Вечером 6 ноября 1942 года на одной из улиц Минска гитлеровский солдат конвоировал молодую девушку.
Арестованная едва передвигала ноги в огромных тяжелых сапогах, потертое коричневое пальто ее было покрыто засохшей грязью и кровью.
Одинокие прохожие провожали девушку сочувственными взглядами. Видимо, ее сильно били: лицо в синяках, ссадинах, кровоподтеках. Руки связаны за спиной.
Солдат-конвоир был безжалостен. Он грубо толкал измученную девушку прикладом в спину и покрикивал:
— Шагай, шагай, зараза! Мало тебе? Еще получишь…
Вечер был хмурый, облачный, тревожный. В канун Октябрьской годовщины оккупанты были настороже, и ощущалось это буквально во всем.
Хотя фашистам удалось нанести минскому подполью жестокие удары, они по-прежнему, если не больше, боялись партизан, боялись подпольщиков и вообще каждого, кто не сегодня-завтра мог стать и партизаном и подпольщиком.
В том, что подпольщики не сложили оружия, оккупантов убеждала сама жизнь. И борьба день ото дня становилась беспощаднее. Аресты следовали за арестами…
Несколько раз солдата-конвоира вместе с арестованной девушкой останавливали патрули. В тот вечер их было особенно много на улицах Минска — больше, чем прохожих.
Конвоир называл пароль и предъявлял специальный пропуск, подтверждавший, что ему приказано препроводить заключенную в указанное место. Пропуск был подлинным, со всеми печатями и подписью старшего писаря Емельяна Кошевого. Жандармские патрули то злобно, то с издевкой косились на избитую девушку, вполголоса посылали вслед ей проклятия и ругательства.
Центр города остался далеко позади. Солдат и арестованная достигли окраины. Вокруг было темно, безлюдно.
— Развяжи мне руки, мочи нет, — сказала Таня.
Надев на плечо винтовку, Сергей Ковалев размотал веревку, и Таня с облегчением стала растирать затекшие запястья.
В темноте можно было различить контуры танков, самоходок, автомашин. Здесь их ремонтировали, потом отправляли обратно на фронт. Минуя патрули, Таня и ее спутник проникли в запретную зону.
В эту предпраздничную ночь с их помощью вся восстановленная боевая техника врага должна быть уничтожена. Если эти танки и пушки с черными крестами вступят снова в строй, понесут смерть… Нет, ни в коем случае! Надо затаиться и ждать. Скоро их прикончат с воздуха.
Только Таня и Андрей, находившийся в Бобрах, знали час и минуты, когда появятся над Минском советские бомбардировщики. Таня помнила, какие объекты им предстоит разгромить, какие ремонтные базы и склады оккупантов должны сегодня взлететь на воздух. В задачу разведчицы входило помочь самолетам как можно быстрее обнаружить цель.
Затянутое облаками небо казалось совсем черным.
Таня и ее товарищ бесшумно подошли к забору, обнесенному колючей проволокой. Раздался лай сторожевых собак, послышались окрики часовых, охранявших ремонтную базу.
Появился и здесь, на окраине, патруль. Скользнули по земле узкие лучи фонариков.
Пришлось переждать, прижавшись к забору. Таня поднесла к глазам часы. Скоро, уже совсем скоро…
А в это время на квартире Марии Жлобы, хрупкой девушки с волевым, энергичным лицом, прозванной «Мария-маленькая», собрались друзья отметить день рождения.
День рождения власти Советов.
Квартира Марии давно уже стала не только одной из явок минских подпольщиков на Старо-Виленской улице, но и складом оружия для партизанских отрядов. Хранилось оно до отправки Юркевичем по назначению в чистенькой хозяйкиной постели. Однажды Мария улеглась спать на восемнадцати винтовках, двух пулеметах, более чем на тысяче патронов и дюжине ручных гранат. Друзья шутили, что после этого случая она стала особенно самоуверенной.
Перед праздником все оружие переправили в партизанскую зону.
Хватало забот и у друзей Марии Жлобы, которые с такой шумливой беззаботностью рассаживались за столом в то время, как на другом конце города, вблизи ремонтной базы гитлеровцев, Таня напряженно поглядывала на часы…
Мария была связана кое с кем из уцелевших руководителей подполья. Как это было важно для Тани! Ведь иной раз, чтобы о чем-то посоветоваться, она должна была пробираться к Андрею за десятки километров, сквозь вражеские заслоны, по грязи и слякоти.
В свою очередь, пообещала посоветоваться со своими друзьями и Мария, прежде чем познакомить с ними Таню.
…Танин спутник расстегнул шинель, достал из кармана ракетницу. Таня зарядила ее красной ракетой. После красной должна была взвиться зеленая так условились с Москвой.
К забору примыкало пустовавшее разрушенное здание школы. Товарищ подсадил Таню — она осторожно шагала по неровным выступам кирпичей. Посмотрела вниз — пожалуй, она поднялась уже на уровень третьего этажа. Ковалев снизу охранял ее с гранатой в руке.
Вдали послышался глухой нарастающий гул. Вот они приближаются — свои, из Москвы! Торжественно и грозно плывут по небу, будто и внимания не обращают на стрельбу зениток, на посылаемые им вдогонку фашистские пули. Нет, он неуязвим для них, праздничный, краснозвездный посланец Родины!
Таня нажала на спуск. Красная ракета, описав широкую дугу, осветила глыбы танков и пушек на ремонтной базе. Второй выстрел — и в воздух стремительно взвилась зеленая ракета.
И сразу вслед за этим округу потряс гулкий взрыв бомбы. Кирпичи посыпались у Тани из-под ног. Девушка ринулась вниз, товарищ протянул ей обе руки.
Появился второй бомбардировщик, третий. Грохот взрывов усиливался. Пылали машины, оглушительно били в воздух зенитки.
Оккупанты не могли не заметить Танины ракеты. В сторону ремонтной базы, к развалинам школы спешили патрульные, полицаи, жандармы.
Навстречу им шагал солдат с винтовкой наперевес. Он конвоировал понурую, избитую девушку в огромных тяжелых сапогах, с синяками и кровоподтеками на лице. Солдат до хрипоты орал на арестованную, толкал ее в спину прикладом и попутно объяснял старшим по чину, что ведет ее в полицию.
Примерно через час после налета советских бомбардировщиков Таня, раскрасневшаяся, возбужденная, смывшая с себя грим — нарисованные на лице синяки и кровоподтеки, сидела за праздничным столом в комнате Марии-маленькой.
«Именинный» стол был накрыт на славу: кое-какие продукты выменяли ради такого дня на базаре, достали кучеровского спирта, который Мария сумела превратить в наливку благодаря остаткам малинового варенья.
Зажмурившись, Таня пыталась представить, сколько танков, пушек, пулеметов недосчитаются фашисты, — и не могла. Много, очень много, нагромождение смертоносных машин, которые теперь уже навсегда вышли из строя. Бомбы были сброшены прямо в цель.
— Измучилась, бедняжка? — ласково спросила Мария-маленькая.
Таня тряхнула головой. Измучилась? Нисколько! Она счастлива, что так удачно выполнила еще одно важное задание.
Затихающие выстрелы, крики, топот тяжелых сапог доносились с улицы. Там рыскали охранники, искали виновных.
А здесь, в комнатке с наглухо занавешенными окнами, хозяйка, улыбаясь, подняла бокал:
— С праздником, дорогие мои!
И гости радостно отозвались:
— С праздником, товарищи! С праздником!