В трусах Рудольф смотрелся на «пятерку»: еще не заплывшая жирком стать десантника выпирала рельефными мышцами, игравшими при каждом движении. Правда, лицо подкачало: выражало стеснение при виде трех одетых мужчин, разглядывающих полуголого добровольца.
— Не, а раздеваться зачем? — безнадежно поинтересовался доброволец, стоя босиком на чистом, по местным понятиям, бетонном полу точно на очерченном мелом контуре ступней.
— Так надо, дорогой, — успокоил Алехин, которому Щеглов объяснил цену в киловаттах каждого грамма, подлежащего перемещению. — Дай-ка, гляну, натуральные ли у тебя подштанники.
— Ситцевые, — заверил испытатель, автоматически подтягивая резинку поближе к пупку.
— Отлично. Видишь, я кладу сюда бумагу?
— Вижу.
— Когда вновь попадешь на это место, прочти и запомни, что на ней написано.
— На ней же ничего нет!
— Пока нет, но будет. Иди на платформу, готовься, — скомандовал разведчик, и, когда Рудольф отошел, написал на листе слово. Выдержав минуту, смял бумажку и спрятал в карман.
— Можно начинать, — доложил Жулин столь озабочено, будто предстояло делать операцию на открытом сердце отверткой, что держал в руках.
Первопроходец встал на прыжковую платформу.
— Не забыл, что должен будешь сделать? — спросил Матвей.
— Конечно, Босс!
— Тогда: «Поехали»!
Укрывшись в клетке Фарадея, Арсений и Валерий следили за приборами, а разведчик пялился на покрытую углепластиком платформу. Оборудование вышло на рабочий уровень, жужжание резко усилилось и упало до минимума. Алехин по-прежнему видел не исчезнувшего и не появившегося из ниоткуда Рудольфа, но еще услышал, как что-то тихое звякнуло. «Упсала! — вдруг выпалил испытатель, победно сжав кулаки — там написано „Упсала“». Трусы его соскользнули, обнажив пах, обильно покрытый лобковой волосатостью. Оборудование взревело как реактивный двигатель. Эксперимент завершился.
Ученые принялись анализировать расход и возврат энергии: первый был оплачен «долларовым даром» для Дадашьян, второй — будет вычтен из оплаты первого, а разницу АХД и москвич поделят. Для Матвея успех очевиден: «прыгун» произнес название древней столицы Швеции, которое ему не было известно, пока он не оказался в прошлом перед письменной подсказкой от разведчика. Поддерживая спадающие трусы — резинка в них оказалась синтетической, Рудольф совсем не ощущал себя героем, ибо полагал, что лишь участвует в попытке создания голографической проекции. Незамысловатую легенду придумал шпион, не считавший нужным грузить добровольца излишними и секретными деталями.
— Спасибо, можешь одеться, — поблагодарил Алехин.
— Матвей Александрович, — раздался слишком тихий голос Щеглова, не соответствующий историческому моменту.
Математик молча указал на тонкий металлический стержень, лежавший на платформе. «Серый, легкий, без следов окисления. Титан?» — мозг ветерана выдал первичный анализ.
— Рудик, ты не знаешь, что это за штуковина?
— Ой, мне такую ставили, когда ногу ломал. Но откуда она здесь?
— Ладно, свободен. Подожди меня машине, — Алехин предупреждающе поднял руку, остановив Жулина, приоткрывшего рот.
Когда выпили «клюковки» и немного расслабились, обсуждение перешло в спокойную фазу.
— В прыжке участвуют только биологические материалы, — объяснил уже очевидное Арсений. — То есть перенос металлов и прочего исключен.
— Меня больше волнует то, что Рудик «приземлился» внутри мелового контура, но со смещением по месту, — поделился наблюдением Валерий. — Помните, так же произошло при прыжке Шнурка? А теперь оно увеличилось.
— И? — брови москвича образовали домик.
— Полагаю, ошибка объясняется погрешностью в измерении пространственных координат. Видимо, чем дальше в прошлое будет прыжок, тем заметнее будет смещение. Причем и в горизонтальной, и в вертикальной плоскостях.
— То есть, переместившись на год, можно оказаться в километре от нужного места? — озаботился профан физмата.
— И на сто метров над или под землей. Но мне кажется, поколдуем и сообразим, как снизить погрешность, — закончил Математик, чей тон и лицо оставались безрадостными, точнее безжизненным.
— Мужики! — Матвей попытался поднять упавшее настроение. — Прорыв совершен, детали отточим. Сейчас главное понять, что с вашим научным богатством делать дальше.
— В каком смысле? — заволновался Жулин.
— В том, что мне следует доложить на самый верх. Я завтра махну в Москву. Самодеятельность и партизанщина более недопустимы. Найдется сонм желающих присосаться и попользоваться совершенным открытие. Пока соблюдайте полную секретность. Вы находитесь под охраной государства — за вами присматривают мои люди. Запомните телефон главного группы охраны. Если что, звоните.
— Так мы теперь в клетке Бармалея, а не Фарадея? — вяло обиделся Щеглов.
— В золотой, — шпион подсластил пилюлю, протянув по конверту с крупными рублевыми купюрами. — Это — не зарплата или премия, просто на карманные расходы. Деньги отныне не проблема.
В тот вечер кроху Жучку вырвало — впервые нажралась от пуза. Петя притащил миску с супом и кусок мяса. Она пыталась ткнуться в мальчика носом и потереться об его ноги, но тот отворачивался.
— Нельзя — ты шерстяная, а у меня астма. Доктор не велит. Папа обещает отвезти меня на юг, чтобы я там поправился. Тогда и поиграем, может, даже будешь жить у нас на дворе. Мы тебе будку сколотим теплую, красивую, из досок.
Щенок благодарно крутил хвостом, предано глядя в глаза кормильцу. От тесного общения человека и собаки у обоих вырабатывался окситоцин — гормон любви и заботы. На биохимическом уровне усиливался цикл обратной связи, укрепляя психическую взаимосвязь между животным и ребенком. С каждой секундой они нравились друг другу больше и больше, хотя физический контакт оставался недоступным.
— Ты ешь, потом еще принесу. У нас еды много — папа с рынка притаранил. Там мосол остался огромадный — стащу для тебя. Завтра приходи к воротам. Мне теперь домой надо, а то мама заругает, — Жулин-младший сообразил, что голос стал хриплым, и, разинув рот, поспешил сделать «пшик» ингалятором.
Длинный язык собачки довольно облизнул брыли и спрятался в разинутую зевотой пасть. Затем челюсти сомкнулись, лязгнув зубами. Глаза стали закрываться, и, крутанувшись на месте, Жучка улеглась клубком прямо на земле, уже прогретой за день солнцем. Тварь божья заснула прежде, чем морда умостилась на передних лапах.
Дома Максима ожидала увлекательная задача — строительство пожарной станции. Подарок от дяди Матвея принес папа, обещавший после ужина помочь со сборкой «Лего».
С первых недель оперативной работы Алехин привык не пользоваться телефоном без необходимости. До сих пор помнил строгие таблички на аппаратах спецсвязи и металлический голос, регулярно предупреждающий в ходе звонков в удаленные регионы: «Внимание! Разговор идет через спутник!». От того сам звонил редко и говорил коротко, да и ему звонили не часто. Поэтому каждый раз напрягался, услышав рингтон из оперы Эдварда Грига «Сольвейг». Вечером тот прозвучал трижды. Опер, выяснив, что для него нет поручений, попросил и получил разрешение быть свободным. Затем Анна обрадовалась, что муж завтра прилетает, и звучала непривычно томно. Третьим абонентом стала Ануш, долго ходившая вокруг да около, пока не перешла к делу: «Хочу Виолу вывести в свет, а то грустит. Только дочка стесняется, без вас идти отказывается». «Сватает что ли»? — пошутил сам с собой Матвей и согласился. Думы в голове бродили мрачные и серьезные, отдавать им вечер не хотелось. Опять же мадам Дадашьян наверняка хочет обсудить и серьезные вопросы, а ей разведчик отводил важную роль в пока еще малоконкретном плане «Джокер». Кодовое название оказалось пророческим, но менять не хотелось — деза должна быть в деталях похожа на правду. В каждой, кроме главной. Научный успех требовалось прикрыть «неудачной» шпионской игрой, а удачную разведоперацию — «безуспешными» экспериментами.
— Федя, — набрал Опера, — сними наблюдение за Дадашьянами. Вечером они будут со мной.
Кто бывал в танцклубах, тот знает волнение, скорее даже зуд, что охватывает любителей при входе или даже раньше. «Кто придет? Как я выгляжу в новой экипировке? Какой стиль будет сегодня превалировать?» Вопросы едины для всех, а ответы различаются — порой существенно. Виола давненько не отрабатывала па перед домашним зеркалом, готовясь к волшебству группового слияния музыки и движения. «Матвей Саныч сильно удивится, когда притащим в „Итаку“. Интересно, умеет ли москвич танцевать?» На самом деле девушка волновалась совсем по иным поводам. Во-первых, ощущала неуверенность, ибо давно забросила прежнее увлечение. Во-вторых, в «Итаке» бывать не приходилось и тамошний контингент ей неизвестен. Поэтому и потребовалась подпорка в лице Алехина, уверенного в себе, спокойного и доброго, как широкая русская река. «Ему подошла бы фамилия Волгин», — хихикнула, не подозревая, что товарищ Григ когда-то уже пользовался распространенной фамилией и что волжская гладь скрывает водовороты и омуты.
Антидепрессант Виолетта сегодня не принимала — настроение замечательное с момента пробуждения. Что приснилось, не запомнила, только явно хорошее, ибо, принимая душ, напевала латиноамериканский мотивчик. «Вдруг вечером будет Club Latino?» Услышала гудок у ворот, нужно пойти открыть — садовник у АХД глуховат. «Ура!» — вновь поправила подсушенные феном волосы, стянула на затылке в тугую баранку, скрупулезно осмотрела платье и, не найдя изъянов, заспешила по лестнице вниз. Пробежав пролет, развернулась, чтобы сменить туфли — для танго требуются каблуки, опять же надо увеличить невысокий рост. Вид желтого «уазика» ее на секунду ошарашил: московский проверяющие мог бы выбрать более презентабельное авто. Зато ободряющая улыбка! Отеческий поцелуй возле, а не в щечку — знает, нельзя попортить боевой макияж королевы (ладно, пусть, принцессы) бала. Да, еще чуть втянул воздух и (неужели!) распознал аромат In Love Again от Yves Saint Laurent.
Грызун ткнул носом клапан на потолке пластмассового «дома», тот поддался — старение материала или лаборантка не закрыла защелку? Напружинился, оттолкнулся четырьмя лапами и хвостом, взлетел — мышь с места может прыгнуть вдвое выше собственного роста, и, откинув крышку, очутился на свободе. Деловито принюхался, а его чутью позавидует любая тварь, и потрусил выбранным маршрутом. Хозяйка частенько выпускала его погулять по комнате, разрешая лазить везде кроме деревянного столбика, который и вел наверх, к искомой цели, притягательно пахнущей едой. Коготки и длинный хвост помогли взобраться на метровую высоту, пробежать по идущей под углом опорной рейке и, перевалившись через край клетки, оказаться внутри. Приподнял мордочку: вкусный корм лежал выше, в кормушке, но трудновато залезть туда по вертикальным металлическим проволочкам. Оставил на потом, начал собирать зернышки и огрызки на полу, застеленном газетой.
Amazona leucocephalia дремал, поскольку перед уходом Виолетта накрыла клетку шалью. Услышав шорох, бело-красно-сине-зеленая копна перьев резко крикнула «карамба» и, крутанувшись на насесте вниз головой, щелкнула клювом. Результат — две половинки воришки начали отдавать кровь газете, та охотно впитывала их, как и жидкое гуано, которым ее одарил обитатель клетки. Птица вернулась в нормальное положение и стала покачиваться, убаюкивая себя. Скоро взъерошенные перья легли на место, нижнее веко поднялось и прикрыло глаза, вновь пришло забытьё. Самец родился в неволе, у российского любителя пернатых и никогда не порхал на родной Кубе. И все же в головке мелькали смутные образы пальм и слышались призывные крики самок. Есть память индивида, есть генетическая и есть память памяти. Во второй или третьей грызуны помечены как пожиратели яиц и птенцов. Приговор для грабителей гнезд — смерть.
Зал тесноват, скорее, заточен под сиртаки, чья греческая сплоченность требует минимум места, а греческий же генезис, быть может, действительно восходит к пляскам эллинов на острове Итака. Привередничал лишь московский постоялец гостиницы «Барселона», ульяновским гостям клуб нравился. Алехина раздражал и воздух, перенасыщенный запахами духов и дезодорантов. Толкотня способствовала развитию чувства локтя и наставила разведчика на путь истинный — в уголок, уже облюбованный аборигенами, пришедшими «чисто на посмотреть». Среди них неожиданно узрел «Бобра», чья физиономия знакома по фотографиям от Опера. Авторитет магическим образом сумел добыть себе стол и уже приступил к потреблению спиртного.
Для вора в законе выглядел избыточно элегантно, что давало ему крохотный шанс войти в лучшее будущее, если красота действительно спасет мир. Правда, в данном случае она была заимствованной. Модные полуботинки — не туфли — с лаковым блеском не могли скрыть легкой хромоты, а пиджак изящного кроя и ручного пошива — сутулой спины, почти горба. Пострижен весьма тщательно, с учетом скромного количества оставшейся растительности и асимметричной линии волосяного покрова. Нос идеален, а глаза… Вот они, а не шрамы вокруг, выдавали, насколько потрепала жизнь. Руки — чуть крючковатые — собраны в неплотно сжатые кулаки. Правой теребит четки, левую порой раскрывает и смотрит на ладонь. «Линию жизни или богатства проверяет? Не сильно поможет хиромантия после визита Опера! Человек, безусловно, неординарный. Подойти? Нет, сейчас мать и дочь закончат пудрить носики и вернутся, посмотрим, как поведет себя Ануш».
Появление Дадашьян повергло в ступор «Бобра», женской хитростью Людки вытащенного из квартиры и любовью к сынишке затащенного в «Итаку». Он отвел взгляд, а когда АХД поздоровалась и присела к столу, экспромтом забубнил легенду: «Зашел на девочек облизнуться». Алехин, наблюдавший за вором минут семь и уже опознавший по оперативным фото его сынишку, наклонился к уху: «Который твой? Блондинистый в клетчатой жилетке, что с Людмилой разговаривает?» От неожиданности авторитет отшатнулся, потом сообразил, кто стоит рядом, собрался и почти бесстрастно ответил: «Ага. В хореографический кружок ходит. Показательными выступлениями ребятишек откроется вечер. Присаживайтесь». Разведчик еще повысил оценку «Бобра», сумевшего не только преодолеть шок от встречи, но и моментально идентифицировать неизвестного. Радовало, что и букву «блюдечко» не вставил ни разу. «Пожалуй, годится для использования. Надо ему подобрать правильную роль».
Размышления прервало появление другого объекта оперативной заинтересованности — Дрика-старшего, которого буксировала фигуристая блондинка, успевшая к двадцати годам повидать многое и убить естественный красоту роскошной гривы платиновой раскраской. «Позапрошлая Мисс Ульяновск, — шепнул владелец лакированных ботинок, — забагрила прошлого вице-губернатора». «Похоже на бал дворянского собрания Симбирска», — ирония еще формировалась на губах шпиона, когда периферийное зрение вновь уловило знакомое лицо. «Федор-то зачем сюда приперся!» Тут же аналитический ум стал подбрасывать предположения, сомнения, опасения. «Стоп! — скомандовал себе Матвей. — Простым стечением обстоятельств это не объяснить. Божий промысел?»
Идея сразила чудовищностью, верностью, безысходностью. Алехин не верил в Всевышнего, хотя бабушка в детстве сводила в церковь для крещения. Как агностик, абстрактно предполагал, что есть НЕЧТО или НЕКТО. Матвей не отвергал Божественное начало, просто не видел доказательств, не принимал на веру. И вот появился серьезный аргумент. Нет, отставной полковник не считал, что ТАМ озаботились необходимостью ему что-то доказывать. В ту секунду осознал, что игры с перемещением во времени привлекли внимание на самом ВЕРХУ и что действующие лица сейчас проходят кастинг. Не все собрались в зале, но многие, а, значит, строгий СУДЬЯ присутствует здесь и скоро отберет нужных, отсеет ненужных. «И кому же тут поручено отделять зерна от плевел? Неужели мне? Невезуха!»
Нашедший его взглядом Опер вопрошающе поднял брови: «Как быть? Уйти мне или остаться?» Алехин отвел глаза — решения нет. Пока не было. Тростинка-Виола крутилась рядом под музыку, не в силах дождаться конца румбы, что лихо отплясывали кружковцы. Мальчишки и девчонки, даже юркий в клетчатой жилетке, ее не волновали. Хотелось настоящего партнера — мужчину и танцора одновременно, единственного на тысячу. У мамаши зачирикал мобильник, лицом та стразу погрустнела и плотно-плотно прижала трубку к ушной раковине. Дочь не замечала, девушкам в клубе нежелательно быть сосредоточенными. Для товарища Грига — обязательно.
— Проблемы, Ануш?
— Ваш попугай сожрал Шнурка.
— Исключено, попугаи едят растительную пишу, — юношеские знания по биологии пернатых не отвлекли внимание Алехина от ударения, сделанного армянкой на слове «ваш», а мозг тянул время, поднимая нужную информацию из глубин. — Хотя в Новой Зеландии обитает вид Кеа, тот насекомыми и червями не гнушается, иногда даже овец покусывает.
— Что плетете, причем тут Новая Зеландия! Крысюк залез в клетку и стал жрать птичий корм, вор хвостатый! «Попка» его перекусил пополам, — АХД не скрывала досады.
— Тогда понятно: птица защищала гнездо от вторжения. Придется трупик выбросить и сказать, что Шнурок убежал куда-то.
— Доча опять с катушек слетит! Только начала приходить в себя, а тут смерть любимца. Прямо не знаю, как быть!
Зато знал Матвей, вспомнивший прежде второстепенную деталь из личного досье Федора — занятие бальными и спортивными танцами. В старину девицы флиртовали глазами: «в угол, на нос, на предмет». Шпион более прямолинеен — его взгляд соединил Федора, Виолетту и танцпол. Опер согласно кивнул и еще раз сделал бровями домик. «Да, — старший товарищ ответно блеснул серыми льдинками, — и секс тоже».