Время неслось безостановочно.
Всего несколько листков-дней оставалось в календаре до конца 1942 года. На пороге стоял сорок третий.
Второй раз встречали жители Белоруссии Новый год под властью оккупантов. Готовилась к встрече Нового года и Таня.
За пять месяцев работы в тылу врага она изменилась, повзрослела. Узнавая новых людей, постоянно испытывая каждого из них в деле, она силой обстоятельств открывала главное, определяющее в их жизни, но вместе с тем как бы заново постигала и самое себя, беспощадно отсекая все мешавшее ей.
Окруженная врагами, она с обостренной чуткостью ощущала кровную связь с теми, кому помогала сама, и с теми, кто помогал ей. Они неукоснительно слушались Таню, хотя ей было всего девятнадцать лет.
По-прежнему, невзирая на слякоть или холод, пренебрегая опасностями, Таня регулярно ходила в Бобры. С новыми сведениями. За новыми приказами, которые нередко поступали прямо из Москвы.
Незадолго до Нового года Андрей дал Тане очередное нелегкое поручение: пополнить партизанскую аптеку бинтами, йодом, глицерином, аспирином и другими лекарствами. Кое-что раздобыла у себя в больнице Мария-маленькая, но не могла же она опустошить весь шкафчик с медикаментами.
— Остальное добудем у немецких солдат, — сказала Мария. — Они и продадут, и на вещички сменяют…
— Вот и чудесно! — обрадовалась Таня. — Понимаешь, еще надо будет у них достать бутылки из-под шампанского.
Мария расхохоталась.
— Ты что, пункт по приему посуды решила открыть? А пивные принимать не будешь? Или водочные?
— Нет, — возразила Таня серьезно и строго. — Нужны бутылки именно из-под шампанского. И побольше. Пробки, блестки там эти разные тоже нужно поискать.
Достать бутылки было несложно: оккупанты пили награбленное вино и бутылки выкидывали на задворки десятками. Вскоре у Тани накопился порядочный запас.
И вот в канун Нового года Таня приступила к необычной стряпне.
Подоткнув фартук, завернув рукава фланелевого Тамариного платьишка, она сосредоточенно готовила новогоднее угощение по рецепту, вывезенному еще из Москвы. Как у старшей поварихи, были у нее и помощники — друзья Марии-маленькой.
Таня готовила взрывчатую смесь. Ею заполняли бутылки из-под шампанского, на пробку надевали проволоку, обертывали серебряной бумагой. Все как в лучшем магазине!
«Только для немцев», — перешучивались ребята. В шутке звучала издевка: такую надпись оккупанты прилепляли к дверям ресторанов, увеселительных заведений, а случалось, и некоторых уборных.
Мария-маленькая и самые близкие друзья ее помогали Тане, но никто не знал, кроме Тани и ее командира, для кого предназначено это новогоднее «шампанское».
Все волновались, так как подпольщикам угрожала двойная опасность: быть разоблаченными или ненароком погибнуть от сфабрикованного ими «шампанского», если таинственная операция не будет выполнена точно в срок. Изготовленная по Таниному рецепту смесь должна была взорваться ровно через два часа после закупоривания в бутылку.
…В памятный вечер накануне годовщины Октябрьской революции Сергей вел Таню под конвоем и при встречах с немцами или полицаями грубо толкал ее прикладом в спину. Никто так и не догадался, что это они — конвоир и арестованная — подали сигналы советским самолетам, разгромившим военные объекты. Незнакомые советские летчики с неба оберегали своих — самые тяжелые бомбы были сброшены с таким расчетом, чтобы те, кто подавал сигналы, успели уйти подальше.
Так было в канун Октябрьской годовщины.
Но как преобразились оба, Сергей и Таня, вечером 31 декабря 1942 года. Таня надела хорошее пальто и кокетливую белую шапочку. Сергей, подтянутый, тщательно выбритый, выглядел отменным кавалером. Правда, он не мог поддерживать свою даму под руку: и у него, и у нее руки были заняты. Каждый нес по нескольку бутылок с большой красивой этикеткой: «Советское шампанское».
Любому было ясно: молодые люди торопятся празднично встретить новый, сорок третий год.
Они действительно торопились. Пройдут два часа, и «шампанское» превратится в бомбу. Таня и Сергей, все убыстряя шаг, шли к велозаводу, неподалеку от которого находились гитлеровские склады горючего.
Здесь, на посту, их должен был ожидать знакомый солдат, свой часовой, как и тот чех у склада. Но часового на месте не оказалось.
Что случилось? Ведь он, в сущности, был третьим участником операции. Уже одно то, что он спокойно охраняет свой пост, должно было отвлечь патрульных, если они тут появятся. А так…
Но медлить было нельзя. Бутылки жгли им руки. Еще пройдет примерно около часа — и «шампанское» вырвет затянутые проволокой пробки, ударит огненной пеной, заливая, захлестывая пламенем баки с горючим…
А солдат… похоже, просто сбежал. В последнюю минуту обезумел от страха, от ожидания. Предал… Сам себе не отдавая отчета, предал и себя, и их. Куда он пойдет сейчас, в шинели, с оружием? Не первый, так второй патруль его задержит…
Надо было принимать решение. Действовать.
Немцы обвели территорию склада проволокой, пропустили через нее электрический ток. Молодые люди пошли вдоль заграждения. В темноте Таня разглядела, что в одном месте нижний ряд проволоки лежит прямо на земле.
Сергей не успел опомниться — она мгновенно поставила свои бутылки на землю, пригнулась и скользнула между рядами проволоки на складской двор.
— Давай бутылки по одной, — послышался ее голос.
Она то появлялась, то исчезала за огромными черными баками, и, когда она исчезала, Сергею хотелось броситься вслед, вернуть ее, увести из этого страшного места.
Вскоре все бутылки с этикеткой «Советское шампанское» оказались в разных углах склада.
Таня легко пригнулась, выпрямилась, как пружинка, уже рядом с Сергеем, и они снова торопливо зашагали по улице — запоздалые прохожие, молодая пара, что спешит к накрытому столу встретить Новый год…
За несколько минут до наступления Нового года жители близлежащих кварталов оккупированного Минска услышали сильный взрыв. Над складом горючего всплыло багровое зарево. Высоко в небо взмывали столбы огня, ползли дымные тучи.
Сергей и Таня, как и в канун Октябрьского праздника, были в это время уже на другом конце города.
Когда пробило полночь, они услышали бой кремлевских курантов и новогоднее поздравление Михаила Ивановича Калинина.
Большая земля была рядом. Они ощущали ее дыхание.