В середине главы 14 вклеены фотографии. Весьма любопытные.

К одной из фотографий Суворов-Резун дает следующий комментарий:

203-мм гаубица Б-4 (фотография из книг Резуна)

«203-мм гаубица Б-4. Каждый снаряд весит сто килограммов, не считая зарядов. Орудия такого типа можно применять только в наступательных операциях. Сосредоточение тяжелой гаубичной артиллерии — верный признак готовящегося наступления. Летом 1941 года в приграничных районах СССР было сосредоточено более пятисот артиллерийских полков, в том числе — артиллерийские полки большой мощности и дивизионы артиллерии большой мощности. На каждое орудие было заготовлено по 600 снарядов».

Фотография прямо жуткая. Здоровенная пушка нацелена на Германию. Рассматривая ее, немецкая фрау из Гамбурга содрогнется от ужаса: «Хорошо, что наш фюрер первым…»

Фрау, вглядитесь повнимательней.

У солдат на плечах погоны. Не было 22 июня 1941 года у советских солдат погон. Погоны в Красной Армии появились в 1943 году.

Это — во-первых.

А во-вторых, в «Энциклопедии вооружений Кирилла и Мефодия» о гаубице Б-4 сказано следующее: «К началу войны гаубицы Б-4 были только в гаубичных артиллерийских полках РВГК».

РВГК — это резерв Верховного Главнокомандования.

«К 22.06.1941 г. в составе РВГК имелось 33 полка с гаубицами Б-4, то есть всего по штату 792 гаубицы, а фактически в полках состояло 727 гаубиц».

Далее в тексте энциклопедии идет любопытная фраза:

«С 22 июня по 1 декабря 1941 года было потеряно 75 гаубиц Б-4, а от промышленности отпущено в войну 105 гаубиц».

Итак, немцы делают страшные прорывы, войска бегут, тяжелую артиллерию от границ не отвести (гусеничная тяга даже со снятым стволом давала всего 8—10 км в час) — и за полгода боев к немцам в плен попадает всего десятая часть от общего числа Б-4.

Но не улетели же от немцев гаубицы! Не ласточки же они!

Разгадку на этот вопрос я нашел у Н. Д. Яковлева, в его книге «Об артиллерии и немного о себе» (М., 1981). С июня 1941 года Н. Д. Яковлев был начальником Главного артиллерийского управления РККА.

«Да, при вынужденном отходе, и также в период оборонительных боев 1941 года мы сохранили эту артиллерию. Все орудия калибра 203 и 280 мм, а также 152-мм дальнобойные пушки (потеряны были всего лишь единицы) с кадровым составом вовремя оказались в глубоком тылу, где их расчеты продолжали занятия по боевой подготовке. До поры. Ибо мы знали, что придет, обязательно придет такое время, когда артиллерия большой и особой мощности вновь займет свое место в боевых порядках наших войск, повернувших уже на запад, и будет прокладывать им путь могучим оружием» (С. 93–94).

И действительно, настанет время наступления на врага — и они выдвинут эти орудия на передний край.

Но 22 июня 1941 года их на переднем краю не было. Иначе эвакуировать «глубоко в тыл» орудия в 203 мм (а также 280 и 152 мм) не удалось бы.

Но чтобы вы изучили предмет в полном объеме, майне либе фрау, я упомяну об артиллерии резерва германского главного командования.

М. Мельтюхов в книге «Упущенный шанс Сталина» пишет про «Восточную армию» Гитлера, что была подведена в июне 1941 к границе: «Здесь же, на востоке, было развернуто 92, 8 % частей резерва главного командования (РГК), в том числе… 92, 1 % пушечных, смешанных, мортирных, гаубичных дивизионов…» (С. 474).

Это естественно: Гитлер готовился к нападению, а не к обороне, и потому самые тяжелые орудия в тыл не отводил.

В отличие от Сталина.

Опять же для полноты впечатлений вам, фрау, будет полезно сравнить немецкие и русские орудия.

«Триплексы (три различных орудия, устанавливаемые на единый лафет) большой мощности в составе 152мм пушки Бр-2, 203-мм гаубицы Б-4 и 280-мм мортиры Бр-5 имели лафеты на гусеничном ходу. С таким лафетом даже со снятым стволом орудие передвигалось со скоростью 8—10 км/ч, а то и меньше. Чтобы перенести огонь орудия на 15° вправо или влево, требовалось около получаса работы нескольких расчетов.

В то же время немцы запустили в серийное производство дуплекс (два различных орудия, устанавливаемые на единый лафет) в составе 21 — см мортиры и 17-см пушки. Первых было выпущено 711 единиц, а вторых — 338. Мортира стреляла 113-кг снарядом на дальность 16, 7 км, а пушка — 68-кг снарядом на дальность 29, 6 км. В 1940 году Германия начала производство 24-см пушки, которая стреляла 151, 4-кг снарядом на 37, 5 км. Причем все системы были достаточно мобильны. Они стреляли с грунта, для них не нужно было рыть котлованы. В походном положении орудия перевозились на колесных повозках и скорость буксировки их по шоссе достигала 30 км/час и более» (Моделист-конструктор. 1999. № 7. С. 27).

У советского 203-мм орудия Б-4 дальность была 24 км — в полтора раза меньше, чем у немецкой 240-мм пушки. Вес снаряда составлял 80 кг — почти вдвое меньше, чем у немецкой.

Но это — рядовые орудия. В небольшом числе у немцев было и кое-что покруче. К примеру, установки «Карл». Один снаряд «Карла» весил 2170 кг и летел на 4, 5 км. «Карлы» 22 июня 1941 года были, естественно, подведены к советской границе…

Следующее фото из книги Суворова-Резуна имеет любопытный комментарий.

Шепетовка, начало июля 1941 года: момент пленения советских солдат 16-й армии(фото из книги Резуна)

«Шепетовка, начало июля 1941 года: момент пленения советских солдат 16-й армии. Посмотрите в эти лица. Война только началась, где советские солдаты могли так отощать, они же не прошли еще через германские концлагеря?

До германского нападения, 13 июня 1941 года, Сталин начал тайную переброску в западные районы СССР семи армий Второго стратегического эшелона. Эти армии имели только наступательные задачи. Армии Второго стратегического эшелона в значительной степени были укомплектованы заключенными ГУЛАГа. В возможность германского нападения Сталин не верил, но до германского нападения дал оружие в руки заключенных. Если бы Гитлер не напал, долго ли мог Сталин держать сотни тысяч вооруженных зэков на своих западных границах?»

Ух, как страшно!

Сталин дал зэкам оружие!

Вольного народа у него не нашлось.

В стране было ограниченное число винтовок — 8 миллионов, — но Сталин почему-то дал это оружие не обученным резервистам, а именно зэкам, оставив резервистов с гранатами и бутылками с горючей смесью.

Ну что же, проверим, что на самом деле произошло с 16-й армией.

Жуков пишет в «Воспоминаниях и размышлениях»:

«13 мая Генеральный штаб дал директиву округам выдвигать войска на запад из внутренних округов. С Урала шла в район Великих Лук 22-я армия; из Приволжского военного округа в район Гомеля — 21 армия; из Северо-Кавказского округа в район Белой Церкви — 19-я армия; из Харьковского округа на рубеж Западной Двины — 25-й стрелковый корпус; из Забайкалья на Украину в район Шепетовки — 16 армия».

Вот те на! Оказывается, распоряжение 16-й армии было отдано не 13-го июня, а 13-го мая!

Неужели Суворов-Резун ошибся?

Да нет, он не ошибается. Он только подправляет даты, чтобы они соответствовали его теории.

Дата 13 мая его теории не соответствует. Поскольку 15 мая немецкие войска должны были быть готовы для нападению на Россию по первоначальному плану «Барбаросса» и потому решение советского Генштаба о начале переброски войск за два дня до нападения вполне объяснимо.

Об ударе по России в мае 1941-го Гитлер говорил еще 31 июля 1940 года:

«Начало военной компании — май 1941 года. Продолжительность операции — пять месяцев. Было бы лучше начать в этом году, однако это не подходит, так как осуществить операцию надо одним ударом. Цель — уничтожение жизненной силы России» (Цит. по: Жухрай В. М. Сталин: правда и ложь. М., 1996. С. 14).

18 декабря 1940 года Гитлер дал указание заменить план «Отто» (план нападения на СССР) более детальным планом «Барбаросса». 17 марта 1941 года генерал-полковник Гальдер сделал запись к докладу у Гитлера:

«1. «Барбаросса». Начало операции 16. 05. — гарантируется сухопутными войсками, если 3-й эшелон войск, участвующих в операции «Марита», сможет начать сосредоточение 10. 04» (там же. С. 30).

О намерении Гитлера в Кремле знали. В «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков пишет:

«20 марта 1941 года начальник разведывательного управления генерал Ф. И. Голиков представил руководству доклад, содержащий сведения исключительной важности.

В докладе говорилось: «Из наиболее вероятных военных действий, намечаемых против СССР, заслуживают внимания следующие:

Вариант № 3, по данным… на февраль 1941 года: «… для наступления на СССР, написано в сообщении, создаются три армейских группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта — в направлении Москвы и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба — в направлении Киева. Начало наступления на СССР — ориентировочно 20 мая».

В конце этого документа Голиков написал свое мнение, в котором, в частности, было: «2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую из английской и даже, может быть, германской разведки».

Сейчас часто можно слышать, что Сталин не верил в возможность нападения. Мемуары говорят, что, скорее всего, он колебался.

«… 5 мая 1941 года на приеме в Кремле выпускников военных академий И. В. Сталин в своем выступлении предупредил присутствующих в зале командиров Красной Армии и Военно-Морского Флота, что международная обстановка крайне напряженная, что возможны всякие неожиданности и что не исключено в самом скором времени нападение Германии на Советский Союз» (Жухрай В. Сталин: правда и ложь. М., 1996. С. 65–66).

Г. К. Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» пишет: «По данным разведывательного управления Генштаба, возглавлявшегося генералом Ф. И. Голиковым, дополнительные переброски немецких войск в Восточную Пруссию, Польшу и Румынию начались с конца января 1941 года…

У нас же происходило следующее. В течение всего марта и апреля 1941 года в Генеральном штабе шла усиленная работа по уточнению плана прикрытия западных границ и мобилизационного плана на случай войны. Уточняя план прикрытия, мы докладывали И. В. Сталину о том, что, по расчетам, наличных войск Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов будет недостаточно для отражения удара немецких войск. Необходимо срочно отмобилизовать несколько армий за счет войск внутренних округов и на всякий случай в начале мая передвинуть их на территорию Прибалтики, Белоруссии и Украины.

После неоднократных докладов нам, наконец, было разрешено под видом подвижных лагерных сборов перебросить на Украину и в Белоруссию по две общевойсковые армии сокращенного состава».

А 13 мая началась переброска и тех армий, которые у Суворова-Резуна двинулись в путь 13 июня…

Итак, с «13-м июня» мы разобрались.

Теперь разберемся со всем пассажем Суворова-Резуна в целом: «До германского нападения, 13 июня 1941 года, Сталин начал тайную переброску в западные районы СССР семи армий Второго стратегического эшелона. Эти армии имели только наступательные задачи».

У нас, конечно, нет никаких сомнений в том, что перебрасываемые армии имели только наступательные задачи. К примеру, посмотрим, какими танками располагал на 1 апреля 1941 года весь Северо-Кавказский военный округ, из которого прибыла 19-я армия.

Танков KB — 0 ед., Т-35-0 ед., Т-28-0 ед., Т734-0 ед. (См.: М е л ь т ю х о в  М. Упущенный шанс Сталина. С.597).

Этими славными танками ничего не стоит осуществить прорыв. А в этот прорыв уже устремляется остальная техника. И какая техника! Танков БТ-2 целые 2 единицы! Немного — но зато у этих таков скорость просто офигенная. Как сбросят гусеницы — так немцы и откинут копыта.

Единственная беда — враги могут обрушить мост. Ничего! Наступательная задача есть наступательная задача. В Северо-Кавказском военном округе есть еще и 66 «малых плавающих танков» Т-38 и Т-37. Что с того, что у них только по пулемету? К берегу могут подъехать танки Т-26. Их целые две единицы, и у каждого пушка 45 мм. Можно было бы подбросить и-82 танка БТ-5, но двигатель БТ-5 из-за трудности в регулировке мотора часто загорается сам по себе, поэтому лучше эти танки не трогать.

Было у Северо-Кавказского военного округа еще 112 танкеток Т-27, с пулеметом у каждой.

Больше не было ничего.

Суворов-Резун говорит о «наступательных задачах». Для этого 19-я армия должна иметь десантные полки, танковые корпуса, авиационные дивизии. Были они? Читаем И. Х. Баграмяна:

«В первых числах июня мы узнали, что сформировано управление 19-й армии. Разместится оно в Черкассах. В новую армию войдут все пять дивизий 34-го стрелкового корпуса и три дивизии 25-го стрелкового корпуса Северо-Кавказского военного округа» (Баграмян И. Х. Мои воспоминания. Ереван, 1980. С. 194).

Вот те на! Ни танковых корпусов, ни десантных полков, ни авиадивизий. Только матушка-пехота. Что же это Суворов-Резун пишет: «Эти армии имели только наступательные задачи»! Может, у них была шибко наступательная пехота? Куча грузовиков, коней, артиллерии на механической тяге, мотоциклов, бронетранспортеров и прочее?

И. Х. Баграмян лишает нас последних иллюзий:

«Припоминается такой характерный факт. Посланные в эти войска командиры, докладывая об их боеспособности, подчеркивали, что все соединения укомплектованы по штатам мирного времени, что в связи с этим в них недостает не только значительного числа бойцов и командиров, но и техники, в первую очередь транспортных средств и средств связи, которые дивизии должны получить с момента объявления мобилизации.

Видимо, стремление строжайше соблюдать условия договора с Германией и в этом вопросе сыграло немаловажную роль» (Баграмян И. Х. Записки начальника оперативного отдела // Военно-исторический журнал. 1967. № 1).

Но, может, 19-ю армию наступательными средствами снабдили на месте?

Баграмян неумолим. Неумолимее только время. Мобильных средств не хватало даже у тех войск, что уже находились на Украине. Он упоминает о словах генерала Пуркаева:

«— Ну, а как же с доукомплектованием дивизий корпусов второго эшелона до полного штата? — спросил он. — Ведь случись что сейчас, и корпуса не смогут вывести значительную часть артиллерии — нет тракторов, транспортом многие дивизии обеспечены далеко не полностью, не на чем будет подвезти боеприпасы. Да и людей не хватает…

Командующий медленно достал расческу, привычными движениями тщательно пригладил зачесанные назад темные волосы, так же медленно положил расческу в нагрудный карман кителя.

— Это вопрос государственной политики, — сказал он. — Мы с вами должны понять, что Москва, принимая все меры для укрепления обороноспособности западных границ, вместе с тем старается не дать Гитлеру ни малейшего повода для провокаций против нашей страны. А чтобы доукомплектовать людьми наши дивизии и корпуса до полного штата, обеспечить их необходимым парком тракторов, автомашин и другими средствами из народного хозяйства, потребуется провести частичную мобилизацию, которую в приграничном военном округе невозможно скрыть от гитлеровской разведки. Вряд ли руководство сможет пойти на такие меры» (Баграмян И. Х. Мои воспоминания. С. 197).

Итак, Суворов-Резун говорил, что Сталин мобилизовал армию для удара по Гитлеру, а в войсках стонут, что нельзя осуществить хотя бы частичную мобилизацию, что нет нужного числа тракторов и автомашин. Как может армия наступать, если у нее пехота будет пешедралом тянуться по 4 километра в час?

Короче, все готово к наступательным задачам. По крайней мере, для 19-й армии.

Грозное, всепобеждающее оружие прорыва было и в Уральском военном округе, откуда прибыла 22-я армия. Танков KB — О, Т-35—О, Т-28-0, Т-34-0.

Пусть ноль, но зато оружие-то какое!

И целых 27 просто офигенных танков БТ-2 1931–1932 годов выпуска. С таким числом скоростных танков можно пронестись до самого Бильбао и вымыть гусеницы в водах Бискайского залива.

Что с того, что у 22-й армии, даже когда она вступила в бой в конце июня, не было ни авиации, ни подвижных резервов, ни зенитной артиллерии?

Суворов-Резун пишет:

«Эти армии имели только наступательные задачи».

Я охотно в это верю. Я вообще верю всему подряд. Если бы я был женщиной, то совсем бы пропал.

Суворов-Резун:

«Если бы Гитлер не напал, долго ли мог Сталин держать сотни тысяч вооруженных зэков на своих западных границах?»

Поскольку ответа нет, ответ должен дать Суворову-Резуну читатель.

А читатель не знает, что и ответить.

Дело в том, что перечисленные армии к границе не перебрасывались!

Еще раз обратимся к воспоминаниям Г. К. Жукова:

«С Урала шла в район Великих Лук 22-я армия; из Приволжского военного округа в район Гомеля — 21 армия; из Северо-Кавказского округа в район Белой Церкви — 19-я армия; из Харьковского округа на рубеж Западной Двины — 25-й стрелковый корпус; из Забайкалья на Украину в район Шепетовки — 16-я армия».

Теперь смотрим на карту.

Великие Луки (22-я армия) — это даже не Белоруссия, а еще Россия. Надо думать, Сталин планировал напасть на Белоруссию — внезапным ударом (на самом деле 22-я армия заняла Полоцкий и Себежский укрепрайоны на старой границе с Латвией).

Гомель (21-я армия) — это уже Белоруссия, но в 60 километрах от России и в 500 от пограничного Бреста. Возможно, Сталин хотел напасть на Россию, иначе не подтянул бы армию к ее границе (на самом деле 21-я армия, за исключением 53-й дивизии, что осталась у Гомеля, отправилась в Бобруйск, где заняла оборону по реке Березина).

25-й стрелковый корпус выходил на рубеж Западной Двины — конечно, не для того, чтобы ее оборонять, а чтобы стремительно форсировать Западную Двину, смертельно напугав этим белорусов (на рубеже Западной Двины была развернута 22-я армия, которая использовала реку как оборонительный рубеж).

Белая Церковь (19-я армия) — рядом с Днепром, на 60 километров южнее Киева, в 300 километрах от пограничной реки Прут. Сталин хотел напасть на Киев, как в старые добрые половецкие времена, — и устроить половецкие пляски на Крещатике (на самом деле 19-я армия составляла резерв Ставки и должна была нанести контрудар в случае прорыва немцев к Киеву и загнать их в Припятские болота).

Шепетовка (16-я армия) на Украине — в 180 километрах до границы. Зачем это Сталину, который готовил нападение, потребовалась какая-то Шепетовка, а не город на границе с Германией?

Ответ — как и ответы на все остальные трудные жизненные вопросы — можно найти только в романе «Золотой теленок»: «И вообще последний город — это Шепетовка, о которую разбиваются волны Атлантического океана».

Теперь все становится кристально ясным. Шепетовка была нужна для нападения на Америку. Далеко мыслил вождь. Глобально-стратегически.

Память о подготовке нападения на Америку до сих пор сохранилась в народе в виде прибаутки: «Подводная лодка в степях Украины».

Дыма без огня не бывает, народ зря говорить не будет. Готовили подводные лодки в Шепетовке, для броска через Атлантику.

И привезли подводные лодки для броска к статуе Свободы зэки 16-й армии, которые двинулись в путь 13 июня (на самом деле 16-я армия была направлена в район укреплений старой границы — Шепетовского, Староконстантиновского и Изяславского укрепрайонов — и сосредоточения запасов КОВО и имела задачу разместиться в районах Винницы, Бердичева, Проскурова (ныне Хмельницкий), Шепетовки и Староконстантинова).

И только совершенно непосвященный в планы сталинского нападения на Европу читатель может прийти к ошибочному выводу, что перечисленные армии составляют вторую линию обороны на случай, если первая линия будет прорвана. Тем более что именно так армии впоследствии и использовались:

«Сгруппировав в ударный кулак часть подоспевших сил 19-й армии И. С. Конева и силы правого крыла 20й армии П. А. Курочкина, командующий фронтом обрушил в районе Витебска неожиданный контрудар на выдвинутый из резерва вермахта для развития наступления моторизованный корпус. В тот же день части 22-й армии ФА Ершакова внезапным контрударом из Полоцкого укрепрайона разгромили фашистскую моторизованную дивизию. Части 21-й армии Ф. И. Кузнецова и 13-й армии Ф. Н. Ремезова остановили фашистов на Ярославльском направлении…

Но, несмотря на величайшие усилия наших войск, обстановка все-таки складывалась в пользу противника.

Против трех армий Западного фронта, оборонявшихся в полосе от Витебска до Быхова, противник в середине июля перешел в наступление главными силами своих 3-й и 2-й танковых групп при поддержке большой части сил 2-го воздушного флота. Наша 19-я армия вынуждена была отойти на северо- и юго-восток, и противник устремил в образовавшуюся брешь две танковых дивизии. К вечеру 15 июля они прорвались в район севернее Ярцева, охватывая с северо-востока тылы советских войск.

Над Смоленском нависла реальная угроза. Командующий 16-й армией генерал-лейтенант М. Ф. Лукин получил 14 июля приказ возглавить оборону города» (В солдатской шинели. С. 50–51).

Если бы указанные армии по настоянию Жукова (и вопреки воле Сталина, сомневавшегося, что Гитлер нападет в 1941 году) не были бы переброшены, второй эшелон обороны не из чего было формировать. Г. К. Жуков спас страну, которую И. В. Сталин обрекал на гибель. 22 июня 1941 года в стране была объявлена мобилизация — формирование же новых армий, переброска их, вооружение техникой требовало недель, которые следовало выиграть. Войска второго эшелона его выиграли.

Но мы так и не ответили на риторический вопрос Суворова-Резуна: «Если бы Гитлер не напал, долго ли мог Сталин держать сотни тысяч вооруженных зэков на своих западных границах?»

Так что ему ответить, почемучке?

Чем утолить его жгучую любознательность?

Все люди пишут книги, чтобы что-то сообщить, — только один Суворов-Резун, бывший работник ГРУ, устраивает читателю форменный допрос.

Ну что ж, попробуем ответить, «долго ли мог Сталин держать сотни тысяч вооруженных зэков на своих западных границах».

Сотен тысяч «вооруженных зэков» 22 июня не существовало. Перечисленные соединения состояли из кадровых дивизий.

А вот сотни «вооруженных зэков» были. Это реабилитированные командиры Красной Армии. В частности, 16-ю армию возглавлял некогда репрессированный генерал М. Ф. Лукин; его сменил проведший три года в застенках К. К. Рокоссовский.

М. Ф. Лукин побывал в немецком плену, и потому литературы про него мало; про К. К. Рокоссовского литературы гораздо больше, и она содержит хорошую информацию для размышлений:

«О том, как Сталин захотел познакомиться с Рокоссовским, Жуков рассказал подробно.

Георгий Константинович и Константин Константинович приехали вместе. Сталин начал задавать Рокоссовскому вопрос за вопросом, видимо заранее обдуманные.

— С образцами нового оружия противника знакомы? — спросил Сталин, сидя за столом и набивая трубку.

— Нет, товарищ Сталин. Пока не пришлось…

— Стратегией молниеносного наступления немцев серьезно интересовались? Благодаря чему они так быстро оккупировали Данию, Бельгию, Голландию?..

— Нет, товарищ Сталин. Не было у меня такой возможности.

— Наш танк Т-34 приходилось использовать в засадах? Как это научился Катуков…

— Нет, товарищ Сталин, пока не пришлось. У нас в Шестнадцатой армии этих танков не было.

— Взаимодействием танков и кавалерии серьезно занимались?

— Начал изучать, товарищ Сталин.

С каждым ответом Рокоссовского Сталин мрачнел, а вопросы задавал все отрывистее и более требовательным тоном. Он раздраженно зажег трубку, взгляд его обещал мало хорошего. Жуков отметил, что он начал нервничать. Сталин с неодобрением, которое не хотел скрывать, как бы вопрошал безгласно Жукова: «Зачем привели ко мне этого незнайку?»

— Почему такая неосведомленность? Вы что же, в последние годы не готовились серьезно к войне?

Рокоссовский смущенно кашлянул:

— Я, товарищ Сталин, в то время сидел в «Крестах» (Маршал Жуков. Каким мы его помним. С. 168).

Вот он и ответ на вопрос Суворова-Резуна — долго ли Сталин мог держать вооруженных зэков на границе?

Если бы Сталин мог — он бы держал их вечно!

Даже старые командиры мало годились для войны с немцами, потому что долго сидели и мало что знали.

Напав на Финляндию и получив могучий отпор, Сталин, по свидетельству Хрущева, страшно перетрусил. Он понял, что своими чистками столь сильно обескровил армию, что подорвал ее боеспособность.

Тот же К. К. Рокоссовский, вернувшись из тюрьмы после трехлетней отсидки, нашел части в крайне отвратительном состоянии.

«Так, в отчете командира 9-го механизированного корпуса генерала К. К. Рокоссовского о боевой подготовке за 1940/41 г. отмечалось, что у командно-начальствующего состава нет еще твердого навыка и умения командовать своей частью, так как большинство командиров на своих должностях работали мало, приобрести опыт за короткий срок и научиться еще не успели» (Советские танковые войска. 1941–1945. М, 1963. С. 17).

В 1937–1938 годы были не просто репрессии — великий вождь и учитель уничтожил всю верхушку армии. А руководители, что пришли им на смену, опыта не имели.

Кроме того, удивительным образом в число репрессированных попали почти все теоретики Красной Армии. Вот, к примеру, какие фамилии называет Василевский, говоря о теории «глубокой операции» — той самой, которую у СССР переняли немцы и которой новым командующим Красной Армии пришлось овладевать уже в ходе войны:

«Неослабное внимание ей уделяли замнаркома М. Н. Тухачевский, командующий Белорусским военным округом И. П. Уборевич, командующий Украинским военным округом И. Э. Якир, командующий Военновоздушными силами Я. И. Алкснис» (Василевский A. M. Дело всей жизни. М., 1973. С. 88).

Все упомянутые лица были Сталиным убиты.

Жуков пишет в «Воспоминаниях и размышлениях:

«Много ценного и по-настоящему интересного для каждого профессионального военного содержалось в работах С. С. Каменева, А. И. Корка, И. П. Уборевича, И. Э. Якира и других наших крупных военачальников и теоретиков».

За исключением С. С. Каменева, скончавшегося вТ936 году, упомянутые лица тоже были И. В. Сталиным убиты.

А это значит, что все военные работы, труды, наставления были из библиотек изъяты. А вместо них — ничего.

«В офицерских училищах нас учили приемам «отбивания конницы слева и справа» (защита винтовкой от сабельного удара конника. — АЛ), бессмысленной шагистике. А созданных реюлюционными полководцами учебников мы и в глаза не видели!» — пишет бывший офицер-десантник СМ. Елизов» (Цит. по: Самсонов AM. Знать и помнить. М., 1971. С. 116).

М. Н. Тухачевский был величайшим теоретиком военного дела. Г. К. Жуков отзывается о нем в превосходной степени: «Гигант военной мысли, звезда первой величины в плеяде выдающихся военачальников Красной Армии».

Красная Армия, как известно, встретила войну с винтовками, немецкая — с автоматами. А автоматы отстаивал И. П. Уборевич, еще в тот год, когда автоматы Федорова были сняты с вооружения Красной Армии.

Вот что писал об Уборевиче в своих воспоминаниях К. А. Мерецков:

«Все, что мне удалось тогда прочесть из других печатных выступлений Уборевича, убедило меня, что Иероним Петрович — один из способнейших организаторов боевой подготовки юйск. И думал так не только я. На протяжении многих лет военно-теоретические работы Уборевича являлись ценными пособиями для командного и начальствующего состава всей Красной Армии» (Мерецков К. А На службе народу. С. 95).

В 1927–1928 годы Уборевич учился в Высшей военной академии германского Генерального штаба. Был автором работ, которые печатались в военных журналах, выпускались отдельными книгами и брошюрами.

И этого человека Сталин убил тоже.

Про уничтожение Сталиным высших командиров пишут часто — не менее катастрофическими, однако, были и репрессии в среднем командном звене. Особо страшен был удар по авиации, поскольку пилоты имели офицерские звания. Отсутствие опытных летчиков в 1941-м сказалось очень сильно, поскольку выдвиженцы конца 30-х совершали просто трагические ошибки. Особенно показателен в этом плане пример с начальником авиации самого важного, Западного особого военного округа И. И. Копцом.

К. А Мерецков следующим образом описывает положение на аэродромах Западного особого военного округа перед самой войной:

«Шло последнее предвоенное воскресенье. Выслушав утром доклады подчиненных, я объявил во второй половине дня тревогу авиации. Прошел какой-нибудь час. Учение было в разгаре, как вдруг на аэродром, где мы находились, приземлился немецкий самолет. Все происходившее на аэродроме стало полем наблюдения для его экипажа.

Не веря своим глазам, я обратился с вопросом к командующему округом Д. Г. Павлову. Тот ответил, что по распоряжению начальника Гражданской авиации СССР на этом аэродроме велено принимать германские пассажирские самолеты. Это меня возмутило. Я приказал подготовить телеграмму на имя И. В. Сталина о неправильных действиях гражданского начальства и крепко поругал Павлова за то, что он о подобных распоряжениях не информировал наркома обороны, затем я обратился к начальнику авиации округа Герою Советского Союза И. И. Копцу.

— Что же это у вас творится? Если начнется война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара противника, что тогда будете делать?

Копец совершенно спокойно ответил:

— Тогда буду стреляться!

Я хорошо помню нашу взволнованную беседу с ним. Разговор шел о долге перед Родиной. В конце концов он признал, что сказал глупость. Но вскоре выяснилось, что беседа не оказала должного воздействия. И дело тут не в беседе. Пришлось констатировать наши промахи и в том, что мы плохо знали наши кадры. Копец был замечательным летчиком,

но оказался не способным руководить окружной авиацией на должном уровне. Как только началась война, фашисты действительно в первый же день разгромили на этом аэродроме почти всю авиацию, и Копец покончил с собой» (Мерецков К. А. На службе народу. С. 204).

Во главе авиации округа стоит выдвиженец 1938 года, который говорит глупость, потом признает, что сказал глупость, а затем совершает эту глупость.

Во многом именно благодаря Копецу Западный фронт оказался без современных истребителей, что стояли неприкрытыми близ границы; потом немецкие бомбардировщики беспрепятственно бомбили советские войска.

Но, кроме истребителей, Копец 22 июня 1941 года поставил под удар и бомбардировщики.

«Вскоре поступила телеграмма от командующего ВВС Западного фронта генерала И. И. Копца. Ее передали почему-то через узел связи 42-й дальнебомбардировочной авиадивизии, ходившей в наш авиакорпус. Телеграмма гласила: «Уничтожать мотомехвойска противника в двух районах — Сувалки, Сейны, Августов, Квитемотис и Седлец, Янов, Луков; тяжелобомбардировочным авиаполкам — 3-му тяжелому авиаполку одиночными ночными налетами разрушить склад в районе Сувалки и сувалковского выступа, 1-му тяжелому авиаполку одиночными налетами уничтожить матчасть противника на аэродромах Соколов, Седлец, Луков, Бяла-Подляска; 212дбап в течение 22–23. 6. 41 г. ночными налетами уничтожать авиационные заводы в Кенигсберге».

Позже эта задача 212-му дальнебомбардировочному авиаполку полковника А. Е. Голованова была отменена.

Где наши войска, какие имеются данные о противнике в районе наших целей? На этот вопрос никто не мог дать точного ответа. Требовалось самим уточнить воздушную и наземную обстановку в районе наших боевых действий, самим обнаружить наиболее крупные и опасные скопления прорвавшегося в оперативную глубину гитлеровцев и бомбардировать врага.

Дальние бомбардировщики предназначены, разумеется, для выполнения иных задач… Когда я запросил прикрытие, генерал И. И. Копец категорически заявил:

— Истребителями прикрыть не можем!..» (Скрипко Н. С. По целям ближним и дальним. С. 53–54).

Ни разведки, ни данных, ни истребителей прикрытия — ничего.

Подобное лаконичное распоряжение он выдал 22 июня 1941 года и командующему тыловой истребительной дивизией.

«Уже давно рассвело, когда раздался звонок из штаба авиации округа. Это было — по памяти — между пятью и шестью часами утра. Звонил командующий авиацией округа.

— Нас бомбят. С Черныхом и Ганичевым связи нет.

Это было первое сообщение о начале войны, которое я услышал. Копец говорил ровным голосом, и мне казалось, что он говорит слишком неторопливо. Я молчал.

— Прикрой двумя полками Минск. Одним — Барановичи. Еще од ним — Пуховичи.

Это был приказ. Я ответил как полагается, когда приказ понят и принят. Вопросов не задавал. Копец помолчал, хотя мне казалось, что он должен сказать еще что-то. Но он произнес только одно слово: «Действуй»…

В первую половину дня, кроме того, о чем мне сказал утром по телефону командующий авиацией округа И. И. Копец, я никаких других сведений о ходе боевых действий не имел, хотя связь с Минском работала нормально» (Захаров Г. Н. Истребители вступают в бой // Знание — сила. 1982. № 7).

Заметим — только с Минском. «В результате диверсионной деятельности с 23 часов 21 июня вся проводная связь штаба ВВС округа со штабами дивизий и последних со штабами полков была прервана и каждый аэродром был предоставлен самому себе» (А н ф и л о в В. А. Крушение похода Гитлера на Москву. 1941. С. 106). Отсутствие скрытой связи и радиосвязи — тоже вина Копца.

Не имея сведений, командир авиадивизии Захаров полетел в Минск. То, что он увидел, было весьма характерно:

«На аэродроме вперемешку стояли самолеты различных систем, абсолютно не замаскированные, все было забито техникой — целой и изуродованной».

Копец ничего не замаскировал! Копец не организовал зенитную оборону аэродрома Минска! Хотя бы из пулеметов «Максим»!

Каким был результат?

«Низко ходили большие двухмоторные машины. Я видел их, подлетая, но мне в голову не могло прийти, что это ходят «Ю-88». Они ходили на малых высотах и прицельно швыряли бомбы на отдельные здания. Вражеских истребителей в небе не было. Подвергая город в течение дня непрерывной бомбардировке, превратив аэродром в жаровню, «юнкерсы» под вечер чувствовали себя в полной безопасности» (Захаров Г. Н. Истребители вступают в бой // Знание — сила. 1982. № 7).

И. И. Копец был типичнейшим выдвиженцем 1937–1938 годов. Хотя он окончил всего лишь школу военных летчиков, в 1938-м его, командира эскадрильи, назначили заместителем командующего ВВС Ленинградского военного округа, а вскоре он стал командующим ВВС Западного особого военного округа, насчитывавшего 2000 самолетов.

Результатом этого стал страшный разгром авиации Западного фронта и завоевание немцами господства в воздухе, после которого немецкие «юнкерсы» начали прорубать танкам Гудериана дорогу на Москву. Западный фронт потерял в первый день 738 самолетов, 528 из которых было уничтожено на земле (См.: Анфилов В. А. Крушение похода Гитлера на Москву 1941. С. 113). Командующий Западным фронтом Д. Г. Павлов с горечью говорил:

«Начальник оперативного отдела штаба ВВС и начальник разведывательного отдела, фамилии их забыл, проявили полную бездеятельность, граничившую с преступлением, а начальник связи авиации, фамилии тоже не помню, не принимал никаких мер, чтобы обеспечить связь командования с армиями. Все это воспитанники генерала Коп-ца» (3енькович НА Маршалы и генсеки. С. 519). «В начале военных действий Копец и Таюрский доложили мне, что приказ народного комиссара обороны СССР о рассредоточенном расположении авиации ими выполнен. Но я физически не мог поверить в правильность их доклада. После первой бомбежки авиадивизия была разгромлена. Копец застрелился потому, что он трус» (там же. С. 537).

Заметим, однако, что ответственность в конечном счете нес именно Д. Г. Павлов. А Павлов вечером перед немецким нападением отправился в театр, хотя имел более чем достаточно сведений о концентрации немецких войск. Облетев границу, командир 43-й истребительной дивизии Г. Н. Захаров сообщил подробно о сконцентрированных у границы войсках. Захаров вспоминал: «Слушая меня, генерал армии Д. Г. Павлов поглядывал на меня так, словно видел меня впервые. У меня возникло чувство неудовлетворенности, когда в конце моего сообщения он, улыбнувшись, спросил, не преувеличиваю ли я? Я готов был ответить точно и резко, поскольку интонация командующего откровенно заменяла слова «преувеличивать» на «паниковать», — он явно до конца не принял того, что я говорил. Копец опередил меня, заявив, что нет никаких оснований брать мой доклад под сомнение» (Захаров Г. Н. Истребители вступают в бой. // Знание — сила. 1982. № 7).

Даже Копец оказался дальновиднее своего командующего.

К слову, Павлов тоже был выдвиженцем 1937 года. И. Стаднюк написал в книге «Война»:

«Родился Дмитрий Григорьевич Павлов в затерявшейся среди кологривских лесов деревне Вонюх. Рос там, как и все дети бедных крестьян, в трудах, жил мимолетными будничными радостями, сдал экстерном экзамены за четыре класса гимназии, а в 1914 году, семнадцатилетним, добровольно ушел на фронт. В июле 1916-го в боях на Стоходе был ранен и захвачен немцами в плен».

Командующий Западным фронтом Д. Г. Павлов «из затерявшейся в лесах» деревни Вонюх имел четыре класса гимназии — да и те сдал экстерном. В школе он не учился вообще. И это сказалось. В частности, Павлов вместе с Куликом выступил против танка Т-34 в пользу легкого танка Т-50. Павлов стал в 1937 году заместителем начальника, а в 1938 году — начальником Автобронетанкового управления. Кулик был назначен в 1937 году начальником Главного артиллерийского управления; позднее он станет заместителем наркома обороны. Именно Кулик встал на пути пистолетов-пулеметов Дягтерева, противотанковых ружей и реактивных установок БМ-13 («катюш»). Он же боролся с наследием разоблаченного «врага» Тухачевского — противотанковыми орудиями.

Выдвиженцами 1937-го были и многие командующие армиями.

«6-й армией командовал генерал-лейтенант Иван Музыченко, волевой и решительный человек. Сьш матроса, он с детства познал нужду и тяжелый подневольный труд. Восемнадцати лет вступил в партию, дрался на фронтах гражданской войны. Образование — два класса учительской семинарии» (Баграмян И. Х. Мои воспоминания. С. 188).

В коммунистические времена все это было блестящей характеристикой.

Да вот он, и 1937 год…

«… В июле 1937 года был назначен командиром 4-й Донской кавалерийской дивизии, получил звание комбрига… В боях на Карельском перешейке в начале 1940 года он командовал стрелковой дивизией, а уже через полгода возглавлял армию» (там же).

Во время своей поездки к границе Мерецков проинспектировал и артиллерию 6-й армии И. Музыченко.

«Здесь были допущены ошибки. Почти вся зенитная и противотанковая артиллерия переформировывались одновременно, поэтому противотанковая артиллерийская бригада утратила свою боевую готовность. Чтобы командный состав армии убедился в этом, я провел с ним военную игру. Как я и ожидал, в ходе игры обнаружилось, что танки «противника» могут действовать почти беспрепятственно. На разборе я подчеркнул серьезность допущенного промаха. Командарм в оправдание ссылался на указания из округа. Округом командовал генерал-полковник М. П. Кирпонос, мой сослуживец по финской компании и боевой командир. Он тоже находился во Львове. Кирпонос объяснил, что переформирование абсолютно необходимо, но, конечно, осуществлять его нужно поэтапно, обещал исправить ошибку и тут же поехал в штаб округа, в Киев.

Однако ошибка не была исправлена. В начале июня в округе формировалось несколько противотанковых артбригад на тягачах. А через две недели грянула война. 6-я армия сражалась героически, но не могла противостоять танкам немецкой группы «Юг» (Мерецков К. А. На службе народу. С. 203).

Прорвавшаяся через порядки 6-й армии 1 — я танковая группа немцев зашла в тыл всему Южному фронту, что предопределило его разгром, выход немцев с юга к Киеву, окружение киевской группировки советских войск и дальнейшие успехи немецкой армии на южном фланге.

Два класса учительской семинарии И. Музыченко — и весь южный фланг Красной Армии прахом…

Почему же все-таки командовать 6-й армией назначили именно Музыченко? Сейчас мы можем об этом только гадать, но вот какой есть в биографии Музыченко интересный факт: он служил в Первой конной (к ней имел отношение во время Гражданской войны И. С. Сталин), командиром полка 4-й Донской казачьей дивизии. Другими командирами этой же дивизии были М. И. Потапов и Ф. Я. Костенко. Вряд ли случайно, что в июне 1941 года на флангах 6-й армии находились 26-я армия Ф. Я. Костенко и 5-я М. И. Потапова.

И вот опять какое совпадение: во время обороны Царицына Кулик был при Сталине начальником артиллерии, а позднее — начальником артиллерии Первой конной армии.

Вряд ли случайно и то, что в июне 1941 года командовать всеми тремя стратегическими направлениями были назначены командиры из все той же Первой конной: Тимошенко, Буденный и Ворошилов. Сталин возвышал людей, исходя из их личной преданности, даже зная об их посредственности.

А посредственностями они были выдающимися, если можно себе позволить такой каламбур. Буденного — бывшего крестьянина без начального образования — скоро отстранят от командования фронтами. Ворошилов

— слесарь с четырехклассным образованием, — зная свои способности, сам откажется командовать фронтом. С 1943 года всего лишь представителем Ставки на фронтах станет бывший унтер Тимошенко, который говорил про себя: «Вот я, к примеру, кончил только сельскую приходскую школу. Больше не приходилось» (Тюленев И. В. Через три войны. С. 75).

Еще один заместитель наркома обороны, Е. А. Щаденко, был в прошлом портным. В заместители он попал все в том же судьбоносном 1937-м. Особых отличий портной не имел, кроме того, что служил все в той же Первой конной и в 1920-м вместе с С.М. Буденным и К. Е. Ворошиловым в качестве члена РВС Первой конной армии санкционировал расстрел легендарного командира корпуса Б. М. Думенко. Поднявшийся на советский военный олимп портной Е. А. Щаденко, вместе с Г. И. Куликом, сыграл фатальную роль в размещении стратегических запасов.

«Генеральный штаб и лица, непосредственно руководившие в Наркомате обороны снабжением и обеспечением жизни и боевой деятельности войск, считали наиболее целесообразным иметь к началу войны основные запасы подальше от государственной границы, примерно на линии реки Волги. Некоторые же лица из руководства Наркомата (особенно Г. И. Кулик, Л. З. Мехлис и Е. А. Щаденко) категорически возражали против этого. Они считали, что агрессия будет быстро отражена и война во всех случаях будет быстро перенесена на территорию противника. Видимо, они находились в плену неправильного представления о ходе предполагавшейся войны» (Василевский А. М. Дело всей жизни. С. 112–113).

Л. З. Мехлис тоже занял пост заместителя наркома обороны в 1937 году. Военная деятельность его кончилась тем, что в 1942 году его сняли со всех военных должностей. В том же 1942-м Г. И. Кулик будет понижен в звании до генерал-майора. И в том же 1942-м главком Северо-Западного направления Буденный, имея большой перевес над немцами, потерпит страшное поражение во время Керченской операции. В 1943-м Е. А. Щаденко выгонят из заместителей наркома обороны и отправят на Южный фронт членом военного совета.

И. В. Тюленев, командовавший в 1941-м Южным фронтом, писал про себя:

«Семья у нас, Тюленевых, была большая: шесть человек своих ребят да четверо умершего дяди. Отцу с матерью приходилось трудиться не покладая рук, чтобы прокормить столько ртов. Лишения и невзгоды, голод и холод постоянно стучались в нашу дверь… Мое образование ограничилось сельской школой. Началась тяжелая трудовая жизнь» (Тюленев И. В. Через три войны. С. 4–5).

Следует упомянуть, что на совещании высшего командного состава армии в декабре 1940 года И. В. Тюленев прочитал доклад «Характер современной оборонительной операции». Тюленев, по сути, был теоретиком обороны Красной Армии. А базовое образование у «теоретика» — сельская школа и «тяжелая трудовая жизнь».

И. Х. Баграмян рисует в своих воспоминаниях некоторых командиров Красной Армии. Начальник штаба 12-й армии генерал Арушанян предстает у него таким: «Арушанян, несмотря на молодость, по достоинству считался одним из самых перспективных командиров. Рос он быстро: в 1936 году успешно окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, командовал полком, дивизией, отличился в боях на Карельском перешейке, и вот уже начальник штаба в армии важнейшего пограничного округа. Это был очень способный человек, и такой стремительный взлет не вскружил ему голову».

И тут «стремительный взлет» в конце 30-х. Не люди, а ракеты.

Генерал-лейтенант М. А. Парсегов… «Жизненный путь этого 42-летнего генерал-лейтенанта был удивительно похож на биографии большинства крупных военачальников Красной Армии. Парсегов родился в крестьянской семье в Нагорном Карабахе, подростком пошел работать на хлопкоочистительный завод в городе Андижане, девятнадцати лет связал свою судьбу с большевиками. В гражданскую воевал в Средней Азии, «университеты» свои прошел в Красной Армии… К тридцати годам Михаил Артемьевич уже командовал дивизионом, а затем артиллерийским полком. Потом — общевойсковая академия, после нее снова артиллерийский полк, а вскоре — стремительный взлет: его назначают начальником артиллерии Ленинградского военного округа» (там же. С. 206).

Снова стремительный взлет! Не делали ли в 1937 году некие ускорители?..

Примерно такие же биографии и у остальных советских командиров. Нищее детство, отсутствие базового образования, советское военное образование (не сравнимое с дореволюционным или немецким), а на рубеже 37—38-х — стремительный взлет.

«Три года на высших постах в артиллерии дали Парсегову много».

Три года! У немецких высших командиров было не меньше десятилетия!

Возьмем, к примеру, биографии фон Рундштедта, фон Бока и фон Лееба — командующих группами армий «Юр>, «Центр» и «Север» соответственно.

Герд фон Рундштедт. Родился в 1875 году. Сын генерал-майора. Первые упоминания о его предках можно найти в средневековых хрониках 1109 года. В возрасте двенадцати лет поступил в начальное военное училище. Три года (1907–1910) служил в Большом генеральном штабе в Берлине. В конце ноября 1914 года имел звание майора. На конец войны занимал пост начальника штаба 15-го корпуса. Награжден Железным крестом 1-й степени и орденом Дома Гогенцоллернов. Подполковник в 1920 году, полковник в 1923-м, генерал-майор в 1927-м, генерал-лейтенант в 1929-м и генерал от инфантерии в 1932 году. ' Во 2-ю мировую войну командующий группой армий «Юг» в Польской кампании, группой армий «А» во Французской, группой армий «Юг» на советско-германском фронте (до ноября 1941). В 1942–1945 годы (с перерывом) главнокомандующий войсками на Западе.

Фёдор фон Бок (не Теодор, как иногда пишут, а именно Федор, поскольку у матери фон Бока в роду были русские аристократы). Родился в 1880 году. Сын известного прусского генерала. Учился в военных школах в Гросс-Лихтерфельде и Потсдаме. В 1910 году получил назначение в Генеральный штаб. В 1912-м — капитан. Проявил себя в боях на Сомме и Камбрэ, за что получил медаль «Pour le Merite». В 1918 году — майор, в 1924-м — полковник, в 1928-м — генерал-майор, в 1931-м — генерал-лейтенант. Во 2-ю мировую войну командующий группой армий «Север» в Польской кампании и группой армий «Б» во Французской, группой армий «Центр» (по декабрь 1941-го) и «Юг» (по июль 1942) на советско-германском фронте.

Вильгельм Йозеф фон Лееб. Родился в 1876 году. Потомственный военный. Принадлежал к столь древнему роду, что издал книгу «Хроника семейства Лееб». Учился в артиллерийской и инженерной школах. В 1900-м участвовал в военных действиях по подавлению «Боксерского восстания» в Китае. Посещал занятия Баварской военной академии в Мюнхене и при берлинском Генеральном штабе. В 1-ю мировую участвовал в военных действиях на западном и восточном фронтах. Награжден баварским военным орденом Макса Иосифа (что давало право на дворянство). В 1916 году повышен до майора. В 1924-м — подполковник, в 1925-м — полковник, в 1928-м — генерал-майор, в 1929-м — генерал-лейтенант. В 1940-м — генерал-фельдмаршал. Автор нескольких работ по оборонительной тактике. В 1938 году была издана его книга «Оборона». Его ранние труды, переведенные на русский язык, были использованы при подготовке советского Устава полевой службы.

Вот такие военные люди. Все имели значительный возраст, большой опыт. Все были офицерами в Первую мировую, а в 20-е годы были уже генералами. Все происходили из потомственных военных, готовились к военной карьере с молодости, все прошли школу Генерального штаба.

У советских офицеров все было совершенно иначе. Гитлер, принимая решение начать войну с СССР, исходил и из понизившегося после 1937 года уровня советского командного состава. Согласно записи А. Розенберга от 29 сентября, Гитлер говорил:

«Генерал, которого к нему прислали, мог бы у нас командовать только батареей — не больше. Ведь Сталин истребил командный слой» (Откровения и признания. С. 45).

Сталин истребил командный слой…

К. А. Мерецков пишет:

«… к концу 1940 года наши командные кадры в большинстве своем были очень молодыми. Некоторые командиры в течение предыдущих двух-трех лет прошли несколько служебных инстанций и командовали округами, соединениями, руководили штабами по несколько месяцев. Они заменили военачальников, выбывших из строя в 1937–1938 годах».

К лету 1941 года 75 процентов командиров Красной Армии занимали свои должности менее одного года.

«Без тридцать седьмого года, — считает маршал AM. Василевский, — возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел… Был ряд дивизий, которыми командовали капитаны, потому что все, кто был выше, были поголовно арестованы» (Коммунист. 1988. № 5).

Вот такие командные кадры были у СССР перед войной. В самый раз для нападения на Европу…

Глава 15 называется «Об артиллерийских полках».

И в артиллерии Суворов-Резун большой знаток. И тут он учит военных историков, делая потрясающие их открытия:

«Самое главное требование к противотанковой пушке — способность пробивать любой танк противника. В 1941 году советская 45-мм пушка такой способностью обладала. Кроме нее, была создана 57-мм противотанковая пушка. Ее не выпускали просто потому, что для нее не было достойных целей. Как только разведка сообщила о появлении тяжелых танков в германских войсках, 5 7-мм пушку пустили на поток, и она до конца войны вполне справлялась с поставленными задачами, тем более что вскоре ей на помощь стали выпускать сверхмощную 100-мм пушку».

Вот как! Разила всех советская 45-мм пушка!..

Сталин, выходит, подготовился к войне!..

Всех мог победить!..

Но…

Тут, как обычно, снова «но».

А «но» заключается в том, что 45-мм пушка уже не была способна пробивать тяжелобронированные цели. Командующий Западным фронтом Павлов, объясняя причины поражения своего фронта, говорил, в частности, следующее:

«Из результатов первого боя я сделал вывод… на правом фланге против Кузнецова, в направлении на Сопоцкин, введены тяжелые танки противника, которые не пробиваются 45-мм артиллерией, и что противник за этими танками ввел свою пехоту, поломав нашу оборону» (Зенькович НА. Маршалы и генсеки. С. 482).

Советские конструкторы это предвидели, и потому до войны была разработана 57-мм пушка ЗИС-2. Суворов-Резун, который пишет, чтр «пушку не выпускали», не знает, что массовый выпуск противотанковой 57-мм пушки ЗИС-2 начался с 1 июня 1941 года, еще до войны. В ходе боевых действий на советско-германском фронте, однако, выяснилось, что выстрелов (так называется снаряд, гильза и заряд) к 57-мм пушке не накоплено, поскольку с 1917 года 57-мм выстрелы не выпускались. А вот снарядов к 45-мм пушке было много, тогда как самих 45-мм орудий после страшных прорывов немцев было потеряно масса. Потому производство 45-мм орудий спешно восстановили, чтобы потом модернизировать пушку.

К концу 1941 года лучшие немецкие танки были порядком повыбиты, и немцы вынуждены были широко применять легкобронированные танки, а их длинноствольная 57-мм пушка пробивала насквозь. К тому же 57мм пушка, с ее длинным стволом, была неудобна в бою и трудна в изготовлении. И по предложению Л. А Говорова 57-мм пушку сняли с производства с 1 декабря 1941 года, что было ошибкой, поскольку у появившихся в конце 1942 года «тигров» 45-мм пушка повреждала только гусеницы. Пришлось срочно восстанавливать производство 57 — мм орудий.

Но Суворов-Резун про выпуск 57-мм орудия в 1941 году, до войны, ничего не знает. И ничего не зная, дает советы:

«Катастрофы можно было избежать, если бы артиллерию и боеприпасы не собрали у границы. Даже за неделю до войны (если бы Сталин боялся Гитлера) можно было оттянуть артиллерию».

Можно было оттянуть артиллерию…

В самом деле — зачем держать артиллерию у границы? Пусть пограничники воюют винтовками. Путь защитники УРов отбиваются фанатами. Пусть немцы без помех форсируют Буг, срывают план прикрытия границы, вырываются на оперативный простор и срывают нашу мобилизацию…

Пусть выигрывают войну!..

Артиллерию надо было оттянуть…

«Но шел обратный процесс. Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский: «Войскам было приказано выслать артиллерию на полигоны, находившиеся в приграничной зоне» (Солдатский долг. С. 8). Удивительно, почему артиллерия должна заниматься подготовкой у границ, разве мал Советский Союз, разве нельзя найти более подходящего места?»

Объясним бывшему советскому офицеру: в приграничной зоне мало гражданского населения, а военная инфраструктура развита. Если начать стрельбу артиллерией всего военного округа где-нибудь под Харьковом — население этого может не понять.

К тому же артиллерию далеко отводить от границ просто опасно.

«Мы возмущаемся, что какой-то идиот в Генеральном штабе отдает глупые приказы. Но не будем возмущаться. Приказы отдавал не идиот, а великий, непобедимый Г. К Жуков».

Приказ отдавал вовсе не Г. К. Жуков, как ему это приписывает Суворов-Резун. Приказ отдавали командующие округами. Жуков писал в «Воспоминаниях и размышлениях», которых Суворов-Резун, похоже, не читал:

«Нарком обороны СМ. Тимошенко рекомендовал командующим войсками округов проводить тактические учения соединений в сторону государственной границы, с тем чтобы подтянуть войска ближе к районам развертывания по планам прикрытия. Эта рекомендация наркома обороны проводилась в жизнь округами с одной существенной оговоркой: в них не принимала участия значительная часть артиллерии.

Дело в том, что дивизионная, корпусная и зенитная артиллерия в начале 1941 года еще не проходила боевых стрельб и не была подготовлена для решения боевых задач. Поэтому командующие округами приняли решение направить часть артиллерии на полигоны для испытаний».

Но насчет того, что Г. К. Жуков был «великий» и «непобедимый», я согласен.

В главе 17 — «О перманентной мобилизации» Суворов-Резун делает очередные открытия. От них я уже немного устал — но продолжим.

«5 каждой советской квартире коммунистическая власть бесплатно установила большой черный репродуктор — тарелку, а на каждой улице серебристый колокольчик. Однажды эти репродукторы должны были на всю страну прокричать мобилизацию — День «М».

Коммунистическая власть н е устанавливала репродукторов-тарелок в каждой семье. Моя мать, которой в 1941 году было уже семь лет, хорошо помнит, что речь Сталина в связи с нападением на СССР она слушала у соседей. Ей запомнились встревоженные лица тех, кто собрался вокруг репродуктора.

Суворов-Резун:

«Каждый советский резервист в своих документах имел «мобилизационный листок» ярко-красного цвета, на котором стояла большая черная буква «М» и предписание, в каком часу и где быть в день, когда мобилизация будет объявлена».

Ух, как грозно!

А теперь почитаем, что говорил в августе 1939 года на англо-франко-советских переговорах глава французской делегации генерал Думенк:

«Недавно во Франции издан закон, по которому все рабочие объявляются мобилизованными и получают мобилизационные карточки наравне с солдатами. По этому же закону правительству дано право мобилизовать необходимое количество рабочих для военных заводов» (СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны. С. 553).

В главе 2 °Cуворов — Резун живописует, как маниакально Сталин вооружался:,

«А Сталин давил персонально. Был у него такой прием: своей рукой писал от имени директоров и наркомов письменное обязательство и давал им на подпись… Не подпишешь — снимут с должности с соответствующими последствиями, если подпишешь и не выполнишь… Генерал-полковник А. И. Шахурин в те времена был Наркомом авиационной промышленности. Предшественник Шахурина — М. Каганович — был снят и застрелился, не дожидаясь последствий снятия. Шахурин занял пост Кагановича, и вот он обедает у Сталина. Январь 1941 года. Сталинский обед — это очень поздний ужин. Слуги накрыли стол, поставили все блюда и больше не входят. Разговор деловой. О выпуске самолетов. Графики выпуска самолетов утверждены. Шахурин знает, что авиационная промышленность выпустит запланированное количество новейших самолетов. Поэтому спокоен. Но Сталину мало того, что запланировано к выпуску и им же самим утверждено. Нужно больше. И тогда:

«Сталин, взяв лист бумаги, начал писать: «Обязательство (заголовок подчеркнул). Мы, Шахурин, Дементьев, Воронин, Баландин, Кузнецов, Хруничев (мои заместители), настоящим обязуемся довести ежедневный выпуск новых боевых самолетов в июне 1941 года до 50 самолетов в сутки». «Можете, — говорит, — подписать такой документ?» «Вы написали не одну мою фамилию, — отвечаю, — и это правильно, у нас работает большой коллектив. Разрешите обсудить и завтра дать ответ?» «Хорошо», — сказал Сталин. Обязательство было взято нами и выполнено. Сталин ежедневно занимался нашей работой, и ни один срыв в графике не проходил мимо него» (Вопросы истории. 1974. № 2. С. 95)».

Вот так обличает Суворов-Резун Сталина.

Замучил Сталин бедного Шахурина с наращиванием выпуска самолетов! Шахурин не хотел дополнительной головной боли, но Сталин алкал войны и заставлял делать расписки. Если не выполнишь расписки — убью…

Жуть!

Хотел Сталин напасть на Европу…

Теперь почитаем самого Шахурина.

А он пишет:

«Однако нас не оставляло чувство тревоги. Все ли мы делаем? Укладываемся ли мы в сроки, которые нам отведены? Не окажемся ли «безоружными» к началу войны? Как-то в октябре или ноябре 1940 года, когда мы переходили из кремлевского кабинета Сталина в его квартиру, я, поотстав от других, сказал Сталину, что наступило какое-то очень тревожное время для авиапромышленности. Прекращен выпуск старых самолетов. А вот удастся ли к нужному моменту наладить производство новых в достаточном количестве, трудно сказать. Это меня очень беспокоит. Успеем ли?

Без долгого раздумья, очень уверенно Сталин сказал:

— Успеем!

Это единственное слово «успеем» очень запало мне в память. И этот короткий разговор меня очень приободрил» (Шахурин А. И. Крылья победы. С. 96).

Вот те на! Оказывается, это Шахурин подталкивал Сталина.

И не он один. Ильюшин написал Сталину письмо, умоляя ускорить выпуск штурмовика. Кошкин по собственной инициативе начал работать над танком с противоснарядным бронированием — будущим Т-34. Грабин в инициативном порядке сделал пушку Ф-32 для КБ и Ф-34 для Т-34. Начальник НИИ ВВС Филин прямо-таки заставил Сталина принять решение о выпуске ТБ-7. Летчик — участник боев на Халхин-Голе и в Испанской республике Денисов добился встречи со Сталиным и ведущими авиаконструкторами, чтобы сообщить свои рекомендации относительно конструкции истребителей. Побывавший в Испании танкист Ветров выступил на совещании против всего руководства РККА, заявив, что армии нужны не колесно-гусеничные машины, а гусеничный танк с мощными броней и пушкой. А тут еще и Шахурин пристал к вождю в коридоре с просьбой ускорить выпуск новых самолетов.

Но читаем Шахурина дальше:

«Прошло месяца два, снова разговор за обедом. Сталин спросил:

— Как развертывается выпуск самолетов?

Ответил, что с каждым днем самолетов делаем все больше. На одну-две машины в неделю, но рост непрерывный. Со мной оказались полугодовой и годовой планы нашей работы. Полугодовой — подробно отработанный. Я показал Сталину эти документы.

Посмотрев их, Сталин заметил:

— Давайте условимся так…

И на одном из планов синим карандашом написал: «Обязательство. Мы, Шахурин, Дементьев, Хруничев, Воронин… (одним словом, перечислил всех заместителей), настоящим обязуемся довести ежедневный выпуск новых боевых самолетов в июне 1941 года до 50 самолетов в сутки».

— Можете принять такое обязательство?

— Не могу один решить, — отозвался я.

— Почему?

— Здесь написана не только моя фамилия. Нужно посоветоваться со всеми, кого вы указали.

— Хорошо, — согласился Сталин, — посоветуйтесь и доложите. На следующий день я показал своим заместителям запись Сталина.

Обсудили, разошлись, чтобы разобраться в возможностях наших заводов, поговорить с директорами, главными инженерами, прикинуть, что получится. Проверили положение на каждом заводе, какие они имели заделы, могут ли нарастать эти заделы, как и выпуск в целом. С директорами говорили много раз, обсуждали этот вопрос снова и снова и в конце концов пришли к выводу, что такое обязательство можно принять: довести выпуск новых боевых самолетов в июне 1941 года до 50 в сутки. Представили документ, который подтверждал возможность выполнения задания» (там же. С. 97).

Ну и ну! А я, почитавши Суворова-Резуна, подумал, что Сталин требовал подписаться и грозил «Убью». А оказывается, Шахурин и его заместители изучили все резервы, прежде чем поставить подпись! И изучили их досконально.

Шахурин: «Слово свое авиастроители сдержали. К началу войны мы выпускали более 50 самолетов в день».

Всего в СССР в первой половине 1941 года было выпущено 5958 самолетов, из них 4177 — боевых (См.: Яковлев АС. Советские самолеты. С. 351).

Наверное, это жутко много, много больше, чем в остальных странах?

Сталин ведь готовил нападение и мировую революцию…

Цифры выпуска самолетов за годы Второй мировой войны известны, мы их приводим в таблице из книги М. Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина» (С. 600). Для Германии цифры с 1940 года даются без учета выпуска планеров.

Таблица выпуска самолетов в 1939–1944 гг.

Из таблицы видно, что Рузвельт и Черчилль… да нет… Сталин готовил и в самом деле войну. Бешено наращивал вооружения. А буржуазные страны спешно ели ананасы и жевали рябчиков, ожидая сталинского нападения…

Осенью 1941-го Шахурин взял на себя — сам — просто невероятные обязательства. Перед этим он пригласил к себе домой руководителей и директоров.

«Гости — одни мужчины. Шли они, конечно, к своему наркому, но попали в теплую домашнюю обстановку, которой многие из них в это время были лишены. Чувствовалось, что все рады встрече. Собрались директора, главные инженеры, секретари парткомов заводов, которые выпускали боевые самолеты, но одни давали для них моторы, другие — шасси, третьи — агрегаты, бронекорпуса, винты, установки вооружения, радиаторы и т. п. Тосты были яркими, горячими. Все понимали, что самолеты нужны немедленно, как можно скорей. Каждый из присутствующих представлял коллектив в тысячи и десятки тысяч человек. Неожиданно празднество вылилось во взаимные обязательства и требования.

Темпераментный Куинджи, главный инженер моторного завода, горячий человек, но опытный работник, заявил, что их завод уже через месяц начнет выпускать двигатели, полностью изготовленные из деталей здешнего производства, и призвал самолетчиков быть готовыми к этому. Самолетчики приняли вызов и в свою очередь обратились к представителям других заводов и строителям.

Не скажу, что заранее обдумал такой нашу встречу, нет. Она получилась сама собой, как результат, видимо, особой ответственности за судьбу Родины. Все понимали, как велика опасность, нависшая над страной, и не могли думать и говорить иначе. Вот почему сразу же встал вопрос о сроках выпуска боевой техники на новых местах, сроках совершенно невероятных в других условиях. Эти сроки еще не были опробированы коллективным опытом и не подкреплены волей коллективов, но это был уже призыв руководителей и их самообязательства.

На другой день мы прикинули возможности каждого завода и цеха применительно к этим срокам и попытались изыскать дополнительные силы и средства, чтобы поставленные задачи стали реальными» (Шахурин А. И. Крылья победы. С. 137).

После этого А. И. Шахурин обратился к Сталину со своими предложениями, которые были приняты. Однако сразу резко увеличить выпуск самолетов не удалось, поскольку авиазаводы перемещались на Восток. Сталин, однако, никого не расстрелял. А потом число самолетов начало стремительно расти и намного превзошло число немецких. Но всего этого у Суворова-Резуна нет. Есть Сталин, маниакально требующий самолетов. Все должны ставить подпись. Если не выполнят обязательство — Сталин превратит всех в лагерную пыль.

«Сталин сделал петлю, а руководители авиационной промышленности должны сталинскую петлю сами надеть на свои шеи. Подписано обязательство наркомом и заместителями, теперь можем представить, как они воспользуются своими диктаторскими полномочиями против начальников цехов и производств. А они… Итак до самого мастера в промасленном халате. Кстати, минимум один из сталинского списка — Василий Петрович Баландин, заместитель наркома по двигателям — в начале июня 1941 года сел. Красив русский язык — зэк Баландин. Его подельников расстреляли. Баландину повезло, в июле его выпустили. Авиаконструктор Яковлев описывает возвращение: «Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего не случилось…» (Цель жизни. С. 227)».

Итак, Сталин хотел захватить Европу, требовал самолеты, заставлял подписывать обязательства, а кто их не выполнял…

Но… обязательства-то были выполнены!

За что посадили Баландина?

Обращаемся к книге Яковлева «Цель жизни», которую цитирует Суворов-Резун… и выясняем, что обязательства здесь ни при чем.

«На другой день Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в наркомате и продолжал работу, как будто с ним уже ничего и не случилось…

А через несколько дней Сталин спросил:

— Ну, как Баландин?

— Работает, товарищ Сталин, как ни в чем не бывало.

— Да, зря посадили.

По-видимому, Сталин прочел в моем взгляде недоумение — как же можно сажать в тюрьму невинных людей?! — и без всяких расспросов с моей стороны сказал:

— Да, вот так и бывает. Толковый человек. Хорошо работает, ему завидуют, под него подкапываются. А если он к тому же человек смелый, говорит то, что думает, — вызывает недовольство и привлекает к себе внимание подозрительных чекистов, которые дела не знают, но охотно пользуются всякими слухами и сплетнями… Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь ему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли» (С. 227–228).

Итак, Баландина арестовали не за «расписки», а по политическим мотивам. К слову, Яковлев попросил освободить Баландина именно в силу его ценности как производственника: «Он нужен в наркомате — руководство двигателестроением очень ослаблено».

Суворов-Резун обо всем этом не мог не знать: он же сам цитирует Яковлева.

Похоже, что вообще не было случаев, чтобы Сталин заставлял брать обязательство, а затем сажал за невыполнение. Если бы такие случаи были, Суворов-Резун их бы нашел, а не занимался явными подлогами, которые каждый может раскрыть, сходив в библиотеку.

Относительно того же А. С. Яковлева Сталин также спрашивал, возьмется ли тот за истребитель, и Яковлев тоже не стал сразу давать ответ, а только поговорив со своими подчиненными, согласился.

«Сталин спросил меня:

— Ну, как, надумали делать истребитель с двигателем Климова?

— Да, я связался с Климовым и получил все данные о его двигателе. Мы детально проработали вопрос, и наше конструкторское бюро может выступить с предложением о постройке истребителя».

Ну как мог покарать Сталин Яковлева за плохой истребитель?

Страшно. Невыпуском истребителя в серию.

«А знаете ли вы, — спросил он, — что мы такие же истребители заказываем и некоторым другим конструкторам и победителем станет тот, кто не только даст лучший по летным и боевым качествам истребитель, но и сделает его раньше, чтобы его можно было быстрее пустить в серийное производство?»

Конструктора страшнее расстроить нельзя. А. С. Яковлев работал день и ночь и добился-таки, чтобы его самолет попал в серию.

Но почитаем-ка еще страшилки Суворова-Резуна:

«Кстати, самого Ванникова взяли в начале июня 1941 года. Его пытали, его готовили к расстрелу. Из пятнадцати подельников двоих выпустили, тринадцать расстреляли. Мотивы ареста во мраке. И не важно, в чем их обвиняли. Разве обязательно важно обвинять человека именно в том, в чем он виноват? Важно другое: массовые аресты в промышленности от рабочего, опоздавшего на двадцать одну минуту, и кончая наркомами, которые никуда не опоздали, имели целью уже в мирное время создать в тылу фронтовую обстановку».

Нет, это важно — за что арестовали Ванникова. Мотивы ареста вовсе не «во мраке», как утверждает Суворов-Резун. «Во мраке» он сам, не имея в Англии, советской литературы. Органы пришивали политическое дело единственному конструктору минометов Б. И. Шавырину, и Б. Л. Ванников за него вступился, на свою голову. Производственные мотивы тут опять ни при чем.

Но Суворов-Резун этого не знает, и потому вещает «из мрака» неведения:

«Когда осунувшиеся, стриженные наголо заместители наркомов и сами наркомы из пыточных камер вдруг снова попадали в свои министерские кресла, всем сразу становилось понятно: товарищу Сталину нужно много оружия». Во как!

Из пятнадцати «подельников» тринадцать расстреляли. Зачем? Чтобы всем стало ясно, что товарищу Сталину «нужно больше оружия». Когда человека убивают, это, оказывается, работает на дело много лучше.

Правда, из литературы можно сделать совершенно противоположный вывод. Когда взяли Ванникова, создавшего конвейерную сборку авиадвигателей — не имеющую аналогов в мире, — то производство авиадвигателей встало под угрозу.

Когда взяли Баландина — это тоже произошло не от его плохой работы. Нарком авиапромышленности А. И. Шахурин говорил И. В. Сталину о Баландине: «Я сказал, что Баландин считается у нас «эталонным» директором. Лучше него нет».

Конструктор Р. Л. Бартини создал «Сталь-7», на основе которого был создан скоростной дальний бомбардировщик Ер-2, но из-за ареста Бартини не смог создать самолет «Сталь-8», который должен был летать быстрее немецких истребителей.

Органы НКВД арестовали К. Ф. Челпана и И. П. Бондаренко, которые-то и начали создавать знаменитый дизель для Т-34 и КВ.

Была разгромлена группа, занимавшаяся ракетами. СП. Королев умирал в лагере с голода, когда Сталину потребовался отчет о ракетах. Все мы знаем про создателя Т-34 М. И. Кошкина, но Кошкин возглавил КБ после ареста прежнего главы КБ, АО. Фирсова, автора БТ-7. Когда Кошкину дали задание на преходящий свой век колесно-гусеничный танк, Кошкин, ясно, возражать не стал; будущий Т-34 поначалу проектировался полулегально. Будь Т-34 легальным сразу, он появился бы раньше.

Б. С. Стечкин — создатель теории воздушно-реактивных двигателей — был вытащен из лагеря президентом АН СССР Вавиловым, когда Сталин спросил Вавилова: «Кому можно дать важное правительственное задание?» На фотографиях Стечкина после освобождения пиджак висит на нем, как на вешалке.

Создателя авиапушек Таубина убили. За него заступиться никому не удалось.

Нет, лагеря и расстрелы вовсе не говорили, что «товарищу Сталину нужно много оружия». Они говорили только о его страхе за личную власть.