Всякое видели на своем веку старожилы-бакинцы. Помнят они беспризорных, спавших в голодные тридцатые годы под закопченными котлами, и ночные очереди в Крепости за коммерческим хлебом, и разгул репрессий, и вражеские налеты гитлеровцев. Но вот с чем они встретились осенью 1988 года, когда толпы беженцев из Армении хлынули в столицу Азербайджана. Потеряв родину, дом, бросив всё нажитое, эти люди сколачивали из фанеры и досок «чайные» домики на окраинах города, ютились в них семьями. Не нужные властям, наедине со своим горем, молодые люди из числа беженцев решили обратить на себя внимание довольно странным образом. Выходцы из сельских районов Армении, из патриархальных семей, они взялись блюсти нравственность бакинок. Газеты запестрели заметками такого содержания:

«Ходят этакие молодчики по улицам нашего прекрасного города и не приведи господь попасться им на глаза девушке в открытом сарафане или, того хуже, в миниюбке. На бедняжку тут же сыпятся угрозы и оскорбления. Самые рьяные же не медлят перейти к действиям: отрывают бретельки на кофточках, стирают с лица макияж. И уж совсем отрицательно на них действует бижутерия. Сережки, браслеты, колье в одно мгновение сдираются с ушей, рук, шей представительниц слабого пола».

Прежде чем обратиться к бакинской милиции, газетчики наставляли защитников нравственности: «Мужское ли это дело приставать на улице к незнакомой женщине, указывая, какой длины должна быть на ней юбка? Избавьте ее от своих «целомудренных» советов, уж как-нибудь без них она обойдется. В былые времена за такое вмешательство, да еще публично, на глазах у честного народа можно было схлопотать, простите, по шее. И поделом. Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходи».

Такая позиция журналистов понятна: Азербайджан никогда не знал ортодоксального ислама. Здесь с незапамятных времен мирно соседствуют православная церковь, синагога, армянская церковь и мечеть. В конце восемнадцатого и в начале двадцатого веков эти земли приняли преследуемых на родине сектантов: молокан, баптистов, хлыстов, адвентистов седьмого дня. Их потомки живут и благоденствуют поныне, испытывая, наряду с азербайджанцами, опасности навязанной войны. Одно неоспоримо: быть националистом или проявить религиозную нетерпимость во все времена в Баку, огромном промышленном городе, было равносильно самоубийству. Поэтому понятна уверенность писателя Максуда Ибрагимбекова, заявившего в мае 1989 года на заседании Совета по межнациональным отношениям журнала «Дружба народов»:

«Укомплектовать в Баку «орду жаждущих крови» националистов или хотя бы роту, не менее трудно, чем сколотить местную команду по хоккею на льду».

Эти слова были произнесены перед внезапным массовым наплывом беженцев в Баку, двухмиллионный город уже несколько лет живущий по талонной системе из-за нехватки продуктов питания, в космополитический город с более чем двухсоттысячной, вполне благополучной армянской общиной. Азербайджанским беженцам по прибытии в республику выдали по 50 рублей на душу и расселили по конурам «нахалстроев», где и без них была в достатке уголовная мразь.

Можно ли было вывести несчастных озлобленных людей на погромы 13 января 1990 года?

Обращусь прежде всего к свидетельству тогдашнего председателя КГБ Азербайджана Вагифа Гусейнова, клянущегося нынче в неизбывной любви к своему народу, но спокойно принявшего сразу же после избиения безоружного населения генеральский чин за предательство. На острейший вопрос: известно ли было республиканскому Комитету о готовившихся в Баку в январе массовых бесчинствах, погромах и грабежах, — Вагиф Гусейнов отвечал в августе 1990 года так:

«Да, Комитет знал об этом, своевременно и неоднократно информировал вышестоящие органы, предупреждал их. Но, чтобы предотвратить трагические события, пресечь их сразу же — требовалось политическое решение. Решение, которое принимает отнюдь не Комитет государственной безопасности. Когда гром грянул, милиция оказалась парализованной, внутренние войска, не получившие приказа, отсиживались в казарме. Своего прямого назначения они не выполнили».

Прибывший в Баку в частном порядке, чтобы, по его словам, собрать материал для расследования трагедии, народный депутат СССР, полковник Николай Петрушенко подтвердил в интервью «Бакинскому рабочему» в конце января, что «давние интернационалистские традиции бакинцев живы и здравствуют. Несмотря на то, что город, как и любой другой регион Закавказья, захлестнула волна привлеченного со стороны национализма, он остался при своих интернационалистских убеждениях».

Что насторожило полковника Петрушенко, так это абсолютное отсутствие звонков от лиц азербайджанской национальности, выдворенных из Армянской ССР, хотя в Баку их около 80 тысяч. Эту прослойку населения полковник отнес к категории отверженных, «во многом повинных в обострении межнациональных отношений в Баку», назвав эту массу обездоленных людей критической.

Очевидцем черного января стал и режиссер Станислав Говорухин. Узнав о погромах в Баку, он вылетел туда вместе с оператором. Вот его точка зрения:

«Для начала придется констатировать самое грустное. Войска вошли в город, когда армян в нем не осталось. Живые уехали, мертвых закопали в землю. (По свидетельству «Литературной газеты», армянские погромы, начавшиеся 13 января, оставили после себя 56 трупов, последние жертвы датируются 16 января — Ю. П.).

Защищать было некого. Я говорил с военными. Один батальон специально обученных солдат усмирил бы погромщиков, навсегда отрезвил бы их. А в дни погромов в городе находилось одиннадцать с половиной тысяч солдат внутренних войск! Утверждение генералов, что войска были блокированы в казармах, смехотворно! Когда им понадобилось выйти из казарм (в ночь на 20-е), они вышли. Причем до смешного просто: развалили танками хлипкий забор и через автомобильную стоянку — прямо по машинам — вырвались на просторы улиц».

Спровоцировать погромы в большом многонациональном городе — несложно. Особенно, когда в этом городе возникла криминогенная критическая масса обездоленных людей. Российская новейшая история знает тому немало позорных примеров. И в каждом случае, по закону организованных бесчинств, бездействует милиция (когда-то — полиция), армия сидит в казармах, вовсе не блокированных. Блокирование воинских частей и дорог в Баку, кстати, началось 16 января, после того, как был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о введении чрезвычайного положения в Нагорном Карабахе и ряде других районов Азербайджана. Людей обеспокоил седьмой пункт Указа, в котором рекомендовалось ввести чрезвычайное положение и в Баку. Для чего, если погромы завершились? 16 января были захвачены бездомными несколько опустевших армянских квартир в Баку. Заложенный год назад динамит — беженцы из Армении — рванул.

До ввода войск оставалось три дня. За это время опустели здания райкомов партии, и, наконец, 19 января было блокировано и здание ЦК. Власть распадалась буквально на глазах. Огромные толпы перед зданием ЦК скандировали грозное «Истефа! — Отставка!».

После штурма и столкновения с милицией было захвачено здание райкома партии в Джалилабаде. Жители Ленкорани упразднили горком и заодно все госучреждения. В кольце народных фронтов явочным порядком отменялась шестая статья Конституции во многих городах и райцентрах Азербайджана, бывшие аппаратчики сидели по чайханам и ожидали, когда кто-то придет с автоматом и вернет им властные кресла, приносящие огромные доходы.

«Кто сказал, что мы собираемся отдавать власть?» — гневно вопрошал номенклатуру Абдурахман Везиров. Свой тезис: «Нагорный Карабах не позволяет нам решить социальные и экономические вопросы», с которым он выступал в Москве и Баку, Везиров перевернул на 180 градусов: «Социальные, экономические проблемы, митинги и забастовки не позволяют нам решить вопрос Нагорного Карабаха». Политический паяц на активах в ЦК усиленно муссировал тезис об «объединении с общим врагом». Общим врагом открыто провозглашался народ республики, поднятый на митинги Народным фронтом.

Когда утром 13 января 1990 года несчастный бакинский армянин, обороняясь в своей квартире от пришедших ее занять беженцев из Армении, зарубил одного из них топором, известие об этом достигло митинговой площади. А на ней были сотни обездоленных, хранящих в душах обиду и ненависть, клянящих аллаха и государство, скитальцев без крова и работы, идеальных исполнителей необходимых властям бесчинств. Когда Везирову доложили, что толпа погромщиков направляется к армянской церкви, он взмахнул игрушечной рукой: «Пускай побалуются».

Позже народный депутат СССР, писатель Анар задал в Кремле вопрос Михаилу Горбачеву: «По оценкам МВД, в погромах участвовали до пяти тысяч человек. В городе было двенадцать тысяч солдат внутренних войск, по два с лишним на погромщика. Почему они не остановили погромы, не вмешались?».

Президент — генсек развел руками: «Действительно, почему?».

Ответ очевиден: надежду на криминогенную обстановку в Баку, созданную толпами неприкаянных беженцев, не только не державших никогда в своих руках Коран, но и не получивших в Армении элементарной духовной грамоты, лелеяли разнонаправленные политические силы и деятели перестройки, и не в их интересах было остановить бесчинства в самом начале. Партийные власти в районах Баку снабжали погромщиков адресами и телефонами жителей армянской национальности. В течение трех дней армян прятали их друзья, соседи-азербайджанцы и активисты Народного фронта.

Особенность Азербайджана в отличие, скажем, от республик Прибалтики, где люди объединялись на антикоммунистических взглядах и на идее национальной независимости, состояла в том, что под болтовню о перестроечных процессах в течение двух лет шло сталкивание народа на борьбу за исконно принадлежащую ему территорию. Сначала на митингах и демонстрациях, потом в ночных перестрелках вокруг азербайджанских сел Нагорного Карабаха, вовлечением в эту вооруженную борьбу мирных жителей, которые вместо огородного инвентаря вынуждены были снимать со стены охотничьи двустволки.

И вот подоспела очередь Баку.

Когда пришла армия и после чудовищного кровопролития завсегдатаи чайханы вернулись на русских штыках в свои кабинеты, власти заговорили о попытке переворота. Один из секретарей райкома имени 26 бакинских комиссаров В. Ломакин после пережитого шока от происшедшего, в марте 1990 года удивленно рассуждал: «Если об этом (перевороте — Ю. П.) знали заранее, то что мы опять скрывали? Почему не работало телевидение, об этом во весь голос не кричали рупоры радиовещания, а город не оказался усеянным миллионами листовок, чтобы каждый мог прочитать и понять суть происходящего?.. Ведь решения, как и прежде, если судить по настроениям партийных работников самого различного ранга, принимались в здании ЦК не на основе коллегиальности, а на основе единоначалия. А то, что первый руководитель республики даже в этой критической ситуации, когда еще по крайней мере можно было избежать крови людей, не вышел к народу — лишнее тому подтверждение».

Что тут можно сказать? Парторг Ломакин не относился к ретроградам, он голосовал тогда, в январские дни 1990 года, за исключение Везирова из рядов КПСС, но Москва с неотмененной тогда шестой статьей Конституции это решение первичной организации не утвердила.

Бакинской трагедии способствовало злополучное решение Верховного Совета Армении о включении народнохозяйственного плана НКАО в бюджет Армении. Подогрело народные страсти и принятие закона Азербайджана в выборах: Народный фронт вступил в борьбу за голоса избирателей.

Но главное — это новый виток антиазербайджанского психоза в средствах массовой информации, закрученный с первых дней нового, 1990 года. Г. Старовойтова в газете «Московские новости» от 7 января, одобряя совместное решение Верховного Совета Армении и Национального Совета НКАО (возникла в декабре, еще под эгидой Вольского, и такая моноэтническая структура — Ю. П.) о воссоединении, заметила: «Идет реальная работа по экономической, социальной и культурной интеграции Нагорного Карабаха с Арменией».

Какое же место в рассуждениях Г. Старовойтовой, народного депутата СССР от Армении, отводилось тогда Азербайджану? А вот какое: «Азербайджан защищает суверенитет своей республики, но право нации на самоопределение, нации как основы гражданского общества, выше идеи государственного суверенитета». То есть право армян выше суверенитета Азербайджана, и катитесь вы ко всем чертям, вместе с Конституцией СССР, Конституцией Азербайджанской ССР и совместно принятыми нормами федеративного общежития. Такая решимость и призыв к вседозволенности новых демократов (а голос Г. Старовойтовой тут звучал камертоном) доказывали Кремлю: раз вы не идете на перекройку границ в НКАО и Нахичевани в пользу Армении, боясь анархии в других окраинах, при большом нашем желании это может вызвать не менее тяжкие последствия. Решайтесь!

Перекройка границ в самой Армении и в Межрегиональной депутатской группе в Москве была возведена в ранг задачи национального престижа и демократического самолюбия, а дашнакствующие силы начали действовать по принципу: не хотите — будет еще хуже.

Еще в октябре 1989 года доктор экономических наук Виктор Шейнис, представлявший тогда «Московскую трибуну», на встрече с женщинами Азербайджана в Москве витийствовал: «Отдайте Карабах Армении, а то будет плохо, будет кровь, будет второй Сумгаит!».

Вот он и воспоследовал, второй Сумгаит, но уже в Баку, в черные январские дни. Кровь вновь была запланированной.

Приложили свою каинову печать к антиазербайджанским страстям и русские литераторы, деятели культуры. Остановлюсь лишь на двух примерах.

Альберт Лиханов, тогдашний председатель Советского детского фонда имени Ленина, в еженедельнике «Семья» обронил фразу с вопросительным знаком: «Кто виноват, что сегодня маленький азербайджанец с труднообъяснимой ненавистью смотрит на ровесника-армянина?». Где видел этого маленького азербайджанца детский писатель, если он не был в Азербайджане в эти два года? Если он не видел азербайджанских детей, изгнанных из родных мест в Армении, шедших босиком по заснеженным перевалам? Почему его тревожит лишь многострадальный армянский мальчик? А ведь мог бы написать Альберт Лиханов, будь он честным человеком, а не подпевалой с чужого голоса, вполне объективную фразу: «Кто виноват, что сегодня маленькие азербайджанцы и армяне с труднообъяснимой ненавистью смотрят друг на друга?». И это был вопрос, на который действительно следует искать ответ — в той же Москве, в тех кабинетах, пороги которых обивал председатель Детского фонда.

Нет, Альберт Лиханов бросил свой плевок в создание образа людоеда-азербайджанца, не только взрослого, оказывается, но и мальчишки.

В бакинской кровавой каше прольется в январе и кровь невинных детей: 15 школьников ранено, трое погибнет. В чем их вина?

Всемирно известный академик, российский интеллигент с безупречной репутацией Дмитрий Сергеевич Лихачев то ли по рассеянности, то ли с услужливой подачи собкора «Литературной газеты» наносит в те дни оскорбительный удар по самолюбию и достоинству целого народа:

«Если бы азербайджанцы знали культуру армян, они не позволили бы себе разрушать древние армянские церкви».

В Баку в дни погрома пострадала одна церковь, и я называл уже имя виновного, махнувшего ручкой в ответ на полученное сообщение: «Ничего, пусть порезвятся». К азербайджанскому народу ни этот московский выдвиженец, ни толпы подогретых безнаказанностью бандитов отношения не имеют. Преступна и власть, и ее блюстители, допустившие такое.

Академику Лихачеву, соавтору Николая Самвеляна, должно было быть известным, что сталось с могилой великого классика азербайджанской поэзии Ашуга Алескера в Гейче (Севане), где памятник Самеду Вургуну в Мегринском районе Армении и какова, наконец, судьба Азербайджанского драмтеатра в Ереване. Это печальное уточнение в мысль о знании культуры другого народа для любого беспристрастного исследователя. Увы, разрушители хорошо знали, на что замахиваются, знали, что эти реликвии и очаги значат для соседнего народа. Ведь и храм Христа Спасителя в Москве, взлетевший в воздух в начале тридцатых по приказу Лазаря Кагановича и Анастаса Микояна, стал жертвой геростратов, хорошо понимавших крамольную роль храма для безбожного тоталитаризма. Важно не только знание культуры, но нравственность общества и власти. «Смею вас заверить, — отвечал академику Лихачеву в открытом письме поэт Сиявуш Мамедзаде, — что наш народ (народ, а не кучка погромщиков) знает культуру соседнего народа, живя с ним бок о бок на протяжении веков… Послушайте трудовые песни землепашцев — «Оровел» и «Холавар», вслушайтесь в музыку народных танцев «кочари» и «яллы», в азербайджанские мотивы, преломленные в хачатуряновском балете «Гаяне» или спендиаровской опере «Ануш», вспомните небольшую пьесу Джалила Мамедкулизаде «Кеманча», созданную в 1918 году, когда поющие струны будят в сердцах, ослепленных враждой, добрые, лучшие чувства, и вам предстанет, пространство духовной памяти, отнюдь не замкнутой в национальной клетке».

«Литературка» это ответное письмо не опубликовала, и суждение Дмитрия Сергеевича Лихачева об азербайджанском народе, по сути отождествленном с толпой разрушителей, о народе с многовековой культурой, поколебало представление об академике как о совестливом подвижнике духа, которому дорога честь любого народа в многоязыкой державе.

Это представление укрепилось через два года на вечере памяти Низами Гянджеви в Эрмитажном театре в Петербурге, когда присутствовавший там академик Лихачев покинул зал, не сказав двух слов на торжестве.

А то, что пожар национальной розни в середине января 1990 года был занесен извне, не скрывала тогда даже газета «Правда». Ее спецкорры А. Горохов и В. Окулов писали так: «Что стоило, как камень с обрыва, столкнуть в противоправную пучину того же земледельца, бежавшего под страхом смерти из Армении в индустриальный Баку, человека, лишившегося крова и, как правило, с далекой от идеала политической закалкой, что стоило такого раскаленного от гнева человека, обиженного на судьбу, на армян, на Советскую власть в конце концов, спровоцировать на бесчинства. (Подчеркнуто мною — Ю. П.).

А ведь именно часть беженцев Армении и стала движущей силой погромов и грабежей, случившихся в Баку в ночь с 13на 14 января», — заключала «Правда».

Чтобы явственнее представить настроение митинговой столицы Азербайджана в те дни, следует отметить и такой немаловажный факт. 12 января 1990 года несколько вертолетов из Армении опустились близ селения Гушчу Ханларского района. Высадившиеся из вертолетов люди, вооруженные современным оружием, стали поливать автоматным и пулеметным огнем мирных жителей. В самом начале нападения были убиты и ранены десятки людей, среди которых дети, женщины, старики. Местным жителям, вооруженным охотничьим оружием, удалось организовать оборону и дать отпор террористам.

Вышедшая на следующий день газета Народного фронта «Азадлыг» обратилась к читателям:

«Итак, налицо еще один факт, что Армения ведет против азербайджанского народа необъявленную войну. То, что ее не объявляет Армения, понятно, то, что об этом молчит Москва, нам тоже не привыкать. Но как понять то, что наше собственное руководство об этом молчит? Как понять его преступную бездеятельность в данной ситуации? Играя эмоциями собственного народа, ие способствует ли оно завтрашнему кровопролитию?». Заметка заканчивалась призывом: «Все на защиту Отечества!».

Политическая тактика Народного фронта резко переменилась. Этибар Мамедов, заместитель председателя НФА и член Комитета национальной обороны, по образованию историк, отец двоих детей, объяснял на заседании клуба «Московская трибуна» свершившиеся события накануне своего ареста в постпредстве АзССР в Москве. Правда тех дней была такова.

Акция в Баку, по словам Э. Мамедова, готовилась давно. Обстоятельства изменились, когда в НФА стали преобладать силы, добивающиеся новой программной цели: суверенитета за рамками Союза.

Тем самым азербайджанское демократическое движение опередило своих единомышленников в Прибалтике: те пока добивались экономического суверенитета от Москвы.

Когда стало известно, что третья конференция НФА назначена на 6–7 января 1990 года, была предпринята попытка сорвать конференцию и расколоть движение. 8 января был избран междлис Народного фронта, раскола не произошло. После этого акция по введению чрезвычайного положения в Азербайджане начала проводиться в жизнь с помощью Кремля, так как стало ясно, что НФА получит большинство на выборах. Этибар Мамедов в те дни лично предупреждал зам. министра внутренних дел республики о готовящихся армянских погромах, но никто ничего не предпринимал.

После высадки десанта с вертолетов близ селения Гушчу за пределами НКАО (армянских боевиков было около 500 человек) правление НФА решило организовать отряды самообороны. Во время переговоров лидеров НФА с руководством республики последние, по свидетельству Этибара Мамедова, заявили: мы готовы привлечь вашу молодежь в МВД и организовать рабочие дружины на предприятиях с целью посылки их в район боевых действий.

12 января был создан Комитет национальной обороны и 13 января объявлено об этом.

Слово — Этибару Мамедову:

«В этот же день начался митинг и одновременно погромы армянского населения. Я обратился к министру внутренних дел А. Мамедову с требованием привлечь наши отряды к наведению порядка в Баку и задействовать тот контингент внутренних войск, который находился в Баку. Никаких действий не последовало. Ночью я сам объезжал город — ни одного солдата, ни одной патрульной машины я не видел. В районе вокзала убили двух армян, облили бензином и сожгли. Рядом находилось отделение милиции Насиминского района, где было полтысячи солдат ВВ, они ничего не сделали, проезжали мимо на машине, видели толпу. Никаких действий власти не предпринимали. 13–14-го погромы продолжались. 15-го наши отряды начали контролировать город. Были эпизодические погромы пустых квартир, человеческих жертв практически не было. Мы начали эвакуацию армян в безопасные места».

15 января 1990 года в Азербайджане было введено чрезвычайное положение: к этому вело, как говаривал ленинградский наместник Григорий Романов. Находившиеся в Баку члены Политбюро Е. Примаков и А. Гиренко пригласили на переговоры руководителей НФА. Примаков заявил: «После выборов у вас один шаг до отделения. Мы не можем допустить этого и не допустим».

А что же лидеры НФА? Продолжим рассказ Этибара Мамедова:

«Мы предложили взять под контроль положение в Баку и других районах. Нам обещали, что в Баку комендантского часа не будет и войска вводиться не будут. Но 15 января вечером поступили сообщения о переброске армейских частей с тяжелым оружием и техникой по воздуху, по морю и по железной дороге. Тогда мы начали блокировать пути. С 16 на 17 января — первые попытки деблокировать город и ввести войска, демонстрации с требованием отставки правительства и руководства республики, которые устно согласились на введение войск. 17-го вечером перед зданием ЦК выступил Е. Примаков, сказал, что войска нужны для того, чтобы охранять народ. Его освистали, и он ушел».

В тот же день, вечером лидеры НФА были приглашены в здание ЦК Компартии Азербайджана. Главное требование митингующих: отставка Везирова. Секретарь ЦК КПСС А. Гиренко сказал присутствующим: «Мы рассмотрим вопрос о смене руководства. Но мы ни в коем случае не сделаем это под давлением толпы. Недопустимо, чтобы руководство Азербайджана менял не ЦК КПСС, а толпа, собравшаяся перед зданием».

Оставалось еще полтора дня. Не спадала напряженность в Нагорном Карабахе. Кроме ночных перестрелок, резко возросло число диверсий: взорван железобетонный мост на шоссе между Агдамом и Аскераном, мощный взрыв прозвучал и на железнодорожном мосту в пяти километрах от Агдама, была обстреляна охрана железнодорожного моста близ селения Ходжалы.

15 января 1990 года по Ленинградскому телевидению в программе «Пятое колесо» выступил народный депутат СССР Анатолий Собчак с провокационным заявлением о злой судьбе, уготованной 600 тысячам русских в Азербайджане. Это заявление совпало со лживыми сообщениями об эвакуации семей военнослужащих из Баку по заранее заготовленным спискам адресов. Это был не первый прием искусственного раздувания проблемы беженцев, чтобы натравить не только Россию, но и весь мир против азербайджанцев.

18 января командующий Бакинским гарнизоном генерал Соколов предупредил Этибара Мамедова: если мы получим приказ, то не станем щадить никого; мы солдаты и будем выполнять приказ.

Тем же вечером, выступая по республиканскому телевидению, зав. отделом ЦК КПСС по межнациональным отношениям Михайлов заявил, что разговоры о введении войск в Баку являются необоснованными и даже провокационными. Тем не менее, в местах возможного прохождения войск в город Народным фронтом были выставлены пикеты гражданского населения, легковые и грузовые автомашины.

19 января из Сальянских казарм была отправлена телеграмма в адрес М. Горбачева и Д. Язова. Под ней подписались председатель офицерского собрания А. Савельев и начальник политотдела общевойскового училища А. Русаков. Оба полковники, бывшие афганцы. Из тех, кто готов за неудобную правду закончить службу в забытом богом и людьми гарнизоне.

«Доводим до вашего сведения, что контроль за обстановкой в городе держит Народный фронт. Информация в центральной прессе не всегда объективна и вызывает недовольство местного населения. Считаем, что применение вооруженной силы приведет не просто к изоляции военнослужащих, но и к полному разрыву отношений, поставит под угрозу безопасность их семей, вызовет рост антирусских настроений».

Дмитрий Язов в этот день, 19 января, находился в Баку, в штабе армии с Вадимом Бакатиным и Евгением Примаковым. В штаб, откуда будущий маршал Язов лично руководил операцией, перебрались из здания ЦК Абдурахман Везиров и присные. В 17 часов В. Поляничко, второй секретарь ЦК КПА, сказал в личной беседе с Этибаром Мамедовым: «Вопрос решен, решение принято, ничего нельзя сделать. По старой дружбе советую скрыться».

В здание телевидения вошли неизвестные, назвавшихся представителями Народного фронта, и заявили: телестудию надо закрыть и объявить забастовку. Узнав об этом, Этибар Мамедов позвонил председателю республиканского Гостелерадио Эльшаду Кулиеву и предложил сотрудникам вернуться: вечером мы выступим с обращением к народу.

В 19.15 энергоблок телецентра был взорван. Вскоре стали поступать сообщения, что войска подтягиваются к городу, на основных артериях которого возникали символические баррикады из магазинной тары.

В 00.05 у здания штаба Комитета национальной обороны НФА, по свидетельству Этибара Мамедова, выстроились около 500 военнослужащих, без единого слова открыли именно шквальный огонь по зданию и людям, находившимся возле него, обстреливали штаб с расстояния всю ночь до утра. Лидеров НФА вывели потайными ходами.

Операция началась в полночь с 19 на 20 января 1990 года одновременно в разных концах города. Проведена была нагло, кроваво, бездарно. Ей предшествовала мобилизация резервистов в южных областях России (Ставропольский и Краснодарский края, Ростовская область) с заметной там армянской диаспорой.

На встрече в ЦК КПСС горнорабочий очистного забоя одной из шахт Ростовской области Леонид Кривенда рассказывал не без возмущения:

«Нас в Ростовской области очень сильно коснулся последний скоропалительный приказ о мобилизации резервистов в связи с чрезвычайным положением в Баку. У нас, увы, есть убитые, раненые из числа этих резервистов, которых призвали. Не знаю, наверное, и в 37-ом году так не забирали, по ночам, машины с милицией. До абсурда доходило. Реакция людей на это очень неоднозначна. На шахтах прошли забастовки. Женщины очень сильно возмущались, запрудили всю центральную улицу. Я Михаилу Сергеевичу задавал вопрос: кто всё-таки автор этой акции, ведь указа о мобилизации не было, был лишь указ о чрезвычайных мерах по восстановлению правопорядка в Баку. Кто же принял решение о мобилизации? Он признал: да, здесь мы наломали дров, но конкретное лицо, которое приняло это решение, осталось неназванным».

Конечно, не мог же Верховный главнокомандующий назвать шахтеру свое авторство…

Характерна и реакция военного коменданта Баку генерал-лейтенанта внутренних войск B.C. Дубиняка на такой вопрос:

«Была ли альтернатива вводу войск в город; почему войска входили ночью; почему их не ввели еще в дни армянских погромов; почему ввод войск начался в ноль часов 20 минут, а решение о вводе было передано по радио в 5.30 утра?».

Дубиняк: «На эти вопросы отвечать не буду. По причине того, что я назначен военным комендантом уже после ввода войск».

Не мог же генерал-лейтенант отвечать за маршала Язова…

Существенно, пожалуй, только суждение Дубиняка по поводу паники среди русскоязычного населения Баку и слухов по поводу эвакуации семей военнослужащих, что прогнозировал депутат Собчак.

Дубиняк: «Эвакуации никакой не было. Она не объявлялась и не организовывалась. Но многие семьи военнослужащих действительно выехали из Баку в первые дни чрезвычайного положения. Это было вызвано слухами об угрозах в их адрес, гибелью жены одного прапорщика. Но говорю вам со всей ответственностью, что с момента введения чрезвычайного положения ни один из русских здесь не пострадал, кроме приведенного мной факта. К нам в комендатуру ежедневно звонили коренные бакинцы, искренне негодуя по поводу распространения слухов и паники, говорили о желании сохранить русскоязычное население в Баку».

Лидеров НФА обвиняли во всех грехах: фанаты, заставляли людей ложиться под танки и бэтээры. Вот официальное обвинение, прозвучавшее в сентябре 1990 года из уст первого заместителя председателя КГБ Азербайджана Евгения Дубровина:

«Наиболее активные представители экстремистского крыла Народного фронта вывели людей на баррикады, а сами сбежали. За это они должны нести ответственность. Но еще большую ответственность они несут перед семьями погибших. Некоторые из этих «лидеров» были арестованы, остальные успели скрыться. Для нас не безразлично, возобновят ли они свою прежнюю деятельность, поэтому принимаем все меры для их поиска. Что касается Этибара Мамедова, Рагима Казиева, Халила Рзы, Магомеда Гатами, следствие по их делам завершено».

Поразительно, но ни одно из средств массовой информации, столько писавших об апрельской расправе в Тбилиси, не взяло под защиту лидеров Народного фронта Азербайджана, как бы проводя некую демаркационную линию: «Вы считали себя такими, как мы, демократы? Думали, у вас есть право на народные фронты, как у белых людей? Нет, вы другие, навсегда другие!».

Азербайджан неожиданно, шоково для себя оказывался на переднем крае мировой конфронтации, выливщейся через два года после «черного января» в антиисламский фундаментализм христианско-иудаистского союза. И это — весьма серьезная новая доктрина, заменяющая борьбу Запада с коммунистической угрозой.

Даже вполне очевидный сюжет со взрывом энергоблока бакинского телецентра не стал предметом газетного шума. Версия партийных властей («взорвали экстремисты») одержала верх, лишь «Комсомольская правда» устами найденного свидетеля, дежурного электромонтера Виктора Романова ее чуть-чуть поколебала.

А Виктор Романов свидетельствовал:

«Я заступил на смену 19 января в 19 часов. Минут через пятнадцать в помещение цеха зашли четыре вооруженных солдата. Они стали интересоваться схемой энергопитания, открывая ячейки, откуда идут кабели связи, задавали другие вопросы. Потом сказали: «Вас вызывает комендант». Вывели нас с напарником в подвальное помещение и сдали под охрану другим солдатам, их было много. Сами вернулись обратно. Через несколько минут я услышал приглушенный взрыв. Нас не выпускали еще около часа. А потом переодели в военную форму («для вашей безопасности») и отконвоировали в соседнее здание Верховного Совета АзССР».

О Романове в той январской суматохе забыли, он жил по знакомым, уйдя в подполье. А в заявлении ТАСС упоминались «прямые действия преступных сил по захвату радиотелецентра». Захвачен он, оказывается, не был, более того, охранялся воинским подразделением, а на 20 часов того вечера было объявлено важное сообщение НФА…

Строгая система фальсификации и замалчивания правды сопровождала и сопровождает черный бакинский январь в средствах массовой информации СССР, а теперъ — и демократической России. Что касается позиции западной прессы, то наиболее точно ее охарактеризовал тогда же, 24 января, главный редактор газеты «Теркиш дейли ньюс» Ильнур Чевик:

«Когда советские танки и войска в 1968 году пересекли границу Чехословакии, западные страны реагировали на эту акцию с гневом и выразили протест Москве… Сейчас, некоторое время спустя, эта же Красная Армия проделала путь в Азербайджан, убивая азербайджанских националистов, а Запад, который всегда говорит о правах человека, стоит в стороне и аплодирует».

Двойной стандарт и потакание жестокости в отношении мусульман настолько очевидны, что и по сей день бакинская трагедая в январе 1990 года вычленяется за скобки политиканами и деятелями культуры «христианского союза», будто она и не происходила или насилие против гражданского населения не нарушило прав человека.

В обстановке такой идеологической дискриминации появились в начале февраля 1990 года в Ленинграде листки «Антисоветской правды», нелегальной машинописной газеты, посвященные «беспределу Михаила Кровавого». Именно так называлась первая полоса газеты, сочиненной, нарисованной и отксерокопированной одним человеком — Сашей Богдановым. По прошествии двух с лишним лет этот раритетный листок поражает не просто смелостью, но и абсолютной верностью политических оценок и выводов, сделанных тогда по горячим следам Сашей Богдановым.

Пройдемся по двум полосам «Антисоветской правды». Вот на помосте Горбачев, человек десятилетия, подкармливающий с верхотуры своих верных псов. Многие из них поименованы: Бори, Егоры, Рэкет, Дороговизна, Карабах, Советский фашизм, Счета Раисы Максимовны, КГБ, Дефицит и Раскол в КПСС. Заметка «Преступники правят страной» в фельетонной форме описывает политическую ситуацию накануне вторжения войск в Баку:

«По Еревану разгуливал марш протеста под оглушительным транспарантом «Раиса, отдай нам наши подарки!». По Баку шастали банды деклассированных беженцев-азербайджанцев из Армении с криками: «Раиса, отдай армянам их подарки!», «Снять Везирова и отправить Нагорный Карабах!». По Москве 7 ноября слонялась блуждающая колонна Тельмана Гдляна. Во главе шел революционер с плакатом — обложка Талмуда, а на титульном листе написано: «Михаил Горбачев. Сказки о перестройке»… Лидера ленинградской реакции, бывшего первого секретаря обкома Соловьева, исключают из партии, но не за письмо Нины Андреевой и развал идеологии, а за то, что Юрий Филиппович фарцанул себе новенкий «Мерседес» за 9 тысяч «деревянных» рублей. А он по самым скромным оценкам стоит тысяч сто, не меньше! Преступники правят страной!».

И вот — первоклассная публицистика, озаглавленная «Бакинская бойня»:

«В Баку в январе 1990 года правительством СССР было совершено два преступления. Первое — центральная власть не защитила мирных жителей от насилия, грабежей, убийств со стороны уголовников, провокаторов и агрессивно настроенных групп людей. Вместо того, чтобы защищать население от разбоя, правительство разоружило бакинскую милицию. В городе, где 60 тысяч азербайджанцев, изгнанных из Армении, не имеющих крова над головой, безработных, и 40 тысяч турок-месхетинцев, тоже оставшихся без крова и средств к существованию. Многонациональный Баку превратился в кипящий котел из людей, обманутых правительством, которым никто не помогал и которых никто не контролировал. В Азербайджане началась революция на национальной основе, логическим завершением которой стала передача власти от дискредитированного и парализованного старого аппарата новому общественному движению — Народному фронту Азербайджана. Только он мог заменить отжившие структуры власти, гарантировать порядок и безопасность граждан на всей территории республики. Но это означало бы конец коммунистического режима в одной из республик Закавказья. Это стало бы для всех примером революционного перехода от реального социализма к подлинной демократии. Интрига Михаила Сергеевича и Раисы Максимовны вокруг раздутой проблемы Нагорного Карабаха закончилась бы полным крахом, а, возможно, и концом Ставропольской династии в истории нашего государства.

И тогда они устроили советское Тимишуаре. Было совершено второе преступление против нашего народа; народно-демократическая революция была потоплена в крови, задавлена танками, расстреляна снайперами, бившими по живым мишеням».

Напомнив своим читателям, что специальные подразделения американских войск быстрого реагирования, находящиеся в распоряжении ЦРУ и вторгшиеся под шумок в Гренаду и Панаму, называются «дикими гусями», следующий материал Саша Богданов назвал «Дикие гуси» в небе над нашей Родиной»:

«Война — это продолжение политики перестройки другими средствами. Если бы КГБ устроило такую бойню при Брежневе, то западные страны и весь мусульманский мир отозвали бы своих послов из Москвы. Последовали бы экономические и политические санкции против бесчеловечного и преступного советского режима.

В ночь с 19 на 20 января 1990 года в Баку была просто бойня. Горбачевская группировка — Горбачев, Язов, Крючков, Бакатин, Примаков и Гиренко — вели боевые действия против собственного народа. Танки и бронетранспортеры шли по живым людям, оставляя сотни убитых и искалеченных на своем пути. Раненых, кричащих от боли людей вояки не разрешали убирать с проезжей части. Машины «Скорой помощи» обстреливались, два врача убиты на месте. Среди погибших — Лариса Мамедова, девочка-семиклассница, умерла от пулевого ранения в грудную клетку; Ильгар Ибрагимов, мальчик 14-ти лет, доставлен в морг, тоже убит выстрелом в грудь. Среди убитых есть женщины, старики, русские, евреи, чеченцы, азербайджанцы, грузины. Армия использовала самые современные боевые средства. По людям стреляли из танков, минометов, гранатометов, автоматов. Только в реанимационном отделении только одной бакинской больницы за двое суток умерло 29 человек. 22 января 1990 года в Нагорном парке Баку 126 свежих могил образовали новое кладбище — братское кладбище периода перестройки.

Резервисты, комсомольцы-добровольцы и особые подразделения КГБ оставили после себя горы трупов и инвалидов, а радио «Свобода» и «Голос Америки» с радостью сообщали о «нормализации обстановки в Баку». 15 автоматчиков в бронежилетах и 10 кагэбэшников в штатском взяли штурмом представительство Азербайджана в Москве, уложили всех на пол, либо поставили на колени, чтобы арестовать лидера НФА Мамедова, а советская официальная гласность за неделю выдала аж пять версий нападения якобы армянских и якобы азербайджанских экстремистов, устроивших стрельбу в центре Москвы».

Определил Саша Богданов и место бакинской трагедии в мировой политике великих мира сего:

«Если бы подобную бойню устроили при Брежневе, то Кремль оказался бы в жестокой изоляции и в Совете безопасности ООН, и на Генеральной Ассамблее Объединенных Наций.

Но если президенту Франции Миттерану и Председателю ВС СССР Горбачеву позволено решать судьбу диктатора Чаушеску, находясь в Киеве, а президенту Бушу позволено сместить диктатора Норьегу, отдыхая в Кемп-Дэвиде или катаясь с Шевардназде в надувной лодке по рекам и озерам штата Мэн, то почему бы Армении не решить все свои национальные проблемы и территориальные притязания с помощью усиления советского военного присутствия в Закавказье?! Парадокс современной политики и разведки как раз и состоит в том, что КГБ всегда может договориться с Мосадом, британский Интеллиджент сервис спрятать в безопасном месте Рушди, автора «Сатанинских стихов», а ЦРУ так может заморочить голову американско-армянской общине перспективами перестройки в СССР, что армяне и впрямь поверят в возрождение мифической Великой Армении строго по средневековой карте, которой неистово тряс Вазген I, католикос всех армян, выступая по телевидению… Народы сталкивают лбами, течет кровь, начинаются грабежи, погромы, выселение целых национальных районов. Горбачев вводит военное положение, и республики превращаются в генерал-губернаторства Вольских, родионовых и криволаповых, а межнациональные противоречия углубляются!».

Заканчивался «Беспредел Михаила Кровавого» стихами Саши Богданова, подражанием известным строкам Осипа Мандельштама:

Через два года, после оккупации Баку когда развал Союза завершился в Беловежской Пуще, Збигнев Бжезинский не мог одержать слезливого восторга:

«Я очень уважаю Горбачева. И глубоко сочувствую его личной трагедии. Его заслуга в том, что он сумел разрушить старый мир, не пролив ни единой капли крови, мирными средствами, без штурмов зимних дворцов и гражданских войн. Но он заплатил за это дорогой ценой — своим финалом. (Подчеркнуто мною — Ю. П. Лицемерие тех, кто задумывал карабахский омут и наполнял его человеческой кровью, границ не имеет). Он недооценил силу нерусского национализма в республиках, считая, что все смогут «жить дружно», он переоценил необходимость единства Союза. Ельцин (Саша Богданов называл нынешнего президента Российской Федерации «омандаченным перестройщиком», который вел народ на Красную площадь через всю Москву, демонстрируя полную поддержку курса на перестройку, демократизацию, гласность, вместо того, чтобы после расстрелов в Баку отправить под суд команду Горбачева, Язова, Крючкова, Бакатина, Примакова и иже с ними. Нет, они были еще нужны Западу — Ю. П.) не сделал этих ошибок, понял, что нужен истинно драматический поворот. Понял не интеллектом, — инстинктивно, проявив потрясающее историческое провидение. И именно поэтому победил».

Пиррова это победа, господин Бжезинский!

Глава «кровавой перестройки» Горбачев, его подручные палачи, подобные лезвию топора, рукоятью которого явился «свой» Везиров, ответят перед историей, перед народом, перед судом! Такую уверенность высказал в январские дни 1990 года народный писатель Азербайджана, депутат Верховного Совета, участник Великой Отечественной войны Исмаил Шихпы. Вступив в КПСС на войне, имея почти полувековой стаж, он демонстративно на пленуме ЦК, раньше всяких демократов Ельцина, Попова и Собчака, заявил: «Компартия потеряла свой облик. Она воюет со своим народом, как Дон-Кихот с ветряными мельницами. Она превращается в СС. Я не хочу быть членом такой партии».

Чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, очевидец бакинских событий, открыто заявил Горбачеву при встрече, что введение войск в Баку было полнейшей ошибкой. А на пресс-конференции в Москве в последних числах января 1990 года Каспаров сказал представителям средств массовой информации Запада: «Азербайджан был единственной точкой, где с применением военной силы можно было завоевать аплодисменты западных защитников демократии».

Разве не прав проницательный шахматист и коренной бакинец Гарри Каспаров?

Но куда деваться от этой правды самому Азербайджану и его жителям, прежняя жизнь которых оказалась сломаной раньше всех? Ночь с 19 на 20 января что-то необратимо изменила в людях. В глазах горечь, печаль, унизительное ощущение своего бессилия при виде танков, многочисленных патрулей с оружием наизготовку, солдат, с наглой уверенностью тычащих автоматами в лица прохожих: «Вы, грязные азербайджанцы, мы вам еще не то покажем. Свободы захотели!.. Это были еще цветочки».

Распущенность, опьянение от безнаказанности, просто опьянение, бессердечие, жестокость, в особенности заметные по отношению к женщине: «Молчи, афганка, пока я не поставил тебя на колени! Земля будет гореть под твоими ногами!». Вот угроза, прозвучавшая от командира БТР с бортовым номером 725, находившегося в те дни в Баку.

Эта, казалось бы, патология превращалась в официально принятый канон отношений. Стоило политическому обозревателю Центрального телевидения Александру Тихомирову в передаче «7 дней» от 28 января 1990 года рассказать о кровавых событиях в Азербайджане и потребовать четкой политической оценки происшедшего в Баку, как его тут же «выключили из кадра», а сама передача «7 дней» прекратила свое существование.

Полагаю, что это не столько заслуга тогдашнего Политбюро, сколько старания Эдуарда Сагалаева и его прямых хозяев. Смею так предполагать еще и потому, что настырный Тихомиров более ни единого раза не прикоснулся к этой теме, а также наблюдая спустя два года за судьбой другого журналиста ЦТ, Николая Анциферова, донесшего до телезрителей правду об обстрелах осажденной Шуши, о гибели Леонида Лазаревича и, особенно, о надругательстве фидаинов над пассажирами сбитого вертолета после мирных переговоров в Железноводске. В первые дни мая 1992 года Анциферов получил предупреждение о том, что он более не работает на Центральном телевидении.

У Эдуарда Сагалаева, как когда-то у советской власти, сила велика.

Поэтому в заключении, этой главы я прибегну к свидетельству, пришедшему не по каналам официальной прессы, а обычной почтой из Баку. Письмо написано жителем Баку Али Гусейновым через четверо суток после той кошмарной ночи:

«Что было ночью с 19.01 на 20.01 в Баку, особенно в наших кварталах, передать не в силах никто. Ни в одном фильме о войне не видел такого кошмара. В 23.30 мы с Расимом поднялись домой, выпить чаю и вернуться. В это время началось наступление, артподготовка; звонил Агасаф, сказал, что из Сальянских казарм вышли танки и направились к нам. С появлением их появились и солдаты. Стреляли со всех сторон города. На перекрестке около нас (где завод С. Василевича) строились солдаты, около тысячи. Люди — молодежь, женщины и дети (они не ушли, несмотря на требования Народного фронта) — стояли вдоль улиц.

«Наша» Красная Армия открыла шквальный огонь из автоматов, из пулеметов на бронетранспортерах. Они наводили орудия на дома, освещая окна прожекторами, стреляли по квартирам. Как передать увиденное? Мы — я, Расим и Аладдин — смотрели сквозь окна; прямо в наше окно попала пуля.

Теперь о мужестве моего народа. Я видел, как парни берут горящие палки и бросаются к солдатам под автоматную очередь. Падают, встают, берут снова, выходят прямо к прожектору, кричат: «Неужели вы нелюди? Кого убиваете?». Идут «скорые» — стреляет наша армия по ним. Стреляют напрямую. Пулевой дождь продолжается до утра. Они продвигались к центру. Люди вышли на улицы — вокруг ручьи крови; трупы собирали еще ночью под пулями.

Что было вокруг Сальянских казарм! Что было на дорогах к аэропорту! Они поворачивали в сторону деревень и давили людей в квартирах: на дорогах не оставляли ни одной целой машины. Вторжение было внезапным: как фашисты напали.

Словом, настоящее истребление безоружного, спавшего населения. По официальным сообщениям, погибло около 90 человек, из них 14 — военные. А я говорю: погибло минимум 300–400 человек, может, и тысяча, от раненых в больницах нет мест. Многие трупы убрали и сожгли военные, часть их, по слухам, находится на военном танкере, который заблокирован нашими пароходами. На требование: «Дайте осмотреть!» — стреляют с корабля, но не пускают.

Как армия могла так жестоко поступать с людьми? Передовой отряд формировался в Ростове. Там влияние армян известно. Был пущен слух, что в Баку убивают русских, и сразу была объявлена мобилизация. Короче, там сформировалась карательная ударная группа из уголовников, из армян и т. д., которая прибыла в головной части, сделала свое дело и сразу же исчезла; ее заменили обычные части.

У нас дома ранена русская женщина, она живет на 11-м этаже. В противоположном доме двое убиты в своих квартирах.

А в Сальянских казармах до сегодняшнего дня идет стрельба. Курсанты — азербайджанцы, грузины, казахи, узбеки, лезгины каким-то образом захватили склад боеприпасов и поклялись драться до последнего дыхания.

В городе стреляют кого хотят, издеваются, как хотят. Из разговора (врач — свидетель): отец в больнице обнимал скончавшегося сына. Подошли солдаты и офицер. Отец начинает ругать Горбачева, офицер достает пистолет и хладнокровно стреляет ему в голову (не верите — могу организовать встречу с врачом). Двоюродный брат Вахида, возвращаясь с работы, проходил мимо транспортера: солдаты стреляют вокруг и хохочут.

23.01 были похороны погибших в парке Кирова. Что творилось!.. Представляете, море людей — от гостиницы «Апшерон» до памятника Кирову. Мы не могли подняться до могил (негде было стоять), похоронили, говорят, больше 100 человек. В пригородах тоже хоронят, в районах тоже. Сейчас в городе нет партийных и других организаций, не выходят газеты, не работает телевизор, радио передает только указы коменданта и траурную музыку. О телевидении. 19.01 вечером транслировалась передача с участием Народного фронта и вдруг — перестал показывать телевизор. Оказалось, солдатами взорван один блок.

Каким-то чудом дали по радио ноту нашего президента. Читала сама — что она была не в курсе готовящегося военного вторжения. Наша кровь на земле — это дело рук руководства страны. Собрались подпольно депутаты, приняли указ, осуждающий всё это, с требованием вывести армию в течение 48 часов — в противном случае отделимся от СССР. Нахичевань объявила об отделении от Азербайджанской ССР и от СССР.

Сейчас в Баку готовится новая провокация — в срочном порядке вывозят из города русских из семей военнослужащих. Это делают КГБ и армия, чтобы оправдать свое пребывание в городе.

Всё равно не смогу написать всего. Вот сейчас проходит бронетранспортер, и с него иногда стреляют, просто так.

Из ваших знакомых и друзей пока все живы. Ранен брат Сардара, говорят, находится в критическом состоянии. Телефон почти не работает. Не уверен, что письмо дойдет до вас.

Желаю мира вашему дому».

Сбоку — приписка на полях: «Все выходят из партии, завтра я тоже сдам».

Печальный итог известен: на аллее шахидов в те январские дни было захоронено сто семьдесят погибших бакинцев, около четырехсот человек ранено. На могиле Ларисы Мамедовой — школьная форма и ранец. Фотографии нет: некому поставить, отца в ту же ночь тяжело ранило. Другая могила без фотографии, на табличке надпись: «Ефимов. Был слепым. Заколот штыком». А вот на фотографии, обнявшись, молодожены Аллахвердиевы, Илхам и Лариса. Его застрелили, она покончила собой — отравилась.

На цоколях многих домов бакинские мальчишки вывели несмываемой эпоксидной смолой, рискуя жизнью:

«Оккупанты, вон из Азербайджана!», «Долой КПСС!» и «Горбачев — убийца».

Против расправы над отцами и матерями бакинских мальчишек, за их будущее высказался 21 января 1990 года в Постоянном представительстве Азербайджанской республики в Москве пенсионер союзного значения Гейдар Алирза оглы Алиев, недавно перенесший инфаркт. Покинувший в знак протеста против горбачевской перестройки Политбюро и высокую должность первого заместителя Председателя Совета Министров СССР, Гейдар Алиев по сути дела не обладал ничем, кроме особого личного авторитета в мире. Рискуя жизнью, вместе с сыном Ильхамом он пришел на этот небольшой островок азербайджанской земли в столице и выступил с заявлением:

«Меня привела сюда трагедия, случившаяся в Азербайджане. Я узнал об этом вчера утром и, естественно, оставаться равнодушным к этому событию не смог. Пришел сюда, прежде всего, для того, чтобы здесь, в Постпредстве выразить свое соболезнование всему азербайджанскому народу в связи с трагедией, повлекшей большие жертвы. Я прошу Постоянного представителя Азербайджана в Москве Зохраба Ибрагимова довести мои слова, глубокую скорбь, искренние соболезнования азербайджанскому народу. К сожалению, сейчас не располагаю другой возможностью».

Г. Алиев возложил вину, прежде всего, на высшее партийное политическое руководство СССР, которое не предприняло за истекших два года никаких мер, чтобы положить конец междуусобной войне вокруг Нагорного Карабаха. Досталось и уже бывшему первому секретарю ЦК Компартии Азербайджана Везирову, который, по существу, удрал из Азербайджана.

Но дело не только в этом: «При всех обстоятельствах были возможности для политического урегулирования, диалога с народом. В результате ввода войск в Баку допущена грубая политическая ошибка. К каким трагическим последствиям это привело, теперь уже хорошо нам известно. Считаю поведение людей, принявших такое решение, политически ошибочным. Они просто не знали подлинной обстановки в республике, психологии азербайджанского народа, не имели достаточных контактов с различными слоями людей. Не могли представить себе, что дело обернется такой трагедией».

Последняя фраза заявления Г. Алиева «Все причастные к трагедии должны понести наказание» уже через час транслировалась крупнейшими телерадиоканалами.

Было понятно, что перед собравшимися выступал не партократ (это гулящее словечко к Алиеву не прилипало) и даже не аксакал, но лидер нации, спаситель преданных, обманутых, покинутых.