Как тот плохой актёр, не затвердивший роль, и как чудовище, чьё сердце злом Сочится, я весь во власти двух невзгод — смущения и робости, и вместе с тем Восторга, восхищенья — до беспамятства и до потери разума. И вот, робея, Путаюсь в словах любви, которые уже века закреплены в надёжных документах, Их формула бесспорна, её писали сотни тысяч раз, произносили наизусть любви Военнопленные. И как титан под тяжестью своей невыразимой мощи слабеет, Падает, сметая города, леса и рощи, так я теперь владею только взглядом и лежу, Поверженный во прах. А красноречие мое — немой толмач сгорающего сердца, Молящего в тоске, взыскующего строго, награды жаждущего. Но что ему Награда? Ах, она давно присуждена владельцу языка, сказавшему что надо Когда надо. А я молю лишь об одном — учись читать, чтобы понять то, Что написано моею онемевшею любовью. Глаза, способные к тому, обычно Служат тонкому уму, любовному Таланту у особы благородной крови.