Муж запретил звонить на мобильные, поэтому Анна набрала номер в рублевской резиденции. К телефону подошел сын и постарался поскорее закончить разговор, придерживаясь легкого тона. Сердце мамы почувствовало беду даже на расстоянии. Из уклончивых ответов и умолчаний Степана у Алехиной сформировалось убеждение, что в Москве произошли события, которые женщина, дабы не сглазить, пока окрестила как «неприятные». Требовалось разузнать подробнее.

Вариантов в гостинице Grand Et De Milan не просматривалось, пока к завтраку не вышла начальница и подруга Варвара. После уточнения программы на день, а представительницы гламурного журнала работали на неделе высокой моды, Анна попросила её позвонить Чудову.

– Варенька, солнце мое! Как там Дольчик с Габбанчиком поживают? Не развелись? – балаболил счастливый муженек. – Как ты сегодня одета? Какие планы?

– Дизайнеров приговорили к тюремному заключению за уклонение от налогов. Лучше скажи, что случилось? – сурово поинтересовалась супруга, чуткая к сахарно-лживому тону, вмиг из прекрасной дамы превратившись в строго дознавателя. – Мы тут с Анечкой расстраиваемся.

– Ерунда. Обычные шероховатости. Издержки переходного периода к всемирной дружбе и братству. Наши все целы, ну почти. В ближайшие дни не звоните. Мы с вами свяжемся.

– Не обманываешь?

– Обижаешь, зайка! Как там Элио? Помогает с транспортом и вообще?

– На месте твой Элио. Справляется.

Обаятельный представитель корпуса carabinieri обеспечивал безопасность жены заместителя директора разведки и её спутницы в Милане. Кроме прочего, знал город, как свои пять пальцев, что позволяло вовремя доставить журналисток к очередному дефиле и найти шоу-рум в переулках. Нагло парковался возле любых чудных местечек, которые известные бренды выбирали для показа моделей на зимний сезон следующего года. В данный момент metrosexual simpatico сидел с журналом в углу, неназойливо контролируя обстановку. Среди постояльцев фешенебельного отеля не бросался в глаза – напротив, стильная бородка и хорошо сидящий костюм являли образец профессиональной мимикрии.

Не сообщив причин, начальство велело охранять двух синьор из России. Задание необременительное и даже приятное – не румынских цыган отлавливать. Опять же, можно прилично одеться, поесть в хороших ресторанах и поглазеть за кулисами на моделей. Эти три вещи ох, как важны для macho mediterraneo, даже если у него в плечевой кобуре beretta и в кармане удостоверение военной полиции. Проблем не предвиделось, а жалование исправно капало на банковский счет. Если бы его спросили, зачем сопровождать жен московских шпионов, Элио пожал бы плечами: «Работа есть работа. Врагов хватает. Даже у русских. Даже в Италии».

В Шереметьево пограничник поднял взгляд, сличая фото в паспорте с лицом пассажирки, вылетающей на Кипр. Сходство присутствовало, и различия имелись. Существенные. Синяки, потухший взгляд и вообще что-то в девушке сильно изменилось в худшую сторону. Офицер засомневался, но тут старший смены приоткрыл дверцу кабинки и кашлянул. Пограничник посмотрел на него, затем на Литвинову и лязгнул штемпелем. Настала очередь Алехина. Тот проходил контроль долго: компьютер информировал спецслужбы страны и получал их согласие на выезд лица, стоявшего на особом контроле. Шпион не сводил глаз с Ксении. Она двигалась нормально и, надев темные очки, почти не выделялась из человеческого коктейля, плескавшегося в стекляшке аэропорта. Если не сравнивать её с прежним воплощением красоты и обаяния. Сравнивать ему не хотелось.

Антидепрессанты, видимо, действовали эффективно, да, и молодой организм боролся с недугом. Вот только душевное здоровье вызывало вопросы. Тем приятнее для Матвея стал Ксюшин вопрос.

– Хотелось бы восстановиться в университете. У вас ведь везде есть знакомые…

– Есть нужный человечек – Антошка.

– Думаете, поможет, Матвей Александрович?

– Куда он денется, мы вместе учились. Водку пили. Вспомним, посмеемся, позвоним ректорше.

Москва. Март 1994 года.

Антон не соврал: в ресторане шел банкет по поводу защиты докторской диссертации. Чествовали декана, которой открывалась дорога в кабинет с табличкой «Проректор». Когда-то, еще аспиранткой, женщина вела семинары у группы Алехина. Теперь бывший ученик надеялся на её помощь. Умирал боевой товарищ, а его сына отчислили за проваленную сессию.

– Это – Алехин, в прошлом ваш студент, – представил Антон, являвшийся членом аттестационной комиссии.

– Добрый вечер, – равнодушно буркнула почти проректор, не узнавая Матвея.

– Дорогая моя, – энергично вмешался нежданный гость, заранее подготовившийся к такому развитию событий, – как я вам признателен за науку в те далекие годы. Особенно за то, что рекомендовали меня для вступления в КПСС.

Над застольем повисла гнетущая тишина, только журчала, стекая по пищеводу, водка у оппонента, нервно глотнувшего из рюмки. Коммунисты были не в фаворе после участия в недавней попытке захвата власти, предпринятой Хасбулатовым и Руцким. Для усиления драматического эффекта гость достал из кармана учетную карточку члена КПСС. Её получил вместе с партбилетом от коллег, разумно изъявших документы разведчиков из архива ЦК. Ужас исказил лица, когда он продемонстрировал фамилию диссертанта в графе «Рекомендующие».

ХА-ХА-ХА, – расхохоталась будущий проректор, – Матвей, сколько лет, сколько зим.

Затем бросилась обниматься, реализуя прогноз отставного чекиста. Что ею двигало? Страх и стремление шуткой разрядить ситуацию? Или искреннее узнавание веселого студента из прошлого? Причина не важна, важен результат. Протеже Алехина восстановили после пересдачи экзаменов.

Желание Литвиновой вернуться к учебе Алехин справедливо истолковал как признак душевного выздоровления девушки. Посттравматический синдром, вызванный сексуальным насилием, проявляется у 75 % жертв, и его симптомы с трудом поддаются трактовке даже опытным психологом. Однако после беседы с врачами Матвей решил, что важно вырвать пострадавшую из плена обстоятельств, связанных со случившимся, и по возможности нейтрализовать мрачные воспоминания. Отчасти поэтому пришлось умыкнуть её из Москвы, не дать следователям возможности мучить допросами. Сама Ксения неосознанно старалась отодвинуть, если пока забыть не получалось, события в Колобовском и на даче Артура. Её мозг нашел нужный ход, переключив внимание на более легкую, побочную задачку.

Разведчик не догадывался, что девушка в данный момент больше волновалась не за себя, а за него. Она запомнила, каким поникшим тот пришел в заброшенную больницу, какая гримаса исказила его лицо, когда ножом кромсал горло врага. Видела, как тогда он гипервентилировал, как колотившееся сердце вздымало грудную клетку. Чувствовала огромное напряжение в матером шпионе, чей прошлый оперативный опыт мог защитить психику лишь частично. Исподтишка поглядывая, Ксения ощущала, какой эмоциональный груз давит на «нового папу». Хотя «дочка» не подозревала, что Матвей руководит сложнейшей операцией, женское начало подсказывало необходимость отвлечь его от тяжелых дум, не дать свихнуться. А заодно, пусть и неосознанно, занять себя делом, не размышлять о событиях ТОЙ ночи.

Забыв собственную сентенцию, что «женщины рождаются уже умными», разведчик с растущим удовлетворением выслушивал вопросы спутницы: «Где будем жить? Есть ли рядом приличный отель со спа и фитнессом? Какая погода на острове?» Апофеозом стала Ксюшина жалоба: «Мне совершенно не во что одеться». Облегченно рассмеялся: «Не волнуйся, купим». Стресс последних дней отступал, уверенность в собственных силах возвращалась. Солнце в иллюминатор светило ярче. Не к месту вспомнилась фраза бывшего сослуживца-бабника: «Юг – он как фронт, всё спишет».

Молоденький сотрудник иммиграционной службы в аэропорту Ларнаки испытывал смешанные чувства. Стоявшая перед кабинкой девушка поразила как статью, так и страшноватыми синяками. Вспомнился инструктаж перед сменой, напомнивший о русской мафии, поставляющей проституток на Кипр. Хотя Ксения Литвинова совсем не походила на ночную бабочку, но…

– Моя племянница, – развеял его сомнения Матвей, нарушив правила паспортного контроля. – Попала в автоаварию. Привез на реабилитацию. И вызови-ка мне начальника смены.

Начальник – опытный служака – сразу провел в кабинет к телефону полицейской связи. Сам нашел и набрал нужный номер.

– Калимера, господин Панайотис, с вами желает поговорить господин Алехин.

– Иясу, дорогой, – прилетевший поприветствовал бывшего шефа полиции, – давненько не виделись.

– Добро пожаловать на Кипр, Матвей! Сегодня и увидимся. Поужинаем в «Зефирос»?

– Идет. Только не позже восьми вечера, а то мой аппетит пробуждается по Москве, на час раньше твоего.

Второй звонок шпион сделал с предоплаченного мобильника, анонимно купленного в супермаркете туристской зоны. Дирижер, как и поведал еще в Питере, завтра вылетал на гастроли в Израиль. Вместе с симфоническим оркестром и шлейфом многолетней славы.

– Привет, друг любезный! Сидишь на чемоданах? Фрак не забыл?

– Я в порядке! Только тубист Григорьев запил. Ты где?

– Совсем рядом буду, «через речку». Вечером ждет мезе в ресторане.

– Следи за фигурой, – хмыкнул музыкант, знакомый с кипрской кухней.

– Нам перед публикой не выступать! Кстати, увидишь своего четырехпалого поклонника, передай ему, пожалуйста, просьбу.

– Какую? – ощутимо напрягся приятель, вспомнивший, что рассказывал Алехину о руководителе Моссад, который не пропускал ни одного концерта маэстро в Иерусалиме. Большой палец правой руки израильтянин потерял давно. Закладывая бомбу арабам? Обезвреживая палестинскую мину?

– Скажи, что Композитор ждет Эстер Эдельстайн на пляже отеля «Палм Бич» каждое утро. Приглашение действительно четыре дня. Он поймет.

– Только-то? – облегченно выдохнул приятель, ожидавший чего-то более шпионского. – Как зовут композитора?

– Никак. До встречи.

Крытая черепицей вилла Шмутко выглядела внешне скромно, однако имела четыре спальни, огромную гостиную и приличный патио. Садик был крохотный по российским понятиям, но полноразмерный по кипрским. В нем даже поместился бассейн метров восьми с трамплином. Жданов накрыл поляну и ждал приезда руководителя-спасителя. Увидев Литвинову и её синяки, сдвинул брови, но промолчал.

– Как в Москве? – поинтересовался, когда девушка покинула стол и ушла наверх.

– Матч начался, счет 4:3 в нашу пользу.

– Вы серьезно?

– У нас «двухсотые» – славный опер и двое гражданских, есть «трехсотый» – Ксюша. У врага «двухсотые» – боевики с Кавказа. Всё по-взрослому. Ты подготовился?

– Аппаратура слежения установлена по плану. Дом проверил – чисто. В магазинах купил кое-какие полезные штуки. Крем-брюле понравилось?

– Вкусно. А что?

– Вот ручная газовая горелка. Ею и обжигал сахарную глазурь. Легко помещается в карман, автономное зажигание, выглядит безобидно. При случае можно поджарить кого-нибудь. Потом покажу остальные прибамбасы.

Широкий песчаный пляж простирался километров на семь. На востоке он упирался в английскую военную базу, на западе – в порт. Дети резвились в прогретой воде на мелководье, взрослые плавали дальше, у каменных волноломов, цепочкой прикрывавших побережье от штормов.

– Как водичка? – поинтересовался Матвей у толстопузого отдыхающего с розовой от перезагара кожей.

Тот промолчал, вытряхивая воду из уха. Зато шустрый отпрыск охотно процитировал оценку, слышанную ранее от папаши.

– Теплая, как пис-пис тети Сары. А вы, дядя, почему не купаетесь?

– Воды боюсь, – пошутил шпион, глядя на юго-восток. В 200 км лежал Тартус, в 300 – историческая родина «тети Сары», то бишь Эстер Эдельстайн.

Копенгаген. Ноябрь 1982 года.

Задание от резидента несложное: на собрании сторонников освобождения Палестины понаблюдать за вербовочным подходом агента к израильской оперативнице. И Матвей, и Эстер шпионили в Дании под журналистским прикрытием. Моссад интересовали палестинцы, особенно боевики и предатели. КГБ занимался не этим контингентом, а США и НАТО. Но, когда Эдельстайн попыталась сблизиться с арабом, работавшим на советскую контрразведку, Москва решила провести встречную операцию, чтобы склонить израильтянку к сотрудничеству под чужим флагом.

План отличался незатейливостью, граничащей с безрассудством. Только контрразведчики в Москве могли рассчитывать, что оперативник Моссад согласится работать на палестинского врага. Алехин предполагал, что вербовка пойдет не так, как на бумаге, но не ожидал, что настолько. Агент – отъевшийся на европейских харчах беженец – остановил молодую женщину в полутемном дворе на выходе с собрания и затеял разговор. Дождавшись, когда датские адепты Организации освобождения Палестины покинули здание, к нему присоединились два соплеменника.

Разведчик наблюдал из-за «гаража», в котором копенгагенцы хранили велосипеды. Стороны быстро перешли на повышенный тон, завязалась потасовка. Эстер пыталась выхватить пистолет, её повалили наземь. Мелькнул нож в руках кого-то из членов ООП, близилась трагическая развязка.

Закричав по-датски «Немедленно прекратите! Полиция!», Григ выскочил из укрытия. Палестинцы ретировались, бросив потрепанную, но живую Эдельстайн. С тех пор она тепло относилась к Алехину, хотя подозревала его в принадлежности к советской разведке. Месяцы спустя набралась смелости задать важный вопрос.

– Матвей, ты как-то знаком с теми арабами?

– Первый раз их видел! – отказался шпион, мысленно скрестив пальцы.