Глава первая

САМАЯ ОБЫЧНАЯ КОШКА…

Утро пробралось в комнату осторожно — в узкую щелочку плотных гардин, скрывающих от солнечных лучей высокую кровать с узорчатым пологом, небольшой столик, на котором притаились разные милые вещицы.

На кровати спала светловолосая девочка — раскинув руки, словно там, во сне, она летала, парила, словно маленькая птица, свободная от печали и открытая для радости.

Солнечный луч осторожно коснулся ее щеки, потом, осмелев, подобрался ближе — к длинным ресницам.

Девочка почувствовала прикосновение, но ей не хотелось просыпаться, и она сморщила носик, вздохнула, и перевернулась на другой бок.

Солнечный луч не желал сдаваться.

Он подобрался снова поближе, и пощекотал ее вздернутый нос.

Девочка чихнула, и проснулась.

— Хуже няни, честное слово! — пробормотала она, все еще не открывая глаз. — Утро еще только началось, а ты уже тут как тут!

Словно в ответ, прозвучали в соседней комнате шаги, и дверь, скрипнув, отворилась, впуская в комнатку запах свежего хлеба.

— Просыпайся, ленивица, просыпайся! День уже в мир пришел, а тебя не нашел! — невысокая женщина стояла на пороге, пытаясь выглядеть строгой. Может быть, нахмуренные брови и могли ей в этом помочь, но губы сами раздвигались — и улыбка делала его ласковым и нежным.

— Няня! — взмолилась девочка. — Правильно ли это — только глухой ночью приехали, спать улеглись, а ни свет ни заря — ты на пороге, и все солнечные лучи в ладонях принесла!

— Что же я могла утром-то тебе другое предложить: луну? — рассмеялась няня. — Луну давай-ка на ночь отложим!

— Нет уж, — проворчала девочка. — Еще бы и не хватало, чтобы ночью спать мне мешали! С вас станется!

Впрочем, она была особой непоседливой, и продолжала лежать из чувства протеста — самой ей уже хотелось вскочить с кровати, и, наскоро перекусив, отправится исследовать новое место жительства.

Поэтому она немного еще поупрямилась — хватило ей на это одной минутки, и быстро вскочила с постели.

Няня в это время уже раздвинула шторы, и девочка подлетела к окну — как была, в длинной ночной рубашке.

— Няня! — выдохнула она восхищенно. — Красота — то какая!

— Красота, — согласилась няня. — Богом созданное — все красота!

И вздохнула неожиданно грустно.

— Почему же ты печалишься? — удивилась девочка. — Словно смерть коснулась тебя ладонью!

Няня не ответила. Только рукой махнула, и проворчала:

— Мала ты еще все о ней знатью….Собирайся быстрее, завтрак на столе стынет!

* * *

Покончить с завтраком — дело сложное… Ну, скажите, кому охота есть, когда за окнами светит солнце, деревья стоят, как невесты в белых одеяниях из снега, а жизнь манит приключениями и чудесами?

— Няня, мы тут будем теперь жить? — Анна аж подпрыгнула, пытаясь получше рассмотреть в окно деревья.

— Какое-то время и впрямь будем, — подтвердила няня. И вздохнула — девочка так радовалась, и не ведала, что за ней… Ну, да ладно. Няня прогнала грустные мысли — не дай Бог, отразятся в глазах, и Аннушка что-то поймет.

— В лесу?!

— В лесу спокойнее бывает, чем в хоромах…

— Да Бог с твоими хоромами, — отмахнулась Анна. — В лесу лучше. Веселее!

Она покончила с завтраком, и умоляюще посмотрела на няню.

— Можно мне осмотреть новые владения? Ну, Нянечка!

— Какие еще владения? — нахмурилась няня. — Ты мне с княжескими причудами тут не вылазь! Тут другие хозяева — Господь да деревья со зверьем!

— Да я не о том, няня! Можно мне лес посмотреть?

Няня подумала, и решила — девочка тут в большей безопасности, чем в городе… Злые ноги в лес этот не ходят, боятся…

А если встретятся волки?

Няня посмотрела на Анну.

— А волки? — спросила она вслух. — Утащат тебя, что мне делать потом?

— Ня-ня! Я и с волками поговорю — или не знаешь?

Она нахмурилась, топнула ножкой, и капризно надула губки.

— Дитя без воздуха поблекнет, как засушенный цветок…

— Иди, дитя, — рассмеялась няня. — Только далеко не заходи! А то больше не выпущу — будешь и день и ночь со мной сидеть, к подолу привязанной!

* * *

Вырвавшись на свободу, дитя счастливо вздохнуло.

Со всех сторон поляну, на которой стоял домишко, окружали высокие деревья.

— Как красиво, — выдохнула Анна.

Словно в сказочной чаще…

Подойдя к огромному дубу, Анна ласково коснулась ствола рукой.

— Добрый день, господин Дуб, — проговорила она. — Как вам спалось сегодня? Наверное, думали, что за люди потревожили ваш покой… Давайте знакомиться, господин Дуб — меня зовут Анна.

Она пожала ветку, словно руку, и присела в реверансе.

— Счастлива познакомится с вами, господин Дуб! Надеюсь, мы еще не раз с вами побеседуем — вы ведь расскажете мне о здешних порядках?

Она пошла дальше — лес манил ее, и — странное дело! — девочка чувствовала себя в полной безопасности.

Словно поговорив с Дубом, она только что заручилась поддержкой и защитой.

По дороге она очистила от снега ель и помогла березке, склонившейся под тяжестью снежной шапки.

— Вот ведь как вас снегом занесло, — ласково приговаривала Анна. — Ну, ничего, родные! Теперь я здесь, постараюсь помочь…

Тут ее внимание привлекла белка.

Анна замерла, наблюдая за прыжками пушистого зверька, в восхищении прижала к сердцу ладошки, и прошептала:

— Милая… Какая она милая!

И побежала за ней вслед.

Белка, словно играя с обретенной подружкой, то останавливалась, то снова неслась по веткам — стоило только Анне подойти к ней ближе…

— Я устану, — смеялась Анна, раскрасневшаяся от бега. — Да и няня ругаться будет… Не велено мне далеко уходить!

— А не уходи, — отчетливо услышала Анна.

И удивилась.

— Вы кто? — шепотом спросила она.

Оглянулась, но вокруг — только тишина, да деревья…

— Подними глаза…

Анна подняла глаза.

— Какая же вы красивая! — вырвалось у нее раньше, чем она успела подумать — откуда она тут взялась?

На ветке сидела трехцветная кошка. Одно ухо было рыжим, другое черным. Сама кошка была белой, как снег, и пушистой, как облако.

Кошка смотрела на Анну умными глазами, и — улыбалась! Анна была готова поклясться, что она именно улыбается.

— Как вас зовут? — вежливо спросила девочка.

— Маргарита, — представилась кошка. — Только помни — никто не должен знать, что я умею разговаривать.

— Даже няня? — удивилась девочка.

— Няня взрослая, — ответила кошка. — Кстати, если ты заберешь меня в дом, я буду тебе очень благодарна… Знаешь, как-то холодно бывает ночами в лесу… Конечно, я иногда ночую у Виктора, но он частенько уходит на охоту…

— А кто такой Виктор? — спросила девочка, уверенная, что в лесу больше нет людей — только они с няней. — Я думала, в лесу только звери…

— Волки тоже звери, — зевнула кошка. — Хотя, честно говоря, я не понимаю, почему вы, люди, так любите вешать ярлыки… Звери. Люди. Впрочем, раз вам так нравится… Ну? Так ты возьмешь меня к себе?

— А вы ко мне пойдете?

— Если ты меня полюбишь, — сказала кошка. — Любовь самая надежная защита…

— А вы меня… полюбите? — затаив дыхание, спросила Анна, потому что больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы ее полюбила эта замечательная кошка.

Маргарита посмотрела на нее ласковыми и печальными глазами, и вздохнула:

— Ты нуждаешься в моей защите, и значит, в любви… Конечно, я тебя буду любить, пока живу.

И она спустилась к Анне на руки.

Анна прижала ее к груди, ласково погладила по нежной шерстке, и впервые за много дней почувствовала себя абсолютно счастливой.

Вокруг прекрасный лес, тихо падает снег, дома ждет няня, а в ее руках — самая чудесная в мире кошка, с таинственным именем Марго!

* * *

Няня проводила девочку взглядом, в который снова вернулась тревога.

— Что же он не едет? — прошептала она, всматриваясь в узкую тропинку, по которой они пришли сюда глубокой ночью. — Ах, зла бы не случилось… Ты, Господи, не подпускай к нему зло. Защити его, Господи!

Чтобы отвлечься от плохих мыслей, няня занялась делами — то за метлу схватится, то начнет перины взбивать, а только каждую минуточку возвратится к окну, и тяжело вздохнет…

Но вот послышалось недалеко лошадиное ржание, и знакомый голос произнес:

— Тихо, Канат. Княженку разбудишь…

— Слава Богу, — выдохнула няня, и бросилась навстречу высокому, светловолосому красавцу.

— Уж и не чаяла я тебя дождаться, голубчик…

— Куда я денусь, — рассмеялся гость. — Знаешь же, мама, только за вас с княжной душа болит… Остальная жизнь пасмурная, как осеннее утро.

— Плохо в городе?

— Хуже не бывает, — выдохнул он. — Принимай гостей — кого смог, спас. Княгиня Елена с ума сошла словно — даже козы ей врагами стали! Ах, кабы не явился в злой час этот волшебник!

— Да он не при чем, — отмахнулась няня. — И какой он волшебник? Отшельник он…

— Нет бы ему промолчать-то, — не унимался ее сын. — Пришлось бы вам теперь прятаться по лесам, кабы смолчал?

— Правда всегда нужнее, да и вряд ли Елена Аннушку в живых оставила… сам знаешь, как наше солнышко зверье любит! Так говоришь, зло пришло в город?

— Пришло, матушка! — вздохнул он. — Елена княжит теперь… Князя же не видал никто. Может, и нет его в живых! Холод могильный в городе, да радуются разбойники, потому что им свободу дали… Одни попойки целыми днями да грабежи! Худшее умолчу, пугать тебя не буду…

— Как же люди? — сокрушенно выдохнула няня.

— А что же они смолчали-то? Вот и получают заслуженное… Когда Светлого Ангела на их глазах в оковах везли, никто слова не сказал!

— Страх в душе — как болезнь, — сказала няня. — Разве ты за болезнь человека судить станешь? Не тому я тебя учила, Андрей!

— Знаю, матушка… Только и в моей душе страх. Вот с вами, в лесу, — словно душа оживает, а стоит к городу подойти — черным в глазах все становится… Ноги замирают, идти не хотят.

— Не уходи.

— Не могу. Страх — его побеждать надо. Только Каната вам оставлю — боюсь за него! Пока Елена распорядилась только бесполезных животных извести, а полезных себе забирает, в рабство… Канат же мне больше брата, как я его в рабство отдам? Да и вам с ним спокойнее будет…

Не понравились няне речи Андрея. Словно прощался он с ней навеки — но она сдержала слезы, подступившие к глазам. Не ослабляй душу страхом, приказала она себе.

— Как же ты к нам доберешься? — только и спросила она, уже зная истинный ответ.

— На ногах проще, — ответил он. — А может, на крыльях прилечу…

И засмеялся грустно. Поднял голову, украшенную золотистыми кудрями, и долго-долго смотрел в небеса — словно выбирал место для себя на одном из плавно проходящих облаков.

— Как корабли под парусами, — мечтательно выдохнул он. — Все плывут куда-то, в чертоги светлые… К Светлому Богу…

И стряхнул с себя печаль, обернулся к няне.

— Прощай, матушка! Княжну сбереги Даст Господь, и в наши края весна вернется!

И, не обернувшись, пошел обратно — в Город, исполненный тьмы…

* * *

Маленький цветок откроет железную дверь…

Ах, зачем ты только сказал это, отшельник? Сколько бед обрушилось из-за твоего пророчества…

Андрей шел, стараясь не оглядываться — словно взгляд назад мог выдать его.

— И почему мне кажется, что княгиня на меня всегда смотрит? — усмехнулся он, покачав головой. Словно наваждение…

Ему и на самом деле казалось часто, что княгиня не отходит от него ни на шаг — только одно место от нее скрыто.

Лес.

Но сейчас Андрей уже покинул его, и шел по дороге. Появились первые домишки — перекошенные и враждебные. До чего же мир дошел, если лес кажется самым безопасным местом, — вздохнул про себя Андрей.

Дома были заперты, и пустынны — словно и не было в них никого.

Только княгиня Елена и ее верные псы…

— Не стану собак обижать. Это сами они себя зовут псами.

Знал Андрей им имя, но помнил и строгий наказ матери — никогда не называть человека бесом. А Еленина гвардия — как ни посмотри, все таки состояла из людей.

— Да люди ли они? Может, и впрямь бесы?

Он уже прошел по улице, где царила жуткая тишина — ни лая собаки, ни ржания лошади… Уж о кошках и говорить не приходится. Что там кошки — Елена повелела и птиц всех извести. Какие успели — в лес подались.

— Вот и княженка, словно птичка, — улыбнулся про себя Андрей, вспомнив хрупкую светловолосую девочку.

Маленький цветок…

Город уже возник перед его глазами, пытаясь обмануть его роскошными хоромами, украшенными светлыми, красочными витражами.

Что толку в витражах, если в душах темно и пусто?

Только из харчевни доносились пьяные голоса — это псы праздновали новую победу.

Никогда еще Андрей не думал, что тишина может быть такой пугающей!

— А все-таки пока жив тут хоть один человек, город не мертвый, — прошептал Андрей, и, оглянувшись, перекрестился на то место, где еще вчера был крест, зовущий в небеса.

Теперь на этом месте ничего не было — только остов сгоревшей церкви, но Андрей на одно мгновение увидел — крест словно сплелся из белоснежных облаков, явился на минуту.

— Не оставил Ты нас пока, Господи, — вздохнул Андрей, и пошел дальше.

Теперь, после чудесного видения, и на душе стало легче.

* * *

Княгиня сидела, уронив изящную, унизанную драгоценными перстнями, руку на колени. Лицо ее было задумчивым, отстраненным, словно она находилась сейчас далеко отсюда — и можно было бы даже назвать это лицо прекрасным, если бы не упрямая, жестокая складка возле губ.

— Привыкаете к трону, княгиня?

Голос вырвал ее из заоблачных высей, она вздрогнула, и обернулась.

Миндалевидные, темные глаза обрели жесткость. Словно вернулись злые чары, и красавица померкла.

— Ах, это ты… — молвила княгиня, узнав вошедшего. — Твои шутки способны унизить любого…

И, нахмурившись, топнула ножкой:

— Такова ли благодарность за то, что я вызволила тебя из темницы, Ариан? Сам подумай, что бы делал без меня?

— Так ведь и тебе не быть княгиней без моей помощи, — усмехнулся он. Глаза вспыхнули недобрым огнем.

Княгиня невольно отшатнулась, когда он приблизил к ней лицо — о, как Ариан смахивал на ворона! Нос словно заострялся книзу, как клюв, а мелкие глаза смотрели хитро и мудро.

Точно насквозь меня видит, подумала она.

— Вижу, княгиня, — прошептал Ариан. — Знаешь, что вижу… Боишься меня. Вся трепещещь — как осина на ветру… Та ли это Елена, что мир хотела переделать себе в угоду? Та ли княгиня, перед которой отпетые разбойники ниц падают? Как же ты меня боишься, коли я твой единственный друг?

— Какой ты друг, — пробормотала Елена, высвобождаясь. — Любой из псов больше друг, чем ты…

— Ах, княгиня, не говори вещей неразумных…

Он отошел в сторону, налил себе вина, и уселся напротив нее в кресло — только вот Елене казалось, что это он, Ариан, сидит сейчас на троне, а она…

Нет, мысли глупые, — сказала она себе. — Разве не могу я от него избавиться в любое мгновение, как только добьюсь желаемого?

— Нет, княгиня, и думать об этом прекрати! — рассмеялся Ариан добродушно. — Я тоже хочу власти… Твоя власть поделится с моей, только тебе нужен один этот город, а мне…

Он замолчал, ушел в свои мысли — только улыбка на губах змеилась, делая Ариана похожим на черного ворона еще больше.

— Тебе нужен мир, — вздохнула княгиня. — Это не со мной спорь…

— А я и не спорю… Я одно тебя спросить хочу.

Его взгляд стал жестким и злым.

Он встал, подошел к Елене, наклонился, и прошептал:

— Как же ты могла упустить девчонку, княгиня?

Елена съежилась внутри, но постаралась не показывать свой страх — вскинула глаза и дерзко улыбнулась.

— Я человек, Ариан. Я могу позволить себе ошибиться… Я могу не справиться с Богом.

Она оттолкнула Ариана, и поднялась.

Ее движения были плавными и изящными.

Подойдя к окну, Елена остановилась, и оглянулась.

Ариан стоял, слегка наклонившись, и только глаза сверкали из-под кустистых бровей.

— А ты, Ариан? — усмехнулась Елена. — Получается, и тебе не всегда удается перехитрить Его?

И, пока Ариан молчал, она резко развернулась, звонко рассмеялась, и собралась уже покинуть комнату.

— Ты бы убрала свою гордыню, княгиня, — проговорил ей вслед Ариан. — Что не говори — а без меня тебе не управиться…

Услышав его слова, она остановилась.

— Да, Ариан, мне без тебя не управиться, — вздохнув, согласилась она.

— Давай мириться, княгиня…

— А я и не ссорилась с тобой, — сказала княгиня, и на лице ее не было и тени улыбки. — Зачем?

Сначала ты поможешь мне раздобыть этого черного истукана, — без труда прочел он ее мысли. — А там посмотрим, кто кого!

Ариан даже бровью не повел, чтобы не показать ей, как глубоко он научился проникать в Еленины мысли.

Да и что трудиться, если мысли не глубоки, — подумал он.

* * *

От кошки исходило доброе тепло, и Анна невольно прижалась щекой к ее шерстке.

— Как хорошо, что ты пришла ко мне, Марго! — прошептала девочка.

Кошка мурлыкнула.

— Как? — удивилась Анна. — Ты больше не разговариваешь?

Она остановилась, и посмотрела в кошачьи глаза. Ей показалось, что она подмигнула ей.

— Показалось, — грустно вздохнула Анна. — Может быть, мне вообще все почудилось — не зря няня говорит, что я не различаю фантазии и реальную жизнь…Ты обычная кошка, вот только как ты оказалась в лесу? Ну, да неважно…

На пороге дома уже ждала ее няня.

— Взгляни, — бросилась к ней Анна. — Я нашла ее тут, в лесу.

Няня рассеянно кивнула, словно не было ничего удивительного в том, что кошка нашлась в лесной чаще. Мысли ее были далеко отсюда — там, за большими деревьями, за дорогой — в городе, куда час назад ушел ее сын.

— Надо накормить ее, няня, — попросила девочка.

Няня бросила в сторону города последний взгляд, рассеянно погладила по голове Анну, потрепала кошку, которая мурлыкнула в ответ.

— Пойдем, покормлю… — улыбнулась она. — Кошки — они к счастью… Особенно трехцветные.

Как-то странно посмотрела кошка на няню — прямо в глаза, долго и внимательно. Или показалось? — подумала та, всматриваясь в ее изумрудные глаза.

Показалось, — отчетливо услышала она ответ внутри себя.

Да что за наваждение?

Няня встряхнулась. Кошка свернулась у нее на руках. И мурлыкнула, как самая обычная кошка.

— И как же ты в лесу оказалась? — ласково погладила ее няня. — А если бы нас не нашла? Разве это дело — домашней кошке быть в лесу?

А я всегда нахожу то, что искала, — снова получила няня мысленный ответ.

Ну, дожила, старая… Не хуже княжны выдумщицей становлюсь!

— Няня! Что ты замешкалась? — услышала она звонкий голосок княжны. — Пойдем быстрее!

Она стояла на верхней ступеньке, держа в руках блюдечко с молоком.

Светлая, как лучик солнца, и — беззащитная, как маленький птенец…

— Только на нас с тобой теперь надежда, — шепнула няня кошке. — Не справимся — пропадет наша княжна, а вслед за ней и светлый мир потемнеет…

Кошка ничего не ответила.

Только посмотрела на няню, и спрыгнула с ее рук, побежав к девочке.

Значит, почудилось, — вздохнула няня ей вслед. — Самая обычная кошка…

* * *

За последний месяц Андрей успел возненавидеть ночь. Это раньше ночь была ласковой да нежной, давала усталому Андрею отдых, а теперь…

Каждый звук напоминал ему шипение змеи. Словно дом был окружен гадами ползучими, а не людьми.

Да и можно ли было назвать теперь жителей города людьми?

Те, кто еще не поступил на службу к Елене, прятались по домам, за плотными ставнями, а если и выходили на улицу, старались пройти быстро, пряча глаза. Чтобы никто не увидел, сколько в них страха…

А страх уже не помещался в душах, выплескивался, заполнял собой весь мир…

— Сделаю, что должен, и уйду в лес, — подумал Андрей.

Дом его теперь стал пустым и безжизненным — только лампадка в углу горела, освещая Божий лик, только в глазах у Бога было столько печали и грусти, что Андрей начинал чувствовать себя виноватым — здоровый, сильный, молодой парень ничего не мог поделать!

— Попытаться я должен, — проговорил Андрея, словно испрашивая у Бога позволения. — Может, она и не человек вовсе…

Он достал из потайного ящика предмет, завернутый в нянин платок. Прижал к груди.

— Благослови, Господи…

Нежный, голубой свет озарил темную комнату.

Андрей, не ожидавший чуда и потому испугавшийся его даже больше, чем боялся собственной судьбы, невольно закрыл глаза рукой, в которой еще держал платок, и спросил:

— Кто ты? Неужели сам Господь…

— Перестань, Андрей, — услышал нежный, женский голос. — Господь смотрит на нас, но исправить содеянное зло должны сами люди…

Он открыл глаза.

Женщина, стоявшая посередине комнаты, показалась ему необыкновенно красивой.

Прекрасные рыжие волосы спадали по плечам, окутывали их, словно меховой воротник. В зеленых глазах сверкали огоньки, будто изумруды. Белая накидка с черной меховой оторочкой казалась Андрею мантией королевы.

— Кто ты? — повторил он.

— Погоди, — остановила его прекрасная незнакомка. — Всему свой черед, и ответам на вопросы — тоже. Сначала отложи кинжал. Злом зла не исправишь… Только любовь способна защитить и спасти. Обещай мне, что не преступишь закона…

— А если преступлю? — усмехнулся Андрей.

Сейчас, когда восхищение чудом прошло, он не мог запросто расстаться с планом, который казался ему истинным спасением.

Ведь зло заключено в Елене…

— Если бы в ней, — грустно покачала головой красавица-гостья.

Она опустилась на скамейку — Андрею показалось ее грациозное движение странным, кошачьим.

Она, словно поймав его мысль, улыбнулась едва заемтно, да изумруды в глазах вспыхнули поярче.

— Так что будет, если я преступлю? — снова спросил Андрей.

— Станешь преступником, — пожала плечиками прекрасная барышня.

— Вокруг меня зло бесчинствует, — начал Андрей. — Люди на улицу боятся выйти — везде праздник разбойников и душегубов! Князя больше нет, а пресветлая княжна в лесах прячется! Посмотри на улицу — май месяц, а земля снегом и льдом покрыта, будто застывшими слезами! Разве преступное дело — казнить злодейку?

— Я думала, глупа лишь Елена, — усмехнулась гостья. — А ты тоже глуп! И к тому же — глух ты, Андрей! Войдешь в княжеские хоромы с кинжалом — два пути будет у тебя. Или станешь преступником, или погибнешь!

Она поднялась, и дотронулась до его руки.

Нежная, словно кошачий мех, удивленно подумал Андрей.

— Ты добрый человек, Андрей! — мягко проговорила она. — Подумай-ка сам, отдашь свою жизнь по-глупому, а одним добрым человеком в мире станет меньше! Мир потускнеет… Но мне некогда разубеждать тебя… Ночь кончается, пора уходить обратно. Тело днем без души не может…

— Так ты душа, — выдохнул Андрей. — Чья же?

Она рассмеялась — словно мурлыкнула ласково. Подошла к Андрею, дотронулась до его щеки. Вздохнула тихонько — едва слышно, и проговорила, уже обернувшись от окна:

— Я — обыкновенная кошка, Андрей! Всего лишь кошка…

А потом — растаяла в воздухе, словно облачко, оставив Андрея одного, с воспоминаниями о ней.

И лишь когда забрезжил в окне рассвет, Андрей очнулся. В его руках по-прежнему был кинжал.

— Приснилось, — пробормотал он.

Утро вступило в город, и все ночные сны растаяли, оставив привкус безнадежности.

Андрей поднялся, умыл лицо леядной водой, и шагнул к порогу.

Помни, или станешь преступником или погибнешь…

Голос прошелестел за спиной, как падающий с дерева осенний лист.

Андрей обернулся.

Никого не было в комнате.

— Что ж, какова судьба, такую приму, — усмехнулся он, и ступил за порог.

 

Глава вторая

ПРИНЦ БРОДЯГ И ВОРОВ

— Просыпайся, Принц!

Ах, до чего же ему не хотелось возвращаться из своего Царства! Царские покои под воздействием пинка рассыпались, как карточная колода.

Превратились в скрипящую телегу.

— Дальше не поедем. В этот Город только безумец, вроде тебя, пойдет…

Хелин вздохнул, и открыл глаза.

— Прости, парень, но дальше мы не поедем, — повторил старик. — Тебе тоже не след, но разве молодость и дерзость переубедишь?

— Глупость, отец, — расхохотался тот, кто пнул светловолосого мальчишку, вырывая его безжалостно из объятий сна. — Парень глуп, если хочет туда… Конечно, ежели ты таков, каким тебя нарисовали, там тебе самое место… Лихой город, для воришки самое место.

— Я не крал еду, — угрюмо проворчал Хелин. — Я взял взаймы…

— Да уж взаймы! Молчал бы лучше, — проворчал парень.

— Я хотел есть!

— Попросил бы, — ответил парень, и выкинул узелок с нехитрым скарбом юного бродяжки.

— Я никогда ничего не прошу, — упрямо и дерзко посмотрел ему в глаза Хелин.

— Ни дать ни взять, королевич! — расхохотался возница. — Ладно, некогда нам тут с тобой разговаривать… Если повезет, выберешься из города живым. Но на твоем месте я бы пошел туда…

Он взмахнул кнутом в сторону леса.

— Иногда с волками проще договориться, чем с людьми.

Хелин невольно посмотрел в сторону леса.

Ну, нет… Только сумасшедший отправится по доброй воле в лес, к волкам… Каковы бы не лихие, а люди лучше.

— Обойдусь без твоих советов, — отрезал он, поднял с земли узелок, и пошел по дороге.

— Эй! Погоди…

Хелин остановился.

Старик, укоризненно посмотрев на сына, слез с телеги, и медленно подошел к мальчику.

— Может быть, поедешь с нами?

— Нет, — мотнул головой Хелин. — И сам знаешь, что не поеду… Ни к чему мне быть с вами. Меня звезда ведет, а вы, как рабы живете…

— Куда заведет тебя твоя бродяга-звезда?

— Куда-нибудь да приведет, — усмехнулся Хелин. — Может, я и взаправду королевич?

— Глупый ты, — грустно сказал старик. — Но разве такого упрямца переубедить?

Он поднял руку, и перекрестил паренька. Потом коснулся мягко его лба губами.

— Ступай, да пусть Господь тебе поможет…

— Найти свое королевство, — захохотал за спиной его сын. — Поехали, отец. Мороз крепчает…

— Прости, — прошептал старик. — Пошли тебе Бог добрую душу…

И телега, скрипя, отъехала прочь, оставив Хелина посреди дороги.

Мороз и вправду крепчал. Хелин запахнул поглубже изношенную курточку, и бросил еще один взгляд в сторону леса.

— Нет, — покачал он головой. — Сгинуть я всегда успею… А что люди про Город говорят — выдумки!

Развернувшись к лесу спиной, он быстро зашагал в сторону города, приближаясь к нему все ближе и ближе.

— Что за бесовщина? — пробормотал Хелин, когда показались первые дома. — Не чума ли тут царствует?

Город напоминал ему царство мертвых. Ни голосов детских, ни криков петушиных… Казалось, и птицы все вымерли.

Да и с каждым шагом Хелину становилось не теплее — наоборот, словно холод пробирался все глубже и глубже, и куртка больше не спасала.

Ему теперь захотелось вернуться, лес вдруг начал казаться более уютным, чем этот насквозь промерзший город, в котором, похоже, не было ни одной живой души…

Он оглянулся.

— Нет, — пробормотал он, смахнув слезы. — Может, тут я найду то, что ищу… Да и поздно уже возвращаться…

Он подошел к одному из старых домишек, и стукнул в ворота.

Калитка скрипнула, и распахнулась.

Хелин осторожно ступил во двор.

Как будто и впрямь унесла жителей дома чума… Тихо было во дворе, как на погосте.

Только дверь болталась, послушная ветру, и скрипела — точно плача и жалуясь на одиночество.

Или — хозяев оплакивала?

Преодолев страх, Хелин вошел в дом.

— Есть тут кто? — спросил он.

Голос прозвучал гулко, отозвался эхом в пустоте комнат.

Дом был пуст.

— Ну, что ж…

Хелин вздохнул, снял с плеча свою торбу, и присел на скамью.

— Может быть, тут жутко, как на погосте, и пахнет смертью изо всех щелей, но по крайней мере тепло, — проговорил он. — А повезет — и еда найдется…

Несмотря на то, что он пытался говорить весело, голос звучал уныло.

И все-таки Хелину было не привыкать к неудобствам и опасностям. Поэтому он зажег огонь в печке, и уселся, пытаясь согреть заледеневшие руки.

Калитка во дворе продолжала скрипеть, напоминая Хелину звон погребальных колоколов.

Надо осмотреть город, подумал он, прижимаясь к теплой печке. Впервые за эти дни ему стало тепло. Сон побеждал все другие желания.

— Вот когда захочу есть, тогда и пойду, — решил он, и сомкнул веки, отдаваясь во власть сну.

* * *

Прижимая к сердцу кинжал, Андрей поднимался по высокой, витой лестнице.

Словно меня тут ждут, — усмехнулся он, когда один из псов, бросив на Андрея хмурый взгляд, тем не менее отворил дверь, впуская его в княжеский терем.

Когда-то не было хором светлее княжеских, грустно подумалось Андрею. Но теперь — словно ветром и снегом замело комнаты тоской и печалью.

Дверь за дверью открывал Андрей, ступая по расписным коврам.

— Здравствуй, Андрей…

Ее голос прозвучал в тишине, как удар хлыста.

Андрей невольно вздрогнул, и поднял глаза.

Елена стояла, облокотившись одной рукой о трон.

— Все-таки решился?

Он промолчал в ответ.

Она и не ждала ответа. Рассмеялась, и подошла к Андрею, протянув руку ладонью вверх.

— Если решился меня убить, убивай… Не медли! Что же ты застыл, как идол на поляне Проклятых?

Он словно вспомнил, зачем пришел, и взмахнул кинжалом, целясь ей в грудь.

Глаза их встретились.

Как две дороги, пересеклись взгляды.

Она смотрела насмешливо, он — с ненавистью.

— Ну? — тихо проговорила она. — Что же ты медлишь? Или боишься увидеть, что кровь у меня — такая же, как твоя?

Он опустил кинжал — и она вздрогнула, словно не повисла безвольно его рука, а ударила ее.

— Нет, княгиня, не могу… Ты человек. Дурной, глупый, но — убив тебя, я умножу зло…

Он бросил кинжал, и пошел к выходу.

Елена взмахнула рукой, и словно из-под земли выросли псы.

— Ты не выйдешь отсюда, Андрей, — сказала она. — Разве ты не знаешь, что попытка убить княгиню ведет в подземелье?

— Знаю, — улыбнулся Андрей.

— Тогда зачем? — выдохнула княгиня. — Объясни мне, зачем?

Сейчас Андрею показалось, что она стала такой же, как раньше — когда привез на коне хрупкую смуглянку князь, и только глаза запомнил Андрей в тот миг — огромные, как у испуганной лани, и темные, как уголь.

— Обжегся я уже однажды о твои глаза, княгиня, — тихо прошептал Андрей. — Теперь стал другим… Сердце мое ослепло, и чары твои не тронут его…

— Все-таки помнишь, Андрей…

Княгиня подошла еще ближе, остановилась и попросила:

— Так поцелуй свою княгиню, Андрей… В память о той, которую князь привез в город два года назад…

— Себе на погибель спас тебя тогда Князь, усмехнулся Андрей, и отодвинулся.

Словно огонь, вспыхнули княгинины глаза. Занесла она руку для удара, но Андрей перехватил руку, и поднес к губам.

— Прощай, княгиня, — шепнул он. — Жаль мне тебя, потому что ты в оковах более страшных, чем мои… Но помочь тебе никто не сможет. Прощай…

Развернувшись, он пошел прочь, оттолкнув плечом выросшего на пороге пса.

— Ты идешь навстречу смерти! — воскликнула Княгиня.

— Знаю, — кивнул Андрей, но не остановился.

Даже смерть лучше рабства твоего, Княгиня, — подумал он. — Даже смерть…

Она стиснула руки, пытаясь приказать своему сердцу замолчать. Больше всего мне хочется остановить его, подумала она.

— Ты отпускаешь его, княгиня?

Елена вздрогнула. Ох, Ариан, снова ты подкрался, неслышный, как змея…

— Отпускаю, — кивнула она.

— Чем же он отличен от других?

Ариан не скрывал злобы.

— Он? Ничем, — покачала она головой. — Но он может привести нас к девчонке…

Ариан промолчал.

Нет, я не поверю тебе… Но сделаю вид, что это так.

— Склоняю голову перед твой мудростью, Княгиня, — произнес он вслух.

И, усмехнувшись, так же неслышно покинул комнату через потайную дверь.

* * *

Хелин шел по заснеженному лесу, один, раздвигая руками ветки, чтобы они не царапали лицо.

Там, впереди, светила Луна, и ему казалось, что благодаря ей он отыщет путь к своей отчизне.

Ему казалось, что до Луны осталось сделать несколько шагов, но каждый раз, когда он приближался к ней, Луна отплывала. Словно играла с ним, и улыбалась немного по-кошачьи сощурив глаза.

Становилось все темнее и темнее, а лес уже превратился в непроходимую чащу. Хелин стиснул зубы, и двинулся дальше.

— Там болота…

Он обернулся. Голос прозвучал так ясно, словно рядом кто-то находился.

Нет. Померещилось…

Это ветер играл с ветвями, и они словно перешептывались.

— Не ходи туда, не ходи! Там — болота…

— Там Луна, — ответил Хелин.

И продолжал свой путь, упрямо смотря на Луну, которая продолжала заманивать его все глубже в чащу.

Внезапно он остановился, прислушался.

Неужели снова ветер играет ветвями?

Нет…

Это ребенок плачет, зовет тебя на помощь…

Хелин огляделся, пытаясь определить, откуда доносится детский плач.

Снова было тихо, даже деревья перестали шептать ему глупости про болото.

Он щагнул туда, где только что плакало дитя.

— Не бойся, маленький, — пробормотал он. А сам подумал при этом — глупости, Хелин! Ты и сам-то Бог весть как выбираться будешь, а с дитем?

Ну, не оставлять же его на съедение дикому зверью…

— Стой! — услышал он хриплый окрик. — Тут кто-то есть…

Он вздрогнул.

Голос был мужским, хриплым и Хелину он совершенно не понравился.

Он встрепенулся, открыл глаза.

Сон, — вздохнул он с облегчением, оглядываясь.

За окном уже сгущались сумерки. Хелин проспал целый день, что же удивительного, что теперь ему всякая жуть мерещится?

Огонь в печи догорел. Но печь еще хранила пока остатки тепла.

— Погоди, — снова услышал он голос. — Вроде не должно быть никого…

Хелин отполз в темноту, чтобы его не было видно — голоса эти ему не понравились. Такие он уже слыхал, и по опыту знал, что чаще всего такие хриплые голоса бывают у душегубов.

— Да кто тут останется? — рассмеялся второй. — Все книжники отправились в дальние края… Разве не своей рукой ты туда их отправил? Пойдем, темнеет уже…

— И в самом деле, — ответил хриплый. — Видать, перебрал вчера… Вот и мерещатся мне призраки.

— И я говорю — в этой части города только призрак встретить можно!

Хелин дождался, когда их шаги стихнут, и только тогда вылез из укрытия, все еще боясь дышать — словно они были еще недалеко, рядом.

Да и какое-то время ему казалось, что осталось их дыхание, как тени, спрятались по углам — и следят за каждым Хелиновым движением.

— Это же люди, — напомнил он себе. — Ты так хотел встретить людей, и боялся тишины. Что же теперь спрятался?

Ответ на этот вопрос Хелин дал себе сразу. Некоторые люди страшнее тишины… И то, что только что рядом с ним побывали люди лихие, злые, он почувствовал сразу.

Это ведь сразу ясно — когда дыхание вдруг ни с того ни с сего становится прерывистым, и в душу входит страх — разве будешь сомневаться, что рядом с тобой находится Зло?

— Что не говори, а загадку узнать надо… Не могу же я до самой старости сидеть тут, все равно ведь придется выйти…

Хелин произнес эти слова бодрым тоном, словно самого себя пытаясь убедить, что страхи его беспочвенны. Город как город… Узнает, что произошло с этими загадочными книжниками, найдет еду, а повезет — так и работу… До конца зимы перекантоваться тут он сможет.

Зимой ведь что главное?

Чтобы было тепло… А тут — вон сколько домов, и даже запасы дров сохранились…

— Точно эти книжники ушли из Города внезапно… — пробормотал он.

Или — их отсюда выгнали?

Вторая мысль была еще страшнее и непонятнее, но избавиться от нее Хелин так и не смог.

— Или их — уничтожили? Убили?

Ах, до чего вдруг стал холодным ветер! Точно волк раненый завыл под окном, и заметался по улице, ища спасения!

Хелин поежился.

Да еще журавль на соседнем колодце заскрипел так жалобно, словно заплакал, а дверь, вторя ему, хлопнула.

Хелин вскочил. Оставаться в этом месте было не по силам!

Он выскочил на улицу, и быстрыми шагами пошел прочь, несмотря на то, что темнота становилась все гуще, а ветер все сильнее.

Лишь бы не оставаться в этом проклятом месте, думал он, почти бегом покидая свое убежище…

Вьюга бежала за ним вдогонку, как исполинского роста белый волк, бросалась под ноги, точно пытаясь остановить, и тревожно пела:

— Не ходи туда, остановись, Хелин! Как же ты доберешься до своего Лунного королевства?

Словно я еще во сне, подумалось Хелину, когда он поднял глаза.

Поднялась уже на небеса Луна, словно королева, взошедшая на трон.

— Не пугайте меня, — попросил Хелин. — Пожалуйста…

Он смотрел на кошачье лицо Луны, словно искал у нее поддержки.

Она же была грустной и мудрой.

Но, словно по ее велению, ветер стих, вьюга прекрастилась, и перед Хелином засиял огнями город.

— Слава Богу, — выдохнул Хелин.

Из ближайшего дома доносились человеческие голоса.

Он посмотрел снова на небо — но Луна скрылась за темным облаком.

Значит, все происходящее со мной было вызвано усталостью, и только! — приободрился Хелин. — Это нормальный, обычный город… И мне ничего тут не угрожает.

На душе стало спокойнее.

Он подошел к воротам, стукнул в дверь.

Конечно, мне могут не открыть, время позднее, — думал он. — Но как приятно будет услышать нормальный человеческий голос, утопить в его звуке давешний страх!

Дверь открылась.

На пороге стояла женщина и на ее круглом, добродушном лице застыла улыбка.

— Здравствуйте, — улыбнулся ей Хелин.

Она продолжала молчать, и Хелин повторил:

— Здравствуйте… Я голоден… Не скажете, где можно перекусить?

Женщина махнула в сторону огромного дома, расцвеченного огнями, как рождественская елка. И так же молчаливо захлопнула перед его носом дверь.

Не очень они тут приветливы, но все-таки это нормальные, обычные люди, — думал Хелин, направляясь в сторону веселого дома.

Да и кто будет приветливым, если в твой дом стучат ночью, — поспешил он оправдать женщину, вспомнив про недавний визит разбойников.

Он поднялся по ступенькам, и толкнул массивную дверь.

Сейчас я узнаю об этом Городе побольше, — подумал он, с наслаждением втягивая запахи жареного мяса и вина. — Вон как тут весело — все хохочут, и поют песни!

Правда, когда он ступил за порог, в харчевне наступило молчание. Сотни пар глаз уставились на Хелина с недоумением.

Он открыл глаза, и невольно подался назад.

Есть и разговаривать ему сразу расхотелось.

Более того — больше всего на свете ему сейчас хотелось убежать. Потому что ничего хорошего ему эти глаза не обещали.

Сомневаться не приходилось — Хелин попал в разбойничий притон!

* * *

Он шагнул назад, оступился, и с ужасом почувствовал, как падает.

Попытался ухватиться за стену, но, когда рука дотронулась до нее, он с ужасом отдернул руку — стена была покрыта бурыми пятнами.

— Кровь, — подумал Хелин.

Теперь он стоял на четвереньках, как бездомный пес, прижался к полу, ожидая удара.

Хохот взорвал тишину.

Хелин попытался подняться, но не смог.

Кто-то пнул его тяжелым сапогом под ребра.

От боли в глазах потемнело.

— Киньте ему кость, — услышал он гнусавый голос.

Теперь, словно стая шакалов, вся разбойничья братия хохотала, швыряла в мальчишку костями — он только и успевал прикрывать локтем лицо.

Он снова попытался подняться с пола, и на этот раз у него получилось.

Теперь он наконец-то снова мог открыть глаза — хотя объедки все еще летели в него, и больше всего на свете хотелось ему сейчас убежать от пьяных холопов, вошедших в раж от сознания своей безнаказанности, но, словно наяву, услышал он голос Этана. Ты дойдешь до края Луны, и получишь свое королевство, мальчик… Только помни — никому нельзя унижать брата… А если попытаются унизить тебя, вспомни о том, что ты королевич… Смерть лучше унижения!

Хелин выпрямился, и дерзко посмотрел в узкие глаза разбойничьего атамана.

Атаман усмехнулся, принимая вызов, и сказал:

— На меня так смотреть нельзя…

Хелин расслышал в его голосе угрозу, но только улыбнулся.

Смерть лучше унижения…

— Убери свой взгляд, — тихо прошелестел голос рядом. Хелин обернулся.

Старик старался держаться в тени.

— Они убьют тебя, — снова прошептал старик, пытаясь остаться незамеченным для остальных. — Даже я при них глаза прячу…

— Ты прячешь, а я не стану, — ответил Хелин.

И шагнул к столу.

Рука атамана метнулась к кинжалу.

Даже из-под меховой оторочки на шапке, почти скрывающей скуластое лицо, Хелин приметил страх в узких щелочках глаз.

— Ох, глупый мальчик, какой глупый! — тихонечко запричитал старик за спиной тоненьким голосом. — Даже Жрец не связывается с Растаманом! Он тебя убьет, убьет…

— Ты унизил меня, холоп, — тихо и внятно произнес Хелин, глядя в глаза обидчику. — Я не люблю, когда меня унижают!

Ярость прогнала страх.

Хелин вдруг почувствовал, что ему все равно. Даже если он сейчас погибнет — он сделает это как человек, а не как шакал.

— Вот ведь как, — не унимался за его спиной старик. — Пойдешь перекусить — и что же?

— Замолчи, — приказал Растаман, поднимаясь с места. — От твоих стонов тошно…

Теперь он приблизился к мальчику, и Хелин с удивлением обнаружил, что этот грозный Растаман невелик ростом. Более того — Хелин назвал бы его щуплым, и теперь окончательно понял, на кого он похож.

На крысу.

Даже высокая меховая шапка показалась ему сейчас крысиным мехом.

— Я ведь убью тебя, — ухмыльнулся разбойник. — Или ты не знаешь, что мне перечить нельзя? Даже Великая не решается спорить с Растаманом…

— Я не Великая, — ответил Хелин. — А убить меня ты можешь, не спорю… Только лучше умереть, чем жить так…

— Как? — прошипел Растаман.

— Как КРЫСА в норе, — усмехнулся Хелин.

Словно угадал!

Растаман тут же сжал побелевшими пальцами кинжал, и из глаз-щелочек полыхнули черные молнии.

— Как ты сказал? Кры-са? — зловеще прошептал он.

Даже разбойники притихли, словно и в самом деле не было на свете ничего страшнее Растаманова гнева.

Только старик за спиной всхлипывал, сжавшись в углу, и закрыв голову, словно это его сейчас ударит Растаман кинжалом…

— Что же ты, только и можешь воевать с безоружными мальчишками? — раздался за спиной Хелина насмешливый голос.

На плечо легла тяжелая рука.

Хелин обернулся.

За его спиной стоял молодой светловолосый мужчина, высокий, как исполин, и широкий в плечах.

Рядом с ним Растаман окончательно потерялся, съежился, и только глаза сверкали лютой злобой.

Ну, вылитая крыса! — подумалось Хелину.

— Если ты хочешь боя, Растаман, я сражусь с тобой, — спокойно ответил вошедший. — Но я думаю, ты боишься меня… Ты только неоперившихся птенцов горазд задирать…

— На твоем месте я бы поостерегся, — прошипел Растаман.

— Чего мне стеречься? Тебя? Или твоих псов? Зачем вы собак обидели? Куда больше похожи вы на шакалов, или на крыс…

Словно нарочно задирал светловолосый великан Растамана!

Усмехнувшись, повернулся спиной, и сказал Хелину:

— Пошли… Найду чем тебя покормить. Растаман сам на хлебах, вот и ведет себя подобно рабу… Холоп всегда останется холопом!

Растаман снова замахнуся кинжалом, но вдруг остановился. Нехорошая улыбка раздвинула его тонкие губы, и он пробормотал:

— Я подожду… Придет твой час, Андрей! Страшный он будет для тебя. Нет, от моего кинжала твоя гибель будет слишком легкой. Я подожду…

 

Глава третья

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

Огонь уютно горел в печи, на столе стоял свежевыпеченный хлеб, да кувшин козьего молока…

Анна задумчиво смотрела на огонь, поглаживая кошку, свернувшуюся клубочком на ее коленях.

Ах, как танцевали огоньки, и звали Анну с собой — топнуть ножкой и пуститься с ними в пляс!

Анне казалось, что она слышит музыку — и сами огоньки вдруг обрели форму, как крошечные эльфы с крылышками, водили хоровод… Вот самый крошечный с дудочкой вышел в центр круга, и — огненные эльфы притихли, угомонились… Музыка зазвучала грустная, и Анне стало грустно, но — и хорошо… Почему все красивое всегда печально? — подумала она. И посмотрела за окно, где ночная метель кружилась по лесу.

— Скучно тебе, Аннушка? — появилась на пороге няня.

— Нет, — покачала головой девочка. — Разве может быть скучно, когда вокруг — чудеса?

— Тебе бы с детьми играть, — вздохнула няня, гладя нежно белую головенку девочки.

Анна посмотрела на кошку, потом на огоньки, которые при появлении няня притихли, присмирели, как непослушные дети… Разве с ними скучнее, чем с детьми?

— Нет, няня, мне с деревьями да с животными интереснее, — ответила девочка. — Вот взгляни сама — снежинки, как бабочки белокрылые летают… А в печи огоньки до твоего прихода так танцевали, чтои мне хотелось с ними! С моей Марго можно обо всем поговорить — она все поймет! Дуб старый мне сказки рассказывает. А дети…

Они другие. Я бы, няня, навеки в лесу осталась — хорошо тут, и спокойно!

— Да что же тебе дети сделали? — насупилась няня. — Или ты думааешь, глупая, что только ты с чудесами знаешься?

— А то ты не помнишь, няня, как надо мной дочка Растамана потешалась, — тихо сказала Анна. — Говорила, что я глупая…

— Ну, ты всех детей с Растамановой дочкой не сравнивай, — проговорила няня. — У этой породы только золото чудом считается… Другие дети бывают. Люди — то разные… Есть Растаман, а есть и мой Андрей… Есть Ариан, и был твой отец. Если бы все были одинаковые, жизнь на сон бы походила…

— На хороший сон, — улыбнулась девочка. — Не было бы Растамана — вот здорово было бы!

— Не сам по себе он таким стал! Просто жил среди разбойников с малолетства, вот и набрался от них жадности, зависти да злобы… Все ему казалось, что кто-то живет лучше, вот и сам не заметил, как душу свою потерял! Горе человеку, который без нее живет. Его пожалеть надо…

— Ня-ня! Как же душегуба жалеть? Тебя послушать — так меня жалеть не надо, а Растамана — надо?!

— А что тебя жалеть? Ты вон с деревьями подружилась, с огоньками разговаривать умеешь, вьюга — и та у тебя в подружках ходит! — рассмеялась добродушно няня. — Даже и не узнаешь, даст Бог, как выглядит одиночество! Ну, все, егоза, спать пора…

— Нет, няня, — взмолилась Анна. — Так говорим хорошо, и огонбки спать не ложатся — только мне надо в постель!

— А я и огонькам сейчас прикажу, — строго сказала няня. — Вмиг по кроваткам разбегутся, разбойники… Ишь вздумали — мою княжну ночью развлекать, да непослушанию обучать! Вот не уляжетесь — оболью вас водой!

— Огонечки, миленькие, ложитесь, — горячо зашептала Анна. — Завтра увидимся, разлука у нас не долга…

Немедленно потухли маленькие эльфы, сложили крылышки, и заснули, как дети малые.

— Вот и славно, — улыбнулась няня. — Если они меня слушаются, то и тебе, стрекоза, тоже положено…

Анна ничего не сказала, только вздохнула коротко, да улыбнулась.

Нет уж, няня, они меня послушались, — подумала она, послушно поднимаясь со скамеечки. — Любовь сильнее, чем угрозы…

Да и глаза ее не слушались — так и норовили закрыться, прямо на ходу. Представила себе Аннушка эту картину — она идет, а глаза спят, и куда идет, саама не знает, — и расхохоталась, не выдержала.

— Ох, неслух ты, Анна! — нарочито рассерженно сдвинула няня брови. — Нету с тобой сладу — пойдешь жить к медведице, пускай она тебя научит всю зиму напролет спать!

— Нет, нянечка, нет!

Анна бросилась ей на шею.

— Как я буду там, с медведицей! Тебя не увижу — от тоски помру!

— Да куда я тебя отдам, золотце мое? — не выдержала и няня. — Без моего солнышка и я от тоски помру… Но ты все-таки не рань мое сердце, без отдыха ночного состаришься быстрей, чем я!

Последнее утверждение Анна пропустила мимо ушей, но, чтобы не расстраивать няню, поцеловала ее нежно в щеку, и отправилась в спальню.

Тем более сон уже манил ее, обещал быть ласковым и нежным, как пуховая перинка.

— Или как облачко на небе, — сонно пробормотала Анна, позволяя няне укутать себя в одеяло. — Только не забудь, расскажи мне сказку про Светлого Ангела, чтобы мой сон был не страшным…

Няня рассмеялась.

— Ах, хитрюга… Ну, да ладно. Бродил раньше Светлый Ангел по земле, ибо такая была у него работа — жизнь человеческую выправлять, да темноту разгонять.

— Ему так Господь повелел, — добавила девочка.

— Если знаешь сказку, зачем от меня требуешь? — проворчала няня.

— Ты интересней рассказываешь.

— Тогда слушай, да засыпай…

И, когда девочка послушалась ее, продолжала:

— Не всем нравился Светлый Ангел. Он ведь злые замыслы в душах разрушал. Подумает человек лихое — как тут же Светлый Ангел ему на ушко шепнет, что нельзя ни воровать, ни убивать — Господь, мол-де, увидит… И люди останавливались, рассудив, что лучше жить в страхе Божьем, чем в каком другом. Так сумел Светлый Ангел управиться, что люди и совсем про страх позабыли. Радостная была жизнь в те времена, потому как жили все по Божьим законам, в любви да в дружбе. Так бы и жили-не тужили, если бы не пришла в их края беда.

Она тяжело вздохнула, посмотрела на девочку.

Анна спала.

— Вот и славно, а то не хочется мне нынче дальше рассказывать, — прошептала няня. — Душа в тревоге, как в огне горит. Спи, ангелочек мой пресветлый…

Поцеловав девочку на прощание еще разок, она потушила свечу — только лампадка теперь освещала комнату, разгоняя злых бесов.

Осторожно ступая, чтобы не скрипнула половица, няня вышла из комнатки, и встала на колени перед образами.

— Твоя воля, Господи, — прошептала она. — Как задумал Ты, так пусть и будет. Если судьба моему Андрею погибнуть — сделай хотя бы так, чтобы погиб он достойно…

И заплакала тихонько, чтобы плач ее никто не услышал. Только Марго приподняла голову, и потянувшись, подошла к няне.

— Только ты меня понять можешь, — проговорила няня, погладив кошку по голове.

И — странное дело, на душе стало спокойнее. Словно и в самом деле ее утешила кошка.

Так и сидели они вдвоем, обнявшись — две хранительницы маленькой княжны. Только с виду были они беззащитными — и обе догадывались об этом, как догадываются иногда, что сила совсем не в мускулах, да не в праще — а в нежности и в любви…

Так же как обе знали — настанет время, и сама княжна станет сильной, вот только в это время не будет рядом с ней уже ни няни, ни странной кошки…

Потому и дорожили обе этими мгновениями — пока все они были вместе. Слишком быстро такие мгновения пролетают, и ухватить за хвостик не успеешь.

Это зима длится долго, а весна пролетает, как ветерок!

— Нам тоже пора спать, Марго, — шепнула няня, поднимаясь. — Ночь на дворе, даже вьюга притихла, спать отправилась… Пошли нам Господь тихую, спокойную ночь и хорошие сны, чтобы душа отдохнула, полетала по небу свободно. И ей время надо давать. Пойдем!

Кошка послушно отправилась следом за няней, да на пороге остановилась, прислушалась.

— И тебе, как душе, свободы хочется, — поняла ее няня. — Что ж, ступай… Окно закрывать не буду, чтобы смогла ты вернуться…

И в самом деле — подумалось няне, это в городе нельзя было окно оставить открытым. А в лесу — можно…

— Плохо без тебя стало, Ангел, — вздохнула она. — В лесу, видишь сам, жить безопаснее, чем в Городе теперь…

Но это были грустные мысли, и няня прогнала их — нельзя с такими засыпать, душе тогда свободы не будет!

Потому засыпала няня с молитвой, разгоняя мрак душевный. Словно свои заботы на Божии плечи переложила — и заснула спокойно, с улыбкой на устах…

Ветер и в самом деле стих, словно устал. Вышла на небо луна, поблескивали под ее светом мириады снежинок, превратив снежное одеяние земли в парчу.

Марго тихо вспрыгнула на подоконник, оглянулась. Убедившись, что и княжна и няня спокойно спят, она спустилась на землю, и неслышно побежала по дороге в лесную чащу.

Остановилась, подняла мордочку к луне, и тревожно мяукнула.

И тут же ответил ей из чащи волчий вой.

Марго повернула голову в ту сторону, откуда он донесся, и быстро побежала туда, где ждал ее на поляне огромный белый волк с умными глазами.

Марго лизнула его шершавым язычком, и Волк улыбнулся.

А вот о чем они говорили, никто, кроме Луны, не знал. Только спустя несколько мгновений волк поднялся, встряхнулся, и отправился прочь по освещенной луной дороге. А Марго посмотрела ему вслед, и тоже покинула странную полянку. Нельзя же долго оставлять Княжну и няню безо всякой охраны — даже в лесу!

* * *

— Ну, вот мы и пришли, — сказал Андрей, открывая дверь.

Хелин огляделся.

Дом стоял на обочине — дальше него только дорога, да лес виднеется вдали…

— Проходи, гостем будешь…

Хелин вошел — а старику и приглашения не надо было! Быстрыми шажками проник он в дом, как скользкая тень, и устроился возле печи, грея озябшие руки.

— Странный у вас город, — сказал Хелин.

Андрей только улыбнулся.

— Ты голоден, — ушел он от ответа. — Сначала трапеза, а разговоры — потом…

Услышав про еду, старик живо повернулся, в глазах сверкнул радостный огонь.

— Вот спасибочки, добрые люди, — проговорил он, источая елей сверх всякой меры — словно сладкую патоку. — Жрец голодный… Жрец ослабел совсем.

Но, стоило Андрею выйти за дверь, старик оглянулся, и зашептал горячо:

— Злые они все, злые! Выкинули Перуна, и Стрибога, и Даждьбога — вот и получают по заслугам! Все бы им в небеса смотреть, словно там какой-то другой Бог, и жертвы тому Богу не нужны, а токмо ерунда одна! Какой Бог без жертв? Не прольется кровь жертвенная — жди беды, Перун разгневается! Говорил ведь им, так нет — подай им другого Бога! Что же теперь горевать? Захотели бы — Перун защитил бы! Скажи Жрецу, он пойдет туда, где спрятали настоящих богов, принесет жертвы, и мир на эту землю вернется! Но нет — гордые, себялюбивые, не хотят вернуть все на старые места!

Хелин ничего не понял — слова старика казались ему невнятными, как китайская грамота. Скрипнула дверь, и старик испуганно отполз назад, в свой угол, точно собака, страшащаяся удара плетью.

Андрей вернулся с хлебом и молоком.

— Вот все, что есть, — поставил он еду на стол. — Молоко теплое еще — пейте!

Старик словно только и ждал приглашения — бросился к столу, набрасываясь на еду.

А Хелин, хоть и был голоден, посмотрел на хозяина.

— А ты? — спросил он.

— Я не голоден, — покачал Андрей головой.

Не мог он сказать, что это — последнее, и хватит только на двоих!

Но Хелин и сам все понял — не глупый, и покачал головой.

— Нет, я тогда тоже не буду… На троих тут хватит вполне.

Андрей взглянул на мальчишку с интересом. Вроде по виду — бродяга, воришка, а в речах — благородство, как у княжича!

— Хорошо же, — кивнул он, соглашаясь. — Откуда ты такой выискался?

— С Луны свалился, — совершенно серьезно ответил мальчик.

Старик в углу противно и тоненько захихикал. Но Андрей бросил на него строгий взгляд, и тот замолчал.

— Как это? — спросил Андрей.

— Этан рассказывал, что нашел меня ночью, на дороге, залитой лунным светом, — сказал Хелин. — А перед этим ему показалось, что что-то упало с небес на землю, как звезда…

— Кто такой Этан?

— Мой отец, — ответил Хелин. — Цыган…

— Цыган? Они все черные… — улыбнулся Андрей. — А ты, значит, не в отца пошел…Вон какой светловолосый!

— Я же говорю, он меня нашел на дороге!

— Цыгане детей воруют, — авторитетно заявил старик.

Хелин подскочил. Обида за Этана захлестнула сердце, кулаки сжались.

— Этан меня нашел, и выкормил молоком волчицы, — холодно сказал он, с трудом сдерживая гнев. — Не смей говорить про него дурное, старик! Этот цыган был лучше и честнее всех нас вместе взятых!

Старик цокнул языком, и усмехнулся.

— Потому и Растаманова шайка большей частью из цыган! Может, и отец твой…

— Уйми свой язык, Жрец, — остановил его Андрей. — Мальчик прав — иной цыган чище и лучше будет, чем горожанин! А то, что в Растамановой шайке цыгане — так там и русичей полно, и татар… Что ж теперь всех под один гребень причесывать!

— Этан никогда бы не пошел в Растаманову банду, — сказал Хелин. — Он и погиб-то от разбойничьего клинка…

Воспоминание о гибели Этана — веселого, добродушного гиганта, заставило Хелина на мгновение прервать рассказ — слишком больно отзывалось оно в сердце, вызвало слезы, и мальчик замолчал, справляясь с собой.

Но как мог он объяснить, что главное для Этана всегда было — оставаться свободным? Еду всегда найти можно, а свобода, как птичка — улетит, не поймаешь! Сам не заметишь, как все глубже и дальше погружаешься в темницу Так говаривал Этан.

Ах, отец, если бы не моя глупость, был бы ты теперь жив!

Хелин встряхнулся.

Андрей стоял рядом с ним, и гладил его по плечу, успокаивая.

— Расскажи о своем отце, малыш, — попросил он ласково. — Он ведь тоже по тебе скучает. А когда ты вспоминаешь того, кто ушел от нас в заоблачные выси, словно колокольчики начинают звонить, призывая его душу прикоснуться к тебе снова… Чем больше людей будет вспоминать его, тем чаще станет он возвращаться!

Жрец что-то залопотал возмущенно, но ни Андрей, ни Хелин не обратили на него никакого внимания.

Хелин хотел уже ответить, что пустота рядом с ним так страшна, и никогда не заполнится, что он уже не верит в сказки, но осекся.

Даже не шелохнулась дверь, и тем не менее Хелин услышал шаги, и кто-то третий сел с ними за стол, объединяя их любовью и тайной.

Этан?! — чуть не слетело с губ мальчика, но внутреннее чутье подсказало — нельзя, нельзя нарушать этой минуты неосторожным словом!

Лучше просто помолчать, вбирая в себя теплое дыхание ушедшей души.

Лучше помолчать…

* * *

Растаман сидел за столом, мрачнее тучи.

Давно уже спали домочадцы, угомонился весь дом. Только Растаман не мог заснуть. Обида жгла его все сильнее. Он сжимал клинок, едва сдерживая себя — и наконец понял, что справиться с собой не в силах больше.

Поднявшись, он вышел за порог, стараясь не шуметь. Никто не должен знать, что его не было в жилище… Пока еще Елена дорожит Андреем, но разве не понимает Ариан, что только когда Андрея не будет, он сможет полностью овладеть ее душой?

Так думал Растаман, успокаивая себя — незачем бояться гнева Княгини! Все делается во имя ее, и Растаманова обида тут не при чем…

Он шел по тихой улице. Все ближе и ближе становилась городская окраина, а значит, и дом Андреев приближался…

Неслышно подкрался к окну.

Андрей сидел, обняв за плечи мальчишку. Тот что-то рассказывал ему, изредка вытирая слезы рукавом. В углу спал Жрец — да и что ему бояться глупого старика?

Вот и настал твой час, Андрей, — ухмыльнулся Растаман, доставая кинжал. — Пришла твоя смерть, отвори ей двери…

Странный звук за спиной заставил его обернуться.

Послышалось, подумал Растаман, и сделал шаг к двери, но звук повторился.

Теперь Растаман был уверен, что это было.

Рычание.

Он снова остановился, осторожно обернулся через плечо, и в страхе отскочил.

Огромный белый волк пригнулся, готовясь к роковому для Растаман прыжку.

Растаман почувствовал, как по спине струится холодный пот.

Волк был таких невероятных размеров, что справиться с ним Растаман не смог бы никогда.

Он сделал шаг назад.

Волк не уходил, продолжая наблюдать за Растаманом. Ни одно движение не упускали его умные глаза.

— Ворожба, — пробормотал Растаман. — Наваждение!

Он замахнулся кинжалом, пытаясь прогнать видение. Волк только усмехнулся, выгнув спину.

Он прыгнет, с ужасом подумал Растаман.

Ноги его подкосились, он чуть не упал в снег.

Волк прыгнул.

Растаман закричал от ужаса, и бросился бежать прочь, по темной улице, не оглядываясь.

А волк, проводив его взглядом, широко зевнул, и отправился домой, в лес.

* * *

Андрей слушал рассказ Хелина, и словно живой встал перед ним странный цыган-философ, нашедший ночью на лунной дороге маленького мальчика, завернутого в плащ небесно-голубого цвета.

Даже сказки, которые рассказывал Этан Хелину были красивыми и добрыми.

— Хелином он меня назвал потому, что я был на кого-то похож… Вроде он когда-то был в этой стране, и полюбил ее. Кажется, он говорил, что правильнее говорить эллин, но точно я не помню… Он научил меня говорить, скакать на лошади, разговаривать с животными… Кстати, Андрей, я не видел на улицах вашего города животных. Это так странно!

— У нас много странного, — усмехнулся Андрей. — Животные… Какие-то ушли сами, а других извели.

Хелин удивленно посмотрел на Андрея.

Конечно, в городе правили разбойники, это он уже понял — но и цыган считали часто таковыми, а они темм не менее держали животных, любили их!

— Первыми из города улетели птицы, — начал свой рассказ Андрей. — Случилось это сразу после гибели Князя. Словно птицы почуяли беду, и покинули город. Никто поначалу и не обратил на это внимания — слишком были все заняты своей печалью… Князя любили. Он был чем-то похож на твоего отца — веселый, добрый, храбрый… Пал он на поле битвы, как и положено настоящему князю. Но долгое время ходили нехорошие слухи, что он был ранен не смертельно, а вот лекарь Ариан довершил дело вражеской стрелы своим ядом… Если сначала я не верил этим россказням, то теперь иногда думаю, что была в этих слухах доля истины… Теперь Ариан первый человек после Княгини, а может, и Княгиня после него… Кто знает?

Он вздохнул, посмотрел в черные небеса, словно искал там ответ на свой вопрос.

— А дальше? — попросил Хелин. — Что было дальше?

— Дальше стал Ариан княгине Елене всякие глупости нашептывать. Будто животные все мешают с духами ему разговаривать, — усмехнулся Андрей.

— Да зачем ему эти духи? — изумился Хелин. — Если животные с ними говорить не дают, значит, не надо… Они недобрые, эти духи!

— А Ариану-то какие нужны? — рассмеялся Андрей. — Добрые, что ли? Он ведь ворожбой занимался, да глупостями всякими… Вот и принялись они животных изводить. Начали с них, а потом принялись за людей… Только сначала заманили в ловушку Светлого Ангела, да засадили в темницу, заковали в кандалы… И тогда души у людей стали темнеть, только книжники сопротивлялись, да еще некоторые горожане…

— Книжники? — переспросил Хелин. — Расскажи мне, что с ними сталось! Жутко сейчас в тех местах, где они жили… Они были хорошими людьми?

— Разными, — ответил Андрей. — Но они думали. Может, не всегда думали они правильно, но пытались во всем разобраться… Были среди них и лекари, и чтецы, и священники. Ариан ведь тоже книжник… Но, как среди птиц есть вороны, питающиеся падалью, а среди зверей есть шакалы, так и книжники. Неудобны они были Ариану, только один он хотел быть умным. Вот и стер их с лица земли, словно мысли… А без них и головы остальных опустели.

— Зато тогда было много еды, — подал голос из своего угла Жрец. — И никакого проку от твоих книжников не было никогда!

— Тебе бы все о еде, — вздохнул Андрей. — Так ведь кончилась она. Даже молоко — и то последнее… У кого ты возьмешь молоко, если в городе не осталось ни одной коровы или козы? Зато все мяса наелись так, что и глядеть на него не могут больше…

— Это потому, что не было порядка, — надулся обиженно Жрец. — Раньше был, потому что все боялись Перуна, а теперь никакого страха…

— А то! Только и остался, что твой страх! — вскипел Андрей. — Одна надежда, что и от страха можно устать! И от алчности и злобы тоже… Вот только — когда же это случится?

— Вернется Перун — вернется и порядок, — пробормотал упрямый старик. — А пока этого не будет, никто ничего исправить не сможет! Ни ваш Светлый Ангел, ни ваша княженка!

Андрей хотел было возразить ему, но сдержался.

Не будет же он спорить с больным стариком?

Да и не время…

— Засиделись мы, — сказал он. — За окном уже давно ночь, и времени для отдыха осталось совсем мало… Давайте-ка по кроватям. Завтра будет день — договорим!

И поднялся, не обращая внимания на возражения Хелина, которому куда больше хотелось узнать все про странный город, и про неведомую княжну, и про…

Впрочем, спать-то ему тоже хотелось. Поэтому он смирился и отправился в постель.

Стоило только его голове коснуться подушки, как он заснул — спокойно и быстро, потому что впервые за долгое время почувствовал себя в безопасности.

Рядом с ним лежал без сна Андрей, и охранял сон мальчика. Странный паренек, — думал он, слушая его ровное дыхание. — Может, и вправду — лунный королевич?

И рассмеялся собственным мыслям — не хуже княжны горазд верить в сказки!

Так и заснул с улыбкой на губах…

* * *

Ах, как жгла грудь Растамана обида! Заставить его, как мальчишку, трястись от страха?

— Не-на-ви-жу, — бормотал он сквозь зубы.

Обида перерастала в жажду мести, но не волку, нет!

Снова и снова перед мысленным взором Растаман возникал светловолосый гигант с насмешливой улыбкой. Тебе бы только с детьми воевать, Растаман!

Он остановился перед домом, и попытался привести свои чувства в порядок.

Это раньше он был голью перекатной, разбойником с большой дороги — а теперь у Растамана были хоромы не хуже княжеских, и жена его гуляла по городу важная, в дорогих украшениях, а дочь не уступала гордыней самой Княгине!

И все-таки Растаман не был счастлив и спокоен.

— Пока мой обидчик не подавится нанесенным мне оскорблением, — прошептал Растаман. — Клянусь, до того момента не будет мне покоя!

Тихий, вкрадчивый смех заставил его обернуться.

— Браво, Растаман! — прошелестел голос за спиной. — Что же ты не нанес удар теперь? Кто помешал тебе?

Растаман отшатнулся невольно. Из темноты показался силуэт Ариана.

— Ты все слышал! — вырвалось невольно, как вздох, с Растамановых уст.

— Да полно, мне твои мысли и слышать не надо! — проговорил насмешливо Ариан. — Я твои мысли вижу, как луну на ночном небе. Одна она там сияет, так и мыслей у тебя немного…

— Зачем ты пришел в мой дом? Чтобы оскорблять? — нахмурился Растаман.

— Чтобы тебе помочь, — ответил спокойно Ариан. — Ведь без меня ты не управишься, Растаман! Сейчас тебя волк напугал, потом напугает собственная тень…

Откуда он знает про волка? — пронеслась в голове мысль.

Ариан только усмехнулся.

— Я говорил тебе, что вижу твои мысли, как на ладони… Потому и говорю, что без моей помощи ты не справишься с Андреем!

— Скажи тогда, чего ты хочешь?

— Я?

Ариан тихо засмеялся — словно сова в лесу ухнула, невольно подумал Растаман.

— Я хочу того же, чего хочешь ты, — сказал Ариан. — Того же самого.

Теперь, когда Ариан был рядом, жажда мести уже потеряла свою сласть. Да и какая нужда Ариану в этом человечишке?

— Ты же маг, — рассмеялся коротко Растаман. — Зачем тебе мой клинок? Или не всегда твоя магия всесильна?

— Дело не в магии, — едва заметно поморщился Ариан, которому приходилось сейчас для достижения своей цели терпеть выходки этого наглеца. — Дело в тебе… Без меня тебе не справиться.

— А тебе без меня? — прошипел Растаман.

Некоторое время оба стояли друг против друга молча. Растаман словно пытался сжечь Ариана взглядом, а тот напротив, был высокомерен и холоден, как лед — но и лед обжигает не хуже огня!

Наконец Ариан усмехнулся, и проговорил:

— Можешь думать, как тебе хочется. Если тебе легче, пусть так — мне без тебя не обойтись…

Как без бешеной собаки, добавил он про себя. Да и нет безнадежнее рабства, чем скрепленное кровью — а будет ли у него лучше раб, чем Растаман?

Растаман все еще хранил недоверие, но тоже понял — без Ариана не управится ему с Андреем, которого сама природа взялась охранять!

— Тебе-то что за нужда? — спросил он, пряча кинжал в ножны.

— Он мне мешает, — спокойно усмехнулся Ариан. — А я не люблю тех, кто мешает мне достигнуть своего… Так что скажешь?

Растаман хранил молчание, но Ариан и без подтверждения словами понял — он согласен.

И, кивнув, прошел в дом, мимо хозяина.

Ибо Ариан уже знал — хозяин именно он, Ариан. Но пусть Растаман пока тщит себя надежой, что это не так.

Точно так же, как и Елена…

Чем больше в человеке зла, тем глубже он привязан к Черному Истукану, и тем надежнее…

Ариан оглянулся с опаской.

Он так любил подслушивать чужие мысли, что и вдругих начал подозревать такие же способности.

Нет, подумал он, встретившись с злыми глазами Растамана. Он слишком завистлив и злобен, чтобы понимать других людей. Он глух.

Что ж, в этом тоже сила Ариана. Те, кто мог бы нанести ему удар в спину, слишком глупы, чтобы понять, где же его уязвимое место.

Нет, Растаману никогда не догадаться, что питает силы Ариана!

Ни-ког-да…

 

Глава четвертая

ГОСТЬ

Странный был вчера день, и странная ночь… Кто-то взял, да добавил черной краски в радостный цвет. Вроде бы ничего дурного со мной не случилось — а словно все время вороны стаей кружили над моей головой.

Впрочем, теперь на небе сияло солнце, как весной, и птицы пели, зазывая Анну в лес. И Анне казалось, что все тревожное растаяло от солнечных лучей.

— Наверное, дело все в снах, а я эти сны и не помню… — сказала девочка, спрыгивая с кровати. — Если я их не помню, значит, они были пустыми. Не вещими… Да впрочем, нянюшка говорит, что вещих снов не бывает! Страшные сны нам бесы посылают, чтобы радости дня Божьего лишить!

Конечно, рассуждения были здравыми, и Анна даже немножко загордилась — посмотрела на себя в зеркало с важным видом — вот я какая умная-разумная!

Да и сама рассмеялась — такой забавной показалась ей маленькая девочка с волосами белее снега. Щеки от важности надуты, губки сложены бантиком — ни дать ни взять Растаманова Полинка!

Анна показала самой себе язык, и сделала шутливый книксен:

— Доброе утро, наиважнейшая, — проговорила она. — Как вам спалось?

— Ах, — ответила наиважнейшая. — Всю ночь обдумывала, что бы одеть на королевский бал! Я так устала, милочка, что и не выспалась совсем!

— Ну и глупо, — постановила Анна, которой уже наскучила эта игра.

Она причесалась, умылась и отправилась к няне.

— Няня, доброе утро!

Она уже вбежала было в кухоньку, да замерла на пороге.

Няня была там не одна.

Напротив нее сидел старый-престарый монах, седой как лунь, и морщинистый, как картошка.

Только глаза у монаха были ясные, голубые, чистые, как два озера, и в глубине этих молодых глаз таилась улыбка.

— Доброе утро, — вежливо сказала девочка, смотря на гостя с любопытством и ожиданием. Сердце подсказало ей, что этот монах необычный, а волшебный. Марго сидела у него на коленях, умывалась — а он гладил ее по шерстке. Раз Марго к нему так расположена, то он хороший человек, решила Анна.

— Когда такое солнышко просыпается, разве может утро быть злым? — ласково улыбнулся монах, и протянул к ней руку. — Ну, поди сюда, светик ясный!

Руки у него были морщинистые, как лапки ящерицы, но добрые — словно свет от них исходил.

Анна шагнула к нему, он обнял ее, усадил к себе на колени.

— Да тяжелая же она, батюшка! — запротестовала няня.

— Вот и нет, легкая! — рассмеялся монах. — Как облачко…

— А вы из Города пришли, тоже от злой Княгини спасаетесь? — осмелела окончательно Анна.

— Спасаться и вправду спасаюсь, — рассмеялся монах. — Только не от Княгини… Чего от нее спасаться-то? Ее саму бы спасти… Глупая она просто, заблудшая. Золото сверкнет — и глаза ей тут же застит… Счастье свое дважды проворонила из-за этого золота!

— И вправду так, — вздохнула няня. — Только я бы, батюшка, и не позволила Андрею с ней венчаться!

— Вот неправильно, няня! — возмутилась девочка. — А если между ними любовь?

— Какая любовь, — махнула няня. — Беснование одно…

— Беснование? Сказала ты, матушка! — сказал монах. — Любовь никогда с бесами не знается… И права девочка — может, и спасла бы нас всех любовь Андрея твоего, да вот только пока зло сильнее… Как бы беды не вышло.

— Уже вышла беда, — ответила няня. — Княжна пресветлая в лесу спасается, а разбойники в княжеских хоромах веселятся! Тьфу, напасть!

— Да брось ты, нянечка, — спокойно улыбнулась Анна. — У меня свое княжество — лес, и мне здесь куда веселее, чем в городе! Вот только бы научиться понимать, как звери и деревья разговаривают!

— Разве ты не умеешь?

В глазах монаха снова появилась улыбка.

— Нет, не умею, — призналась Анна. — Вот доберусь до Отшельника, он меня обучит…

— До Отшельника? — удивился старик. — Да чего ж до него добираться-то?

— А как же еще, если его сруб на самом краю земли стоит, — важно ответила девочка. — И, чтобы его увидеть, надо трижды перекреститься на рассвет, пасть на колени, и пропеть громко Иже херувимы… Тогда ангелы спустятся с небес, и отворят сапфировые ворота…

— Эка сложный этот отшельник! — цокнул старик языком. — Да к такому важному парню я бы и не пошел… Нет чтобы просто двери такой прелестнице открыть — он бедняжку какие-то выкрутасы делать заставит! Это ж надо — трижды на рассвет перекрестится, потом на коленях поползать, да еще и с песней святой! Что-то весь в гордыне твой отшельник, как в петушиных перьях!

— Вот и нет, он волшебник, — начала было девочка, да приостановилась, внимательно смотря на гостя и няню.

— Да вы смеетесь надо мной! — горячо воскликнула она, потому что от ее глаз не укрылось, что и вправду смеялись и няня, и монах. — Ладно надо мной — но как же над отшельником-то? Грех ведь это великий!

— Нет, нет, что ты! — попытался успокоить ее монах. — Просто я как раз к отшельнику собрался, и тебя могу взять… Там с тобой и проверим, все ли правда из твоих легенд…

— Правда, возьмете?

Девочка даже замерла в восхищении.

— Если няня тебя отпустит!

— Няня! — взмолилась девочка, сложив руки на груди. — Отпустишь?

— Куда я денусь! Только возьми Марго, а не то без взрослых по лесу шастать не позволю!

— Так я же с ним!

Няня смолчала.

А старик ее успокоил:

— Да я ее провожу потом… Не волнуйся так.

— Но Марго мы все-таки возьмем, — сказала девочка, погладив кошку. — Раз ей хочется…

Монах вскинул удивленно брови.

— Кому?

— Да Марго хочется, — ответила Анна.

— И как ты это поняла?

— Она сама сказала, — передернула девочка плечиком.

Ничего не ответил монах, только улыбка спряталась в седой бороде.

— Ну, нечего нам время терять, — поднялся он. — Спасибо за хлеб-соль… Оденься потепелее, светик ясный, да пойдем! До темнотц вернуться надо!

* * *

Идти с монахом по лесу было весело… Шел он быстро, уверенно — словно был тут не в первый раз. И по лесу этому ходил несколько раз на дню.

— А ты его хорошо знаешь? — спросила девочка.

— Кого?

— Да Отшельника…

— Не лучше, чем ты, — вздохнул он. — Вот даже и не ведал, сколько про него сказок говорится. Думал, он просто молитвенник, а тебя послушал — удивился.

— Да кто ж не удивится? — рассудительно сказала девочка. — Перед волшебствами и чудесами любой остолбенеет! Говорят, он ночью на небеса заходит.

— Это-то у него как выходит? — потрясенно выдохнул монах. — Разве человек может по небу ходить? Тяжесть-то такую какое облако выдержит?

— Да запросто! Он молится, и ему Господь лестницу с небес спускает… Он на самую верхушку подымается, садится, и песню поет…

— Иже херувимы?

— Нет, — покачала головой девочка. — Никто этой песни понять не может, а только после нее начинают подснежники расцветать…

— У тебя не Отшельник получается, а Господь Бог собственной персоной, — улыбнулся монах. — И весна по его велению на землю спускается, и лестницы на небесах ему послушны… Даже страшно к такому идти!

— Страшно, — согласилась девочка. — Но меня к нему душа зовет.

— Если душа зовет, надо идти!

Они уже прошли почти весь лес, углубились в чащу.

Старик-монах шел уверенно, напевая что-то тихонько.

Анна с удивлением обнаружила, что он устал куда меньше ее.

Может, это потому, что у меня Марго на плече? — подумала она.

Марго обиженно посмотрела на нее. Да и сама девочка поняла, что Марго тут совершенно не при чем — никогда Анна не уставала, а уж Марго всегда у нее сидела на плече!

— А что за песню ты поешь? — поинтересовалась она.

— Я не песни пою, а молитвы, — ответил он. И запел погромче.

— Царю небесныый, утешителю душе истинный, прииди и вселися в ны…

Голос у монаха был густой, красивый — Анна невольно заслушалась, и прошептала:

— До чего красиво…

— Да и легче идти с молитвой..

И тут же осекся.

— Ах, я старый дурень! — сокрушенно вздохнул он. — Дитя-то у меня устало! Давай-ка ко мне на руки… Идти-то уже недалеко.

— Нет, — покачала Анна головой. — Лучше я тоже пойду с молитвой! Надо же попробовать твой способ ходьбы!

И — запела звонко, вторя красивому баритону монаха:

— И очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша!

Теперь словно крылышки приделали к маленьким ножкам княжны.

Они спели и Свете тихий, и Воскресние Христово — как показалась поляна, а на поляне — землянка.

— Вот и сруб тот знаменитый, — хитро улыбнулся монах. — Ну, давай выкрутасничай, будем твои волшебства проверять на деле!

Анна к делу сначала отнеслась серьезно.

Трижды перекрестилась на солнце, встала на колени. Старик продолжал стоять, как ни в чем не бывало.

— Нет, — сказала Анна. — Не дело это… А ты что же стоишь?

— Разве я с тобой должен эти фигуры отображать? — удивился старик.

— А как же? Иначе только мне Отшельник явится.

— Как это явится? Призрак он, что ли?

— Нет, не призрак! Он святой…

Последний довод убедил наконец непокорного монаха.

— Ну, разве только святой, — рассмеялся он, и встал рядом с Анной на колени. — Тогда, конечно, надо побольше выкрутасов твоих испробовать. Со святыми-то ты чаще меня общаешься…

Анна поняла, что имеет дело с человеком непросвещенным в чудесах, и придется ей взять на себя сложности общения со Святым Отшельником.

— Иже херувимы, — запела она тонко, сложив на груди ручки. — Тайно образующе…

Старик смотрел на нее, словно не рискуя подпевать. Вот кто только свят — дитя, — думал он, слушая несущийся ввысь голосок. — Ах, жаль, что не в моих силах показать ей чудеса, которых так ждет эта маленькая птица! Всего-то и сил у меня, чтобы помочь ей крылышки расправить…

— Ну? — закончила пение княжна. — Что же дверь-то не отворяется? Это потому, что ты не пел!

— А может, нет отшельника сейчас дома? — предположил старик. — Прогуляться пошел…

И встав с колен, подошел к жилищу.

Толкнул дверь — она открылась.

— Заходи, — позвал он девочку. — Свершилось твое чудо… Двери сам открылись…

Но девочка стояла, смотря на монаха внимательно.

— Так ты и есть Отшельник! — выпалила она, топнув ножкой. — Ничего не скажешь — хорош воспитатель! Заставил меня тут глупости разные творить!

— Да молитва разве глупость? — рассмеялся Отшельник, беря девочку за руку и вводя в жилище. — Вот ты молилась — и сама была чудом! Потому как с Богом разговаривала, и Он тебя слушал, да улыбался…

— А ты откуда знаешь, что слушал?

— Я же Отшельник, — ответил старик. — Может, я по ночам на небо и не лажу по лестнице, да определить-то, кто Богу мил, могу…

Марго словно и раньше бывала в скромном жилище — быстро устроилась на печке, свернулась клубочком, и заснула.

— Какая же я бессовестная! — воскликнула Анна. — Заставила тебя по снегу на коленях ползать…

— Так и я тебе не сказал сразу, кто я таков, — успокоил ее Отшельник. — Да и никакого вреда нет в том, что на коленях постоял… Коленям полезно, чтобы иногда на них постояли.

— Но няня говорит, что негоже мне перед людьми на колени падать!

— Перед людьми-то может не надо, особенно перед глупыми, — улыбнулся ей старик. — А перед Богом можно. И нужно даже…

Девочка нравилась ему, и общение с ней приносило ему радость — словно сотни колокольчиков рассыпался по лесу ее звонкий смех.

Одно лишь омрачало мгновения безоблачного счастья.

Старик смотрел на чистый ее лик, и вздыхал украдкой.

Ведь я тебя обучить должен, — думал он. — И придется тебе распроститься с детством… Ах, как бы мне хотелось, чтобы продлилось оно подольше!

Да тут же прогнал эту мысль — разве не верит он в то, что не оставит Бог это дитя? Разве у Бога меньше любви, чем у него?

Выгони прочь эти мысли, не ослабляй страхом княжну, — приказал себе старик.

— А правду говорят, что ты с деревьями и животными разговаривать умеешь? — спросила девочка.

— Правду, — кивнул старик.

— А меня научишь? — с замиранием сердца поинтересовалась она, опасаясь получить отказ.

— Да ты разве не умеешь? — удивился старик.

— Нет, — покачала грустно головой Анна. — То есть мне кажется, что я слышу их, но няня говорит, это одни фантазии…

— Много она понимает, твоя няня, — рассмеялся Отшельник. — Пойдем, познакомлю тебя с одним моим другом… Надеюсь, что он станет твоим тоже.

— А что для этого нужно? — спросила Анна, боясь, что у нее этого не окажется.

— Любовь, — ответил Отшельник. — Для того, чтобы тебя любили, надо самой любить. Видишь, как все просто! Это люди голову ломают да всякие заумные книги пишут.

Он накинул снова на плечи тулуп, и помог Анне потуже затянуть шаль.

Они вышли из дома, Отшельник остановился, и крикнул в глубь чащи:

— Виктор! Выйди, покажи свою красоту невиданную!

Словно вьюга завыла…

Анна отшатнулась в страхе, прижалась к Отшельнику, пытаясь спрятаться. Он погладил ее ласково по голове, и проговорил:

— Что же ты, княжна… Вон твоя кошка — не боится, из дому вышла, радуется встрече с приятелем. А ты трепещешь, как листок на ветру! Подыми глаза…

Анна послушалась — не только голоса дивного старца, но и подсказки сердца.

Подняла глаза — и замерла, не в силах вымолвить слова, очарованная.

Прямо перед ней стоял огромный, белый волк, величественный и одновременно нежностью исполненный, с гордой, словно из облака слепленной головой, а в глазах волка сверкали изумруды.

Марго же вспрыгнула чудному волку на спину, и потерлась доверчиво о его шерсть.

Анна была готова поклясться, что волк улыбнулся.

— Знакомьтесь теперь, — сказал старец. — Это Виктор, а это княжна Анна…

— А как бы мне его погладить? — прошептала Анна.

— С любовью, — напомнил ей старец. — Две есть на свете вещи неодолимые. Любовь да молитва… Даже смерть бессильна ужалить, если любишь.

Анна подошла к волку, робко протянула руку.

— Я люблю тебя, — проговорила она.

И Виктор пригнул огромную голову, чтобы девочке было удобнее коснуться его ослепительно белой шерсти…

Она коснулась его головы, словно благословляя его. Потом, осмелев, погрузила пальчики в мохнатую белую шерсть.

— Я так люблю вас всех, — прошептала она, и рассмеялась так звонко и заразительно, что старец не смог сдержать улыбки.

* * *

Теперь они шли по лесу вместе — Отшельник, следом волк, на спине которого ехали Анна и Марго.

Это самая чудесная прогулка в моей жизни, — думала Анна.

— Вот если бы еще научиться понимать, о чем они разговаривают…

— Ты о чем? — обернулся старец.

— О птицах. Деревьях. Животных.

— Мне кажется, ты гпонимаешь их язык…

— Нет, это только мои выдумки!

— Опиши-ка, как это происходит, — попросил Отшельник.

— Я стою и очень долго прислушиваюсь, — начала Анна. — Вроде шелестит слабый ветерок сначала. Потом я в этом шелесте начинаю различать слова… Или в птичьем гомоне! Только это происходит как бы внутри меня. Поэтому няня и говорит, что я выдумщица, каких свет не видывал…

Они остановились.

— Давай проверим, — серьезно предложил старец.

— Как?

— Прислушивайся…

Вокруг царила такая тишина, что сначала Анна только рассмеялась — да к чему тут прислушиваться? Только далеко плакала кукушка, да с болота доносился лягушачий хор…

Но вот прошелестели ветки. Это ветерок-проказник коснулся их на лету, да полетел дальше.

— Устала от зимы…

Эти слова долетели до Анны отчетливо, и в то же время словно она сама произнесла их, неслышно, как подумала…

— Устала от зимы? — повторила она.

— А еще? — потребовал старец. — Еще что-то слышишь?

Анна снова замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть то странное ощущение, которое родилось в ней — словно она теперь не только она, но и та высокая ель, и березка, уставшая от зимы, и Марго, и волк Виктор…

— Точно я целый мир, — удивленно проговорила она. — И все живет в моей груди, и это так…

— Как? — ласково спросил старец, перебирая морщинистыми пальцами светлые Аннины локоны.

— Так тепло, и весело, — выдохнула Анна. — Словно во мне не одна моя жизнь, а много…

— Какая смешная девочка, — услышала она за спиной, обернулась.

Прямо на нее смотрела с ветки маленькая рыжая белка.

— Да что же в ней смешного? — ответил белке дятел, погруженный в работу. — Обычный глупенький ребенок…

— Да сам посмотри, стоит и удивляется тому, что так нормально! Так естественно…

— Она же только учится, — прошелестела ель. — Не слушай их, детка! Настанет время — и ты всему научишься! Главное — начать постигать Науку Любви, остальное придет само собой!

Анна шагнула к ели.

— Это правда вы говорите, или я все придумала? — робко спросила она.

— Конечно, я, — шелохнула ветвями ель. — Нет ни ветерка, а я разговариваю с тобой…

— И с Дубом я тоже смогу говорить? — замирая от восторга, спросила Анна.

— Да неужели этот старый пень делает вид, что тебя не понимает? — возмутилась ель. — Так я и думала… Ему просто лень разговаривать, милая. Но, если ты передашь ему от меня поклон, вряд ли он промолчит…

— Я непременно передам, — пообещала Анна.

— Пора возвращаться, княжна, — позвал ее старец. — Солнце уже садится за Большую гору…

— Как же быстро пролетел этот день! — вздохнула Анна, которой хотелось, чтобы этот чудесный денек длился как можно дольше.

— У тебя впереди еще много дней, — серьезно ответил Отшельник. — И мне надо многому научить тебя…

— Ты и так обучил меня самому важному из искусств…

— Эту науку, дитя мое, ты постигла сама, — покачал он головой. — Да вот Марго помогла тебе… Но не я. А мне придется учить тебя более земным вещам.

— Каким? — удивилась Анна.

— Сейчас еще не время, — ответил Отшельник.

Они подошли уже к Анниному дому.

— Я уже волноваться начала, — посетовала няня, прижимая Анну к груди. — А это что за чудище?

— Няня, да ты что! — воскликнула девочка, и порывисто обняла за шею Виктора. — Это самый лучший волк в мире!

Няня опасливо отодвинулась на всякий случай от самого лучшего в мире волка — лучший-то лучший, да мало ли, что в голову ему взбредет…

— Что ж, спокойной ночи вам, и снов хороших, — проговорил Отшельник, касаясь Анниной головки.

— Может, останешься? — спросила няня. — Ночь уже…

— Нет, — покачал старец седой головой, и мягко улыбнулся. — Ночью все должны быть на своих местах. Кошка — на печи, волк — в норе, дитя в постели, а мы с тобой на молитве…

— И вы не боитесь? — спросила Анна.

Все-таки страшно ночью идти по лесу… Она бы никогда не решилась!

— Я и тебя научу, как не бояться ночного леса, — улыбнулся ей старец. — Только не теперь.

— А когда?

— Ох, что за неслух эта княжна! — заворчала добродушно няня. — Два взрослых человека ей спать велят, а она все с расспросами пристает!

— Когда? — снова спросила Анна.

— Завтра, — пообещал старец. — Завтра начну учить тебя, детка…

— Да неужто пора? — всплеснула руками няня.

— Пора, — печально кивнул старец. — Сумерки все гуще, и вороны крылами бьют… Все меньше у нас времени, пора маленькому цветку распускаться…

И с этими загадочными словами он пошел прочь, а за ним легкой тенью метнулся белый волк Виктор.

Ночь скрыла их, и Анне было пора — только сейчас она ощутила, как устала от радостей сегодняшнего дня.

— Странно как, няня, — пробормотала она сонно, — от радостей да веселья тоже можно устать, не хуже чем от горя да от беды! Ах, прости! Забыла совсем!

И она подбежала к Дубу, дотронулась рукой до могучего ствола.

— Ель просила вам кланяться, — сказала она.

Дуб молчал.

Анна почувствовала легкое разочарование — она-то думала, что воспоминание о Ели заставит его с ней поговорить!

— Или все это было только моей фантазией?

Она вздохнула, и вернулась к дому.

— Как она поживает? — внезапно услышала она, и остановилась.

Медленно обернулась.

Дуб стоял спокойно — погода была такая безветренная, что ветки не шелохнулись даже.

Сомнений не было — он только что говорил с ней!

— Хорошо, — ответила вежливо Анна, и, словно поняв, что он ждет этого, добавила:

— Вот только очень по вас скучает, милый Дуб!

— Спасибо, — прошептал Дуб грустно. — Я и сам по ней скучаю… Раньше-то мы были молодые, и росли рядом. Если ее еще раз увидишь, и ей от меня поклон передавай!

— Передам непременно, — пообещала Анна, и, помахав Дубу рукой, исчезла за дверью дома.

* * *

Ночью в лесу тихо.

Все спят.

Только Время неслышно проходит, плывет по небесам, как облако, медленно, неспешно — но это только кажется! Быстро пролетают мгновенья, и никто не может остановить их…

Спит лес.

Маленькая княжна и сама не знает, что дети во сне — растут. Может быть, поэтому и не любят они спать? Кому же хочется вырасти, убежать из мира чудес?

Даже няня прикорнула, недалеко от княжны. Ее сон чуток — а вдруг княжна ее драгоценная проснется, заплачет, или закричит — мало ли что ребенку приснится?

Чутко спит и Марго — свернулась калачиком у княжны в ногах, а ушки так и трепещут, улавливают каждый звук…

Спит в своей норе Виктор.

Только Отшельник стоит на камне, руки воздев к небесам.

Всем свое дело, его дело — молитвой охранять этот лес.

Одного не может он сделать — остановить ход времени…

Да и надо ли?

Всему свой черед, всему свое время.

И правильно, что дети растут во сне. А когда же им еще расти, скажите на милость?

Днем-то и других дел полно!

Медленно идет Время, в каждой руке по колокольчику, и колокольчики звенят тихо, послушные дыханию Бога…

Вот оно проходит дальше, выходит из леса.

Ему не хочется идти в Город. Но и там оно должно побывать. Не все люди в городе душой умерли. И надо вылечить тех, у кого душа болит…

Вот его колокольчик зазвенел погромче, и поднял голову Отшельник, посмотрел в темноту небес.

— Пора, — слетело с его уст неслышно.

— Пора, — отозвались колокольчики времени.

— Пора, — закуковала кукушка, проснувшись.

— Пора, — вздохнула во сне няня.

А Анна только улыбнулась во сне, обнимая свою трехцветную кошку.

Ей было слишком хорошо во сне, чтобы просыпаться…Будто не кошку она обнимала — а всевластное Время.

 

Глава пятая

ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ

— Пора, — сказал Андрей.

Хелину совершенно не хотелось подниматься с кровати.

— Рано еще, — недовольно пробормотал он.

Где-то на заднем дворе бормотал заклинания Жрец.

— Рано? — удивленно переспросил Андрей. — Куда же как рано! Солнце взошло…

— Да в Городе солнце что всходит, что нет — все одно, его не видать, — пробормотал ворчливо Хелин. — Сколько уже тут живу — а не могу этого понять! Вот ты все время про солнце говоришь — а где оно? Туман да серая слякоть… Не нравится мне у вас тут…

— Чего же не уходишь? — спросил Андрей.

— Если бы ты ушел, — приподнялся на локте Хелин, — я бы за тобой… Может, нашли бы мы хороший город, залитый солнечным светом! Где небеса чисты, облака по ним плывут, а не тучи грозовые… Что тебя держит здесь, объясни?

— Люди, — пожал плечами Андрей.

— Лю-ди?!

Хелин рассмеялся зло и насмешливо.

Кого же Андрей людьми называет? Разбойничков Растамановых, или кукол безжизненных?

— Да нет тут людей давным-давно… Одни мертвецы со злыми глазами… Что про душу толковать с теми, у кого ее нет? — воскликнул он, поднимаясь с кровати. — Загубишь ты себя тут, Андрей! Уйдем отсюда! Про душу будешь в светлом городе разговаривать!

— Да зачем же в светлом городе? — рассмеялся Андрей. — Тут нужнее…И этот город когда-то был светлым, может быть, снова станет таковым!

— Да надоело мне ждать твоей обещанной весны! — не унимался Хелин. — Что вы весной зовете? Слякоть эту, серость, убогость? Даже птиц нет — всех твоя Елена вывела! Весна на зиму как две капли воды похожа… А лето? Словно застряли мы тут во времени, и выбраться не можем!

Он плеснул себе в лицо ледяной воды.

— Вот и правильно, — рассмеялся Андрей. — Поостынь немного, а то от твоих речей в жар бросает — так горячи!

— А что же, нет в них правды?

— Есть, — кивнул Андрей. — Но вот только по разному мы смотрим на мир. Ты все бежишь куда-то, словно скрыться от себя самого пытаешься, а я хочу себя в людях найти…

— И поэтому талдычишь им про Бога, а они от тебя разбегаются хуже крыс, — усмехнулся Хелин. — Потому как они и есть крысы. Вон Растаман — ывылитая крыса! А эта…

Он помолчал, подбирая слова повыразительнее, да так и не нашел — не позволял ему Андрей плохо говорить о женщинах!

— Косоглазая, — наконец нашел он определение. — Чего она к нашему колодцу повадилась? И смотрит так, будто все вокруг ее собственность, и я даже! Так бы ее облил этой водой из колодца, курица ощипанная!

— Как же ты так о девушке влюбленной говоришь! — укоризненно сказал Андрей. — Курицей называешь… Она, бедная, сюда нарочно ходит, чтобы на тебя полюбоваться, да вздохнуть украдкой…

— Кто? Эта крыса? — расхохотался зло Хелин. — Пускай по своим разбойникам вздыхает, атаманша!

Вот ведь, подумал Андрей, телом возмужал, а умом — все такой же мальчишка, волчонок, найденный им в харчевне! Видом — витязь, волосы теперь не торчат во все стороны нечесанными лохмами, и черты лица стали плавными, как у горделивого принца… Может, и прав был цыган? Может, парнишка и впрямь принц Эллинский, или — Лунный?

Хелин теперь и в самом деле изменился — да только в глазах его зеленых нет-нет, да мелькнет озорное детство…

— Ну, накаркали, — простонал Хелин, бросив взгляд в окно. — Явилась не запылилась… Стоит и глаза на наши окна пялит… Может, она меня сглазить хочет?

— Глупости ты говоришь! — возмутился Андрей.

Толкнул дверь, и крикнул:

— Полина! Заходи в дом, ведь не затракала еще, наверное…

— Конечно, — проворчал за спиной Хелин. — Где ей успеть! Она и умыться-то не смогла — так сюда спешила!

— Хелин! — воскликнул рассерженно Андрей. — Уймешься ты со своими насмешками?

Девушка во дворе нерешительно шагнула к дому.

Бедная девочка, — вздохнул про себя Андрей. — Пожалуй, наш дом единственное место, где она теряет уверенность…

И в самом деле — никто бы и не узнал сейчас в этой робкой, смиренной фигурке ту самую Полину, что проезжала по улицам города с надменной улыбкой! Словно весь мир ей принадлежал — а здесь она сама бы хотела стать верной рабыней, да хозяин отказывался!

Сидел, руки на груди скрестил, и губы трепетали, готовые к насмешливой улыбке…

— Доброе утро, — проговорила Полина. — Я тут мимо шла, а у вас дымок из печи…

И смотрела она прямо на Хелина — только тот делал вид, будто ее нет на белом свете вообще…

— Присаживайся, — пододвинул ей табурет Андрей. — Трапеза у нас нехитрая, но — что Бог послал…

Полина кивнула, и присела на краешек табурета.

— Спасибо, только я просто посижу… Я уже позавтракала…

— Ей Растаман в доме врагов есть запрещает, — фыркнул Хелин. — Вдруг мы ей в молоко яду подмешаем.

И рассмеялся, довольный тем, что Полина от его шутки, словно от удара, голову вжала в плечи и глаза опустила.

— Хелин! — прикрикнул Андрей. — Что ты, в самом деле? Вроде парень взрослый, умный, а ведешь себя, как дитя неразумное!

Неразумное дитя немедленно замолчало, обиженно — не мог Хелин понять, почему Андрей с этой вражиной любезничает! В городе не было человека, который не знал, что нет у Андрея злее врага, чем Растаман — разве что Ариан с ним по злобе сравняться мог, но — Ариан, как идол, так вознесся, что и рукой не достать!

И девка Растаманова ничем не лучше — это она перед ним шелковая, а посмотрел бы, как она по улицам вышагивает в обновках да в драгоценностях — ни дать ни взять гусыня напыщенная! А то, что и обновки ее, и драгоценности — ворованное добро, это ее ни в малой степени не волнует… Словно так и надо!

Он и забыл уже то время, когда сам еду воровал — да то ж еда была, добавил он себе в оправдание. А Растаман ворует, чтобы лучше всех быть, сильнее, потому что в деньгах заключена власть, в цацках, которыми он жену и дочь, как елки, украшает — попытка скрыть их душевное уродство… Разве не это Андрей ему внушал целых два года?

— Сходи-ка лучше за Жрецом, — попросил Андрей. — Пусть колдовать кончает… Есть — оно полезнее, чем к идолам взывать…

Хелин с радостью вскочил с места.

Куда лучше пройтись, чем терпеть многозначительные взгляды маленькой разбойницы!

Стоило только ему исчезнуть за дверью, Андрей дотронулся мягко до Полининой руки, и попросил:

— Не огорчайся, ладно? Юн он еще слишком для чувств… Вот подрастите немного еще, там посмотрим…

Сдвинула Полина брови — как смеет этот холоп разговаривать с ней снисходительно?

— Захочу — он моим будет, — процедила она сквозь зубы, поднимаясь.

— Как это? — тихо рассмеялся Андрей. — Если он не захочет?

— Я прикажу, — пообещала девушка.

— Да разве сердцу прикажешь? — развел руками Андрей. — Ты по другому попытайся — чтобы он тебя полюбил, нежнее будь, да в разговоре не так резка! В любви терпение нужно!

Нет, они не понимают!

В глазах Полины сверкнула ярость.

Ножка сама по себе топнула.

— Моего отца все боятся, — сказала она, обиженно надув губы. — И ваш Хелин тоже скоро перед ним ниц падет — куда он денется?

— Не говори зря, — нахмурился Андрей. — Пока я жив — не будет этого!

Ничего ему не ответила гостья.

Обида была ильнее рассудка — да как смеет этот маленький раб так к ней относиться?

Встала она из-за стола, и выбежала прочь.

Холодный ветер охладил ее разгоряченные щеки, да только разум не мог остудить.

Хелин стоял, смотрел на нее с неприкрытой насмешкой.

Не будешь ты ничьим, только моим, — подумала Полина.

— Уходишь? — поинтересовался несносный мальчишка.

— Ухожу, — бросила Полина. — Больно твой брат любит воспитывать…

И, не выдержала-таки, бросила через плечо:

— Смотри, как бы плохо его страсть к проповедям не закончилась…

Хелин даже ответить ей не успел — так быстро убежала она прочь.

— Что она сказала? — спросил Жрец. — Зло какое нам угрожает?

— Да оно нам век угрожает, — усмехнулся Хелин. — Только и способно это ваше зло угрожать…

Жрец же был напуган.

Не понравились ему последние Полинины слова…

— Допрыгается Андрей с речами своими, — пробормотал он тихонечко, себе под нос, чтобы Хелин не услышал. — Сам в пропасть упадет — и нас за собой потянет!

Но Хелин услышал, обернулся. Смерил старика взглядом, и спросил:

— О чем это ты? Были мы, как псы бездомные, и уже давно пропали б, если бы не подобрал нас Андрей! Неужели ты не помнишь, как в харчевне побирался?

— Да ты послушай меня вначале, потом станешь судить! — топнул ногой жрец. — Слышал сам я — раньше Елена не давала псам своим к нему подступиться… Но теперь он обидел ее, и сильно обидел!

В воображении Хелина тут же возникла этакая выросшая Полина, вздыхающая по красавцу Андрею, и насмешливая улыбка скривила его губы.

— Вон ты про что! История эта не первый год длится — ничего не меняется! Пообижается, побушует, и успокоится… Не сможет она жить без Андрея, и сама прекрасно это знает…

— Да ведь дразнить-то зачем бешеную волчицу! — воскликнул Жрец, всплеснув маленькими морщинистыми руками. — Что он глупости ей говорит? Будто Княжна жива-здорова, и настанет миг, войдет она в Город вся в белом, как богиня! Нет уже два года Княжны — зачем сказкам верить?

— По мне все эти ваши рассказы о Княжне сказки не хуже историй про Черного Истукана, да Светлого Ангела, — рассмеялся Хелин. — Меня вот ругаете за Лунное королевство, а сами верите не знамо чему…

— Не говори так! — испугался старик. — Разве ж про Черного Истукана так можно? А если он тебя сейчас слышит?

— Ага, слышит! Как Андреева Княжна… Придумали все это люди от безнадежности, да чтобы было на кого собственное зло свалить… Не я виноват в том, что ворую, а Черный Истукан… Не я убил, а бесы попутали! Сам человек должен за свои поступки перед Богом отвечать, а ему не хочется! Ариан все и придумал сам, чтобы власть свою укрепить!

— И Княжну? — хитренько прищурился старик. — А ее-то как? В городе есть люди, котрые помнят еще маленькую светловолосую девочку…

— Она-то была, вот только не смогла ее няня уберечь, — вздохнул Хелин. — Сам знаешь — два года как о ней ни слуха, ни духа… Как умерла няня во сне, так девочка-то и пропала!

И замолчал, опасливо смотря на открывшуюся дверь.

Ах, зря он так громко разговаривал! Не хотел Хелин напоминать Андрею о горечи утраты — а Андрей все слышал. Вздохнул, и не сказал ничего.

— Что не идете? Завтрак стынет…

— Андрей, я…

Хелин не договорил. Слишком сильной болью отозвались на его глупые речи Андреевы глаза.

— Пойдем, — тихо сказал Андрей. — А про княжну не говори… Жива она, я сердцем чую! И волки ее не тронут, а деревья защитят… Не видел ты солнышко наше, поэтому и понять не можешь!

Хотел Андрей еще что-то добавить, но только рукой взмахнул — и вышел прочь.

* * *

— Едут!

Едва заслышав этот клич, горожане привычно прятались в дома, а кто не успевал — падал на землю, склонившись до земли — не приведи Господь, мелькнет в глазах страх, и вспыхнет на самом дне их ненависть!

Не сносить тогда головы несчастному…

А как любить ту, что проезжает по городу в повозке, украшенной сапфирами? Сама-то на лошадях, а их кони все повыведены…

Как любить ту, что у детей последние крохи отбирает в казну свою? Как любить ту, что спряталась за разбойничьи спины, да их ятаганами угрожает?

Только страх да ненависть были в глазах, потому люди и прятали их, да не только от Княгини Великой! Так прятаться привыкли, что и друг другу в глаза не смотрели — боялись…

Да и как не бояться? Увидит сосед твою ненависть — донесет Растаману…

Вот и прятались по домам, потому что уже давно забыли, как это — разговаривать, улыбаться, любить… Даже детей своих боялись, потому что и от них не знали, чего ждать…

Поэтому ехала Еленина карета по пустому городу. Ставни даже в иных домах затворяли, чтобы дыхание не просочилось, не рвануло навстречу Елене, обдавая ее горячей ненавистью!

— Надо бы праздник устроить, Ариан, — говорила Елена, задумчиво глядя на пустынные улицы. — Что-то город наш тоскливым стал… Чтобы фейерверками его расцветить, да песнями веселыми! Тем паче скоро день моего рождения…

— Как прикажете, Великая, — склонил голову Ариан.

Проехали они по улице, и тут же вернулась туда жизнь. Словно вздох облегчения вылетел из домов, закрытых наглухо.

— Не любят они меня, Ариан! — вздохнула Елена. — И ждут свою княжну…

— Да как же вас не любить, Княгиня? — приподнял Ариан удивленно брови. — Такую красавицу…

— Оставь, — отмахнулась Елена. — Не хуже меня знаешь, что не любят! Да и пускай — когда в твоих руках власть, зачем тебе любовь? Захочу — каленым железом выжгу им глаза, чтобы не смотрели на меня исподлобья!

Топнула княгиня ножкой, да брови атласные сдвинула…

— Нельзя так, Великая, — рассмеялся довольно Ариан. — Холопам и кнута хватит, что же тратить на них другие средства? Сами знаете — не станет у вас холопов, и пшеницы не будет, и хлеба…

— Растамановых псов в другие края пошлю, — пробормотала Елена. — Впрочем, ты прав… От страха да ненависти сами мучаются, да ведь трусы! Дальше этого у них не пойдет… Сами не ведают, что благодаря этому и рабами моими стали…

И рассмеялась зло, взмахнула рукой — словно ветер поднялся, разнес ее смех по городу, и еще холоднее стало! Будто поднялась вьюга, метнула в лица пригорошни колючего смеха.

— Ты сама, княгиня, не хочешь себе помочь, — осторожно начал старую песню Ариан.

— О чем ты?

— Почему терпишь проповедника? — тихо спросил Ариан. Вроде голос его был мягок, но Елену не обманешь… Уловила она стальные нотки в его голосе, и нахмурилась.

— Да чем же тебе Андрей так мешает, что вот уже два года только и слышу, что его извести надо?

— А слышала ли ты, что он говорит? — усмехнулся недобро Ариан. — Что заповеди Господни нарушены, и не будет теперь людям спасения, если не отойдут от старого, не покаются…

— Да ведь речи его мимо ушей текут! — рассмеялась Елена.

— А Степан? — напомнил Ариан о разбойнике, который, наслушавшись Андрея, в рубище оделся и против Растамана вышел.

— Одна туча погоды не делает, — отмахнулась Елена. — Нет больше этого Степана…

— Его нет — другой появится, а там еще и еще! Опасен этот Андрей! Ничто ему не помеха — и все из-за твоей любви, княгиня!

Ах, зря он это сказал, зря! Ариан и сам испугался смелости своей. Словно молнии в Елениных глазах сверкнули!

— Да как ты смеешь? — тихо проговорила она.

— А как еще понять тебя, Княгиня? — продолжал Ариан. — Людей других и за меньшие провинности в подземелье прячешь, а этому парню все дозволено! Вот уже два года прошу тебя, Княгиня, во имя твоего же благополучия — замкни его уста железной печатью! Так нет же — стоит тебе его увидеть, как меняешься! Из Княгини в девчонку превращаешься, не хуже Растамановой Полины, что от найденыша Андреева как от солнца млеет!

— Млеет, говоришь? — улыбнулась Елена. — Вот и подарок был бы мне к празднику…

— О чем это ты?

— Одного человека счастливым сделать… Ах, кабы хоть одно существо на белом свете благодарностью ко мне бы воспылало!

— Да что пришло тебе в голову? — не мог понять ее Ариан.

— Хорошо, скажу… В день рождения моего желаю, чтобы объявлено было о помолвке.

Ариан даже пот со лба вытер.

Неужели княгиня никак не покончит с бесплодными мечтаниями?

— Не женится он на тебе, Княгиня, прости уж меня за дерзость!

— Да я разве о себе? — нахмурилась Княгиня, и вздохнула тяжко.

— И без тебя знаю, что Андрею легче умереть, чем жениться на мне! Я о Полине… Ведь мое желание закон, так?

— Так, княгиня…

— Вот я и хочу, чтобы в день моего рождения объявлено было о том, что с этого дня Растаманова Полина и Андреев найденыш жених с невестой!

И она откинулась на спинку бархатного сидения, украшенного парчей — ни дать ни взять королева.

Хотел возразить ей Ариан, но сдержался.

В глазах мелькнула радость — он знал прекрасно, что Хелин нипочем не согласится стать Полининым супругом, а Андрей на сей раз не против его желаний восстанет — против Княгининых!

— Что ж, — улыбнулся он Княгине. — Не скажу тебе, что мне твоя идея по нраву пришлась… Но — твоя воля закон, Великая!

* * *

Андрей часто приходил сюда — на самую окраину Города, где раньше жили книжники, а теперь только ветер разгуливал по остывшим от человеческого дыхания жилищам…

Отсюда виден был лес.

— Ах, матушка, матушка… Не уберег я вас с княжной…

Словно дыхание коснулось Андреевой щеки, и он поднял глаза. Там теперь его матушка, сидит на облаках, с Господом разговаривает. А княжна? Где теперь она?

Два года прошло с той поры, как пришел Андрей в опустевший дом. Только матушка лежала, как живая, улыбалась во сне. Ни коня Каната, ни кошки, да и коза пропала…

Схоронил он матушку там, в лесу. Поискал девочку — да не было на его зов ответа… Только ветер откликнулся, да кукушка ему еще два года пообещала, на большее не расщедрилась!

Не будь на его руках Хелина, ушел бы Андрей вслед за няней — одиноко ему стало без нее, да мальчика поднять надо было, защитить…

А только тоска пересиливала, вот и приходил Андрей сюда, откуда виден был лес, навеки забравший от него матушку и спрятавший в чаще княжну. Сначала надеялся Андрей, что девочка найдется, — да где уж малому ребенку одному в лесу выжить? Если матушка не уберегла, ушла в заоблачные выси — как же смогут уберечь деревья да кошка?

— И ты, княженка, вместе со своей няней облаками играешься, — прошептал Андрей. — Остались мы безо всякой надежды, только один Господь нам покров, да и станет ли Он нам помогать, таким? Все заповеди его нарушили… Вместо Света Господнего впустили в сердца зависть, жадность да страх. Может, потому и забрал он вас с матушкой, что не среди злобы да крови вашим светлым душенькам жить?

Андрей поднял к небу глаза.

— Ма-туш-ка…

Как стон из груди вырвался.

Ветерок ласково ли коснулся его щеки, или добрая нянина рука дотронулась, смахнула слезинку, но стало ему легче.

Да и снова показалось, что нет смерти на свете, а только душа освобождается от телесных оков, празднуя победу над тленом.

Вот только душу не обнять, на груди ее не укроешься, и Андрей тосковал — не хватало ему матушкиной доброй улыбки, и звонкого смеха маленькой княжны…

— Простите ли вы меня? — проговорил Андрей, поднимаясь. — Кабы я пришел хоть на мгновение в тот день раньше… Тебя бы, матушка, не упас — воля Божия над тобой свершилась. Но княжна…

Не мог он об этом думать, слишком горько на душе становилось!

Да и пора было возвращаться. Как ни хорошо было тут сидеть да боль свою небесам отдавать — а в Городе ждал его Хелин.

Он повернулся, и пошел по дороге в Город.

А лес за его спиной остался — молчаливый и загадочный, спрятавший подальше от Андреевых глаз маленькую княжну, словно один хотел владеть этой тайной, никого к себе не подпуская…

Даже Андрея.

* * *

Словно дитя радовалась Елена…

Поймет он, что я добра хочу и ему, и мальчику… Ведь Растаман знатен, богат, да и вражда их закончится, когда дети соединяться… — думала она.

Правда, слышала Елена, что любовь Полины безответна — но чего ждать от мальчишки-подростка? У него и молоко на губах не обсохло, откуда он может пока распознать свое счастье?

— В Городе краше Полины и нет девочки этого возраста, — рассуждала Княгиня.

— Не стану спорить с тобой, Великая, — поддакивал Ариан. — Вот только сначала заручись согласием жениха… Горяч он, говорят, и горделив…

— Каков сокол, таков и птенец, — улыбнулась Елена, и тут же замерла, бросив взгляд на дорогу. Сердце забилось, как птица в клетке, щеки залились румянцем…

Не укрылась от глаз Ариана перемена, происшедшая с княгиней.

Он посмотрел туда же, куда смотрела она, и глаза его сузились.

По дороге шел Андрей.

— Останови, — попросила Елена.

Разве мог он перечить княгине?

Пришлось подчиниться… Княгиня же, как малое дитя, спрыгнула с подножки кареты, и побежала к возлюбленному.

— Андрей! Подожди…

Вот тебе и Великая, вот тебе и всемогущая… Ах, если бы вышло все по-нашему два года назад!

Но — не вышло… До сих пор не верил Ариан Растамановым сказкам! Да и как поверишь — то белый волк на него набросился, то кошка трехцветная откуда ни возьмись, в лицо когтями вцепилась — и вправду Растаман долго ходил, прикрывая от нескромных взглядов исцарапанное лицо, а то вдруг призрак ему привиделся — матери Андрея… Только занес он кинжал над спящим, кто-то мягко руку удержал. Обернулся Растаман — а перед ним стоит нянька, как живая, и говорит ему: Мало ли грехов на тебе? Зачем чужие берешь? За собственные-то отвечать времени не хватит…

Сказала — и исчезла, да только не смог Растаман ударить в тот вечер Андрея!

— Словно кто его охраняет, — процедил Ариан сквозь зубы, наблюдая, как княгиня глаз не сводит с бунтаря и…

— Еретика, — пробормотал Ариан, и улыбнулся.

Ничего, обойдется он и без Растамана! Сама княгиня и убьет Андрея…

* * *

— Да что ты придумала?

Андрей отодвинулся от Елены, заглянул в ее глаза.

— Смеешься надо мной, Великая, — сказал он.

— Не хуже меня ты знаешь, Андрей, что нет лучше для твоего найденыша невесты… Знатность ему даст эта женитьба…

— Знатность?

Андрей рассмеялся.

— С каких же пор у нас разбойники с большой дороги знатью стали, княгиня? Или я в этой жизни чего-то по сию пору не понял, но если ты их знатью почитаешь, моему мальчонке среди них не бывать! Да и в знатности ли дело, когда два сердца соединяются? Разве может быть счастливым союз без любви? Была ли ты, Елена, счастлива с князем? А ведь дал он тебе знатность — вот только любви тебе по сию пору не хватает! Что за идея родилась в твоей голове? Да и по возрасту они дети еще, о какой им семье раздумывать? Растамановой Полине всего-то четырнадцать стукнуло, а Хелину — пятнадцать только!

— Моя мать в этом возрасте уже меня родила, — упрямилась Елена. — Да и меня князь сюда привез, когда мне шестнадцать стукнуло…

— Много ли счастья это дало тебе? — спросил Андрей тихо.

Много, — хотелось ей ответить. — Тебя увидела…

Но она промолчала, насупилась — не хотел он ее понимать!

— Прошу тебя, Елена, не обижай девочку, — взмолился Андрей. — Поговори вначале с Хелином, и уж только после этого подступай к Полине — ведь нет хуже боли, чем отказ жениха!

Ах, как Елена хорошо это знала!

На одно мгновение она была уже согласна с его доводами, поставив себя на Полинино место — если девочка и в самом деле любит Хелина, а он ее нет, как же трудно ей будет все время рядом с ним быть, и знать, что никогда ее муж не полюбит — только терпеть станет, да и то… Хелин-то не будет терпеть!

Она потупилась.

— Может быть, ты и прав, — начала она задумчиво.

— О чем речь, моя госпожа? — услышала она за спиной вкрадчивый голос Ариана. — Уже сообщила Андрею о великой радости?

— Ах, Ариан, все не так просто, как мы думали! — всплеснула руками Елена. — Вдруг и вправду откажется мальчик? Позор для девочки…

— Как же откажется? — недоуменно спросил Ариан.

— Да если он ее не любит!

— Разве твоя воля не священна, Великая Княгиня? — проговорил Ариан. — Или я не понимаю чего-то? Или у нас Андрей в Городе княжит?

— Сам знаешь, Ариан, что нет, — усмехнулся Андрей. — И в воле княгини я смысла ищу… Малы они оба. Надо подождать!

— Видишь, Ариан, — обрадовалась Елена. — Надо просто немного подождать… Хотя бы год один!

— Не понимаю тебя, Княгиня, — пожал плечами Ариан. — Сама хотела в день своего рождения о помолвке объявить, радовалась, как дитя — и что же? Встречаешь по дороге этого человека — и сразу по другому думать начинаешь! Вот и возникает вопрос — кто у нас правит Городом, ты или он?

Елена молчала, снова потупившись — как ей уйти от неприятного разговора? Кто прав — Ариан или Андрей?

— Может быть, Андрей считает, что ты и не Княгиня вовсе? И городом властвуешь не по праву? — прошелестел Ариан, с каждым звуком источая яд.

— Ты говоришь, не я, — усмехнулся Андрей.

Вздрогнула Елена. Подняла глаза и холодной молнией обдала Андрея.

Да как он смеет сомневаться в ее власти?

— Завтра же объявить о помолвке, — холодно бросила она, и пошла прочь к карете.

— Не отдам я тебе мальчишку, Ариан, — проговорил Андрей. — Не сломаешь ты его жизнь, как сломал Еленину…

Она услышала его слова, обернулась, смерила его ледяным взглядом с ног до головы — как холодом обдала…

— Завтра твой найденыш должен быть представлен ко двору в качестве жениха Растамановой Полины, — чеканя каждое слово, повторила она. — А удумаешь иное — пеняй на себя! Нет у твоего мальчишки выбора — или в одних оковах будет, или…

Она усмехнулась. Глаза их встретились. Словно подменили Елену — теперь в ее глазах только высокомерие да властность были, и голос стал пронзительным, словно ворона закаркала…

Договаривать она не стала — да Андрей ее и так понял.

Приподняла тяжелую парчовую юбку, и шагнула в карету.

Ариан остановился, и обернувшись, подмигнул Андрею. Чья взяла? — неслышно прошептал он, но Андрей расслышал.

Проводил взглядом удаляющуюся карету, и вздохнул.

Не будет Хелину, как и ему, в этом Городе, покоя!

— Где же ты, княжна, — прошептал Андрей. — Город твой весь в кровавых слезах… Только тебе одной под силу было открыть железную дверь, выпустить на волю Светлого Ангела! Ах, матушка, матушка! Как же мы с тобой ее не сберегли? Теперь и Господь от нас, видать, отвернулся!

Только ветерок со стороны леса пролетел мимо, коснулся разгоряченной щеки Андрея. Словно хотел успокоить, да от горя и обиды не понял Андрей, что хотел ему сказать свободный ветер…

 

Глава шестая

НАСТОЯЩИЙ ПРАЗДНИК

Все богаче день ото дня становился дом Растамана. Гордо возвышался он в самом начале кривой улочки — отделенный высокими воротами, скрывающими от любопытных и завистливых глаз стены, украшенные прихотливыми узорами.

Пол в доме был устлан дорогими персидскими коврами, повсюду сверкали и переливались массивные, золотые украшения — даже подсвечники в доме Растаман украсил сапфирами.

— Княгиня! — ахнула служанка, кога во двор Растамана въехала карета.

Бедная девушка застыла на месте, не зная, к добру ли этот визит, да мешкать было нельзя — не простит княгиня даже минуты ожидания!

— Княгиня, — только и выдохнула она, влетев в покои к госпоже.

— Что княгиня?

Алия потянулась, зевнула — вставать с кровати ей совершенно не хотелось.

— Княгиня к вам приехала, — выпалила служанка.

Глаза Алии были как щелочки, но от такого известия округлились, большими стали — сама Княгиня? К ней?

Никогда она сюда не заезжала!

— Встречай ее, — махнула она маленькой ручкой.

Быстро встала, оделась — чтобы не померкла ее восточная красота рядом с княгининой, нарядилась в лучшее, да в уши настоящие адаманты продела…

— Не к добру, или…

Как узнаешь?

Сколько мыслей пролетело в голове, подобно ветру — и ни одна из них не могла стать окончательным ответом!

Последнее время Растаман ходил мрачнее тучи, разговаривать с ним было хуже, чем с камнем — словно согнулся он, постарел, и в глазах тоска поселилась… В городе ходили слухи, что пробежала между ним и Арианом черная кошка. Ни для кого не секрет, каково влияние Ариана, может, и теперешний визит сулит им беду?

— Никогда ведь не заходила к нам, вроде бы мы ей не компания, — задумчиво пробормотала Алия, припудривая щеки. — Ниже холопов нас считала раньше — а теперь почтила визитом? Нет, не к добру это!

Но делать нечего — раз пришла беда, да еще и вошла в ворота, надо выйти ей навстречу…

Алия быстро сбежала по ступенькам — маленькая, воздушная, пусть знает княгиня, что не она одна красива, как распустившаяся роза! Может быть, нет у Растамановой жены таких алых губ, и черных, как смоль, бровей? Или ресницы у нее не лежат на щеках, когда она засыпает?

А уж про наряды и говорить не стоит! Ничем не хуже княжеских, если не лучше!

Так и вошла в гостиную, носик кверху. И даже когда склонилась перед Великой в низком поклоне, сделала это с такой грацией и достоинством, что Ариан усмехнулся, а княгиня едва заметно нахмурилась — не уклонилась от ее взора гордость восточной красавицы!

— Чем обязаны счастьем видеть вас, Великая? — проговорила Алия, склонившись в поцелуе — ох, с радостью бы сплюнула она, так противно было руку целовать!

— Дома ли твоя дочь? — поинтересовалась Елена.

Не дождешься от меня задушевных разговоров, не снизойду, сказал Алие взгляд Елены. Место твое у моих ног, а от твоих взглядов горячих я не расплавлюсь…

— Дома, Великая…

Недоумение не смог скрыть взор — зачем Елене понадобилась Полина?

— Позови ее, — приказала Княгиня. — Дело у меня к ней… Скажи ей, Княгиня сватать ее пришла.

Служанка, уже метнувшаяся по приказу Алии за Полиной, остановилась на пороге, замерла в недоумении. Оглянулась на госпожу — у той в глазах тоже страх промелькнул, словно птица.

— Сватать? — переспросила Алия.

Кровь отлила от щек — белее белого стояла она, опустив руки, смотря в темные княжеские глаза.

— Да, — кивнула Княгиня, обнажая в улыбке жемчужные зубки. — Или ты против? Неужто думаешь, Княгиня для твоей дочери плохого жениха подберет?

— Да ведь мала еще Полина, — попробовала возразить Алия, но осеклаь — как предвестье гнева, сдвинулись соболиные брови на переносице!

— Мала? — зловеще переспросила княгиня.

— Иди за Полиной, — устало приказала Алия служанке. — Может быть, Великая вначале с ней самой посоветуется? Да и не мне судьбу ее решать — как она захочет, да Растаман прикажет…

— Что же, Алия, получается? Я у тебя после них иду?

Голос Княгини был тих и вкрадчив, но не обмануть Алию притворной лаской — забилось тревожно ее сердце!

— Нет, княгиня, нет! — воскликнула она горячо. — Знаю я, только о счастье нашем ты думаешь днем и ночью! Прости меня, княгиня, я растерялась от радости великой! Только скажи, кто жених?

— А вот придет твоя дочь, узнаешь, — улыбнулась Елена, сменив гнев на милость.

Глупы люди, подумала она, рассматривая с любопытством Растамановы хоромы. От счастья своего нос воротят… неужто Андрей считает, что в его хибаре мальчишке лучше жить, чем в этих светлых покоях? Какой толк в гордой нищете?

— Звали?

Звонкий девичий голосок оторвал ее от размышлений.

Полина стояла на пороге, с удивлением и страхом глядя на высокую гостью.

— Подойди ко мне, дитя мое, не бойся…

Ласково поманила ее к себе Елена, и голос звучал, как елей и патока.

Девочка подошла, опустилась перед владычицей на колени.

— Скажи, милая, нравится тебе Хелин?

Полина вздрогнула, опасливо оглянулась на мать. Алия стояла, прислонившись к стене — только румянец во всю щеку выдавал ее волнение.

— Да, нравится, — прошептала Полина, зардевшись. — Только я ему не нравлюсь…

— Это ничего, — рассмеялась тихо Елена. — Знаешь, как говорится? Стерпится — слюбится… Мужчины иногда бывают глупы, бегают от собственного счастья…

И вздохнула, глаза печалью затуманились — словно вспомнила о своем.

Но тут же прогнала печаль, вернулась, и, взяв девочку за подбородок, проговорила:

— Завтра мой день рожденья… Я хочу, чтобы вы сделали мне подарок. Давно в городе не было праздников, пусть завтра случится!

— Ваш день рожденья и так для всех торжество великое, — льстиво проговорила девочка.

— Нет, я хочу, чтобы и у вас с Хелином тоже был праздник! Поэтому завтра я хочу объявить вас женихом и невестой!

Побелела, как полотно, Алия. А полина вспыхнула, улыбнулась против воли, и поцеловала Еленину руку.

— Что же ты не спросишь меня, согласен ли он? — спросила удивленно Елена. Или наврал ей Андрей?

Девочка уверена, что Хелин рад будет стать ей мужем?

— Ваша воля для всех закон, склонила головку в поклоне девочка. — И для него не исключение…

Встала легко с колен, и такая молния полыхнула из ее глаз, что даже Елену обдало ее жаром — невольно отшатнулась она, и тревожно забилось сердце.

А если я недооцениваю эту маленькую обезьянку, — подумала она.

Если угроза ей не от Андрея, не от мифической княжны — а вот от этой черноволосой девочки?!

Как бы то ни было, дело сделано! Княжеское слово назад не берут…

Княгиня поднялась, кивнула величественно, и вышла. Молчаливо шел за ней Ариан — ссориться с Растаманом ему не хотелось. Итак последнее время их отношения близки к разрыву, как бы не рассердился он из-за этой княжеской глупости!

Но он знал, что возражения все вызовут гнев Княгини, и даже ему не хотелось быть его причиной.

Слишком жестокой становилась княгиня в гневе!

Ариан шел за ней молча, и все думал, каковы будут последствия необдуманного поступка Княгини. Впрочем, скоро он успокоился, и улыбка коснулась его тонких губ.

Приежде всего Ариан искал выгоду для себя — а тут она несомненно была! Конечно, был и риск — но Ариан привык рисковать.

— Вся жизнь рядом с Великой риск, — усмехнулся он.

— Ты что-то сказал? — обернулась немедленно Елена.

— Нет, Великая, — торопливо отказался Ариан. — Тебе послышалось…

— То-то же… — проговорила она.

Настроение у нее было пасмурным, как небо над Городом, словно сейчас княгиня ступила окончательно в черную тень, да возвращаться ей не хотелось.

В конце концов, моя воля для них священна, подумала она снова, разглядывая в окно пустынные улочки.

Ах, какими унылыми они ей сейчас казались! Не могла больше Елена жить в такой серости беспросветной!

— Завтра же… Нет, сегодня к вечеру! Вели, Ариан, расцветить все улицы Города огнями и фейерверками, — распорядилась Елена. — Праздник должен быть настоящим!

* * *

Хелин в это время и думать не думал о своей судьбе. Да и зачем? Разве не Бог судьбой ведает?

У Хелина заботы были поважнее. Он мастерил флейту — как Этан учил его в свое время, чтобы звуки были красоты волшебной. Не выходило пока у Хелина такое чудо, иногда руки опускались. Может, нет у меня таланта? Этан эти флейты делал даже на продажу, и все с разными голосами у него получались, а у меня — скрип один! Словно осипший ворон каркает!

— Не выходит ничего, — покачал он головой, в очередной раз ломая неудавшееся творение.

— Да и не выйдет, — подал голос Жрец. — Потому что ты забыл про богов…

— Да в зубах ты навяз со своими богами! — отмахнулся Хелин. — Андрей говорит, Бог один.

— Да что он знает, твой Андрей! Голову только морочит тебе… Какая флейта получится у мальчишки, забывшего веру отцов?

— Вот не знаю, чему мой отец поклонялся, — рассмеялся Хелин. — И не видел я его ни разу!

— А Этан?

— Этан… Он свободе одной служил. Да природе… А что она, природа? Разве не Бог? Андрей говорит, в каждом дереве дуновение Божьего дыхания…

— Предки твои много богов имели, — не унимался Жрец. — Зевес-громовержец, Афродита…

— Не знаю, откуда ты эти имена иностранные взял, — мальчик отломил другую ветку. — Но я эти имена от тебя только и слышал! Вот, кажется, эта свирелька получится! Посмотри — гладкая, как кожа ребенка!

— Пока не испросишь у богов позволения, не выйдет ничего, — хитренько улыбнулся Жрец. — Хоть раз бы попытался!

— Много чести твоим богам, — рассмеялся Хелин. — Без них обойдусь…

Жрец помрачнел, насупился, в глазах его мелькнул страх.

— Поостерегись так говорить, — пробормотал он. — Накличешь беду на всех нас!

— Да что ты вечно каркаешь, как ворона! Накличешь беду, накличешь беду! Даже тени боишься своей — и что за жизнь? — не выдержал Хелин. — Андрей говорит, надо жизни в глаза смотреть, да на Бога уповать, тогда никакая беда не страшна! А тебя послушать — так нет лучше жизни, чем забиться под кровать, да носа оттуда не высовывать!

Сказал резкие слова — да тут же о них пожалел. Зря он так… Старик ведь к нему привязан. Жалко ему стало Жреца — тот сидел, сжавшись в уголке, и плечи опустил.

— Не сердись, — подошел к нему Хелин, и ласково обнял за худые плечи. — Люблю я тебя, вот только богов твоих…

— Не договаривай! — в страхе закричал старик. — И так душа за тебя болит… Прогневаешь — никакая жертва тебя не спасет!

— Вот и говорю — злые они, — снова проснулся в Хелине озорной мальчишка. — Жертвы им все какие-то подавай… Слова не скажи поперек. Прямо как наша Княгиня!

Ничего не ответил Жрец. Ах, Хелин, мальчик ясный, как же ты дерзок, думал он. Как бы не причинила тебе зла твоя смелость!

— Скорее бы Андрей пришел, — проговорил он вместо этого. — Что-то задерживается он…

— Придет, куда денется? — проговорил Хелин, и бросил взгляд в сторону дороги, откуда должен был появиться Андрей.

Пуста она была. Только ветер, налетевший невесть откуда, гонял по дороге снег, да завывал при этом, как голодный волк.

— Задержался, — вздохнул Хелин. — Может, в храм заброшенный отправился?

— Допрыгается он со своим храмом, — проворчал Жрец. — Вот мы — спрятали нашу веру, и живем… А он так не хочет! Знает же, не по нраву разбойникам его Бог, так нет же — как назло, только и говорит про Него, да про княжну свою пропавшую! А ее уж и на свете нет! Мыслимое ли дело, чтобы маленькая девчонка в лесу выжила?

— Может, ты и прав, да при Андрее этого не говори, — попросил Хелин. — Он ведь только надеждой живет… Не лишай его надежды!

Жрец нахмурился- чувство ревности сильно сдавило грудь, так много заботы об Андрее было в голосе Хелина. А меня? — застенал, заметался голос этой ревности. — Как бы меня он так любил… Но кому нужен старый Жрец?

И в то же время не мог он расстроить Хелина — привязанность к нему только и держала старика в городе.

— Не стану об этом говорить, — успокоил он Хелина. — Каждому своя сказка, Андрею твоему — о княжне… Пусть с ней живет.

* * *

Алия боялась мужа. Как ему сказать о княгининой прихоти? А не скажешь — еще будет хуже. Скажет, что утаить хотела она об этом, да и княгинин гнев обрушится на ее голову!

Потому сидела она тихо, словно мышка, пока Растаман трапезничал. Даже от него не укрылось, что Алия сама не своя…

— Что это с тобой? — спросил он, нахмурившись.

Вернувшись с промысла, он принес жене изумрудную диадему. Словно княгиня, прицокнул языком, когда Алия одела ее на свои черные волосы. Может быть, подарком недовольна?

— Княгиня в гости приезжала, — нехотя молвила Алия, и снова осеклась, в страхе метнула взгляд на мужа.

— Княгиня? — удивился Растаман. Но тут же прогнал все подозрения — может ьыть, дошло наконец-то до высокомерной Елены, кому она обязана своим благоденствием! Может быть, поумнела, начала уважать Растамана…

— Да, — кивнула Алия.

— По делу, или в гости?

— По делу, — пролепетала Алия.

Растаман вскинул брови.

— Хочет Полину замуж отдать…

— Полину? — переспросил Растаман. Не ослышался ли он? С чего вдруг в голову Княгини пришла мысль Полинину судьбу устроить?

— И за кого же она порешила отдать нашу Полину?

Алия набрала в легкие побольше воздуха, собрала все свое мужество в кулачок, и выдохнула едва слышно:

— За найденыша…

Растаман побледнел, как полотно. Только глаза сверкнули недобрым огнем.

— За этого пса безродного? — тихо и угрожающе прошипел он.

— Так Княгиня хочет, — попыталась защититься от его гнева Алия.

С губ Растамана чуть не слетело — не бывать этому! но опомнился, взял себя в руки…

— За найденыша… — прошептал он, сжав клинок побелевшими от ярости пальцами. — Чего удумала…

— Я пыталась сказать ей, что мала еще Полина, да она и слышать ничего не хочет, — проговорила Алия.

— Да что же, когда старше станет, отдашь ее за голь эту перекатную? — вскинулся атаман. — Для этого пащенка я ночами глаз не смыкаю, будущее для своей дочки создаю? Или ты думаешь, золото все это мне даром достается?

Ярость, начавшая бушевать в груди Растамана, уже нельзя было успокоить. Не мог он сорвать обиду на Княгине, только жена была под рукой…

Словно почувствовав опасность, Алия вскочила, метнулась в угол, закрыла лицо рукой.

— Не бей меня, — попросила она. — Нет в этом моей вины! Не могу я говорить против княгини!

Как ни сладок был Растаману страх в глазах жертвы, он опустил руку, занесенную для удара.

— Пойду к Княгине сам, — сказал он. — Пусть отставит глупости с женитьбой…

— Пойдешь? — услышал он девичий голосок с порога.

Обернувшись, Растаман встретился взглядом с Полиной.

Она смотрела на него, сузив глаза.

— Неужели пойдешь? — прошептала она, и столько яда было в ее голосе, что и змея бы позавидовала такому обилию!

— А что, не пустишь? — набычился Растаман.

— Иди, коли хватит смелости против Княгининой воли возразить, — передернула девочка плечом. — Только я не хочу в изгоях оказаться из-за твоей гордости да глупости… Сам же учил меня — воля Княгини священна. Даже если потребует она, чтобы мы заживо в аду горели — итогда не задумываясь, должны мы броситься в пламя! Что же теперь? Из-за глупости все рушить, что ты выстроил? Разгневается Княгиня, выгонит нас прочь — а то и хуже, сгноит в подземельях! Нет, отец, никогда я не допущу этого!

С удивлением посмотрел на Полину Растаман. Сам не ведая, мудрую дочь вырастил! Смысл в ее речах был, Растаман не мог возразить ни слова… Вот только как бы в жертву она себя приносила, ягненок несчастный, и сердце Растамана защемило от печали.

— Поди сюда, золотце мое, — прошептал он.

Подошла Полина, припала к отцовской груди.

— Ах, птичка моя, да как же так…

Не простит Княгине этого Растаман, — думал он. — Никогда… Заплатит мне за твои слезы жестокосердная властительница! Знай же, Княгиня, с этого момента песок в часах твоей жизни почти истончился — совсем слабой струйкой вниз сбегает, да и того, что осталось, хватит, чтобы наполнить твои дни смутной тоской да горем!

Причитания отца Полина слушала молча. Никто не видел ее лица — скрытого на мощной отцовской груди.

Тяжело вздохнула Алия. Всплакнула в уголке служанка.

А на Полининых губах сияла улыбка. Всего добьюсь с княгининой помощью, да с хитростью, — думала она, предвкушая завтрашний праздник. — А там недалек путь и до престола княжеского…

* * *

Темно было в разрушенном храме, пусто… Снег да ветер властвовали здесь, отчего казалось, что одиночество беспросветно — раз нет Господа в Его храме, где найдешь?

Андрей уже давно стоял на коленях, склонив голову, точно вел неслышную беседу.

— Да будет на все воля Твоя, — прошептал он наконец, поднимаясь с колен — перекрестился, положил земной поклон туда, где еще недавно возвышалась колокольня, а теперь гулкая пустота отвечала ветру.

Покинув храм, Андрей остановился — отчего же снова показалось ему, что пока он там был, чье-то сердце радовалось, а ушел отсюда — снова запечалился храм, как живой!

Как матушка…

Словно тут она и обреталась, невидимая, как ангел, ощутимо было лишь дыхание ее — теплое, нежное, как в детстве…

— Нет, Господи, только в Твоей воле судьбы устраивать, — покачал головой Андрей. — Не дам я им мальчика сломать!

— Не дай, — отозвалось эхо в стенах храма.

Вздрогнул Андрей, обернулся. Словно голос был матушкин — или показалось?

Он вернулся.

Только ветер раскачивал веревку, оставшуюся от колокола.

Да на самом верху сидела трехцветная кошка, как та, которую видел он на руках у княжны.

— Ты? — вымолвил он, и попытался дотянуться.

Кошка мурлыкнула, но в руки ему не далась — отпрыгнула подальше, и принялась умываться, словно гостей пророчила.

— Да нет, похожа ты просто, — вздохнул Андрей. — Ах, бедняга! Взял бы тебя к себе — но Бог знает, где я буду завтра? Да и тебе в Городе житья не будет! Не любят они зверюшек, мешаете вы им с какими-то духами разговаривать!

Кошка наклонила голову, точно слушала и понимала человеческую речь.

— С Богом не мешаете, а с духами…

Он тяжело вздохнул.

Кошка сочувственно посмотрела на Андрея. Но подходить не стала. Так и сидела на самой вершине полусгнившей лестницы — и как она умудрялась сохранять там равновесие?

— Что же мне с тобой делать? Даже покормить тебя нечем…

Кошка посмотрела на него, мяукнула, спрыгнула вниз, и пошла в сторону леса.

Словно что-то она Андрею говорила, а он не понял ничего…

Проводив кошку взглядом, Андрей направился к дому.

Странное дело, но теперь печаль его стала легче, будто переложил он часть забот на чужие плечи.

— Андрей! — услышал он голос Хелина.

Вихрем кинулся к нему мальчик, обнял, прижался щекой к его щеке.

— Как я за тебя волновался, — прошептал Хелин. — Из города такие звуки доносятся, словно там виселицу строят, или костер для ведьм складывают! Треск, стук — ужас!

— Может, и виселицу, — вздохнул Андрей, нежно убирая прядб волос со лба Хелина. — Послушай меня, Хелин… Может так случится, что нам придется расстаться вскоре. Если что со мной случится, помни — в лесу есть дом, о котором никто не знает! Там сможешь продержаться некоторое время — если не заьыл еще, чему научил тебя твой Этан… Все одно, дружочек мой, с животными иной раз лучше, чем с людьми! Обещай же мне, что уйдешь отсюда!

— А ты? — нахмурился Хелин. — Что за глупости ты говоришь, Андрей! Уйдем вместе!

— Может, и вместе, да всякое может выйти… Обещай!

Стиснул он руку Хелина, и смотрел ему прямо в глаза. Не дал мне Господь своих детей, только ты у меня есть, думал он. Матушка за меня жизнь не раздумывая бы отдала, так и я не стану хуже!

— Да…

Только начал Хелин говорить, да осекся. Глаза округлились от удивления, и только и смог он выдохнуть:

— Княгиня?!

Андрей вздрогнул, обернулся.

И в самом деле — к дому подъехала карета Княгини, черная, как тень, и сердце Андрей сжалось от предчувствия беды. Прижал он мальчика к себе крепче, и напомнил:

— Помни, Хелин! Ты мне обещал…

Хелин промолчал в ответ.

— Или я тебе не вместо отца? — нахмурил брови Андрей.

Княгиня уже вышла из кареты, все ближе и ближе подходила она к дому Андрея.

— Разве не должен младший выполнить волю старшего? — прошептал уже тише Андрей.

— Должен, — кивнул Хелин. _ Если воля справедлива…

— Моя воля может быть, и не справедлива, да сердце подсказывает, что так будет лучше, — улыбнулся ему ободряюще Андрей.

И, отпустив плечи Хелина, пошел навстречу гостье.

* * *

Взглянула княгиня в глаза Андрея, и снова укололо ее сердце сомнение — может быть, зря она затеяла все это? Да как отступишь? Сам Андрей просил не унижать девичьего достоинства…

— Здравствуй еще раз, Андрей, — проговорила Елена. — Не передумал?

— Это ты передумать должна была, Великая, — спокойно ответил Андрей, смотря ей прямо в глаза. — А мне думать не о чем… Я сказал уже, что не дам мальчишке жизнь сломать!

— Значит, вот какого ты мнения о моих стараниях, — нахмурилась Елена. — Разве я зла хочу твоему найденышу?

— Может, ты и не хочешь его, только оно на пороге…

— Да как ты смеешь! — проговорила Княгиня. — Меня ты, что ли, злом называешь?

— Не тебя, а твое упрямство, да гордыню, — ответил Андрей.

Он казался спокойным, словно ничего и не происходило, словно не в ее руках сейчас жизнь не только его, но и Хелина.

— Как бы то ни было, я ничего передумывать не намерена, — сквозь зубы проговорила Княгиня. — Вопрос этот уже решен. Невеста согласна…

Андрей усмехнулся, и попросил:

— Ну, так спроси и жениха, хочет ли он этого союза… Я думал раньше, что это парень у девушки руки просит, а получается, все наоборот!

— Ошибаешься, Андрей, — рассмеялась Княгиня. — Дети глупы, и счастья своего не знают! Но я спрошу…

Она подошла к Хелину, и остановилась, глядя ему в глаза. Словно молния полыхнула из зеленых глаз — ах, как красив был мальчишка, отметила она про себя. На Андрея похож упрямой линией подбородка, да этим сиянием в глазах!

— По сердцу ли тебе Полина?

— Растаманова? — переспросил Хелин, и рассмеялся. — Нет, Княгиня! На дне ее души зла много лежит, зависти — так что будь она даже собою хороша, как Пресвятая Богородица, и тогда бы я отказался! Нет радости там, где много злобы…

— Дитя ты еще, — топнула ножкой Княгиня. — Не можешь понять, что тебе в жизни нужно! Моя воля такова, что быть тебе ее женихом!

— Разве людей не Господь соединяет? — рассердился Хелин. — Воля твоя, Княгиня, а не будет по-твоему! Не телок я, чтобы меня в Растаманов загон тащить против воли!

С трудом сдерживала Княгиня гнев — да как смеет этот щенок безродный против нее слова подбирать?

— Как ты смеешь так говорить со мной? — холодно спросила она. Только в глазах сверкнули холодные льдинки ярости — да тут же погасли, послушные воле Княгини.

— А как вы смеете мою судьбу по-своему кроить? — вскинул голову мальчик. — Видеть не могу вашу Полину…

— Придется тебе ее видеть, если я так хочу!

Скрестились их взгляды, точно мечи в бою.

— Сами на нее и смотрите, — отрезал Хелин. — А знаете, почему она вам нравится? Потому что вы с ней — как две стороны одной монеты! Она — ваше отражение, только еще…

И осекся, сам устрашившись смелых речей.

— Договаривай же… — прошипела Елена, как змея.

— Только еще гаже, — тряхнул упрямо головой Хелин.

Даже Андрей нахмурился, а Жрец, причитая, в угол отполз — подальше от греха!

— Ох, беда, беда, — бормотал он.

— Не пойдешь сам? — спросила Елена насмешливо.

— Не пойду, — ответил Хелин.

— А ты что скажешь? — обратилась она к Андрею.

— Я уже все тебе сказал, — проговорил он. — Рано еще Хелину думать о невестах… Придет срок — вернемся к нашему разговору. А сейчас, раз не хочется ему — не стану неволить паренька! Ему жить — ему и выбирать…

— Хорошо же, — кивнула Елена. — Не хотите по-хорошему — будет вам плохое! Надо будет — в кандалах жениха притащу, а праздник завтра состоится!

— Елена! — попытался остановить ее Андрей.

Она не остановилась — только сбавила немного шаг.

Он догнал ее, и теперь шел рядом с ней.

— Не губи его, — попросил он. — Ради меня — не губи!

Не ответила она ничего. Только губы плотнее сжала.

— Елена, ради собственной любви…

— Замолчи! — воскликнула она.

Остановилась, обернулась к нему — в глазах сверкнули, словно алмазы, злые слезы.

— О любви говоришь… Какая же она, твоя любовь? Горше полыни… Да и нет пути назад — не могу я, Андрей, княжеское слово назад забрать! Сам говорил — девочку обманывать нельзя! Раз уж мне не судьба познать счастье — пусть хоть она своего добьется!

И, словно птичка, вспорхнула в карету — только облачко пыли осталось на дороге после Елениного приказания — трогай!

Да горький осадок в душе — словно чего-то не сделал Андрей, не смог через себя преступить, и должен будет сполна за это заплатить!

— Мой грех — моя и плата, — проговорил он задумчиво. — А мальчик не при чем!

* * *

Княгиня сидела, нахмурившись. Словно в такт ее мрачным мыслям, постукивали в городе молотки — город готовился к празднику.

Вот только стук их казался заунывным, печальным. Совсем не праздничным…

Княгиня была рассержена, и в то же время она чувствовала, что только что произошло что-то непоправимое, произошло по ее вине — а вот признаться себе в этом не могла!

— Ты не рассказала, Княгиня, как прошел твой визит, — напомнил о своем присутствии Ариан.

— Ах, это… Все прекрасно! — ответила Елена, выдавив на лице жалкое подобие улыбки.

— Неужели Хелин согласен? — изумленно выдохнул Ариан. Он не ожидал от мальчишки такой покорности!

— Мал он еще, чтобы счастье понимать, — отмахнулась Елена. — Пока глуп, и кто о его будущем лучше, чем княгиня, может позаботится? Так что завтра с самого утра глашатаям объявить о помолвке…

— Они уйдут, — сказал Ариан.

Ах, ка бы ушли! Насколько легче стало бы ему дышать!

— Не посмеют, — отрезала Елена.

— Посмеют, княгиня, и ты знаешь это не хуже меня, — усмехнулся Ариан. — Не согласятся они поступиться своей свободой!

Елена задумалась, наморщила гладкий лоб. А ведь он прав… Попытаются убежать, предпочтут голодную, лютую смерть на свободе счастью в оковах!

— Вели на границах Города псам охрану держать, — распорядилась она. — Чтобы никто из Города живым сегодня ночью не вышел!

* * *

Ветер к ночи становился все крепче, все злее.

Метался он, раскачивал деревья так, что они клонились к земле, завывал, как стая шакалов…

— Собирайтесь, пора, — бросил Андрей. — Нет другого выхода у нас. Ночь скроет нас от злых глаз, а в лесу, даст Бог, продержимся некоторое время…

— В своем ты уме, что нас на вьюгу выбрасываешь, как на смерть? — взвыл Жрец. Совсем ему не хотелось уходить из теплого дома!

— Запомни, Жрец, лучше гибель, чем позволить крысам погубить Хелина! — взорвался гневом Андрей.

— Вот уж гибель нашел, — пробормотал себе под нос Жрец. — Не красавица, конечно, Полина, да ее красоту во сто крат жемчуга да сапфиры перевесят! Был ли день, когда Растамановой семье голодно было?

— Замолчи, — нахмурился Андрей.

Жрец повиновался, начал складывать свой нехитрый скарб в узелок… Ах, быть бы Хелину вельможей при княжеском дворе, и он, Жрец, рядом с ним бы возвысился! Вернул бы Перуна да Стрибога на землю эту охладевшую…

Хелин собирался молча, чувствуя себя виноватым — по его милости нарушен покой этого дома! По его милости вынуждены они отправляться в черную ночь неизвестности…

— Может, и правда? — поднял он к Андрею глаза. — Стерпится… Что такое жена? Вынесу, а у вас из-за меня хоть неприятностей не будет…

— Как ты можешь глупости такие говорить? — тихо спросил Андрей. — Не жена — сама Любовь! За любовь люди жизнь отдают… Настанет час — встретишь ты ту, что всех на свете тебе краше покажется! Захочешь к ней руки протянуть — а они, руки твои, в оковах Полининых?! Не только тебе выйдет наказание, но и ей, ни в чем не повинной!

— Говорят, нет любви на свете, — возразил Хелин.

— Это глупые говорят, убогие, — отмахнулся Андрей. — Они сами, знать, себя предали, вот и не заходит она к ним, боится, что и ее предадут!

Он открыл дверь, впуская в дом ветер, и снег.

— Там ветер холодный, — поежился Жрец.

— Ветер, старик, даже когда холодный — свободен, — усмехнулся Андрей. — Вот и мы скоро станем свободными, как он!

Они шли, таясь, прячась в тени, как воры.

Каждому из них казалось, что следит за ними непрестанно взгляд жестокосердной Княгини.

— Кажется, все, — облегченно вздохнул Андрей, когда они подошли к мертвому поселению книжников. — Теперь и лес недалеко…

Стоило только произнести ему эти слова, как из темноты выплыли фигуры всадников.

— Псы Еленины… — выдохнул Жрец, и, раньше, чем успели опомниться Андрей с Хелином, громко крича, побежал прочь.

Голова предводителя отряда повернулась в их сторону.

Вот тебе и праздник, — подумал Андрей. — Как теперь спасти мальчишку?

Один был у него выход.

— Беги за Жрецом к лесу, — приказал он, — беги, слышишь?

— А ты? — выдохнул Хелин.

— Я прикрою тебя, а уж там догоню, — пообещал Андрей, подталкивая Хелина в тень, где никто бы его не увидел.

— Нет, — прошептал Хелин. — Я с тобой останусь…

— Послушай меня, мальчик, — положил ему на плечо руку Андрей. — Только три вещи в этом мире чего-то стоят… Только за три вещи можно жизнь положить! Бог, любовь и свобода… Запомни это, и не мешай мне в глазах Бога оправдаться! Придет и твой час, но не теперь! Не пробил он еще… И — кто же найдет Княжну и освободит Светлого Ангела, если ты станешь Полининым рабом?

Раньше, чем успел Хелин опомниться, Андрей вскочил, и пошел к всадникам.

Только свист стрелы прорезал тишину, как крик.

Да показалось Хелину, что где-то далеко, в лесу, жалобно застонала кошка.

— Андрей! — выдохнул он, пытаясь разглядеть в темноте могучую фигуру своего брата.

Но только псы, как воронье, кружили над поверженным гигантом.

— Прощай… — пробормотал мальчик, вытирая тыльной стороной руки слезы. — Я найду твою Княжну… Может, и ты тогда оживешь вместе с надеждой…

 

Глава седьмая

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Он долго шел по лесу, почти не ощущая холода и боли — все застилало горе, как слезы в глазах. Ноги подкашивались, но он шел.

Наконец он больше не мог сопротивляться усталости.

Ноги больше не слушались — мальчик упал, проваливаясь в черную яму страшного сна, где только стрела свистела, да слышались за спиной голоса преследователей…

Одно было ему странно — стоило ему войти в лес, голоса эти стихли, стали зыбкими, призрачными, словно теперь он был в тумане, и туман надежно скрыл его, спрятал.

Потом ему казалось, что кто-то тащил его через лес, волоком, как щенка. Он уже не мог двигаться — холод победил его, сковал члены оковами своими, и вдруг ему стало тепло. Словно его накрыли мехом, теплым, уютным, а еще откуда-то взялась собака — он мог поклясться в этом! Собака лизнула его шершавым языком, и Хелину даже показалось, что это она тащила его через лес, приняв за щенка, это она потом прятала его в своей шерсти от холода…

Так и проспал Хелин, свернувшись в клубочек, охраняемый странным животным, и только утром, когда первые лучи солнца показались, открыл тяжелые глаза.

— Да все приснилось, — выдохнул он. — Не было собаки… В этом Городе уже давно их нет — только Еленины псы…

Вспомнив о них, он вспомнил и об Андрее, и горло сжала ледяная рука непоправимости горя.

— Кто ты? Ты кто? — ясно расслышал он, поднял голову.

Никого не было — только смешная белка повисла на ветке, рассматривая Хелина с любопытством.

Кажется, мне уже мерещится, что они по-человечьи разговаривают, усмехнулся он про себя. Или к нему вернулась способность понимать их язык?

— Что ты пристаешь к нему? — различил он другой голос. — Виктор его нашел на окраине леса, вернется с подмогой — узнаем… А пока дай парню немного опомниться!

Хелин приподнялся на локтях, огляделся… Голоса были слышны явственно, словно и в самом деле на поляне этой был не он один.

— Эй… — позвал он охрипшим голосом. — Вы где? Вы меня боитесь?

Может быть, здесь живут пропавшие книжники, пришло ему в голову. Думали, что нет их, убили, а они просто в лес убежали, да так одичали, что бояться на глаза людские показаться?

Раздался сухой, скрипучий смех — словно кто закашлял.

— Чего тебя бояться? Ты сам вон дрожишь…

— Тогда почему вы прячетесь? — спросил Хелин. — Выйдите, покажитесь…

Теперь и белка залилась смехом — Хелин вытаращился на нее. Что за напасть — белка как белка, а смеется, как человек?

— Тихо! — прикрикнул голос. — Она идет… Пресветлая идет!

И голоса замерли, наступила тишина.

Только скрип по снегу легких шагов и детский голосок…

— Да что ты его бросил там, Виктор? А если — замерзнет?… Нет, Виктор, я понимаю, что не мог ты его до нашей с дедом хибарки дотащить, но нас бы позвал!.. Что значит — я спала? Проснулась бы, да и дед на молитве стоял! Неправду ты говоришь — дед мне сам говорил, что ради жизни человеческой он от молитвы отходит! Да не дуйся на меня — я просто боюсь, что он помер от холода!

Ветки раздвинулись, и Хелин замер.

Огромная белая собака бросилась к нему, поскуливая от радости, лизнула шершавым языком, и улеглась у ног, торжествующе поглядывая на незнакомку, появившуюся на поляне.

Она была одета в длинный белый плащ, отороченный черным мехом, а на ее плече сидела трехцветная кошка.

Длинные, белые, как снег, волосы свободно струились по спине, а глаза… Никогда еще Хелин не видел таких чудесных, голубых, как небо, ясных глаз!

— Да вижу уже, Виктор, что он жив! — улыбнулась она. — А все равно — в следующий раз будь добр, позови нас с дедом!

Она подошла к нему, присела на корточки. Кошка спрыгнула с ее плеча, и, мурлыкнув, устроилась у Хелина на руках. Хелин попытался подняться, но не смог.

— Ты откуда взялся? — поинтересовалась незнакомка.

— С Луны свалился, — буркнул мальчик, засмущавшись.

— Оно и видно, что оттуда, — совершенно серьезно кивнула девочка. — Вид у тебя, словно кипятком ошпаренный… Как же тебя зовут, лунный принц?

— А почему это я должен тебе представляться?

— Потому что ты в моих владениях, — улыбнулась девочка. — Вот когда я прилечу к тебе на Луну, псотараюсь быть более вежливой, чем ты сейчас!

Может быть, из-за ее открытой улыбки, и света синего в глазах — Хелин чувствовал, что она ему нравится. Конечно, гонору бы ей поменьше… Но — девчонка, что с нее взять?

— Виктор, помоги мне, ладно? — попросила девочка собаку.

— Да как меня собака дотащит? Сам дойду…

— Это не собака, — рассмеялась девочка. — Это белый волк. Хорошо, что у него сегодня доброе настроение — в другой раз мог бы и обидеться. Он не любит, когда его собакой называют… Но ты ему явно понравился — Виктор даже внимания не обратил!

Она дотронулась легкой ладошкой до его лба, нахмурилась. Покачала головой.

— Да ты весь горишь, словно в пожаре твои мысли! Марго, ты скоро его подлечишь? Давай-ка, радость моя, побыстрее! А не то он у нас тут прихватит простуду, если еще не прихватил!

Кошка мурлыкнула, потерлась о его лоб, и ему стало легче.

Удивленно он посмотрел на странных зверей.

— Да ты умница у меня, Марго, — обрадовалась девочка. — Гляди — краснота со щек спала, и дышать стал ровно! А ну-ка, лентяй, попытайся встать!

Хелин чуть не выругался — можно подумать, что он тут по своей собственной воле на снегу развалился, хотел возразить ей, что ноги у него так замерзли, что вряд ли он встанет — но не станешь же показывать слабость перед девчонкой?

Он напрягся, и рывком поднялся. Что за чудо? Ноги словно и не уставали, не замерзали — спокойно и легко он сделал шаг, потом еще один, и удивленно уставился на чудо-кошку.

— Да что она у тебя, волшебница какая? — спрсоил он девочку.

— Почему волшебница? — предернула она плеячиком. — Самая обыкновенная кошка… По крайней мере, это она так всем гвоорит… Пошли, а то ты скоро от голода падать начнешь… Да и надо тебе в тепле немного побыть. А там решим, куда тебе держать путь, если ты в лесу заблудился…

И, не дожидаясь ответа, она направилась в лесную чащу, и кошка сидела у нее на плече, а волк послушно трусил след в след, иногда оборачиваясь на Хелина.

Самое же странное было в том, что ветки сами раздвигались, давая ей проход.

Вот еще тебе княгиня лесная, — подумал Хелин, ступая за девочкой вслед. — Из огня в полымя попал… Она тут, похоже, за главную… Попробуй-ка ей не подчинись, если ее волк слушается!

Девочка шла вперед, не обращая на Хелина больше внимания.

Наконец показался маленький, бревенчатый сруб. Ничего себе, дворец у лесной княгини, — усмехнулся про себя Хелин. — Вот и ответ тебе — и вправду девчонка из книжников… Просто привыкла тут жить.

— Дед! — закричала девочка. — Я тебе тут еще одно чадо привела! Мало было тебе меня, проказницы, еще один разбойник тебе на шею…

Дверь открылась.

На пороге стоял высокий старец в черной сутане, подпоясанной суровой веревкой.

— Что же ты его разбойником обозначила? — покачал он головой строго, но в его глазах спряталась улыбка. — Ах, Аннушка, Аннушка… Лучше пойди, молока надои… Молодцу этому сейчас больше всего покой да еда нужны.

— Да уж куда я денусь, — вздохнула девочка, и, взяв ведро, отправилась в заднюю часть небольшого дворика — туда, где Хелин с удивлением обнаружил еще одну постройку.

— Я помогу, — вызвался он.

— Да ты не умеешь, — отмахнулась она. — А впрочем, ежели хочется, пойдем… С нашей Филуменой познакомишься. Можно ему со мной, дедушка?

— Да пускай идет, — улыбнулся старец. — Тебе с ним веселее будет, чем со мной.

— Вот уж неправда! — запротестовала девочка. — Мне с тобой лучше всех…

— Иди, голубка, — ласково погладил ее по светлой головке старец.

Но, стоило детям скрыться из его глаз, как грусть проникла в них. Вскинул он взгляд высоко к небесам, и проговорил:

— Неужели, Господи, уже пора снаряжать их в путь? Ведь мала она еще… Не повременить ли?

Да тут же осекся — его ли дело с Господом спорить? Пора — значит, пора…

* * *

Девочка открыла дверь в хлев, и, звякнув ведром, подошла к козе. Та повернула в ее сторону голову, и ласково посмотрела на хозяйку.

Доброе утро, Филумена, — погладила ее девочка. — Как спалось? Кстати, познакомься — это…

Она обернулась к Хелину.

— Представь себе, Филумена, я и сама не знаю, как нашего гостя зовут! Наверное, имя у него магическое — нельзя, чтобы все знали, а не то он силы колдовской лишиться!

И она звонко рассмеялась, да уселась на маленькую скамеечку, принимаясь за дело. Быстрыми и уверенными были движения ее маленьких ручек. Хелин невольно залюбовался ей.

— Так как тебя зовут, не скажешь? — обернулась она к нему, лукаво улыбнувшись.

— Хелин, — ответил мальчик, невольно покраснев.

— Имя и правда заморское, — удивилась она. — Может, ты и в самом деле с Луны свалился?

— Нет, я из Города бежал, — сказал Хелин.

— Надо же, и я из Города сбежала! — подтвердила его догадки девочка. — Только давно это было… Я маленькая совсем была, почти и не помню, как этот ваш Город выглядит!

— Да ничего там нет хорошего, — вздохнул Хелин. — Я бы оттуда давно ушел, если б не брат.

— Что ж теперь ушел, бросил брата? — поинтересовалась девочка.

— Он погиб, — едва слышно сказал Хелин, и отвернулся, чтобы она не видела, как предательски блеснули глаза.

Она смотрела на него теперь по другому — серьезно, с сочувствием, словно понимала, как она выглядит — боль утраты.

— Прости, — попросила она. — Я не знала…

— Да ладно, — отмахнулся он, и улыбнулся. — Можешь еще разок…

Они помолчали немного, словно оберегая те минутки боли, когда душа твоя соприкасается с душой ушедшей.

— Моя няня тоже недавно умерла, — нарушила первой тишину девочка. — Во сне… Но Дед говорит — смерти нет на свете… Только для плохих людей! Твой брат ведь не был плохим?

— Он лучше всех на свете, — твердо ответил Хелин.

— Няня была тоже самой доброй и ласковой, — вздохнула девочка. — Нам без них одиноко, пусто — да только нужно научиться их слушать. Это только кажется, что нет их с нами — а совсем и не так! Меня няня все время выручает… И тебя твоя брат станет выручать, вот увидишь!

Она закончила, чмокнула козу в нос, и обернулась.

— Бери ведро… Сейчас завтракать будем!

— Ловко у тебя получилось! — признал Хелин. — Я бы не смог!

— Да нетрудна наука, — рассмеялась девочка.

— Это кажется…

Он не мог представить себе, чтобы изнеженная Полина смогла бы так ловко управиться с дойкой! Да она бы носик наморщила, отмахнулась — не барское это дело!

— Да что сложного?

— Не скажи… Городские девушки этого не умеют.

— Так они и из лука стрелять не умеют, — фыркнула девочка. — И язык зверей не понимают. Да и молиться не могут! Да и каков с них спрос? Им же не надо идти к Черному Истукану, доставать ключ, да дверь железную открывать, чтобы Светлого Ангела выпустить! Ну, что ты застыл, как изваяние? Нас дед ждет… Пошли побыстрее!

А Хелин и в самом деле застыл, не смея вздохнуть.

— Постой, — попросил он. — Так неужели ты и есть Княжна?

— Здравствуйте, сколько не видались, — насмешливо пропела девочка. — Наконец-то познакомились! Конечно. Я княжна Анна… Дочь князя Романа. А ты меня за кого принял?

И, устав ждать, дернула за рукав.

— Может, хватит столбом стоять? Неровен час, на колени бухнешься… Пошли, а то дед с голода помрет!

И пошла, не дожидаясь Хелина.

— Княжна… Надежда Андреева… — пробормотал Хелин, следуя за ее легкой фигуркой.

Выходит, ты не зря погиб, Андрей, — мелькнула в голове мысль, принесшая ему облегчение. — Нашел таки я твою княжну! Жива она, слышишь?

И — словно ветер в ветвях деревьев запутался, и ответил ему — да, Хелин, слышу…

Только найти-то нашел, а теперь должен сохранить наше сокровище…

Сможешь ли?

— Постараюсь, — пообещал Хелин.

* * *

Снег повсюду был не таким, как в городе. Ослепительной белизной сверкаЛ, переливался на солнце — словно лес находился так далеко от Города, на другом конце света! И солне тут было другим, ярким, радостным. В Городе снег был почерневшим, жалким, а тут — царственным, как королевская мантия, накинутая на плечи матушки Земли…

Княжна шла легко, едва касались маленькие ножки земли. Словно летела…

— Дед! — позвала она старца. — А наша с тобой находка симпатичной оказалась вполне… Вот только покажу ему лес, чтобы от кустов не шарахался, и цены ему тогда не будет!

— Да что же ты всю дорогу насмешничаешь? — строго спросил старец, принимая из рук Хелина молоко. — Совсем нашего гостя в краску ввела! Стыдно мне за тебя, Аннушка!

— Нет, дед, не огорчайся! — испугалась Анна, и птичкой метнулась к старцу на грудь. Обняла его шею своими руками, и спрятала лицо у него на груди.

— Нет мне хуже наказания, чем огорчить тебя! — прошептала она. — А что я над ним насмешничаю — так чтобы он не стоял, как истукан, с таким удивлением на меня глядя, словно я только что на колеснице огненной с небес спустилась, как Илия Пророк! Скажи ему, дедушка, что я обычная девчонка, только разве что знаю да умею побольше его бывших подружек!

— Ах, какая! — цокнул языком старец. — Знает она больше других, да умеет! Да разве тебе ведомо, что они-то умеют? Вот не знал, что такую гордыню вырастить сумел! Ступай, проказница, а то твой кавалер скоро инеем покроется!

— Вот и станет красивым, как заснеженное дерево, — фыркнула маленькая хулиганка. — А то сейчас он и впрямь на истукана похож… Жалко, что я не язычница — вот бы попрыгала вокруг, потанцевала!

И звонко рассмеялась, отчего на губах старика появилась невольная улыбка, да и Хелин не сдержался — улыбнулся, таким заразительным был ее смех. Словно сотни колокольчиков по лесу зазвенели!

А Анна быстро накрыла на стол, и теперь сидела, нарочито серьезная, как и подобает настоящей хозяйке.

Молоко показалось Хелину таким вкусным, что и отрываься не хотелось.

А хлеб, вынутый из печи, еще тепло хранил.

— А что же ты не ешь? — удивился Хелин, заметив, что старик вместо того, чтобы есть и пить эту вкусноту, ест что-то странное, как траву.

— Это снитка, — пояснила девочка. — Хочешь попробовать?

— Траву? — удивился Хелин. — Да что ты? Разве траву можно есть?

— И этому научиться надо, — объяснила Анна. — Вдруг еды не станет? Тогда на помощь придет матушка земля, подарит тебе коренья дикие, траву… А ты морщиться будешь, да отказываться?

Она говорила так разумно, убедительно, что Хелин взял веточку из протянутых рук. Попробовал — и удивился. Травка и в самом деле была вкусной, сладковатой и нежной на вкус.

Вот так урок, подумал Хелин, невольно покраснев от досады на себя. Дитя малое разумнее тебя…

— Да это она сейчас разумница, — прочитал его мысли старец. — А поначалу, когда я ее только учить всему начал, даже отплевывалась — такой ей трава невкусной казалась!

— Вот не думала, что ты про это первому встречному расскажешь! — возмутилась девочка. — Я тогда мала была да глупа…

— А теперь, надо полагать, ты и умница, и взрослая? — спросил хитро старик.

— А не то! — не сдавалась его любимица. — Уж выросла, поумнела… И люблю тебя, несмотря на то, что ты всем про меня рассказываешь, как я от снитки отплевывалась поначалу! Так меня и лук не слушался, по ногам бил!

Даже спорили они особенно, тепло — и Хелину рядом с ними потеплело, отошли его беды и невзгоды подальше.

— Чем перечить да ругаться, покажи лучше ему лес, — сказал старец. — Да возьмите Каната — а то устанете!

— Возьмем, — согалсилась с радостью Анна, и посмотрела на Хелина — а вдруг откажется?

— В лесу здорово, — быстро зашептала она, дотрагиваясь до его руки. — Знаешь, как весело там? В доме может быть, теплее, кто спорит — но скучно! Пойдешь?

— Куда я денусь, — рассмеялся Хелин. — Хоть ты меня назвала первым встречным…

— Да что плохого? — удивилась девочка. — Тебе разве сказок не рассказывали на ночь? Там принцесса всегда говорит — выйду замуж за первого встречного, а первый встречный оказывается королевичем заморским!

И покраснела, смутившись от своей откровенности.

— Это в сказках, — тут же пояснила она, поднимаясь поспешно с места и накидывая свой плащ. — Но все равно — первые встречные вовсе не плохи, и не на что тебе обижаться!

— Ступай, — улыбнулся ему старец. — Посуду я уберу… А вы пока познакомитесь поближе… Кто знает, сколько времени вам вдвоем пробыть удастся?

Хелин не стал переспрашивать его, что он имел в виду — хотя и показались ему загадочными речи старца.

За окном уже гарцевала на вороном коне маленькая княжна, и на плече ее снова приютилась кошка.

Словно не могут они друг без друга, — пришло ему в голову.

— Да так и есть, — проговорил задумчиво за его спиной старец. — Пожалуй, и не могут… Ну, ступай же. А то наше дитя совсем замучается тебя ждать!

И легонько подтолкнул его в спину.

* * *

Княжна чувствовала себя в лесу, как дома. Словно птичка, вырвавшаяся из клетки, носилась она на Канате, и конь слушался ее беспрекословно. Куда укажет маленькая ручка, туда и скачет…

— Хорошо здесь, правда? — повернулась к нему княжна, когда они оказались на большой поляне, занесенной сугробами.

— Лучше, чем в городе…

— Ну, Город-то мой не трогай, — нахмурилась было Княжна, но тут же снова заулыбалась. — Придет время, и он будет, как этот лес… Задышит спокойно, свободно, улыбаться научиться…

Спрыгнув с коня, она чуть не упала в сугроб, но ловко поднялась.

— Сколько же снега! — выдохнула она. — Давай слепим ангела?

— Как это? — удивился Хелин, который не то что ангелов — снежных баб-то никогда не лепил!

— Надо собрать в одну кучу побольше снега, — деловито сказала княжна. — А потом будем придавать снегу форму… Просто ведь!

И, не дождидаясь его, взялась за дело.

— Ну, помогай же! — крикнула она, обернувшись.

Щечки ее закраснелись от усердия, а глаза сияли, словно звездочки на небе.

Хелин почувствовал, что нет ее прекраснее на свете, и все-таки — не вязалось в его голове это дитя с Княжной-освободительницей! Напутал Андрей что-то, — думал он, помогай княжне творить сугроб. — Может, не та это княжна? Ведб совсем девчонка… Полинка и та взрослее ее будет!

— Вот так, — удовлетворенно произнесла девочка, отступая на шаг, и оглядела строго свое творение. — Вполне красив, как ты считаешь?

Хелин посмотрел, и кивнул.

В самом деле девочке даже крылья удались на славу! Словно сидел Ангел, в задумчивости и печали, немного наклонив голову.

— Сидит и думает, что же Анна никак не явится за мной, — озвучила его мысли девочка. — А Анна по лесу гоняет на коне, снеговиков лепит, словно нет у нее дел поважней! Да погоди еще чуть-чуть, Ангел мой Светлый! Времени осталочь несколько мгновений, и я что-то придумаю…

— Может быть, это только легенда? — рискнул спросить ее Хелин.

— Ле-ген-да… Представляешь, Ангел, какие они глупые, эти мальчишки? Чья же она? Если легенда-то?

— Не знаю, — пожал плечами Хелин. — Может, тебе, как и мне, сказку рассказали?

— А тебе какую? — живо заинтересовалась Анна, мигом обернувшись к нему.

— Ну, мне рассказали, что я с Луны свалился, и где-то ждет меня лунное королевство, — сказал он.

— Значит, так оно и есть, — улыбнулась Анна. — Дед говорит, ни одна сказка просто так на землю не приходит… Или ее Бог рассказывает, или дьявол… Если Бог — сказка правдива, и светом наполнена, даже если и трагична… А дьявол может и самую красивую легенду нашептать, но только там все неправильное… Сплетено все из лжи, и замаскировано умело. Дьявол ведь кто? Отец лжи и страха…

Странное дело — девочка говорила так спокойно, разумно, что Хелин ей почти поверил.

Ангел так и сидел, погруженный в безмолвную печаль. Девочка присела рядом, и погладила его по голове.

— Ты ведь сохранишь нашего деда, когда мне придется уйти? — спросила она у Ангела.

— Да неужели тебя одну отпустят? — ужаснулся Хелин.

— А куда прикажешь деться? — развела она руками. — Не могу же я княжество свое в беде оставить… Если мой Город — на мне и ответственность. Как прикажет Бог идти в путь-дорогу, так и отправлюсь.

— И леса не жаль?

— Как же не жаль, — вздохнула девочка. — Только лес мой — как детство… Вечно со мной быть не может. Ладно, пойдем назад… Смеркаться начинает, дед волноваться станет!

И, забыв о том, что еще мгновение назад рассуждала, как взрослая, вспрыгнула коню на спину, вскинула вверх руку, и крикнула звонко — на весь лес:

— Эй! Кто любит меня — за мной!

И полетела вперед, словно стрела, выпущенная из лука — только свист ветра, да снег в лицо.

Показалось Хелину, что весь лес за ней стремится, да птицы поднялись, вслед полетели…

Обернулся он — но все было спокойно.

Только легкий силуэт девочки вдали, летящей на своем коне, словно птица. И сердце Хелина снова защемило — так беззащитна была эта девочка, и так дерзка в своей смелости.

— Подожди! — остановилась она внезапно. — Что это там?

Ее рука показывала в сторону города. Клубы дыма поднимались в небо, делая его черным.

— Да хоть бы пожар! — выпалил в сердцах Хелин. — Хоть бы весь этот Город чертов погорел! Вместе с Растаманом и этой злой княгиней! То-то было б радости!

— Да как же ты смеешь такие слова говорить? — нахмурилась девочка.

— Неужто мне об этом Содоме говорить хорошо? — усмехнулся недобро Хелин. — Это их смрад наружу выходит… Сами задохнуться в собственном зле, да туда им и дорога!

— Это мой город! — отрезала девочка. — И, хочешь ты этого или нет, раз он мой, я не хочу, чтобы он сгорел!

И, развернув Каната, помчалась к Городу, раньше, чем Хелин что-то успел возразить.

* * *

— Анна! Остановись!

Он бежал за ней следом, проваливаясь в снег, думая только об одном — ее надо остановить! Не приведи Господь заметят девочку Еленины псы…

— Анна!

Канат сам остановился, заржал, заусил удила — и ни в какую… Мягко спрыгнула с Анниного плеча кошка, потрусила в сторону Города, как разведчица.

Зарево теперь стало таким ярким, что не было уже сомнений — в Городе пожар…

Хелин догнал ее, и теперь они стояли рядом.

— Марго, как вы… — с досадой выпалила девочка. — Нельзя да нельзя… Ей можно будто! А то я не знаю, что Княгиня кошек не переносит…

— Да то она тебя обожает, — усмехнулся Хелин. — Кошка убежит, а ты не сможешь!

— Вот и смогла бы, да вы мне не даете! — вздохнула Анна. — Будто я маленькая… Все и слышу только — княжна, княжна, а власти у меня никакой! Кто хочет — тот и понукает мной, как дитем неразумным!

— Да ты такая и есть, — рассмеялся Хелин. — Увидела пожар — и помчалась смотреть, как обычная девчонка! Вон и твоя Марго, идет, живая-здоровая!

— Марго! — обрадовалась Анна, спрыгнула с каната, побежала к кошке, схватила ее, прижала к груди.

— Лапушка моя, как я боялась-то, что потеряю тебя навечно!

Хелину даже завидно немножко стало — с такой любовью они друг на друга смотрели…

— Ну, что там за напасть? — спросила девочка. И головку склонила поближе к кошачьей мордочке, словно слушала, что та говорит.

— Да что ты? — ахнула княжна. — Вот горе!

И повернулась к Хелину.

— Пойдем… Все одно — мы ничем там пока помочь не можем! Бедные книжники!

— Ты о чем? — удивился Хелин.

— Их селение сожгли, — вздохнула девочка. — А ведь они там, уходя, книги спрятали… Ладно дома — их выстроить можно заново, а что будешь делать с книгами? Пока их восстановишь, много веков пройдет…

И пошла по тропинке, грустная, ведя за поводок коня. Теперь она ступала медленно, словно печаль несла на хрупких плечах.

Ах, как ему хотелось ее утешить — да слов не находилось!

Так и дошли до сруба — в тяжелом молчании.

* * *

Странное дело — так хотелось Хелину спать, так он устал за день, что только и мечтал о теплой кровати, надеясь быстро забыться в сне, а вышло все не так…

Стоило ему оказаться под теплым одеялом, душа разнежилась, ослабела… Вся грусть и боль вернулись. Снова возникла перед глазами сцена гибели Андрея — и он даже подскочил на кровати.

Из светелки княжны доносился ее звонкий, мелодичный голосок:

— Помилуй, Господи, дедушку, Хелина, моих подданых и меня, грешную…

Да какая ж ты грешная? — невольно улыбнулся Хелин. — Вот уж грешница нашлась!

— И врагов моих, Господи, прости, не надо их карать жестоко из-за меня — пусть все будет по Воле Твоей… Только она ведь справедлива… А няню и сына ее Андрея упокой рядом с папочкой и мамочкой — вместе им веселее… Да, Господи, еще… Это только Старцу не рассказывай, что я тебе молилась — он мне за животных не велит, но мы-то с Тобой знаем, что и старцы иногда заблуждаются. Так что Ты все-таки помилуй мою кошку Маргариту, и волка Виктора, и коня Каната, и козу Филумену не забудь — куда я без них? Да и деревья да звери лесные пусть живут- не тужат… Если за врагов надо молиться, то как же я за друзей своих не помолюсь, Господи?

Смешная и трогательная молитва девочки словно бальзамом чудодейственным полила душевные раны. Он откинулся на подушки, и начал уже засыпать, тем более что и девочка за стеной примолкла.

Ночь шла по лесу, рассыпая на небе пригорошни зевезд, как искусная художница.

Ничто не мешало ей — повсюду царила тишина.

Хелин и сам успокоился, хотя сна еще не было. Скрипнула тихонечко дверь — это Старец отправился на молитвенный свой подвиг. Как он умудряется, подумал сонно уже Хелин, всякую ночь не спать? Анна показывала ему и камень — он попробовал встать на него коленями, да от боли закричал. А старец — хоть бы ему что, целыми ночами на этом камне стоит, с Господом разговаривает…

Словно туманом зыбким теперь померкли образы Растамана, дочки его Полины, и княгини Елены с ее вечным спутником Арианом… Осталась лишь молитва, да нерешенная загадка…

Внезапно он услышал странный звук — и подскочил, тревожно оглядываясь. Словно кто-то плакал недалеко…

Может, показалось?

Но нет — всхлипывания были отчетливо слышны, и теперь он даже понял, откуда они доносятся. Из комнатки Анны…

Не долго думая, Хелин поднялся, накинул на плечи куртку, и бросился туда.

Дверь была закрыта.

— Анна, — постучал он погромче. — Это я…

— Уходи! — закричала девочка. — Что ты вскочил?

В голосе ее слышались недавние слезы.

Хелин уже хотел сказать ей, что слышал, как она плачет, но вовремя удержался. Гордая была маленькая княжна, и ни за что бы не призналась в слабости…

— Грустно мне, Анна, — вздохнул Хелин. — Не могу один в ночи со своей бедой оставаться… Побудешь со мной?

Дверь скрипнула неуверенно.

— Входи, если так, — недоверчиво посмотрела на него княжна. — Но только поклянись, что не из-за меня!

— Не из-за тебя, — улыбнулся мальчик. — Хотя не пойму я, что такого в слезах стыдного!

— Да ведь не положено княжне плакать, — вздохнула Анна. — А мне… Ты никому не скажешь?

— Нет, не скажу…

— Мне без няни плохо, — пожаловалась девочка, и снова в уголках ее глаз сверкнули предательски слезинки. — У нее, Хелин, такие руки были нежные… И сама она была словно из лучей света соткана — бывало, улыбнется, и весь свет вокруг сиянием озаряется!

И тут же улыбнулась, словно и в самом деле няня оказалась с ней рядом, обняла ее, прижала к себе — ну, будет, Аннушка, дитя золотое! Вытри слезы, а не то весь запас растратишь на меня одну, и не останется ни одной слезинки, чтобы потом боль облегчить!

Никогда не придет моя няня, — прошептала девочка. — Ах, зачем Господь так сделал, что мы разлучаться должны, пусть и временно?

И снова хлынули из глаз ее слезы, да и сам Хелин был близок к слезам — прижал к груди малышку, чувствуя себя взрослым и сильным, и боль была та же — никогда не придет его Андрей!

— Анна, — нашел он наконец-то слова. — Давай не станем их своими слезами тревожить! Мы плачем — а им больно, потому как не могут они нас с тобой успокоить! Лучше вспомни, про что тебе няня сказку рассказывала на ночь, да ложись…

— Про Светлого Ангела рассказывала, — проговорила девочка.

Не знаю я про него, хотел сказать Хелин, но остановился. Словно чья-то рука легко дотронулась до его губ. Тс-с-с…

Он бережно укрыл девочку одеялом, и начал рассказывать, сам удивляясь, откуда приходят слова — будто и не он рассказывал эту сказку, а няня.

И девочка засыпала, улыбаясь во сне — только слезинка на щеке никак не хотела высохнуть, как воспоминание иной раз не желает уйти из головы…

Так и застал их утром Отшельник, вернувшись с молитвы — девочку, спящую на кровати, и паренька, заснувшего у нее в ногах, как верный пес.

Старец только вздохнул, да посмотрел в окно, за которым занималась заря.

— Вот и начинается твой путь, княжна, — прошептал он. — День сегодня такой. Начало пути Княжны…Много придется тебе пройти, но так надо. Иначе не постичь тебе себя, и не стать той, кем надлежит!

* * *

Утро выдалось пасмурным, словно природе передалась печаль Отшельника. Небо заволокло тучами, даже самый смелый солнечный лучик не мог пробиться сквозь серую завесу. Со стороны Города пахло гарью, и в тишине мерещилось, будто все еще летает по городу черное облако дыма, сеет беду, только стало незаметным, притаилось…

Княжна поняла старца без слов. Посмотрела на икону, перекрестилась, и повернулась к старцу, распахнула руки для прощального объятия.

— Мне пора, да? — спросила она, и сама ответила:

— Что ж, ведь когда-нибудь это должно было случиться… Не зря я вчера тосковала по няне — это я не по ней, а по детству своему тосковала! Жалко мне было с ним расставаться, а ему со мной…

— Прости нас, княжна, — прошептал старец. — Если бы не Господня воля, не отпустил бы тебя от себя не на шаг. Продлил бы твое детство на все века…

— Да полно, не плачь, грех это! — сказала серьезно княжна. — Наше ли с тобой это дело — замыслы Господа обсуждать? Раз так Он задумал, значит, не ждет меня ничего плохого… Ведь сам ты учил меня вверяться Ему, так почему же теперь за меня боишься?

Не было сил у Хелина смотреть на расставание, и выбежал он наружу.

Хотел упасть в белый снег, зарыться, да вдруг увидел, что во дворе вся компания княжня собралась — кошка трехцветная сидит, вся выиянулась в струнку, рядом с ней белый волк замер, а неподалеку от них конь копытом бьет, словно перед дорогой.

— Тоже пришли прощаться, — прошептал Хелин.

Кошка удивленно посмотрела на него, да отвернулась.

И Хелин все понял… Нет, они пришли не прощаться! Кто любит меня, за мной! Вот и пойдут звери эти за княжной — только Филумена в хлеву горестно блеет, знает, что ее с собой не возьмут.

— Что ж, и я княжну не оставлю, — пробормотал Хелин, и, не долго думая, сел рядом с Виктором.

И когда появились на порожке Отшельник и княжна, они поняли все без слов.

— Прости меня, старец, — сказал Хелин, подходя к нему, и опуская голову. — Не брошу я Княжну… Благослови меня с ней идти!

Старец улыбнулся, перекрестил мальчика, и шепнул:

— Я знал… Дай вам Бог никогда не разлучаться!

И подошел к зверям.

— И вы, значит, за княжной собрались, — проворчал он. — Одну Филумену мне оставили… Да и ладно! Вместе вам веселее будет… Дорогу-то помните?

— Конечно, — улыбнулась легко Анна, забираясь на коня. — До самого края леса дойти, потом пройти через поселения, а там начнется Старая Пустошь, и за Пустошью будет другой лес, Черный, и там — Гнилое Болото, где спрятали Истукана… Все помню, как видишь!

— Ну, с Богом тогда, — сказал Старец. — И помните — берегите друг друга…

— Мы обязательно вернемся! — крикнула княжна напоследок, Хелин вспрыгнул на коня, рядом бежал волк, а на плече у княжны сидела трехцветная кошка.

Так и стоял Отшельник, провожая их, пока не растали они в тумане.

— Ах, кабы и вправду все вы вернулись! — вздохнул он тяжело, и отправилась на молитвенный камень — теперь его молитва должна течь непрестанно, охраняя путников от всякого зла!