не хочется мне его славы. И его бороды тоже. Существует множество менее известных пиратов, но они не так интересны.

Пока я раздумывал, команда дружно решила, что раз «кровь» не было использовано в названии корабля, его надо прилепить к моему имени. Питер Блад, ага. Помнится, в далеком детстве у меня книжка была с персонажем, носившем похожее имя. На мой взгляд, там было слишком много розовых соплей, так что я читал только главы с приключениями. Впрочем, сейчас, хоть убей, не вспомнил бы содержание этой книги. Гораздо больше мне нравился «Остров сокровищ». Вот его я перечитывал множество раз, и целенаправленно искал похожие книги. Где пираты были пиратами, а не благородными рыцарями, вгоняющими в тоску своей правильностью.

Я не стал спорить с командой, и принял новое имя. Мне, по большому счету, было без разницы. Главное, что мы определились со своей будущей карьерой. А это значило, что нужно было идти к губернатору и заключать с ним договор. Кому-то же придется продавать награбленное! Будем спихивать де Кюсси. И да, непременно нужно спросить у него совета по поводу того, кого лучше всего в команду набирать. (Губернатор наверняка знает всех отъявленных мерзавцев, и сможет нас предостеречь). А может и ссуду стоит взять под будущую добычу? После найма команды и покупки самого необходимого наши финансы может и не запоют романсы, но и особой свободы нам не дадут. А мало ли, что может случиться в пути?

Де Кюсси обрадовался мне, как родному. Ну, как же — еще один герой будет сражаться с испанскими кораблями и приносить ему хорошую прибыль. Губернатор меня даже деньгами ссудил под весьма щадящий процент. Впрочем, я и сумму просил небольшую, не зарывался. Будем надеяться, что работа флибустьера действительно приносит хороший доход. А то такими темпами недолго и в трубу вылететь.

— Если бы не флибустьеры, Испания столь же безраздельно, сколь и бесчеловечно хозяйничала бы в этих водах, где ни Франция, ни Англия не могут держать своего флота, — разливался соловьем де Кюсси.

Ну да, конечно. Испания бесчеловечно хозяйничает. А вот если бы на ее месте оказались Англия с Францией, то все стало бы справедливо и богоугодно. Видите ли, они не могут держать своего флота, бедолаги. Действительно, какая несправедливость, что Сибирь принадлежит одной стране!

Тьфу! Триста с лишним лет прошло, а господа цивилизованные европейцы все так же живут по двойным стандартам. Ладно, у О'Брайена была причина не любить испанцев, он у них в тюрьме сидел. А мне абсолютно все равно, кто на морях главный. Если бы не обстоятельства, вынудившие меня перейти дорогу испанцам, я вполне мог бы их интересы отстаивать. Особенно если бы они платили нормально. Хотя, конечно, зная историю, связываться с этой страной я, скорее всего, не стал бы. Смысла нет.

Впрочем, убеждать в этом губернатора Тортуги было бесполезно. Да и не нужно. Мы с де Кюсси нашли общий язык, и не стоило ссориться по мелочам. Тем более, что губернатор, помимо денег, надавал еще и кучу полезных советов. И по поводу того, кого можно в команду завербовать, и по поводу направления, в котором следовало искать добычу. Мне, как новичку, он рекомендовал взять курс на Подветренные острова, чтобы зайти на Сен-Мартин. По дороге вполне можно было встретить неплохую добычу под испанским флагом. А на самом острове — спокойно отдохнуть и затариться в обратную дорогу.

Помимо обычных советов, губернатор Тортуги выдал и нечто особенное. Он посоветовал мне учитывать пиратские традиции, если я не хочу проблем на корабле. Надо сказать, де Кюсси немало озадачил меня подобным советом. За время пребывания на Тортуге я успел познакомиться со многими пиратами и лишился некоторых иллюзий, приобретенных при прочтении книг и просмотре фильмов. Причем даже не голливудских — от этих достоверности ждать в принципе не приходится, а вроде как исторических.

Начнем с того, что никаких черных повязок, закрывающих глаз, пираты не носили. Наоборот, они зачастую выпячивали полученные шрамы, чтобы доказать собственную крутость. Ну или устрашить врага. Повязки я видел на некоторых мирных жителях Тортуги, но тоже не слишком часто.

Еще я ни разу не видел на пиратах серег. Вообще ни разу. Казалось бы, кольцо в ухе — самый расхожий образ, однако и тут писатели и режиссеры нагло врали. Благородные господа не носили серег просто потому, что вкупе с модой на парики это было бессмысленным, а у рядовых пиратов просто не было такой моды. Некоторые, правда, носили в ухе монету, чтобы его выброшенное на берег тело достойно похоронили, взяв эту монету в уплату, но таких оригиналов было немного.

И, конечно же, я не очень понимал, какие именно традиции мне нужно было учитывать. На Тортуге не существовало никакого «берегового братства». Во всяком случае, в том виде, в котором я себе его представлял. Ни республики, ни сообщества, ни вообще хоть чего-то, что можно было бы принять за единое целое. Пиратские команды собирались, распадались и вообще не заморачивались насчет долговременных союзов. Что, собственно, и понятно — продолжительность пиратской жизни оставляла желать лучшего.

Однако некие общие правила действительно существовали. Так же, как они существовали у викингов, казаков и разбойников. Так же, как некие правила до сих пор существуют в криминальном мире, весьма далеком от единства и тем более братства.

Принятые у флибустьеров законы, в основном, касались дележа добычи, наказаний за различные проступки и размеров компенсаций за потерю конечности (частично или целиком). Условия варьировались, но список пунктов оставался неизменным. Я ознакомился с ним, и решил обсудить эти правила с командой, чтобы изменить их так, как нас устраивает. Новеньких мы будем принимать на своих условиях. И это будет их дело — соглашаться или нет.

Начнем с пункта первого, провозглашающего равноправие членов команды. На хрен! Сразу вычеркиваем! Мне нужен порядок, а не анархия. А значит, должна быть построена жесткая система власти, когда приказы начальства выполняются. Назначу офицеров, закреплю за каждым некое количество людей, и буду жестко следить за дисциплиной.

На других пиратских кораблях, между прочим, тоже с демократией не очень. Команду надо довести, чтобы она подняла бунт и уж тем более занялась перевыборами капитана. Однако большинство джентльменов удачи терпело жестокое обращение своего командования, и не очень активно роптало. Так что с равноправием вопрос очень сложный.

А вот запрет азартных игр на деньги мне нравится. Нечего создавать нездоровую атмосферу, чтобы члены команды друг на друга зуб точили. И запрет драк мне нравится. Нужно только добавить «без разрешения капитана», потому что я собираюсь тренировать команду. В том числе, и заставлять осваивать рукопашную борьбу. Мало ли когда пригодится. Местные мужчины, правда, без оружия вообще не ходят (особенно моряки), но лучше перебдеть.

Наказание за дезертирство, крысятничество и предательство… какая на фиг высадка на необитаемый остров, да еще и с припасами? За борт сволочь! Ну или вздернуть на рее, чтобы другим неповадно было. Терпеть не могу таких гнилых людишек. Нечего им делать на нашем корабле. А вот смелых и верных нужно поощрять, это безусловно. Четыре сотни дукатов при потере части руки или ноги и вдвое большая сумма при потере конечности целиком? Устраивает. Если, конечно, не по собственной дурости потерял. Такие нюансы стоит оговорить особо.

Еще один пункт законов касался женщин. На корабль они не допускались. А тот, кто пытался провести тайком, подлежал казни. Сурово. Женщина приносит несчастье? Ну, в сугубо мужском коллективе, который может месяцами пребывать вдали от цивилизации, обязательно принесет. Не хватало еще, чтобы команда передралась из-за какой-нибудь проститутки. Но и казнить за такое как-то… не хотелось. Может, штрафануть залетчика на часть его доли в добыче? Надо с командой посоветоваться. Тем более, что одно исключение из правил все-таки было — если женщина становилась членом экипажа.

Меня, честно говоря, такой подход несколько озадачил. Не очень-то я представлял женщин-пираток. В кино видел, конечно. И даже в книгах упоминания встречал. Но в правдоподобности данного явления сомневался. А тут надо же — пиратки не только реально существуют, для них и правила отдельные прописаны.

Во-первых, дама должна была принадлежать одному из членов экипажа. Достаточно влиятельному, чтобы продавить ее кандидатуру. Во-вторых, насилие по отношению к ней строго наказывалось. Но предусматривался вариант, когда другой пират мог заявить права на женщину и решить вопрос с помощью дуэли. А в том случае, если дама не желала переходить, как приз, она тоже вполне могла отстоять свою независимость. Дуэли женщин с мужчинами случались не часто, но прецеденты встречались.

Я посомневался, но решил, что не стоит отказываться от такого исключения. Тем более, оно будет не единственным. Я должен был обязательно обговорить с командой вопрос о ценных пленниках, за которых можно взять хороший выкуп. Среди них тоже могут оказаться дамы. Не за борт же их выкидывать! Значит, с командой следует провести разъяснительную беседу по поводу того, что некоторые пассажиры на корабле являются неприкосновенными. Деньги лишними не бывают.

Принятый у пиратов принцип дележки добычи в общем-то меня устраивал, но требовал некоторых уточнений. Десять процентов от полученного богатства убираем сразу. Губернатору Тортуги за «крышу». Пятьдесят процентов от оставшегося — убираем в общую казну, из которой будет оплачиваться порох, провиант, ремонт и социальные выплаты. И надо обязательно контрольную комиссию создать из членов команды, которая будет следить за тратами. Чтобы у народа не возникло подозрение, что их обирают.

Ну, а дальше идет дележ по правилам «берегового братства». Две доли капитану, полуторная доля офицерам и половинная доля новобранцам. Естественно, взятое в бою оружие дележке не подлежит. Но его можно выкупить.

Надо, кстати, подумать насчет системы наказаний за более мелкие проступки. Здесь принято сечь кнутом, ну или пускать в ход плетку. Однако меня этот вариант не устраивает. Да и бывших каторжников не устроит. Слишком… свежи были воспоминания, когда их самих полосовали, почем зря. Джереми вон только недавно окончательно на ноги встал.

С помощью губернатора Тортуги мы приняли в команду еще 60 человек. «Синко Льягас» вполне мог взять на борт и 200, но я решил не рисковать. У флибустьеров редко встречались многочисленные команды, а мне необходимо было набраться опыта. Желающих присоединиться к нашему походу было гораздо больше, но некоторые кандидаты произвели на меня слишком неприятное впечатление, а кое-кто не соглашался с установленными порядками.

Я сразу дал понять, что пиратской вольницы на моем фрегате не будет. Все проявления буйной недисциплинированности, обычные для корсаров, на борту «Виктории» категорически запрещались. Те, кто уходил со мной в море, обязывались полностью и во всём подчиняться мне и выбранным офицерам, а те, кого не устраивали эти условия, могли идти лесом. При желании, даже вприпрыжку. Я и так был не слишком уверен в благополучном исходе нашего предприятия, так что лишний раз рисковать не хотел.

Будем надеяться, что наш первый поход закончится удачей.

 

Глава 5

Я тщательно подготовил свой первый флибустьерский рейд. Но не успели мы сняться с якоря, как прибежал посыльный от губернатора, и сообщил, что со мной желает побеседовать некий капитан Истерлинг, который хочет купить «Викторию». Здрасте пожалуйста! Ладно этот капитан непонятный, но де Кюсси-то знает, что я не собираюсь продавать корабль. Настолько не собираюсь, что уже готов отплыть за добычей.

Поспрашивав народ, я выяснил, что этот самый Истерлинг дряной человечишко даже по меркам пирата. И команда у него — оторви и выбрось. Ничем не брезгуют. Его корабль «Бонавентура» только недавно прибыл на Тортугу, грабанув какого-то голландского купца. Правда, кроме груза какао пират ничего не поимел, так что довольно странно, на какие шиши он собирается приобретать «Викторию».

При встрече Истерлинг произвел на меня даже более мерзкое впечатление, чем заочно. Не обезображенная интеллектом морда лица, спутанные патлы и кислый запах давно не мытого тела. Но зато кружева не забыл напялить и литр духов на себя вылить, стрекозел. И смотрит на меня почему-то удивленно, как баронесса на конюха в постели собственной дочери.

— Мне сказали, что ты доктор. Да еще и беглый каторжник.

— Так и есть, — подтвердил я. Этот тип что, ожидал увидеть грязного оборванца, который будет счастлив избавиться от свалившегося на него богатства в виде корабля?

— Я хочу приобрести ваш фрегат.

— Я полагаю, маркиз де Кюсси должен был донести до вас, что «Виктория» не продается.

Губернатор активно закивал головой, давая понять, что уже объяснял Истерлингу детали. Похоже, тот просто не хотел слышать то, что его не устраивало.

— Что ж, раз ты не хочешь продать судно, я сделаю тебе и твоей команде другое предложение. Давайте-ка вы с вашим кораблём присоединитесь к моему «Бонавентуре», и мы сообща сварганим одно дельце, — предложил Истерлинг.

— У нас уже есть свои планы. Я собирался завтра сниматься с якоря. Вряд ли ты сумеешь предложить нам нечто такое, что будет способно нас удержать.

Однако упертый капитан не отставал. Теперь я понял, как он уговорил губернатора организовать нам встречу. Выел мозг. Я оказался не устойчивей де Кюсси. Правда, тащиться на чужой корабль я не собирался. Интуиция вопила во все горло, что ничего хорошего из этого не выйдет, и я решил к ней прислушаться. Что? Истерлинг не хотел выносить с корабля ценные документы и карты? Ну, пусть не выносит. В чем проблема-то? Нам для начала в принципе нужно договориться. А потом уж будем вникать в мелочи и частности. Я хочу знать, о чем вообще идет речь. А то, может быть, там и обсуждать нечего.

Истерлинг долго пытался настоять на своем, но я был непреклонен. И ему пришлось озвучить свое предложение, хотя бы в общих чертах. Оказалось, что он принимал участие в эпической авантюре Моргана — большом переходе через Панамский перешеек. Ходили упорные слухи, что когда подошло время делить добычу, унесённую из разграбленного испанского города, она оказалась куда меньше, чем рассчитывали пираты. Поговаривали, что Морган произвёл делёжку не по чести и успел заранее припрятать у себя большую часть захваченных сокровищ.

Если верить Истерлингу, то эти слухи родились не на пустом месте. И Морган в самом деле припрятал баснословную сумму — четыре миллиона реалов. А для того, чтобы вывезти это сокровище, Истерлингу и нужен наш корабль с 40 пушками. Сам он, дескать, не справится.

Нужно ли говорить, что я преисполнился еще большего подозрения? Допустим. Просто допустим, что Морган действительно закопал клад. Четыре миллиона реалов — это 500 000 пиастров, по 25 грамм каждый. То есть двенадцать с половиной тонн. И этот груз нужно а) тайно припрятать, б) тайно вывезти, в) тайно закопать. Пусть даже часть этой клада составляют драгоценности, и его вес несколько меньше, все равно в одиночку такой эпический подвиг Морган не потянул бы, а с подельниками надо делиться. Да и сболтнуть они могут лишнего, особенно по пьяни.

Скорее я поверю в то, что Морган прикарманил часть богатств, чтобы заплатить в Англии кому нужно, и отвертеться от веревки. Да и губернатором Ямайки его, наверняка, не за красивые глазки назначили.

Да и вообще, насколько я знал, пиратские клады — это, в большинстве своем, досужие выдумки. Джентльмены удачи прекрасно понимали, что каждый день может оказаться последним, а потому бездумно тратили все, что успели награбить.

Как там было у Эксквемелина? «Поскольку опасности подстерегают нас постоянно, судьба наша очень отличается от судеб других людей. Сегодня мы живы, завтра убиты — какой же смысл нам накапливать и беречь что-либо? Мы никогда не заботимся о том, сколько проживем. Главное — это как можно лучше провести жизнь, не думая о ее сохранении».

Ну и с чего бы Моргану отличаться от своих сотоварищей по пиратскому ремеслу? Он не мог знать точно, что ему удастся стать губернатором Ямайки. И что у него будет шанс вернуться за сокровищами. Не говоря уж о том, что одному выкопать и перевезти эту сумму совершенно нереально, а значит, опять же нужно привлекать подельников, с которыми все равно придется делиться. Ну и смысл менять шило на мыло?

В общем, вся эта история была абсолютно гнилая. И связываться с ней я совершенно не собирался. А мою задачу объяснить команде собственное нежелание участвовать в подобной авантюре облегчил сам Истерлинг, предложив всего лишь десятую долю. На фиг, на фиг такие приключения. Жадность — она, как известно, до добра не доводит. Планировали мы поохотиться на испанцев? Вот этим и нужно заняться.

К сожалению, время отплытия мы выбрали не слишком удачно. Днем «Виктория» была захвачена бурей вблизи Саманы, и наш шкипер, Джереми Питт, решил укрыться там за мысом, в безопасном убежище. Переждав стихийное бедствие, мы направились дальше и… буквально наткнулись на потрепанный бурей испанский галеон, который носил гордое имя «Санта-Барбара». Представьте себе, как я прикололся.

Корабль шел на родину, в Испанию, когда начался ураган. Галеон получил множество повреждений, начиная с треснувшей грот-мачты, и потихоньку возвращался в Сан-Доминго залечивать раны. Мы, скорее всего, даже не рискнули бы напасть на такой хорошо вооруженный корабль, если бы он не потерял возможность маневрирования. Однако О'Брайен, нужно отдать ему должное, был достаточно талантлив, чтобы суметь воспользоваться ситуацией.

Силы у нас были примерно равны, но мои ребята успели отдохнуть, не были вымотаны сражением со стихией и действовали активнее. Так что галеон «Санта-Барбара» был взят довольно быстро. Испанцы, кстати, не особо упирались и активно сдавались под мое честное слово сохранить им жизнь. Собственно, и сам капитан — дон Ильдефонсо де Пайва не сильно упорствовал, рассказав довольно занятную историю своих злоключений.

Оказалось, что в наши руки попало одно из тех сокровищ, о которых мечтали все джентльмены удачи. Галеон «Санта-Барбара» вышел из Порто-Белло, нагруженный золотом и серебром, доставленным через перешеек из Панамы. Он покинул гавань под охраной трёх военных кораблей и намеревался зайти в Санто-Доминго, чтобы пополнить запасы провианта, перед тем как плыть к берегам Испании. Но ураган, разбушевавшийся над Карибским морем, разлучил галеон с его охраной и загнал с повреждённой грот-мачтой в пролив Мона. Сам дон Ильдефонсо оценивал груз примерно в один — полтора миллиона реалов.

Узнав, какие деньги свалились на нашу голову, я, честно говоря, несколько офигел. Покидая берега Тортуги, мы планировали совершить пробный рейд, не слишком надеясь на удачу. Лично я не особо верил в то, что смогу стать удачливым флибустьером (а иные долго не живут), но судьба словно подталкивала меня к этой стезе. На Тортугу мы вернулись во всем блеске славы, в результате чего многие флибустьеры захотели присоединиться к нашей команде. Ну а то, что я прославился как человек, который умеет держать слово, поддерживает на своем корабле железную дисциплину и не страдает излишней кровожадностью, позволяло мне выбирать из желающих присоединиться к моей команде самых лучших.

Единственное, что меня удручало, я вынужден был поддерживать имидж богатого, успешного капитана, а потому не мог окончательно избавиться от пафосных шмоток, хотя бы для официальных встреч. Кто бы только знал, как они меня раздражали! Во-первых, мне не нравился этот стиль «разнаряженный индюк», во-вторых, наряд был не слишком удобным (особенно если сравнить с джинсами и футболкой), а в-третьих, все эти вещи были с чужого плеча. Ненавижу секонд-хенд!

Капитанская каюта с ее пышным испанским убранством раздражала меня не меньше. Но она тоже являлась определенным показателем статуса, так что совсем избавиться от шика и блеска я не мог. Хотя на хрена нужны шелк, атлас, бархат и кружева там, где даже помыться лишний раз нельзя? На корабле даже с пресной водой для питья были проблемы. Она быстро стухала и начинала цвести. Именно поэтому, кстати, пираты предпочитали ром, и спивались на фиг.

Бочки с пресной водой, по 60 ведер каждая, устанавливались в трюме поверх балласта. Но уже через 10–15 дней вода начинала портиться и издавать дурной запах. Воду приходилось расходовать очень экономно: матросам для питья выдавали ее только в присутствии офицера. Для личной гигиены пользовались забортной водой.

С продуктами дело обстояло не лучше. В жарком климате они быстро портились и приходили в негодность. Небольшой запас «живой» провизии (свиньи, бараны, куры) предназначался только для офицеров и больных. В остальном это были соленое мясо, различные сухари, овсяная крупа и кислая капуста.

Да на «Виктории» даже с жильем были проблемы! Казалось бы, огромный корабль, но существовать приходилось в весьма стесненных условиях. Если вспомнить, что на «Синко Льягасе» находилось где-то 250 испанцев, получалось, что ютились они почти как кильки в банке. Матросы, те — вообще, спали (причем посменно) в подвесных гамаках на батарейной палубе, где на одного человека приходилось не более 2–3 кубических метров воздуха — благо шлюпочный колодец в верхней палубе перед грот-мачтой не давал беднягам задохнуться.

Офицерам было чуть полегче: им полагались четыре двухместных пенала в ютовой надстройке (назвать каютами эти закутки меньше железнодорожных купе моего времени язык не поворачивался). Зато капитан сибаритствовал в огромном, по меркам корабля, кормовом салоне площадью больше двадцати квадратных метров — том самом, где я привязывал к пушке дона Диего. Правда, ему приходилось делить 'залу' с орудиями кормовой батареи, но ведь это военный корабль, и благородный дон вынужден был жертвовать толикой комфорта

У нас дело обстояло получше, поскольку народу было меньше, однако я решительно взялся за перепланировку. И за уборку на корабле. Порядка у испанцев было больше, чем у пиратов, но я хотел добиться максимального удобства и комфорта для своей команды. Ну, насколько мне это позволит окружающий 17 век. Мореплаватели, даже самые богатые и успешные, во время морских походов были вынуждены вести довольно скромный образ жизни.

Единственным местом, где разрешалось разводить огонь, был камбуз, а отопления на кораблях не существовало вовсе. Только каюты офицеров иногда отапливались жаровнями с нагретыми камнями или пушечными ядрами. Через верхние люки и иллюминаторы в крышках орудийных портов воздух мог проникать в помещения, расположенные только на верхней и батарейной палубах.

В свежую погоду, когда все задраивалось, вентиляция помещений прекращалась вообще. Освещались корабельные помещения фонарями с «деревянным» маслом и сальными свечами. В вечернее и ночное время на палубах царил полумрак. Канализация отсутствовала. Отхожими местами служили устраиваемые у бушприта выносные плахи — «галиуны». Из трюмов шло страшное зловоние от застоявшейся воды и гниющего мусора.

Как вы понимаете, меня подобное положение дел не устраивало. Вот только я понятия не имел, как изобрести холодильник, электричество или кондиционер. Так что пришлось довольствоваться малым. Сделаю то, что смогу, а там, может быть, мою голову осенят какие-нибудь стоящие идеи.

Деньги творят настоящие чудеса, и наша «Виктория» претерпела ремонт и была отдраена до блеска в короткие сроки. Я постарался сделать все, чтобы довести уровень комфорта до максимально возможного. Моя команда должна существовать в нормальных условиях, тогда она будет наиболее эффективна. А я буду постоянно проверять, всё ли идет как надо. И в матросский котелок лишний раз заглянуть не постесняюсь. Разумеется, панибратство на корабле недопустимо, флибустьеров нужно держать в ежовых рукавицах, но почему бы не показать команде, что о ней заботятся и беспокоятся? Лишним уж точно не будет.

Для хранения корабельной казны я заказал нечто, похожее на огромный сейф. Самих сейфов еще никто не делал, да и с производством стали для них пока было глухо. Так что получился огромный железный шкаф, который еле втащили на корабль. Стоял он в маленьком, специально отведенном помещении за обитой железом дверью. Ну и на замки я не поскупился, да.

Вопрос с хранением питьевой воды я попытался решить старым способом, вычитанным в исторических книгах. Если им верить, то еще Саня Македонский делал специальные бочки, покрытые изнутри тонким слоем серебра. Идея вызвала легкое охренение на лицах окружающих, но решено было попробовать. Благо, серебра с «Санта-Барбары» мы сняли достаточно.

На самом деле, конечно же, процесс оказался несколько сложнее. Дубовые бочки ошпаривали, к доскам изнутри прикрепляли листы меди и серебра в соотношении 10 к 1, а воду кипятили. Понятно, что нам не всегда будет предоставляться возможность повторять подобный процесс, но попробовать стоило. Конечно, перед употреблением воду все равно придется разбавлять ромом из расчета полрюмки на кружку, но это лучше, чем хлестать чистый ром.

Осталось решить вопрос с провизией. Ни холодильников, ни герметичных контейнеров по-прежнему было найти негде, и я решил снова воспользоваться книжным опытом. Бочки тщательно просмолили, а затем покрыли воском, пытаясь полностью перекрыть доступ кислорода. Предполагалось, что в таких бочках еда будет храниться дольше. В ход пошли и луженые медные емкости с запаянной крышкой, но цена у них получилась такая, что размахнуться не удалось. В целом вышло дорого, и в эффективности я не уверен, но нужно же с чего-то начинать! На борт отправилась солонина, копчености, квашеная капуста, порезанный лимон в сахаре, крупы, мед, сухари и много чего еще.

Не обошлось и без спиртного. Эпоха есть эпоха. Квасили все. Стол без вина был немыслим, а чарка рома предусматривалась даже законами берегового братства. Кстати, О'Брайен, как врач, тоже был убежден, что спиртное полезно. Если я правильно помню, Левенгук, вроде бы, уже разглядел под микроскопом микробов, но до открытия их болезнетворных свойств оставалось еще два века. А вот обеззараживающий эффект спиртного врачи, наверняка, имели возможность наблюдать. Местный коктейль «Удар дьявола» — самый яркий тому пример. Ром смешивался с бренди, чаем, соком лайма и сдабривался различными специями — корицей, гвоздикой, сушеными травами. Это пойло не только валило с ног, но и применялось как обезболивающее.

Большую часть барахла, захваченного в Бриджтауне и доставшегося нам от испанцев вместе с кораблем, мы удачно продали на Тортуге. Остались только кирасы с шлемами, оружие и другие вещи, не лишние в нелёгком ремесле «экспроприаторов». Бывшую капитанскую каюту я тоже почистил. Пышность пышностью, а удобство удобством. После перепланировки всей кормовой надстройки помещение должно было сменить назначение, а значит, там нужно было оставить самое необходимое.

По моему мнению, такая большая каюта вполне могла подходить высокородному идальго с десятком поколений предков голубой крови. Но я то — простой Питер О'Брайен, хоть и с кровавым прозвищем, а не «дон Педро из Бразилии, где в лесах…», и стоит быть ближе к народу. Да и не любитель я стиля «милитари», и меня соседство с тремя бронзовыми чушками, попахивающими порохом, как-то не особо вдохновляет.

На фоне всеобщей тесноты мне хватило бы постели, стола со стулом и сундука для хранения вещей, но я был готов пойти на поводу у местной моды и привнести в обстановку немного лоска. Поэтому я распорядился сломать перегородку между двумя офицерскими каютами по левому борту и на образовавшихся просторах — ага, на всех пяти квадратных метрах — соорудить капитанские апартаменты. Каюты напротив отводились двум помощникам капитана: квартирмейстеру — командиру абордажной команды и штурману, а из освободившегося салона я решил сделать кают-компанию. Ведь на местных кораблях такого класса ее пока еще не было. И офицерские собрания, и прием важных гостей проводился в каюте капитана, но меня это не устраивало. На корабле и так невозможно было остаться в одиночестве, и мне требовалось собственное личное пространство. Не хотел я никого пускать туда, где сплю и храню важные вещи. Моя каюта — это только моя территория.

Я безжалостно велел отодрать шелк, которым были обиты стены, выкинул лишнюю мебель и ковры. Будущую кают-компанию отскоблили от многолетней пыли и копоти, и передо мной предстало вполне уютное помещение с деревянной обшивкой. Ну и на фига такую красоту тканью обивать?

Для своей новой каюты я приобрел удобную кровать, которая надежно крепилась к стене и полу (доставшийся мне от испанца выкидыш мебельной промышленности был изрядно попорчен жуками), забрал из старой обстановки небольшое зеркало в вычурной раме, заказал шторы на оба окна (нарисовав, чего я примерно хочу) и специальный сундук для хранения документов. Обитый железом, с хитрым итальянским замком, он вполне мог играть роль надежного сейфа. Поставил его справа от двери к передней стене надстройки — пусть хоть как-то защищает каюту от пуль при схватке на палубе.

Стол тоже пришлось делать на заказ. Мне нужны были выдвижные ящики, потайные отделения и большая столешница. А то кривоногое, украшенное позолотой, розочками и ангелочками чудо, которое мне досталось от испанца, я оставил в кают-компании, тем более, что в моих новых апартаментах оно попросту не поместилось бы, а потом расщедрился и по совершенно дикой цене приобрел шкуру настоящего белого медведя. Даже не могу представить, как она оказалась на Тортуге! По моей задумке, именно кают-компания должна была стать самым роскошным помещением на корабле. Пусть гости впечатляются, а команда гордится.

Ну а чтобы поводов для гордости было больше, я решил на одной из стен организовать вывеску трофеев. И там уже висели два флага — с «Синко Льягас» и с «Санта-Барбары». Не расправленные, конечно (вот еще, место занимать), а как полотенца, на гвоздиках. К каждому из них была прикреплена медная табличка, кратко повествующая об обстоятельствах битвы и захваченных трофеях. На членов моей команды это произвело даже большее впечатление, чем я ожидал.

Имя «Виктория» заняло свое законное место. Я, вообще-то, считал, что подобные вещи на борту пишутся, однако в 17 веке их было принято размещать на корме. Ну, не будем спорить с традициями. Мне, по большому счету, без разницы.

Наш следующий рейд получился долгим, но еще более успешным, чем предыдущий. С помощью нескольких пирог мы совершили налёт на испанскую флотилию, занимавшуюся добычей жемчуга у Риодель-Хача, и захватили всю ее добычу. Затем последовало несколько удачных нападений на испанские корабли, принесших нам значительные суммы денег и еще один фрегат, переименованный из «Сантьяго» в «Элизабет», на котором Джереми, наконец, стал капитаном. Так что к тому моменту, когда мы вновь вернулись на Тортугу, капитан Блад и его «Виктория» по популярности немногим уступали Генри Моргану.

Два фрегата действовали куда эффективнее одного, золото текло рекой. Испанцы грабили Америку, а мы, в свою очередь, обчищали надменных донов. Деньги и слава позволяли мне вести себя так, как хочется. Одеваться по своему вкусу и приобретать то, что нравится. Приятное ощущение, кстати. Я раскатил губы, представив, как буду есть только на веджвудском или на мейсенском фарфоре, но как оказалось, об этих марках никто не знал. Похоже, они еще не появились. Фарфор был только китайский, и стоил, сволочь, непомерные деньги.

Я довольно быстро привык к своему новому имени. У флибустьеров действительно была традиция брать себе громкие прозвища, так что я не выделялся из общей массы. «Блад» — это еще было скромно. Остальные круче выделывались. И флаги у пиратов были — один другого краше. Каждый извращался в меру собственной фантазии. Я решил пойти по пути наименьшего сопротивления и не заморачиваться. Черный фон и белый значок «трефы», означающий активное и динамичное продвижение к собственной цели.

Удачливых капитанов любят все, а потому мне все чаще начали предлагать поучаствовать в совместных рейдах. Я редко соглашался. Проблем от таких походов было гораздо больше, чем прибыли. Ни один капитан не поддерживал на своем корабле такую дисциплину и порядок, как я, и из-за этого возникали недоразумения. На «Виктории» и «Элизабет» всегда было чисто, еда и вода не были протухшими, а я постоянно проводил тренировки своей команды. Ну и сам учился, не без этого. Не хотелось бы мне еще раз оказаться в том же беспомощном положении, как при побеге с Барбадоса. Нет уж. Я должен знать морское дело до тонкостей и ни от кого не зависеть. Джереми, надо отдать ему должное, прекрасно понял мои устремления, и учил меня на совесть.

Кают-компании довольно быстро прижились на других кораблях, а вот с остальным было туго. Зачастую, это пиратская команда выбирала себе капитана, и он абсолютно зависел от своих людей. Я же сам набирал команду, и она вынуждена была соблюдать мои правила. Те двадцать человек, которые сбежали со мной с Барбадоса, к счастью, вполне осознавали необходимость дисциплины. И поддерживали меня. Ну а простым матросам нравилось, что я постоянно интересуюсь тем, как им живется.

За удачливость и справедливое отношение к команде мне многое прощалось. В том числе, и некоторый отход от общепринятых правил берегового братства. Я, например, заменил порку штрафами. Подействовало великолепно. Да и в обыденной жизни в качестве мелких наказаний использовались не зуботычины, а наряд вне очереди или дополнительная тренировка. Тоже хорошо действовало.

Зато на берегу ребята гуляли от души. Там действовало только одно правило — не вступать в крупный конфликт с местным законом. Мелкий, обычно, решался с помощью денег. Чаще всего заранее. Блюстители порядка получали золотые монеты (количество зависело от должности), и в упор не видели, что происходило в конкретном трактире.

Кто бы мог подумать, что моя судьба сделает такой крутой поворот? Стать попаданцем — уже незаурядное событие. Но из провинциального доктора превратиться в каторжника, а затем в пирата — это вообще звучит неправдоподобно. За то время, что я обитаю в новом для себя мире, многое изменилось. В том числе и я сам. Я постепенно приспособился к 17 веку и даже полюбил его неторопливость.

Меня по-прежнему бесит чрезмерная манерность и пафосность окружающих, но я уже не так остро это воспринимаю. А с одеждой, к которой у меня не лежала душа, я разобрался. Благо, пиратская мода была очень разнообразной, и я подобрал для себя удобный наряд. Окружающие считали меня несколько аскетичным, но я просто тратил деньги на другое. Навигационные инструменты, оптически приборы, карты книги… да мало ли на свете интересных вещей!

Я, например, частенько выкупал произведения искусства индейцев. Любопытные статуэтки, рукописи, и даже ткани оседали в моей коллекции, а я жалел, что в случае неудачи они могут пойти на дно вместе с кораблем. Полагаю, в реальной истории мои приобретения так и не стали достоянием мировой культуры. Любой музей моего мира отдал бы все, чтобы получить подобные раритеты, но народ 17 века не воспринимал эти вещи как ценности. И мое увлечение коллекционированием подобных предметов считалось чудачеством. Как и моя любовь к воде.

Исторические слухи оказались правдивы. Европейцы не слишком утруждали себя мытьем, заливаясь духами. И для меня это представляло определенные сложности в интимном плане. Как-то не очень хочется тащить в постель даму, от которой неприятно пахнет. На Барбадосе мне повезло найти себе любовниц среди особ высшего общества. Те хоть как-то следили за собой. А на Тортуге даже выбора особого не было. Самая знатная особа — дочь губернатора. А дальше уже идут жены и дочери торговцев.

Сначала я хотел завести содержанку, но понял, что это не мой вариант. Я слишком подолгу пропадаю в море. Пришлось искать любовницу среди почтенных вдовушек, для которых моя финансовая помощь будет достаточным стимулом, чтобы если уж не хранить верность, то соблюдать определенную осторожность. В результате, я нашел Абигейл. Двадцатитрехлетнюю вдову, владеющую таверной «Веселый висельник».

Сомнительным юмором, как оказалось, обладал бывший муж Абигейл, придумавший название. Сама она про покойного супруга говорить не любила, но окружающие охотно поделились сведениями. Джим был алкашом, бабником, игроком и постоянно нарывался на драки. Только если пиратские капитаны и офицеры предпочитали дуэли на шпагах, то простые пираты решали вопросы чести проще — в круге, на ножах. Понятно, что рано или поздно Джим должен был нарваться. Ну, он и нарвался.

Абигейл осталась управлять таверной, но ничего особо сложного для нее в этом процессе не было. Пока муж квасил и дрался, она тянула на себе и семью, и дело. Так что, по большому счету, для нее все изменилось только к лучшему. Ну а название она просто не стала менять, поскольку трактир приобрел известность именно под этой вывеской. Пираты народ суеверный, а именно они были основными клиентами Абигейл.

Мне этот трактир понравился своей чистотой и вкусной едой. Первый раз я зашел сюда по рекомендации завсегдатаев, а потом и сам стал постоянным посетителем. Ну и конечно, не мог не заметить приветливую хозяйку. Мне, правда, сообщили, что Абигейл игнорирует всех ухажеров, но я не стал отступать.

Симпатичная брюнетка с пышной грудью далеко не сразу пала в мои объятья, но потом я ни разу не пожалел, что выбрал именно ее. Абигейл оказалась практичной дамой, и импонировала мне деловой хваткой. Ну и как любовница она была… ничего себе. Без всяких пуританских заморочек по поводу того, что в сексе бывают какие-то запретные позы. Словом, когда мы, наконец, собрались в очередной рейд, мне даже было жаль покидать постель Абигейл.

Человек — ненасытное создание, которое никогда не удовлетворяется тем, что у него есть. Вот казалось бы — чем плоха моя жизнь? Я стал удачливым флибустьером и очень, очень богатым человеком. Однако мне уже казалось, что этого недостаточно. Мою неуемную натуру перестали устраивать нападения на отдельные корабли. Хотелось чего-то большего. Эпического. Такого, чтобы оставить след в истории. Может, это меня попаданческая болезнь одолела? Раз уж нет ноутбука, менять мир с помощью кораблей?

Шучу, конечно. На самом деле, моя собственная судьба волновала меня куда больше, чем мировые проблемы. И если изначально я рассчитывал на то, что Вильгельм Оранский меня оправдает, и я смогу вернуться в Англию, то теперь такой расклад дел меня не устраивал. Будучи пиратом, я мог позволить себе начхать на моду, не разделять ценности эпохи и быть свободным. На службе (у кого угодно) такой лафы не будет. Мне придется подчиняться, отрабатывать грехи своего пиратского прошлого, а то и (как Моргану) делиться неправедно нажитым.

Да и не факт, что меня с распростертыми объятиями будут ждать в Англии, даже если оправдают. Назначат, как сэра Генри, каким-нибудь губернатором Ямайки, и придется мне гоняться за своими бывшими собратьями по пиратскому ремеслу. Честно говоря, как-то не вдохновляет.

Есть ли у меня выбор? Да не сказать, чтобы очень большой. В идеале, конечно, хотелось бы вообще ни от кого не зависеть. Но вряд ли подобное возможно, поскольку все равно придется с кем-то торговать. Впрочем, почему бы не попробовать? Либерталия, вполне вероятно, являлась вымышленным пиратским государством. Но почему бы не организовать настоящее? Свое собственное? Без всяких прекраснодушных идей о равенстве, братстве и прочей утопической чепухе? Обещать не всеобщее благоденствие, а сытую и спокойную жизнь?

Идея, в принципе, неплохая, хотя и донельзя амбициозная. Я не очень представляю себя в роли сильного, справедливого правителя, но я и в роли флибустьера себя не представлял. А ничего. Получилось. И очень даже неплохо получилось, если судить по финансовым результатам. Вот только если для покупки поместья в Англии денег вполне хватает (и на покупку титула тоже, если Вильгельм будет ими торговать), то на построение личного государства — вряд ли.

Добывать деньги, грабя испанские корабли — занятие прибыльное. Но оно не принесет финансов достаточных для того, чтобы начать такой амбициозный проект, как создание собственного государства. Тем более что бОльшая часть трофеев уходит на подготовку к следующему рейду. Следовательно, нужна более масштабная операция. Например, ограбить Маракайбо. Мне об этом мечталось давно. Очень давно. Генри Морган там был, Франсуа Олоне был… грех не присоединиться к такой компании!

Однако богатая добыча так просто в руки не дастся. Город был крупным, имел приличный гарнизон и охранялся мощным фортом. Для набега на него требовалось не менее шестисот человек. Во-первых, где их взять, а во-вторых, на чем везти? Двух кораблей для этой цели явно не хватит, а значит, потребуется, как минимум, два-три предварительных рейда, чтобы захватить недостающие судна. Непростое дело.

Мда. Похоже, как я ни открещиваюсь от этого дела, а придется мне все-таки объединиться с кем-нибудь из пиратов. Вот только компаньона нужно подобрать тщательно. Ну и проверить его, когда будем захватывать корабли, необходимые для нападения на Маракайбо. Куда бы только направиться, чтобы рейд был успешным? Не навестить ли золотые прииски Санта-Мария на Мэйне?

И да, хорошо бы определиться с тем, какую территорию я собираюсь захватывать. Чтобы распланировать, как дальше действовать. Первое, что мне пришло в голову — остров Бекия. Небольшой (всего 18 кв. км.), и, главное, никем не занятый. Индейцы и беглые рабы — это даже несерьезно. А остров, между прочим, многообещающий. Во-первых, укрепиться на нем можно неплохо, а во-вторых, с голоду по-любому не пропадешь. Там и китобойный промысел великолепный, и черепах (особенно на северо-востоке) множество. А если еще и кое-какое собственное производство открыть, совсем хорошо будет!

Автомат Калашникова на коленке я, конечно, не соберу. Но почему бы не воспользоваться другими изобретениями? Меня, например, убивает отсутствие связи. Управлять двумя фрегатами — не такое уж простое дело, даже если они находятся в пределах видимости друг друга. А если шторм, и корабли разделятся? Искать друг друга замучаешься.

В общем, пока мы искали союзника и готовились к экспедиции на золотые прииски, я решил опробовать одну свою придумку. Не помню, когда изобрели рупор, но пока я этой нужной штуки еще не встречал, а боцманская дудка явно не могла его заменить. Так что флаг мне в руки, нужно попробовать изобрести сей необходимый девайс. В идеале, конечно, хотелось бы создать двухметровый рупор. Он позволил бы доораться до соседнего корабля. Однако начинать следовало с малого. И для почина сделать хотя бы обычный рупор.

А компаньон для опасного приключения неожиданно нашелся сам.

 

Глава 6

Трактир «Веселый висельник» как-то незаметно превратился в нечто вроде нашей базы. Сначала, впечатлившись кормежкой, сюда перебрался Джереми, а затем заведение стали посещать и остальные члены наших команд. Я уговорил Абигейл нанять помощниц, поскольку она явно перестала справляться, а я не хотел, чтобы моя женщина надрывалась. Тем более, по моей вине.

В общем-то, я был достаточно богат, чтобы купить на Тортуге поместье и позволить Абигейл бросить работу. Но она напрочь отказывалась от такого варианта. Говорила, что со скуки спятит в пустом доме, поскольку я провожу в море гораздо больше времени, чем на берегу. Логично в принципе. Ведь даже возвращаясь на Тортугу, я постоянно находил для себя дела. Причем связано это было не только с текущим ремонтом корабля и пополнением запасов, но и с тренировками.

Несмотря на то, что я читал множество книг про пиратов, да и фильмов посмотрел немало, в первом же бою, когда мы захватили «Санта-Барбару», я понял, что быть флибустьером — это несколько не то, что я себе представлял. Кто из пацанов, читая книжки про джентльменов удачи, не мечтал о парусах, море и приключениях? Но в реальности все оказалось не так весело. И если бы не опыт О'Брайена, я сильно сомневаюсь, что смог бы вписаться в этот мир.

Первый абордаж нам удался только чудом. Бывшие каторжники подобного опыта не имели. И с физической подготовкой у них было не очень, особенно после полугода тяжелой работы на плантациях. Все-таки, для того, чтобы сигать с палубы одного корабля на палубу другого, нужны определенные навыки. И сразу, как только мы вернулись на Тортугу, я организовал тренировки. Предупредив губернатора, разумеется.

Объектом нашего внимания стало старое корыто, слишком пострадавшее в боях, чтобы плавать дальше, но еще удерживающееся на плаву. Его планировали разбирать (корабельные запчасти — не самый дешевый товар), ну а я решил воспользоваться ситуацией и погонять своих ребят. Да и сам размялся по полной, чего уж там.

Тренировки дали прекрасный результат — абордажи у нас получались быстрые и очень эффективные. И теперь я хотел погонять свою команду, обучая правильно брать укрепления. Что-то мне подсказывает, что место, где хранится золото с приисков, должно быть хорошо защищено. И, решив подстраховаться, я заплатил каменщикам, чтобы они возвели позади «Веселого висельника» высокую крепкую стену хотя бы метра три длиной.

Особым воодушевлением команда не горела, но и не спорила. Я по-прежнему считался удачливым капитаном, а потому мне подчинялись. Как говориться, тяжело в учении — легко в бою. А брать на шпагу крепости — это очень непростое занятие. На мое счастье, О'Брайен имел подобный опыт в своей военной карьере и знал, как нужно действовать.

Со временем, двойственность моей души прекратила меня пугать и раздражать. Нам удалось ужиться и помогать друг другу в разные моменты жизни. Скажем честно, от О'Брайена пользы было гораздо больше, чем от меня. Он лучше был приспособлен к этому жестокому времени. Единственное, чем я мог похвастаться — некоторые знания из будущего. Но воспользоваться ими нужно было еще суметь.

И да, кстати, местный народ вовсе не собирался впадать в экстаз от разных попаданческих предложений. Например, я пытался привнести некоторые изменения в свою одежду в сторону упрощения. Но меня не поняли. И даже сделали замечание в том смысле, что если я богат, значит, надо следовать моде. Лучше всего парижской, но можно и испанской. Положение обязывает. Хорошо хоть на корабле я могу немного расслабиться, поскольку скакать по качающейся палубе в длиннополом камзоле, парике и туфлях на каблуках — это особо изысканное извращение.

Хотя Питта, вроде бы, эти одеяния в стиле «павлин, сошедший с ума от тщеславия», совершенно не напрягают. Напротив. Мой приятель ударился во все тяжкие, покупая яркие и кричащие наряды. Как и любого, неожиданно разбогатевшего человека, его несло. Джереми словно стремился всем продемонстрировать, что у него водятся деньги. Помнится, в 90-х, когда батя неожиданно поднялся на продаже шмотья из Турции, я малиновый пиджак в школу носил. А был бы постарше, наверняка, и золотую цепь в палец толщиной выпросил бы.

С возрастом вся эта дурь прошла, и я начал ценить вещи за их качество, а не внешний блеск. А с годами, данное отношение перешло и на окружающих людей. Полагаю, Джереми тоже перебесится, и вернется к нормальной одежде. Поймет, что качество ткани и пошива куда важнее, чем аляповатая мишура.

Хотя век, конечно, диктует свои правила. Пышность и блеск сейчас — правило, а не исключение. И довольно сложно удержаться на грани, не превратив лоск в безвкусицу. Если уж сам законодатель мод Людовик XIV носит ленты, кружева и парик, то что говорить об остальных смертных. Хорошо хоть не заставляют марлезонские балеты танцевать и изящным стихосложением заниматься. Хотя последнее, пожалуй, О'Брайен мог бы…

Однако лично меня интересовали более приземленные вещи. Например, где бы взять еще 3 корабля и 600 человек, чтобы попытаться-таки ограбить Маракайбо. Золотые прииски Санта-Мария на Мэйне были, можно сказать, тренировочным этапом перед феерической эпопеей. Ну и денег я планировал там поднять больше, чем с одного отдельного корабля. Впереди меня ожидала сложная операция по захвату Маракайбо, а она требовала финансирования, и немалого.

Компаньон для грядущего предприятия, как ни странно, нашелся сам. При всей моей нелюбви связываться с посторонними капитанами и кораблями, на которых были свои правила (а зачастую никаких не было), я понимал, что один не потяну захват Маракайбо. И осознавал, что потенциального компаньона неплохо было бы проверить в деле прежде, чем затевать длительную и опасную операцию.

Что сказать? Судьба, видимо, ко мне благоволила. Мы с Джереми, устав спорить и перебирать кандидатуры для возможного сотрудничества, сидели в «Веселом висельнике» и пили превосходное испанское вино, позаимствованное на одном из захваченных кораблей. До появления брендов «Редерер» и «Вдова Клико» оставалась еще сотня лет, так что приходилось обходиться тем, что производилось в 17 веке. Не самый плохой вариант, кстати. Парочка бутылок под хорошую закуску поспособствовала улучшению нашего настроения, а потому подошедшего к нам типа мы встретили благодушно.

На первый взгляд, незнакомец был похож на вельможу. Однако ухватки выдавали в нем не легкомысленного щеголя, а такого же джентльмена удачи, как и я. Высокий, широкоплечий брюнет примерно 40 лет с жесткой складкой губ, военной выправкой и холодным взглядом ощущался опасным противником. Единственное, что несколько портило смазливую внешность — воистину брежневские брови. Картинно отставив шпагу, незнакомец в самых изысканных выражениях поинтересовался, кто из нас является знаменитым капитаном Бладом. Я представился и поинтересовался, с кем, собственно, имею честь.

— Мое имя шевалье де Монбар, по прозвищу Истребитель, — сообщил пират, надменно вздернув породистый нос. — Вы, должно быть, слышали обо мне.

Так вот ты какой, северный олень! Разумеется, я слышал о Монбаре, как и многие флибустьеры. Да и в различных повествованиях о пиратах его имя встречалось мне не раз и не два. Насколько я помню, многие исследователи считали этого персонажа вымышленным. Однако в данной реальности он вполне себе был жив и прекрасно себя чувствовал. Занятно было встретиться с такой известной личностью. Почти так же, как если бы вживую увидеть Генри Моргана.

— Я слышал, вы ищете компаньона для какого-то весьма прибыльного дела, — забросил удочку Монбар после того, как я пригласил его присесть и присоединиться к нашей компании.

— Не думал, что знаменитый Истребитель нуждается в чьей-нибудь компании, — удивился я.

Монбар считался довольно удачливым флибустьером. У него, как и у меня, было под началом два фрегата и примерно две сотни пиратов. Причем бОльшая часть из них — индейцы. До меня доходили слухи, что Монбар часто прибегал к жестоким пыткам и вроде как сражался не ради добычи, а ради славы и для того, чтобы покарать испанцев, но я как-то не очень в это верил.

Нет, по поводу возможных пыток у меня никаких сомнений не было. Время на дворе жестокое, а флибустьеры — народ лихой и не расположенный к сантиментам. Да и остальные от пиратов не слишком отставали. Иногда мне даже казалось, что народ соревнуется в жестокости, причем вне зависимости от национальности и социальной принадлежности.

Гораздо больше сомнений вызывала легенда о том, что Монбар, захватив испанский корабль, мог выкинуть за борт не только команду, но и все добро. Кто бы с ним стал плавать на таких условиях? Команде на что-то надо жить. Да и пополнять припасы — не самое дешевое удовольствие. Особенно учесть, что на некоторые вещи цены в колониях были гораздо выше, чем на материке. При всем моем финансовом благополучии даже меня жаба давила, когда приходилось порох закупать.

Да и слухи о аскетизме Монбара как-то не слишком подтверждались. Говорили, что пират, якобы, пил только воду, не интересовался картами и был довольно холоден к женскому полу. Насчет карт не знаю, но вино он пил наравне с нами, да и симпатичным служанкам довольно активно оказывал знаки внимания.

В результате довольно долгой беседы выяснилось, что Монбар действительно любил делать широкие жесты, легко спуская все, что награбил. В итоге, пират оказался на мели, и ему срочно требовалось поправить свое финансовое положение. В детали Монбар не вдавался, но я так понял, что он планировал серьезную операцию на материке, и ему требовалось дополнительное финансирование. Захват отдельного корабля данную проблему может и не решить.

Судя по всему, Монбар планировал очередную эпопею по освобождению индейцев от рабства. Не знаю уж, почему француз так проникся судьбой краснокожих, но он реально воевал за их интересы. Легенда о прочитанных в юности книгах, толкнувших его на подвиг, казалась мне сомнительной. В любом случае, итоги деятельности Монбара были на лицо. Индейцы превозносили его, как одного из своих идолов, с удовольствием служили в его экипажах, были ему верны и готовы отдать за него жизнь. Немудрено, что при такой поддержке Монбар считался флибустьером-одиночкой и не слишком искал союзников в пиратском мире.

Я так и не понял, почему шевалье выбрал именно меня для совместного похода. Вариантов у него было множество. Однако глупо не воспользоваться подвернувшимся шансом, и я поведал, что хочу прогуляться до золотых приисков Санта-Мария на Мэйне и обязательно захватить корабль, поскольку в дальнейшем планирую разграбить Маракайбо. Причем детали и сроки последней операции я обсуждать не хочу, чтобы слухи раньше времени не дошли до испанцев.

Монбар сначала утверждал, что для исполнения его планов ему вполне хватит добычи с золотых приисков, и опасный поход на Маракайбо не слишком его интересует, но я напомнил, что Олоне в свое время целых две недели грабил город. И это при том, что три четверти населения успели перебраться в Гибралтар и унести с собой все самое ценное. Да и Морган поживился не слабо. Правда, у него было 10 кораблей и примерно 800 человек, но я надеялся, что мы справимся меньшими силами. У нас с Монбаром уже есть четыре фрегата и четыре сотни пиратов. Вполне можно захватить еще два корабля и пригласить с собой в поход человек двести.

По взаимной договоренности мы решили не втягивать посторонних людей в свой союз. На тех кораблях, которые планировалось захватить, капитанские должности должны были занять верные нам люди. Предварительно, наши с Монбаром силы были равны, так что грядущую добычу мы планировали делить пополам. Однако ко времени похода на Маракайбо многое могло измениться. Неизвестно даже, устроит ли нас наше сотрудничество, так что мы не стали заглядывать далеко вперед. Пока перед нами стоит задача ограбить золотые прииски. Вот вернемся из похода с прибылью — тогда будем думать дальше.

После долгих обсуждений и уточнений, я и Монбар заключили договор, который подписали не только мы сами, но и, как это было принято, выборные представители обеих команд. Этот договор, помимо всего прочего, предусматривал, что все трофеи, захваченные каждым из кораблей, даже в том случае, если они будут действовать не в совместном бою, а вдали друг от друга, должны строго учитываться. Тот, кто сумеет захватить добычу, оставлял себе три пятых доли захваченных трофеев, а остальное обязан был передать другому кораблю. Предполагалось, что эти доли будут честно поделены между командами.

Между прочим, несмотря на весь свой дворянский гонор, Монбар оказался вполне вменяемым человеком, не чуждым новшеств. И узнав, что мои ребята тренируются брать стены, он присоединил к ним своих индейцев. Что сказать… краснокожие показали класс! Недостаток умений компенсировался отсутствием страха и потрясающей ловкостью. И это не говоря уж о том, что не было людей, равных индейцам по умению сливаться с природой.

Пока я не попал на Тортугу, для меня индейцы были только персонажами фильмов и книг. Впрочем, как и пираты. Надо сказать, встреча с реальностью изрядно подкорректировала романтизированный образ краснокожих. И, честно говоря, серб Гойко Митич до сих пор кажется мне более «настоящим» индейцем, чем встреченные реальные персонажи.

К сожалению, соблюдение элементарных гигиенических требований для индейцев было неподъемной задачей. Да и сам Монбар не усердствовал. А вот я, зная, как много бед может принести элементарная неаккуратность (особенно в местном климате) гонял своих ребят, как сидоровых коз, заставляя мыть руки, мыться самим, как минимум раз в неделю стирать одежду и надраивать палубу.

Во время тренировок опробовали мы и рупор. Ну…. Что сказать. Хреновый из меня прогрессор. А моя придумка — абсолютно негодная вещь для связи между кораблями. Тут, пожалуй, больше подошел бы пушечный выстрел, а то и бортовой залп. Вот только стоит такое удовольствие… не вариант, короче.

Затем я задумался о том, что знаки друг другу можно подавать флагами. Однако вспомнив, насколько хреновая и дорогая оптика в 17 веке, решил от этой идеи отказаться. Вспомнил третий фильм про «Неуловимых», но махание руками оказалось тоже не слишком эффективным. Причем по той же причине. Хоть сам оптику налаживай! Знать бы еще, как это делается…

В общем, к тому моменту, как пришло время отправляться в поход, вопрос со связью так и не было решен. Так что оставалось надеяться на хорошую погоду. Запасы были сделаны, паруса подняты, и мы отправились в путь.

Больше всего меня волновала проблема укрытия кораблей. Золотые прииски располагались в глубине материка, и у меня были опасения, что пока мы грабим испанцев, испанцы могут ограбить нас. Потерять корабли не хотелось бы. Разумеется, на борту останется часть команды, но этого могло оказаться мало.

Поскольку доверял я только Джереми, командами на наших кораблях останется командовать именно он. С собой я брал только самых отчаянных рубак. Собственно, и Монбар поступил именно так же. По сути дела, всего примерно половина пиратов должна была отправиться с нами вглубь материка, человек двести.

Благодаря индейцам, знавшим берег как свои пять пальцев, нам удалось найти удобную бухту в Дарьенском заливе и удачное место для высадки. Густые тропические леса казались непроходимыми, но у краснокожих были свои проверенные, надежные тропы. Эх, мне бы хоть на денек в свой мир попасть перед тем, как лезть в эти дебри! Прививки сделать, антидот приобрести и пистолет заиметь нормальный. Живущие здесь хищники и ядовитые змеи отбивают любое желание путешествовать по этим местам. Но деваться некуда.

Индейцы Монбара быстро нашли своих местных братьев, желающих заработать на переноске нашего скарба. Тащить нужно было многое — начиная с пушек и заканчивая походной посудой. Отправившиеся в поход пираты вооружились до зубов и тоже несли на себе приличный груз.

Индейская тропа была не слишком широкой, а потому толпа в две сотни человек растянулась на приличное расстояние. И двигались мы не слишком быстро — дорога оказалась сложной. К тому моменту, когда мы достигли крупного индейского поселения, все настолько устали, что даже не сразу добрались до щедрого ужина, приготовленного для гостей. Мы с Монбаром решили дать ребятам хорошенько отдохнуть. Впереди нас ждало еще, как минимум, три дня пути, так что набраться сил не помешает.

Присоединяться к пиршеству у меня не было никакого желания. Начитавшись в свое время о некоторых «милых» индейских традициях в приготовлении еды, я жевал только мясо, которое мог опознать, и лишь для того, чтобы не обидеть индейцев отказом разделить с ними пищу. Монбар, кстати, поступал примерно так же, что не удивительно, учитывая, что он-то с обычаями краснокожих был знаком лично, а не из книг.

Подобных ночевок у нас было еще две, и каждый раз повторялся ритуал встречи. Обмен подарками (ножи и бусы на бананы и сахарный тростник), застолье (если так можно назвать посиделки на земле без всяких признаков стола и с большими листьями вместо тарелок) и утром опять в дорогу.

Однако если мы думали, что самым трудным был переход по тропическому лесу, то вскоре поняли, что ошиблись. Передвижение на индейских каноэ по реке Санта-Мария оказалось не менее сложным. Периодически приходилось останавливаться и перетаскивать лодки через пороги или упавшие деревья. Если учесть, сколько на них всего было нагружено — не самое приятное занятие.

Одноименный с рекой городок, где испанцы хранили добытое на приисках золото, не произвел на меня впечатления. Несколько деревянных одноэтажных строений, крытых пальмовыми листьями или тростником, маленькая часовня и форт. Да я бы такое убожество даже деревней постеснялся назвать, не то что городом!

Впрочем, нам же лучше. Я-то рассчитывал на высокие каменные стены, а форт был глинобитным! Как и стена. Да и крепкий частокол, несмотря на свою высоту (метров шесть, как минимум), не слишком надежная защита от пушек. Теперь главное не выдать себя раньше времени, а то золото может уплыть прямо перед нашим носом. Испанцы не дураки, и как только им донесут о том, что рядом шляются пираты, они постараются быстро отправить ценный груз в Панаму.

Перед штурмом ребята получили соответствующую накачку и мою личную просьбу в запале боя не истреблять лошадей и не рушить повозки. Золото мало захватить, его еще и обратно тащить придется. Монбар покивал головой и предложил не медлить. Была опасность, что ветер донесет дым запалов до форта, и тогда наше присутствие обнаружат.

Пушечный залп без особого труда пробил брешь в частоколе, и мы двинулись к форту. Разумеется, испанцы не бездействовали. Их мушкетеры даже попытались сделать по нам залп, но не слишком удачно. Местное оружие было слишком громоздким и неудобным, чтобы попасть в пиратов, упавших ничком в высокую траву. Ну а пока солдаты перезаряжали свои мушкеты, мы уже успели ворваться в поселок.

Честно говоря, двести пиратов было явно многовато для этой операции. Тут и сотни хватило бы. Но кто знал, что испанцы хранят золото в таком ненадежном месте? Понятно, что этот так называемый город — всего лишь пересылочный пункт, но укрепить его — святое дело. Или испанцы здесь сталкивались только с индейцами, и не думали, что у пиратов хватит наглости пойти вглубь материка, чтобы их ограбить?

Словом, все кончилось быстро и даже как-то неинтересно. Я подлатал раненных пиратов, и мы быстро убрались из Санта-Марии. В итоге операции мы получили чуть больше двух тонн золота, и теперь это богатство нужно было как-то доставить на наши фрегаты.

Как вы понимаете, с таким грузом обратный путь оказался еще тяжелее. Несмотря на захваченных в Санта-Марии лошадей и повозки, скорость передвижения серьезно упала. Я постоянно опасался, что нас все-таки нагонят испанцы. Несмотря на то, что индейцы вели нас своими тайными тропами, передвижение двухсот человек скрыть довольно сложно.

В форте живых не осталось. Ни одного человека. Пираты разгулялись от души, оправдывая свою жестокость ответом на жестокость испанскую. Так что в форте не осталось никого, кто мог бы попросить помощи и рассказать, что произошло. Хотя я бы не обольщался на этот счет. Мало ли… Вдруг кому-нибудь все-таки удалось ускользнуть? Или кто-нибудь захочет навестить Санта-Марию. Хорошо все-таки, что испанцы оказались такими педантичными, строго соблюдая график перевозок. Индейцам не трудно было проследить за фортом и слить нам информацию о том, когда точно золото будет в Санта-Марии.

Поход оказался тяжелым чисто физически, но был просто необходим. И дело не только в золоте, хотя добыча оказалась неплохой. Нам необходима была тренировка перед нападением на Маракайбо. И мне, и Монбару нужна была очень богатая добыча, чтобы реализовать свои глобальные задумки.

На Тортугу мы вернулись не сразу. Для успешного похода на Маракайбо нам требовалось еще, как минимум, два корабля, так что пришлось поохотиться на испанцев. Причем удача улыбнулась нам не сразу. Первый же попавшийся испанский корабль дал нам такой отпор, что захватить его в сохранности не удалось. Правда, мы получили довольно приятную компенсацию, поскольку на борту оказались специи и предметы роскоши с востока — ковры, посуда и дорогие ткани.

К счастью, следующий испанец геройствовать не стал, и мы смогли вернуться на Тортугу с призом в виде галеона. Скорость и маневренность у него были гораздо меньше, чем у фрегатов, зато вооружение радовало глаз. Думаю, с такой батареей, мы сумеем разнести укрепленный форт, защищающий Маракайбо.

Монбар тоже не сплоховал. Захватил фрегат у голландцев. С одной стороны, это не отняло у него много времени, а с другой — добыча была пустяковой. Табак и кожа. Да и голландцев щипать не следовало бы, они все-таки относятся к нам дружественно, а теперь Монбару вполне могут закрыть вход во все их колонии.

На Тортуге мы несколько задержались. Нам необходимо было набрать в команду еще человек двести, но желающих оказалось гораздо больше. Не так уж давно Морган совершил свой эпический поход и сказочно разбогател (хотя, на мой взгляд, легенды явно приукрашивали действительность), так что «Маракайбо» звучало для пиратов звоном золотых монет. Ну а поскольку и я, и Монбар считались удачливыми капитанами, у нас отбоя не было от пиратов, горящих желанием потрясти испанцев. Так что пришлось потратить немало времени и усилий, чтобы из толпы выбрать хоть что-нибудь приличное.

Капитаном захваченного нами галеона стал Ибервиль. Рисковый француз, потерявший свой корабль во время стычки с испанцами. Поскольку у Ибервиля уже был опыт капитанства, я не стал искать других кандидатур. К тому же, он был проверен и перепроверен, и признан надежным. Да и во время сражений Ибервиль показал себя с самой лучшей стороны. Я даже доверил ему самому дать галеону имя. И корабль получил имя «Анжелика». Типа, дама сердца, оставшаяся в далекой Франции. Ну и традиция — остальные два наших корабля тоже носили женские имена.

Разумеется, прежде, чем тащиться на Маракайбо, мы попытались составить план операции. Нашли пиратов, которые участвовали в походах Моргана и Олоне, и даже достали копию с голландской карты, хотя стоила она бешеных денег, а в ее точности я был не уверен. Однако спутниковых снимков мне никто не припас, а основная проблема была ясна и так: незаметно подобраться к городу мы не сможем.

Озеро Маракайбо походило на бурдюк с довольно узким горлом, и это самое горло было очень хорошо защищено. Ладно, форты мы разнесем, но на это потребуется время. И предупрежденные о нашем нападении жители успеют сбежать, прихватив все самое ценное. Конечно, унесут они далеко не все, но меня это слабо утешало. Именно поэтому мы с Монбаром ломали головы, как бы нам обмануть испанцев. Хоть дирижабль изобретай, честное слово!

Надежда была на индейцев. Они знали этот район как свои пять пальцев, а потому могли тихонько захватить языка. Нам необходимо было выяснить, сколько испанцев находится в форте, и можно ли их бесшумно вырезать. Это единственный шанс подойти к городу неожиданно и застать его жителей врасплох.

Ну, я на это надеюсь, потому что вылавливать их по лесам совершенно не хочется. Наученные горьким опытом, жители научились неплохо партизанить, и у них были даже оборудованные схроны. Оно нам надо, тратить время на их поиски? Совершенно не надо. Потому что может оказаться, что жители успели попросить о помощи, и на выходе нас будет ожидать испанская эскадра. Нет, такой хоккей нам не нужен.

План был не слишком надежным, но ничего лучшего мы придумать не могли. В конце концов, расстрелять форт мы всегда успеем. Однако удача любит наглых, и нам подфартило. И это несмотря на то, что Монбар посвоевольничал, и напал на испанский корабль. А ведь мы договорились не нарываться и не светиться. Слухи о нашем походе и так наверняка далеко разошлись, и я опасался, что испанцы узнают о нашем приближении раньше времени.

Как потом объяснил Монбар, он просто не мог пройти мимо покалеченного фрегата. Видимо, испанский корабль вступил с кем-то в бой. Победил он при этом или сумел сбежать — было не столь важно. Главное — фрегат был серьезно поврежден и еле-еле брел в ближайший испанский порт, где надеялся получить помощь.

Не повезло. Монбар быстро взял инвалида на абордаж, выяснил, что основной груз на борту — какао, за которое много не выручишь, и чуть было не утопил с горя корабль вместе с испанцами. Но тут вмешался я. Уж конечно, не из великой гуманности или любви к испанцам. Я увидел на фрегате очень, очень знакомую физиономию.

— Дон Диего! — обрадовался я испанцу, как родному. — А что это вы делаете на таком невзрачном корабле, да еще и не в качестве капитана?

Мое оживление было понятно — именно у этого дона мы, в свое время, отняли «Синко Льягас», который теперь носит имя «Виктория». Именно с этого подвига началась моя дорога в флибустьеры.

Однако дон Диего моей радости не разделял. Он скривился так, как будто его заставили ложку перца сожрать. Я объяснил Монбару, какую рыбку мы поймали, и испанец стал ценным пленником. А я, по выработавшейся привычке, прихватил с его корабля бумаги. Фрегат, к сожалению, пришлось затопить. Разумеется, уже после того, как с него сняли самые новые пушки и запасы пороха.

Документы я изучал тщательно и вдумчиво. Не знаю, почему остальные пираты пренебрегали этим способом узнать о своем противнике как можно больше. Переписка и приказы давали много пищи для размышлений и планирования. А на сей раз даже подсказали способ пройти в Маракайбо без единого выстрела.

То, что я придумал, иначе, чем аферой и назвать было нельзя. Но мне это казалось оптимальной идеей. Гораздо более реальной, чем вырезать весь гарнизон. Форт должен быть уничтожен. Капитально. И за очень короткий промежуток времени, чтобы никто не успел ничего понять и должным образом отреагировать. А вот безопасно подойти к форту нам и помогут документы дона Диего. Ну и испанские флаги.

Поскольку испанским языком я владею гораздо лучше Монбара, мне и придется изображать важную шишку на флагманском корабле. Пышный костюм, побольше спеси, и главное — подгадать так, чтобы подойти к форту уже в сумерках. Если нам повезет, испанцы примут нас за своих. Тогда первые четыре корабля двинутся к городу, а два замыкающих зайдут в пролив и расстреляют форт.

Монбар нахмурился и сообщил, что считает эту авантюру слишком опасной. Ха! Можно подумать, что его план по проникновению в форт и истреблению гарнизона безопасен! Неизвестно, возможно ли это в принципе, так что лучше искать нетривиальные подходы к решению проблемы. Моя «Виктория» — образец порядка и чистоты. Идеальный вариант для флагмана. А вот команду придется подобрать из тех, кто прилично знает испанский. Хотя бы, чтобы ответить на случайный вопрос от солдат форта, если вдруг сложится такая ситуация.

Испанские доспехи и кирасы у нас есть. Подходящее оружие изыщем. Риск того, что кто-то из встречающих испанцев знает дона Диего в лицо — минимален. Будем надеяться, что мне повезет. Дон Диего, судя по документам и письмам, впервые посещает Маракайбо. Так что главное — убедительно сыграть свою роль. И для этого придется постараться не только мне, но и остальным пиратам.

Не представляю, если честно, как Монбар заставит своих индейцев отмыться от боевой раскраски, вести себя на палубе как солдаты и напялить на себя хотя бы испанские шлемы. Однако чтобы правдиво отыграть свои роли, нам придется пойти еще и не на такие жертвы. Мне, например, снова нужно будет облачиться в парадный наряд с кучей кружев, драгоценностей и лент. Хорошо хоть испанская мода более консервативна, чем французская, но все равно вычурности было гораздо больше, чем мне бы этого хотелось.

Мне пришлось влезть в чёрный с серебром испанский костюм (и это в несусветную жару!), и напялить черный парик. Довольно крупный бриллиант сверкал в великолепном кружеве пышного жабо, а бриллиантовая пряжка поблёскивала на широкополой черной шляпе с шикарным плюмажем. Дополняли облик пышные кружевные манжеты, в которых утопали кисти рук, и длинная чёрная трость с золотым набалдашником, на которой развевались шёлковые ленты.

Надеюсь, что вкус О'Брайена не подведет меня и на сей раз. На мой взгляд, я действительно был похож на дона Диего, только несколько моложе. У нас даже рост и комплекция были почти одинаковыми, что я заметил еще при нашем первом знакомстве. Помнится, парадный костюм надменного дона прекрасно мне подошел.

Да будут благословенны сословные предрассудки Испании! Комендант крепости, поднявшийся на борт моего корабля, долго не задержался. Обозначенные в документах дона Диего титул и полномочия настолько впечатлили бедного испанца, что он поспешил откланяться, сказав, что пошлет гонца в город, дабы нас встретили надлежащим образом. Я в ответ довольно жестко намекнул, что прибыл с проверкой, и очень рассержусь, если кто-то будет предупрежден о моем прибытии. Торжественную встречу организовать недолго, но лучше после того, как ко мне на борт поднимется вице-губернатор с некоторыми документами.

Сомневаюсь, конечно, что комендант удержится от посылки гонца. Они тут наверняка все повязаны. Однако даже если этот самый гонец услышит выстрелы из пушек, вряд ли он сразу поймет, что происходит. И сильно сомневаюсь, что горожане сумеют оперативно отреагировать. Пока гонец доберется до губернатора, пока поделится сведениями, пока будет принято какое-то решение… думаю, мы успеем.

О чем я думал, когда мой корабль первым проходил мимо пушек форта? Да разная фигня в голову лезла. Например о том, что главная ценность Маракайбо — в самом озере, которое является одним из наибольших месторождений нефти в мире. Вот только в конце 17 века черное золото не является причиной войн. Покамест народ интересуется только золотом обычным.

Я невольно скосил глаза на стены форта и облегченно вздохнул. Как я и думал, с фасада укрепления были куда надежнее и основательнее, чем с боков. «Анжелика» с помощью одного из фрегатов Монбара разнесет эти стены вдребезги. Жаль, очень жаль, что я не могу понаблюдать за этим действом лично!

Выстрелы пушек прозвучали неожиданно даже для меня. Затишье несколько затянулось, и я уже начал волноваться. Приказать бы кому-нибудь из пиратов подняться на мачту, но вряд ли он что-нибудь толком разглядит. Ладно, поделимся впечатлениями позже. Сейчас наши с Монбаром корабли уже приближаются к городу.

На первый взгляд, паники не видно. Скорее всего, горожане еще не поняли, что их ожидает. Я обернулся, и облегченно вздохнул. Все шесть наших кораблей были целы и невредимы. По всей видимости, форт удалось расстрелять без потерь. Но это мы обсудим уже после того, как высадимся в Маракайбо. Сейчас дорога каждая минута.

 

Глава 7

Мы успели. Жители Маракайбо не знали о готовящемся нападении. Красивый прибрежный город жил своей жизнью. А мне, в последние минуты перед боем, лезли в голову разные дурацкие мысли. Например, меня мучил вопрос о том, как некоторым писателям удавалось создавать из пиратов благородных разбойников.

Подняв «Веселого Роджера» нельзя оставить руки чистыми. Я не хотел становиться пиратом именно потому, что прекрасно понимал — мне придется убивать не только солдат. И этот факт не нравился обеим моим личностям. Единственное, что я смог сделать — избегать ненужной жестокости. И это, кстати, принесло совершенно неожиданные плоды. Некоторые испанские корабли сдавались мне практически без боя, под мое слово, что я оставлю команде жизнь.

Жаль, что с городом такой номер не пройдет. Еще несколько минут, и на него обрушатся огонь, кровь и смерть. И оправдывать себя какими-либо возвышенными материями (типа мести испанцам) было бы отвратительным лицемерием. Я знал, на что шел, когда организовывал поход на Маракайбо. И какие будут последствия у моей авантюры — знал тоже.

Мы потратили довольно много времени прежде, чем нашли тех, кто грабил Маракайбо с Олоне и Морганом. Вроде бы, не так уж много времени прошло с тех «славных» времен, но жизнь пирата коротка. Однако самой удачной находкой стал один из плененных Монбаром испанцев, который долгое время жил в Маракайбо, и прекрасно знал, где находятся самые богатые особняки.

Жаль, что солдат, в основном, расселяли по жилым домам. Казармы уничтожать проще и эффективнее. Впрочем, есть ли толк от гарнизона Маракайбо — большой вопрос. Олоне, если верить местным рассказчикам, вошел в практически пустой город. И если с жителями все понятно — предпочли сохранить жизнь, то куда делись солдаты, которых вроде как было 800 человек? Тоже сбежали, даже не предприняв попытки защититься? А на фига тогда они вообще нужны?

Дружный пушечный залп спугнул множество птиц и дал сигнал к атаке. Река пиратов хлынула на город, сметая все со своего пути. Испанцы отчаянно сопротивлялись, но удача оказалась на нашей стороне. Не зря на наших с Монбаром кораблях царила железная дисциплина. Большинство пиратов действовали именно так, как было задумано — захватывали пленников, перекрывали выходы из города и уничтожали всех, кто оказывал сопротивление.

Разумеется, были и такие, у кого снесло крышу. Но к счастью, их оказалось не слишком много, а потому Маракайбо вскоре оказался под полным нашим контролем. Мне даже удалось захватить вице-губернатора, некоего дона Франциско. Хилого, нервного пожилого человека, не отличающегося особой храбростью. Ну а потом… Начался тотальный, основательный грабеж. Выносилось все, что представляло хоть какую-то ценность.

Несмотря на то, что грабили Маракайбо постоянно, у жителей нашлось немало золота и драгоценностей. Добыча была настолько богатой, что я засомневался, влезет ли в трюмы все, что пираты хотели вывезти. Богатая одежда, дорогая посуда, ковры, зеркала… Господа флибустьеры развернулись во всю ширь своей души. Надо сказать, что некоторые местные рабы с удовольствием присоединились к процессу грабежа. Видимо, «добрые» хозяева достали их до печенок.

Планируя набег на Маракайбо, мы с Монбаром изначально задумались о том, как в горячке боя не перепутать своих и чужих. Под нашим началом оказалось почти 700 человек, и понятное дело, они знали в лицо не всех своих соратников. А довольно большая часть пиратов еще и была облачена в испанские кирасы и шлемы, что было вполне логично — кого грабили, с того и снимали все ценное.

После долгих споров сошлись на ярких красных платках, которые будут красоваться на пиратах либо в виде шарфа, либо в виде головного убора. Идея оказалась удачной, поскольку сразу стало видно, кто «за нас». Хотя, конечно, и отдельные испанцы пытались воспользоваться такой яркой приметой, чтобы сойти за своих и ударить пиратов в спину.

Однако сопротивление жестоко подавлялось, да и самоуправство рабов довольно быстро закончилось. Пираты не желали терпеть конкурентов и терять возможную прибыль, так что вскоре пошел увлекательный процесс под названием «грабь награбленное».

Поскольку именно я взял в плен вице-губернатора, его дворец достался мне под резиденцию. Впрочем, Монбар устроился не хуже, поскольку местные олигархи жили на очень широкую ногу. И их особняки ничуть не уступали вице-губернаторскому. Обследовав помещение, я нашел много чего интересного. Мои ребята деловито собирали ковры, картины и мелкие безделушки, а я с удовольствием грабил библиотеку и кабинет хозяина. Там один только письменный набор чего только стоил!

Я с интересом рассмотрел подробную карту американского побережья, полюбовался великолепными навигационными приборами и уже добрался до документов, когда неожиданно услышал выстрел. Разумеется, я решил выяснить, что происходит, и, спустившись в подвал, откуда доносились выстрелы, наткнулся на весьма занимательную картину.

Как оказалось, вице-губернатор Маракайбо завел себе в подвалах особняка милую домашнюю тюрьму, где содержал тех, кто умудрился не угодить ему лично. Увидев там нескольких женщин, мои пираты тут же решили поразвлечься, но одна горячая красотка оказала серьезное сопротивление. Воспользовавшись тем, что флибустьеры отвлеклись на ее товарок, она сумела украсть два пистолета. Узнаю, кто проворонил оружие — голову отверну!

Собственно, было понятно, почему пираты не сразу обратили внимание на лихую даму — она была в штанах. Это настолько выбивалось из образа женщины 17 века, что я даже оторопел. Да и пистолет в руке незнакомка держала довольно решительно.

— Какого дьявола здесь происходит? — сердито поинтересовался я и приказал гомонящим женщинам замолкнуть.

Как выяснилось, все освобожденные пленницы были домашней прислугой дона Франциско, а в тюрьму, естественно, попали «совершенно случайно». Пираты довольно быстро нашли с красавицами общий язык, пообещав заплатить за развлечение, а пистолеты прошляпил Длинный Джонни, который уже был пьян до изумления.

Выслушав незамысловатую историю, я обругал растяп, теряющих оружие, и осторожно попытался убедить неизвестную девицу расстаться с пистолетом, пообещав, что никто ее не тронет. Ну должна же она понять, что у нее нет никаких шансов против такого количества пиратов! Местные пистолеты — не то оружие, которым можно долго обороняться.

Если верить тому, что мне рассказывали, на первом выстреле незнакомка промахнулась чисто случайно. Спьяну, Длинный Джонни тупо споткнулся на ровном месте. У отчаянной девицы оставался еще один выстрел и, кажется, она готова была его сделать, невзирая на то, чем это для нее закончится.

Мне, собственно, было глубоко до фонаря, как там развлекаются мои пираты. И в другой ситуации я не стал бы вмешиваться. Однако в данном случае мне просто стало интересно. Самое поганое, что в полусумраке подвала я не практически не видел лица незнакомки. Только силуэт. По мимике я хотя бы мог понять, что она думает и способна ли думать вообще.

Одна из женщин, видимо желая выслужиться, крикнула мне, чтобы я поберегся. Ибо стоящая передо мной стерва была взята вице-губернатором в дом из милости. А когда дон Франциско осчастливил ее приглашением в свою спальню, она выждала удобный момент и попыталась прирезать вице-губернатора. Все остальные сидели в домашней тюрьме за более мелкие проступки типа подгоревшего обеда или недостаточно тщательно открахмаленного белья.

В ответ на обвинение незнакомка завернула длинную тираду по-французски. Ух ты! Все интереснее и интереснее! Французским я владел не вполне уверенно, но смог понять, что девица серьезно настроена выстрелить. Дескать, раз никто не может защитить честь благородной дамы, она будет защищаться сама.

Поскольку у меня не было никакого желания торчать в этом подвале вечно, я закруглился с уговорами и начал действовать. Выгнав народ с факелами, я подождал, пока глаза привыкнут к сумраку, чтобы оказаться с незнакомкой в одинаковом положении. Еще не хватало подсвечивать себя факелом, как мишень! Теперь оставалось рассчитывать на то, что в окружающем сумраке она видит меня так же плохо, как и я ее.

На самом деле, это оказалось довольно просто. Дело буквально нескольких секунд. Я отвлек внимание незнакомки взмахом плаща, «размазав» свою фигуру, чтобы было сложнее целиться, резко нагнулся и, после того, как прозвучал выстрел, сделал рывок вперед, сбил ее с ног, надавил на нужную точку, лишая сознания, и вытащил на свет божий.

И вот тут-то я понял, почему дон Франциско не вздернул строптивую девицу, и даже не всыпал ей плетей, а посадил в домашнюю тюрьму. Она была настолько хороша собой, что просто дух захватывало. Густая грива светлых волос, напоминающих цветом белый песок побережья, идеально правильные черты лица, неправдоподобно тонкая талия и стройные, длинные ножки.

Как там говорил Шер-Хан? А! Это моя добыча!

Собственно, никто и не возражал. Поскольку это я сумел захватить девицу, значит, и принадлежит она мне. Ну а уболтать я ее как-нибудь уболтаю, поскольку не нахожу в насилии ничего интересного. В чем удовольствие? Женщина же наверняка начнет рыдать, истерить, вырываться, плеваться и будет пытаться расцарапать физиономию.

Дама была аккуратно доставлена в мою спальню, нюхательная соль быстро привела ее в чувство, а своевременно связанные руки и ноги не позволили ей натворить глупостей. Терпеливо подождав, пока блондинке надоест рыпаться, я предложил ей стакан успокоительного и, наконец, представился, понадеявшись, что мое имя произведет на нее нужное впечатление. Девица успокоилась, перестала дергаться и согласилась нормально пообщаться.

Убрав подальше все, что только могло сойти за оружие, я развязал незнакомку, предложил ей подкрепиться и выразил желание выслушать ее историю. Повествование оказалось любопытным. Выяснилось, что зовут красавицу Эстель де Труа, и прибыла она в колонии прямиком из прекрасной Франции.

Повод для путешествия, правда, оказался весьма печальным. Несмотря на действие Нантского эдикта, Людовик XIV довольно серьезно угнетал гугенотов, к которым принадлежала и семья Эстель. Во избежание проблем, отец семейства решил покинуть Францию и обосноваться в колониях среди своих единоверцев.

К сожалению, корабль попал в шторм, и в результате только несколько человек выжили буквально чудом. Ну… ничего удивительного. В водах Вест-Индии, между прочим, и более высокопоставленные люди пропадали. Чего только стоит принц Морис Пфальцский, являвшийся, между прочим, ни больше, ни меньше, двоюродным братом короля Карла II английского. И следов не нашли!

Красавицу Эстель спасли испанские рыбаки, которые и сообщили вице-губернатору о благородной даме, попавшей в тяжелую жизненную ситуацию. У Эстель не было ничего, даже платье пострадало, хорошо, что у рыбаков нашлись лишние штаны и рубаха. Дон Франциско поначалу принял в ее судьбе живейшее участие. И взял ее под свое покровительство. Однако его дом оказался золотой клеткой. А сам вице-губернатор начал делать красавице непристойные предложения.

Кто заступится за гугенотку, не имеющую ни денег, ни связей? Никто. Немудрено, что дон Франциско, потеряв терпение, начал действовать силой. Пожилой возраст и хилое телосложение ему вовсе не помешали, поскольку под рукой имелись слуги. Как любая порядочная девушка, Эстель вынуждена была защищаться. В результате, ее кинули в тюрьму. А поскольку в тот момент на ней практически ничего не было, ей кинули ту самую одежду, в которой она прибыла в дом губернатора. Поношенную рубаху и штаны, доставшиеся от рыбаков.

Я сочувственно кивал, поддакивал, а сам напряженно пытался понять, кого же это я выловил. То, что передо мной не обычная благородная девица, было понятно сразу. Да и с возрастом, похоже, я ошибся. На первый взгляд, Эстель выглядела юной девушкой лет 18-ти, но холодные серые глаза заставляли в этом сомневаться. Да и ее действия не укладывались в обычную схему.

Понятно, что на самом деле благородные девицы и дамы вовсе не такие чувствительные и беспомощные создания, как они любят изображать. И вполне способны выстрелить из подвернувшегося под руку пистолета, защищая честь и жизнь. Вот только многие ли владеют оружием уверенно? А с попыткой прирезать губернатора — это вообще очень интересная история.

Если бы Эстель накинулась на своего обидчика сразу, это было бы понятно. В горячке сопротивления чего только не сделаешь. Но она усыпила бдительность губернатора, выждала удобный момент и действовала хладнокровно. Не очень похоже на нежный, беззащитный цветочек, который она теперь передо мной изображает. Хорошо, кстати, изображает. Не зная предыстории, тут любой воскликнул бы «верю».

Ну, будем думать логически. Если бы кто-то хотел убить вице-губернатора, сделал бы это проще. Баб в постель подкладывают, когда хотят получить возможность шантажа или узнать информацию. В том числе и о том, где могут храниться ценные вещи. Или нужные документы. Почему-то мне кажется, что примерно так все и было. Эстель что-то искала, а дон Франциско проснулся не вовремя. Вот ей и пришлось изображать из себя оскорбленную невинность, желающую отомстить обидчику.

Естественно, Эстель не собиралась всерьез пускать в ход нож. Иначе, как что-то мне подсказывает, вице-губернатор испугом не отделался бы. Она наверняка понимала, что рано или поздно ее простят, и она сможет сделать еще одну попытку.

— Мне даже интересно. Ты должна была что-то выкрасть из дома вице-губернатора, или что-то выяснить? И сколько тебе за это платили? — не удержался я.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — изобразила оскорбленную невинность авантюристка.

— Да ладно! Я еще мог бы поверить в то, что тебя действительно зовут Эстель. И даже в то, что ты — де Труа. Но на беззащитную жертву ты никак не тянешь. И на юную, глупую девушку тоже. Сколько тебе на самом деле лет? Двадцать два?

— О чем вы вообще говорите? Конечно, я в вашей власти, и вы можете…

— Могу, — прервал я начало очередного спектакля. — Но не хочу. Полагаю, до тебя доходили слухи, что Питер Блад держит свое слово и не склонен к излишней жестокости, но это вовсе не значит, что я доверчивый болван.

— Как вы можете…

— Перестань! — отмахнулся я. — Просто подумай о том, что ты будешь делать дальше. После того, как пираты захватили Маракайбо, неизвестно, где твои подельники. И актуально ли то задание, которое тебе дали. Оно ведь наверняка было срочным, иначе ты предпочла бы пролезть в официальные любовницы дона Франциско, а не играть роль случайно спасенной девицы. Но ты просто не успевала.

— Все это вздор! — фыркнула Эстель.

— Возможно. Но почему бы тебе не воспользоваться ситуацией? На моем корабле твои наниматели тебя не найдут. А денег и опасных приключений хватит с лихвой. Тебя же это интересует гораздо больше, чем спокойная жизнь. С такой внешностью, как у тебя, ты могла бы заполучить любого мужчину. А титул и деньги открывают многие двери. Но тебе, Эстель, этого не нужно. Ты предпочитаешь рисковать своей хорошенькой головкой.

— Ты предлагаешь мне стать пираткой? — разозлилась Эстель, выглянув, наконец, из-за своей маски беззащитной девушки. — Насколько я знаю, считается, что женщина на корабле приносит несчастье.

— Смотря на каком корабле. И смотря какая женщина, — пожал я плечами.

В том, что представительницы слабого пола могут сильно отличаться друг от друга, я уже имел возможность убедиться. Причем не раз. Я даже не уверен, что в 21 веке самостоятельных женщин было больше, чем в 17. Просто здешние законы и традиции не позволяли дамам слишком уж развернуться. Им было куда как сложнее получить нормальное образование и обзавестись собственным делом.

Надо сказать, что я не верил в существование женщин-пираток, которые могли бы командовать кораблем. Подчинить себе команду — дело непростое. И позволить женщине собой командовать местные мужики вряд ли могли. Другое дело — если она станет полноправным членом команды. Такие прецеденты были. Если женщина продемонстрирует отвагу, решительность и способность за себя постоять, то вполне впишется в пиратский коллектив. Особенно если на корабле знают, что такое дисциплина.

— Пойдем, я покажу тебе нечто такое, что поможет тебе принять нужное решение, — пригласил я Эстель. Она поколебалась немного, но все-таки решилась следовать за мной. Миновав длинную анфиладу обитых тканями комнат, мы переступили порог огромного зала, и замерли. Даже у меня, хоть я и видел данную картину не впервые, захватывало дыхание от представшего зрелища, чего уж говорить об Эстель!

Здесь хранились все ценности, которые мы награбили в Маракайбо. После похода они должны были быть честно поделены между всеми участниками. Здесь были деньги в ящиках, предметы роскоши, драгоценности, специи и много чего еще. Здесь же была и охрана, которая присматривала за сокровищами.

Эстель подошла к целой башне стоявших друг на друге сундуков, открыла самый верхний и пропустила сквозь пальцы серебряные монеты. Я невольно улыбнулся и прислонился к дверному косяку, понимая, что мы тут застряли надолго. Женское любопытство неистребимо, и теперь Эстель просто не сможет уйти, пока не пощупает своими руками хотя бы часть сокровищ.

— Ты можешь выбрать себе любой наряд, — продолжал я соблазнять Эстель. — Пока мы гостим в Маракайбо, ты можешь обзавестись парой служанок. В этом доме тебе будет выделена отдельная комната.

— Отдельная? — не поверила мне Эстель. — Разве я не твой трофей?

— Намекаешь, что я должен силком затащить тебя в постель? Мне это не нужно. Я даже могу тебя не задерживать, и отпустить на все четыре стороны. Но далеко ли ты уйдешь из города, захваченного пиратами?

— Попробовать можно, но ты прав. Рисковать не стоит.

— Я вообще не вижу смысла в том, чтобы принуждать женщин. Мне кажется это бессмысленным. Слишком много потраченных нервов и сил, и нулевая отдача. А таких женщин, как ты, принуждать еще и не безопасно. Полагаю, что если бы ты действительно хотела зарезать вице-губернатора, рука бы у тебя не дрогнула. Ну и зачем мне нужно ненавидящее меня существо, готовое вонзить нож в спину?

— Ты предпочитаешь меня купить, — фыркнула Эстель.

— Это мелко. Я предлагаю тебе гораздо, гораздо большее. Не только деньги и наряды, но и возможность самой их завоевывать. Пиратская стезя опасна. Никто не знает, чем закончится день — будешь ли ты купаться в золоте или болтаться на виселице. Ты станешь полноправным членом команды, и разделишь с нами возможную славу и возможные риски.

Я не сомневался, что Эстель сама придет ночью в мою спальню. Ладно, почти не сомневался. Но она же не дура! Далеко не дура, а потому прекрасно понимала, что ей представился неплохой шанс. Однако Эстель не была бы собой, если бы не разыграла и это действие как по нотам.

Распущенные волосы, полупрозрачная материя, накинутая на обнаженное тело, удовлетворенная улыбка при виде моей реакции… Обычно говорят, что купидон пронзил стрелой сердце, но по моим ощущением, в меня выпустили что-нибудь типа «Сатаны», и примерно с таким же разрушительным эффектом. Бедное сердце сгорело сразу же. Дотла. И все, что я смог — это сделать несколько шагов вперед и подать даме руку.

Ради таких женщин начинались троянские войны, завоевывались далекие страны и создавались великие шедевры. Ради них совершались отчаянные подвиги и кровавые преступления. И как не шептал мне мой рассудок, что ради собственного спокойствия нужно отказаться от этого чуда, что ничего хорошего оно мне не принесет, я готов был рискнуть. Редкое сочетание ума, красоты, авантюрности… Такие женщины рождаются раз в столетие. И, если их не уничтожают слишком рано, оставляют свой след в истории.

Это сокровище было не для пирата. И даже не для почтенного бакалавра медицины, коим я был так недолго. Эстель была рождена, чтобы блистать при королевском дворе. Жаль, что судьба закинула ее на край света. Но теперь у нее был шанс стать самой красивой пираткой в истории.

Я вполне отдавал себе отчет, что Эстель рядом со мной надолго не задержится. Она просто использует меня как шанс стать богаче и подняться выше. Да, она достаточно авантюрна и отважна, чтобы стать полноправным членом команды. А еще рассудочна, хладнокровна и весьма амбициозна. Эстель знает, что хочет. И мне не стоит к ней привыкать. Но как же сложно будет это сделать!

Я не раз пытался расспросить ее, чтобы узнать реальную историю. Кто она, откуда и как оказалась среди бандитов. Однако Эстель не спешила откровенничать. И даже то, что кое-какие скудные сведения мне удалось выудить, меня не радовала. Я совершенно не был уверен в их правдоподобности.

Опрошенный вице-губернатор рассказал мне ту же историю, что и Эстель. Практически слово в слово. Только в его интерпретации красавица сама его соблазняла и давала понять, что она вовсе не против согреть его постель. Словом, история была темная. Но найти подельников Эстель или хоть кого-то, кто мог ее опознать, мне так и не удалось. Будем надеяться, что когда-нибудь Эстель все-таки захочет со мной пооткровенничать. Ну или (что более правдоподобно) я встречу того, кто ее знает. Не могла же такая красавица остаться незамеченной!

Гостили мы на Маракайбо почти две недели, после чего я решил, что хорошего помаленьку и пора выруливать отсюда. Однако Монбар вошел во вкус и предлагал навестить еще и Гибралтар. В гавани Маракайбо стояло несколько кораблей, и как минимум два мы могли включить в нашу эскадру. Получится примерно по 80 человек на корабль. Дополнительные корабли означают дополнительные трюмы, которые тоже можно доверху забить добром.

— Не думаю, что это удачная идея, — вздохнул я, когда Монбар поделился со мной своими планами. — Мы уже довольно долго сидим в Маракайбо. За это время, наверняка, жителей Гибралтара уже предупредили о нас.

— Ну и что?

— Думаю, все самое ценное уже могли вывезти, а нас ожидает усиленный гарнизон, готовый сопротивляться. Не удивлюсь, если на помощь Гибралтару прибыл с подкреплением губернатор Мериды.

— А я думаю, что испанцы трусливо сбегут. Так же, как они сбежали от Моргана. Даже если жители унесут самое ценное, в Гибралтаре все равно найдется, чем поживиться. Я хочу взять такую же добычу, как Морган в своем знаменитом походе, — упрямо возразил Монбар.

Ну, да. Если верить некоторым, то после своего эпичного похода он только на Дарьенском перешейке зарыл ценностей на четыре миллиона реалов. Страшно подумать, какая была общая сумма награбленного.

Чтобы решить, идти на Гибралтар или возвращаться домой, мы с Монбаром собрали свои команды. И вот теперь перед нами на выжженной солнцем пыльной площади, окаймлённой редкими пальмами с опущенными от зноя листьями, бурлила толпа из нескольких сот головорезов обеих партий. Впрочем, дискуссия оказалась недолгой. Как выяснилось, колебался только я, а остальные готовы были вот прямо сейчас отправляться грабить испанцев дальше.

Но если вице-губернатор Маракайбо думал, что на этом злоключения всего города и его лично закончились, то я быстро доказал ему, что он ошибается. Пригласив дона Франциско, я сообщил, что мы обязательно вернемся через пару недель. И будет лучше, если к тому времени жители успеют собрать нужную нам сумму в качестве выкупа. Иначе город будет долго и весело полыхать.

Ну и конечно, мы не забудем взять в плен представителей самых богатых и знатных семей. В том числе и сына вице-губернатора. Ну, чтобы некоторым глупые мысли в головы не лезли. А вот на обратном пути, если дон Франциско нас порадует выкупом, мы вернем их живыми и невредимыми. Даю слово, которое, как известно, я держать умею.

— И кто сдержит это слово, если вас убьют в бою? — саркастично поинтересовался вице-губернатор.

— Скорее всего, никто, — хмыкнул я. — Поэтому молитесь, чтобы я выжил.

На самом деле, пленники нужны были мне не только для того, чтобы обеспечить хорошее поведение дона Франциско, но и чтобы было, кого послать в Гибралтар. Надо же предложить жителям сдать город по-хорошему, а своими людьми ради этого я рисковать не хочу. Сомневаюсь, конечно, что нам откроют ворота без всякого сопротивления, но чем черт не шутит?

К сожалению, сдаваться никто не захотел. А первая попытка взять Гибралтар окончилась неудачей. Не успели мы подойти к городу, как по нам открыли огонь из тяжелых пушек. Пришлось отступать, собирать военный совет и думать, как действовать дальше. Волверстон с десятком самых отчаянных головорезов отправился на разведку, надеясь взять языка, а мы начали готовиться к новому наступлению.

Надо отдать Волверстону должное — он вернулся довольно быстро. Родись он в мое время, точно попал бы в какой-нибудь спецназ, поскольку отличался необычайной отвагой, владел любым оружием и очень быстро соображал, как нужно действовать в нестандартной ситуации. Вот и на этот раз он привел с собой не одного, а троих пленников, и уже успел допросить их поодиночке, как лучше подойти к городу.

Военный совет срочно собрали еще раз. Поскольку выяснилось, что существует обходной путь, который позволяет напасть на Гибралтар с возвышенности и с тыла, мы решили воспользоваться именно им. А чтобы у испанцев не возникло ненужных подозрений, часть пиратов будет отвлекать внимание на себя, вновь нападая с главного направления.

Каково же было наше расстройство, когда выяснилось, что все наши ухищрения были напрасными! Видимо, испанцы слишком хорошо помнили, чем для них закончились нападения Олоне и Моргана, а потому в городе практически никого не осталось. Ну а после захвата Гибралтара выяснилось, что испанцы заклепали пушки, увезли с собой порох и соорудили несколько засад на дороге, по которой уходили.

Мало того, мы все чуть не отдали богу души. Надеясь все-таки обнаружить порох, который испанцы вывезти не успели, пираты заглянули в один из подвалов крепости, и таки нашли, что искали. Вот только огонь от зажженных фитилей уже подбирался по пороховым дорожкам и горел на расстоянии дюйма от большой кучи пороха. Еще бы несколько секунд, и мы бы взлетели на воздух вместе с крепостью.

Как вы понимаете, такое положение дел настроения пиратам не прибавило. К тому же, и добычи было гораздо меньше, чем они ожидали. Еще бы, мы столько времени сидели в Маракайбо! За такой срок жители сто раз могли бы сныкаться сами и спрятать самое ценное. Тем более, что мы не первые такие умные, пришедшие их грабить. У испанцев уже есть печальный опыт.

Впрочем, пираты не собирались сдаваться и довольствоваться малой добычей. Несколько отрядов начали прочесывать окрестности в поисках людей. Как бы испанцы ни запасались, но должны же они периодически вылезать из своих нор! За водой там, или за свежими фруктами. Нужного пленника опять нашел Волверстон. Его ребята выловили негра, которого мы тут же взяли в оборот.

Мы предложили пленнику хорошие деньги, красивую одежду и пообещали взять его с собой на Тортугу, если он приведет нас туда, где скрываются испанцы. Ох, как я порадовался, что моя слава человека, который умеет держать слово, дошла даже до этих берегов. Услышав, что вознаградить его обещает сам капитан Блад, негр быстро согласился сотрудничать и действительно привел нас туда, где скрывались испанцы.

Дальше дело пошло быстрее. Захваченные пленники под угрозой жизни довольно много выбалтывали, и мы почти неделю потрошили разные испанские заначки. Надо сказать, жители Гибралтара умудрились вывезти с собой действительно множество ценностей. Награбленное добро пришлось везти на мулах, а пленников захватили столько, что пришлось возвращаться в Гибралтар.

Эстель принимала довольно активное участие в развлекаловке, и я ее не ограничивал. Она прекрасно чувствовала себя в мужской одежде (костюмчик ей подогнали еще на Маракайбо), метко стреляла и помогала мне штопать раны, чем заслужила у пиратов уважение даже больше, чем отвагой. Сорвиголов среди них было немало, а вот с врачами всегда был напряг. Не знаю, где Эстель могла набраться соответствующего опыта, но действовала она профессионально и схватывала все налету.

В 17 веке найти приличного доктора в принципе сложно, а найти его среди пиратов — и вовсе невыполнимая задача. Поскольку капитанство отнимало у меня львиную долю времени, я старался подыскать приемлемую кандидатуру на должность судового врача, и даже натаскивал одного из претендентов, но мужику тупо не хватало знаний. Так что помощь Эстель оказалась как нельзя кстати.

Моя каюта после вселения Эстель претерпела значительные изменения. Впрочем, я был к этому готов. Неважно куда ты приводишь женщину — в квартиру или на пиратский корабль, она тут же начинает вить уютное гнездышко. Ладно, будет время, я с этим разберусь. Расположенная напротив каюта, в которой раньше обитал Джереми, пустует с тех пор, как он стал капитаном собственного корабля. Я организовал там нечто типа кабинета. Теперь, похоже, помещение придется переделывать и выделять место под наряды и украшения Эстель.

Ограбили мы Гибралтар подчистую. Я даже не ожидал, что нам удастся захватить столько ценностей. Часть пиратов, отличавшаяся повышенной религиозностью, даже решила помолиться, чтобы отблагодарить за удачу. Они нашли священника, который согласился провести службу, и довольно приличное количество флибустьеров присоединилось к молящимся. Зазвучал орган, а я слушал его, и понимал, какой же я долбодятел.

Думая, как наладить связь между кораблями, я перебрал в памяти все, что мог — и флаги, и сигнальные фонари, и даже рукомашество. Но почему я не подумал о звуковом сигнале? Тем более, что его даже изобретать не нужно? Вот он, уже готовый! Нужно просто прихватить с собой этот орган (благо, он не слишком большой), а в свободное время разобраться, как он работает, и на его основе создать гудок. Азбуку Морзе, правда, я не знаю, но что мешает придумать свою систему сигналов?

Не имею понятия, сколько бы еще времени продолжался грабеж Гибралтара, если бы индейцы не донесли, что испанцы тихой сапой восстанавливают форт и уже послали за помощью. Оказаться запертыми в озере, как в ловушке, никому не хотелось. Тем более, если учесть, сколько ценностей мы награбили. Следовало возвращаться подобру-поздорову. Заглянуть в Маракайбо, обменять пленников на выкуп, захватить других пленников и спокойно пройти мимо форта прикрываясь ими, как щитом.

Я уже поступал подобным образом, когда мы сбежали с Барбадоса. Губернатор Стид послужил прекрасной защитой от пушек форта. Думается мне, вице-губернатор Маракайбо и пара-тройка знатных донов будут не менее надежным щитом. Мы спокойно минуем узкий пролив, а когда окажемся вне зоны досягаемости пушек, отпустим знатных заложников восвояси. Даже лодку выдадим, чтобы им не пришлось добираться вплавь, как губернатору Стиду.

Выкуп Маракайбо оказался несколько меньше, чем ожидалось, но я готов был закрыть на это глаза. Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем лучше. Нам и так необычайно везло. До сих пор наш поход складывался благоприятнее, чем у Моргана и Олоне. По предварительным прикидкам, мы и денег подняли больше, и людей меньше потеряли.

Однако, несмотря на все те доводы, которые я привел, пираты не торопились покидать Маракайбо. Они хотели делить добычу. Дескать, если шторм разметает корабли, то некоторые вообще могут оказаться ни с чем. Поняв, что переспорить упрямцев не удастся, я только махнул рукой.

Оказалось, что только деньгами мы захватили 500 тысяч пиастров. А к этому прилагались еще и различные товары с рабами. У нас было восемь кораблей (два дополнительных мы захватили в Маракайбо перед отправкой в Гибралтар) и чуть больше 500 человек команды. Примерно две сотни пиратов мы потеряли.

После дележа добычи мы, наконец-то, смогли покинуть Маракайбо. Послав в форт одного из местных жителей, чтобы тот сообщил, что у нас на борту находятся ценные заложники, мы вошли в пролив. Пушки молчали.

Я опасался, что среди испанцев найдется отчаянная голова. Тот, кто будет слишком жаждать мести за то, что творили пираты, и не побоится выстрелить, наплевав на заложников. Но, к нашему счастью, ничего подобного не случилось. Мы спокойно миновали форт, отпустили заложников и направились к Тортуге. Если мы благополучно дойдем, нас ждет такая слава, какая не снилась даже Моргану.

 

Глава 8

К Тортуге мы шли с максимальной осторожностью. Не хотелось бы налететь на испанцев или других желающих поживиться за наш счет. Если вспомнить, сколько у нас на борту находилось всяких ценностей, поневоле поостережешься. К счастью, ветер был попутным, и нападать на нас никто не спешил. Все-таки флотилия из четырех кораблей представляла из себя серьезную силу. Не каждый свяжется.

Команда с нетерпением ждала, когда же мы достигнем берега, чтобы весело спустить свою долю. Впрочем, вполне вероятно, что кое-кто поступит мудрее, покинет корабль и откроет собственное дело. Да я сам собирался сменить род занятий, захватив остров Бекия! Грабить корабли, разумеется, я не брошу, но это будет попутным, а не основным бизнесом.

Своими планами по организации собственного государства я пока ни с кем не делился. Просто потому, что сам еще плохо представлял конкретные аспекты данной авантюры. Мало занять землю и построить форт. Самое сложное — организовать повседневную жизнь. Мне же не нужна неуправляемая вольница! Но захотят ли пираты жить по чужим законам — большой вопрос.

Прежде всего, я собирался ориентироваться именно на тех, кто захочет бросить опасное ремесло флибустьера. Открыть свое дело на Тортуге или Пти-Гоаве не так просто. Сферы бизнеса поделены и конкуренция бешенная. А на Бекии можно будет занять лучшее место и стать первым. Рискованно, но наша жизнь — вообще сплошной риск.

Опыта составления законов, как вы понимаете, у меня не было. А нужно было предусмотреть все сферы деятельности: китобойный промысел, охоту на черепах, правила внутренней и внешней торговли, охрану границ, безопасность повседневной жизни… всего и не перечислишь. Вот я и корпел над своими придумками, пытаясь привести их в божеский вид.

Это было нечто, типа дневника, который я вел на современном мне русском языке. И хранил в сейфе. Там были и подробные хроники жизни (доживу до старости, мемуары издам), и мои идеи по возможным изобретениям, и знания, опережающие время (чтобы не забыть и не упустить чего-нибудь). А теперь добавлялись еще и мои размышления о том, как создать государство. Пусть даже маленькое, всего в 18 кв. км.

Ладно, княжество Монако еще меньше, и ничего. Вполне благополучно существует. Можно, кстати, воспользоваться их опытом по привлечению желающих спустить деньги. «Формулу-1» я, конечно, не организую, а вот необычное для этого времени казино — вполне. Ну и хотелось бы, конечно, наладить производство чего-нибудь ценного типа зеркал и оружия. А может, наконец, путем проб и ошибок, я нечто типа консерв изобрету. Не ждать же сто лет, пока Николя Аппер своей идеей разродится!

Ну и с медициной можно поработать. Когда я изложил на бумаге все, что когда-либо читал и слышал в этой сфере, О'Брайен пришел в страшное возбуждение, и даже начал мечтать, что после свержения короля Якова можно заделаться большим ученым и войти в историю медицины.

Ага, ага. Вот только знания у меня поверхностные. И требуют, как минимум, лабораторию, чтобы из теоретической зауми стать практическим лекарством. Например, я помнил, что для получения пенициллина необходима плесень. И что? Я понятия не имел, какая именно плесень подходит, не говоря уж о процессе производства одного из другого. Большой плюс в том, что я хотя бы знаю, в каком направлении двигаться. Но для того, чтобы достигнуть хоть какого-то результата, нужно целенаправленно заниматься наукой, а не корабли грабить.

Помнил я и про профилактику заболеваний типа оспы. И даже про коровью оспу помнил, в качестве возможного решения проблемы. Однако сам процесс вакцинации представлял весьма приблизительно. И где найти больных коров — понятия не имел. Впрочем, это вопрос решаемый, но опять же при наличии времени и лаборатории. Хорошо я вообще хоть что-то помнил. Хотя после того, как я изложил свои знания (пусть даже самые поверхностные) на бумаге, я даже удивился, сколько всякого хлама хранится в моей голове.

Эстель довольно часто составляла мне компанию, когда я корпел над бумажками, но совершенно не мешала. Она выражала восторг моей библиотекой, но я подозревал, что красавица просто занимается самообразованием. Причем довольно активно. Эстель умела говорить на нескольких языках, а вот с чтением у нее были явные проблемы. Да и с письмом, похоже, не все в порядке, поскольку она частенько тренировалась.

Выглядело это как ведение дамского альбома. Красивые фразы, романтические стихи и довольно остроумные заметки по поводу прочитанных книг. Однако я видел черновики и понимал, что Эстель просто запоминает, как пишется то или иное слово, и старается составлять письменный текст из того, что выучила. Получалось неплохо, поскольку она запоминала не только слова, но и отдельные фразы. Кое-где хромала стилистика, но полагаю, месяцев через несколько Эстель вплотную приблизится к идеалу. Оставалось только позавидовать такому упорству и целеустремленности.

На корабле довольно быстро к ней привыкли. Прошло совсем немного времени, и пираты начали воспринимать Эстель как нечто совершенно обыденное. Ну и она, надо отдать ей должное, приложила для этого немало усилий. Не требовала снисхождений (хотя я проследил, чтобы она не занималась слишком тяжелым физическим трудом), и очень ровно общалась с окружающими мужчинами.

Я, кстати, полагал, что последнее будет проблемой. Большинство женщин просто не могут не флиртовать. Это у них получается само собой, на подсознательном уровне. Даже если они стараются вести себя сдержанно, определенные жесты и движения выдают заинтересованность. Эстель умела смотреть на мужчин равнодушно. Не высокомерно, не с пренебрежением или нарочитой отстраненностью, а именно равнодушно. Спокойно общалась, добросовестно выполняла совместную работу, но не больше.

Вот есть же такие умелицы! Кажется, что ничего особенного не говорит и не делает, а чувствуется дистанция, которую даже не хочется преодолевать. А может быть, еще дополнительную роль играло то, что одевалась Эстель довольно консервативно. Как я представлял себе пираток? Обтягивающие кожаные брючки, высокие сапожки, и корсаж на шнуровке, подчеркивающий пышную грудь. Понятно, что в реальности такому сокровищу место в борделе, а никак не на пиратском корабле, где мужики месяцами женщин не видят.

Наряд Эстель делал ее похожей на мальчишку. Свободные штаны, мягкие полусапожки, обычная мужская рубаха и джеркин. Волосы она убирала вверх и закрывала длинным куском ткани, сооружая нечто типа чалмы. Ну и, конечно, оружие, которым Эстель вполне прилично владела. Для шпаги у нее, правда, кисти рук были слабоваты, но она старалась не затягивать поединок.

Несколько тренировочных дуэлей показали, что гибкость, скорость и отработанный удар вполне работают против грубой силы. Задеть меня Эстель удавалось исключительно редко, а вот остальные пираты частенько терпели поражение. Впрочем, О'Брайен имел очень богатый боевой опыт, прошел хорошую школу, и состязаться с таким человеком было очень сложно. Профессионал он и есть профессионал.

Тренировалась, кстати, Эстель с удовольствием. И не только в фехтовании. Умение драться с помощью всего, что только попадется под руку, ее тоже интересовало. Особенно увлекали Эстель предметы, сложно поддающиеся обнаружению и великолепно помогающие в деле убийства ближнего своего. И если поначалу она облизывалась на мой ланцет — хирургический инструмент в виде обоюдоострого ножа с ручкой из двух пластин, то потом просто влюбилась в старинный мизерикорд с трехгранным клинком в двадцать сантиметров и удобной рукояткой.

Спрятать его не составит труда, как и достать в нужный момент. Да и действовать им гораздо удобнее, чем ланцетом. Замечательное оружие в свое время досталось мне как трофей, вместе с «Синко Льягасом» и другими вещами дона Диего. Однако если женщине так хочется получить столь экстравагантный подарок — я готов пойти ей навстречу. На борту «Виктории» столько колюще-режущего и стреляющего оружия, что одним больше, одним меньше — никакой разницы.

Тортуга встречала нас хорошей погодой и толпой народа. Как же — уходили на трех кораблях, возвращаемся на четырех, ясно, что вернулись с удачей. Не удивлюсь, если и какие-то отголоски о нашем походе уже донеслись до местных. Несмотря на отсутствие радио и интернета, такие вещи быстро разносятся.

Толпа ждала легких денег и рассказа о приключениях. Разумеется, пираты будут пьянствовать, сорить награбленным, продавать трофеи и напропалую врать о своих подвигах. Впрочем, в нашем случае и правдивые рассказы будут звучать фантастически. Не сомневаюсь, что этот поход на Маракайбо войдет в пиратские легенды.

Я даже в какой-то мере завидую своей команде. В отличие от них я расслабиться не мог. Мне нужно было отдать губернатору его долю (де Кюсси удар хватит от счастья), решить вопрос с продажей трофеев и навестить Абигейл. Последнее меня не радовало больше всего. Ненавижу выяснять отношения! Но просто проигнорировать ее — это будет свинство. «Веселый висельник» долгое время служил нашим надежным пристанищем. Мне даже переезжать оттуда не хотелось.

Несмотря на то, что Абигейл не закатывала скандалов, разговор получился тяжелым. Обычно я старался расставаться со своими пассиями, сохраняя приятельские отношения, но сейчас эпоха была не та. И, при всем моем желании, безболезненно расстаться не получилось. Видно было, что Абигейл еле сдерживается, чтобы не расплакаться, так что я почти сбежал, потому как ненавижу женские слезы.

Разумеется, слухи о нашем удачном походе не могли не достичь ушей губернатора. И вернувшись на корабль, я застал там де Кюсси, которому так не терпелось уточнить сумму своей доли и осмотреть трофеи, что он не стал дожидаться, когда я к нему явлюсь. Правда, о первоначальной цели своего визита губернатор, похоже, благополучно забыл, поскольку самозабвенно распускал хвост перед Эстель.

Ну надо же, стоило отлучиться, и вот уже на корабле нет пиратки и авантюристки. А есть благородная дама в соответствующем одеянии. Наверняка, Эстель скормила губернатору одну из своих душещипательных историй, и теперь он бьет копытом, желая помочь прекрасной даме. Мда. Умеет она преображаться, ничего не скажешь. Как будто совсем другой человек.

— Месье Ле Сан спас меня от смерти. И от участи, куда более худшей, чем смерть, — дрожащим голоском объясняла Эстель.

Ле Сан, если кто не понял — это я. Эстель таким образом перевела мое прозвище. А следом за ней меня так стали звать и остальные пираты, для которых французский являлся родным языком. Теперь и де Кюсси к этой компании присоединится.

— Месье Блад, вы поступили как благородный человек! — пафосно воскликнул губернатор. Ну надо же… кличку мою, слава богу, он переиначивать не стал.

Я с удивлением узнал, что проявил чудеса героизма, спасая благородную даму из грязных испанских лап, и что мой подвиг достоин того, чтобы его увековечили лучшие поэты. Религиозная принадлежность дамы, что характерно, не затрагивалась. Довольно предсказуемо, что история про гугенотство в данных обстоятельствах была признана неподходящей, и Эстель моментально сделалась католичкой.

У губернатора, по всей видимости, просто язык чесался предложить прекрасной даме покровительство, но мое присутствие к такому поступку не располагало. Единственное, что позволил себе де Кюсси — предложить гостиницу, достойную такой красавицы и порекомендовать даму, достойную во всех отношениях того, чтобы стать компаньонкой.

Ну да, конечно, только этого мне не хватало. Предложенная гостиница славилась бешеными ценами и персоналом, который «стучал» губернатору, а приставленная им дама — это будет вообще за гранью добра и зла. Нам что, к платонической любви перейти предлагают? Шли бы они лесом с такими планами. Хотя, конечно, некоторые правила приличия соблюсти придется. Но на моих условиях.

Снять часть дома оказалось проще простого. Периодически бывая на Тортуге, сложно не обзавестись нужными связями. И практически невозможно не знать, кто чем зарабатывает. Пожилая пара Браунов, например, сдавала первый этаж своего небольшого особняка. Не сильно дешево, но прилагалась приличная обстановка, прислуга, трехразовое питание и абсолютное невмешательство в личную жизнь.

Формально, мы с Эстель жили в разных комнатах. У нас даже входы в дом были разными. А реально, разумеется, ночевали в одной постели. Тем более, что за дополнительную плату миссис Браун согласилась изобразить из себя нечто типа дуэньи. Понятно, что вся наша затея была шита белыми нитками, но необходимые приличия были соблюдены, а больше меня ничего не интересовало.

Самое занятное было, когда мы встретились с Эстель на приеме у губернатора. Ее он пригласил вместе с Браунами, а меня отдельно. Мы станцевали целый один танец, перебросились парой фраз, и Эстель дотронулась открытым веером до левого уха, давая понять, что за нами следят. Да понятно, что следят. Как голодные акулы ждут, когда мы совершим «в порыве страсти» какую-нибудь оплошность. Развлечений у народа мало, вот и извращаются.

Я бы, конечно, занялся чем-нибудь более полезным, чем в этом гадюшнике находиться, но с губернатором следовало поддерживать хорошие отношения. Остров Бекия — это прекрасно. Но он далеко в будущем. И даже после того, как нам удастся укрепиться на нем, связи и знакомства не помешают. Конечно, де Кюсси не обрадуется, что я отбираю часть его клиентуры, но деньги — волшебная вещь. Они могут решить множество проблем.

Пока что своими планами я поделился только с Джереми. Надо сказать, он несколько опешил от пришедшей мне в голову идеи по созданию собственного государства. Видимо, так далеко его мысли не заходили, и о будущем он не размышлял. Хотя в данном случае Питта сложно винить. Пиратская судьба настолько опасна и ненадежна, что мало кто заботится о завтрашнем дне.

Денег у меня хватало, возможностей тоже, так что захват острова можно было начинать хоть завтра, если бы не пара скользких моментов. Первый вопрос был в людях. Одно дело — налет на Маракайбо, где можно награбить приличное состояние, и совсем другое — на индейцев и беглых рабов, с которых и взять-то нечего. Я не обольщал себя надеждами, что по одному моему слову все пираты захотят вдруг стать оседлыми и строить нужную мне страну. Для некоторых свобода была важнее всего.

Второй вопрос был во мне самом. Я не был стопроцентно уверен, что потяну столь амбициозный проект. И чем дольше я размышлял над различными деталями и нюансами грядущего предприятия, тем больше начинал колебаться. Пинка мне давала только мысль о том, что пиратством нельзя заниматься бесконечно. И рано или поздно я обязательно нарвусь. На шторм, на конкурентов, или на более сильного противника. В конце концов, почему бы мне хотя бы не попробовать осуществить свою мечту? Даже если поначалу получится крепкая, самостоятельная пиратская база — будет неплохо.

Для начала я планировал сделать разведывательный рейд. Одно дело — слышать и читать об острове Бекия, и совсем другое — взглянуть на него собственными глазами. Поразмыслить, где строить укрепления, как лучше защищаться и сколько примерно народа можно там разместить. Но только я определился со своими планами и уже готов был отчалить от Тортуги, как меня самым наглым образом отвлекли.

Джереми Питт притащил на «Викторию» какого-то индейца, который желал разговаривать только с капитаном Бладом и обещал выгодное предложение. Оставшись со мной наедине, краснокожий неожиданно заявил, что знает место, где есть много-много золота. И покажет это место, если ему выделят соответствующую долю. В одиночку, дескать, он данную авантюру не потянет.

Перед моим внутренним взором тут же встали древние пирамиды, сокровищницы жрецов и многочисленные опасности материка. Став пиратом, я как-то уютнее чувствовал себя в океане, чем на земле, так что особого желания ощутить себя Индианой Джонсом не испытывал. И слово «золото» не застило мне глаза, поскольку рисковать тем, что есть, не хотелось, а чем заканчивается излишняя жадность — известно всем.

Однако оказалось, что золото нужно искать вовсе даже не на материке, а во Флоридском проливе. Потому что именно там 65 лет назад затонул шестисоттонный галеон «Нуэстра Сеньора де Аточа», нагруженный золотом, серебром и прочими радостями жизни. Причем затонул не в гордом одиночестве, а в компании не менее груженых судов. По самым приблизительным подсчетам тогда во время шторма погибло более пятисот человек, а затонувший груз даже оценить трудно. По прикидкам историков на борту только одного испанского галеона находилось примерно 47 тонн золота и серебра. И это не считая контрабандных драгоценностей, которые, наверняка, составляли не меньше 20 % от общего груза.

В свое время испанцы нанимали индейских ловцов жемчуга, чтобы достать сокровища. Однако поиски не дали результатов. И вот сейчас передо мной сидел потомок одного из ныряльщиков, готовый показать, где конкретно затонул корабль. Продолжатель славного дела своих предков даже носил имя Быстрая Рыба, поскольку прекрасно чувствовал себя под водой. Но в одиночку такую спасательную операцию не потянуть, и сокровища не вывезти, а капитан Блад, дескать, держит слово и с ним можно иметь дело.

Я поинтересовался, сколько еще индейцев знают, где затонула «Аточи» но прямого ответа на вопрос не получил. Выяснил только, что большинство ныряльщиков умерли, поскольку испанцы заставляли их слишком долго и часто быть под водой. Ну да, ну да. Скорее, больше никто не хотел связываться с безнадежным делом, поскольку прекрасно знали, что испанцы несколько раз пытались найти галеон, а единственным результатом их поиска стала потраченная куча денег.

Быстрая Рыба, скорее всего, рассчитывал на слепую удачу и надеялся уговорить меня на откровенную авантюру. Но самое смешное, что я-то знал, где в действительности лежат сокровища «Аточи», и мысленно ругал себя разными нехорошими словами за то, что сам не вспомнил об этом галеоне. Я же выпускал документальный фильм про поиски затонувших галеонов, в том числе и про Мела Фишера, в рамках одной из образовательных программ! Причем сам помогал монтировать сюжет, и запомнил, где конкретно были найдены сокровища.

Помнится, Фишер поднял ценностей почти на 500 миллионов долларов. И еще столько же осталось под водой. Сумма достойная того, чтобы рискнуть. Пройти по уже проторенной дороге, воспользоваться имеющимися знаниями, и сорвать куш. Проблема была только в том, что у меня под рукой не было ни дайверов, ни водолазного костюма. Но некий Франсиско Нуньес Мелиан прекрасно без них обошелся, еще 60 лет назад создав водолазный колокол, оборудованный сиденьями и окнами и выполняющий роль одновременно поискового транспорта и ныряльной станции.

Помнится, когда я прочитал об этом впервые, то решил, что чувак был попаданцем. Просто невероятно, что подобная идея могла прийти в голову человеку 17 века. Однако вникнув в тему подробнее, понял, что такой колокол вовсе не был чем-то экстраординарным. Так что надеюсь, что сделать подобный проект и для меня не составит особого труда. Благо, самые элементарные знания в голове крутятся, не придется действовать совсем уж наобум. И деньги есть на то, чтобы реализовать свои идеи. Правда, разведывательный рейд на Бекию придется отложить, но куда остров денется? Охота за золотом куда увлекательнее. И думается мне, что если я поделюсь с верными людьми своими планами по поиску сокровищ, они меня поддержат.

Куча народа в таком деле совершенно не нужна. Не стоит привлекать к себе внимание. Нам и так достаточно сложно будет остаться незамеченными, орудуя во Флоридском проливе. Блин, но какая же идея классная, а?! Даже если я подниму только часть того, что нашел Фишер, это будет великолепно.

Предложение найти сокровища «Аточи» понравилась Джереми гораздо больше, чем план построения собственного государства. Питт даже помог мне найти людей, способных создать водолазный колокол, идею которого я сплагиатил у Галлея. Ага, того самого, что комету открыл. Разносторонний был человек, интересовался глубинами не только небесными, но и морскими.

В общем-то, сначала я хотел полностью повторить придумку Франсиско Мелиана. Но ознакомившись с его изобретением подробнее, от данной идеи отказался. Это на фига ж мне надо — создавать 680-тифунтовый бронзовый колокол? Это сколько ж денег на него уйдет? Не… мы пойдем другим путем.

Испробовали мы колокол на Тортуге. Конструкция, выполненная из дерева, обшитого свинцом (чего только не награбишь у испанцев) имела в верхней части стеклянное окно для освещения. Колокол с водолазом и сосуды с дополнительным воздухом для дыхания погружали под воду при помощи специальных грузов. В качестве водолаза, разумеется, выступал я сам. Несмотря на то, что различные варианты данной конструкции были давно уже известны, Питт путешествовать на дно морское не решился.

А вот Эстель полюбопытствовала. Отважная она все-таки дама! Так что, господа историки, если будете писать книги про подводные погружения, учтите: место первой женщины-водолаза уже занято. Эстель даже рискнула пару раз покинуть колокол, чтобы осмотреть дно и прихватила несколько интересных сувениров. А я начал дорабатывать систему, которую придумал священник Джованни Борелли, предложивший нагнетать воздух в водолазный колокол с поверхности мехами.

В итоге, мне даже напрягаться особо не пришлось с изобретением необходимой вещи. Всё уже было придумано до меня, и мне оставалось только воспользоваться имеющимися знаниями. Так что с водолазным колоколом хоть и пришлось повозиться, но гораздо меньше, чем я ожидал. Теперь осталось сделать самое главное — осторожно добраться до Маркесас-Кис, спрятать «Викторию», нанять индейцев-ныряльщиков и начать искать сокровища. Благо (спасибо моим знаниям из будущего) район поисков сужен донельзя.

Проблем было несколько. Во-первых, я не собирался тащить с собой всю эскадру (на фиг она мне там нужна?), а пиратам, наверняка, станет интересно, куда это я собрался в гордом одиночестве. Во-вторых, я собирался ограничить количество людей, которых с собой потащу. Толпа там будет лишней. И, в-третьих, нужно было как-то замаскировать фрегат. «Виктория» и так была довольно известным судном, а после последнего похода ее красный корпус узнает любая собака. Так что корабль следовало, как минимум, перекрасить.

В состав команды, которую я брал на корабль, в первую очередь вошли те, кто бежал вместе со мной с Барбадоса. В этом походе Джереми снова был не капитаном, а штурманом, Волверстон должен был обеспечить охрану и разведку, когда мы окажемся на острове, а прекрасного канонира Огла я и не собирался на кого-либо менять.

К нашей дружной команде добавился Ибервиль (в качестве первого помощника капитана) и Хагторп, тоже поменявший капитанский мостик корабля, захваченного нами в Маракайбо и переименованного в «Антропос», на место второго помощника. Ну и Быструю Рыбу пришлось прихватить с собой. У индейца были знакомые ныряльщики среди его соплеменников, да и договариваться с живущими на островах краснокожими будет проще. Не забыть только захватить для них подарки.

Самым сложным оказалось отвязаться от последователей. Пришлось врать, что я готовлю очередной эпический поход, а сейчас отправляюсь на разведку. Дескать, у меня на борту присутствуют представители всех четырех кораблей эскадры, так что правила соблюдены. А команду я небольшую беру потому, что добычи много не ожидается. В лучшем случае, пощиплем по дороге какого-нибудь торговца.

К счастью, после похода на Маракайбо пираты спустили еще не все свои деньги, а потому, узнав, что рейд планируется «пустой», отправились пьянствовать дальше. Ну а перекрашенная в синий цвет «Виктория», имея на борту чуть больше 60 человек команды, потихоньку покинула Тортугу.

Карибское море — район довольно оживленный. Флоридский пролив — тоже. И для того, чтобы ни с кем не столкнуться и не ввязаться в ненужное сражение, нам пришлось очень, очень постараться. Помогла целая коллекция флагов разных стран, которую запасливый я держал именно для подобного случая — если по каким-то причинам нужно будет сойти за своего.

Архипелаг островков Маркесас-Кис оказался довольно удобным в плане укрытия корабля. Мы взяли местного лоцмана и сумели подойти к берегу незаметно. Основные работы должны были вестись со шлюпки, на которую установили лебедку. А в качестве разведчиков, бдящих за тем, чтобы не появились нежданные гости, в помощь Волверстону были наняты индейцы. Краснокожие, кстати, послужили неплохим прикрытием. Ныряльщики были довольно обыденным явлением в этих местах, так что издалека мы вполне могли бы за них сойти.

Первое же погружение показало, что с местом я определился правильно. Ныряльщики нашли три бронзовых пушки, якорь и медный котелок. Не сказать, что это совсем хлам, но я все-таки не археолог, и меня больше интересовали другие сокровища, так что мы продолжили погружения. Сначала шла мелочевка в виде отдельных монет и украшений, но к концу дня мы все-таки нашли то, что искали. Ныряльщики подняли на поверхность нечто, что на первый взгляд выглядело, как обломок скалы, а оказалось большой массой спекшихся серебряных слитков.

Радости было — выше крыши. Народ, правда, интересовался — как это мне так сразу удалось найти нужное место, но я уходил от ответа, намекая на старинные карты, нужные знакомства и даже вещие сны. К счастью, довольные результатом пираты, не настаивали на моих дальнейших откровениях. В отличии от Эстель. Вот уж кто пытал меня с дотошностью инквизитора! Женское любопытство — это зло.

Способ бороться с любознательностью Эстель у меня был только один. Но зато безотказный. Я тоже начинал ее расспрашивать. Мне безумно хотелось узнать ее реальную историю. Надо ли говорить, что Эстель тоже не спешила откровенничать? Мне оставалось только догадываться, где она приобрела свои навыки и какую цель она преследует.

То, что эта самая цель есть — это стопроцентно. Эстель буквально загоняла себя тренировками и учебой, словно боясь не успеть. Такое упорство и силу воли даже у мужчин редко встретишь. Она готовилась по какому-то только ей ведомому плану, и я серьезно опасался, что в один далеко не прекрасный момент Эстель просто исчезнет. И я ее не найду. Блин, ну вот почему бы ей не поделиться со мной своими проблемами? Неужели ей не нужна помощь?

Похоже, нет, раз Эстель не желала ничего рассказывать. Наш очередной откровенный разговор закончился, едва начавшись, и толку от него никакого не было. Эстель ушла в нашу палатку, сделанную из жердей и пальмовых листьев, (хижиной это убожество язык не поворачивается назвать), а я еще немного посидел с командой, празднуя первый богатый улов.

На следующий день ныряльщикам повезло еще больше. Видимо, фортуна повернулась к нам лицом, и мы обнаружили-таки главную часть груза галеона «Нуэстра Сеньора де Аточа». На поверхность было поднято больше тысячи слитков серебра (в среднем по 40 килограммов каждый), сто пятьдесят тысяч серебряных монет и более трех тысяч изумрудов. Ну и найденные при первом погружении пушки мы подняли, не пропадать же добру!

В принципе, можно было закругляться. Искать сокровища — это дело интересное, но отнимающее слишком много времени и денег. К сожалению, я помнил только два места, в которых Мел Фишер и его последователи нашли нечто действительно ценное. А действовать наобум и тратить кучу времени на поиски… не тот сейчас век на дворе. Нам и так везет, что на нас еще никто не обратил внимания.

Словом, я навестил местечко в 56 километрах к западу от Ки-Уэста, нашел-таки знаменитое десятикаратное золотое кольцо с изумрудом, и решил возвращаться. Народ, правда, не желал уходить с такого «рыбного» места, но я резонно заметил, что если нас обнаружат, мы можем потерять все. А нас, рано или поздно, обнаружат. Вон уже как индейцы активизировались. Несмотря на договоры и подарки только за последние дни было совершено три нападения.

Со своими краснокожими мы расстались мирно, заплатив им по совести. И я даже не удивился, когда в счет оплаты они попросили у нас водолазный колокол. Несложно было догадаться, что индейцы продолжат поиски сокровищ. И, вполне вероятно, что-нибудь найдут.

Известие о том, что мы нашли сокровища галеона «Нуэстра Сеньора де Аточа» быстро распространилось по Тортуге. Ну а поскольку рассказчики очень любят преувеличивать, слухи докатились даже до испанцев, которые тут же оживились. Ну конечно, галеон уже 65 лет считался пропавшим, а тут какие-то пираты с индейцами его нашли. Так мало этого, еще и грабят ценности, принадлежащие, между прочим, Испании!

Короче, не думаю я, что Быстрой Рыбе и его соплеменникам удалось сильно нажиться на поиске сокровищ. Хорошо, если они успели найти хоть что-то ценное. Испанцы организовали целую спасательную экспедицию, и теперь к Маркесас-Кис было не подступиться. Ну, Мел Фишер 16 лет потратил прежде, чем наткнулся на действительно ценный куш. Испанцев может ожидать тоже самое. После того, как галеон «Нуэстра Сеньора де Аточа» затонул, сильный шторм разбил корпус корабля и разнес обломки и сокровища по всему побережью Флориды, так что поиски могут затянуться надолго.

Если честно, я немного опасался, что моя удача с поиском клада «Аточи» может показаться подозрительной. Вдруг обвинят в злобном колдунстве? Однако, похоже, мне удалось запудрить мозги окружающим. К тому же, на свое счастье, я был не один такой счастливчик. Еще в начале этого года некий Фиппс, спонсируемый на самом высоком английском правительственном уровне, нашел место крушения «Нуэстра Сеньора де ла Пура и Лампиа Консепсьон» и поднял около 30 тонн серебра. Однако, если я правильно помню, самым занятным в судьбе Фиппса стало не то, что он нашел ценный клад, а то, что получив с него причитающуюся долю, умудрился умереть в долговой тюрьме спустя всего лишь восемь лет.

Кстати, если я решу заняться поисками «Консепсьон» по следам Фиппса, это ни у кого вопросов не вызовет. Мало ли. Ну, заболел я «золотой лихорадкой». Решил, что если один раз повезло, то повезет и второй. Ничего странного в этом нет. Тем более, что там, наверняка, и другие искатели приключений рыщут. Фиппс каким-то образом умудрился сохранить в тайне место упокоения галеона.

Заразная все-таки штука — поиски сокровищ! Ну как удержаться, если я точно знаю, где искать «Нуэстра Сеньора де ла Пура и Лампиа Консепсьон»? Опыт в создании водолазного колокола у меня есть (теперь я даже представляю, как сделать его улучшенную версию), нанять ныряльщиков — дело недолгое, и даже то, что в свое время Берт Уэббер задолбался кораллы снимать, прежде, чем поднял груз, меня не пугало. Вряд ли за 45 лет их успело нарасти столько же, сколько за триста! Конечно, тридцать тонн серебра, которые я могу получить с «Консепсьон» не сравнятся с теми сокровищами, которые были подняты с «Аточи», но в хозяйстве тоже не лишние!

Однако все мои планы продолжить карьеру кладоискателя накрылись медным тазом. Пригласивший меня на очередной прием губернатор Тортуги сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. При первой же возможности он пригласил меня прогуляться по своему прекрасному саду, и сообщил, что у него есть план по захвату Картахены.

Мой вожделенный остров Бекия! Я никогда, никогда на тебя не попаду! Стоит мне только решить, что пора завязывать с пиратским ремеслом и начинать оседлую жизнь, как тут же подворачивается шанс совершить очередной успешный грабеж. Вот и теперь де Кюсси рассказывал о том, что у него есть точные сведения о скопившихся в Картахене несметных сокровищах.

В общем-то, ничего удивительного в этом не было. Картахена — это один из важнейших перевалочных пунктов в торговле между Старым и Новым светом, и основной порт для вывоза в Испанию добытых в Америке золота и серебра. Однако разведчики донесли губернатору Тортуги, что на сей раз в городе накопилось сокровищ почти в два раза больше обычного.

Оказалось, что корабли, которые Испания прислала для сопровождения, попали в жестокий шторм. Рейд оказался на редкость неудачным. Охранная флотилия умудрилась потерять два галеона еще до того, как берега Испании скрылись из вида. В результате, из восьми кораблей до Картахены добрались всего два, причем требующие хорошего ремонта, так что накопленные сокровища остались ждать следующего конвоя.

В принципе, де Кюсси был прав, момент удачный. Испанцы, наверняка, отправили корабль с дурной вестью к Карлу II, но пока судно дойдет, пока сформируют новый конвой, пока он прибудет в Картахену… времени вполне достаточно. И мы можем рискнуть напасть на город, особенно если там нас действительно ждут сокровища.

Да и мои ребята развеются, а то им после Маракайбо любой куш кажется маленьким. Недавно Джереми ходил на самостоятельную охоту, захватил испанца, так потом долго жаловался, что нашел на корабле «всего лишь» вино, ткани, металлические изделия, книги и папские индульгенции, дарующие райское блаженство тому, кто их приобретет. Зажрались, короче. А тут де Кюсси предлагает такой шикарный вариант!

Я, конечно, пообещал подумать и посоветоваться с командой, но угадайте с трех раз, что мне сказали мои пираты, когда я предложил им ограбить Картахену?

 

Глава 9

Нельзя сказать, что мне самому не приходила в голову мысль ограбить Картахену. Еще как приходила. Однако я понимал, что у меня совершенно недостаточно сил для проведения такой операции. Место, где расположилась одна из самых мощных испанских крепостей, было совершенно недоступно для высадки с моря — из-за скалистости, мелководья и постоянного прибоя. А учитывая малую дальнобойность существующей артиллерии, и обстрел не нанес бы городу никаких повреждений.

Огромный рейд Картахены, отделенный от моря цепью островов, имел только один узкий вход — Бока-Чика. Остальные были надежно блокированы мелями и подводными камнями. Мало того, Бока-Чика был дополнительно защищен двумя фортами и батареей. А чтобы добраться до города, надо было войти еще и на внутренний рейд, защищенный также 2 фортами.

В общем, как вы понимаете, задача непростая. А если учесть, что после авантюры Френсиса Дрейка испанское правительство вложило в постройку оборонительных сооружений около 10 миллионов песо, то становится понятно, почему я отказался от идеи захватить Картахену. Может быть, в союзе кем-то, вроде Монбара, мне и удалось бы осуществить подобный проект, но с тех пор, как шевалье отправился на материк помогать индейцам, от него не было ни слуху, ни духу.

Причем нигде не появился не только он сам, но и доставшаяся ему после ограбления Маракайбо доля богатств, что совсем странно. Такая сумма не могла хоть где-нибудь не засветиться. Я, например, уже давно озадачился вопросом, КАК мне хранить мое золото. Не таскать же с собой на корабле!

Де Кюсси, кстати, на мое богатство давно облизывался. Он даже предложил отдавать часть моих трофеев в обмен на векселя французских банков. Но мне эта идея не понравилась. Не хотелось слишком сильно зависеть от Франции, не стоит вводить людей во искушение. Придумают чиновники повод, и не видать мне денег, как своих ушей. Нет уж. Меня такой расклад не устраивал, и я связался с Ван Хоомом. Представитель торгового дома с давней историей предлагал надежные хранилища и, главное, был относительно независим.

Про мои богатства ходили легенды, про рейд на Маракайбо не сочинял историй только ленивый, так что если бы Монбар нарисовался хоть где-то со своими деньгами, это обязательно заметили бы. Ну а раз о нем никто ничего не слышал, скорее всего, отважный шевалье сгинул где-то на материке. Жаль, жаль. Мне очень понравилось с ним сотрудничать. А вот возможный союз с де Кюсси внушал определенные опасения.

Маркиз был хитрой лисой и любителем загребать жар чужими руками. Для него даже интересы Франции, которую он представлял, плелись где-то в самом конце длинной цепочки личных интересов. Что уж говорить о каком-то постороннем пирате! Да, у нас с де Кюсси неплохие деловые отношения, но если у него появится повод меня слить, губернатор даже не задумается.

Вообще-то, планируя рейд на Картахену, де Кюсси рисковал. Франция не объявляла войны Испании, и подобная пиратская авантюра может в очередной раз осложнить отношения держав. С другой стороны, губернатор вряд ли действует без поддержки своих соотечественников. Вполне вероятно, что за определенную долю богатств, во Франции просто закроют глаза на происходящее. Скорее всего, на официальном уровне, французы вообще сделают вид, что не имеют никакого отношения к этому рейду.

Да и по поводу губернатора я зря загнался. Де Кюсси не собирается же плыть с нами! Так что со стороны это будет выглядеть как очередной пиратский рейд. А кто там занимался организацией и разведкой — пойди, узнай. Как бы мне не пришлось таскать каштаны из огня для хитрых и циничных типов, пожелавших обогатиться с помощью джентльменов удачи.

Не внушал мне доверия и человек, которого де Кюсси представил в качестве компаньона. Лоренс де Графф, не так давно принадлежавший к пиратскому братству, готовился к тому, чтобы стать официально признанным французским подданным, и губернатор Тортуги всячески продвигал его на пост майора округа Сент-Доменг. Голландец был довольно мутным типом. Успел и испанцам послужить, и на стороне флибустьеров посражаться, а сейчас гонял английских пиратов от острова Ваш. Словом, занимался тем, чем выгодно, и плевал на условности.

Как вы понимаете, сотрудничать с таким человеком у меня не было никакого желания. Однако команда, впечатленная слухами о Картахене, рвалась в бой. А меня подкалывали тем, что как раз с де Граффом-то я должен найти общий язык, поскольку мы оба держим на борту любимых женщин. Только Лоренс, как честный человек, соизволил жениться на своей. Ну да, ну да. Если верить тому, что я слышал, Мария-Анна, по прозвищу Божья Воля, такая же оторва, как и Эстель. Участвует в сражениях и является полноправным членом команды.

Ну а про брак пусть лучше мне никто не напоминает. Это больная тема. Поднимая сокровища «Аточи», я не случайно вспомнил про знаменитый перстень с изумрудом и потратил время на то, чтобы его найти. Лучший ювелир, которого только можно было найти на Тортуге, переделал украшение на женскую руку. Вот только Эстель совершенно не горела желанием связывать себя обязательствами. Похоже, долго задерживаться рядом со мной она вовсе не собиралась.

Я перенес отказ довольно болезненно. Любовь, на самом деле, это страшная вещь, которая нас ломает и меняет. И как я ни уговаривал себя, что не стоит привязываться к Эстель, что ничем путным наши отношения не закончатся, убедить собственное сердце не удалось. Я не просто влюбился в эту женщину, я буквально пророс в нее, с каждым днем находя в ней все больше и больше достоинств. Вот только откровенность, увы, среди них не присутствовала.

Эстель не хотела рассказывать о себе. Ни о том, почему не хочет выходить замуж, ни о том, как видит собственное будущее. Единственное, что мне удалось — все-таки отдать Эстель кольцо. Пусть даже не в качестве символа помолвки. Рано или поздно, она покинет мой корабль. Так пусть у нее будет вещь, которую она может мне прислать в знак того, что ей нужна моя помощь.

Был бы я действительно пиратом — запер бы ее где-нибудь в трюме. И никуда не отпустил бы. А то и приплатил бы священнику, чтобы тот повенчал нас без согласия невесты. Но удерживать женщин силой — не в моих правилах. Да и не получится из этого ничего путного. Разумеется, мне будет больно, когда Эстель уйдет. Но, по крайней мере, не будет тошнить от себя самого. А пока я могу забыться, погрузившись в дела. Ничто так не отвлекает от личных проблем, как подготовка к большому походу.

Расклад сил на данный момент был не в мою пользу. С моей стороны участие в захвате Картахены должны были принять три фрегата и один галеон, а помимо этого в набеге должно было участвовать еще двенадцать кораблей. Даже если я напрягусь, захвачу дополнительный корабль и посажу на каждое судно человек по 150 пиратов, под моим началом, максимум, наберется 750 человек. А остальных пиратов будет явно больше двух тысяч.

По сути дела, де Кюсси вполне мог обойтись и без меня. Он проделал глобальную работу, собирая такую мощную эскадру, так что найти дополнительные корабли для губернатора не будет сложно. Хитрый лис предусмотрел все нюансы, и подсунул мне весьма двусмысленный договор.

Понятно, что де Кюсси готовился к этой авантюре давно. И де Граффу было обещано слишком многое: и официальное признание, и пост майора, и даже прощение за его давнюю дуэль с Ван Доорном. В данный момент голландец действует как частное лицо, а в случае удачи он может сорвать довольно серьезный куш.

Не знаю уж, как де Кюсси уговаривал пиратов, и какие золотые горы им обещал, но участвовать в набеге на Картахену согласились многие. Причем, по пиратской традиции, каждый капитан, даже если у него на корабле было человек 60 народа, имел право голоса. Но поскольку договаривался с ними де Кюсси, велика была вероятность, что они будут поддерживать именно его точку зрения. И голосовать за те решения, которые примет де Графф.

Чтобы посоветоваться, стоит ли вообще ввязываться в данную авантюру, я собрал в кают-компании «Виктории» всех своих капитанов — Питта, Ибервиля и Хагторпа. От команды присутствовали Волверстон с Оглом. Идея рейда на Картахену с каждым днем нравилась мне все меньше и меньше, и я пытался им доказать, что лучше отказаться от участия в этом рейде.

— Питер, мне кажется, что ты преувеличиваешь, — пожал плечами Джереми, когда я поделился своими сомнениями.

— И что помешает де Граффу, воспользовавшись численным преимуществом, обмануть нас при дележе добычи? — огрызнулся я. — Сил у него несопоставимо больше. Плюс есть покровительство Франции. Пусть пока неофициальное. Морган, в свое время, не постеснялся кинуть компаньонов, чтобы стать губернатором Ямайки.

— И ты, капитан, думаешь, что де Графф поступит так же? — нахмурился Волверстон. — У тебя есть какие-то основания в нем сомневаться?

— А у тебя нет? — удивился я. — Этот тип сражался на стороне испанцев, причем довольно неплохо, а потом спокойно их кинул и поднял пиратский флаг. Думаешь, де Граффа сильно грызла совесть, когда он охотился на испанские корабли? Да и теперь, чтобы выслужиться перед Францией, Лоренс на все готов.

— С Картахены можно взять богатую добычу, — вздохнул Хагторп.

— И сколько нам из нее достанется? Де Графф предлагает всего-навсего третью часть. После боя, наверняка, мы понесем потери в людях, и эта сумма еще уменьшится. И уж конечно, никто не помешает Лоренсу затыкать нами самые опасные участки и посылать на убой. Де Кюсси поделился тут со мной некоторыми планами по захвату Картахены…

— Думаешь, у нас ничего не выйдет? — подался вперед Питт.

— Не знаю. Но очевидная глупость некоторых планов невольно настораживает. Вот смотрите, — я расстелил на столе лист с начерченной на нем условной семой Картахены. — Я ведь уже думал о том, чтобы захватить этот город. И даже индейцев нанимал, чтобы все разведать. Итак. Как вы можете видеть, город хорошо защищен. Но на западе и северо-западе, где Картахена выходит к морю, она не имеет других укреплений кроме невысоких каменных стен.

— И де Графф хочет напасть именно оттуда? — уточнил Волверстон, разглядывая план.

— Он хочет, чтобы оттуда напали мы. Де Графф известил меня, что именно нашей команде предоставляется честь быть первым отрядом, штурмующим город.

— И в чем подвох? — мрачно поинтересовался Хагторп.

— Действительно, как-то странно, что испанцы укрепили город с юга и оставили его относительно незащищенным с севера, — согласился Питт.

— Там мелководье, — объяснил я. — Оно простирается больше, чем на полмили от берега и не дает возможности кораблям приблизиться настолько, чтобы огонь их пушек мог нанести вред городу.

— А если десант на пирогах и плоскодонных лодках? — оживился Волверстон.

— Десант, который мы не можем прикрыть огнем корабельных пушек? — скептически хмыкнул я. — Людям будет угрожать опасность от своей же собственной артиллерии. Но даже если не брать в расчет этот нюанс… десант все равно невозможен. Даже в самую спокойную погоду там очень сильный прибой.

— Но ты пытался объяснить это де Граффу? — уточнил Джереми.

— Пытался. Я напрочь отказался гнать своих людей на убой. И не согласился с предложенной долей в добыче. Насчет последнего мне удалось добиться хоть какой-то справедливости. Капитаны остальных кораблей меня поддержали. И дележ пойдет по обычным традициям берегового братства. А вот планы по захвату города…, - я расстроено махнул рукой.

Что толку разговаривать с человеком, который слишком сильно увлечен французскими обещаниями? Де Графф готов из кожи вылезти, и пойдет по трупам, чтобы доказать де Кюсси, что тот в нем не ошибся. Но как мне передать впечатление от встречи, если это всего лишь эмоции? Высокий блондин с «испанскими» усиками, примерно 45-ти лет, был со вкусом одет, и, по всей видимости, получил неплохое образование. Мы разговаривали на разные темы, но как только речь коснулась захвата Картахены, выяснилось, что де Графф не настроен слушать чьи-либо советы. Он готов только отдавать приказы.

И это бы полбеды. Если бы я понял, что Лоренс — умный и прагматичный руководитель, знающий, что он делает, я бы спокойно стал под его руку. Но чем славен де Графф? Меткостью? Для простого пирата — прекрасное качество. Смелостью и решительностью? Тоже неплохо, особенно если бы к этим полезным качествам не добавлялись нетерпеливость и горячность. Вот что касается опыта — это да. Де Графф действительно неплохо сражался и против пиратов, и против испанцев. А еще ему везло, что среди флибустьеров весьма ценится. Однако Лоренс прославился именно как одиночка. Рисковый, но одиночка. И я не уверен, что он в принципе может управлять большой флотилией. Даже в набеги на города де Графф ходил в компании других капитанов, и кто там реально рулил — большой вопрос.

— Де Графф боится, что пока мы будем захватывать гавань, испанцы вывезут из города бОльшую часть богатств, — объяснил я. — Но то, что он предлагает — это самоубийство. Я отказался от штурма, пусть де Графф сам разобьет лоб на этом мелководье, если он такой упертый. Но у меня возник вопрос — стоит ли вообще с ним связываться?

К моему сожалению, блеск золота оказался гораздо убедительнее моих доводов. Собравшиеся решили рискнуть. А я… я понял, что мне нужно подстраховаться. Так, на всякий случай.

Эстель

Подаренное Питером кольцо стало последней каплей. Оно давало понять, что Блад не отступится, и будет со свойственным ему упорством осаждать ее сердце так же, как он осаждал города. И Эстель не была уверена в том, что сумеет устоять. Она даже не была уверена, что хочет это делать. Глупое сердце рвалось на части, словно мало было того, что она уже пережила. Зачем, ну зачем ей новые проблемы? У Эстель была цель. И брак с пиратом совершенно не подходил для ее достижения.

Да, Блад отличался от остальных джентльменов удачи. Сильно отличался. И дело даже не в его любви к чистоте или страсти коллекционировать разные вещи (вроде индейских безделушек, часть из которых даже выглядела отвратительно). Дело было даже не в его образованности, чувстве вкуса и умении управлять людьми. Блад сам по себе был совершенно особенным человеком. Его необычный взгляд на мир, неприятие излишней жестокости, чувство собственного достоинства, не переходящее в заносчивую гордыню — все это выделяло Блада из толпы.

Хотя, если бы спросили саму Эстель, она в первую очередь выделила бы его отношение к женщинам. Не экзальтированная рыцарственность, не потребительское презрение, а спокойное восприятие женщины, как равного существа. Другого, отличного от мужчин, но равного. Ей не позволяли выполнять слишком тяжелую работу, но на тренировках Эстель не отставала. А кое-кого даже превосходила.

Блад прислушивался к ее мнению, с удовольствием обсуждал с ней прочитанные книги и был весьма щедр как любовник. И в постели, и за ее пределами. Щедрым на ласку, на внимание и на подарки. При желании, Эстель могла бы носить самые модные наряды, выписанные прямиком из Франции, и обвешаться драгоценностями. Но чувство вкуса и нелюбовь к эпатажу ее сдерживали.

Порой Эстель начинала думать, что все ее планы — это просто несбыточные мечты. И что от сомнительного будущего стоит отказаться ради того, что уже есть. Ради Питера. Кто знает, удастся ли авантюра, которую Эстель задумала? На кон поставлено слишком много, а в случае неудачи можно потерять все. В том числе, и свою жизнь. Так не лучше ли махнуть рукой на туманные перспективы и остаться с Бладом? Питер мог стать великолепным мужем. Таким, что многие позавидовали бы.

Да и мало ли было желающих захомутать Блада? Одна только трактирщица Абигейл чего только стоила! Разумеется, Эстель давно уже донесли, кто был любовницей Питера. И это был не одноразовый, проходной роман. Эстель даже побывала в «Веселом висельнике», чтобы посмотреть на Абигейл, но ничего особенного не увидела. А вот Питер на нее рассердился. Сказал, что ему тяжело дался разговор с бывшей любовницей, и что не нужно расстраивать женщину, которая когда-то была ему близка.

Такое отношение к прошлой пассии было необычным, но в этом был весь Блад. Он относился серьезно ко всему, в том числе и к личным отношениям. И, чего греха таить, Эстель было приятно знание, что Питер ей верен, и даже не смотрит на других дам. А вот дамы на него — очень даже. Ну, неудивительно. Высокий, смуглый брюнет с яркими синими глазами был действительно хорош собой. Худощавый, но сильный и гибкий, как змея, он умел выказать свое недовольство без крика. Его голос был то ласковым и обаятельным, когда нужно было кого-то уговаривать, то жестким и резким, когда требовалось отдать команду или призвать к порядку своих пиратов.

Блад не пытался казаться утонченным, как молодые щеголи, стремящиеся подражать парижской моде и нелепо из-за этого выглядевшие. Питер имел смелость быть самим собой, и делал это настолько естественно, что многие просто терялись. Он ненавидел парик, надевая его только в исключительных случаях, когда это предписывал этикет, был равнодушен к украшениям и, стоя на палубе своего корабля, одевался так, как ему удобно. Наряд Блада отличался от костюмов остальных пиратов, пожалуй, только стоимостью материала, из которого была пошита одежда.

Питер с легкостью вписался в общество флибустьеров, и сложно было поверить, что этот человек когда-то был обычным врачом, и уж тем более каторжником. Впрочем… собственная история Эстель тоже была необычной. Но, как ни уговаривал ее Питер, она не могла все рассказать. Не потому, что там было что-то слишком секретное, и уж тем более не потому, что Эстель не доверяла Бладу. На Питера, как раз, можно было положиться. Просто… она не готова была откровенничать. Правда была не слишком приглядной.

…Все началось почти четверть века назад, во французской провинции Анжу, когда опытная куртизанка закружила голову молодому, богатому дворянину, который приехал в Анже по делам. Любовница получила дом, неплохое содержание, но ей показалось этого мало. Прекрасная Алэйна решила воспользоваться нежной привязанностью молодого человека, потерявшего голову, уговорила его на брак и родила ему дочь.

Какое-то время они скрывали свои отношения, но ничто не может длиться вечно. И, когда история с браком всплыла, разгорелся даже не скандал, — скандалище. Благородное семейство дю Белле (да, да, родственники тем самым дю Белле, пусть и дальние) не могли позволить, чтобы единственный наследник связал свою жизнь с безродной куртизанкой, да еще и старше его. Однако официальный брак, да еще и завершившийся рождением ребенка, расторгнуть не просто.

И неизвестно, чем бы закончилась эта история. Возможно, глава семьи добился бы развода. Но тут наследника понесло. Защищая свою любовь, он бросал вызовы на дуэль направо и налево. И наткнувшись, в конце концов, на профессионального бретера, был смертельно ранен. Надо ли говорить, что его жена и дочь оказались совершенно незащищенными? И не нашли нигде поддержки?

Эстель и сама понимала, что в этом не было ничего удивительного. Одно дело, когда светская львица не самого тяжелого поведения открывает литературный салон или устраивает по вечерам фривольные театральные представления, и совсем другое — когда она смеет выйти замуж за богатого дворянина.

Приставленная к маленькой Эстель служанка оказалась единственной, кто сохранил верность. Когда-то Алэйна помогла бедной девушке, и та оказалась благодарной. Сумела спрятать ребенка, пока шло судебное разбирательство. Разумеется, Алэйну признали виновной во всех грехах. Обвинили чуть ли не в том, что она подлила своему супругу приворотное зелье. И неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы в Анже не прибыл представитель губернатора Тортуги.

Алэйна ожидала, что ее казнят, а потому была счастлива, отделавшись только клеймом в форме лилии и высылкой в колонии. Девиц туда, правда, набирали молодых и бездетных, но посланец губернатора не смог отказать дю Белле. И Алэйна с дочерью оказались на Тортуге в компании еще четырех сотен французов.

Д'Ожерон собирал «корабли невест» с вполне определенной целью. Женщин в колониях не хватало, и за них устроили настоящий аукцион. Алэйна тоже довольно быстро нашла себе мужа — Джеймса Пройдоху. И наличие ребенка пирата не смутило. Впрочем, мужчины, с нетерпением ожидавшие прибытия на Тортугу когорты дам, не рассчитывали увидеть застенчивых, невинных особ: они и сами не были мальчиками из церковного хора. Джеймс, как оказалось, был на Тортуге по делам, и просто не смог пропустить такого развлечения. Он пиратствовал на Ямайке, под патронажем своих соотечественников англичан, и увез туда Алэйну с дочерью. На долгие годы Порт-Ройял стал их домом.

Эстель не могла сказать про своего отчима ничего плохого. Джеймс был безбашенным, как и все пираты, любил закладывать за воротник и промышлял не только морским разбоем, но и контрабандой. Да и с самой Эстель он любил возиться. Джеймс мечтал о сыне, а потому воспитывал девчонку, как пацана.

Деньги в доме водились. Алэйна, оказавшись на краю земли, поумерила свои амбиции и оказалась рачительной хозяйкой. Однако мысль о том, что ее дочь — девица благородного происхождения, и что рано или поздно можно будет заявить права на наследство, не давала ей спокойно спать. И если отчим учил Эстель стрелять и владеть ножом, то мать пыталась вбить ей хорошие манеры. Особенно чудовищным испытанием стал корсет, который должен был выработать идеальную осанку.

Джеймс не мешал жене развлекаться. У него своих дел было по горло. Несколько удачных авантюр привели к тому, что под его началом оказалась небольшая банда. И вот тогда отчим обратил самое пристальное внимание на образование Эстель. На Ямайке банда Джеймса вела себя прилично (никто не гадит там, где ест), но всегда были другие острова, где можно было пощипать богатеев. А для того, чтобы налет был удачным, идеальным вариантом было заслать в нужный дом лазутчика, чтобы от разведал все, что нужно.

Ну и кто подходит для этой роли больше, чем хорошенькая маленькая девочка с идеальными манерами и в дорогом платье? Эстель разыгрывала из себя потеряшку или жертву нападения, попадала в дом, и впускала туда подельников. А иногда и выносила что-нибудь особо ценное. Шкатулка с компрометирующими письмами заставила одного из чиновников раскошелиться так, что Джеймс смог нанять для своей падчерицы учителя.

Провинциальный дворянин, прибывший покорять столицу Англии и спустивший доставшееся ему состояние, отправился ловить счастья в колонии. Однако удача Эдварда не баловала, а потому он периодически находился на мели. Получив приглашение от самого Джеймса Пройдохи, Эдвард даже не стал долго раздумывать, и влился в банду. Пират из него оказался так себе, а вот учитель получился неплохой. Все-таки, куртизанка не знала многих тонкостей, доступных только тем, кто с рождения получал соответствующее образование и воспитание.

Эстель исполнилось 11, когда мать открыла ей тайну ее происхождения. Алэйна умудрилась сохранить документы и поделилась своей мечтой — вернуться и отомстить, урвав положенное наследство. Но одно дело, когда за деньги будет бороться куртизанка, да еще и клейменная лилией, и совсем другое — если на сцене появится прекрасная, хорошо воспитанная девушка, за спиной которой будет стоять покровитель. Дю Белле, как и все аристократы, имеют не только союзников, но и врагов.

Глупая 11-летняя девчонка впечатлилась, почувствовав себя благородной особой, и начала учиться еще активнее. Ее захватила мечта матери вернуться на материк и предъявить права на наследство. Однако для этого требовались деньги. Большие деньги. А Джеймс, хоть и был удачливым авантюристом, таких богатств не имел.

Эстель начала активнее участвовать во всяческих авантюрах. Она гримировалась, меняла наряды и парики, научилась ездить верхом и вести светскую беседу ни о чем, но деньги копились плохо. Сначала слегла мать, на лечение которой уходило довольно много средств, а затем Генри Морган, став губернатором, прижал хвосты своим бывшим братьям по пиратскому бизнесу.

Ну и конечно, в самый неподходящий момент, у Эстель случилась первая любовь. Томный ловелас с интересной внешностью красиво рассказывал о своих чувствах, и мозги девушки отключились. Напрочь. Чувство Эстель было ярким, сильным, но коротким. Счастье продлилось ровно до тех пор, пока отчим не пристрелил ловеласа, который пытался сдать банду властям.

Тогда, в первый и единственный раз в своей жизни, Эстель сорвалась. Она ввязывалась в смертельно опасные авантюры, меняла мужчин, как перчатки и пыталась хоть как-то заглушить горечь предательства и потери. Прошло почти два года прежде, чем Эстель сумела остановиться. Прийти в себя ей помогла смерть матери и тяжелое ранение отчима. С глупостями пора было завязывать. Нужно было искать серьезное дело и надежного покровителя.

Ни отставка Моргана, ни его новое приближение к власти во время губернаторства Кристофера Монка не внесли кардинальных изменений в жизнь семьи Эстель. Ранение Джеймса оказалось серьезным, и он просил свою падчерицу уехать, поскольку защитить ее уже не сможет. Слава богу, у отчима остались связи, а потому Эстель отправилась на Эспаньолу и вскоре предстала перед Франсуа де Граммоном.

Знаменитый пират хотел повторить свой подвиг 1678 года и готовил рейд на Маракайбо. Ему нужен был лазутчик в городе, который разведает, где стоят самые богатые дома, где прячутся жители в случае опасности, какой доход в среднем имеет губернатор и насколько серьезно защищен форт.

Словом, Эстель могла снова сыграть свою привычную роль дамы, попавшей в трудную ситуацию.

Кто бы мог подумать, что де Граммон окажется не единственным пиратом, планирующим налет на Маракайбо. Не успела Эстель приступить к своей разведывательной деятельности, как город захватили пираты Блада и Монбара. И ее миссия оказалась бессмысленной.

Жаль, что Питер усомнился в придуманной ей истории. Очень жаль. А ведь Эстель сама верила в то, что говорила! Она так давно меняла имена, личины и религии, что сама уже почти забыла правду. Как и свою давнюю мечту вернуться на материк. Впрочем, эта мечта вскоре вновь расправила крылья при одном только взгляде на золото Блада. Эстель решила вернуться на Тортугу вместе с Питером, а там уже думать, что ей делать дальше. Не очень понятно, как она будет объясняться с де Граммоном, но, в конце концов, в случившемся нет ее вины.

Однако объясняться, к счастью, не пришлось. Буквально в первый же день своего пребывания на Тортуге Эстель выяснила, что де Граммон погиб вместе со своим кораблем «Ле Арди» во время шторма близ Азорских островов.

К несчастью, возвращаться на Ямайку было не к кому. Окольными путями Эстель выяснила, что отчим все-таки умер от ран. Ну а Блад… Блад оказался в нужном месте и в нужное время. Эстель ни разу не пожалела, что решила с ним остаться. Он заботился, баловал ее и, кажется, надеялся, что она забеременеет. Ну да, конечно! Можно подумать, это не ее мать была известной куртизанкой, которая сама варила отвары по старым рецептам, чтобы избежать нежелательной беременности. Расплата была жестокой — Алэйна больше не могла иметь детей, однако игра стоила свеч.

Эстель сердилась на себя, но окончательного решения принять не могла. Она училась, тренировалась, и влезала в отношения с Бладом все глубже и глубже. Рядом с Питером ей было уютно и удобно, и это пугало гораздо больше, чем огонь неистовой подростковой страсти.

Подаренное Бладом кольцо стало последней каплей. Эстель поняла, что ей нужно раз и навсегда решить, чего она хочет от своего будущего.

Блад

Чем больше руководителей у мероприятия, тем больше на нем бардака. Понятно, что официальная Франция не могла взять на себя командование рейдом на Картахену — окончательно портить отношения с Испанией и нарываться на возможное объявление войны никто не хотел. Но неужели де Графф не мог подмять под себя несколько капитанов? Де Кюсси и так сделал всю предварительную работу — договорился с ними. Так почему не перевести их в прямое подчинение?

В какой-то мере, мне это было на руку. Я подсуетился там, где не сумел де Графф. Из 12 капитанов кораблей, которые должны были отправиться рейд на Картахену, я привлек на свою сторону пять самых вменяемых. Пришлось, конечно, поработать с командами, но теперь я чувствовал себя спокойнее.

Де Кюсси, правда, не позволил мне приобрести численное преимущество. Сначала он подогнал де Граффу еще два галеона, а затем заключил с капитанами договора, по которым они переходили в подчинение Лоренсу с правом голоса. Теперь наши силы были примерно равны. Под моим началом было девять кораблей, а под началом де Граффа — десять. А вот по численности команды он меня по-прежнему превосходил. Тысячу триста с моей стороны против его двух тысяч.

Словом, к Картахене мы подошли с довольно большими силами. Дня два пришлось потратить на рекогносцировку, а затем де Графф решил воплотить в жизнь свой гениальный план по нападению на город с северной стороны. Я от этой чести решительно отказался. Хочет баран расшибить свой лоб о ворота? Флаг ему в руки.

Командовать парадом де Графф решил сам. Ну да. Где ж еще быть руководителю, как не впереди, на лихом коне? Вопрос о том, кто должен координировать общие действия, остался открытым. Три сотни человек отправились на приступ в каноэ и лодках. Итог десанта был предсказуемым. Первые шесть лодок, подхваченные прибоем и брошенные на скалы, превратились в щепки еще до того, как находившиеся в них люди смогли броситься в воду.

Убедившись, что высадиться с северной стороны он не сможет при всем желании, де Графф отдал приказ уходить из опасной зоны и заняться спасением утопающих. Итоги его бараньей упертости были печальными. Помимо потерянных шести лодок с боеприпасами, погибло около пятидесяти человек. Де Графф бесился, вопил на окружающих, срывал зло на команде, но вынужден был признать, что его план провалился.

Очередное совещание капитанов проходило в нервной обстановке. Всем присутствующим было понятно, что испанцы уже увидели эскадру, сосчитали паруса и приготовились к нашему нападению. Никто даже не сомневался, что за то время, пока будет идти штурм форта, жители Картахены соберут все самое ценное и уйдут в сельву. Возможно даже, губернатору города удастся эвакуировать бОльшую часть сокровищ, собранных в ожидании конвойных кораблей.

То, что добыча может выскользнуть из рук, никого не радовало, и было решено напасть немедленно. Подойдя к Бока-Чико, мы высадили войска, и началась яростная атака входных фортов. Я, честно говоря, ждал ожесточенного сопротивления и больших сложностей в процессе взятия укреплений. Однако похоже, испанские чиновники с большим успехом пилили военный бюджет. Ничем другим нельзя было объяснить ужасающее состояние фортов, малочисленность гарнизонов и абсолютное нежелание солдат защищать доверенную им территорию.

Пиком их разгильдяйства стала церковь Нуэстра Сеньора де Пупа, которую испанцы оставили еще до начала атаки. Волверстону и его ребятам даже не пришлось брать ее штурмом! А ведь эта церковь на холме занимала господствующее положение над городом, и после того, как я приказал установить там батарею для обстрела, единственная дорога из Картахены вглубь страны оказалась под контролем, и те испанцы, которые еще не вывезли свои сокровища, теперь уже не смогут этого сделать.

Ну и наш драгоценный канонир Огл не сплоховал. Воспользовавшись захватом фортов, я подвел свои корабли ближе к городу, и сосредоточенным огнем Огл проломил брешь в стене, после чего пираты ворвались в предместье города. Картахена вынуждена была капитулировать. Губернатор сдал город после первого же штурма, и начался активный грабеж.

Добыча была колоссальной. По самым скромным прикидкам только присвоенные драгоценные металлы тянули на шесть с половиной миллионов ливров. А ведь были еще изумруды, необработанные аметисты, жемчуг, больше 80-ти медных пушек, снятых с укреплений, больше 30 медных церковных колоколов, 120 голов скота, больше 6000 тонн грузов (в основном сахара) и рабы.

Разумеется, пираты тут же решили поделить трофеи. Я уже сталкивался с таким подходом на Маракайбо. Так называемое «береговое братство» в реальности походило на шакалов, которые сбиваются в стаи, когда им надо кого-то ограбить. Пираты совершенно не доверяли друг другу и даже думать не хотели о том, что бОльшая часть ценностей окажется на чьем-то одном корабле.

Я даже возражения услышал те же самые, что и на Маракайбо — дескать, разметает корабли штормом, и потом ищи-свищи свои денежки. Доказывай, что на борту чужого корабля — твои сокровища, и тебе их должны вернуть. Ну а тут еще и повод образовался соответствующий — де Графф тащил на борт своего корабля все, что попадалось под руку и вместо того, чтобы показать награбленные ценности, тыкал в нос свои учетные записи. А там мало того, что все было переврано, так еще и бОльшая часть пиратов вообще читать не умела.

Скандал с распределением богатств затягивался, и я начал опасаться, что нас на обратном пути перехватят испанские корабли. А в одну из ночей де Графф исчез. Просто исчез, бросив своих людей на произвол судьбы. Так что в Картахене оказалось три тысячи головорезов, из которых мне подчинялась только одна треть. И все они чувствовали себя обманутыми.

Конечно, де Графф увез с собой только часть ценностей, но если учесть, что остальное должно было делиться на всех, ситуация получалась нерадостной. Собрав все ценности в одном месте, как это и положено по пиратским обычаям, я оценил общую стоимость оставшейся добычи примерно в восемь миллионов ливров. Вроде бы, и сумма неплохая, и доля добычи каждого пирата получается приличной, но сволочной де Графф увез с собой еще, как минимум, четыре миллиона!

Однако лично меня бесило вовсе не это. Вместе с сокровищами голландец прихватил с собой и Эстель. Ее невнятная записка не объясняла вообще ничего, кроме того, что она добровольно поменяла покровителя. Ее вещи исчезли, а я чувствовал себя полным и беспросветным кретином, поняв, что меня дважды обвели вокруг пальца. Это же Эстель сбросила информацию о том, где хранится часть сокровищ, подготовленных губернатором Картахены к отправке на материк. И, пока мы обыскивали указанное место, де Графф успел скрыться.

Сокровищ мы, разумеется, не нашли, но идея была неплохая. А я был в такой ярости, что готов был вытрясти деньги из губернатора любыми способами. Но тяжело искать черную кошку в темной комнате, когда ее там нет. Так что максимум, что мне удалось выжать — это выкуп с города в размере двух миллионов ливров.

Если бы вы знали, как же мне хотелось напиться! Сорваться с резьбы и утопить свое горе на дне самой глубокой бочки! Почему, ну почему Эстель так поступила? Чего ей не хватало? У де Граффа уже есть жена. Или он собирался предвосхитить подвиг Ситцевого Джека и завести себе сразу двух спутниц жизни? Блин! Да какая мне разница? Предательство Эстель оказалось настолько болезненным, что в детали вникать уже не хотелось.

Единственное желание, которое у меня было — это упиться в хлам. Вызвать на дуэль де Граффа и запереть Эстель в самом глубоком погребе тоже хотелось, но не так отчаянно. У меня была потребность хоть как-то приглушить боль. И хоть ненадолго забыться, отказываясь воспринимать безжалостную реальность. К сожалению, все эти мечты оставались неосуществимыми. Мне нужно было как-то удерживать 3000 головорезов, делить трофеи и готовить корабли к отплытию.

На следующий день я собрал совет капитанов и поставил их перед фактом — с Картахены пора уходить. Поскольку рейд оказался относительно удачным, и мы по справедливости поделили полученную добычу, я считаю договор завершенным, а себя — свободным от дальнейших обязательств. Моя «Виктория» и корабли Питта, Ибервиля и Хагторпа покидают это гостеприимное местечко. Если кто-нибудь захочет составить нам компанию — я не откажусь.

Надо ли говорить, что большинство пиратов, опьяненные добычей, никуда уходить не захотели? И к нашему отбытию отнеслись довольно равнодушно. Чем меньше народа — тем больше доля добычи. А то, что в Картахене грабить уже практически нечего, они понимать не хотели. Со мной ушли только два капитана, что тоже было неплохо. Все-таки, шесть кораблей — это вполне достаточно, чтобы отбить у некоторых авантюристов желание с нами связываться.

В кают-компании своего корабля я снова собрал верных людей. Те, кто принимал решение участвовать в рейде на Картахену, теперь размышляли, как нам действовать дальше. Питт, Хагторп, Ибервиль и Волверстон с Оглом, представляющие интересы команд, были мрачны, как туча.

— Ты был прав, капитан. Де Графф оказался последней сволочью, — выплюнул Волверстон. — Но неужели он не боится, что ему отомстят?

— Да! — оживился Огл. — Те, кто участвовал в рейде на Картахену, потребуют с него свою долю добычи.

— Вы полагаете, де Графф этого не понимает? — сердито поинтересовался я. — Раз он так поступил, значит, был уверен, что его прикроют! Обоснуется на Сент-Доминго под покровительством де Кюсси, да еще и получит полное право гонять пиратов. А кто захочет ссориться с французами, если наши основные базы — это Тортуга и Пти-Гоав?

— И что? Мы так и простим де Граффу его предательство? — возмутился Волверстон.

— Не простим. Но нужно выждать удобный момент, — сжал кулаки я. — Сами понимаете, у меня к этому гаду есть свой личный счет. Да и с Эстель неплохо было бы поговорить… по душам. Интересно, что ей пообещал де Графф, раз она к нему перебежала?

— Постой-ка, — встрепенулся Джереми. — Получается, что де Кюсси заранее знал, что голландец нас предаст. А если де Графф действовал с его полного одобрения, то как воспримут на Тортуге нас? Не окажемся ли мы крайними и виноватыми? Питер, ты же наверняка захочешь выяснить с де Кюсси отношения?

— По-твоему, я похож на идиота? — хмыкнул я. — Де Кюсси только этого и ждет. Как только я попытаюсь обвинить де Граффа, хорошее отношение губернатора ко мне тут же закончится. И я стану главным виновником произошедшего. А побег де Граффа оправдают какой-нибудь необходимостью.

— Да и кто докажет, что голландец увез бОльшую долю? — вздохнул Ибервиль. — Мало ли, чего голосят пираты. Никто не понимался на борт корабля де Граффа и не считал его богатств.

— Так что, на Тортуге нас ждет холодный прием? — нахмурился Огл.

— Скорее всего, на Тортуге нас ждет обвинение во всех смертных грехах с конфискацией имущества, — предположил я. — Де Кюсси прекрасно понимает, что я единственный, у кого есть реальная возможность отомстить да Граффу. Остальные пираты разрозненны и недостаточно сильны. Так что он сделает все, чтобы устранить опасность в моем лице. Ну и в вашем заодно.

— И что ты предлагаешь? — нахмурился Волверстон.

— Мы не вернемся на Тортугу. Я давно хотел обосноваться на острове Бекия, так что отправимся именно туда. Укрепимся, осмотримся, а там постепенно захватим Сент-Винсент и остальные ближайшие острова. Будем сами себе хозяева, а пираты, которых мы приютим, станут отстегивать нам 5 % добычи. Тогда желающих обосноваться под нашим крылом будет больше. А если мы еще и досуг им соответствующий организуем, то вскоре наши острова станут самым популярным местом.

— Но на Тортуге хранится наша корабельная казна! И наши личные сбережения! — застонал Ибервиль. — Это огромные деньги!

— На Тортуге уже ничего не хранится, — хмыкнул я. — Никогда не доверял государству. И неважно, как оно называется. Почувствовав, что с набегом на Картахену что-то не так, я решил подстраховаться. Я никогда не покупал векселя французских банков. Торговый дом Ван Хоомов внушал мне больше доверия. Однако я не был уверен, что в случае конфликта с де Кюсси, этот торговый дом сможет остаться независимым. Так что я взял на себя смелость, извлек наши деньги с Тортуги и принял решение о начале освоения Бекии. К нашему возвращению, остров уже должны освободить от аборигенов и построить небольшой форт. А чтобы у Ван Хоома не возникло желания нас обмануть, к нему приставлен верный человек.

— Дирк? — уточнил Волверстон.

— Именно, — кивнул я. — Он был среди тех, кто бежал с нами с Барбадоса, отважно сражался и даже потерял руку в бою. А я не бросаю преданных людей, даже если они искалечены.

— Команда знает об этом, — кивнул Ибервиль. — Поэтому желающих наняться на наши корабли так много.

— Это хорошо. Но люди должны принять решение, как им быть дальше. Каждый из вас должен поговорить с командой своего корабля. Возможно, кто-то захочет вернуться на Тортугу. Не думаю, что отдельным пиратам что-то грозит. Но прежде всего, я хочу знать ваше решение. Вы со мной?

— Мы с тобой, капитан, — решился Питт.

— Мы с тобой, — поддержали его остальные собравшиеся.

Такая верность дорогого стоит, и я пообещал про себя, что сделаю все, чтобы не подвести этих людей.

 

Глава 10

Остров Бекия оказался довольно красивым местом. Песок, пальмы, лазурные волны… рай для туриста. Дирк встретил нас в небольшом укрепленном лагере и отчитался о проделанной работе. Основную часть наших денег торговый дом Ван Хоомов перевез на подконтрольные голландцам территории, а остальные пошли на найм различных специалистов.

Первое, чем меня озадачил Дирк — местного населения на острове не осталось. Я даже растерялся слегка. Тотального геноцида никак не планировалось, напротив: хотелось бы привлечь часть индейцев в качестве разведчиков и бойцов. Однако Дирк с негодованием отверг подобный вариант развития событий, заявив, что это неправильные пчелы, и они делают неправильный мед.

Несмотря на то, что я уже довольно долго существовал в этом времени и мире, мои знания о нем оставляли желать лучшего. Ну не интересовался я никогда, какие там индейские племена водились в Америке, и чем они славились. Знал тоже самое, что и все — ацтеки, майя (телевидение постоянно трындит о их календаре, пирамидах и обычаях), и еще вроде бы гуроны какие-то были (читал Майн Рида в глубоком детстве, и как-то не впечатлился этой темой).

О существовании карибов, которых доблестно истребили люди Дирка, я даже не подозревал. И уж тем более не мог знать, что народец этот агрессивен, свободолюбив, не склонен вести переговоры и увлекается людоедством. Последнее меня особенно впечатлило. Каннибализм в моем сознании ассоциировался с глубокой, дикой Африкой, я не ожидал встретить его под боком, а потому действия Дирка были категорически одобрены.

Он вообще довольно круто развернулся. Я даже не ожидал. Перед ним стояла задача проконтролировать Ван Хоома, чтобы наши денежки не уплыли во Францию, провести разведку на острове и, по возможности, договориться с местным населением. Последнее, очевидно не получилось. Зато все остальное было выполнено в лучшем виде. Де Кюсси до наших финансов не доберется, а вместо укрепленного палаточного городка, который я ожидал увидеть, передо мной предстал блокгауз.

Я оценил и приличные размеры строения, и бойницы для стрельбы, проделанные в бревенчатых стенах, и двойной ряд частокола метра в два высотой. Причем ворот не было. Внутрь народ попадал по приставной лестнице. Блокгауз располагался настолько удачно, что можно было выдержать небольшую осаду. И своевременно отразить атаку, расстреливая нападающих, как мишени в тире.

Оказалось, что Дирк нашел на Тортуге инженера, неплохо разбирающегося в фортификации. Бедолага ехал из Англии в колонии заниматься строительством, но попал в плен, потом в рабство, а затем бежал. Роберт занимался на Тортуге всем, что подворачивалось под руку, надеясь накопить денег, вернуться на материк, и больше никогда, никогда даже не приближаться к кораблям. Предложение Дирка прозвучало как нельзя кстати.

Пока было построено несколько блокгаузов и надежные помещения для содержания рабов. К созданию чего-то более капитального Роберт собирался приступить только после того, как я утвержу его план. Блин! Знать бы еще, чего я хочу! Несмотря на то, что О'Брайен, в тело которого я попал, в свое время занимался взятием крепостей, а не их возведением, в фортификации он разбирался неплохо. А хранящиеся в моей памяти образцы защитных сооружений давали простор для фантазии.

Я-то, конечно, хотел бы возвести нечто типа Петропавловской крепости. Но с таким же успехом можно мечтать китайскую стену построить. Остров Бекия был сильно вытянут и имел сложную геометрическую форму с сильно извивающейся линией побережья. И, несмотря на относительно небольшую площадь, с его защитой могут возникнуть трудности.

Впрочем, сейчас меня интересовали более насущные проблемы — защитить людей. Никто не гарантирует, что карибы не появятся, чтобы отомстить. Или что де Кюсси не захочет вернуть уплывшее от него золото. Или другие охотники за богатствами не нападут на нас под лозунгами борьбы с пиратством. У европейцев всю их историю очень хорошо получается оправдывать свои мерзостные деяния красивыми словами. В этом плане мне гораздо больше нравился наш князь Святослав, который заявлял прямо: «иду на вы».

Людей под моим началом оказалось немало. Одна только команда — чуть более шестисот морд. К моему удивлению, желающих вернуться на пиратские базы и продолжить опасный бизнес оказалось буквально несколько человек. Остальные были не прочь осесть и завести бизнес, став плантаторами или держателями питейных заведений. Да и для тех, кто не представлял своей жизни без моря, кораблей и сражений, работы было предостаточно.

Во-первых, границы необходимо патрулировать, а желающих напасть своевременно уничтожать, а во-вторых, пока остров не начал приносить доход, я не собирался окончательно отказываться от пиратства. Нужно же как-то пополнять свои финансы, которые теперь будут утекать, как река. Строительство укреплений — это очень дорогое занятие, да и жалование людям необходимо выплачивать.

Основные траты шли из общей кассы, но пираты и свои сбережения тратили охотно. Особенно на закупку рабов. Преимущественно черных. Кто-то же должен был вкалывать на плантациях и выполнять другую неквалифицированную работу! В последнем нашем походе с налетом на Картахену мы захватили довольно много негров, но для планируемого количества плантаций этого явно было недостаточно.

Я к рабству относился с предубеждением. Ну не мог я переломить своего воспитания! Однако бороться с данным явлением было глупо, бесперспективно и весьма опасно. А я все-таки не революционер, чтобы нести свободу на штыках. История показывает, что ничем хорошим такие несения не заканчиваются. А самые активные борцы теряют голову на гильотине или обогащают мозг девятью граммами свинца. Если повезет.

В общем, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, а у меня и без того достаточно проблем. В первую очередь — вместе с инженером продумать грамотную защиту острова, а во вторую — спланировать и начинать строить поселение, где прибывающие пираты смогут отдыхать, развлекаться и спускать деньги.

Поскольку никто из нас не питал иллюзий о добропорядочности и кротком нраве жителей данного региона, мы все впряглись в строительство земляных укреплений. Рыли рвы, возводили брустверы и забивали землей туры, которые плели из веток. Работа нашлась для всех. Пираты резали дерн, валили деревья и подтаскивали все это к возводимым укреплениям.

Результат не заставил себя ждать. Первый более менее надежный форт был построен и оснащен двенадцатью пушками, прихваченными из Картахены и полудюжиной мощных орудий снятых с галеона. Хагторп согласился поделиться только с условием, что ему разрешат поохотиться и восполнить потерю. Я только махнул рукой. Пираты еще долго будут привязаны к своим кораблям. И большая их часть, наверняка, никогда не приживется на суше. Впрочем, для таких будет открыт китобойный промысел, охота на черепах и ловля рыбы.

Поскольку моя паранойя не желала успокаиваться на достигнутом, форт был не только построен, но и замаскирован. Причем настолько хорошо, что глядя со стороны моря, трудно было даже заподозрить о его существовании. Покрытые дерном земляные валы сливались с береговой зеленью, чему способствовали посаженные на валах и вокруг них кокосовые пальмы, а за кустами белой акации так хорошо укрылись пушки, что их нельзя было заметить даже на расстоянии полумили.

Народ работал не за страх, а за совесть. Возможность получить землю в собственность будоражила их воображение. Это для меня, привыкшего к российским просторам, наличие свободной земли кажется обычным делом. А в Европе все территории были давно уже поделены. Для некоторых предприимчивых дельцов даже овцы оказались важнее людей.

Самым сложным было определиться, как нам обустроить Бекию в плане управления. Все имеющиеся в наличии деньги и корабли принадлежали отнюдь не мне, а всей команде. Отношения с собственностью у пиратов были сложные. И если захваченные на борту ценности можно было как-то поделить, то с захваченным судном все было сложнее.

За участие в абордаже пират мог получить дополнительное вознаграждение, но покинув корабль, он больше не имел к нему никакого отношения. Могла смениться команда, и даже капитан, но судно спокойно продолжало ходить по морям. Похоже, острову Бекия суждено было стать чем-то вроде такого судна.

Поскольку привычный способ управления толпой пиратов срабатывал на море, я решил перенести его на сушу. Решение по тому или иному вопросу принимали мы четверо — я, Джереми, Ибервиль и Хагторп. Плюс на наших собраниях обязательно участвовали по два человека от каждой команды — лишний контроль ситуации не помешает.

По хорошему, я, как настоящий попаданец, срочно должен был начать прогрессорствовать. Но у меня были серьезные сомнения в собственных способностях. Я даже связь между кораблями так и не смог наладить! Ну, попробовали мы и знаки флагами, и знаки руками. Но с местной оптикой результаты оставляли желать лучшего. А вывезенный из Гибралтара оргАн мне так и не удалось разобрать. Команда встала стеной.

Мне до сих пор кажется это странным, но многие пираты очень религиозны. Как в их мозгах истовая вера сочетается с тем образом жизни, который они ведут — выше моего понимания. Но когнитивного диссонанса не происходит. Может, потому, что большинство из них католики? Понятие «искупление грехов» они понимают дословно. Заплатил определенную мзду — и ты уже никакой не грешник.

В общем, как только на корабле появился оргАн, тут же нашлись и желающие приобщиться к прекрасному. Где пираты находили священников — бог весть. Но порой мне казалось, что святого отца, согласного провести службу, можно отыскать даже на необитаемом острове. Были бы деньги.

Ну а теперь, когда мы решились колонизировать отдельный остров, оргАн займет свое законное место — в небольшой часовне, строительство которой было признано таким же необходимым, как и возведение укреплений. Вот только священника туда мне придется искать очень аккуратно. Как вы понимаете, доверять здешней церкви — как минимум неосмотрительно.

Еще одной проблемой острова стали женщины. Точнее, полное их отсутствие. Пока идет глобальная стройка, народ еще держится. Пираты — люди привычные, могут месяцами обходиться без дамы сердца. Но стоит им обустроиться и пустить корни, как они тут же вспомнят о существовании женского пола. И откуда на них на всех набраться жен — представления не имею.

Нет, некоторые пираты уже были благополучно женаты, но не такое уж большое количество. Мало кто из женщин соглашается ждать на берегу своих мужей, у которых каждый выход в море может оказаться последним. Да и дам в колониях очень не много. Именно поэтому с материков периодически прибывают «корабли невест». Вот только если среди дам, прибывших первыми рейсами, еще можно было найти относительно порядочных особ, то на последних прибывших клейма некуда было ставить. А мне еще только драк не хватало из-за какой-нибудь стервозной красотки.

Слава богу, что навалившиеся дела слишком сильно изматывали пиратов, и им пока что было не до дам. Тщательные исследования острова позволили нам составить довольно неплохую, подробную карту, и теперь можно было планировать дальше. Территорию мы разделили по секторам, над каждым назначили ответственного, и организовали патрулирование прибрежных вод.

А я, благодаря карте, выбрал участок для своего будущего дома. На холме, рядом с небольшим ручьем, в месте, позволяющем и хорошо укрепиться, и наслаждаться прекрасными видами. Но поскольку на данный момент у меня не было времени порой даже перекусить, амбициозный проект был оставлен для далекого будущего. А я удовольствовался тем, что поставил себе баню.

О, как я о ней мечтал все время своего попаданчества! Как мне ее не хватало в дальних походах! Я даже окружающий народ попытался приохотить к полезному занятию. Причем без фанатизма. Однако пираты, живущие по принципу «два сантиметра — не грязь, а три — сама отвалится», не вдохновились моей новинкой.

Гораздо больше им понравился прообраз игрового центра. Проект еще был «сырым», но уже начал приносить мне первые деньги. Планируя обосноваться на острове, я и в Маракайбо, и в Картахене награбил немало красивых тканей и предметов роскоши. И теперь хотел все это использовать для своего проекта. Продажа алкоголя и игровой бизнес всегда приносили огромную прибыль, так что я решил начать именно с этих направлений. Все другие мои проекты на первоначальном этапе будут только жрать финансы.

Впрочем, казино тоже влетело мне в копеечку. И строительство, и дизайн, и мебель стоили недешево. А я хотел, чтобы внутри все было самым лучшим. Чтобы роскошь поражала умы. Чтобы это место стало статусным, посещаемым, известным. Знали бы вы, чего мне стоило вышколить прислугу! А создать колесо для рулетки? Это же ужас какой-то, если учесть современные технические достижения. А ведь столов с рулеткой должно быть несколько штук. Точно так же, как столов для игры в карты и кости. Ну и бильярд, конечно же.

Слава богу, не было проблем с едой. Местные черепахи оказались довольно вкусными, а первый же убитый кит принес неплохой доход. На острове когда-то уже были плантации, которые почему-то забросили, так что в окрестностях росли и какао, и сахарный тростник, и перспективы вырисовывались интересные. В принципе, можно было бы организовать экспедицию за саженцами хлебного дерева, но плыть за ними через полмира… Не уверен, что это хорошая идея. Проще будет пшеницу достать. Наверняка где-нибудь в колониях ее для себя выращивают.

Джереми Питт

Выбирать дальнейшую судьбу было сложно. Кем стать? Преуспевающим плантатором или хозяином китобойного промысла? Разводить черепах или участвовать в игорном бизнесе? Своим давним соратникам Питер предлагал только самое лучшее. Из 20 человек, сбежавших с Барбадоса, в живых осталось 11, и все они решили осесть на острове. Благо будущее рисовалось просто сказочное.

Джереми не удивился, когда выяснил, что и бОльшая часть команды согласилась последовать за Бладом. Питер был везунчиком, и никто не хотел спугнуть удачу, которую ухватил за хвост. Блад не терял голову при виде золота, не впадал в ярость, круша напропалую врагов и друзей, и, при всей своей храбрости, был рационально осторожен, обдумывая каждый следующий шаг.

Питт не раз уже удивлялся тому, как им играет судьба. Много лет он вел спокойную жизнь, но оказавшись в неудачное время в неудачном месте, Джереми стал сначала осужденным бунтовщиком, затем рабом, а потом пиратом. И вот теперь он снова был готов вернуться к мирной жизни. Ну, к относительно мирной.

В то, что пиратов, захвативших остров, оставят в покое — Питт не верил. Рано или поздно, какая-нибудь держава захочет их подгрести под себя. А уж если у Питера получится распространить свое влияние сначала на Сент-Винсент, а затем и на другие острова… Проблем избежать не удастся.

Джереми обсуждал этот момент и с другими капитанами, и с членами команды. И не нашел ни одного абсолютного противника идеи сотрудничества с другим государством. Вопрос был в том, кого выбрать в покровители. А выбор был, честно говоря, так себе.

Англия отпадала по понятной причине. Часть команды — сбежавшие каторжники, смевшие бунтовать против нынешнего короля. Да и помимо них немало пиратов Блада Англия признала преступниками. Да и с Францией дело обстояло не намного лучше. А уж теперь, когда де Кюсси попытался их обмануть, этот вариант вообще отпадает.

Можно, конечно, договориться с Голландией. Но что они захотят взамен? И не сдадут ли своих новоявленных сторонников в самый неподходящий момент? Официальное признание могло бы сыграть неплохую службу. Хотя бы до тех пор, пока пираты не закрепятся на острове и не станут сильнее.

Блад, с которым Джереми решил поговорить на данную тему, несколько удивился. Дескать, при заселении на Бекию одна из главных идей состояла как раз в том, чтобы быть независимыми.

— Но Питер, ты же не можешь не понимать, что сейчас мы слишком слабы, чтобы бравировать самостоятельностью?

— Джереми, я просто не вижу смысла вставать под чьи-то флаги. Если мы пойдем на службу сильной стране, нас подомнут. Нас сразу начнут использовать как ресурс, пришлют сюда своих людей для контроля, отгрызут у нас самые вкусные куски, и мы останемся ни с чем.

— Ты сгущаешь краски.

— Ничего подобного, — возразил Блад. — Подумай сам. У нас есть деньги. Неплохие деньги. А к ним прилагается четыре боевых корабля и опытная команда. Мы участвовали в абордажах, захватывали города, удачно сражались с превосходящими силами противника. Да для некоторых европейских стран наши четыре корабля — это уже флот. И они, вполне вероятно, решат держать его поближе к своим берегам.

— То есть, ты считаешь, что это бесперспективно? — вздохнул Джереми.

— Я не вижу выхода для нас. Крупная и сильная страна, способная нам помочь в случае опасности, будет контролировать каждый наш шаг. А мелкая страна ни на что влиять не будет. Но и помочь не сможет. Единственный полезный итог перехода под чей-то флаг — наша излишняя самостоятельность не будет вызывать агрессии.

— Да кому какое дело до того, как мы будем жить на этом острове? — возмутился Питт.

— Издеваешься? А вдруг мы подадим дурной пример, и другие колонисты тоже захотят свободы? Захотят быть независимыми от метрополий?

— Да. Об этом я не подумал. Тогда нам тем более нужно встать под чей-то флаг. Лучше всего, выбрать не слишком сильную страну. Мы ведь ищем не помощи и не покровительства, а только прикрытия. Да и имеющиеся торговые связи с материком нам не помешают. Вот только чей флаг поднять?

— Хм… Джереми, ты слышал когда-нибудь о Курляндии? — задумался Блад и, увидев как его друг неопределенно пожимает плечами, продолжил свою мысль. — Неважно. Главное, что Курляндия существует. А еще у них есть колония на Тобаго. И нет возможности ее содержать. Жаль, как же жаль, что Якоб Кетлер уже умер! Достойный был правитель. Его сын, Фридрих, тратит казну на придворный блеск. И, рано или поздно, сдаст Тобаго англичанам.

— Договариваться с таким правителем чревато.

— Именно поэтому нужно договариваться с самим курляндцами, живущими на Тобаго. Полагаю, им не слишком хочется оказаться отрезанными от родины. Мы получим максимум того, что хотим: статус законных колонистов и ограниченное влияние с материка.

— А если наше существование все равно кому-нибудь не понравится, и на курляндцев надавят? — засомневался Джереми. — Сомневаюсь, что чужой флаг остановит желающих обогатиться за наш счет. И, наверняка, у нас еще будут столкновения и с Англией, и с Францией. Да и Испания начнет давить на страну которая нас признает. Дон Диего — не последний человек в своей стране. А после того, как его «Синко Льягас» превратился в пиратский корабль «Виктория», он ненавидит нас всей душой.

— Безопасность нигде не гарантирована, — пожал плечами Блад. — Дон Диего, если ты не забыл, напал на Барбадос и разорил столицу. А ведь Англия с Испанией не воюют. И что? Страны обменялись очередными грозными письмами, и на том все закончилось.

— А Курляндия?

— Тут все должно быть еще интересней. У них нет сильного флота, который способен призвать нас к ответу. Герцог может просто махнуть на нас рукой. А нам остается надеяться, что мы не привлечем к себе слишком уж серьезного влияния. И не вызовем желания нас уничтожить. Иначе у нас тупо не будет шансов.

— И еще… Питер, что ты собираешься делать с де Граффом? То, что он присвоил часть наших денег — это полбеды. Но он увел у тебя женщину. Ребята… ждут реакции.

Блад скривился и потер переносицу. Джереми сочувственно вздохнул. Чего уж тут, Эстель была действительно красивой женщиной. И от нее немудрено было потерять голову. Питеру можно было только посочувствовать. Он старался не показывать своих переживаний, но явно тосковал и работал на износ, чтобы только забыться.

— Значит, говоришь, ребята ждут — вздохнул Блад.

— Эстель была не только твоей женщиной. Она стала членом команды. И получается, что предала всех нас. Ты знаешь, что за это полагается по законам берегового братства?

— Надо заслать шпиона к де Граффу. Пусть последит издалека. Какой у него распорядок дня и где он чаще всего появляется. А заодно пусть осторожно порасспрашивает об Эстель. История, которую она о себе рассказала, лжива до последнего слова. Так что мне интересно, кто она такая, откуда взялась и чего хочет. Ребята правы. Такое нельзя спускать с рук.

Питер Блад

Ну что, дождался, блин, герой-любовник хренов? Дождался? А если бы тебя Джереми не пнул, ты так и продолжил бы тянуть кота за известное место? Как долго? Пока команда не высказала бы тебе свое недоверие? Тьфу! Можно подумать, я не знал, на что шел, когда поднимал пиратский флаг и подписывал общий договор!

Потеря Эстель оказалась чересчур болезненной. Если бы не навалившиеся проблемы, я бы точно двинулся. Работая над обустройством острова и его защитой, я просто заставлял себя не думать об этой женщине. Я не мог позволить себе сорваться и запороть все дело. От меня зависели мои люди.

Однако упиваясь болью, я совсем забыл, что наши отношения с Эстель — это не только мое личное дело. Она действительно была членом команды. И предала своих братьев. Хотелось бы мне знать, что ей такого предложил де Графф, чего не мог дать я. Блин, ну почему нужно было расставаться именно так? Предавая? Эстель знала, что я готов ее отпустить по ее первому желанию.

Всё. Хватит сопли распускать! Раз ты понял, что нужно делать — делай. Заслать разведчика к де Граффу, сплавать на Тобаго, а там начать разбираться с другими проблемами. Какое-то время остров вполне обойдется без меня. Да я даже в казино работу наладил! Так что нечего стоять у людей над душой и контролировать каждый их шаг.

Джереми, прояснивший для себя все непонятки, пришел в хорошее расположение духа и снова пустился в рассуждения о том, какую же сферу бизнеса ему выбрать. Парень метался между различными предложениями, и никак не мог определиться. Надо его пнуть слегка, пригрозив, что все самое вкусное разберут.

На Тобаго мы с Джереми отправились на пару. Я решил, что двух кораблей вполне хватит для того, чтобы произвести нужное впечатление. Тем более, слава капитана Блада докатилась даже до Европы. Так что думаю, на Тобаго уж тем более знают, кто я такой и какими силами владею.

Надо сказать, что более провальной экспедиции не было во всей моей жизни. Какими словами я ругал себя, за то, что ни фига не учил историю — это даже рассказать сложно. Курляндцев на острове было — полтора человека. И территория герцогству уже не принадлежала. Шесть лет назад герцог курляндский передал свои права на остров нескольким лондонским купцам (среди которых был тип, когда-то грабивший эти места), а в прошлом году английское правительство объявило о ничтожности и утрате юридической силы дарственной на остров. Мало ли, какой король чего обещал. Англичане — хозяева своего слова. Захотели — дали. Захотели — взяли обратно.

Единственное, чем меня «порадовали» — предложили купить титул. Дескать, герцогу Фридриху Казимиру деньги нужны. А колонии ему до смерти не интересны. Ну, конечно. Ими же заниматься нужно. А когда герцогу тратить время на такие глупости, если он ведет светскую жизнь? Это же важнее. Блин, ну почему у великих людей сыновья получаются, мягко говоря, неудачные? Это надо же, такое наследие по ветру пустить!

Принявший меня губернатор кажется, был расстроен еще больше нас тем, что такие возможности проплывают мимо. Ни для кого не секрет, какие откаты получают губернаторы от пиратов, получающих патент. И главное, пообещать нам он ничего не может. При всем желании. Потому что неизвестно, что придет в голову герцогу завтра.

Мда. Если уж договариваться с кем-то на Тобаго, так это с голландцами. Они здесь обосновались гораздо надежнее курляндцев. Настолько, что лет 20 назад даже нападение совершили ни Джеймстаун. Удачное, кстати. Их колония экспортировала сахар, табак, индиго, хлопок и даже тропических птиц. Вот уж не подумал бы, что на этом тоже можно зарабатывать! И да. Если хлопок растет на Тобаго, почему бы ему не расти на Бекии? Очень перспективное направление. А табак? Почему я про табак-то не подумал? Сам, между прочим, курильщик не из последних. И точно знаю, что эта культура будет пользоваться спросом еще много, много лет.

Единственное, что нас задержало у курляндцев — это возможность купить себе титул. Я, по понятным причинам относился к подобным вещам спокойно, но Джереми загорелся. И меня начал подначивать. Типа, что ты за правитель острова такой, если без титула? Вдруг придется проводить какие-нибудь переговоры на высшем уровне? Мало ли, какие случайности судьба подбрасывает. И одно дело, если спесивые представители официальной власти будут общаться с простым капитаном Бладом, и совсем другое — с каким-нибудь бароном, а то и вовсе графом.

— Ну, ты уж не заговаривайся, — хмыкнул я. — Скажи еще, что мне титул князя продадут.

Впрочем, как я ни отмахивался от Джереми, а идея мне в голову запала. Даже в мое время, когда принцы и принцессы начали сочетаться браком с кем ни попадя, титулование все еще что-то значило. А судя по тому вниманию, которое оказывали наши СМИ британской королевской семье, складывалось полное ощущение, что мы тоже входим в их доминион. Что уж говорить о веке 17, когда дворянство давало несомненные привилегии.

Не знаю, что у меня получится с островом Бекия. Вполне вероятно, что идея независимости несколько опережает время. А уж если независимое государство станет успешным… реакция может быть самой непредсказуемой. Собственно, моей программой максимум было продержаться хотя бы этот год.

Почему именно год? Да потому что примерно месяцев через семь (точнее не помню, не учил историю как следует, раздолбай), власть в Англии сменится. И если уж идти под чью-то руку, то Вильгельм Оранский — не самый плохой вариант. А после того, как он сцепится с приютившим Якова II Людовиком, ему вообще не до нас будет. И почему бы, используя его покровительство, не захватить целую линейку островов — от Сент-Винсента до Тринидада?

Эстель

Бесполезно убегать от прошлого, оно все равно тебя догонит. Не сегодня, так завтра. Глупо было думать, что приемную дочь Джеймса Пройдохи никто не узнает. Особенно, если учесть, сколько у Эстель было подельников в ее многочисленных авантюрах. Скорее, было странно, что Блад так ничего и не узнал из ее прошлого. Или просто не слишком активно искал, давая возможность рассказать самой?

Де Графф таким чувством такта не обладал. А имея в качестве покровителя де Кюсси, ему было не сложно покопаться в прошлом Эстель. И узнать о ней все, что только можно. Кажется, губернатор Тортуги даже был искренне расстроен, когда выяснил, что она — вовсе не попавшая в беду дама, а авантюристка.

Был ли это шантаж? Да ни в коей мере. Чем там шантажировать-то? Тем, что перетряхнет грязное белье Эстель перед Бладом? И что? Никаких непоправимых последствий не будет. Эстель не рассказывала о своем прошлом просто потому, что не желала никого впускать в свою личною жизнь. А Питер был достаточно в нее влюблен, чтобы посмотреть сквозь пальцы на ее прошлое.

Нет, де Графф выбрал другой способ давления. Он поинтересовался, не хочет ли Эстель вернуться на материк. Дескать, с ее внешностью и ее состоянием она сможет себе сделать хорошую партию. Предложение было… заманчивым. Сталкиваясь с пиратами ежедневно, Эстель опасалась, что может просто не добраться до Франции. Тем более, что денег у нее теперь действительно было много.

Требовалось от нее всего ничего — сообщить Бладу ложную информацию. И пока пираты будут заняты поисками сокровищ, де Графф сможет уйти, прихватив с собой немало ценностей. По меркам берегового братства это было преступлением, но пример Генри Моргана доказывает, что когда за тобой стоит государство, можно еще и не такие номера откалывать.

Бладу ничего не угрожало, и Эстель с легким сердцем согласилась на предложение де Граффа. Она даже оставила записку, чтобы Питер не искал ее, и не вздумал возвращать. Однако он и не пытался этого делать. Когда Эстель узнала, что Блад покинул Тортугу, прихватив все ценности, она даже почувствовала себя разочарованной.

Войти вновь в доверие к де Кюсси оказалось не сложно. Очередная трагическая история, в которой Эстель оказалась всего лишь жертвой обстоятельств, робкое сетование на жестоких людей, которые приписывают ей слишком много гадостей, ну и конечно слезы. Перед этим оружием ни один мужчина не может устоять. И де Кюсси не стал исключением. Как и обещал де Графф, ей предложили место в караване судов, направляющихся во Францию.

Из Тортуги отправлялось пять кораблей, еще пятнадцать должно было присоединиться по дороге, и получалась внушительная эскадра, на которую далеко не каждый отважится напасть. Исполнение мечты приближалось с каждым днем, и Эстель старалась вести себя безукоризненно.

Никаких штанов, пистолетов и скачек верхом. Никаких неподобающих знакомств и компрометирующих поступков. Дуэнья, приставленная к ней де Кюсси, гостиница, которая принадлежала ему же, и сотни слуг, не спускающих с Эстель глаз, не позволяли ей расслабиться. Впрочем, это как раз было неплохо. Эстель нужно было время, чтобы вжиться в роль светской дамы. Да и если окружающие подзабудут о ее прошлом облике и поведении, будет неплохо.

Единственное, что несколько раздражало Эстель — это необходимость периодически встречаться с де Граффом, поскольку она, вроде как, должна быть ему благодарна за его благодеяния. Благодарности как-то не чувствовалось. Да и раздражала привычка Лоренса демонстрировать всем свое якобы высокое происхождение, которого и в помине не было. Можно подумать, если человек самовольно приставит к своей фамилии приставку «де», в его жилах сразу же потечет голубая кровь!

Да, конечно, де Графф считался воспитанным человеком с хорошим вкусом. Но ведь среди пиратов же! Лоренс одевался по последней моде и даже возил с собой на корабле скрипки и трубы, периодически устраивая концерты для желающих. Однако Эстель встречала гораздо более впечатляющий пример благородного поведения.

Питер Блад вообще не старался произвести на кого-то впечатление. Напротив. Казалось, что ему наплевать на условности. Однако когда Эстель выяснила, что настоящая фамилия Блада — О'Брайен, и что он не дворянин, она даже не поверила. Впрочем, если окружающие пираты чего-то не знают о своем капитане, это не значит, что на самом дел этого нет. Даже самый преданный друг Питера, Джереми, познакомился с ним в тюрьме Бриджуотера. И все, в чем Питт точно был уверен — Блад последних полгода работал там доктором.

Но что было до этого? Откуда Питер свалился в этот несчастный Бриджуотер? И почему попал под арест, несмотря на то, что не участвовал в восстании и никак его не поддерживал? Эстель сомневалась в простой некомпетентности английских властей. Вполне вероятно, что они-то знали, что делали. И кого на самом деле арестовывали. А своим новоявленным друзьям Питер просто не посчитал нужным рассказывать правду.

Эстель много раз слышала рассказы о том, как под предводительством Блада каторжникам удалось сбежать с Барбадоса и захватить корабль. Да и сам способ проникновения на Маракайбо был достоин отдельного романа. Но ни один, ни один из рассказчиков не обратил внимание на самое главное — Блад не просто разговаривал с испанцами на равных. Они реально принимали его за своего.

Да, можно подделать внешность и в совершенстве изучить язык, но отточенные годами манеры идеально скопировать невозможно. Как и манеру поведения. А ведь ни один испанец не усомнился в том, что видит перед собой именно высокопоставленного вельможу. Что человек, отдающий им приказы и разговаривающий свысока, имеет право это делать.

У де Граффа не получалось разговаривать на равных даже с де Кюсси. Проглядывало в Лоренсе нечто лакейское, подхалимское. Он вел себя так, что становилось очевидно — его именно облагодетельствовали должностью майора. Вроде бы, де Графф — храбрый вояка, и полученную награду он вполне заслужил, но из-за желания Лоренса всячески угодить де Кюсси, выглядело это как подачка с барского стола. Не было в де Граффе внутреннего достоинства. А вот у Блада оно было.

Питер Блад

Волверстону определенно нужно было родиться в другое время и в другом месте. Он идеально подходил для того, чтобы возглавить и разведку, и спецназ. Много ли нужно времени, чтобы посетить Тобаго и провести там предварительные переговоры? Однако Волверстон уже успел выполнить мое задание. Его ребята отследили и де Граффа, и Эстель. Ну и пообщались кое с кем из своих старых знакомых.

То, что я узнал о своей даме сердца… меня впечатлило. Нет, я подозревал, конечно, что она не ангел с крыльями, но даже и не предполагал, что у Эстель настолько бурное прошлое. Понятно, почему она ничего не рассказывала. Ни одна женщина не будет о таком болтать. Зачем мужчине знать о ее проступках и уж тем более о других мужчинах? «Каждый, кто не первый, тот у нас второй», я помню.

Ну и предложение, на которое она купилась, выглядит логично. Почему бы не сбежать от своего прошлого на материк? Денег у Эстель достаточно, а место на корабле, идущем в составе хорошо вооруженного каравана, и вовсе выглядит привлекательно.

— Эстель отбывает через несколько дней, — сообщил Волверстон. — И, как назло, завтра же свою нору покидает де Графф. Большинство из тех, кого он обманул в Картахене, сейчас заняты своими делами. А о том, что ты отправился на Тобаго, Лоренсу шепнули. Он выйдет на своем «Бредероде», но мы успеем его перехватить, если поднимем паруса прямо сейчас. Наша «Виктория» быстроходнее его галеона.

— Прямо сейчас? Почему бы и нет. Выдвигаемся! — решил я.

— Но тогда мы, вполне вероятно, упустим Эстель.

— Де Графф — более важная птица и интересная цель. К тому же, он должен нам денег. Ну и потом… караван судов тоже двигается гораздо медленнее нашей «Виктории». Если нам повезет, то мы и туда успеем.

— Не доверишь своим ребятам догнать Эстель самостоятельно? — хмыкнул Волверстон.

— Боюсь, что они увлекутся. И не хочу рисковать. Караван судов — опасная цель. Нужно точно выбрать время и возможность, чтобы напасть на определенный корабль. Возможно, риск будет просто не оправдан.

— Будет жаль, если она ускользнет, — вздохнул Волверстон.

— Не ускользнет. Найди пару людей, которые желают переехать в благословенную Францию. А я снабжу их деньгами. Если мы не достанем Эстель в море, ее достанут на материке.

 

Глава 11

То, что де Графф не сможет долго усидеть в Сен-Доменге, было совершенно понятно. Отчаянный авантюрист, которому частенько везло, просто не мог не рисковать. Впрочем, де Кюсси, наверняка, и не ожидал от своего ставленника примерного поведения. Пиратство давало слишком хороший доход.

Самое забавное заключалось в том, что официально де Кюсси должен был бороться с пиратством. И вслух он толкал гневные речи и сыпал угрозами в адрес флибустьеров. Однако в реальности губернатор Тортуги закрывал глаза на очень многое, и терпел у себя под боком откровенных бандитов.

Вот и на сей раз приказ де Кюсси был благопристойным донельзя — де Графф должен был патрулировать границы французских колоний, защищая их от возможных врагов. На самом же деле, это было обычной охотой за испанскими кораблями. В конце концов, всегда можно заявить, что де Графф просто защищался. И, кстати, это вполне может оказаться правдой — среди испанцев тоже встречаются безбашенные отморозки.

Надо сказать, что Лоренс вел себя не слишком осторожно. Для того, чтобы раздобыть информацию о том, куда и когда он отправляется, моим шпионам даже не потребовалось прилагать усилий. Вот только надежда стрясти с него свою законную долю за налет на Картахену развеялась, как дым. Основную часть награбленного прикарманил де Кюсси, как организатор и спонсор похода, а остальное было благополучно пропито.

Я, честно говоря, даже не поверил в данный факт — ну как можно было прогулять столько денег, причем так быстро? Однако Джереми напомнил мне о де Граммоне, который на заре своей карьеры умудрился спустить 80 000 ливров за восемь дней. Мда. Были люди в наше время… Немудрено, что большинство из тех пиратов, которые умудрялись выжить в многочисленных сражениях, в конце концов оставались ни с чем и умирали в полной нищете.

Ну, видимо, истощившиеся финансы и сподвигли де Граффа на то, чтобы отправиться на очередную охоту. В принципе, поступив официально на французскую службу, он должен был жалование получать, но кто его знает. Может, сумма была не настолько большая, а может, задержки по зарплате случались. Такое здесь было в порядке вещей. Некоторые своего жалования не видели по полгода и больше.

Впрочем, какой бы ни была причина, мне это было только на руку. Де Графф покинул свое убежище и вышел в море. Теперь дело было за нами. Даже если Лоренс и его ребята действительно спустили все деньги, которые добыли на Картахене, это не значило, что с ними не о чем было поговорить. Де Графф нас кинул, причем нарушив неписанное правило берегового братства. И если бы я не попытался отомстить — меня бы не поняли.

Я не боялся, что разминусь с «Бредеродом» де Граффа. И то, что у него есть значительная фора во времени — тоже было не страшно. В любом случае, Лоренс будет возвращаться в Сен-Доменго. И вот на обратном-то пути мы его и прихватим. Если де Графф не может вернуть нам долю с захвата Картахены, надо взять с него хоть что-нибудь. Так что пусть его охота будет удачной!

По закону подлости, пока мы искали де Граффа, нам попалось целых два торговца. Пришлось их проигнорировать, хотя жаба давила. Впрочем, на наше счастье, рыскать пришлось недолго. Лоренс не изменял своим привычкам, и я примерно мог представить, где он остановится, чтобы пополнить припасы и оценить добычу.

«Бредерод» бросил якорь у берега маленького островка Вест Энд. Причем находился он там в компании испанского корабля, и судя по потрепанному виду обоих, бой был жарким. Насколько мне позволяла судить моя подзорная труба, пираты занимались ремонтом «Бредерода» и запасались провиантом.

Особых шансов отбиться от нас у де Граффа не было. На сей раз я прихватил с собой Ибервиля, оставив Джереми и Хагторпа с их командами следить за порядком на острове. Под нашим началом было чуть больше двухсот человек, а у Лоренса, если мне правильно донесли, не набиралось даже сотни. Плюс, наверняка, сколько-то пиратов пострадало при захвате испанского корабля, так что у нас было подавляющее численное преимущество.

Потребовался всего лишь один пушечный залп, чтобы люди де Граффа передумали сопротивляться. А я любезно пообещал оставить их в живых, если они не будут лезть в наши разборки с Лоренсом. Ну а разоружить их и повязать после этого оказалось совершенно не сложно. Захват испанского корабля дался команде де Граффа тяжело, и под его началом осталось всего-то чуть больше семидесяти человек. В результате, никто из моих ребят даже не запыхался, не то что не пострадал.

Сам де Графф, конечно, пытался сопротивляться. И призывал свою команду дать мне отпор. Но самоубийц не нашлось. Более того, обнадеженные моим обещанием оставить им жизнь, пираты сами обезвредили своего капитана. Один удар по голове — и бессознательное тело осело на песок.

Как ни странно, жену с собой де Графф не захватил. Видимо, она осталась в Сент-Доминго присматривать за пиратами. Рука у нее железная, и наводить порядок она умеет. Впрочем, отсутствие женщины на борту было даже к лучшему — проблем меньше.

Де Графф поохотился довольно удачно. Захваченный им корабль вез специи, табак, какао, и приличное количество серебра. Ни одного испанца, кстати, я так и не увидел. Похоже, Лоренс отправил их всех на корм рыбам, чтобы меньше болтали. Все-таки, теперь он официально служит Франции, а лишние разборки на высшем уровне были ни к чему.

Пока мы разбирались с пиратами и награбленным товаром, де Графф пришел в себя. И начал на меня наезжать, угрожая страшными карами от де Кюсси и от себя лично. Типа, знаю ли я, на кого руку поднял. Пфе! Тоже мне, важная шишка!

— Лоренс де Графф, ты нарушил наш договор, который мы заключили перед походом на Картахену. И нарушил законы берегового братства, — припечатал я.

— Да к чертям собачьим…

— Заткнись! — рявкнул я. — Ты сбежал, как последний трус, бросив на произвол судьбы и своих компаньонов, и свою команду. Ты присвоил себе часть нашей добычи. Согласно договору и по законам берегового братства за это положена смерть.

— Как ты смел назвать меня трусом? — взвился де Графф. — Если бы при мне была моя шпага, я сумел бы защитить свою честь!

— Какая честь? — фыркнул я — Какая честь может быть у человека, который не держит своего слова и не соблюдает договоренности?

— Я требую дуэли! — зарычал де Графф. — Или ты сам слишком труслив, и можешь оскорблять только безоружного человека?

— Ну, что ж. Дуэль так дуэль, — кивнул я.

Именно этого я и добивался. Столько времени мои ребята строили планы, как лучше отомстить де Граффу, насладиться его поражением, а в результате получилось какое-то театральное представление. И нашли мы Лоренса легко, и команду его повязали без проблем, и вообще все как-то слишком быстро и безболезненно получилось. Встреться мы с де Граффом на море, тогда даже при численном превосходстве наша победа была бы под вопросом. Лоренс еще и не из таких ловушек ускользал. А тут… нам просто повезло. И если я сейчас повешу де Граффа как обычного разбойника — моя команда так и останется неудовлетворенной. Народ всегда хочет хлеба и зрелищ. И «благородная» дуэль для укрепления моего имиджа подойдет как нельзя лучше.

Надо сказать, я прекрасно понимал, что рискую. Де Графф не только в море, но и на суше был опасным противником. И огнестрельным, и холодным оружием он владел довольно неплохо. Одна только его знаменитая дуэль с Ван Хоорном чего стоила. Однако О'Брайен, в тело которого я попал, тоже был фехтовальщиком не из последних, так что я готов был померяться силами. А судя по одобрительным выкрикам обеих команд, дуэль была абсолютно правильным решением.

Моя шпага легко покинула ножны, Лоренсу тоже бросили оружие, и мы встали так, чтобы солнце светило сбоку. Де Графф не принимал картинные позы, как любят некоторые местные щеголи, и начал дуэль довольно осторожно. Впрочем, я тоже не торопился, стараясь для начала прощупать противника. Что ж. У де Граффа была довольно ловкая, твердая рука, и удары он парировал с легкостью.

Осторожное поведение де Граффа едва не завело меня в ловушку. После нескольких ложных выпадов он неожиданно ускорился, и только мои бесконечные изматывающие тренировки позволили мне вовремя среагировать и отшатнуться назад. Если бы не это, клинок Лоренса прошил бы мне грудь.

Ничего себе! Достойный противник. Но второй раз я на подобный фокус не попадусь. С де Граффом нельзя расслабляться ни на секунду. Наши клинки, стараясь нащупать просвет в защите, мелькали с невероятной скоростью. Похоже, мы оба поймали кураж, когда тело действует само по себе, в порыве вдохновения.

Ага! Мой очередной резкий выпад де Графф блокировал эфесом шпаги. Не очень хороший прием. Если бы я действовал чуть резче, то пропорол бы ему руку, а не рукав рубахи. Что ж. Раз противник начинает делать ошибки, нужно ускориться. Похоже, Лоренс начал уставать. Я буквально шкурой почувствовал, что он готов нанести решающий удар.

Де Графф неожиданно пригнулся и сделал резкий выпад. Я едва успел отвести клинок, сделав шпагой полукруг, а затем воспользовался теми несколькими секундами, пока Лоренс был открыт, скользнул вперед и насквозь пронзил его своей шпагой. Де Графф замер, покачнулся, и рухнул лицом в песок. Торжествующий рев моей команды вспугнул всех птиц в округе.

Команда «Бредерода», потеряв капитана, решила встать под мое начало. Не думаю, что они сразу все стали мне лояльны, но вряд ли среди них было много людей, преданных де Граффу лично. Ну, а чтобы не рисковать, я раскидаю людей Лоренса по своим кораблям, а на «Бредероду» поднимется верная мне команда. Тогда пушечный залп в спину я точно не получу. Да и смутьянов, буде такие найдутся, мои ребята приструнят быстро. Не позволят подбить народ на бунт.

Наверное, в любой другой момент, я не стал бы связываться ни с чужим кораблем, ни с чужими людьми. Однако мне предстояло встретиться с целым караваном французских судов и постараться захватить одно из них. По пути ко мне присоединится Хагторп, у которого должны быть последние сведения по поводу того, когда и куда направились корабли, но чем больше имеется сил, тем лучше.

Прямо скажем, я серьезно рискую, оставив на Бекии только Джереми с его командой, но силы и так будут не равны. Вместе с «Бредеродом» на моей стороне будет четыре корабля и чуть больше четырех сотен человек, а караван он и есть караван. Ценности, которые везут на материк, будут, наверняка, хорошо защищены.

Если бы не желание моей команды, я вообще не стал бы связываться с этим делом. Слишком опасно. Рисковать людьми и кораблями, чтобы отомстить какой-то стерве? Да не стоит она того! Однако тут были замешаны не только мои личные интересы. Пираты требовали наказать предателя, и я не мог уклониться от исполнения их желания, если не хотел потерять все, чего добился.

Дуэль с де Граффом была первой ласточкой. Теперь очередь была за Эстель. Думаю, если бы она была просто моей любовницей или просто членом команды, ее предательство не воспринималось бы так остро. Но получалось, что она предала нас дважды. Обманула, как женщина, капитана и предала, как пират, своих собратьев по ремеслу. Немудрено, что мои ребята бесились.

В общем-то, они были правы, требуя справедливости. Понимание, что возмездие за предательство настигнет тебя везде, способствует развитию верности. Глядишь, кто другой сто раз подумает прежде, чем совершить неблаговидный поступок. Проблема была в том, что я осознавал это разумом, а вот сердце с этим никак не хотело смириться. Я абсолютно не представлял, что буду делать, если Эстель действительно окажется у меня в руках.

Одно дело — отдать приказ и приставить человека, который уберет ее, если ей удастся достигнуть материка. И совсем другое — принять решение, глядя Эстель в глаза. Блин, да у меня рука не поднимется! Ну подумаешь, бросила меня женщина. Все когда-то случается в первый раз. Но убивать ее за это? Да плюнуть и забыть! Как говориться, «если невеста уходит к другому, то неизвестно, кому повезло».

Мда. Вот только ребята мои думают совершенно иначе. Жестокий 17 век диктует свои правила. И они одинаковы для всех, вне зависимости от пола. Если Эстель ступила на палубу, как полноправный член экипажа, то и ответственность она несет такую же, как все. По сути дела, нам действительно повезло, что мы успели уйти с Картахены. Те, кто пожадничал и остались, напоролись на разозленных испанцев, пришедших на помощь по суше и по воде. Задержись мы на день, и тоже попали бы под раздачу.

Предательство оказалось неожиданным даже в свете того, что я не имел иллюзий насчет любви Эстель. Она не питала ко мне никаких чувств. К сожалению, даже привязанности. Я никогда не обманывался на ее счет. Да и с чего бы? Эстель всегда держала дистанцию и всегда была холодна, исключая разве что постель. Однако я надеялся, что рано или поздно, Эстель ко мне привяжется. И полагал, что между нами протянулась хоть какая-то нить. Увы. Прекрасная дама даже не соизволила попрощаться. Отделалась короткой запиской.

В какой-то момент я пожалел, что со мной рядом нет Джереми. Мне нужен был дружеский совет. Я не знал, как мне поступить, и надеялся только на то, что нам не удастся захватить Эстель. Нет, я не собирался поддаваться и подставлять головы своих людей, но вдруг караван окажется слишком хорошо защищенным?

Нет, ну это же надо так вляпаться, а? Глупая ситуация, в которой как ни поступи — все будет нехорошо.

Появление корабля Хагторпа немного развеяло мои мрачные мысли. Волверстон выяснил и маршрут каравана, и на какое судно поднялась Эстель, и даже людей нужных к ней приставил. Молодец! Более того, этот прохиндей через своих знакомых устроил на Тортуге небольшие волнения, в результате чего отход кораблей задержался на пару дней, и мы имеем все шансы догнать караван.

Это только кажется, что океан — бескрайний. И что найти в нем корабль не проще, чем иголку в стоге сена. Однако на воде есть такие же дороги, как и на земле. И если знать примерный маршрут, то найти караван не представляет особой сложности. И догнать его тоже. Больше меня волнует вопрос, как из нескольких кораблей выбрать нужный. Название располагается на корме, и чтобы его разглядеть, нужно подойти довольно близко. Оптика оставляет желать лучшего.

— А зачем его разглядывать? — удивился Волверстон. Нам нужно только подать условленный знак, что мы близко. Как стемнеет, пошлем нужный сигнал с помощью фонаря. Нам должны ответить.

— И что дальше? — не понял я.

— Дальше я должен признаться, что мы с капитаном Питтом слегка посвоевольничали, — оскалился Волверстон. — Помнишь, ты рассказывал историю про пиратов, которые нанялись на корабль в виде простой команды? Мы решили действовать так же.

— Боюсь даже спрашивать, что вы натворили, — сжал я переносицу пальцами. Кто бы мог подумать, что пересказанный у вечернего костра «Остров сокровищ» произведет на пиратов такое впечатление! И уж тем более, что они сделают настолько далеко идущие выводы.

— Мы все сделали правильно. Это действительно хитрый план — взойти на борт корабля в качестве команды, а потом, в удобный момент, перебить чужаков и уйти со всеми ценностями на борту. А у наших ребят будет еще и прикрытие. Если кто-нибудь кинется в погоню, наши четыре корабля дадут достойный отпор.

— Я удвою вознаграждение, которое тебе обещал. И увеличу твою долю в будущей добыче, — вздохнул я, сжав плечо Волверстона. — Это действительно хороший план. Пусть наши люди подадут нужный сигнал.

Да уж. Похоже, чем дольше я живу в 17 веке, тем больше поддаюсь его влиянию. Вот почему мне самому не пришла в голову такая идея? Знал же, что де Кюсси включит в караван два захваченных у испанцев торговца, и команду будет набирать из обитателей Тортуги. Да, конечно, там будут свои офицеры и капитан, но сколько их? Если взять ночью в ножи — понять ничего не успеют. Ну а справиться с простыми пассажирами — это вообще не вопрос. Пару выстрелов, обещание от моего имени сохранить жизнь, и дело в шляпе.

Подобные угоны кораблей вполне могли бы стать доброй пиратской традицией, если бы не одна «мелочь». Судно мало захватить, им еще и управлять нужно уметь. Иначе окажутся пираты в том же положении, что и мы после побега с Барбадоса. Да и в «Острове сокровищ» у Сильвера с сотоварищами проблема была похожая.

Нашим захватчикам будет проще. Им всего лишь надо выйти из общего строя и плыть в нашем направлении. А там уж на борт поднимется сведущий человек, и можно будет возвращаться на Бекию. С трофеями и пленниками мы разберемся на ближайшей стоянке, где нужно будет пополнить запасы воды и провианта. Меня от мяса черепах скоро уже тошнить будет!

Честно говоря, я не очень верил в успех нашего мероприятия. Как-то уж больно все хорошо получалось! По закону подлости, обязательно вылезет какая-нибудь гадость! Впрочем, если ситуация выйдет из-под контроля, наши корабли наготове. Отобьем нужное нам судно. В конце концов, на борту, кроме Эстель, есть еще и ценности. Причем немалые. Так что ребятам есть ради чего рисковать.

Едва только сгустились сумерки, наши фонари начали подавать нужный сигнал. Один из кораблей каравана ответил тем же. Ну, теперь оставалось только ждать. Основное действие должно начаться на рассвете, в час волка, когда сон самый крепкий, а внимание ослаблено. Все прекрасно понимают, что захват корабля вряд ли обойдется без стрельбы, а стрельба привлечет ненужное внимание, потому что звук над водой разносится очень хорошо.

Если все получится, ребятам придется уходить, и уходить быстро. А делать это лучше не в темноте. Пока в караване разберутся, что происходит, корабль должен отойти на приличное расстояние. А мы двинемся навстречу. Если нарисуется погоня — встретим достойно, но сами нарываться не будем. Мы и так хорошую свинью де Кюсси подложили. Представляю, как его взгреют, когда выяснится, что он сам нанял пиратов, которые угнали его корабль!

Первые выстрелы прогремели еще в сумерках. Черт! Так я и знал, что что-нибудь пойдет наперекосяк! Однако на этот случай у меня тоже был план. Я велел зажечь все фонари, приготовленные заранее. Если ребятам удастся захватить корабль, они должны видеть, куда идти.

Больше всего раздражало то, что я никак не мог повлиять на происходящее. И совершенно не представлял, что сейчас происходит на корабле, который пытаются захватить наши люди. Южная ночь не просто темная, она непроглядная. Силуэт корабля угадывался с трудом. И только по тому, как перемещались светящиеся точки кормовых фонарей, можно было определить, что судно начало движение в нашу сторону.

Увидев это, я приказал спускать шлюпку. Волверстон со своими головорезами уже стояли наготове, а в качестве капитана с ними отправлялся Робин Хоук, который довольно долго был моим заместителем и мог уже сам возглавить корабль. На мой взгляд, характер у него был жестковат, но для наведения дисциплины на захваченном корабле это то, что надо.

— Будь поосторожней с Эстель, — напутствовал я Волверстона. — Если помнишь, она неплохо стреляет.

— На корабле не она одна такая, — хмыкнул одноглазый гигант.

Как ни странно, погони за нами не было. Толи в караване так и не поняли, что происходит, толи посчитали один корабль допустимой потерей. В любом случае, мы не стали ждать, когда они спохватятся, и двинулись в путь, благо уже занялся рассвет. Да уж… удачно отомстили. Прибавили к своей эскадре два корабля, да и ценностей, наверняка, немало взяли. Доберемся до ближайшего острова — посчитаем.

К счастью, на Карибах существует множество мелких островов, которые никому не принадлежат. Чаще всего здесь останавливаются именно пираты, чтобы пополнить свои запасы. А некоторые бухты просто созданы для того, чтобы укрывать в них корабли. Ну а пока ребята занимались обустройством временного лагеря, я поднялся на борт захваченного корабля.

Все найденные ценности пираты сносили на берег, чтобы потом поделить. Тем, кто захватывал корабль, положено было дополнительное вознаграждение, как абордажникам, но и остальные в обиде не останутся. Золото, серебро, монеты и драгоценные камни тянули в общей сложности примерно на полмиллиона реалов. Ну и товаров было примерно на столько же. А ведь у нас имелись еще и пленники, за которых можно было взять неплохой выкуп!

— Капитан, что прикажешь делать с Эстель? — поинтересовался Волверстон.

— Думаю, ее надо доставить на Бекию. Пусть вся команда решает ее судьбу. Многие, наверняка, расстраиваются, что не видели мою дуэль с де Граффом. Не будем их лишать других удовольствий.

— Как бы она чего-нибудь по пути не сотворила.

— Я разберусь.

Мне не хотелось встречаться с Эстель. Совершенно не хотелось. Я еще не пережил наше прошлое расставание, и сыпать соль на свежие раны не было никакого желания. Однако выбора не было. Я не мог постоянно прятать голову в песок и делать вид, что ничего не происходит. Зная Эстель — это просто небезопасно.

Поскольку каюта Хоука освободилась, я приказал вынести из нее все. Вообще все, до последней щепки. А Волверстон доставил Эстель, плотно завернутую в простынь. Я приказал нас оставить и вытащил кляп из ее рта.

— Ну, здравствуй. Давно не виделись, — вздохнул я, глядя на то, как Эстель выпутывается из простыни и превращает ее в некое подобие одежды.

— Зачем ты меня похитил?

— А ты не догадываешься? Ты думала, что сбежишь с де Граффом, и на этом все закончится?

— Ты же говорил, что не будешь удерживать меня рядом, — злобно прошипела Эстель.

— А ты давала клятву команде. И подписывала договор, который нарушила. Ты что, серьезно полагаешь, что я похитил тебя из-за наших отношений? Нет, дорогуша. Это было требование команды. Люди, почему-то, очень не любят предателей. Де Графф свое получил. Очередь за тобой. И только от тебя зависит, в каком виде ты доедешь до острова.

— Что это значит? — напряглась Эстель.

— Ты будешь безвылазно сидеть в этой каюте. Для отправления естественных потребностей тебе предоставят ведро. Кормить будут три раза в день. Но если ты выкинешь хоть один из своих трюков, я прикажу тебя связать. И дальше ты поедешь именно в таком виде. Во что ты превратишься к концу путешествия — можешь представить.

— Ты не посмеешь.

— Поспорим?

— Ненавижу тебя!

— Да на здоровье. Похоже, ты слишком привыкла, что тебе все сходит с рук. Что ж. В этот раз тебе не повезло.

Я закрыл дверь на замок, дошел до своей каюты и, обессиленный, рухнул на кровать. Кто бы знал, чего мне стоило казаться жестким и равнодушным! Сколько усилий я приложил, чтобы не кинуться к Эстель, проверяя, не нанесли ли ей ущерб. Сердце болело и рвалось на части, и я боялся, что сорвусь и сделаю какую-нибудь глупость.

Стук в дверь отвлек меня от страданий, а пришедший Волверстон принес собой слишком много вопросов и проблем, которые нужно было решить прямо сейчас. Дела, как всегда, меня закружили, и я вошел в свою привычную колею. Припасы были пополнены, пленники и ценности рассортированы, и мы двинулись к Бекии. Погони за нами не было, но рисковать не стоило.

Обратное путешествие выдалось неспокойным. Нас дважды прихватывал шторм, мы чуть не потеряли «Бредерод», который и без того был потрепан, и едва ушли из поля зрения испанского золотого конвоя. Словом, к тому моменту, как наши корабли пристали к берегу, мы все были вымотаны донельзя.

А на острове нас ждали очередные проблемы. Понятно, что игорный бизнес — не самое мирное занятие, но пираты увлеклись. Ругань и стрельба постепенно перешли в глобальную драку с поножовщиной, и Джереми еле удалось успокоить горячих карибских парней. Мда. Проблема. Нужно как-то разделить зону игры, место для торговцев и плантации. Чтобы любители развлечься делали это в строго отведенном месте, и не мешали остальным.

Впрочем, пока что места под плантации только размечались, а торговцев было не так много, так что решение этой проблемы терпело. Тем более, что теперь не только команда Джереми защищала наш остров. Кажется, Питт облегченно вздохнул, когда осознал, что мы целы, невредимы, и он теперь не единственный ответственный за все, что происходит на Бекии.

— С удачным возвращением! — поприветствовал меня Джереми, стиснув в медвежьих объятиях. — До меня уже дошли слухи, как ты расправился с де Граффом. Жаль, очень жаль, что я не видел этой дуэли!

— Де Графф был серьезным противником. Но главное, он официально состоял на службе Франции. Думаю, де Кюсси не простит нам гибели своего ставленника. Так что нам нужно готовиться к неприятностям.

— Думаю, потерю корабля де Кюсси тебе тоже вряд ли простит, — хмыкнул Джереми. — Это надо же, увести судно без единого выстрела! Когда мы с Волверстоном планировали эту авантюру, я и не думал, что она может так удачно закончиться. Полагал, что в лучшем случае, вам проще будет идти на абордаж.

— К счастью, нам не пришлось этого делать. Было бы обидно потерять людей ради захвата одной женщины.

— Вот еще! А ценности? А заложники? Да и Эстель тоже неплохой приз. Я приказал пока продолжать держать ее под арестом в каюте, которую ты ей выделил.

— Проблема в том, что я не знаю, как мне поступить дальше, — признался я. — У меня рука не поднимется ее убить. Да и смотреть на то, как ее казнят другие… я не смогу.

— Зачем она вообще перебежала к де Граффу? Что он ей пообещал? Эстель хоть как-то попыталась оправдаться?

— Я не разговаривал с ней на эту тему. Видеть ее не могу. Но, кажется, причины ее поступка я понял. При обыске каюты Эстель я нашел интересную шкатулку с документами. Судя по всему, она — законная дочь французского дворянина. Ибервиль говорит, что фамилия дю Белле довольно известна в Анжу. Похоже, наша красавица мечтала вернуться на материк, чтобы получить официальное признание. Судя по ее запискам, она собиралась, ни больше ни меньше, судиться, чтобы получить свою долю наследства.

— Наверное, де Кюсси обещал ей помощь, — предположил Джереми.

— Вполне вероятно. Но я не ожидал, что Эстель окажется такой беспросветной дурой.

— Ты считаешь, что у нее нет шансов добиться признания?

— Сам подумай, — хмыкнул я. — Судя по всему, ее мать — женщина очень легкого поведения. И уж точно накуролесила в Анжу, раз сбежала с ребенком на край света. Конечно, прошло много лет, но полагаю, что участники скандала помнят все подробности. К Эстель будет заранее негативное отношение. И то, что она прибыла откуда-то из колоний, не улучшит ситуацию.

— Внешность может сыграть свою роль, — возразил Джереми.

— Допустим. Ладно, Эстель найдет покровителя, очарует судью и произведет положительное впечатление на окружающих. Но с чего она решила, что ей полагается какое-то наследство, и что это наследство стоит того, чтобы затевать скандальный процесс? Если что-то и было, оно давно уже разошлось по родственникам.

— Думаешь?

— Да больше, чем уверен! Родня избавилась от недостойной родственницы и ее ребенка, и их жизнь вернулась в нормальную колею. Судя по бумагам, отец Эстель погиб совсем молодым. Вполне вероятно, что ее дед на тот момент был жив и полон сил. А ведь именно он, как глава семьи, распоряжался состоянием. Плюс, неизвестно, сколько там было всяких кузенов и кузин.

— Неужели Эстель об этом не подумала? — удивился Джереми.

— Полагаю, тут дело не только в наследстве. Скорее всего, Эстель движет месть. Ее мать изгнали из Франции вместе с ней. Они много пережили. Думаю, что Эстель хочет вернуться, и показать всем, что она жива, что она выжила, и что теперь те, кто от нее избавился, будут вынуждены с ней считаться. Женская мстительность — страшная вещь.

— Поэтому ты держишь Эстель под такой усиленной охраной?

— Я слишком хорошо знаю, что от нее можно ожидать. Она врет, как дышит. Ей ничего не стоит сбить с пути истинного кого-нибудь из наших пиратов, — объяснил я. — С Эстель что-то нужно решать. И чем быстрее, тем лучше. Но я не знаю, не знаю, что мне с ней делать!

Джереми сочувственно похлопал меня по плечу, а я снова скосился на документы Эстель. Если им верить, она — Франсуаза дю Белле, аристократка 22-х лет. Но эта личность существует только на бумаге. А реальный человек — авантюристка, воровка, наводчица и пиратка, чья рука не дрогнет убить человека. Женщина, у которой было немало мужчин и не меньше фальшивых имен и историй. Которая сама запуталась в своей лжи, и уже не знает — кто она на самом деле.

Да, в плане образования и манер подготовилась Эстель неплохо. И вполне могла сойти за светскую даму. В колониях. На материке — уже сильно вряд ли. А если в планах этой аферистки было покорение Парижа — это совсем смешно. Ко двору короля не попадают случайные люди. А возле Людовика XIV кружится такой террариум единомышленников, что Эстель сразу сожрут. Да и не потянет она придворную жизнь, где нужно улавливать тройной смысл сказанных фраз, и где вся жизнь подчинена строгому церемониалу.

Даже Лавальер не потянула, хотя получила куда более систематическое и полное воспитание. Но нет. Не сумела удержать короля и обзавестись сильными сторонниками. Да и не всякий смог бы, прямо скажем. Следить за модой, которая меняется по пять раз на день, быть в курсе придворных слухов и сплетен, подстраиваться под настроение короля и всерьез обсуждать, почему сегодня он доверил держать свою левую туфлю тому, а не другому придворному. Это ж двинуться можно!

Впрочем, можно избрать и другую стезю. Стать кем-то вроде миледи, работая на разведку и окучивая нужных стране людей. Пожалуй, Эстель потянула бы. Хотя… толку-то, гадать о том, что могло бы быть. Сейчас она у меня в плену, и эту проблему нужно как-то разруливать.

— А что если заставить ее возместить нам потери? — неожиданно предложил Джереми.

— Это как?

— Я подумал, что раз Эстель так цеплялась за эти документы, раз хранила их столько лет, значит, не захочет с ними расстаться. И сделает все, что угодно, чтобы получить их обратно. Так пусть Эстель завершит свою карьеру громким делом, которое принесет нам прибыль, а потом пусть становится аристократкой и убирается на материк.

— Думаешь, ребята согласятся с твоим предложением? — усомнился я.

— Почему нет? Откуп — это вполне в традициях берегового братства. А судя по тому, что ты мне рассказал, вернувшись на материк, Эстель накажет себя гораздо больше, чем мы могли бы это сделать.

— Идея неплохая. Надо подумать. Пусть пока сидит в каюте, а потом мы найдем ей более надежное убежище. Постоянно меняй охранников, и пусть по одному в каюту к ней не заходят.

Определившись с Эстель, я почувствовал небольшое облегчение, и начал разгребать остальные дела. Дел этих оказалось… выше крыши. И, кстати, поведение пиратов в тот момент, когда они чересчур увлекались выпивкой и азартными играми, тревожило многих.

— Капитан, может, нам перенести игорные заведения подальше от места, где будет город? — поинтересовался Дирк, следивший за порядком на острове. — Все-таки, в городе будут жить приличные люди…

— Не будут, — вздохнул я. — Этот город будет отдан пиратам. Здесь они будут гулять и спускать свои деньги. Со стрельбой, драками и прочими радостями жизни. Разумеется, периодически придется призывать их к порядку, чтобы они имущество не портили и обслуживающий персонал не гробили. Но город будет именно пиратским.

— Боюсь, торговцам это не понравится.

— И нашим плантаторам это не понравится, — кивнул я. — Именно поэтому территорию, где пираты будут веселиться в свое удовольствие, нужно надежно огородить. А торговцев принимать в другом месте. Где тихо, спокойно, пристойно, и куда плантаторы смогут свозить свой урожай. Кстати, что у нас с плантациями?

— Да все благополучно. На острове много чего растет. А то, что не растет, можно с соседних островов захватить.

Это да. Стоило поднапрячь память, и у меня образовался целый список того, что можно выращивать на острове. Помимо классического сахарного тростника и какао неплохо было бы завезти хлопок, табак, картошку, кокосы с бананами, кукурузу, тыкву, фасоль и всякие другие полезные вещи. Про экзотические фрукты даже и не говорю. В здешних местах они, как раз, весьма обычные. Тут, скорее, яблоко экзотичнее покажется, чем знаменитая несклоняемая фейхоа.

Ну и на производстве спиртного можно хорошие деньги поднять. Народ, в основном, ром пьет, но неужели я не осилю выгонку спирта? А уж потом, на его основе, можно такие умопомрачительные настойки делать — язык проглотишь. Товар, конечно, получится не для всех, но я и не потяну изготавливать большие объемы.

Еще, конечно, можно было с оружием поработать. Несмотря на то, что подробно в этой теме я никогда не копался, про нарезку ствола и пули Минье слышал. И наверняка мог повторить, если поэкспериментировать. Вот только мучил меня вопрос — не сделаю ли я хуже. Новое оружие быстро уплывет на сторону, и многие европейские страны сумеют его не только повторить, но и улучшить. И наклепать в больших количествах.

Прогресс это подстегнет, безусловно. Вот только в какую сторону? И что станет с моей родной страной? Если историки не врут, и там сейчас действительно плохо с техническим прогрессом, Россия явно не войдет в список держав, которые быстро обзаведутся новым оружием. А чем это закончится — понятно.

Такого поворота истории мне бы однозначно не хотелось. Я могу недолюбливать Петра I, не желать лично осваивать Урал, не хотеть влезать в московские придворные дрязги, но кроить будущее в пользу Европы… Да шли бы они лесом. Эдак встретится наш Петр под Полтавой с Карлом, а у Карла — вооружение, на поколение превосходящее московские образцы. Да ну на фиг! Шведы и без того не самый слабый противник.

Единственное, что можно сделать — экземпляр дл себя. Единственный и неповторимый. Выйдет, конечно, дорого. Я бы даже сказал — несусветно дорого. Но жизнь по-любому дороже. А защищаться, похоже, придется не раз и не два.

— Капитан! У нас неприятности! — прервал мои размышления Волверстон.

— Что еще?

— Де Кюсси собрал восемь кораблей и снарядил их против нас. Похоже, кто-то ему рассказал о поражении де Граффа.

Вот блин! Интернета нет, радио нет, а слухи расходятся со скоростью звука! Вот какая сволочь нашептала губернатору Тортуги про нашу дуэль с де Граффом?

— Как могли слухи так быстро дойти до де Кюсси?!

— С острова Вест Энд за тобой последовала не вся команда. Под покровом ночи скрылись несколько человек и дождались, пока вы уйдете. Де Графф договорился встретиться на этом острове с еще одним кораблем, чтобы грабить испанцев было сподручнее. А дальше сам понимаешь, что случилось. Корабль пришел, а из всей команды его только несколько человек ждут.

— Понятно, — вздохнул я. — Они рванули на Тортугу, и донесли губернатору о том, что случилось.

— Скандал вышел знатный. Поэтому узнать подробности не составило проблем, — объяснил Волверстон.

— Да уж. И время у де Кюсси было достаточно. Пока мы охотились за Эстель, он готовился к походу. Не удивлюсь, если и супруга де Граффа подняла свои пиратские связи и помогла де Кюсси собрать эскадру. Кстати, а откуда ты знаешь о том, что де Кюсси собирается на нас напасть? Кто поделился такими сведениями? — поинтересовался я.

— Верный человек прибыл с Тортуги. Но максимум, на который он обогнал корабли де Кюсси — это два дня. Успеем мы хоть что-нибудь сделать?

— А у нас есть выбор? Рано или поздно, это все равно бы случилось. Правда, я надеялся, что у нас все-таки будет время подготовиться. С другой стороны, хорошо, что де Кюсси идет частным порядком. Что это не карательная экспедиция Франции. Если мы отобьемся — к нам еще долго никто не сунется, поскольку губернатор предпочтет скрыть свое поражение.

— А если не отобьемся? — помрачнел Волверстон.

— А вот чтобы этого не случилось, собирай команду. И поговори со своим верным человеком. Пусть в подробностях расскажет, что за корабли к нам идут, сколько людей, сколько пушек, и кто ими командует.

 

Глава 12

Как ни жаль признаваться, но к нападению нежданных гостей я был не готов. То есть, визит небольшой шайки пиратов мы, разумеется, пережили бы. И по ушам надавали бы так, что мало не показалось бы. Но противостоять целой эскадре кораблей я в ближайшее время не планировал. Мы только-только обосновались на острове, и по моим скромным прикидкам должны были обратить на себя внимание только через пару-тройку лет. А если учесть ту развлекаловку, которая вскоре начнется в Европе, то и еще позже.

Понятно, что де Кюсси затаил на нас зло. Все-таки, мы лишили его верного человека. И не просто верного, а довольно талантливого, который мог очень неплохо послужить Франции. Было вполне логично, что губернатор Тортуги захочет поставить нас на место, но я не думал, что реакция будет такой быстрой и такой сильной. Собрать эскадру — не такое уж простое дело. И не самое дешевое.

Впрочем, вполне вероятно, что де Кюсси начал действовать еще до того, как я проткнул де Граффа. Губернатор Тортуги вполне мог принять превентивные меры. Поняв, что нам удалось вернуться с Картахены, и что мы, наверняка, затаили зло на де Граффа, губернатор Тортуги вполне мог решить действовать сразу.

А почему нет? Это только кажется, что если нет нормальной связи, то вести долго доходят. Ха! До материка, может, и долго. А Карибское море — как одна большая деревня. Особенно если учесть, что пираты довольно мобильны и достаточно быстро передвигаются. В конце концов, скорость — это одно из условий их благополучного существования.

Из Картахены мы вышли не одни, некоторые наши попутчики отсеялись по дороге, так что вопрос «кто донес губернатору» даже не стоит. А де Кюсси — мужик умный и жесткий. Если ему не удалось от меня избавиться и присвоить деньги, значит, он постарается убрать меня, как свидетеля своего прокола.

Губернатор Тортуги попытался бы с нами расправиться в любом случае. Вышедшее из-под контроля оружие никому не нужно, а тут мы его еще и подтолкнули душевно. Слухи о моей дуэли с де Граффом, наверняка, уже далеко разнеслись. Пираты не умеют хранить в тайне подобные вещи. И неизвестно еще, знает ли де Кюсси о моем удачном нападении на караван, который он отправил во Францию. Если знает — то он еще в большем бешенстве, чем мне представлялось изначально.

Наш соглядатай сообщил, что по нашу душу с Тортуги отправилось восемь кораблей. И на них чуть меньше восьмисот человек, больше губернатор не нашел. Во-первых, не все горели желанием со мной связываться, а во-вторых, денег у де Кюсси тоже не бесконечное количество. Впрочем, не факт, что к эскадре не присоединится еще пара-тройка кораблей по дороге. И вот тогда нам придется совсем кисло.

В общем-то, восемь кораблей — это уже довольно серьезная сила против моих шести плюс меньше семисот человек команды. А положиться я и вовсе могу только на проверенных людей. То есть четыре корабля и четыре с половиной сотни пиратов. То есть, сил в два раза меньше, так что прямое столкновение — не вариант.

Выручить меня может только то, что де Кюсси будет следовать принятым в данном времени правилам ведения боевых действий. А вот я постараюсь сломать схему. Это мой единственный шанс.

Сомневаюсь, что де Кюсси будет тайком высаживаться на пустынный берег, чтобы потом тащиться бог знает куда по жаре и в полном вооружении. Это только кажется, что остров Бекия маленький, а на самом деле из-за своей вытянутости расстояние из конца в конец получается довольно приличное.

Нет, де Кюсси постарается расстрелять форт и нападет там, где больше всего народа. У него-то нет задачи удержать остров. Только уничтожить как можно больше моих сторонников и обезопасить себя. Я даже не слишком уверен, что мне поможет придуманная мной маскировка форта. Маловероятно, конечно, но вдруг информацию о ней уже слили? Как вы понимаете, за такое короткое время нормальный форт построить было нереально. Сделали то, что могли, поэтому я и уделил особое внимание маскировке.

Единственное, на что я уповал — под началом де Кюсси будет не регулярная армия, а пираты. Да, опытные. Да, бесстрашные. Но ни хрена не дисциплинированные и плохо подчиняющиеся единому командованию. Капитана своего они еще станут слушать. А всяких начальников над начальниками могут и игнорировать. Да и заставить чужие экипажи действовать так, как тебе нужно — большая проблема. Мне ли этого не знать.

Уж на что у нас с Монбаром удачный рейд получился, и то по краешку прошли. Не сцепились только потому, что поддерживали в командах железную дисциплину. А те бродяги, которым все равно, к кому наниматься, на такое в принципе не способны. Далеко не все пираты охотятся за крупной дичью. Некоторые предпочитают шакалить и заниматься контрабандой.

Пристать к большой стае, которая вышла на охоту — это пожалуйста. Но едва только уровень опасности покажется неприемлемым — слиняют сразу же. По сути дела, особую опасность представляют два корабля — тот, который ведет сам де Кюсси (если тот вообще соизволит лично появиться) и тот, который возглавит супруга де Граффа.

Насколько я знал, Мари-Анна Божья Воля имела неплохие связи среди пиратов еще со времен своего первого мужа. Так что какое-то количество сторонников она по-любому наберет. А мстительная женщина — это страшная сила. Эмоции перевешивают логику, и как она поступит — предсказать совершенно невозможно.

Среди местных женщин, не принадлежащих к высшим слоям общества, довольно часто встречались оторвы и авантюристки. Видимо, определенные обстоятельства диктовали и образ жизни. Мари-Анна была типичной представительницей дам, умеющих за себя постоять. К своим 33 годам она сумела поменять трех мужей и пользовалась среди пиратов заслуженным уважением. Да что говорить, если тот же де Графф запал на нее после того, как Мари-Анна наставила на него пистолет и потребовала сатисфакции за нанесенное оскорбление!

В общем, дамочка была та еще. Хотя до Эстель и не дотягивала. Если верить сведениям, которые доставили шпионы Волверстона, у моей бывшей любовницы руки были в крови даже не по локоть. По уши. Меняя маски, она втиралась к людям в доверие, а потом ее сообщники обносили нужные дома.

Было во всем этом что-то мерзенькое и мелочное. Пиратам, конечно, тоже было далеко до благопристойных мальчиков из церковного хора, но нападать на людей, которые тебя по доброте душевной подобрали и пригрели… Отвратно. Может, я как-то неправильно мыслю, но идти на абордаж мне кажется куда честнее и достойнее, чем тайком подливать отраву.

В общем, как вы понимаете, я не питал по поводу Эстель никаких иллюзий. И встречаться с ней не хотел, ибо мои чувства так до конца и не остыли. Мозги и сердце, к сожалению, не всегда работают в унисон. И даже зная, насколько Эстель поганый человек, разлюбить ее сразу я не способен. Зато способен адекватно оценить, и предпринять определенные меры, чтобы пленница не сбежала в самый неудачный момент.

Специально для Эстель был выкопан довольно глубокий погреб, около которого постоянно менялась охрана. Разговаривать с пленницей было запрещено. Еда спускалась на веревке и так же на веревке поднималось ведро с нечистотами. Пленнице полагался тюфяк, набитый сеном, и тонкое одеяло.

До сих пор предпринятые меры безопасности казались мне вполне достаточными, но теперь, в связи с угрозой нападения, я задумался о том, чтобы их усилить. Занятый отражением атаки, я не смогу своевременно среагировать, если Эстель что-нибудь предпримет. Значит, нужно было ее вывести из игры.

По сути дела, за свое предательство она заслуживала смерти. Но, по понятным причинам, я не мог ее убить. К счастью, предложенный Питтом вариант понравился и мне, и команде. Эстель должна была заплатить за свой поступок, выполнив кое-какое задание. Однако до этого светлого момента нужно было дожить, и меня интересовал сугубо практический вопрос: как вывести ее из игры на время сражения с де Кюсси.

Решение было одно — временно привести Эстель в недееспособное состояние. У меня под рукой был опий и лаудаум, который обычно использовался как обезболивающее, так что задача не должна оказаться слишком сложной. Я и про морфий думал, пока не вспомнил, что его выделят только в начале 19 века. Возможно, если заняться лабораторными работами, я и сам потяну сделать такое открытие (благо, примерно представляю процесс), но это будет явно не сейчас. А вопрос с Эстель нужно было решать срочно.

Еще одним срочным вопросом было перераспределение людей. Командам своих кораблей я мог доверять. Это были люди, не раз проверенные в деле. А вот насчет тех, кто к нам присоединился недавно, я не был уверен. И если пираты, захватившие корабль из французского каравана, были наняты на Тортуге с хоть каким-то учетом знакомства и характеристик, то бывшая команда де Граффа мне вообще не внушала доверия.

Чью сторону они примут, когда к нам приблизятся корабли, нанятые де Кюсси, на одном из которых, наверняка, находится Мари-Анна? Никто не знает. Так что, от греха подальше, их нужно раскидать по разным отрядам. Пусть ходят под началом тех, кому я доверяю. А там видно будет. Война, как говориться, план покажет. И надежных людей высветит.

Долго ждать не пришлось. Маленькие лодчонки контрабандистов, которые я нанял в качестве разведчиков из-за их скорости, привезли весть о том, что к нашим берегам приближается восемь кораблей. Ага. Значит, никто лишний к авантюре де Кюсси не присоединился. Это хорошо. Нам и восьми кораблей за глаза хватит. Правда, если верить глазастым контрабандистам, три из них — это не самые большие посудины, на которых ни команду большую не разместишь, ни нужное количество пушек.

У нас, по счастью, с вооружением все было в порядке. Даже Хагторп, с галеона которого мы сняли пушки для форта, уже давно пополнил свою недостачу. Я бы даже сказал, что он явно слишком увлекся — по 20 великолепных орудий с каждого борта были грозной силой. А Хагторп подбирал только самые мощные и наименее изношенные пушки.

Пистолетов и ружей тоже было в избытке. В этом плане, пиратом быть — одно удовольствие. И порох, и огнестрельное оружие — это довольно дорогие игрушки, которые не каждый может себе позволить, а несколько захваченных кораблей позволили нам создать хороший запас. Согласитесь, это самый разумный выход, раз я не могу создать скорострельное оружие.

Лучшие стрелки были отправлены на укрепления. К каждому из них прилагалось по два-три ружья и человек, который будет их заряжать. Причем не первый попавшийся — я своеобразный конкурс устроил на быстроту и аккуратность среди тех, кто уже не может резво бегать и брать корабли на абордаж, но заработать не против.

Еще одним моим секретным оружием был Волверстон. Он предложил план, как вывести из строя хотя бы один корабль еще до начала боя. Поскольку мы понятия не имели, на каком судне находится самое главное начальство, в жертвы решено было назначить то, которое окажется ближе к берегу. Судя по всем подсчетам, нанятая де Кюсси эскадра дойдет до нас уже в сумерках. Рисковать и нападать ночью никто не станет (в кромешной южной тьме не разглядишь пальцы своей вытянутой руки), а значит, у нас будет время на авантюру.

Шестерых желающих рискнуть Волверстон набрал довольно легко, и я пообещал каждому из них, кроме специальной награды, еще по сто песо сверх обычной доли добычи. Вряд ли, конечно мы много возьмем с захваченных судов — грабили нас, а не мы, но у меня были средства, чтобы достойно отблагодарить всех, кто примет участие в сражении с де Кюсси.

Волверстон предложил, ни много ни мало, сделать брандер и под покровом ночи уничтожить один из кораблей. Идея была довольно опасная, но сражаться с превосходящими силами противника тоже было не лучшим поворотом событий. Так что я согласился.

В ход пошел один из шлюпов, на котором были сломаны все перегородки и переборки, а в бортах просверлено множество отверстий. Пираты пробили в палубе несколько люков и уложили внутрь корпуса довольно приличное количество смолы, дегтя и серы. Ну, и как вишенка на торте, сооружение украсили шесть бочек пороха, выставленные наподобие пушек из бортовых отверстий шлюпа.

Поскольку вражеские корабли двигались эскадрой, они не забывали поддерживать огонь в фонарях, и обнаружить их было не сложно. Да и с бдительностью на борту были большие проблемы. Как вы понимаете, брандер не мог абсолютно бесшумно подобраться к кораблю, однако никакой реакции там пока было не слышно. Эх, как же мне не хватало прибора ночного видения! Я мог догадываться о том, что происходит, только по доносящимся звукам и зная примерный план нападения.

Волверстон должен был намертво закрепить штурвал и зажечь факел из скрученной соломы, который мы заранее пропитали нефтью. Ага, факел вспыхнул, и маленькое судно с треском ударилось о борт корабля. По идее, оно должно запутаться своими снастями в его вантах. И даже если брандер, не выдержав удара, начнет разваливаться, ничего страшного.

Волверстон планировал, что его люди будут стоять с левого борта: четверо на планшире и двое — на реях, держа в руках цепкие абордажные крючья. Как только брандер столкнется с кораблём, они должны закинуть крючья за его борт, как бы привязывая к нему брандер. Крюки, брошенные с рей, должны были ещё больше перепутать снасти и не дать возможности освободиться от непрошеных гостей.

Дело пошло! Я услышал, как затрубили тревогу, и на корабле началась паника. Пираты, уже успевшие заснуть, теперь бегали, суетились и кричали. Ну, якорь они точно поднять не сумеют — тупо не хватит времени. И понять сразу, что происходит, пираты тоже не смогут. А к тому моменту, когда у них, наконец, включится соображалка, будет уже поздно. Волверстон подожжет фитили у бочек с горючим.

А вот и нужный сигнал. Волверстон и его сорвиголовы успели выпрыгнуть за борт, и их должен был подобрать наш баркас, который держался на расстоянии. Теперь мне было прекрасно видно происходящее. Покинутый брандер стал похож на гигантский костёр, откуда силой взрывов выбрасывались и летели пылающие куски горючих материалов. Длинные языки пламени лизали борт корабля, отбрасывая назад немногих смельчаков, которые пытались оттолкнуть брандер.

Наша безумная авантюра увенчалась успехом. Противник еще не успел вступить в битву, а уже лишился одного из своих кораблей. Судя по очертаниям, пострадал галеон, а это серьезная сила. И в том, что касается вооружения и в том, что касается людей. Его слаженный удачный залп не оставил бы от нашего примитивного форта камня на камне. Особенно если знать, куда стрелять.

Занявшийся рассвет окончательно прояснил расстановку сил. Галеон догорал и начал быстро тонуть, а из оставшихся семи кораблей серьезными выглядели всего лишь пять. Скорее всего, собирая эскадру, де Кюсси рассчитывал, что у меня по-прежнему четыре судна. Никто не донес ему, что команда де Граффа решила присоединиться ко мне на острове. По сути дела, они вполне могли выплатить выкуп за корабль, выбрать капитана и отправиться на Сен-Доменго, под крылышко к Мари-Анне. Однако «Бредерод» превратился в «Брунгильду» под командованием Эдварда Смита, а отбитый у французского конвоя фрегат стал «Клото».

Восемь против четырех, с точки зрения де Кюсси, выглядело приемлемым вариантом. Все-таки, он имел представление о моих талантах и не питал иллюзий. А теперь получается пять приличных кораблей и два средненьких против шести моих.

Разозленная неожиданным ночным нападением, эскадра де Кюсси быстро приближалась к берегу. И я совершенно не собирался ей мешать. До определенного момента. Подождем, когда десант рассядется по лодкам, и дадим отпор с двух сторон. И с суши, и с моря. На берегу остался командовать Дирк, а я уже стоял на палубе «Виктории», идя на стремительное сближение с эскадрой де Кюсси.

Первым под мою горячую руку подвернулся галеон «Ла Фудр». Пройдя прямо перед его носом, наш корабль дал бортовой залп, который смел с палубы абсолютно все. Затем «Виктория» повернулась и, продвигаясь вдоль борта «Ла Фудра», произвела в упор по его корпусу второй залп из всех своих бортовых пушек.

Оставив галеон наполовину выведенным из строя, и продолжая следовать своим курсом, «Виктория» несколькими ядрами из носовых пушек навела шороху среди команды «Вента», а затем с грохотом ударилась о его корпус, чтобы взять корабль на абордаж, пока Хагторп проделывал подобную операцию с «Шарком».

Ибервиль и Джереми тоже не теряли времени даром. Питт отдал команду, и смертоносный шквал огня и металла бортового залпа смёл всё с палубы «Викторьез». Продолжая идти своим курсом, «Элизабет», которой командовал Питт, уступила место «Анжелике» Ибервиля, которая совершила такой же манёвр. Столь стремительные и слаженные действия выбили наших противников из колеи. Они растерялись, и их охватила паника. Между тем «Элизабет», сделав поворот оверштаг, вернулась на свой прежний курс, но в обратном направлении, и ударила из всех орудий левого борта. Ибервиль повторил маневр Питта, и еще один бортовой залп прогремел с «Анжелики».

Собственно, на этом про «Викторьез» можно было забыть, и ребята присоединились к добиванию «Вента» с «Шарком», по которым я нанес удары. «Ла Фудр» потерял управление, часть такелажа, начал тонуть, и команде было не до сражений с врагом. Самим бы ноги унести.

Нельзя сказать, что только враги понесли существенные потери. Нашим кораблям тоже досталось. В «Викторию» попали несколько раз, и теперь ее носовая часть была изуродована, а чуть повыше ватерлинии чернела пробоина. Чтобы вода не проникла в трюм, мне пришлось приказать сбросить за борт носовые пушки, якоря и всё, что было под руками. После того, как мы доберемся до берега, нам потребуется очень хороший ремонт.

И это мне еще повезло! Ибервилю, по ходу дела, придется перебираться на новый корабль. Впрочем, такую ситуацию мы предусматривали, и команда знала, как спасаться. Я старался заботиться о своих людях. И дело даже не в том, что мы много вместе прошли и не раз спасали друг друга. Даже из более рациональных соображений подготовленная, слаженная команда — это большая ценность. Надежные, проверенные люди на дороге не валяются.

Как же жаль, сто я не мог раздвоиться, а лучше растроиться! Если сражение на море было под полным моим контролем, то что творилось на суше — бог весть. Я мог только понять, что де Кюсси не обнаружил наш замаскированный форт. И потому, когда он начал стрельбу, для людей губернатора это стало неожиданностью. А я еще и пороха на пристрелку не пожалел. Лучше перебдеть, чем недобдеть.

Стрелки, встретившие десант слаженными залпами, звучащими один за другим, тоже стали неприятным открытием для наших врагов. И нападавшие дрогнули. Нет, если бы их впереди ждал богатый город, пираты рискнули бы. Не в первый раз. Но нападавшие прекрасно понимали, что мы обосновались на острове недавно, и взять с нас нечего. Плюс я активно распространял слухи, что у меня проблемы с деньгами, потому что я много финансов вбухал в обустройство Бекии.

Словом, сражаться за жалование пираты не слишком хотели. А уж десантироваться под плотным оружейным и пушечным огнем — тем более. Даже после того, как наш форт обнаружил себя, довольно точно отстрелявшись по одному из вражеских кораблей, в ответку ему еще не прилетело. Маскировка продолжала делать свое дело. Несмотря на дым, в яркой зелени и густых кустах место выстрела просто терялось.

Поняв, что потери превышают допустимый уровень, а нахрапом нас взять не удалось, волна нападающих откатилась. Похоже, пираты решили покинуть наш гостеприимный остров. К сожалению, преследовать три уцелевших вражеских корабля у нас просто не было возможности. В более менее нормальном состоянии была только «Элизабет» Питта, но один он явно не справился бы. Остальные наши корабли могли едва-едва доползти до берега.

Победа не радовала. Несмотря на то, что мы дали укорот превосходящим силам противника, настроение было мерзким. А после того, как я оценил наши потери на берегу, оно испортилось еще больше. Из шести наших кораблей один был безвозвратно потерян, а остальные находились в разной степени потрепанности. Сколько придется приложить усилий для починки «Виктории» — мне даже предположить сложно.

Потери на суше тоже были впечатляющими. Несмотря на все предпринятые мною меры, погибло, как минимум, человек двести пиратов. Если бы у де Кюсси была чуть более сплоченная и мотивированная армия — мы бы не устояли. Да что там говорить, если в этом бою даже я получил свое первое серьезное ранение!

До сих пор судьба меня берегла. Мне совершенно неприлично везло, и я начал привыкать к такому положению дел. Даже будучи в рабстве на Барбадосе, я ухитрился найти для себя посильную работу, да еще и отвлекаться от нее на разные радости жизни, типа прекрасных дам. И уж конечно, мне везло в море. Причем я бы не стал объяснять это одним только талантом О'Брайена, в тело которого я попал.

Жизнь пирата полна опасностей. Мало кто доживает до почтенного возраста и умудряется сохранить свои конечности. Я сам не раз и не два штопал раны своей команде. Однако до сих пор меня бог миловал. Мне удавалось сохранить свою шкуру в целости и сохранности. И когда я был сбит с ног ударом ядра, задевшим меня на излете, то даже не сразу сообразил, что происходит. Ну а потом мне прилетело по голове чем-то тяжелым, и я отключился.

Спас меня испанский шлем. Ну и еще то, что отколовшийся от борта кусок дерева задел меня по касательной. Судя по тому, что меня подташнивало, сотрясение мозгов я себе заработал. И теперь мне нужно было хотя бы несколько дней отлежаться в тишине и спокойствии. И как это сделать, спрашивается, когда навалилась куча проблем, каждая из которых срочнее предыдущей?

Пострадала, кстати, не только моя башка. Мне рассекло бровь и щеку, но не слишком сильно. Так что, скорее всего, даже зашивать не придется. Ну и шевелюра моя пришла в ужасающее состояние. Корабельный врач, которого я сам обучал, состриг часть волос, пытаясь понять, насколько сильное ранение головы я получил. А то, что осталось, я умудрился где-то подпалить.

Не то, чтобы меня это расстраивало, если честно. Я никогда не носил длинных волос и не любил их, но, попав в тело О'Брайена, был вынужден подчиниться его вкусу и предпочтениям эпохи. Так что впервые я попытался избавиться от надоевшей гривы только попав на Барбадос. Нет, ну правда, на фига мне длинные патлы? Это даже сугубо из практических соображений неудобно. Длинные волосы требуют усиленного ухода, а у раба такой возможности нет. Вот я и опасался, что заведется у меня какая-нибудь гадость. А короткая стрижка могла бы решить все проблемы. Однако О'Брайен буквально взвился, протестуя против такого кощунства.

К тому моменту мы с ним уже неплохо ладили, поделив тело, и используя знания друг друга. Но из-за какой-то дурацкой прически взрыв негодования был настолько сильным, что меня чуть не выкинуло из тела. Больше я не рисковал и не пытался избавиться от своей шевелюры. Мало ли. У каждого свои тараканы в голове. И если О'Брайен так зациклен на своих длинных волосах — флаг ему в руки.

Немудрено, что теперь, когда моя шевелюра изрядно пострадала, я даже почувствовал некоторое облегчение. Наконец-то я мог постричься так, как мне нравилось. Возможно даже, О'Брайен привыкнет к новой прическе, и не будет нудить, требуя снова отрастить волосы. Ну а покоцанная физиономия, как вы понимаете, мне вообще была по барабану. Во-первых, раны были несерьезные, а во-вторых, если их правильно обработать, тонкие шрамы будут еле видны. Правда, скорее всего, бровь будет казаться немного вздернутой, но это мелочи жизни по сравнению с мировой революцией.

— Ну, Дирк, что у нас там? — нетерпеливо поинтересовался я. Этот пират, которого я оставил в качестве главнокомандующего сухопутными войсками, показал себя с наилучшей стороны.

— Нужно восстанавливать форт и прибрежные строения. Ничего серьезного пираты не попортили. До наших самых ценных зданий их ядра не долетели.

— Никто не попытался начать грабить, воспользовавшись суматохой?

— А как же! И грабить, и отношения выяснять, и твое казино погромить… Чего только не пытались. Но я приблизительно знал любителей этого дела, так что развернуться у них не получилось.

— Что с Эстель?

— Ну, ее-то спасать никто не кинулся. И даже никто до сих пор не поинтересовался тем, где она, собственно, находится, — пояснил Дирк. — Ну а если учесть, что ты ее усыпил, скорее всего, она еще не пришла в себя. Но ты можешь проверить.

— Обязательно проверю, — нахмурился я. — Вот только побеседую с пленными. Мне интересно, участвовал ли де Кюсси в этой авантюре лично, или отсиживался на Тортуге. В любом случае, нам придется что-то делать с губернатором.

— Не слишком высоко ты замахнулся? — хмыкнул Волверстон, зашедший меня навестить. Судя по повязке, он был ранен в руку, но, похоже, рана была не тяжелой.

— Де Кюсси от нас не отстанет, — поморщился я. — Я тебе даже больше скажу. Потерпев поражение, в следующий раз он будет готовиться более основательно.

— Но Франция может нам не простить убийство губернатора, — возразил Волверстон.

— Поэтому никто не должен узнать, что де Кюсси убрали именно мы. Мало ли… Бунт, несчастный случай, еще что-нибудь. Нарываться мы не будем.

— Да, губернатор опасен, — согласился Дирк. — У него личный интерес в том, чтобы нас уничтожить. Как и у Мари-Анны.

— Она погибла, — огорошил нас неожиданной новостью Волверстон. — Ее тело опознали среди тех, кто нападал на нас на суше. Так что остался только губернатор.

— Прекрасно, — выдохнул я. — Теперь нам нужно подумать, как избавиться от де Кюсси. И у меня даже есть кое-какие наметки.

Мой план был довольно прост — заслать к губернатору Эстель. Оставить у себя в качестве залога бумаги о ее происхождении, которые она так ценит, и пообещать доплатить за исполнение заказа. Во время захвата ее пограбили не так уж сильно. Основные средства Эстель хранились в банках. Однако я готов был компенсировать ее потери и даже добавить от себя. Я вообще не хотел ее видеть.

Для того, чтобы составить более менее продуманный план, я пригласил Ибервиля, Джереми, Хагторпа и Волверстона. Наши намерения требовалось сохранить в тайне не только до самого последнего момента, но и после него. До остальной команды будет доведена вполне невинная информация — дескать, Эстель просто внесла выкуп, компенсировав свое предательство. А небольшие суммы в качестве вознаграждений подкрепят эту версию.

На самом же деле мы планировали куда более авантюрную и опасную игру. Губернатор Тортуги — официальное лицо, и его смерть, наверняка, будет расследоваться. Поэтому нужно сделать все так, чтобы комар носа не подточил. Я хотел воспользоваться идеей Волверстона, который с помощью своих знакомых организовал на Тортуге небольшие волнения. Единственное, эту идею необходимо было творчески развить.

Засиделись мы за планами долго. К счастью, нам хорошо была известна и сама Тортуга, и ее обитатели. Мы знали, к кому можно обратиться. А для сохранения секретности мы выстроим цепочку посредников, которые и сами не будут подозревать, на кого они работают. Ну а там, в суматохе, подобраться к губернатору будет проще. Тем более, что Эстель знает его лично и даже пользуется его расположением.

Ей даже не придется менять свою основную схему действия. Образ прекрасной дамы, попавшей в беду, замечательно подойдет. Была захвачена в плен злобным Бладом, сумела сбежать, и готова рассказать все самые страшные тайны острова Бекия. А заодно указать места, где хранятся сокровища.

Словом, с ее умением врать, навешать губернатору лапшу на уши будет не сложно. Мужчины 17 века не воспринимают женщин, как опасность, недооценивают их и считают заведомо слабее и глупее себя. А вот я, имея пример бизнес-акул века 21, знал, что женщины способны на многое. И, если честно, не был уверен, что находящиеся в моих руках документы заставят Эстель вести себя правильно.

Хотя что гадать? Нужно было, наконец, встретиться с этой женщиной лицом к лицу и выяснить отношения. Нам обоим есть что сказать друг другу. Остается надеяться, что я смогу держать себя в руках и сумею понять, можно ли договориться с Эстель. С ее умением врать — непростая задача. Я все-таки не профессиональный психолог, чтобы считывать эмоции и намерения по жестам.

Собирался с духом я долго. Часа два. Взглянуть в глаза женщине, к которой ты, мягко говоря, не равнодушен, и которая оставила тебя ради сомнительных перспектив… довольно сложно. Я не был уверен, что сумею контролировать эмоции. И что удержусь от обвинений, которые перерастут в пустой, бессмысленный скандал.

Эстель выглядела… отвратительно. Да и как еще можно выглядеть после пребывания в тюрьме? Ей позволили помыться и переодеться, но землистый цвет кожи никуда не делся, да и сама она осунулась, несмотря на то, что кормили ее вполне прилично. Я предложил ей присесть и поинтересовался, насколько сильно она хочет вернуть себе документы и отправиться во Францию.

— Ты смеешься надо мной? Я понимаю, ты хочешь мне отомстить…

— Не хочу, — прервал я Эстель. — Ни мстить тебе не хочу, ни видеть тебя. Если бы не мои ребята, которые загорелись местью, я бы просто постарался о тебе забыть.

— Но тогда я не понимаю…

— Я тоже тебя не понимаю. Скажи, почему ты так поступила? Неужели не было другого выхода? Почему ты открылась де Граффу, а не мне?

— Он сам узнал о моем прошлом, — вздохнула Эстель. — Я просто… воспользовалась ситуацией.

— Тогда вряд ли тебе покажется странным, если я тоже захочу воспользоваться ситуацией. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала. И, если все удастся, я верну тебе твои документы и очень хорошо заплачу. Даю слово. А мое слово, в отличие от твоего, дорогого стоит.

Эстель

Ее жизнь уже много раз делала резкий разворот. Но лишиться мечты, уже почти почувствовав ее вкус, было слишком. Эстель успокоилась, поднявшись на борт корабля, который шел во Францию. Казалось, что в составе целого каравана судов можно было чувствовать себя в относительной безопасности. Ну кто мог подумать, что пираты захватят корабль изнутри?

Для Эстель было довольно странно осознать, что она совершенно не знает Блада. Что нежный и чуткий любовник неожиданно может стать прагматичным и жестким пиратом, который способен задавить свои чувства в угоду интересам команды.

Эстель столько раз меняла имена и маски, столько врала, что уже почти не различала грани между выдуманным и реальным миром. Перейдя на сторону де Граффа, она даже не подумала о том, что кого-то предает. Ей это выгодно? Выгодно. В результате ее действий никто не пострадал? Не пострадал. Ну и в чем проблема? Однако у капитана Блада, как оказалось, был совершенно другой взгляд на происходящее. Он не прощал подобных вещей. И Эстель оказалась в тюрьме.

Пожалуй, это было одно из самых тяжелых испытаний в ее жизни. Как оказалось, Блад умел быть жестоким. И умел учиться на собственных ошибках. Питер даже не пожелал встретиться с Эстель! Ни встретиться, ни поговорить, ни попытаться объясниться. И только нападение де Кюсси спровоцировало его назначить встречу.

Эстель была поражена, когда Блад рассказал ей, как расправился с де Граффом. Похоже, он действительно не мог не отомстить. Команда его не поняла бы. И насчет ее самой у Питера были вполне определенные планы. Как Эстель ни вглядывалась, к сожалению, она не могла заметить даже тени былых чувств. Блад был собран, хладнокровен и решителен. И если бы не попытался первым делом выяснить причины ее поступков, Эстель решила бы, что он вообще не испытывает никаких эмоций. Однако в его вопросах звучала застарелая боль.

Разумеется, было глупо не воспользоваться ситуацией. Эстель приложила все усилия, чтобы вновь очаровать Блада. Вот только Питер никак не реагировал на ее авансы. Разумеется, сидение в тюрьме сказалось на ее внешности не самым лучшим образом, но Эстель по-прежнему была хороша собой. И даже по дороге к зданию, где обосновался Блад, ловила восхищенные взгляды.

Жаль, но Питер был слишком сдержан. Он умел сосредоточиться на главном и идти к цели. Казалось, что у Блада нет вообще никаких слабостей. Ром? Питер был равнодушен к спиртному, хоть и мог выпить за компанию. Дорогие вещи? Вообще не вариант. Блад ненавидел пышные костюмы и не трясся при виде золота и драгоценностей. Он коллекционировал какие-то вещи индейцев (большинство которых не стоило и гроша) и некоторые виды оружия, но даже к этому был не слишком привязан.

Большинство пиратов, знавших Блада лично, считали его аскетом. Он не таскал с собой оркестры и не устраивал театральные представления, как некоторые собратья по профессии. Не одобрял излишней жестокости и всегда держал свое слово. Изначально, на первых порах, Эстель тоже думала, что Питер аскет. Но потом поняла, что он меньше всего походит на пуританина. У Блада просто была совершенно другая система ценностей.

Вот кто бы мог подумать, что он захватит остров и попытается на нем осесть? И мало того, что сам на такое решился, так еще и команду за собой потянул. А ведь редко кому удавалось сделать из пиратов оседлых жителей. Д'Ожерон этим планомерно занимался, но не очень преуспел. А Блад рискнул. И пусть работать на земле у него будут рабы, а никак не пираты, остров вполне может стать довольно посещаемым местом. Пока Эстель сидела в тюрьме, охрана не разговаривала с ней, но разговаривала между собой. Так что была возможность узнать и о азартных играх, и о других развлечениях, предлагаемых гостям.

Эстель долго думала, зачем вообще ее держат на острове. Если бы пираты хотели ее убить — давно убили бы. И она не могла понять, чего же Блад хочет добиться своими действиями. Надо ли говорить, как обрадовалась Эстель, когда Питер захотел с ней встретиться? Но вот когда он поведал ей о своих планах… у нее по спине пробежал холодок.

Блад, ни больше, ни меньше, хотел, чтобы она избавилась от де Кюсси. Волверстон обещал организовать на Тортуге волнения, и Эстель будет несложно подобраться к губернатору поближе. В обмен на это ей готовы были вернуть документы, снабдить деньгами и отправить во Францию, если уж ей так хочется вернуться на историческую родину.

Эстель, разумеется, попыталась увильнуть от столь опасного мероприятия, но выбор у нее был небольшой. Либо убить де Кюсси, либо закончить свою жизнь на рее, как и положено за предательство. А чтобы ей вдруг не пришло в голову еще раз обмануть Блада, Волверстон и его ребята будут стоять за ее спиной.

— Волверстона слишком хорошо знают на Тортуге, — возразила Эстель.

— Ничего страшного. Мы поступим так же, как ты. Придумаем ему правдоподобную историю. Мало ли… не сошелся Волверстон характером со своим капитаном, не захотел осесть на острове, и желает наняться к кому-нибудь другому. Ну и потом. Должен же кто-то помочь тебе бежать?

— Полагаешь, де Кюсси в это поверит?

— Если сыграешь хорошо, то поверит, — отрезал Блад. — Вы же не сразу начнете действовать. Сначала Волверстон организует небольшие волнения, а затем на сцене появишься ты. Губернатор будет слишком озабочен происходящим, чтобы обращать внимание на мелочи. А уж после того, как Волверстон окончательно развернется, де Кюсси и вовсе будет ни до чего. Тебе понадобится только выбрать нужный момент.

— А что будет потом? После того, как я избавлюсь от де Кюсси?

— Волверстон доставит тебя в Пти-Гоав. Деньги и документы ты получишь в торговом доме Ван Хоомов. Следующий караван во Францию будет через несколько месяцев, но зато в Англию корабли отправляются через пару недель. От Лондона куда ближе до Парижа, чем от Тортуги.

— Хорошо, — выдохнула Эстель. — Когда отправляемся?

— Пары дней тебе хватит, чтобы привести себя в порядок? — уточнил Блад. — Ну и прекрасно. И помни, что за тобой присматривают. Не совершай глупостей. Второй раз тебе может не повезти, и пираты тебя все-таки вздернут.

Эстель сердито поджала губы. Да какой смысл бежать? И главное — как? От острова Бекии до Тортуги еще добраться нужно. А без документов, на которые она так рассчитывала, это бесполезно. Эстель не собиралась прозябать в колониях всю оставшуюся жизнь. С ее внешностью, на материке можно было добиться гораздо большего. Подтверждение происхождения, удачный брак, и Эстель вполне может пробиться к королевскому двору. Так что если между ней и ее документами стоит де Кюсси, ему же хуже.

Волверстон и его шесть самых надежных головорезов ждали ее на борту одного из пиратских кораблей. Судно зашло на Бекию пополнить припасы (и спустить часть денег на изысканные развлечения), и теперь отправлялось на Тортугу. Капитан бурно радовался, что Волверстон решил вернуться к пиратской деятельности и советовал, к кому можно наняться.

Одноглазый здоровяк начал свой спектакль еще на берегу. Они с Бладом серьезно поспорили на повышенных тонах, и теперь все окружающие были уверены, что в команде произошел небольшой раскол. Впрочем, из-за того, что Волверстона проводили чуть ли не под фанфары и обещали принять обратно, если он передумает, конфликт не зашел слишком далеко. И брожения в умах остальной команды не началось.

Блад даже не соизволил проститься с Эстель, и, что самое обидное, так и не вернул ей кольцо, которое сам подарил. Видимо, Питер окончательно вычеркнул ее из своей жизни и изо всех сил старался вообще забыть о ее существовании. Ну, это и к лучшему. Блад, конечно, был чертовски хорош собой, даже с этой новой дурацкой стрижкой, но Эстель считала, что достойна большего. Ну что за партия такая — удачливый пират и бывший бакалавр медицины? Просто смешно! Удачный брак мог дать Эстель громкий титул и большие возможности. Так что выбор даже не стоял.

Единственное, о чем сожалела Эстель — ей так и не удалось очаровать Блада настолько, чтобы он вернул ей документы безо всяких условий. А уж Волверстон и вовсе относился к ней с большим подозрением с самого начала. Эстель даже не сомневалась, что он будет следить за каждым ее шагом и не позволит ей отойти от плана.

Надо сказать, что одноглазый верзила только выглядел недалеким. На самом деле он был на редкость хитер и бесстрашен. Волверстон умел действовать в самых непредсказуемых ситуациях, имел кучу знакомых, а потому довольно легко организовал волнения. Да и то сказать — всегда и везде можно найти недовольных властью. А уж сподвигнуть их на действия — дело техники. У Волверстона все великолепно получилось. Озабоченный происходящим губернатор действительно не стал слишком уж вникать в детали рассказа Эстель. Хотя когда она поведала ему, что Блад умудрился захватить один из кораблей каравана, который он отправил во Францию, де Кюсси взбесился. Шутка ли — собственными руками набрать команду, которая помогла Бладу увести корабль!

Волнения переросли практически в бунт. Не первый, кстати. Но если в 70-х народ восставал против монополии Вест-Индской компании, то теперь причиной стали действия самого де Кюсси, который пытался сделать из Тортуги прибыльную колонию всеми возможными способами. Табачная монополия, объявленная во Франции еще в 1674 году, способствовала повышению цен на указанный продукт и разорению владельцев табачных плантаций на Тортуге и Сен-Доменге. Часть колонистов уже уехала на другие острова Вест-Индии, а некоторые занялись охотой или примкнули к флибустьерам.

Словом, причин для волнений было предостаточно. И когда полыхнуло, никто особо не удивился происходящему. Де Кюсси носился по острову, как подстреленный, пытаясь договориться и навести порядок. Однако удавалось ему это с трудом. Волверстон и его ребята провоцировали жителей Тортуги, и потому не было ничего странного в том, что однажды, пытаясь усмирить толпу, губернатор словил случайную пулю. Этого и следовало ожидать, если учесть, что на Тортуге хорошо вооружен каждый первый. И кто там будет разбираться, откуда на самом деле вылетела пуля? Переодетая Эстель с легкостью затерялась в толпе.

К счастью, Волверстон ее действительно ждал. Блад не обманул. А то Эстель все-таки побаивалась, что в наказание за предательство ее так и бросят на Тортуге. Однако сразу, как только смерть губернатора подтвердилась, Эстель под присмотром Волверстона действительно отправилась в Пти-Гоав. И свои документы она тоже получила. Вместе с приличной суммой денег.

— Уезжай отсюда, — посоветовал ей Волверстон. — Уезжай как можно быстрее и как можно дальше. Наш капитан — добрейшей души человек. Он даже такую стерву, как ты, не пожелал отправить на рею. Наши ребята могут оказаться не столь благодушны. Они ненавидят тебя не только за то, что ты нас предала, но и за то, что ты бросила капитана. Так что постарайся замаскироваться, как ты умеешь. И не светись.

Эстель кивнула, развернулась и скрылась в толпе. Волверстон проводил ее взглядом, сплюнул, и скомандовал своим ребятам возвращаться. Будь его воля — он свернул бы Эстель ее тонкую шейку. Однако приказ капитана есть приказ. Остается только надеяться, что Эстель действительно уберется на материк. И что Блад не пожалеет о своем благородстве.

 

Глава 13

Джереми

Кто бы мог подумать, что за несколько месяцев может так многое поменяться! Остров Бекия постепенно обретал свое новое лицо. Особые привилегии привлекали пиратов, и посетителей становилось все больше и больше. Строились здания под гостиницы, возникали игровые дома и бордели, лились рекой деньги и спиртные напитки. Установленная пошлина в пять процентов привлекала не только пиратов, но и торговцев, для которых строился целый город в отдалении от центра кутежа и разврата.

Впрочем, продав или закупив товар, торговцы были не прочь гульнуть на всю катушку. Особое внимание привлекало огромное здание игрового центра, богато обставленное и продуманно устроенное. Вышколенная прислуга (в основном, черная), изысканные напитки (производящиеся на самом острове), необычные легкие закуски, бьющая в глаза роскошь и греющие душу слухи о том, кому и сколько здесь удалось выиграть.

Здесь были специально отведенные места для тех, кто любил посостязаться в стрельбе или метании ножей на меткость, а так же сойтись врукопашную. Иногда здесь же и дуэли устраивались, собирая множество зрителей. Хорошая коллекция оружия и весьма щадящие цены на порох позволяли любопытным примериться к тому или иному пистолету или ружью, оценить его в деле.

Да на острове даже бордели отличались от обычных! Уютная атмосфера, небольшие круглые столики для посетителей и сцена, на которой девицы в совершенно неприличной одежде пели и плясали, вскидывая ноги. А то и раздевались, крутя задом у какой-то вертикально воткнутой высокой палки, которую с чьей-то легкой руки начали называть шестом. Да и комнаты наверху были вполне приличными. Не в каждой гостинице такие найдешь.

Джереми вздохнул. К сожалению, с плантациями было далеко не так гладко, как с развлечениями. Доход был ниже ожидаемого. Постепенно стало понятно, почему найденные на острове плантации были брошены прошлыми хозяевами. Рельеф острова в центральной части был гористым, и размахнуться было просто некуда. После долгих споров решено было начать осваивать южную часть Сен-Винсента. Но одна только мысль о том, сколько денег придется вкладывать в укрепления, защищаясь от индейцев и любителей легкой поживы, вгоняла в тоску.

Хорошо, с рабами повезло. Очередной выход в море принес захват двух судов, везущих черный товар прямиком из Африки. Однако Питеру не нравилось, что рабов на острове оказалось чуть ли не больше, чем свободных людей, и он озаботился доставкой колонистов. Недовольных везде много, так почему бы не предоставить им возможность жить своим умом, подальше от опостылевших долгов, людей и традиций?

Первыми на обещания свободной жизни клевали молодые люди. Многие тяготились консерватизмом родителей, ограничениями, которые накладывала вера, отсутствием достатка и перспектив и невозможностью связать жизнь с любимым человеком. Блад обещал земли, рабов и жилье, причем все в аренду за разумную плату. И каждый сам будет решать, как ему жить и во что верить.

Довольно много желающих Питер нашел и в чахнущих колониях, типа того же Тобаго. Многие колонисты чувствовали себя брошенными, жили бедно, и были не против сменить место жительства. Если уж их предки рискнули приехать из Европы на край света, то перебраться с одного острова Карибского моря на другой — вообще не проблема. Да и с материка тоже.

Питер Блад

Я знаю — город будет, я верю — саду цвесть… Вот только потрудиться для этого придется очень и очень неслабо. Даже не помню, когда последний раз я так вкалывал. Все-таки, быть пиратом куда как проще, чем благоустраивать остров. Далеко не каждая европейская страна может позволить себе иметь колонии. И дело не только в расстоянии, но и в людях. А с ними были проблемы.

Причем я уверен, что если добраться до той же Франции и кликнуть клич, желающих будет море. Особенно среди ущемляемых официальной властью гугенотов. Но я, будучи разыскиваемым пиратом, в Европу плыть не рискну. Мало того, что далеко, и завоз колонистов влетит в копеечку, так еще и опасность быть пойманным силами чьего-нибудь доблестного ВМФ возрастает.

Единственное, что утешало, проблему с нехваткой женщин я худо-бедно решил. Среди захваченных рабов и дружественных нам племен индейцев попадались вполне приятные особы женского пола. Так что многие из пиратов остепенились и уже начали плодиться и размножаться. А некоторые так и продолжали навещать бордели.

Поскольку публичные дома и женщины общего пользования меня никогда не привлекали, я стал подыскивать себе подходящую любовницу среди прибывших колонистов. Пока безрезультатно. Дамы либо были замужем, либо не нравились мне чисто визуально, либо придерживались строгих моральных принципов, даже овдовев. То бишь замуж хотели. А я, после всего произошедшего, жениться совершенно не желал.

— Питер, может ты к Абигейл вернешься? — поинтересовался Джереми, принявший мою проблему близко к сердцу. — Если хочешь, я сам с ней поговорю.

— Ты что, вообще охренел? — подскочил я. — Даже не вздумай!

Еще чего не хватало! Мне и так сложно было с ней расстаться, а уж возвращаться к женщине, которую сам бросил? Да ну на фиг. По жизни у нее во всем виноват будешь. Не, нам такой хоккей не нужен. Проблем и так выше крыши. В крайнем случае, присмотрюсь к индианкам и негритянкам. Хотя не хотелось бы. Вроде бы, расизмом не страдает ни одна из двух моих сущностей, а вот не воспринимаю я этих дам.

Ну, с негритянками понятно — большая их часть прибыла прямиком из Африки, не успела смешать кровь и не выглядит привлекательно с европейской точки зрения. Приплюснутые носы, полные губы и широкие скулы лично мне вообще не нравятся. С индианками чуть лучше. Среди молоденьких девушек довольно много симпатичных. Но они довольно быстро стареют и теряют свою привлекательность. Это примерно как наши восточные дамы. Лет до 20-ти такие красавицы, что легко голову потерять. А уже после 30-ти на многих из них не взглянешь.

Играет свою роль и то, что от жены хотелось бы несколько большего, чем просто постель. Ладно, та же Абигейл. Я навещал ее в короткий промежуток времени, пока был на берегу, и не успевал уставать. К тому же, Абигейл нравилась мне своей рациональностью и здравым смыслом. Но жить с ней день за днем, всю оставшуюся жизнь? Не уверен, что потянул бы. С Эстель в этом плане было намного интереснее. Нам всегда было, о чем поговорить.

Словом, поставил я своим вербовщикам задачу — найти даму, получившую приличное воспитание. Лучше всего белую, но можно и полукровку. Среди них такие красотки встречаются… ух! Ну а пока ребята искали мне достойную пару, я занялся проблемами с колонистами.

К счастью, многие были недовольны своим нынешним положением, и стремились его изменить. Мой второй визит на Тобаго оказался весьма продуктивным. Я взял двести человек курляндцев, а Джереми — полторы сотни голландцев. И да, вопрос с титулом я тоже решил. Теперь у меня есть документ, что я — барон Бекийский. Джереми настаивал, правда, чтобы я раскошелился на виконта, а лучше вообще на графа, но моя жаба, увидев расценки, превратилась в настоящего динозавра.

В честь достославного события я закатил на Бекии знатную пирушку и немного поменял наш флаг. Теперь он был не черным, а темно-синим. И белое изображение трефовой масти осталось. Пусть флаг корабля станет гербом моего нового рода и официальным флагом моей новой страны. Собственно, страны пока еще нет, но мы уже на верном пути. У нас есть собственное производство. И я имею в виду не плантации.

Поскольку у меня, наконец, появилось достаточно времени, я решил реализовать свои знания. И, прежде всего, облегчить жизнь морякам, уходящим в дальние походы. Я решил предвосхитить открытия Луи Пастера и Николя Аппера, создав нечто типа консервов. Именно «типа», поскольку я столкнулся со множеством проблем. Начать хотя бы с того, что с производством жести в данное время… была полная жесть. Процесс долгий, дорогой и весьма муторный. Англичане всего лет 20 назад украли секрет изготовления белой жести у немцев. Так что рынок еще не насыщен, а если я затею самостоятельное производство изделий из нее, результат будет стоить столько, что купить никто не потянет. Хотя если продавать саму жесть… Процесс-то я более менее представляю.

Пришлось снова огораживать территорию. Во-первых, не хотелось делиться секретами, а во-вторых, береженого бог бережет. Не хватало еще, чтобы пьяные пираты порушили плоды моих трудов чисто из молодецкой удали и подстегнутой винными парами дури. Потом пришлось искать кузнецов, для чего были отправлены рекрутеры на Тортугу. Остров, который несколько десятков лет был пиратской базой, не мог без них обойтись, а в последнее время жить там стало сложновато. Новый губернатор окончательно прикрутил гайки пиратам и в очередной раз повысил налоги.

Быстрых результатов я не ждал, а потому начал прикидывать, чем заменить жестяные банки для консервов. Первыми в голову пришли керамика и стекло, но это слишком хрупкие материалы, и они просто не перенесут долгого пути. Особенно на корабле, который частенько подвергается сильной качке. По идее, придется создавать специальные контейнеры для их хранения. Тоже не самый дешевый вариант, но уже приемлемый. Капитан и офицеры корабля вполне могут себе позволить заплатить, чтобы в долгом путешествии питаться чем-то кроме солонины и сухарей.

Мой выбор пал на керамику. На острове глины не водилось, но посуду вполне можно было покупать у индейцев. Только сказать, чтобы стенки слишком тонкими не делали и не раскрашивали. Проблема была, как припаивать крышки, но я подумал, что в качестве связывающего состава вполне может подойти каучук. И, кстати, надо организовать его плантацию на острове, чтобы важный ресурс всегда был под рукой.

Нужный результат получился, разумеется, не сразу. Однако последняя партия стояла уже второй месяц, и вскрытие части посуды показало, что мясо прекрасно сохранилось. А тут и первая партия жести подоспела. Всего 15 листов нужного качества, но я радовался, как ребенок. Особенно после того, как продал бОльшую часть.

Разумеется, что как только я отладил процесс производства в ручном виде, я задумался о его механизации. Нужно было все посмотреть, пощупать и попробовать прежде, чем изобретать что-то глобальное. Листы меди нужных размеров изготавливались ручным способом, с помощью кузнечных молотов, и я планировал для облегчения труда изобрести паровую машину. Хотя бы самую простую. Я даже прогресс этим не подстегну. Если я правильно помню, Папен уже сделал свое изобретение (ну, или вскоре сделает).

Ну, а кузнецам и без того работа найдется. Раз у меня под рукой появились нужные мастера, глупо было бы не заняться оружием. Мечта заиметь личное скорострельное ружье, на порядок превосходящее свои местные аналоги, не оставляла меня ни на минуту. Черт с ним, с общим прогрессом (не собирался я его двигать в таких вещах), но для себя неплохо было бы получить дополнительный козырь.

Начать хотя бы с того, что я не до конца отошел от пиратства, а это довольно опасный бизнес. Пока что остров не приносил достаточной прибыли, я продолжал грабить корабли. Правда, договор с командой слегка поменялся, поскольку теперь мы вместе обустраивали Бекию и являлись ее совместными владельцами. Не скажу, что изменения были приняты с восторгом, но собственность (особенно доходная) очень меняет людей. А если к этому прилагается еще и семья… на получение выгоды начинаешь смотреть совсем по-другому.

Собственно, я тоже планировал со временем жениться и остепениться. А чтобы выжить в различных перипетиях, не мешало бы подстраховаться. Поэтому и про ружье для себя я уже давно думал. Еще пока плавал. И даже различные чертежи чертил. Однако, поскольку я был далеко не специалист, а выуженные из интернета сведения изрядно подзабыл (не факт, что они были верными), конечный результат пока даже не вырисовывался.

Ружье мне требовалось скорострельным и дальнобойным. Но главное, что меня смущало — где взять специалиста, который возьмется за такой неординарный заказ, и как сохранить секрет. Не хотелось бы, чтобы мое изобретение ушло в Европу. В условиях войны его быстро протестируют, скопируют и внедрят.

Ну и что делать, если вопрос с огнестрелом застопорился? Решать его, параллельно используя другие возможности. Я, например, надумал арбалет освоить как следует. Он достался мне в качестве трофея при захвате очередного испанского корабля. Я его воспринял как смертельную, но довольно красивую игрушку. Судя по всему, испанец, которому принадлежал арбалет, тоже им не пользовался. Оружие висело на стене, как сейчас у многих в квартирах висят декоративные мечи. Для украшения. Тем более, что арбалет был действительно хорош.

Судя по типу натяжного устройства, в качестве которого выступал зубчато-реечный механизм, передо мной было творение сумрачного тевтонского гения. Причем изделие изначально создавалось для состоятельных клиентов. Тяжелый арбалет был изысканно украшен и смотрелся как настоящее произведение искусства. Причем, это совершенно не мешало ему прекрасно стрелять.

Тяжелая арбалетная стрела могла нанести организму не меньше вреда, чем пуля. А если смазать ее ядом, как это делают индейцы, то эффект и вовсе получится интересным. Да и заряжается арбалет быстрее, чем ружье. На абордаж, конечно, я его с собой не возьму, и постоянно таскать не стану, но для самозащиты — вполне приличная вещь. И для отстрела врагов — тоже. Ни шума, ни дыма.

Еще одним источником дохода стала продажа географических карт. Помнится, в те древние времена, когда еще не было компьютеров, на уроках истории и географии нам давали довольно похожие задания. Оформить контурные карты. Нанести города, места полезных ископаемых или еще много всяких разных вещей. Решался этот вопрос просто — с помощью лампы и стекла. В принципе, и в конце 17 века это вполне доступный способ.

Сначала сделали наклонную раму, которая будет удерживать два листа стекла, между которыми вставляется нужная карта, затем организовывается яркая подсветка, и художник тщательно переносит рисунок на чистый лист. В основном, мы делали карты бассейна Карибского моря и материка, тем более, что сами могли проверить их точность и достоверность, но и мировые карты перерисовывали.

Товар пользовался спросом, как и навигационные приборы. Их мы, правда не производили — продавали награбленное. Но трофеев было такое количество, что возникла даже небольшая затоваренность. Во-первых, многие грабители тупо не умели пользоваться многими из навигационных приборов. Во-вторых, сами грабили корабли направо и налево, так что нужды в подобных вещах не испытывали. Ну а в-третьих, товар был дорогой, не каждому по карману, да и склад постоянно пополнялся, поскольку прибывавшие на остров пираты сбывали свои трофеи.

Надо сказать, что после того, как мы обосновались на Бекии, у нас вообще довольно серьезно вырос склад награбленных вещей. А когда их потихоньку начали разбирать торговцы, стало ясно, насколько сильно нас накалывал де Кюсси. Покупатели предлагали даже не в два, а в пять раз больше. А мы могли предложить и оружие, и ткани, и специи, и посуду, и много чего еще.

Часть, конечно, шла на благоустройство острова. Многие пираты, обзаведясь жильем, хотели иметь у себя статусные вещи. Да и при строительстве новых игровых центров планку не стоило опускать. Раз уж мы решили, что должна быть бьющая в глаза роскошь, значит, так оно и будет. Даже не самые богатые пираты, находясь в таком помещении, чувствовали себя королями.

Доход от пятипроцентного налога с торговцев и пиратов тоже был довольно приличный. Немудрено, что многие губернаторы привечали джентльменов удачи. Правда им, скорее всего, приходилось делиться с подельниками и начальством, но все равно доходы должны были получаться просто астрономические. Мы, например, смогли себе позволить начать возводить капитальную линию обороны.

А еще я задумался насчет создания воздушного шара. Чисто для осмотра границ. Однако, поразмыслив, понял, что это не самая лучшая идея. Из-за вытянутости острова самую южную и северную оконечность, скорее всего, видно не будет (на оптику только и остается, что жаловаться), да и для контроля центральной части — не самый подходящий вариант. Слишком много густой растительности.

Подзорную трубу, кстати, я честно попробовал усовершенствовать. Сначала долго вспоминал, как нужно готовить стекло (если не в промышленных масштабах, а для личных нужд, то не должно же быть слишком сложно?), а потом, из того что получилось, пытался делать и шлифовать линзы. Ну, что сказать. По сравнению с моими поделками, местная оптика — это просто шедевр. Толи я рецепт вспомнил не правильно, толи руки у меня не из того места растут, но как я ни бился, покамест ничего приличного не получалось.

Зато получилось из готового стекла зеркала делать. Пусть не слишком большие, и в довольно простых рамах, но зато много. И продавались зеркала хорошо, тем более, что цена хоть и была высокой, но явно уступала средним рыночным. Ну а сделать красивую раму — это даже не вопрос. Со временем, сами начнем создавать произведения искусства. Первые партии — это так, пристрелочный вариант.

* * *

Полностью прогрузившись в решение различных проблем и освоение острова, я как-то совершенно не следил за течением времени. И чуть было не пропустил важные политические события. А ведь я знал, знал, что в Англии вскоре должны произойти серьезные изменения! Знал, но вовремя не вспомнил. И новости пришлось выслушивать от совершенно посторонних людей.

Очередные мои проблемы начались с того, что я захватил испанский корабль. А ведь изначально я, между прочим, вовсе не собирался на кого-то охотиться. Мне просто необходимо было встретиться с нужными людьми и переговорить о взаимных поставках. Ну а так как главы торговых домов, обычно, не рисковали покидать свое укрепленное и хорошо охраняемое место жительства, приходилось идти… то есть, плыть им навстречу.

Словом, делами я был занят, делами. Но как упустить испанский корабль, потрепанный недавней бурей и отставший от основного каравана? Ну никаких сил не было пройти мимо! Это ж такое искушение… И кто же мог знать, что помимо хорошей добычи я получу еще и кучу проблем?

Во-первых, хозяином корабля оказался никто иной, как испанский гранд дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес. Ага. Тот самый, у которого я когда-то «Синко Льягас» увел, а затем и документы позаимствовал для захвата Маракайбо. Во-вторых, оказалось, что у него есть не только сын, но и дочь, которая как раз находится на борту корабля. Ну а в-третьих, капитан судна не нашел ничего лучше, как напасть по дороге на английский фрегат и захватить в плен высокопоставленных пассажиров.

В принципе, учитывая «теплые» отношения между державами, в этом не было ничего странного. Просто, если тебе доверили ценный груз в виде родовитой испанки и целой кучи товара, нечего отвлекаться по пустякам. Скоротечный бой, окончившийся в пользу испанца, принес ему не только пленников с трофеями, но и повреждения корабля. Так что мощный шторм просто довершил начатое. И, если бы мы не подоспели, скорее всего, корабль испанцев пошел бы ко дну.

Нет, вполне вероятно, что пассажиры попытались бы спастись. Но удалось бы им это — большой вопрос. До ближайшего берега далековато, а район кишит пиратами, которые питают к испанцам, мягко говоря, не самые лучшие чувства. Так что можно сказать, что испанцам повезло. А вот мне — не очень.

Ограбив корабль, мы получили около ста пятидесяти тысяч пиастров деньгами и примерно на триста тысяч товарами. А я получил головную боль, поскольку не представлял, что делать со свалившимся на меня «счастьем». Первый же вытащенный мной из трюма пленный англичанин оказался, ни больше ни меньше, целым лордом Уэйдом, родственником ажно самого Сендерленда. А второй ценный английский пленник оказался дамой. Причем безумно знакомой. Я минут несколько пялился на эту растрепанную особу, пытаясь вспомнить, где ее видел, пока моя вторая сущность О'Брайена пламенно не возмутилась, не понимая, как я мог позабыть прекрасную Арабеллу Бишоп.

Ну… На вкус и цвет фломастеры разные. Лично для меня она и в цивильном-то виде симпатичной не казалась. А уж сейчас, после похищения и пленения, и подавно. Вот дочка дона Диего — это да. Горячая штучка. Шикарная брюнетка с пышной грудью, неправдоподобно тонкой талией и идеально правильными чертами лица. За милю порода чувствуется. Правда, к юной (лет 17, не больше) красавице прилагалась еще и дуэнья (старая и страшная, как смертный грех), но понятно, что благородная дама и не могла путешествовать в одиночестве. Скорее, странно, что охраны было так мало. И что путешествовала она отнюдь не на флагманском корабле.

Сначала я решил, что дон Диего впал в немилость. И даже расстроился немного — чем меньше денег у испанского гранда, тем ниже будет выкуп за дочь. Однако оказалось, что я несколько поспешил с выводами. И родство дона Диего с испанским адмиралом оказалось гораздо важнее его неудач.

Поведала мне об этом сама дочь испанского гранда, Исабель Джуанита и еще куча имен де Эспиноса-и-Вальдес. Похоже, моя репутация человека, который держит слово и не склонен к излишней жестокости, в очередной раз сослужила мне хорошую службу. Испанка, которую я вместе с дуэньей пригласил в кают-компанию для продуктивной беседы, совершенно меня не боялась, не устраивала истерик на пустом месте и даже нахально требовала себе особых привилегий. Типа, раз она такая вся из себя ценная пленница, то и относиться к ней должны соответствующе. То бишь, предоставить все жизненные блага.

Как я выяснил, коррупция и кумовство в Испании достигли просто феерических размеров. И потому, вместо наказания за свои неудачи, дон Диего получил новое назначение. И теперь занимался безопасностью колоний, гоняя индейцев и пиратов. Словом, деньги у благородного идальго были. И выкуп за дочь в размере ста тысяч пиастров он вполне может потянуть. Запросить, конечно, надо еще больше, чтобы поторговаться можно было, но суть примерно ясна.

— Но как вы намереваетесь договориться о выкупе? — поинтересовалась Исабель.

— Через иезуитов, — пояснил я. — Они частенько оказывают нам подобные услуги. И, кстати, имеют с этого неплохую прибыль.

— А вы не боитесь снова переходить дорогу моему отцу? Дважды вам повезло, но третий раз может оказаться последним.

— Полагаете, он соберет эскадру и кинется гоняться за мной, бросив все дела? — хмыкнул я. — Сильно сомневаюсь. Зная меня, дон Диего понимает, что вам ничего не угрожает. И ему нет никакой нужды снова меряться со мной силами. К тому же… вдруг в третий раз ему не повезет окончательно?

— Помимо отца, у меня есть еще и жених, с которым я обручена с детства, — нахмурилась Исабель. — Вряд ли он спокойно воспримет, что его невесту похитили.

— Его проблемы, — пожал я плечами и встал, давая понять, что разговор закончен. — Вас проводят в выделенную для вас каюту. И если вы будете вести себя спокойно, отношение к вам будет как к гостье, а не как к пленнице.

Исабель фыркнула, резко развернулась, взмахнув пышными юбками, и направилась за сопровождающим. Дуэнья мелко семенила следом. Ну, будем надеяться, что проблем от нее не будет. А теперь побеседуем с английскими пленниками. До смерти интересно, как они оказались на испанском корабле.

Судя по бумагам, лорду Уэйду было 28 лет, и направлялся он с официальной миссией… на Бекию. Ага. Ко мне в гости. Длинное, бледное лицо, золотистые локоны парика, меланхоличный вид и изящный камзол, украшенный пышными кружевами, не придавали этому типу особой мужественности. Худощавый, манерный, относящийся к окружающим с великосветским пренебрежением, он произвел на меня не самое лучшее впечатление. И как такого типа можно было послать к пиратам с дипломатической миссией — было выше моего понимания.

Лорд Уэйд уселся с хозяйским видом на ближайшем стуле, картинно отставив в бок трость (почему ее не отобрали, кстати?) и с видом великого благодетеля заявил мне, что я могу, наконец, бросить пиратство и стать приличным человеком. Ну надо же! Можно подумать, мне для этого требуется чье-то одобрение!

Лорд оповестил меня, что «тиран» Яков II выпнут с престола, и теперь Англией правит Вильгельм Оранский. А это значит, что все обвинения против меня сняты, а участники монмутского мятежа полностью оправданы. Радость-то какая! Особенно королевская милость поможет тем, кто уже сгнил на плантациях Ямайки и Барбадоса.

Собственно, ничего нового мне лорд Уэйд не сказал. И вряд ли он так рвался на Бекию, чтобы сообщить мне столь важную весть. Я вообще считал, что отправлять целого лорда по мою душу — это слишком жирно. Да и вообще… Откуда в Англии знают про Бекию?

Однако оказалось, что все не так печально, как я себе напридумывал. Во-первых, изначально лорд хотел связаться со мной через Тортугу. И только добравшись до Сен-Никола выяснил, где я теперь обитаю. А во-вторых, в его вещах находилось множество офицерских патентов, в которые оставалось вписать только фамилии. Похоже, лорд прибыл вербовать сторонников для новой власти, но, по дороге с Сен-Никола на Ямайку, попал сначала в плен к испанцам, а потом и к пиратам.

Арабеллу Бишоп он, кстати, тоже подобрал на Сен-Никола, она там у родственников гостила. Но самое неприятное, что ее дядя, полковник Бишоп, которого я давно уже мысленно похоронил, оказался жив. Видимо, мой удар по его черепушке пришелся вскользь. Или голова у полковника была чересчур крепкая. Словом, теперь он обретался, ни больше, ни меньше, в должности губернатора Ямайки. И именно туда возвращалась из гостей Арабелла.

Любопытно, когда Бишоп узнает, что я хочу получить за его племянницу выкуп, его удар не хватит? Было бы неплохо. Но тут решение буду принимать не я, а вся команда. Поскольку считать или нет Арабеллу заложницей, будет зависеть только от того, решимся мы или нет идти на службу Вильгельму.

С одной стороны — вроде бы неплохой выход. Я не полный дятел, и понимаю, что моя собственная страна на Бекии долго не просуществует. Как только Европа разберется с войной, кто-нибудь попытается нас захватить. Благо, и захватывать уже будет что. А от флота целой страны нам не отбиться. Да и Вильгельм, если верить историкам — не самый плохой правитель.

А вот с другой стороны… Не хотелось мне работать на Англию! Вот совершенно не хотелось! Эта страна и без моей помощи взлетит не слабо. Если бы я мог, я, скорее бы, наоборот крылышки подрезал владычице морей. Глядишь, без постоянного «англичанка гадит», и в истории моей страны многое пошло бы по-другому. Но что я могу один против всей Англии? Не пойти на службу к Вильгельму? Утопить несколько кораблей? Конечно, как говориться, курочка по зернышку, но мне кажется, что в исторической перспективе это никакой роли не сыграет.

Впрочем, я все равно должен был посоветоваться с командой, а потому сказал, что подумаю. Не будем отталкивать лорда. Он может оказаться слишком ценным. И как пленник, и как союзник. Посмотрим. Теперь надо с мисс Бишоп переговорить. И хотя бы приблизительно выяснить, сколько можно стрясти с ее дядюшки.

Последний разговор оказался самым тяжелым. Арабелла была уверена, что полковник не будет платить выкуп. Из принципа. По понятным причинам, Бишоп испытывал ко мне ненависть. Он даже имя мое спокойно не мог слышать, не то что какие-то переговоры вести. Впрочем, и сама Арабелла на мирный диалог не была настроена. Обозвала меня вором и пиратом, гордо заявила, что я никогда ее не получу (а оно мне надо?) и даже протянула руки, чтобы я надел на нее кандалы. Мда. И как бы ей поделикатнее объяснить, что я — не любитель БДСМ? Особенно, если заниматься этим с 27-летними девственницами.

Вернувшись на Бекию, я первым делом посетил миссию иезуитов, сообщив, что у меня на борту есть ценная испанская пленница, а затем собрал капитанов и представителей команд, чтобы обсудить предложение лорда Уэйда. Энтузиазма оно ни у кого не вызвало.

Нет, если бы мы по-прежнему мотались по морям, кто-то, вероятно, клюнул бы на предложение упрочить свое положение. Но теперь, когда каждый имел землю и рабов, идти служить в королевский флот им совершенно не хотелось. Никакое жалование не покроет доходов от плантаций, а короли еще имеют привычку его задерживать. Да и дождливый Лондон после солнечной курортной Бекии выглядит не слишком привлекательно.

— Неизвестно еще, надолго ли Вильгельм занял трон, — нахмурился Дирк. — Яков может попросить помощи у Франции и вернуть себе корону.

— Это вряд ли, — покачал я головой, приблизительно представляя себе исторические реалии. — Людовик XIV сейчас воюет против мощной коалиции. Если бы он мог вмешаться, вмешался бы, когда Вильгельм свою революцию проводил.

— Вести из Европы доходят до нас слишком поздно, — вздохнул Дирк. — В Англии уже почти три месяца новый правитель, а мы узнаем об этом только сейчас.

— Но вы не выглядели удивленными, когда я сказал, что Яков II потерял корону, — заметил я.

— Потому что весть об этом буквально два дня назад привезли на наш остров ирландцы. Оказывается, твоя слава, капитан, долетела и до них. И они знают, что твоя настоящая фамилия — О'Брайен. Так что им показалось логичным заключить с тобой союз. Даже зная, как ты не любишь Якова II.

— У ирландцев есть резон опасаться Вильгельма, — кивнул я. Даже последний долбодятел, совершенно не знакомый с историей, хотя бы раз слышал про битву на реке Бойн. А я в свое время писал курсовую для своей младшей сестры по Вильгельму. И довольно неплохо знал исторические реалии ближайших двух десятилетий.

Мда. Ситуация становится все интереснее и интереснее. Не оказался ли я между двух огней? Вроде бы, моя эскадра — это не такая уж мощная сила, но в европейской войне любой козырь пригодиться. Так что немудрено, что разные стороны начали прилагать усилия, чтобы заполучить союзника. И, вполне вероятно, они готовы на все, лишь бы этого потенциального союзника не получил конкурент. Присоединяйся, или умри. Прекрасный выбор…

Яков сейчас в бегах. Если я правильно помню историю, его приютил Людовик. И именно он может дать приказ на мое уничтожение, чтобы я не усилил противника. Коалиция против Франции и так слишком сильна. Вильгельм тоже своевременно подсуетился. Если бы лорд Уэйд благополучно добрался до Ямайки, он вполне мог бы набрать достаточно желающих перейти на королевскую службу.

Выбор, прямо скажем, не радовал. Привыкнув отвечать за себя и своих людей, я вообще не хотел идти на службу к кому бы то ни было. И мои ребята, кстати, тоже. Чтобы прощупать почву подробнее, я даже решил еще раз переговорить с лордом Уэйдом, причем в присутствии всех, собравшихся в кают-компании. Однако ничего нового я не услышал. Нам полагалось прыгать от счастья, что нас вообще берут на службу.

А мне так вообще сделали сногсшибательное предложение. Дескать, если я поведу себя правильно, король рассмотрит возможность назначить меня, ни больше ни меньше, губернатором Ямайки. Бишопа-то все-таки Яков назначал, а значит полковник — не самый надежный вариант, и лучше будет сменить его на верного человека.

Ха! Если бы я был Генри Морганом, я бы, может быть, и повелся на эту должность. Даже если бы я был просто О'Брайеном, то скорее всего, клюнул бы на предложение. Однако Питер Блад — не такой дурак. Въехать в Порт-Ройял за три года до знаменитого землетрясения? Я еще не сошел с ума. Да и вообще кидать людей, которые пошли за мной и доверились мне — это полное свинство. Ни одна должность того не стоит.

Но самое мерзкое — что лорд Уэйд, чувствуя себя хозяином положения и находясь в уверенности, что делает нам великую милость, еще и нотации нам принялся читать. Дескать, нам нужно искупить свое пиратское прошлое. Ага. А наше пребывание на плантациях кто искупать будет? А неправедный суд? Виселицы по всему Бриджуотеру? Убитых, ограбленных и изнасилованных жителей, которые вообще не имели к восстанию никакого отношения?

Лорды-то не пострадали. Все те, кто служил Якову, перебежали на сторону Вильгельма. А Черчилль так и вовсе вместе с войском переметнулся. Хотя стоит ли его осуждать, если в лагерь Вильгельма уехала даже дочь Якова? Да тот же Сендерленд, приславший к нам лорда Уэйда, прекрасно чувствовал себя при разных правителях. Ну и о чем разговаривать с этими людьми? Они считают себя высшей кастой. Думают, что могут распоряжаться нашими жизнями и судьбами, а мы должны быть счастливы от того, что нам позволено им служить. Тьфу!

Поняв, что губернаторская должность не произвела на меня нужного впечатления, лорд Уэйд выложил на стол свой последний козырь — пообещал меня представить ко двору. Типа, король милостиво мне кивнет, подтвердит мой баронский титул и пожалует мне особые полномочия. В конце концов, даже на Бекии я смогу приносить Англии пользу. Уничтожать корабли противника, присылать нужные товары и поддерживать честь флага.

Последнее предложение произвело на моих ребят ошеломляющее впечатление. Кажется, даже одна только мысль воочию увидеть короля приводила их в замешательство. Мало кто из пиратов взлетал так высоко, хотя прецеденты, безусловно, были. Да и меня, честно говоря, данное предложение поразило. Было понятно, что это самый большой козырь. И что больше этого мне Вильгельм не предложит. Но у меня появилась весьма занятная идея.

Захватывая Бекию, я надеялся, что Европе еще долго будет не до нас. Но планы они на то и планы, чтобы периодически накрываться медным тазом. Похоже, я слишком уж нашумел и приобрел чересчур большую известность. А раз меня заметили, то в покое не оставят. И с этим нужно было что-то делать.

Первое, что пришло мне на ум — устранить угрозу. Раз уж Вильгельм так любезно пригласил меня в Англию, следовало воспользоваться предложением. И прикинуть, нельзя ли избавиться от слишком резвого короля. До сих пор практика индивидуального террора казалась мне довольно бессмысленной, но в данном случае — это неплохой выход. На волне смуты Яков II наверняка попробует вернуть себе трон, а поскольку союзников у него в Англии почти нет, дело это будет нелегким. Словом, на какое-то время в Англии наступит смута, и всем будет не до меня.

Аугсбургская лига, без английской и нидерландской поддержки, будет уже не так сильна, и Людовик XIV обязательно этим воспользуется. А уж каким будет Рейсвейкский мирный договор (если вообще будет), это даже предположить сложно. Все-таки, Вильгельм был главным противником Людовика. И в его отсутствие театр военных действий будет выглядеть иначе.

Словом, у меня в голове созрел довольно авантюрный план. Вот только поделиться им я ни с кем не мог. Цареубийство — оно ни в каком веке привлекательно не выглядит. И боюсь, что мои соратники меня просто не поймут. А то и сочтут психом. Даже моя вторая сущность О'Брайена от одной только кощунственной мысли пролить кровь помазанника божьего в ступор впадала, чего уж о других говорить?

Идея, честно говоря, мне и самому не нравилась. Я бы лучше киллера нанял. Только где ж его взять-то? И кому можно доверить подобное дело? Если только… А не использовать ли мне ирландцев? Они, скорее всего, не столько Якова поддерживают, сколько сражаются за свои права жить так, как им нравится. Так почему бы им не воспользоваться ситуацией и не решить вопрос раз и навсегда? Я дам им возможность подобраться к Вильгельму поближе, и пусть сами устраняют преграды к своему светлому будущему.

Ну, а пока английский трон снова начнут делить, у ирландцев появится возможность вернуть себе свою свободу. А там, глядя на них, может и шотландцы захотят чего-нибудь эдакого. А я, например, могу помочь оружием. Пираты, имея возможность выбора, излишне переборчивы в этом деле, а для восставших и старые образцы сгодятся. Всё лучше, чем косы и вилы против профессиональной армии. Не знаю уж, что из всего этого получится, но развлекаловки англичанам надолго хватит. И кто там вспомнит про бедного капитана Блада?

 

Глава 14

Обсуждение предложений лорда Уэйда растянулось не на один день. Тут было о чем поговорить и поспорить. Вот и сегодня в кают-компании собралось двенадцать человек. Четыре капитана и по двое представителей от каждого экипажа. Мы, конечно, прекрасно чувствовали себя на Бекии, игорные дома начали приносить доход, заброшенные плантации постепенно приводились в порядок, но… Всегда было это треклятое «но». Никто из нас не верил, что мы сможем удержать Бекию, если какая-нибудь из стран решит устранить угрозу в нашем лице.

Пираты вообще к идее построения собственного государства относились довольно прохладно. Власть им была неинтересна. Дайте свободу, возможность спускать деньги, предложите хорошую цену за награбленное — и больше ничего не нужно. Похоже, пираты по своей природе были анархистами. Максимум — признавали над собой власть капитана, но и его могли поменять, если он переставал устраивать большинство народа.

Известие о свержении Якова II искренне порадовало бывших барбадосских каторжников. А вот предложение идти на службу к Вильгельму — не очень. И это несмотря на то, что на моих кораблях царила отнюдь не пиратская вольница, а довольно жесткая дисциплина. Народу даже привыкать не придется! Однако в том, что касалось внутрикомандных отношений, разница была довольно серьезная. И менять устоявшиеся правила никому не хотелось.

Начать хотя бы с того, что телесные наказания на наших кораблях практически не практиковались. И снобистское отношение к подчиненным я не поощрял. Офицеры, относящиеся к простым пиратам, как к быдлу, долго у меня не задерживались. Никто же не призывает к панибратству! Джентльменами удачи управлять не просто, так что тут требовались незаурядные дипломатические навыки. Держать в кулаке склонную к агрессии толпу, не пускаясь в крайности типа излишнего либерализма или чрезмерной жестокости — это не каждому дано.

Больше всех метался Волверстон. Идти служить в королевский флот он однозначно не хотел, но упускать Ямайку не желал еще больше. Легендарный остров, где в качестве губернатора побывал сам Генри Морган, не мог не привлечь внимания. Возможность возродить славу Порт-Ройяла, как пиратского гнезда, грела душу. С одной стороны, покидать Бекию, где вроде как все налаживалось, не хотелось, а с другой…

— Вы представляете? — не мог успокоиться Волверстон. — Лорд Уэйд, фактически, дает нам официальное разрешение ограбить Ямайку!

— С чего ты взял? — поперхнулся я.

— Да все элементарно! Если старого короля свергли, то новый первым делом решит прижать его сторонников! — горячился Волверстон. — А на Ямайке этих сторонников полно, начиная с самого губернатора Бишопа! Мы-то знаем, что он за птица. А раз новым губернатором становится Питер…

— Действительно. Что это за славная революция без славной экспроприации! — фыркнул я. — А ты представляешь, как на такое действие отреагирует Вильгельм?

— Если поделишься с ним награбленным… В смысле, конфискованным у приверженцев Якова, не желающих признавать новую власть, так Вильгельм тебе еще и орден навесит. Ему сейчас деньги нужны.

— Деньги всегда нужны, — вздохнул Хагторп. — Не торопимся ли мы? Вильгельм всего лишь совершил удачный мятеж. Яков может попытаться вернуть трон. И кто знает, чем все это завершится.

— Мятеж не может кончится удачей, в противном случае его зовут иначе, — вздохнул я. — Я тоже думаю, что война за трон еще не закончена. Но идея об ограблении Ямайки мне нравится. Мы останемся в выигрыше в любом случае, кому бы ни досталась английская корона.

— А что с Бекией? — нахмурился Джереми.

— Бекию мы не бросим. Не думаю, что Ямайка — это надолго, — поделился своими сомнениями я. — Не люблю зависеть от властьимущих. Моргана они как выдвинули, так и задвинули. Но губернаторство надо брать. Можно много чего интересного провернуть с тамошними войсками, кораблями и колонистами.

— Если мы откажемся, на Ямайке появится новый губернатор, — согласился Ибервиль. — И неизвестно, как он себя поведет. Предложение короля только называется предложением. На самом деле, мы не можем от него отказаться, если не хотим вызвать гнев его величества.

— Однако ваше нежелание идти на королевскую службу тоже понятно, — кивнул я собравшимся. — И ваши опасения имеют определенные основания. Поэтому сделаем так. На службу к Вильгельму пойду я. А вы найметесь ко мне. Ямайку мы будем обчищать долго и основательно, нам нужны деньги для поездки в Европу.

— Ты решишься предстать перед его величеством? — удивился Джереми. — Питер, ты же пират, это может плохо закончится!

Я потер переносицу. Делиться своими планами не хотелось. О таких вещах, как убийство короля, вообще вслух не говорят.

— Все, кто служил когда-то на английском флоте, знают, как плохо там шли дела. Яков, при всех своих недостатках, хоть немного исправил ситуацию. Но опытному командующему будут рады в любом случае. Я привезу королю деньги, озвучу намерение защищать его колонии и пообещаю сражаться на его стороне против тех, кто поддерживает Якова.

— Я ненавижу Якова, но скорее поддержал бы ирландцев, — нахмурился Волверстон.

— Ты нужен мне будешь в Лондоне. А ирландцев поддержит Ибервиль.

— Я?! — искренне удивился француз.

— Давайте будем честны. Никто из нас не хочет служить королю. И неважно, какое имя он носит. Поэтому нам нужно сделать так, чтобы Европе было не до маленького островка Бекия. Там и так идет война. А теперь, с воцарением Вильгельма, она обострится. В наших же интересах навести еще бОльший беспорядок в европейских делах, — объяснил я.

— То есть, на самом деле, ты не хочешь служить Вильгельму, — вздохнул Джереми.

— Не хочу. Но нужно пустить пыль в глаза, чтобы он не сомневался в нашей преданности и думал, что мы ему верны. А вот с другой стороны нас должен подстраховать Ибервиль. Он явится к местному французскому начальству и заявит, что не может стоять в стороне, когда родина в опасности. Дескать, честь не позволяет.

— Да я ни разу в жизни в глаза не видел эту родину! — возмутился Ибервиль, перебивая меня на полуслове. — Я родился и вырос здесь, в колониях. И мои родители, кстати, не сказали о Франции ни единого хорошего слова. Думаю, что если бы там все было хорошо, народ не бежал бы на край света.

— Да никто тебя не призывает любить Францию и служить ей, — отмахнулся я. — Ты сделаешь так, чтобы французы считали Бекию своим потенциальным союзником. И напросишься в Англию, помогать ирландцам против Вильгельма. У меня есть кое-какие сведения от ирландцев. Яков снова попытается взять власть. Скорее всего, он уже высадился в Ирландии, или вскоре это сделает, и ирландцы готовы его поддержать. Можно помочь им оружием и кое-какими сведениями.

— Война в Англии затянется, — нахмурился Джереми, пытаясь просчитать ситуацию.

— И кто бы в конечном итоге ни занял трон, он не будет иметь ни сил, ни желания вспоминать о какой-то Бекии, которая, вроде как, союзник, — развил я свою мысль. — Франция же вообще сражается в одиночестве против целой лиги государств. И Людовику тоже будет не до того, чтобы распылять силы на остров, который потенциально ему лоялен.

— Рискованная авантюра, — потер подбородок Волверстон.

Ну, да. А если добавить ко всему вышеперечисленному убийство Вильгельма, так и вовсе получается смертельно опасное приключение. Я, если честно, даже не имею понятия, как собираюсь осуществить эту задумку. Собственно, именно поэтому и хочу ехать в Европу, поближе к месту событий.

Надо сказать, что планов у меня было громадье, причем и помимо убийства Вильгельма. Я хотел навербовать колонистов и закупить необходимые товары. На материке все дешевле, чем в колониях! Взять хотя бы то же оружие! А оборудование? Руки чесались вывезти несколько станков вместе с работниками. Нечего деньгам в банках валяться, пора их вкладывать в средства производства. Да и новый корабль не помешал бы. Хотя, конечно, в преддверии войны, вряд ли нам кто-нибудь его продаст.

Радовало одно — я, неожиданно для себя получил воплощение своей мечты — скорострельное оружие. Обладая подобным девайсом, я буду чувствовать себя намного удобнее. А в том, что в Англии далеко не все обрадуются моему приезду, я был уверен. Да и после убийства короля такая каша заварится, что нужно будет срочно линять с острова. И неизвестно, какие препятствия возникнут на пути.

Что самое забавное, так это способ, которым чудо-оружие попало ко мне в руки. Очередной торговец голландского происхождения решил расплатиться картиной, которая, по его словам, была просто шедевром живописи. Дескать, написавший ее художник был довольно известен, но под конец жизни влез в долги. Из-за войны с Францией предсказуемо замерла торговля живописью, и мастер вынужден был брать кредиты. В результате, после смерти художника, его работы достались кредиторам и были проданы. И теперь торговец решил избавиться от одной из таких картин.

Мне стало любопытно, и я потащился к нему на корабль. На борту меня встретила претенциозная роскошь и великосветская беседа, вогнавшие меня в тоску. В свете будущего посещения Европы мне было необходимо привыкать к подобным вещам, но меня искренне тошнило от всего этого пафосного официоза.

Сам торговец был достаточно богат, чтобы вообще никуда не ездить, но примерно раз в пару лет он совершал вояж по принадлежащим ему торговым домам, чтобы убедиться, что в колониях они управляются должным образом. Как же ему, бедному, тяжко работать без скайпа, мобильника, электронной почты и личного самолета!

Словом, торговец пригласил меня на борт даже не столько, чтобы продать картину, сколько чтобы произвести на меня впечатление и похвастаться своим достатком. Ну и обсудить дальнейшее сотрудничество. Однако я, видевший целые холмы золота и ценностей, добытых из ограбленных городов, богатством не впечатлился.

Между прочим, я и сам был достаточно состоятельным человеком. И если бы решил просто жить, не осваивая никаких островов, то вполне мог бы купить себе приличное поместье в Европе и обставить его намного богаче, чем торговец свой корабль. Ну а что касается пафоса… Когда приспичило проникнуть в Маракайбо, я роль испанского вельможи сыграл. Причем так, что никто не усомнился. И если бы мне нужно было доказывать свою крутизну и значимость, это было бы не так сложно.

Поняв, что надавить роскошью на меня не удалось, торговец сбавил обороты и начал вполне конструктивную беседу. Предлагал вполне приемлемые условия и рисовал неплохие перспективы. Что ж. О его торговом доме я слышал много хорошего. Посмотрим, может и наладим сотрудничество. Пока что я ничего загадывать не хотел. Мне бы в Европе со своими проблемами разобраться.

Ну, а к концу беседы торговец все-таки вытащил картину, о которой столько рассказывал. И я чуть не упал там, где стоял. Это был Вермеер! Причем довольно известная работа. Названия я не помню, но по ящику ее видел не раз и не два. И репродукции с нее частенько встречались. И, что самое занятное, цена на это сокровище была действительно низкой. Особенно после намеков торговца, что одну из картин Вермеера, на пике его популярности, купили аж за 600 гульденов. Бешеные деньги!

Мда. Досталось бы мне это полотно в моем родном мире. Представляю, сколько бы я за него получил на аукционе Сотбис! Собственно, именно поэтому мне и захотелось купить Вермеера. Прекрасно понимая, что на данный момент он не настолько знаменит. Просто как дань прошлой жизни и былым мечтам. Правду говорят — бойтесь своих желаний. Они исполняются, но далеко не так, как хотелось бы.

Приняв мое молчание за колебания, торговец еще немного снизил цену, а потом предложил мне приобрести у него еще и пистолет. Я заинтересовался. У меня уже целая коллекция собралась разного стреляющего и колющего оружия. Целый арсенал. Однако торговец сумел меня удивить, представив новинку, созданную всего несколько лет назад во Флоренции замечательным мастером Микеле Лоренцони.

Оружейник сделал всего несколько экземпляров, причем цена не просто кусалась, она грызла, как голодный динозавр. Однако познакомившись поближе с предложенным мне кремневым пистолетом, я не захотел выпускать его из рук. Нет, ну надо же! Я только мечтал о том, чтобы создать скорострельное оружие. И даже подозревал, что в конце 17 века это просто невозможно. А флорентийский гений взял, и воплотил мою мечту в жизнь.

Темно-коричневая рукоятка была украшена серебристым узором и тонким золотым рисунком, который переходил на ствол, граненый в основании и слегка расширяющийся на конце. В рукояти оружия было проделано два канала, в одном из которых помещались сами пули, а в другом порох. Между этими каналами и стволом оружия имелась вращающаяся деталь с ручкой, в которой были сделаны два углубления, одно для пули, другое для пороха.

После выстрела для перезарядки, необходимо было наклонить оружие вперед, повернуть ручку и вернуть ее в исходное положение, произведя подачу пули и пороха одновременно. При достаточно хорошей тренировке, этот пистолет может творить чудеса.

Разумеется, торговец счел нужным предупредить меня, что с чудо-оружием не все так волшебно. Находившийся в рукояти или прикладе порох при воспламенении мог напрочь оторвать кисть руки, а то и вовсе убить. Думается мне, что Лоренцони тоже прекрасно понимал, что такое расположение пороха опасно, однако ничего менять не захотел. Или не смог. Да и затруднительно это было при сохранении веса и габаритов оружия.

Решением проблемы воспламенения пороха в прикладе или рукояти оружия стало то, что детали конструкции подгонялись с очень большой точностью. Если бы сам не видел, ни за что не поверил бы, что такое можно сделать в 17 веке. Скорее всего, над созданием этого пистолета Лоренцони трудился несколько недель. И это только в том случае, если у него было хорошо налажено производство.

Хотя… Подобные экземпляры всегда считались элитными игрушками. И уж точно не могли получить в армии повсеместного распространения. Наверняка, Лоренцони такое положение дел вполне устраивало. Его оружием пользовались и за него платили немалые деньги, так чего еще нужно? Попробовав пистолет в деле, я выложил за него торговцу такую сумму, что моя жаба впала в длительную кому. И да, Вермеера я тоже получил. Практически в придачу к покупке оружия.

Лорд Уэйд, довольный как слон тем, что ему удалось меня завербовать, начал торопить нас с визитом на Ямайку. Благородному сэру очень понравилась идея раскулачивания сторонников Якова. Он прямо слюни пускал, когда представлял, сколько может прикарманить в процессе. А тут еще и Арабелла активизировалась. Я, если честно, про нее и забыл уже. И понятия не имел, что с ней делать. С Бишопа теперь выкуп не возьмешь при всем желании. Мы сами придем на Ямайку и заберем все, что нам понравится. Связаться с родней Арабеллы в Сен-Никола? Так там богатства особого не было. Они сами жили благодаря постоянной помощи Бишопа.

Словом, Арабеллу на данный момент я считал чем-то вроде чемодана без ручки. А вот она почему-то до сих пор продолжала думать, что является важной особой. И даже мой ехидный комментарий, что теперь мы с ее дядюшкой поменялись местами, и на сей раз он, а не я является предателем отечества и вполне может загреметь в ряды каторжников, никак на Арабеллу не подействовал.

Девица была абсолютно уверена, что я обязан был доставить ее на Ямайку и оставить пост губернатора ее дядюшке. С чего вдруг мне проявлять самоубийственное благородство — не уточнялось. Нет, я по жизни сталкивался, конечно, с некоторыми образцами так называемой женской «логики», но тут, по-моему, был явный перебор.

Исабель и то вела себя вменяемей. Поизображав из себя несколько дней чопорную испанку, она вскоре заинтересовалась бурной жизнью острова и явно наслаждалась происходящим. Переговорив с иезуитами и убедившись, что здесь ей ничего не угрожает, и она может спокойно ждать, пока прибудет выкуп, испанка не скандалила, не истерила и не действовала мне на нервы.

Возможно, сказывался юный возраст и присущее этому возрасту любопытство. А может быть, Исабель просто понимала, что после замужества ее запрут в четырех стенах и ничего интересного она больше не увидит. Испанцы довольно консервативный народ. И вуали, которые они напяливали на своих дам, вполне могли заменить паранджу. А уж строгость регламентированного поведения, даже в повседневной жизни, была запредельной.

Я, кстати, решил воспользоваться ситуацией и попросил Исабель поучить меня хорошим манерам. О'Брайен, в тело которого я попал, разумеется, не был дикарем, но раз уж я собирался появиться при дворе, нужно было соответствовать. Понятно, что испанские и английские традиции несколько отличаются, но мне необходимо было потренировать нужное поведение, отработать до автоматизма жесты и запомнить, как пользоваться целой кучей столовых приборов.

Ну и о наряде следовало хорошенько подумать. Мода меняется мгновенно, поэтому сшить нужный костюм в колониях нереально (если я не хочу выглядеть, как отставший от жизни провинциал), а в столице, скорее всего, я просто не успею это сделать. Так что нужно придумать нечто такое, что будет выглядеть свежо и стильно. В конце концов, настоящая личность не следует за модой. Она сама создает моду.

Дизайнер, надо сказать, из меня был никакой. Хорошо хоть в О'Брайена в детстве были уроки живописи. Я пробовал, прикидывая разные варианты, но ни один меня не устраивал. Изначально я вообще хотел остановиться на варианте костюма 21 века, но потом осознал, что меня никто не поймет. Чересчур прогрессивно. Нужно было создать нечто такое, что перекликалось бы с современной модой и, в тоже время, выглядело не так претенциозно.

Кружево, золотое шитье и драгоценные камни вместо пряжек и пуговиц, по мнению местных модников, должны подчеркивать вкус и состоятельность. Однако меня эти наряды раздражали. Я чувствовал себя разнаряженной куклой. Но, несмотря на то, что Франция воевала со всеми подряд, мировую моду по-прежнему диктовал Людовик. А у него взгляды на идеал мужской красоты были довольно странные.

Мужественные рыцари ушли в прошлое, уступив место утонченным и манерным хлыщам. Тонкая кисть, маленькая ножка, изящный облик и пластика, выработанная под влиянием всеобщего увлечения балетом. Помнится, я где-то читал, что один из костюмов Людовика потянул на совершенно фантастическую сумму в два миллиона ливров, и что там одних только алмазов и бриллиантов было больше двух тысяч.

Менять костюмы полагалось ежедневно, причем не повторяясь в течение месяца, а Людовик еще и указ издал, об обязательной смене одежд по сезонам. Весной и осенью следовало носить одежды из легкого сукна, зимой — из бархата, ратина и атласа, летом — из тафты, шелка, кружев или газовых тканей. Конечно, как говаривал Александр Сергеевич НашеВсе, «быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей», но по-моему, местные метросексуалы слегка перебарщивали.

Хорошо хоть в Англии с этим было несколько проще. Вильгельм только-только трон занят, ему не до извращений с модой. Но, тем не менее, пускать ситуацию на самотек было нельзя. Да, английский двор поскромнее французского, но там тоже, наверняка, полно модников. А я и так буду, как белая ворона — пират, наполовину ирландец и бывший каторжник.

Словом, передо мной встала довольно сложная задача — не превратиться в разнаряженного павлина, и в тоже время не выглядеть бедным родственником. Как решался данный вопрос в моем мире, где мужчины (слава богу) не носят кружев и лент? Дорогая ткань костюма и известный бренд. Вот только где мне найти поблизости магазин, в котором можно приобрести пошитый вручную костюм линии Vanquish II от Brion? И, для полного комплекта, мужские часы A.Lange & Sohne из коллекции Lange I Tourbillon, которые стоят как два спортивных самолета?

Ладно, не будем мечтать о несбыточном. Начнем работать с тем, что есть. Благо, один из бывших барбадосских узников был когда-то портным. И, хотя уже давно не занимался этим делом, мог мне помочь. А когда я обрисовал перед ним задачу создать чуть ли не новое модное направление, портной воодушевился. Видимо, как и любой творческий человек, желал проявить себя и прославиться.

Полагаю, пока я буду захватывать и грабить Ямайку, а потом наводить там порядок, мастерам как раз хватит времени на то, чтобы создать нужный мне наряд. А в данный момент мы готовились к будущему сражению, запасаясь порохом и проверяя оружие. Я, конечно, не думал, что Ямайка будет сопротивляться. В конце концов, лорд Уэйд — представитель официальной власти. Однако при борьбе со сторонниками Якова вполне могут возникнуть внештатные ситуации. Так что лучше перебдеть, чем недобдеть.

Однако, как оказалось, я недооценил полковника Бишопа. Тот прекрасно понимал, что смена короля в Англии означает для него потерю губернаторского кресла, и не хотел с этим мириться. Не сказать, что сопротивление оказалось серьезным, да и организовано оно было кое-как, но Бишоп дал нам шикарный повод начать охоту на ведьм.

Ямайка оказалась богатым островом. Очень богатым. Мы нигде не брали столько денег и ценностей. Вероятно, роль сыграло и то, что мы никуда не торопились, и жители это понимали. Одно дело — когда они могут своевременно узнать про приближение пиратов и сбежать, прихватив все самое ценное. И совсем другое — когда в город пришла новая власть. И армия, которая вроде как должна защищать население, на стороне пришельцев.

Из-за этого и прятать ценности было бесполезно. Власть, в отличие от пиратов, никуда не денется. Она действует именем закона, и преследует отнюдь не сиюминутные интересы. Лорд Уэйд выглядел как обожравшийся волк из знаменитого мультфильма. Казалось, что сбылись все его желания. Похоже, что под лощеной оболочкой пряталась пиратская сущность. Причем не слишком глубоко. И, судя по жестокости и беспринципности лорда, он был достойным представителем англосаксонского мира.

Губернатора Бишопа, кстати, все-таки вздернули. По приговору справедливого королевского суда, с полной конфискацией имущества и лишением всех наград. В результате, Арабелла тоже осталась ни с чем. Держать ее в заложниках и дальше смысла не имело, и я отпустил ее на все четыре стороны. А когда она попыталась поплакаться на свою несчастную судьбу, напомнил ей о том, что она сама сказала в подобной ситуации. «Раз вас осудили, значит, на это были причины. Все в руках божьих. И мы должны со смирением нести свой крест.» Так в чем проблема? Несите!

Порядок на Ямайке наводился быстро и методично. Теперь все бывшие пираты и контрабандисты находились под жестким контролем, а на улицах, наконец, наступило спокойствие. Довольно большая часть жителей, объявленная приспешниками Якова, поехала обживать Бекию, а я начал готовиться к поездке в Европу и приналег на совершенствование своего образования.

К счастью, Исабель не отказалась поднатаскать меня в манерах. Похоже, ей даже нравилась эта своеобразная игра в учительницу. Надо сказать, что сидеть за полностью сервированным столом и поддерживать светскую беседу оказалось сущей пыткой. И я выдержал только потому, что видел — самой Исабель все это удается без усилий, почти машинально. Мда. О'Брайена, конечно, воспитывали хорошо, но не на таком уровне. Семья у него была самая обычная, и уж никак не могла рассчитывать оказаться при королевском дворе.

Отец вообще был из простых. А матушка — из обедневшей дворянской семьи. Видимо, ей до ужаса надоела нищета, раз она вышла за мужчину ниже по положению. Состояние, награбленное лихими предками, кануло в лету, и мать предпочла богатого ирландца нищему дворянину. Впрочем, дворянство ее предкам было пожаловано не так уж давно, так что и заноситься было не с чего.

Разумеется, матушка постаралась дать Питеру достойное домашнее образование. Но она и сама не знала многих нюансов. Чтобы владеть ситуацией, нужно было родиться в очень богатой и знатной семье, где традиции впитывались с молоком матери. Как та же Исабель. Несколько поколений благородных предков, личное знакомство с лицами королевской крови и соответствующее воспитание давали нужный результат. Но на это требовались годы, а я пытался освоить все премудрости буквально за месяц. И это при том, что я посвящал учебе только свободное время, которого у меня было не так много.

Закончилось все это самым неожиданным образом — Исабель решила, что она не хочет возвращаться домой. Подумаешь, отец и жених ее там ждут и выкуп собирают. На Ямайке гораздо интереснее! Здесь она может ездить верхом (причем без дамского седла), носить удобные наряды и даже стрелять из пистолетов. Ну и губернатор Ямайки в моем лице, как оказалось, ей очень нравится.

Ну вот и что мне делать? Глупой девочке всего 17 лет! Увлечение пройдет, а испорченную жизнь уже не восстановишь. Исабель была чертовски хороша собой, и мой внутренний голос шептал, что 17 лет для 17 века — это вполне себе совершеннолетие. Девочек и в 14 замуж отдают. Однако совесть, которая, оказывается, так меня и не покинула, мешала воспользоваться щедрым предложением.

Юная, наивная, красивая девочка… Тонкие пальцы, нервно теребящие кружевной платок, лихорадочный румянец на щеках, дрожащий голос, старающийся казаться уверенным… Да все я понимаю! И то что отец, скорее всего, не уделял тебе времени, обращая все свое внимание на единственного наследника. И то, что жених, с которым ты обручена с детства, тебя не привлекает. Ровесник отца, овдовевший перед твоим рождением и имеющий детей старше тебя самой, точно не может казаться предметом мечтаний 17-летней романтичной особы.

Воспитанная в строгости, не успевшая повидать мир, на Бекии Исабель почувствовала вкус к жизни. Ну а влюбиться в обходительного пирата, который позволяет тебе вести себя так, как нравится — это предсказуемо. Но бесперспективно. Одно дело — увести у дона Диего корабль. И совсем другое — покуситься на его дочь. Думаю, что даже от очень большой любви, я вряд ли на такое решился бы. Чувства чувствами, но от меня зависит множество людей. И накликать на остров испанский флот во главе с взбешенным адмиралом доном Мигелем, которому, на минуточку, Исабель приходится племянницей, мне совершенно не хочется.

Отказать девушке, не оскорбив ее — задача не из легких. И я сбежал. Промычал нечто невразумительное, и сбежал. И первый, кто захочет бросить в меня камень, пусть сначала сам выкрутится из подобной ситуации! Больше всего я ненавижу выяснять отношения. Особенно если это приводит к женским слезам. Так что дела, которых на Ямайке реально было выше крыши, оказались прекрасным предлогом, чтобы исчезнуть из поля зрения Исабель.

Изменение европейской политики привело к изменению театра военных действий в колониях. Если раньше англичане с французами просто друг друга недолюбливали, то теперь, когда война была официально объявлена, начались нападения. Пиратам в этом плане было проще — у них чувство патриотизма вообще отсутствовало. Поэтому сражались они на стороне тех, кто им выдавал каперское свидетельство.

У меня, кстати, был долгий и серьезный разговор с Ибервилем по этому поводу. Зная, что война между Англией и Францией начнется, я с момента своего первого попадания на Тортугу хотел быть осторожным в выборе команды. Однако обстоятельства диктовали свои условия. И как-то так получилось, что французов в нашей эскадре было почти столько же, сколько англичан.

Лишние проблемы мне были не нужны, и я решил прояснить, как повлияло на моих пиратов изменение политической обстановки. Оказалось, что никак. Не только сам Ибервиль, родившийся в колониях, но и остальные французы не испытывали никаких чувств к своей родной стране. Многие и покинули ее потому, что выбор был небольшим — эмиграция или смерть.

Единственное, что интересовало пиратов — это золото. И ради него они готовы были сражаться против кого угодно. Именно поэтому я долго, очень долго разговаривал с ирландцами, пытаясь прояснить перспективы. Мы им даем людей, оружие и даже корабли, а что взамен? Награда «после того, как Яков займет трон» — это слишком ненадежно. В моей истории победил Вильгельм, и большой вопрос — как все сложится на сей раз? Апрель 1689 года должен стать новой вехой в моей жизни. Я возвращался в Европу и собирался изменить историю.

Эстель

Очередное туманное пасмурное утро не принесло с собой никаких положительных новостей. Видимо, фортуна окончательно отвернулась от Эстель, если раз за разом ставила препятствия на ее пути. Казалось бы, что может быть надежнее сотрудничества с де Кюсси? Губернатор Тортуги обещал помощь, и сдержал слово. Вот только корабль, на котором Эстель отправилась во Францию, попал в руки Блада. А сама она стала пленницей.

Условия, в которых содержали Эстель, были ужасными. Она никак не ожидала, что мужчина, который явно был в нее влюблен, окажется столь суров и не проявит никакого снисхождения. А уж условие убить де Кюсси, чтобы получить обратно ценные документы и билет в Европу, было и вовсе слишком жестким. Похоже, Блад вовсе не разделял обычных мужских предубеждений, и не считал женщин заведомо слабыми и ни на что не способными существами.

А ведь даже напарники Эстель грешили этим недостатком. Она обманывала, убивала, участвовала с ними на равных в различных авантюрах, но ее все равно недооценивали. Галантный век диктовал свои правила, и Блад был единственным из ее знакомых мужчин, кто им не следовал.

Вторая попытка Эстель покинуть колонии оказалась более удачной. Блад не обманул. Она получила и документы, и возможность исчезнуть куда подальше. Вот только оказалось, что в Европу она приехала совершенно не вовремя. Не успела Эстель сойти на английский берег, как в стране начались волнения. А потом и вовсе произошла смена короля, повлекшая за собой войну с Францией.

Казалось бы — какое дело Эстель до всех этих событий? У нее есть цель, к которой нужно стремиться. Вот только проблема в том, что эта самая цель находилась во Франции. И кто повезет туда Эстель, учитывая начавшуюся войну? Да и поговаривали, что во флоте было множество сторонников Якова. Так что Эстель снова могла ступить на борт в качестве пассажира, а оказаться пленницей. И это еще в лучшем случае. Ну а связываться с контрабандистами… Еще хуже.

Документы Эстель не вызвали никаких вопросов у проверяющих, и она вселилась в гостиницу под именем Франсуазы дю Белле. Все. Теперь о прошлом можно было забыть. Точнее, нужно было придумать себе новое прошлое. Самой пристойной будет история о воспитании в монастыре… Ну, скажем, в знаменитом аббатстве Фонтевро. Это не слишком далеко от Анжу, где находятся корни дю Белле, и в этих стенах побывало множество народа. Ну а тем, кто возжелает копнуть поглубже, можно намекнуть, что с родственниками у Франсуазы отношения не сложились, и воспитывалась она в монастыре под другим именем.

Однако для того, чтобы сыграть роль наивной девицы, требовалось одно непременное условие — присутствие дуэньи. На эту роль нужна была женщина, не слишком отягощенная моральными принципами, а потому Эстель наняла служанку и направилась на ближайшее представление. Кому как не актрисе с амплуа дуэньи играть эту роль в реальности? Наверняка на старости лет ей уже надоело мотаться с фургоном по деревням и дорогам, периодически голодая и не зная, чем обернется завтрашний день.

Несмотря на то, что Эстель не собиралась долго оставаться в Плимуте, она предприняла все усилия, чтобы не быть впоследствии узнанной, благо опыт маскировки у нее был приличный. Никто не должен знать, что она прибыла из колоний, и что путешествовала в одиночестве. Иначе ее репутации конец.

Спектакль оказался довольно интересным, но Эстель больше размышляла о своем будущем, чем смотрела на сцену. Раз идея с поездкой во Францию откладывается на неопределенный срок, ей нужно устраиваться в Англии. Может быть, так будет даже лучше. Рано или поздно, ей представится возможность попасть в Анжу, а за ее спиной к тому моменту будут стоять английские знакомства и вполне пристойное прошлое, которое могут подтвердить влиятельные люди.

Деньги у Эстель были. Вполне достаточно, чтобы скромно прожить до конца своих дней. Но разве к этому она стремилась? Скромно прожить можно было и на Ямайке. Выйти замуж за чиновника средней руки, и не знать бед. Однако Эстель считала, что достойна лучшего. А это значило, что нужно ехать в Лондон, покупать жилье, наряды, и рисковать, пытаясь пробиться поближе к трону.

Представление закончилось, и Эстель в сопровождении служанки устремилась за кулисы. Там было довольно людно. Галантные кавалеры наперебой старались угодить хорошеньким актрисам и соревновались в изящности манер. Служанке Эстель с трудом удалось добраться до дуэньи, в обычной жизни носившей имя тетушка Бернардет. Поскольку обсуждать личные дела в такой толпе было немыслимо, служанка пригласила актрису посетить благородную даму в гостинице, и пообещала хорошее вознаграждение.

Деньги оказывают на людей поистине волшебное влияние, и рано утром актриса была уже в гостинице. Эстель внимательно рассмотрела тетушку Бернардет и осталась довольна увиденным. Такое создание в качестве дуэньи ни у кого не вызовет сомнений и нареканий. Черный наряд делал актрису похожей на ворону и добавлял благопристойности. Строгий чепец с тюлевой оборкой, застегнутое наглухо консервативное платье, чуть оживленное кружевами на дряблой шее и умный взгляд темных глаз.

Можно поспорить, что эта особа, кажущаяся образцом добродетели и нравственности, на самом деле не раз и не два участвовала в сомнительных авантюрах к собственной выгоде. Скорее всего, обычно клиентами были мужчины, старающиеся добиться благосклонности актрис. И тетушка Бернардет наверняка озадачена, зачем она могла понадобиться женщине. Хотя… у них же в труппе еще и герой-любовник есть, так что мало ли.

Эстель собралась с духом, и поинтересовалась, не надоело ли достойной женщине путешествовать в актерском фургоне. Не хочет ли она из сомнительной особы, которую даже похоронить можно только за оградой кладбища, превратиться в почтенную даму, которую будут уважать окружающие, и у которой будет постоянный доход. Достойная женщина подобралась, хищно прищурила глаза и поинтересовалась, что нужно сделать, чтобы заполучить все эти жизненные блага.

— Мне необходимо, чтобы вы и дальше играли роль дуэньи. Моей дуэньи. У вас будет подходящая одежда, я стану платить вам жалование, и вы будете иметь постоянную крышу над головой. Вы должны подтверждать любопытным, что я воспитывалась в аббатстве Фонтевро, что в Англию я приехала по делам наследства, и что теперь боюсь покинуть страну из-за войны. К тому же, во Франции меня никто не ждет, а дальние родственники не спешат привечать сироту.

— Вы от кого-то скрываетесь?

— Нет, — покачала головой Эстель. — Просто, в силу некоторых обстоятельств, мне нужно добродетельное прошлое и пристойное настоящее. Мои документы подлинны. Я действительно Франсуаза дю Белле. Но родственники обо мне ничего не знают. Я воспитывалась далеко от Франции.

— Когда вы хотите покинуть Плимут?

— Как можно быстрее. Но рисковать я тоже не хочу. Будем двигаться в Лондон самой безопасной дорогой, даже если это займет больше времени. Скажите в театре, что вас наняли для осуществления опасной авантюры и не вдавайтесь в подробности. Им, конечно, будет сложно с вами расстаться. У вас действительно талант. Вы срывали аплодисменты и вызывали восхищение публики, даже не будучи молодой и красивой.

— Я всю свою жизнь провела в театре. И переиграла все роли — от ангелочков до главных героинь, пока не состарилась достаточно для образа дуэньи. Мне было бы жаль покинуть сцену для обычной, пусть и обеспеченной жизни. Но вы предлагаете мне продолжить играть свою роль. И ценители меня ожидают куда как более придирчивые. Поэтому я соглашусь. И сегодня же соберу свои вещи. Завтра с утра мы можем выезжать.

Эстель кивнула, подождала, пока служанка выпроводит актрису, и улыбнулась. Первый пункт пройден! У нее есть прошлое, есть дуэнья, есть имя и есть деньги. Лондон просто должен покориться ее красоте и напору!

 

Глава 15

Первым в Европу отправился Ибервиль. Франция благосклонно приняла на службу знаменитого пирата, и горячо приветствовала его желание сражаться против Вильгельма. Поскольку я когда-то писал сестре курсовую про Вильгельма Оранского, то неплохо помнил подробности «славной революции» и ирландского восстания. И про осаду Лондондерри слышал. И даже дату начала помнил, поскольку она пришлась аккурат на день космонавтики.

Задание у Ибервиля было простым — помешать английскому адмиралу Руку доставить подкрепления и войска в Лондондерри. А там еще и гугенот Шомберг ошивался, бывший маршал Франции, пострадавший за веру. Рук высадил его и 10 тысяч солдат у Каррикфергуса, а сам прервал сообщение между Ирландией и Шотландией. Ни к чему нам такие фердебобли. Совершенно ни к чему. В Шотландии довольно много партизан Стюарта, а активная поддержка французских войск со стороны флота вполне может подавить ирландскую оппозицию Якову.

В реальной истории никто Шомбергу не помешал. Да и вообще Яков с Людовиком упустили довольно много возможностей. Однако у меня есть шанс изменить ситуацию. Если, конечно, Ибервиль будет действовать в рамках наших договоренностей. Шомберг успел неплохо повеселиться в 89–90 годах. Он захватил и сжег несколько городов, гарнизоны которых либо капитулировали, либо вообще покидали крепости без боя. Причем якобиты даже не попытались оказать помощь свои людям. Немудрено, что Шомберг планировал подавить восстание своими силами! Надо приложить все усилия, чтобы помешать ему захватить провинцию Ольстер, а то бывший французский маршал и на это раз превратит ее в прекрасный плацдарм для высадки войск короля Вильгельма.

Надеюсь, что Ибервиль и его люди справятся с задачей. Самое главное — они имеют информацию о том, что и когда будет происходить (никогда не приходилось столько врать, чтобы легендировать свои знания), так что останется только организовать ирландцев в правильном направлении. И нет, я не думаю, что это будет легко. Политическая обстановка там весьма запутанная. Скорее всего, если бы ирландцы меньше грызлись между собой, они давно обрели бы вожделенную свободу.

Признаться, я и сам хотел бы поучаствовать в этом приключении. Однако что же я за руководитель, если не буду доверять своим людям и начну выполнять за них работу? Ибервиль был довольно известным капитаном еще до того, как встал под мое начало. Ему не повезло потерять корабль, но такое с каждым может случиться. Главное — Ибервиль не опустил руки и вскоре снова стал командовать собственным судном. Дисциплину он поддерживал на должном уровне, самостоятельные вылазки совершал успешно, так что я вполне мог на него положиться.

С оплатой наших услуг тоже все утряслось. На обещания короля Якова я не рассчитывал (хотя если сможем стрясти что-нибудь с него, буду рад), а ирландцы щедрой рукой предложили считать своим все, что мои люди захватят у сторонников Вильгельма. Новость о том, что добычей делиться не придется, очень подняла настроение моим пиратам. А у меня были свои планы на обогащение, нужно только не упустить момент.

Дело в том, что богатые дворяне Англии, как и римская католическая церковь, испугавшись очередной революции и гражданской войны, решили вывезти свои ценности в Европу. Но им не повезло. В моей версии истории, английский адмирал, сэр Клоудесли Шовел перехватил вышедший из гавани Дублина фрегат. В этот раз я сам захвачу нужный корабль. Мне ценности нужнее.

Я планировал прибыть в Англию весной 1690 года. Думаю, что Вильгельму, который вынужден будет воевать и против ирландцев и против французов, явно понадобится помощь. И, скорее всего, король не будет слишком уж копаться в прошлом человека, который готов сражаться на его стороне. Простил же Вильгельм перебежчика — Черчилля, и ко мне может отнестись вполне благосклонно.

В конце концов, я не какой-то там грязный пират, у меня патент есть. И ничего страшного, что французский. Когда мне этот патент выдавали, Англия с Францией еще не воевала, да и король Яков исключал всяческую возможность помощи своей стране. Впрочем, скорее всего, до таких тонкостей дело не дойдет. «Королевский прием» — это только звучит торжественно и устрашающе. А на самом деле, я буду одной из мелких пешек глобального действа.

Вереница подданных будет проходить перед королем, отвешивая поклоны и принося клятвы служения. В ответ Вильгельм, в лучшем случае, скажет пару милостивых фраз. Или просто кивнет. Мне было важно, чтобы король подтвердил мой статус. Тогда действовать в Карибском море будет проще. Перед тем, как ставить меня во главе Ямайки и доверять командовать солдатами и офицерами, лорд Уэйд продал мне патент полковника. И, если король соизволит проявить милость, я могу стать капитан-генералом и главным губернатором.

Того, что английский трон может захватить Яков, я, после долгих размышлений, не опасался. Максимум, он укрепится в Ирландии. Может быть, даже станет тамошним королем. А в Англии слишком многие серьезные люди настроены против Якова. Не нужно им ни католичество, ни дружба с Францией. Кое-кто аж ножками сучил в нетерпении присоединиться к Аугсбургской лиге. И теперь, когда дело только закрутилось, отступать назад? Да ни за что!

Словом, если мне удастся получить одобрение Вильгельма, мой статус и мое назначение никто в ближайшее время оспаривать не будет. А надолго я и не собирался задерживаться на Ямайке. На всякий случай, нужно было еще и на материке базу создавать. Если никто из сильных мира сего не заинтересуется Бекией — будет просто отлично. База на материке, где много чего можно выращивать, все равно не помешает. Но есть у меня такое ощущение, что европейцы, разобравшись со своими делами, обратят взгляд на колонии. И свободная пиратская республика им очень не понравится одним только своим существованием.

Скорее всего, произойдет это не скоро — практически сразу после того, как война Аугсбургской лиги закончится, начнется свара за испанское наследство. Так что лет 15 у меня есть. Не думаю, что даже если мне удастся организовать смерть Вильгельма, история кардинально изменится. Уж Людовик XIV точно меняться не будет, и продолжит своими амбициями напрягать всю Европу. Не знаю, кто станет королем Англии, (скорее всего жена Вильгельма, Мария), но решения будет принимать отнюдь не коронованная голова. Ну а те, кто имеет влияние, заинтересованы в войне против Франции.

Вопрос только в том, как пойдут боевые действия в случае убийства Вильгельма. Возможно, что в этом плане тоже немногое изменится. Смерть короля никак не повлияет на таланты Джона Черчилля, первого герцога Мальборо. А он отнюдь не за красивые глазки имеет репутацию самого выдающегося английского полководца в истории.

На самом деле, реальность изменить не так просто. И убийство Вильгельма, в лучшем случае, только затормозит Англию. Но… Грядущий восемнадцатый век — это довольно любопытное время. Там кто не успел — тот опоздал. И небольшая пробуксовка в реформах и решениях может навсегда оставить Англию в рядах второстепенных держав. Разумеется, свято место пусто не бывает, и ее место на политическом олимпе вполне может занять Франция, но тут уж не угадаешь.

Безусловно, девять из десяти попаданцев уже отправились бы помогать Петру I. Но я объективно оценивал свои возможности и умения. К сожалению, я не инженер и не механик. И даже те «изобретения», которые мне удалось сделать, оставляли желать лучшего. А то и вовсе приходились не ко времени и не к месту. Бизнес с консервами, например, так и завял. Кому они на фиг нужны в Карибском море, где куча островов с живностью?

Словом, прогрессор из меня был никакой. И, в отличие от остальных попаданцев, я совершенно не знал ответа на самый главный вопрос после «кто виноват?» и «что делать?». Я представления не имел, как нам обустроить Россию. И не очень представлял, чем могу помочь Петру. Максимум, что я могу — это захватить какой-нибудь прибрежный город. Ригу, например, чтобы не строить Питер-на-болотах. Но как Петр будет удерживать такое счастье?

И где там проходит западная граница России в конце 17 века? Насколько далеко от Риги? Застрели, не помню. Но, кажется, плотно эти земли мы захватили несколько позже, примерно в 20-х годах 18 века, по итогам Северной войны. Мда. Оказывается, знаний у меня по истории родной страны — фиг и маленько. В общих чертах, вроде бы, помню, но как дело доходит до деталей — откровенно плаваю. Но кто же мог предположить, что я попаду в 17 век?!

Так что возможность захвата и удержания Риги под большим вопросом. Да и до войны со шведами, если я не ошибаюсь, еще лет десять, а сейчас Петр интересуется другим направлением. Поучаствовать во втором Азовском походе и помочь захватить Керченский пролив, чтобы хоть в этой версии истории не оставлять его под контролем Османской империи? Занятная идея, но боюсь, что мои несколько кораблей особой роли в решении проблемы не сыграют. Тут хороший флот нужен. Но если бы он у Петра был, тот бы и без всяких попаданцев развернулся. Может, и столицу бы в Царьград перенес, воздвигнув крест над Святой Софией.

Ладно, все это далекие мечты, не имеющие никакого отношения к реальности. Хватит маниловщиной заниматься, пора к делам приступить. Благо дел этих самых — воз и маленькая тележка. Ямайка оказалась довольно беспокойным и сложным хозяйством. Мне ведь ее не просто ограбить нужно было, но и жизнь наладить. Причем так, чтобы остров приносил доход больше, чем при прошлом губернаторе. Тогда будет хоть чем похвастаться, когда я перед Вильгельмом предстану.

Насчет «предстану», кстати, существовали определенные сложности. Нет, лорд Уэйд вовсе не отказался от своего обещания представить меня королю. Я так думаю, моя кандидатура на самом верху уже была согласована. И Уэйд должен был убедиться, что я вменяем, лоялен и действительно готов служить его величеству. А еще он должен был меня натаскать, чтобы я не упал в грязь лицом во время официального приема.

То, что Исабель научила меня хорошим манерам, это, конечно, прекрасно. Но мало. Поскольку я должен был знать, насколько близко можно подойти к королю, как низко кланяться и в каких выражениях высказывать восхищение его щедростью и великодушием. Так что лорд меня тренировал. А я раздражался. Ну как, скажите, можно непринужденно держаться перед лицом августейшего монарха, если при этом полагалось выражать глубокое почтение?

Да и идея заявиться на королевский прием в оригинальном костюме накрылась медным тазом. Уэйд заявил, что у себя на острове я могу ходить в чем угодно, хоть в наряде индейца, а официальные мероприятия диктуют определенные правила. Осталось только тяжко вздохнуть. Ну, а чего я хотел? Дресс-код есть дресс-код. Даже материал для пуговиц был регламентирован для каждого класса, чего уж об остальном говорить!

Словом, пришлось мне поумерить свои амбиции и остановиться на более приемлемом варианте. Я собирался предстать перед королем как военный, а не как чиновник, и отсюда следовало плясать. Максимум, что я мог себе позволить — немного поиграть с силуэтом костюма, сделав его более лаконичным. И то только потому, что Вильгельм, как протестант, довольно консервативен. И некоторое пренебрежение французской модой наверняка одобрит.

Надо сказать, что достать дорогую ткань для меня не представляло никакой проблемы. Я предполагал, что когда-нибудь возникнет необходимость засветиться в Европе, а потому продавал далеко не все вещи из награбленного. Часть костюмов, кстати, была перешита на Ибервиля и его офицеров, а теперь пришла и моя очередь. Дорогие ткани, которые должны были достаться испанским дворянам, находились в полном моем распоряжении. И мой портной, вернувшийся к мирной жизни после нескольких лет пиратства, с удовольствием выбирал нужное под строгим контролем лорда Уэйда.

Искусно расшитый шелк (белым по белому!) был признан годным на рубашку, а узорчатый атлас, судя по великолепному качеству, привезенный из Ирана, должен был пойти на камзол (без рукавов и воротника), кюлоты и жюстокор. Ну и цветовую гамму выбрали умеренную. Для жюстокора и кюлот — темно-серую, а для камзола — на пару тонов светлее. Изящная, искусная вышивка тонкой серебряной нитью была практически незаметной, но я знал, сколько стоили подобные вещи.

Туфлям и гольфам (ладно, ладно, чулкам) я сразу сказал категоричное нет. Что-то мне подсказывает, что в Европах еще нет асфальтированных дорог, а если верить изысканиям историков, то грязи там было — плыви и хрюкай. Так что сапоги подойдут гораздо больше. Желательно, испанского фасона, с узкими голенищами. Собственно, именно из-за них я и решил предстать перед королем в качестве военного.

От кружев, правда, отплеваться не удалось. Получилось только уменьшить их количество. Но на мой взгляд, качество и цена вполне искупали этот «недостаток». Да и украшения в виде драгоценных камней показывали, что я отнюдь не беден. Изображать из себя ювелирную лавку я, разумеется, не стал (хотя возможностей было выше крыши), отобрав только действительно чистые и редкие камни.

С пышно украшенной перевязью для шпаги тоже пришлось смириться. Ее даже изготавливать не пришлось — среди награбленного товара оказался великолепный экземпляр. Судя по загоревшимся глазам лорда Уэйда — он и сам от такого не отказался бы. Ну а что? Достаточно молодой человек, хорошего происхождения, проводящий много времени в столице, просто обязан следовать за модой и поражать окружающих роскошью своих нарядов.

Парик, увы, тоже меня ждал. Но уже в Лондоне. Показаться без него на королевском приеме было немыслимо, а найти нужный экземпляр в колониях — нереально. Нет, эту вещь будем в столице покупать. Там должен быть хороший выбор. А вот шляпу придется изготавливать, чтобы сочеталась с костюмом. Блин, пообщался с лордом Уэйдом несколько недель, и сам в метросексуала превратился. Осталось только с умным видом рассуждать о высокой моде и изящных манерах. Тьфу!

Короче, пресытившись разговорами об одежде, я просто сбежал. По основным позициям мы договорились, а там пусть специалисты мудруют. У меня других дел было полно, причем и помимо управления Ямайкой. Все свое свободное время (которого было не так много, кстати) я посвящал общению с ирландцами. Основная их масса отбыла вместе с Ибервилем, а пяток головорезов остались, чтобы перенять передовой опыт захвата судов. Ну и привезти своим соплеменникам дополнительную партию оружия со следующим кораблем.

Они искренне не понимали, зачем мне нужно встречаться с Вильгельмом. Даже мудрость о том, что врагов нужно держать близко, не помогала. Ирландцы уперлись, убеждая меня, что Вильгельма нужно просто уничтожить. А то я сам не знаю! Но для того, чтобы убить короля, к нему надо подобраться. Я напомнил ирландцам, что Равальяку пришлось вскочить аж на подножку кареты, чтобы до Генриха IV добраться. И намекнул, что в наш век огнестрельного оружия на такие жертвы идти необязательно. И что короля можно убить издалека. Причем есть шанс уйти после этого безнаказанным. Особенно если пути отхода продумать и сообщников привлечь, чтобы организовали прикрытие.

Беседовал я о таких вещах с дальним прицелом. Ну не самому же мне убивать Вильгельма! А фанатичный ирландец, вооруженный надлежащим образом, вполне может сделать грязную работу. Причем будет уверен, что додумался до этого самостоятельно и гордиться своим эпическим подвигом. Все, что от меня требуется — это на месте определиться, как оптимальнее подставить короля под ирландские пули. Но в 17 веке охрана августейших особ еще не так совершенна, как в 21. И традиция использовать киллеров для того, чтобы убрать мешающие фигуры на политической доске, еще не прижилась.

Впрочем, насколько реально совершить задуманное, станет понятно уже по прибытии в Европу. Сидя в колониях, сложно адекватно оценить политическую обстановку. Даже если приблизительно знаешь историю. Книги могут врать, поскольку написаны по заказу победившей стороны. Да и грязное белье полоскать ни одна страна не любит. Это нам Европа постоянно тычет в нос обвинения в варварстве, поминая Ивана свет Васильевича. А кровавые деяния своих королей те же англы в упор не замечают.

Помню, когда я читал книгу, где упоминалась «славная революция», то искренне удивился, что англичанам хватает наглости именовать ее бескровной. Типа, войну с якобитами в Шотландии и Ирландии можно не учитывать. Как будто она никакого отношения к революции не имеет. Как всегда — любимые европейские двойные стандарты. Здесь смотрим, здесь не смотрим, а здесь я рыбу заворачивал. И, кстати, потери обеих сторон в так называемой «войне двух королей» неизвестны.

Словом — насколько история написанная и история реальная соответствуют друг другу — непонятно. И как реально обстояли дела на полях сражений — тоже. Ирландцев упрекали, что они отказались от наступательных действий и потеряли стратегическую инициативу. Но мне кажется, им не хватало хорошего руководства. А такие командиры, как герцог Бревик (бастард короля Якова) могли привести свое войско только к поражению. И дело даже не в возрасте. История знает немало успешных 20-летних военачальников (Македонский к 32 умудрился целую империю завоевать). Дело в полном неумении руководить, которое, к сожалению, не заменишь никаким происхождением.

Я надеялся, что с прибытием Ибервиля дела ирландцев пойдут получше. Заодно и посмотрим — так ли велика роль личности в истории. И можно ли вообще изменить реальность. Однако если Ибервилю удастся помешать английскому адмиралу Руку доставить подкрепления и войска в Лондондерри, осада может оказаться удачной для якобитов. А если еще и Шомбергу удастся хвост прищемить, то все совсем хорошо будет.

Победы вдохновят ирландцев и обеспокоят Вильгельма. А король, сосредоточенный на проблемах гражданской войны (ничем другим это назвать язык не поворачивается), меньше будет обращать внимания на всякие мелочи. И, вполне вероятно, что подобраться к нему будет проще. Это на первых порах Вильгельм думает, что усмирить Ирландию будет не так сложно, и что Шомберг справится самостоятельно. Однако, рано или поздно, он вынужден будет почтить личным вниманием театр военных действий. А в бою «случайная» пуля легко найдет нужную жертву.

Впрочем, пока что меня интересовал более насущный вопрос — как организовать поход в Европу. Это вам не благодатное Карибское море, и плыть нужно не одну неделю. Так что имелась целая куча мелочей, о которых следовало позаботиться. Ну а до того, как я отправлюсь в Европу, мне нужно было наладить жизнь на Ямайке и организовать нормальную охрану Бекии. Да и пошив нескольких костюмов будет закончен. В путь со мной отправятся Хагторп и Джереми, но из трех кораблей до Англии дойдет один. Остальные (перекрашенные и переименованные) потихоньку направятся в Ирландию.

Если Ибервиль все сделает правильно, а ирландцы грамотно воспользуются имеющейся у него информацией, то Шомберг не захватит провинцию Ольстер и не сможет обеспечить Вильгельму безопасную высадку в Белфасте.

Интересно, кстати, если так и произойдет, откуда король решит сделать свой рывок против Якова? И состоится ли знаменитая битва на реке Бойн?

* * *

Как я и подозревал, мое прибытие в Англию прошло практически незамеченным. В свете того, что в стране практически идет гражданская война, это было неудивительно. По большому счету, в столице мне было делать нечего. Раз уж я прославился именно на другом конце света, имело смысл оставить меня там и в дальнейшем. Только теперь в роли губернатора и оберегателя английских колоний. Не скажу, чтобы меня подобное положение дел сильно вдохновляло, но на какое-то время это может стать выходом.

Наверняка, в любом другом случае, меня никто и не потащил бы представлять королю. Много чести для какого-то капера с сомнительным прошлым. Однако Вильгельм пока что сидел на троне непрочно. И нуждался в любых союзниках, укрепляя собственную власть. Это когда читаешь исторические хроники, поражение Якова II кажется закономерным. А когда сам присутствуешь при таких событиях, все выглядит не столь однозначным. Тем более, что история все-таки начала меняться.

Подробности я узнал у лорда Сендерленда, которому был представлен. Хитрый лис, не подписавший в свое время приглашение Вильгельму на престол и не вошедший в ряды «бессмертной семерки», он умудрился ничего не потерять при смене власти. Полагаю, особого доверия к нему Вильгельм не испытывает, но он не испытывает его и к другим лордам. Даже к тем, кто открыто выступал против Якова. Предали одного сюзерена, предадут и другого.

Оказывается, от брошенных мною мелких камешков, по воде пошли широкие круги. И обстановка в Англии весьма отличалась от той, что я знал по историческим хроникам. Ибервиль развернулся вовсю, а привезенное им оружие оказалось весьма кстати. Особенно пушки. У Якова их нашлось всего несколько штук на всю армию. Да и количество мушкетов было ограничено, даже самых старых. Основой его войска являлось ирландское ополчение, вооруженное чем попало: типа кос, копий и мечей. Единственной действительно сильной частью была кавалерия. Ну и конечно храбрость с боевым духом были на высоте.

Немудрено, что в моей версии истории Яков проиграл. А вот после того, как Ибервиль доставил людей и оружие, ситуация изменилась. К началу 1690 г. под контролем войск короля Якова оказалась вся Ирландия. И на сей раз Ольстер не оказался исключением. Это мирным ирландцам Лондондерри и Эннискиллен могли сопротивляться, героически держа осаду. А против пиратов, имеющих впечатляющий опыт по захвату городов, они не устояли. Ну и, соответственно, никакого поражения при Ньютаун-Батлере у якобитов не случилось. А серия побед весьма поднимала их воинственный дух.

Вильгельм же, как несложно догадаться, был серьезно расстроен таким положением дел. Особенно его подкосила смерть Шомберга. Несмотря на свой преклонный возраст, тот весьма активно и успешно вел военные действия, но шальная пуля прервала его славный путь. Да и маршальский адъютант Уокер уцелел буквально чудом, но развить наступление не смог. Ну а потом, как всегда неожиданно, случилась зима, к которой армия оказалась не готовой. Начались болезни, перебои с провизией и прочие последствия непродуманных военных действий. В результате, почти половина войска была потеряна из-за холода и болезней, а остальные подверглись атаке якобитов.

Самое занятное, что командовал этим нападением отнюдь не Яков. Он-то как раз колебался. Но среди его сторонников набралось достаточно авантюристов, которые согласились рискнуть. И теперь у Вильгельма были большие проблемы. Во-первых, стало понятно, что случилось не очередное восстание ирландцев (которым Яков просто воспользовался), а самая настоящая гражданская война. Во-вторых, требовалось личное присутствие Вильгельма на поле боя, пока дело не зашло совсем далеко. В-третьих, ему нужно было собрать новую армию. А в-четвертых — организовать этой армии высадку в Ирландии.

Собственно, именно поэтому я и был принят лордом Сендерлендом довольно милостиво. Мой корабль и мои люди могли помочь в решении этой задачи. Английскому флоту Вильгельм не слишком доверял, поскольку там была довольно сильна поддержка Якова, поэтому делал ставку на наемников. Да и к английской регулярной армии новый король отнесся с подозрением, создав новые полки, в состав которых входили протестанты из Франции, Дании, Германии, Шотландии, Ольстера и Нидерландов.

— Его величество организовал передвижной полевой госпиталь, улучшил тыловое обеспечение, а наша армия вооружена самыми современными кремневыми мушкетами. Они в меньшей степени подвержены влиянию сырости и в два раза скорострельней старых фитильных ружей. Кроме того, к мушкету прилагается штык, — разливался соловьем лорд Сендерленд.

Ну да, ну да. Не похвалишь правителя — не продвинешься вверх по карьерной лестнице. Да и своего места не сможешь удержать. Есть же такие люди, которые чувствуют себя уютно при любой власти!

— Я беспокоюсь о безопасности короля, — изобразил я волнение. — По дороге мне довелось слышать множество различных слухов. Не все верны его величеству.

— Это так, — с лицемерным огорчением вздохнул лорд Сендерленд. — Но мы побеспокоились о том, чтобы сохранить жизнь королевской чете. К ее величеству приставлена надежная охрана, а для его величества сам Кристофер Рем изготовил передвижной дом. Короля, на всем продолжении его пути, будут охранять верные люди.

Хм. Ну, насчет Вильгельма я не сомневаюсь. Его жизнь складывалась так, что он с детства учился быть недоверчивым и подозрительным. А вот фраза по поводу королевы прозвучала странно. Как будто Мария является своеобразной заложницей. В конце концов, если посмотреть на ход военных действий, то победа Якова вовсе не исключена. У Вильгельма, конечно, войск больше, и солдаты лучше вооружены, но это может не оказать решающего влияния. Исход битвы зависит от множества мелочей.

Мое представление королю оказалось по-походному скромным и недолгим. Однако парадный костюм я шил не зря. И модный парик покупал не напрасно. После того, как король подтвердил мой статус и облагодетельствовал легкой улыбкой, на меня посыпались приглашения. Высокопоставленные лорды были бесконечно любопытны и явно прикидывали, как могут меня использовать в своих целях.

Кое-кто даже работу предлагал, но за такие смешные деньги, что я рассматривать такую возможность не стал. Мне один только Волверстон за один только удачный рейд приволок в десять раз больше. Зная, что из Дублина выйдет фрегат, битком набитый ценностями дворян и церкви, было не так трудно его перехватить. Точное время я не помнил, но местные контрабандисты с удовольствием согласились подработать за долю в добыче, и сообщили, когда нужный корабль поднял якорь. Так что Клоудесли Шовел остался без добычи.

Однако дальше историческая действительность вновь свернула на свою колею. Вильгельму все-таки удалось высадиться в Ирландии. Ну вот куда, куда смотрел Яков и его разведка? Такой удобный момент упустить! И вот, передовые отряды враждующих сторон и на этот раз встретились к северу от Дандолка, на перевале Моури.

Яков, может быть, и не был военным гением, но и идиотом тоже не был. Так что он принял вполне понятное решение — перекрыть Вильгельму путь в южные и юго-восточные области Ирландии. Ну а какая самая удобная позиция для этой цели? Разумеется, река Бойн, в окрестностях Дрохеды, откуда Яков мог быстро вернуться в Дублин в случае поражения. Иногда я думаю, что с историей в принципе бесполезно бороться.

А уж насчет достоверности источников я вообще молчу. Понятно, что победитель описывает события так, как ему нравится. Возвеличивая себя и унижая врага. У меня, например, сложилось такое мнение, что в битве при Бойне стопроцентные англичане сражались против таких же стопроцентных ирландцев. Однако знакомство с армией Вильгельма рассеяло мои иллюзии. Мало того, что она была многонациональной, так еще и именно англичан в ней было не так много. Войско Вильгельма было собрано буквально «с миру по нитке» по всей Европе, но, нужно отдать должное, вооружено лучше ирландских ополченцев.

Как оказалось, Вильгельм тупо не мог рисковать, не зная, как поведут себя вчерашние подданные короля Якова при встрече со своим бывшим господином. И причины для этого у него были. Чего только стоил практически анекдотический случай с Ричардом Гамильтоном. Его послали договариваться с противником, а он неожиданно решил, что гораздо лучше будет смотреться в стане якобитов. Понятно, что это не прибавило настроения Вильгельму. И что он стал еще подозрительнее.

Впрочем, войско Якова тоже состояло не из одних только ирландцев. Там и французы были, и даже финны затесались, не говоря уж о прочих. А чтобы различать в бою, кто свой, кто чужой, даже опознавательные знаки придумали. Отличительным знаком солдат армии Вильгельма были зеленые побеги, прикрепленные к шляпам, а якобиты носили полоски белой бумаги. Лично мне нравится вариант с красными платками, который я использовал в Маракайбо. И ярче, и заметнее.

Поскольку теперь войска двух королей находились не слишком далеко друг от друга, а в якобитском стане у меня были шпионы, я примерно представлял, как обстоят дела у Якова II. Армия его насчитывала чуть больше 30 тысяч человек, в качестве резерва выступала подвижная кавалерия, а вдоль извилистого берега реки у Олдбриджа растянулась пехота. Чуть дальше за ней французские драгуны и пехота сосредоточилась вокруг Доноре. Левый фланг перекрывало обширное непроходимое болото, но единственный мост выше по течению близ Слейна был все же взорван. Близ него оставили дозорный отряд. Штаб Якова расположили на возвышенности к югу от реки, откуда можно было следить за перемещениями врага.

Становилось понятно, что битвы на реке Бойн не избежать. Единственное, что утешало — Вильгельм представлял из себя прекрасную мишень. Видимо, понятия рыцарства и личной доблести правителя еще не ушли до конца в прошлое, поскольку вместо того, чтобы прятаться за спинами подданных, его величество проводил рекогносцировку и разведывал брод. Ирландцы были готовы рискнуть и сделать роковой выстрел, а у меня как раз было подходящее оружие.

Расставаться со скорострельным пистолетом, купленным за бешенные деньги, было бесконечно жаль. Однако выбора особого не было. Даже самый хороший мушкет и меткий стрелок не могли гарантировать точного попадания. А за время, требуемое на подзарядку, даже раненный король успеет скрыться, поскольку ездит верхом и в сопровождении верных людей.

Несколько же выстрелов подряд явно уменьшат шансы Вильгельма на выживание. А мне нужно будет оказаться как можно дальше от места событий. На глазах у большой толпы людей. Чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что я как-то связан с происходящими событиями. Ну а Волверстону, который непосредственно общался с ирландцами и шпионами якобитов, в случае удачного убийства Вильгельма, придется сматываться в лагерь Якова. Там его есть кому встретить.

О моих планах пират, конечно, не знал. Он полагал, что всего лишь доставляет для меня важные сведения и организовывает незаметные встречи с нужными людьми. Я не решился сообщить ему истинной цели. Убийства правителей в 17 веке не понимают. И не прощают. Мало ли, что врага убил. Кто разрешил проливать священную королевскую кровь? Вильгельм, когда захватил власть, помог Якову бежать. И вместо того, чтобы стать мучеником, бывший король в глазах большинства своих подданных стал трусом. Так что и Яков, наверняка, тоже не поймет… такой «помощи».

Однако, как бы то ни было, Волверстона мог кто-то видеть. И, в случае проведения расследования, он может оказаться среди тех, на кого падет подозрение. Оно нам надо? Нет. Пусть Волверстон так и остается в неведении о том факте, что убийство Вильгельма организовал я. Трудно мне что ли в случае необходимости разыграть для него представление, что ирландцы нас подставили, похитили мое оружие и действовали в своих интересах? Тем более, что ирландцы и сами так будут думать. Ведь я просто намекал на то, как можно избавиться от правителя и «случайно» оставил без присмотра свой великолепный пистолет, которым столько перед ними хвастался.

Наверное, наивно, но я представлял себе процесс убийства короля как долгое и опасное дело в духе романов Дюма. Но оказалось, что первых лиц государства еще не научились как следует охранять. И это при том, что в Англии уже была одна революция, да и в других странах с монаршими особами частенько случались несчастные случаи. На охоту там неудачно съездил… или в турнире поучаствовал.

Словом, для особо патриотичного ирландца не составило труда спрятаться в густых кустах, растущих на берегах реки Бойн. И дождаться, когда Вильгельм вновь поедет осматривать позиции. Ну а выскочить из засады и сделать несколько выстрелов практически в упор и вовсе никаких проблем не составило. Правда, и самого убийцу достала пуля, выпущенная кем-то из охраны короля. А то и не одна. Англичане не растерялись, и не только успели поймать августейшее тело, но и попытались отомстить ирландцу.

Труп удачливого убийцы чуть было не затоптали лошадьми, взвалили в седло и повезли в лагерь. Опытным воинам не составило труда понять, что королю уже никакие лекари не помогут. Вильгельм был безнадежно мертв. Если бы они сдержали свою ярость и захватили ирландца живым, того ждали бы пытки и жестокая смерть. Однако и трупу можно было устроить показательную казнь.

Ну а мне в очередной раз повезло. Мой пистолет (безнадежно искалеченный копытами коней) остался лежать в пыли. Я поднял оружие, подошел ближе к реке и закинул его куда подальше. Да, вы не ослышались. Я наплевал на свои первоначальные планы заиметь мощное алиби, и наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Немного пораскинув мозгами, я осознал, что такие вещи просто нельзя пускать на самотек.

Свой пистолет я ни перед кем, кроме ирландцев, не светил. Чтобы никто не мог связать меня и это оружие. Однако, если представилась такая великолепная возможность, лучше было не оставлять вообще никаких следов.

Кстати, убийство Вильгельма вызвало такую мощную реакцию в лагере англичан, что обо мне никто и не вспомнил. Я думал, что если убрать с политической доски короля, то войско разойдется по домам. Однако никто не собирался покидать поле боя. Похоже, самые активные участники были не за Вильгельма. Они были против Якова, который совершенно не устраивал их в качестве правителя. Возможно, что и смерть Вильгельма оказалась для них как нельзя кстати. Его жена на троне Англии устроит многих гораздо больше, чем амбициозный, талантливый король с сильным характером. Никто не будет мешать богатым и знатным людям управлять страной так, как им нравится.

Я удивился, но никто не поспешил доставить тело Вильгельма в столицу. Уокер, бывший адъютант Шомберга, рвался в бой, и многие его поддерживали. Убивать короля прямо перед носом его подданных было огромной наглостью со стороны ирландцев, и англичане рвались мстить. Уокер возглавил почти одну четвертую часть войска для пересечения реки возле деревни Слэйн. Но в армии Якова уже знали, что опасаться быть атакованными с фланга не стоит. И что небольшого отряда вполне хватит, чтобы запереть узкое ущелье и болото. Зачем повторять прошлые ошибки, посылая туда половину армии и орудия, если почти всю битву они там будут находиться почти без движения, и в сражение вступить так и не смогут?

Тем временем войско покойного Вильгельма начало атаку у Олдбриджа. В 10 часов три батальона голландской гвардии переправились и начали теснить ирландскую пехоту. Тогда граф Тирколь бросил против них кавалерию под командованием того самого, перебежавшего к якобитам Ричарда Гамильтона. Командовал он, кстати, довольно эффективно. Несмотря на то, что голландцы своевременно перестроились в каре, отбить атаку им не удалось.

Поддерживаемая огнем артиллерии, ирландская пехота вновь перешла в наступление, и на сей раз более удачно. Постепенно якобиты теснили своих противников, пока не опрокинули их в Бойн. Армия Вильгельма была разбита на голову и бежала, прихватив с поля боя тело своего короля. Я был вынужден последовать за ними. В ближайших планах англичан было добраться до Лондона, набрать новую армию и снова попытаться дать отпор Якову. Я, в числе других таких же «счастливчиков», должен был обеспечить переправу войск из Ирландии в Англию.

Впрочем, не успели мы покинуть ирландский берег, как до нас донеслась еще одна сногсшибательная весть. Якобиты тоже понесли потерю. Яков II был серьезно ранен в бою и скончался от ран. Я, честно говоря, даже немного офигел. Бедная Англия. Три убитых короля за последних 40 лет — это слегка чересчур.

Надо сказать, что весть о смерти Якова расшевелила народ. Тут же начались разговоры о том, что нужно вернуться и добить ирландцев. Однако и сил, и припасов для этого мероприятия было мало. Следовало вернуться в Англию, а потом, со свежими силами, сделать еще одну попытку усмирить ирландцев. Тем более, что теперь у них нет знамени в виде бывшего английского монарха.

Ирландцы, конечно, ребята беспокойные. Они и без всяких королей повоевать любят. Однако англичанам до сих пор удавалось наводить порядок. Пусть и путем частичного истребления населения. Так что и в этот раз, наверняка, все произойдет так же. Не имея единой кандидатуры, за которой можно следовать, ирландцы вновь перегрызутся, выясняя, кто достойнее. А англичане этим воспользуются.

Я вздохнул, и послал к своим ребятам посыльного. Умирать за свободу Ирландии никто не подписывался. Пусть мои пираты вновь перекрашивают корабли, возвращают им старые названия, запасаются провизией и едой, берут на борт желающих стать колонистами, и валят на Бекию. Сам же я хотел еще раз пересечься с лордом Сендерлендом. Если честно, не думал, что убийство Вильгельма окажется таким легким делом. Ну а раз уж мне удалось так ловко вывернуться, даже не вызвав ни у кого подозрений, этим следовало воспользоваться. А кто как не лорд Сендерленд в силах сделать так, чтобы мои бумаги, утвержденные Вильгельмом, не потеряли свою силу после его смерти?

Разумеется, что с лордом пришлось делиться. Однако у меня было чем. Как ни странно, весть о том, что я практически ограбил Ямайку под предлогом борьбы с якобитами, дальше лорда Уэйда так и не ушла. Так что Вильгельм о нечестно приобретенных богатствах не спрашивал, а я не нашел подходящего момента, чтобы об этом сообщить. Причем действительно не нашел, а не от жадности. Жадность, как известно, фраера сгубила. А мне нужно было нейтральное отношение Англии к Бекии.

Лорд Сендерленд скромностью не отличался, но Уэйд не знал точной суммы награбленного. Так что после выплаты взятки (со скорбным лицом, типа последнее отдаю), у меня осталась еще почти половина Ямайских ценностей. Ну и ограбленный Волверстоном корабль много чего принес. Правда, продавать ЭТИ ценности следовало только в колониях. А часть лучше вообще переплавить. Некоторые вещи были явно уникальными, фамильными, и легко поддавались опознанию. Ну а церковной утвари я даже и говорить не буду. Впрочем, часть пойдет в наш храм в Бекии. Думаю, пиратам это понравится.

Ну и конечно же, я в очередной раз подумал о визите в Россию. От Англии до Архангельска куда ближе, чем от Бекии. Почему бы не навестить родную страну? Вот только… делать там пока что действительно нечего. Сколько сейчас лет Петру? Восемнадцать? Он даже свои знаменитые азовские походы начнет лет через пять. А его личное влияние в российской внешней политике стало заметным только после смерти его матери. Вот когда он побьется головой о стену, пытаясь создать флот, тогда оценит мою эскадру. А сейчас что толку?

Россия была еще одним моим запасным вариантом, как и материк. И я даже не знал, какой выбор будет оптимальнее. Если нас все-таки прогонят с Бекии, нам нужно будет определиться, как действовать дальше. Присоединиться к колонистам на материке и снова пытаться строить свою жизнь с нуля? Плыть в Россию в поисках славы, чинов и денег? Не знаю. Сложный выбор. И в той, и в другой ситуации есть свои минусы и плюсы.

Впрочем, нужно не размышлять о будущем. Нужно его творить. Я попытаюсь создать крепкую базу на Бекии и Сент-Винсенте. А чем закончится мое начинание… Посмотрим. Кто не рискует, тот не пьет шампанское!

* * *

Мое желание вернуться на Ямайку, причем как можно быстрее, мои ребята не поняли. Да, большинству из них (тем, кто активно помогал ирландцам) нельзя было показываться в Англии. Зато во Франции — можно. А там вполне можно было набрать колонистов из гонимых правительством гугенотов. Да и прикупить много чего интересного.

Впрочем, те, кто оставался в Англии, тоже не собирались сидеть сложа руки. И помимо покупки станков, тоже сманивали народ. Предлагали землю, налоговые послабления и свободу от монаршей власти. Дескать, будете сами себе хозяева и сможете быстро разбогатеть. Кстати, желающих отправиться на другой конец света было не так уж мало. В основном, у народа не хватало денег на дорогу. Ну а раз их обещали перевезти на халяву… Почему бы не воспользоваться моментом?

Еще одной причиной подзадержаться в Англии была встреча с родственниками. Я об этом как-то не подумал. Сам я вообще попаданец, у О'Брайена близкой родни не осталось, и у меня вылетело из головы, что некоторые члены моей команды до того, как стать пиратами, были вполне себе законопослушными гражданами. И имели семьи. Джереми, например, горел желанием попасть в Бриджуотер, и проверить, как там поживают его родственники. А заодно узнать, что там вообще происходило после восстания Монмута.

Да и у меня дел в столице набралось — выше крыши. Оказывается, в колониях пересекались интересы множества богатых и знатных семейств. И, после смерти короля, они в очередной раз пытались переделить этот пирог. Так что я ждал. Встречался с лордом Сендерлендом, уточнял детали и заодно вникал в придворную жизнь.

В общем-то, я всегда подозревал, что во власти нормальных людей нет. И даже если чудом туда попадет порядочный человек, он быстро превратится в алчного стяжателя, заботящегося только о своих интересах. Собственно, теперь у меня была возможность убедиться в справедливости своих подозрений. Хищные, беспринципные, лицемерные твари постоянно пытались если уж не сожрать друг друга, то хотя бы сбить с ног.

Находиться среди них было неприятно. Меня раздражало их пренебрежительное отношение, их самоуверенность и самовлюбленность, их гонор и тщеславие. Примерно после третьей встречи с лордом Сендерлендом мне захотелось почувствовать себя Пугачевым и поднять бунт. Бессмысленный и беспощадный. Еле сдержался. Нет уж. Не стоит испытывать судьбу. Мне одного безнаказанно убитого короля хватит.

Кстати, слухи о гибели Виьгельма Оранского довольно быстро распространились, дойдя даже до Парижа, где на улице радостная толпа сожгла соломенное чучело главного врага французского короля. Памфлетисты тоже не остались в стороне, не уставая повторять, что восторжествовала справедливость.

Ну, если вспомнить о том, что Яков тоже убит, то да. Справедливость действительно восторжествовала. А я убедился, что французские традиции «Шарли Эбдо» не на пустом месте возникли. Просто в мое время рисовали пророка Мухаммеда, а в 17 веке — как черти тащат в ад душу Вильгельма. И то, и другое выглядело отвратно.

Словом, высший английский свет меня разочаровал. Понимаю, что это литературные штампы свою роль сыграли, но как-то ждал я от них большего благородства. А этих змей даже джентльменами назвать язык не поворачивается. После некоторых встреч у меня возникало неудержимое желание вымыться. Желательно в бане и со щетками, чтобы оттереть от себя всю эту грязь, слизь и мерзость. Какое все-таки счастье, что я попал в шкуру провинциального врача, а не в тело правителя!

Между прочим, мой «покровитель» Роберт Спенсер, 2-й граф Сендерленд, даже на фоне остальных английских политических деятелей выглядел неприглядно. Известный своими интригами и двурушничеством, он старался не особо высовываться, но имел довольно большое влияние. Его могли не любить, но не считаться с ним не могли. Лорд умел приспосабливаться к обстоятельствам, как никто другой. Пришел Яков? Сендерленд принял католицизм. Пришел Вильгельм? Вернулся к протестантизму. По-моему, реально лорд верил только в себя самого. На остальных ему было плевать.

Смерть Вильгельма открыла перед Сендерлендом новые перспективы. Королева Мария отнюдь не была сильной личностью, а значит, не могла серьезно влиять на политику. Судя по всему, она будет «царствовать, но не править». Рулить страной начнут совсем другие люди. И лорд Сендерленд в их числе.

Если, конечно, останется, чем рулить. Положение в Англии было критическим. Впрочем, оно было таким с того момента, как Вильгельм покинул столицу. Якобиты тут же подняли головы, и начали выступать более демонстративно. Ситуация накалилась до такой степени, что адмирала Герберта послали сражаться с французским флотом. Однако битва при Бичи-Хэд закончилась поражением, что еще больше усугубило ситуацию. А если бы Турвиль вместе со всей французской эскадрой преследовал противника как положено, флоту Англии можно было бы только посочувствовать.

Поражение Вильгельма всколыхнуло ситуацию еще больше. Единственное, что держало бунтовщиков в рамках — надежда на то, что удастся договориться, и их права будут соблюдены. Однако протестанты не хотели уступать католикам, а католики не хотели существовать без прав. Не хватало только активных поджигателей толпы, иначе своя Варфоломеевская ночь англичанам была бы обеспечена.

Порядок наводился с трудом. Прежде всего потому, что развернулась борьба за власть. Назначенные Вильгельмом люди худо-бедно справлялись со своими обязанностями, но было понятно, что не все удержат свои посты. Нормально работать в такой обстановке было проблематично.

Тори и виги договаривались с большим трудом. Уступать никто не хотел. И уж конечно, никто не желал пускать во власть королеву. То, что с Марией не собираются особенно считаться, было понятно уже сейчас. Вроде бы, и отношение к королеве было самое благожелательное, и на английский трон изначально пригласили именно ее (а Вильгельма с ней заодно, и даже короновать не сразу хотели), но все это была только видимость. И наиболее ясно это становилось в присутствии бывшей любовницы Вильгельма — Элизабет Вильерс.

Ушлая дамочка вовсе не собиралась упускать из рук доставшуюся ей власть. То есть понятно было, что вскоре ей придется отчалить от двора, но сделать это она собиралась на собственных условиях. Щедрый подарок Вильгельма в 90 000 акров земли в Ирландии в свете гражданской войны грозился превратиться в ничто, а потому Элизабет активно толкалась локтями, чтобы получить нечто более надежное.

Некрасивая, (глаза у 33-хлетней женщины изрядно косили) но умная и очень пробивная, она без труда находила себе союзников. И, похоже, не собиралась до конца дней оплакивать своего царственного любовника, поскольку шли активные слухи о ее свадьбе с Джорджем Гамильтоном, графом Оркнейским. (Звучит как фэнтезийный титул). Полковник довольно успешно действовал в битве при Бойне, и вскоре должен был отправиться обратно в Ирландию, наводить там порядок дальше.

Однако вряд ли мне запомнилась бы встреча с фавориткой Вильгельма (мало ли у королей любовниц? Людовик их вообще как перчатки меняет), если бы не один нюанс. В многочисленной толпе фрейлин я увидел знакомую фигуру. Цвет волос, поворот головы, знакомый жест руки, поправляющей прическу… Да не может этого быть! Я даже открыл рот, чтобы окликнуть даму, но сдержался. Если передо мной та, о ком я думаю, то лучше будет побеседовать с ней наедине.

Удобный момент представился довольно быстро. Интерьерная мода 17 века буквально создана для того, чтобы можно было найти уединение в любом уголке. Существовала, правда, опасность вляпаться в отходы жизнедеятельности, поскольку придворные не сильно заморачивались на этот счет, но я, один раз столкнувшись с такой неожиданностью, был осторожен.

— Эстель!

Я поймал даму за руку и быстро утянул за портьеру. Судя по тому, что здесь располагалось кресло и даже подсвечник, это было чьим-то любимым местом отдыха и подслушивания чужих секретов с комфортом.

— Что вы себе позволяете? — взвилась дама, пытаясь вырваться из моего захвата.

Мда. Я не ошибся. Это действительно была Эстель. Но что она делает в Англии? Разве эта авантюристка не собиралась во Францию отправиться?

— Какая встреча, — хмыкнул я. — И как же ты оказалась в Лондоне, если стремилась в Париж?

— Вы с кем-то меня перепутали, — продолжала возмущаться Эстель. — Мое имя — Франсуаза дю Белле.

— Прекращай спектакль, — огрызнулся я. — Иначе я перестану разговаривать с тобой по-хорошему. Хочешь, чтобы мои ребята опознали тебя, как пиратку, которая с ними на абордажи ходила? Вот скандал-то будет…

— Что тебе нужно? — шипение у Эстель вышло прямо-таки змеиное.

— Хочу знать, что ты делаешь в Англии.

— Если ты забыл, то это именно твои люди сняли меня с корабля, отправляющегося во Францию. Следующего конвоя нужно было ждать чуть ли не полгода. А мне нежелательно было задерживаться.

— Да уж, — невольно улыбнулся я. — После де Кюсси действительно нежелательно.

— К счастью, мне удалось попасть на корабль в составе английского конвоя. Но, прибыв в Плимут, я поняла, что во Францию попасть не смогу. Начались военные действия, и я не рискнула доверить кораблю свою судьбу. А уж потом, когда его величество Вильгельм выступил против его величества Людовика… Я поняла, что лучше пока остаться в Англии.

— И решила пристроиться при дворе…

— Добраться до Франции я всегда успею. А мое пребывание здесь обернулось к лучшему. Я сумела завести нужные знакомства. И собираюсь этим воспользоваться. Если, конечно, ты не захочешь мне помешать. Но мне казалось, что мы в расчете. И ты меня отпустил.

— Отпустил, — согласился я. Нет, ну а чего я ждал? Воплей радости и признаний в том, как ей меня не хватало? Что в разлуке она осознала свою любовь? Ну-ну. Такой изысканный бред случается тол ко в дамских любовных романах. И то не во всех.

Я честно старался не думать об Эстель. Выдрать ее и из памяти, и из сердца. Разум понимал, что она — безжалостная стерва, не боящаяся крови и не ценящая никого, кроме себя. Однако справиться с эмоциями было сложно. К сожалению, выключатель от чувств пока еще не придумали. И мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не начать нести чушь и не показать, насколько болезненным для меня было равнодушие Эстель.

— Я не хотел, чтобы наша встреча при посторонних оказалась неожиданной. Насколько я понял, здесь, при дворе, лучше не показывать эмоций.

— Никто не должен заподозрить, что мы знакомы, — согласилась Эстель. — Я рассказывала всем, что воспитывалась в аббатстве Фонтевро.

— Благородная девица с хорошим прошлым и приличным приданым, — хмыкнул я. — Уже присмотрела себе достойную партию?

— За мной ухаживает сам Чарльз Тэлбот, граф Шрусбери.

— Это который стал государственным секретарем Вильгельма? — уточнил я, вспомнив смазливую физиономию. — Он, вроде бы, грозился уйти в отставку, если консерваторы одержат верх в парламенте.

— Во-первых, это было еще до гибели его величества, во-вторых, неизвестно, как теперь распределиться власть, а в-третьих, он сказал, что ради любимой женщины готов на любые жертвы.

Ну конечно. Дю Белле — старый и известный род. Бумаги у Эстель настоящие, они выдержат любую проверку. Да и приданое она себе не маленькое собрала. Даже для графа не маленькое. Особенно если учесть, что Чарльз был одним из тех, кто спонсировал возвращение Вильгельма. Так что Эстель — неплохая партия. Был бы жив отец Чарльза, он, может быть, нашел бы сыну что-нибудь получше. Все-таки французская эмигрантка, живущая только с дуэньей и слугами — это несколько подозрительно. Но молодого графа ничего не держало. Он сам решал свою судьбу. А уж в свете бардака, происходящего в стране…

— У бедняжки такое слабое здоровье, — лицемерно вздохнула Эстель. — Я не настолько жестокосердна, чтобы ему отказать.

О, сколько же князей осталось в грязи, и сколько грязи выбилось в князья… Сказать что ли этой аферистке, что болезненный Чарльз еще, как минимум, четверть века протянет? Или не стоит? Отравит еще бедолагу, чтобы не мешал жить на всю катушку. Мужику и так можно только посочувствовать. Чарльз очень неглупый человек. И со временем раскусит, какое счастье ему досталось. Вот только, скорее всего, будет уже поздно. Он, как и я, будет отравлен красотой Эстель. Такой совершенной, и такой ядовитой.

Это в том случае, если он вообще способен испытывать чувства к женщинам. А то слухи по дворцу… разные ходят. И не женился Чарльз почему-то до сих пор. А ведь ему уже тридцатник! Хотя… Это тоже может оказаться к лучшему. Эстель, с ее хладнокровием, расчетливостью и актерскими способностями, станет удобной и надежной ширмой. И жить они, кстати, могут душа в душу — каждый собственной жизнью. Впрочем, это уже не мое дело. И пусть предательство этой женщины до сих пор кажется мне вселенской несправедливостью, но мстить ей всю оставшуюся жизнь? Она того не стоит.

— Ты теперь будешь частым гостем при дворе? — нервно поинтересовалась Эстель.

— Нет. Я возвращаюсь на Ямайку. Кто бы мог подумать, что я когда-нибудь займу там пост губернатора…

— Капитан-генерал и главный губернатор… для бывшего пирата неплохой взлет.

— Да, я и не подумал… Это для меня встреча с тобой была неожиданностью. А меня-то официально представляли. Ты знала, что я нахожусь при дворе. Давно знала? — нахмурился я.

— Какая разница? — пожала плечами Эстель. — Мы не знакомы. И я не собиралась с тобой встречаться. Всячески тебя избегала. Насколько я знаю, сегодня тебя тут не должно было быть.

— Не должно, — согласился я. — Но лорд Сендерленд неожиданно передумал. А лорд Уэйд, который вытащил меня сюда с Ямайки, решил показать мне самых известных людей. В их число вошла и Элизабет Вильерс.

— Между прочим, она тобой очарована, как и многие дамы при дворе. Некоторые даже не прочь внести тебя в списки своих любовников. К сожалению, они просто не знают, насколько ты не галантен.

— Не галантен? — поразился я. Мне-то казалось, что я был очень внимателен по отношению к Эстель. И подарками ее не забывал баловать.

— Стихи, изысканные комплименты, слова о том, как ты умираешь от любви, что не сможешь жить, если дама не одарит тебя знаком своего внимания. Ты совершенно не умеешь вести альковных бесед.

Мда. У меня с обычными-то комплиментами всегда было не очень. Мне проще сделать, чем говорить. А уж три часа разливаться соловьем, сравнивая губы с луком Купидона или щеки с лепестками роз? Клясться, что умру у ног, если меня не одарят улыбкой? Слагать стихи? Да вы издеваетесь! А Эстель еще и прочла несколько строк, которые посвятил ей Чарльз. Ну, что ж. Придется вспомнить уроки английского.

— Я написал твое имя на небе,

но ветер унес его далеко.

Я написал твое имя на песке,

но волны смыли его.

Я написал твое имя в моем сердце,

И оно навсегда там останется.

Я насмешливо кивнул головой, наслаждаясь удивлением Эстель, и покинул нишу.

Эта встреча немного вывела меня из равновесия, но вскоре вновь навалились дела, и страдать стало некогда. Желающих перебраться на другой конец света оказалось столько, что пришлось покупать еще один корабль. Ну и необходимые товары я приобретал целыми партиями. Все, что в колониях слишком дорого стоило.

Грабить, безусловно, выгоднее. Но посторонние корабли (какая досада) не возят товар под заказ. И, беря судно на абордаж, ты никогда не знаешь, что там обнаружишь. Товар? Драгоценности? Рабов? Кукиш с маслом? Такое тоже бывало. А тут такой удобный повод приобрести именно то, что нужно! Да еще и выбрать самый качественный продукт!

Когда, наконец, лорд Сендерленд дал согласие на наше отплытие, я был просто счастлив. Англия надоела мне хуже горькой редьки. Сыро, грязно, холодно и неуютно. Запасы сделаны, необходимые товары приобретены, документы получены, так что меня ничего здесь не держало. Контрабандисты, с которыми я продолжал активно сотрудничать, переправили письмо с условленным текстом моим кораблям, которые искали будущих колонистов во Франции, дата отплытия была согласована, и я готовился поднять паруса.

А поздно ночью ко мне в комнату пришла Эстель. Вряд ли в столичной дорогой гостинице можно было кого-то удивить поздними визитами дам, так что полагаю, что она осталась незамеченной. И да, я оказался слаб, не сумев отказаться от прощальной ночи. Без лишних слов, без выяснений отношений, без прошлого и будущего. Просто она и я. Просто несколько часов, вырванных из нашей обычной жизни.

Мы расстались под утро, чтобы пойти каждый своей дорогой. Эстель ждал брак и титул графини. А меня — мой корабль и мои ребята. Люди, за которых я отвечал и которые зависели от моих решений.

У нас на борту новые колонисты, ценные товары, а впереди — будущее. Такое, которое сумеем построить.

Первая книга окончена. Как появится вдохновение, начну писать вторую.