Мария-маленькая была связана с участниками Минского подполья. Не очень-то многословная, она никому не рассказывала, что обычно по всем трудным вопросам советуется с «Батей».

Однако сама Мария никогда не разыскивала Батю, да и не могла бы разыскать при всем желании: никто не знал, где он обитает. Таинственный старик сам приходил к ней в назначенный заранее день и час.

Вот и теперь он пришел, как уговорились, на Старо-Виленскую, в похожую на пенал узкую комнатку. Занавеской и ширмой комната была разделена на спальню и гостиную, как шутливо любила говорить Мария-маленькая. В случае появления незваных гостей Мария отправляла друзей своих за занавеску.

Батя хорошо знал эту цветастую матерчатую перегородку. Иногда ему и самому приходилось отсиживаться за нею, если ненароком заглядывали к Марии соседи. К счастью, у комнаты был удобный выход: прямо в темные холодные сени, и это устраивало Батю. Никому не следовало видеть его здесь. Но от него у хозяйки секретов не было.

«Батя» — эту подпольную кличку носил Василий Иванович Сайчик — был опытным конспиратором. Его революционная деятельность началась в буржуазной Польше. Там довелось ему сидеть в застенках Пилсудского. Немало талантливых самоотверженных революционеров считали себя его учениками.

Но, повторяю, о себе этот человек не рассказывал.

Когда Мария-маленькая убрала со стола, Батя внимательно выслушал от нее все новости. Был среди этих новостей и очередной, уже не первый рассказ о делах Тани. Имя этой девушки Батя знал с первого дня, как появилась она в комнатке Марии. Знал, что Таня отлично говорит по-немецки. Последней новостью было случайное знакомство ее с одним солдатом-чехом, принудительно мобилизованным в гитлеровскую армию. Чех входил в команду, охранявшую здание полиции. Он признался Тане, что ненавидит фашистов, давно хочет бежать от них и готов помочь партизанам добыть оружие. У него уже разработан целый план. Никакого якобы риска. Так вот, может ли эта девушка, уже не однажды доказавшая свою проницательность и находчивость, довериться чеху из охраны?

Батя задумался. Задача! О проницательности девушки он слышал и прежде, но, веря главным образом собственному опыту и проницательности, он предпочитал бы ее все же увидеть.

Солдат-чех имел, конечно, все основания ненавидеть гитлеровцев, уничтоживших Чехословакию, превративших ее в какой-то протекторат. Однако мало ли что, не выслуживается ли малый перед своим гитлеровским начальством, доверившим ему охрану?

Старик размышлял, машинально разглядывая цветы на пестрой занавеске, и вдруг заметил… Что за чертовщина? Занавеска колыхнулась. Неужели кто-то посторонний, укрывшись за нею, слушал его разговор с Марией-маленькой? Что это — предательство?

Складки занавески вновь колыхнулись. Круто поднявшись, стремительно пройдя вдоль стены, Батя быстро отдернул занавеску и увидел прижавшуюся к стене за спинкой кровати большеглазую девушку. Под гневным холодным взглядом Бати щеки ее медленно розовели.

Стараясь скрыть смущение, она вышла из-за цветастой занавески, с улыбкой протянула руку:

— Не сердитесь на меня. Пожалуйста. Понимаете, мне было необходимо, просто необходимо с вами познакомиться. Я — Таня, ведь вы слышали обо мне, да? И я про вас знаю. А сейчас… Я не хотела мешать.

— Да-а… — Батя присел на стул. — Про вас я слышал. Но… находчивость и самодеятельность — немножко разные вещи, вам не кажется? Находчивость мы очень ценим, а вот что касается самодеятельности…

— Так ведь я потому и пришла, — с горячностью возразила Таня. — Ну разве мы не знакомы с вами? Хоть и не виделись ни разу. А сейчас я для того и пришла, чтобы не заниматься самодеятельностью.

— Да, в находчивости вам не откажешь, — согласился Батя. — Ну, рассказывайте про своего чеха. Что это у него там за удивительный план?

И Таня, все больше увлекаясь, словно давняя знакомая Бати, начала рассказывать, как солдат-чех предложил ей забрать оружие… прямо из полиции.

Батя не только внимательно слушал — по привычке профессионального конспиратора он наблюдал за каждым движением, каждым жестом своей собеседницы. Властный и суровый, ибо этого требовала обстановка, строго соблюдающий законы военного времени, ибо ему не однажды доводилось видеть провалы, вызванные беспечностью, неосмотрительностью, он как бы отбирал в Танином рассказе все казавшееся ему существенным и важным.

Девушка? Она казалась ему серьезной, осмотрительной и достаточно смелой.

Все-таки он попросил обождать денька два, чтобы самому осмотреть местность, попытаться узнать или хотя бы увидеть странного чеха из охраны.

Окончательный ответ Батя обещал передать через Марию.

После этого он быстро простился и ушел.

Высокий, стройный, улыбаясь в пышные усы, он вышел на улицу и… пропал. Если бы Мария и Таня последовали за ним — хотя это было неимоверно трудно: он никогда не шел прямым путем, — дорога привела бы их к баракам неподалеку от Академии наук. В бараках жили рабочие-сезонники, часто менявшиеся, малознакомые друг с другом.

Одну из комнатенок занимал Батя. Над его койкой висел портрет Гитлера, обрамленный еловыми ветками. Совсем недавно он принес его к себе из уборной, куда водворил «фюрера» кто-то из живущих в бараке рабочих.