«Клейнычкы кындерлех…»
После того, как Бессарабию в 1918 году аннексировала Румыния, Советской России пришлось это проглотить. Проглотить, но не смириться: 12 октября 1924 года Советский Союз заложил плацдарм для ее последующего возвращения, организовав в составе Украинской СССР Молдавскую Автономную ССР, ликвидированную 2 августа 1940 года. В этот день Бессарабию вернули в СССР и образовали из нее Молдавской ССР, к которой присоединили и Молдавскую АССР (кроме нескольких уездов, отошедших к Одесской области Украины). Столицей этой Молдавской АССР и был город Балта, из 20 тысяч жителей которой солидная часть приходилась на евреев.
В этом городе 10 декабря 1938 года и родился Аркадий (Абрам) Вайнберг. Его предки жили в Балте уже не одно поколение: дома говорили на идише, в городе на идиш-украинском «суржике», которым пользовалось большинство населения.
Религиозной семья не была, да и синагоги в городе не было, но рыба «фиш» и маца на пейсах были всегда. Занятия же диктовал рынок: дедушка Бенцион Табачник был кустарем-шорником и сапожником, делал только верха обуви, тогда как низы делали другие. У бабушки Кейлы промысел был довольно неожиданный – она занималась подсобным хозяйством, и в том числе разводила… свиней, продавая мясо и мясопродукты неевреям. Это кормило.
Дедушку по папиной линии – Ноя – Аркадий и не видел – он умер рано, а бабушку Сосю помнит хорошо: в крошечном ее домике на три комнаты, собственно, и жила их семья.
Отец и мать, Хайм и Рахель, были одногодками (родились в 1915 году, во время войны), им было по 23 года, когда родился их первенец – Абрам. Мама почему-то звала отца Юрой, а сына Аркадием. Не без удивления читал он по окончании школы свой аттестат, где черным по белому стояло Абрам Хаймович.
В Балте антисемитизм не чувствовался. Напротив жили староверы, и только один из них смотрел на евреев косо.
Отец закончил электротехнический техникум и был отличным электриком и автомехаником, а мама закончила курсы медсестер и работала фельдшером.
Когда началась война, отца призвали в армию: с первых дней и всю войну отвоевал в боевых частях. Он и на войне не вылезал из-под капотов и из-под днищ, проявляя чудеса изобретательности в восстановлении и ремонте автотехники.
Когда вермахт начал приближаться к Балте, дедушка погрузил всю семью в запряжённую лошадьми телегу и отправился на восток, перед или вместе с отступающими частями Красной Армии. Отец тогда чудом сумел разыскать их и попрощаться – его часть следовала своим маршрутом.
Вскоре немцы догнали беженцев, и Вайнбергам пришлось вернуться в Балту. Довольно скоро оккупанты организовали в Балте гетто, и вся семья переселилась в дом по улице Кузнечной. В каждой из его нескольких комнат проживало по нескольку еврейских семей. Когда пришли беженцы из Бессарабии, их поселили в этом же доме, теснота была невероятная.
Аркадию было всего два с половиной года, но в память врезалось несколько ярких эпизодов. Первый: открывается дверь, и в проеме появляется немецкий офицер в фуражке с кокардой. В комнате же лежит на кровати мальчонка с горлом, завёрнутым в полотенце, и, как его научили взрослые, изображает больного. Что с ним? – спросил немец, а ему говорят: тиф. Тогда дверь моментально захлопывается, и немцы спешно ретируются. Тифа они очень боялись.
Другой эпизод: ночная облава. Слышны шум и немецкая речь, приближающиеся к комнате, в которой жила семья Аркадия. Когда они были уже совсем близко, мама спрятала сына под кровать, а сама бросилась бежать, отвлекая немцев на себя. Те бросились за ней и начали стрелять. На счастье, она побежала в огороды и провалилась в один из советских окопов, а немцы решили, что они её убили. Когда всё стихло, мама вернулась, вытащила мальчика из-под кровати и успокоила, как могла. Вот такие геттовские ночи пережил Аркадий тогда – и вспоминает сейчас.
Еще случай – уже ближе к концу войны. Все обитатели дома собрались в одной самой большой комнате. Вдруг – сильный грохот и стук в двери и окна. Все бросаются на пол, к стенкам. По окнам же начинают стрелять: румыны. В комнате на полу лежит снятая с петель внутренняя дверь. Бабушка прислоняет эту дверь к стене и прячет внука за ней, защищает от пуль. Один пожилой еврей, знающий румынский, вызывается выйти и переговорить с румынами. Он выходит и через какое-то время возвращается: надо румынам что-то дать. Каждый дал что мог, старый еврей вынес это румынам, и они ушли: слава Богу, откупились!
Вот ещё один яркий эпизод: вероятно, к концу войны, так как немцы были уже не такие наглые. Какой-то еврейский религиозный праздник, скорее всего еврейский новый год, и в конце сентября уже прохладно. Мужчины, в основном старики, собираются провести богослужение. Без кипы или другого головного убора не пускают, но Абраше дал свою кепку дедушка, у которого болела нога. Мальчик решил подогреть кепку, и надел ее на чайник, стоявший на печке-румынке. Когда повалил дым, было уже поздно: кепка была загублена. На службу Аркадия не пустили, от дедушки он получил нагоняй.
Аркадий Вайнберг в Балте с родителями и братом / Arkadij Weinberg in Balta mit seinen Eltern und Bruder (1956)
Однажды маленький Абраша пропал! Нашли его не сразу, причем на маленьком базарчике, где еврейские женщины продавали изделия собственного изготовления: булочки, пирожки и всякую всячину. Когда мама добежала до базарчика, ей открылась такая картина: сын ее стоит в окружении целой толпы женщин и поет еврейские песни! Женщины вокруг него плачут и дарят, кто что может. Мама, счастливая от того, что сын нашелся, забирает его и ведёт домой.
Абрам подзабыл слова самой красивой песни, но запомнил ее мелодию и один куплет – про маленькое дитятко. Он записал его – в надежде, что кто-нибудь помнит остальное:
Клейнычкы кындерлех ин дер ганце вельт
Ме шлугт зи, ме трайбт зи, ме шмайст зи ан ди вент
Ариель аденой, вус же швайгст ду Готеню дем гой
Ой бойнешелойлем, ариель аденой.
Война же шла к победному концу, советские войска приближались к Балте. Уже вдалеке слышалась канонада, и дом на Кузнечной улице в гетто опустел. Все попрятались, все боялись казни в последний момент: часть жильцов – в подвале, часть – на чердаке.
Вайнберги были на чердаке. Сквозь чердачное окошко было видно, как перед домом появился на лошади партизан. Он был не в военной форме, за спиной винтовка, а на шапке наискосок красная лента. Погарцевал на лошади, посмотрел туда-сюда и ускакал.
Никто из гетто не поторопился выйти к нему, а вскоре в Балту вошли регулярные части, и счастью узников не было предела.
Они выжили, они уцелели – и в этом заключался их подвиг! Позади – три года страха, теперь можно никого не бояться, спокойно ходить по улице, селиться, где удобно.
Но война ещё продолжалась и до победы был ещё целый год. Потом пришло письмо от отца: он был жив, он воевал, и это была большая радость. А потом был День Победы, а вернее ночь. И вдруг среди ночи началась стрельба, в основном из ракетниц, люди бегали вокруг и кричали: «Победа!».
А когда через пару месяцев отца демобилизовали, и он вернулся домой, жизнь потихоньку стала налаживаться, а воспоминания о гетто – не то чтобы забываться, но отходить на задний план.
Трофейная скрипка
После войны отец был директором электростанции, он ее восстанавливал и запускал. А потом его вдруг уволили из директоров и назначили заведовать базой Вторчермета, а потом – топливной базой. Он даже стал немного больше зарабатывать.
Восьмилетнему Абраму достался в подарок военный «трофей» – скрипка. Старенький скрипач из Балты учил его игре и чтению нот. Среди его первых слушателей – и младший брат, родившийся в 1947 году.
Закончив школу, Абрам поступил в Одесское техническое, учился на формовщика-литейщика – он слышал, что литейщики хорошо зарабатывают. По окончании пошел на завод, а те, недолго думая, отправили его в военкомат. Военкомат же, и вовсе не думая, прислал ему повестку – и его взяли в армию.
Аркадий Вайнберг / Arkadij Weinberg
Заполняя анкету, он указал, что играет на скрипке и знает ноты.
И всю свою армию – с 1957 по 1960 год, и в Германии, и во Владимире-Волынском – он провел не в танке, а в военных оркестрах. Играл везде и на всем – на флейте, на ударных…
Демобилизовавшись, снова поступил в училище, но на этот раз в музыкальное, по классу «хоровое дирижирование». Играл на гитаре, пел – работал в разных ВИА (вокально-инструментальных) группах и в филармонии. Подрабатывал и уличным фотографом – денег всегда не хватало.
С женой познакомился – точнее, их познакомили – в 1974 году. Она была медсестрой, работала в поликлинике. Через 4 года у них родилась дочь, потом сын.
Таксист с гитарой
Когда открылась возможность свободной эмиграции для евреев, начали собираться в Израиль. Уже получили разрешение, но началась война с Ираком, и решили подождать.
А как только прошел слух о том, что и Германия будет принимать, то сразу же подали документы и туда. Даже очередь в немецкое консульство в Киеве не пришлось стоять: с удостоверением узника гетто его пропустили без очереди. Визу получили фантастически быстро – через три месяца.
Собрались и уехали как-то стремительно – уже 23 января 1992 года они сели в самолет Киев-Франкфурт – успев купить билеты за рубли и практически без багажа. Но уезжали без мамы: она умерла в ноябре 1991 года в возрасте 76 лет.
Младший же брат тогда остался, а когда надумал, то ждал визы четыре года (он сейчас тоже во Фрайбурге).
Уезжали без тени сомнений и сожаления: экономическое положение в Одессе в 1991 году было ужасное – не магазин, а «Музей сыра». Из соображений прагматических имя «Абрам» заменили на нейтральное «Аркадий», но в его кругу антисемитизма не было: Одесса все еще была наполовину еврейским городом. Хотя был и такой случай: брызгая слюной и угрожая ножом, здоровенный детина потребовал: «Ну-ка, жид, сфотографируй меня!» – И услышал в ответ: «Пленки нет, а милиция есть!».
…Из Франкфурта семью Вайнбергов отправили в приемно-распределительный лагерь Эсслинген под Штуттгартом, а оттуда в Вайль-ам-Райн. И только в апреле 1992 года они перебрались во Фрайбург, в общежитие в Каппеле. Затем 8 месяцев языковых и интеграционных курсов. Идиш ему при этом и мешал, и помогал одновременно.
В школе Аркадий учил французский и, совершенно номинально, немецкий – языка не знал. Установка же в Германии у него была четкая и однозначная: надо найти работу, а это невозможно без языка – учи язык! И это была даже не установка, а почти что инстинкт: человек должен стоять на своих ногах!
Уже в июне 1993 – первая строчка в трудовой карьере: год отработал помощником сантехника – тяжелая работа.
Приобрел первую машину – и сразу же вовлек ее в свою карьеру. Развозил пакеты, обеды, пиццу… А потом сдал экзамен на право работы в такси (такси-шайн), и 20 лет отработал в городском такси. Таксистом он был хорошим – и город знал до мельчайших тупичков, и покалякать с пассажиром (разумеется, по-немецки) всегда был готов.
Зарплаты у таксистов маленькие, соответственно и пенсия – тоже маленькая, но Аркадий не унывал – находил подработки. Главное, что это – заработанное тобой, а не подаренное государством.
Подросли дети. Дочка – выучилась на парикмахера, а сейчас работает промоутером в одной из магазинных сетей. Сын – веб-дизайнер, у него своя фирма – он да жена (немного помогает, разумеется, и отец). Жить сын переехал в Болгарию, где ему очень понравилось.
P.S. Я брал это интервью в фойе фрайбургской синагоги, куда Аркадий Вайнберг приехал на очередное занятие общинного хора. Рядом с ним, в футляре, стояла гитара.
Когда мы закончили, он улыбнулся своей непередаваемой мягкой улыбкой и, протягивая руку, сказал: «Ну, я пошел. Надо еще попеть…».