В сентябре 1988 года в статье «Арцах: раны и надежды» Зорий Балаян вспомнил о первой встрече с М. С. Горбачевым:
«Уже в 1988 году сразу же после начала Карабахского движения Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев спросил Сильву Капутикян и меня: «А вы подумали о судьбе двухсот семи тысяч бакинских армян?» Я ответил вопросом на вопрос: «А почему, собственно, возникает необходимость думать о судьбе двухсот семи тысяч армян в Баку, мы же государство…»».
Этот диалог интересен с нескольких сторон. Прежде всего, поразительно спокойствие армянских ходоков, хотя о «запланированной крови» (это выражение позже пустит в оборот Андрей Нуйкин) своих соплеменников широко оповестил один из лидеров «Крунка» А. Манучаров: «Мы заставим в нас стрелять!» Деланная (как показали будущие события) обеспокоенность Горбачева явилась ни чем иным, как прощупыванием позиции идеологов национализма, поведут ли они цивилизованных и богоизбранных армян в кровавый омут вражды с «варварами турками и татарами буферной республики, искусственно созданной Сталиным». Выяснилось: поведут, не остановятся ни перед чем, потому что только кровь возбуждает массовую злобу и месть, а виноватым, при любом варианте, останется Азербайджан, и можно будет потребовать ликвидации этого «административного деления», не обеспечившего безопасности своих граждан, независимо от их национальной принадлежности.
Удивительно живуча типология разжигания межнациональной розни! Просто диву даешься, когда читаешь:
«Злосчастный вопрос в жизни народов Закавказья — вопрос о возможности установления прочных постоянных основ мирного сожительства тюркского (азербайджанского — Ю. П.) народа с армянским все больше и больше заходит в тупик… Мы продолжаем думать, что интересы армян и тюрок так сильно переплетены, что изолировать их друг от друга невозможно, и всякая попытка к полной изоляции чревата тяжелыми жертвами для обеих сторон, и потому все наши усилия направлялись к установлению основ мира и совместной трудовой деятельности…
Не то мы видим, к сожалению, со стороны политических руководителей армянского народа. Наоборот, мы наблюдаем в последнее время усиление по всем фронтам агрессивной работы армянских деятелей против законных прав азербайджанских тюрков. Все их дипломатические способности в Европе направлены к тому, чтобы представить в глазах европейского общества азербайджанских тюрок главными виновниками трагедии армянского народа. Пресса обрабатывает общественное мнение в этом же направлении… Получается такое впечатление, что несчастные армяне стали жертвой азербайджанских тюрок, которые пребывают благополучно на победных лаврах. Вся эта организованная работа армянских руководителей поддерживает кровавые события последних лет. В этих организованных рамках ведется в настоящее время, в частности, работа вокруг карабахского вопроса».
Тактика идейного национализма весьма стойкая вещь, потому что я процитировал взгляд более чем семидесятилетней давности: так писала газета Азербайджанской Демократической республики «Азербайджан» 6 июля 1919 года.
Не вдаваясь в историю «армянского вопроса» (отсылаю внимательного читателя к одноименной статье В. Гурко-Кряжина из Большой Советской Энциклопедии 1926 года издания), замечу, что к началу первой мировой войны армяне, по выражению П. Н. Милюкова, «засевшие на перепутье между Россией и Турцией», приобрели крупное политическое значение из-за стремления великих держав — России и Англии — к захвату Босфора и Дарданелл. Потеряв государственность в 387 году нашей эры, спустя почти полтора тысячелетия, после русско-турецкой войны 1877 года, турецкие и российские армяне попытались с помощью упомянутого мной графа Лорис-Меликова и кавказского наместника великого князя Михаила Николаевича создать национально-армянское государство. Эти петиции и официальные обращения имели последствием лишь полную изоляцию армян — не только от Турции, но и от Англии, сменившей свою ориентацию. От России армяне отказались сами после отставки графа Лорис-Меликова с поста министра внутренних дел империи в 1881 году, последовавшей вслед за убийством Александра II.
О последовавших затем трагических событиях в судьбе армянского народа, втянутого своей буржуазией и патриархом Нерсесом в сложную игру великих держав, повествует в своей статье В. Гурко-Кряжин:
«Сорвав ставку царской России на турецких армян, Англия отступилась от них, оставив их на произвол турецкого правительства. Простейший и вернейший способ устранить эту опасность был сформулирован султаном Абдул-Гамидом в краткой формуле: «покончить с армянским вопросом, покончив с армянами». Для Турецкой Армении наступает период постепенного, дабы не вызвать внешнеполитических осложнений, но неуклонного истребления армянского населения курдами, принявшего особо широкие размеры в 1890 гг., когда создана была иррегулярная курдская конница — гамидиэ, формально предназначенная для защиты границ от России, но фактически, главным образом, для армянских погромов.
Армянская буржуазия, отчаявшись в помощи великих держав и оказавшись перед фактом физического истребления тех крестьянских масс, которые должны были стать базисом «Великой Армении», о которой она мечтала, перешли к вооруженной борьбе против правительственного террора. Создаются националистические партии — Гнчак и Дашнакцутюн: обосновавшись в русском Закавказье, они высылают в Турцию пропагандистов и агитаторов, организуют повстанческие отряды, выступления которых имеют целью не столько реальные боевые успехи, сколько привлечение внимания великих держав к этим событиям».
Вскоре Гнчак сходит со сцены, и единственной руководящей политической организацией армян на мировой арене остается (и по сей день) партия Дашнакцутюн, первоначальной программной целью которой являлась автономия Западной Армении в составе Турции.
Повстанческое движение дашнаков еще более развязало руки турецкому правительству. По сведениям Большой Советской Энциклопедии, в 1894 году в Сасуне было уничтожено 24 армянских деревни; в 1896 году резня шла уже на всей территории Азиатской Турции: разрушено было до 8000 деревень, вырезано около 50 тысяч человек, до 100 тысяч человек получили тяжкие увечья, до 300 тысяч человек остались без крова, многие армяне эмигрировали в Россию.
Как отнеслись к этим событиям великие державы?
По мнению В. Гурко-Кряжина, совершенно равнодушно. «Минутная» заинтересованность Англии в армянах уже миновала… Что касается России, то она проводила в эту эпоху русификаторскую политику в Закавказье и открыто протестовала против идеи «образования в Азии территории, где армяне пользовались бы исключительными преимуществами». Германия же, занятая приобретениями концессий на Багдадскую дорогу, не только не протестовала против избиений, но в лице императора Вильгельма даже открыто одобрила политику Абдул-Гамида по отношению к «крамольным подданным».
Участие дашнаков в общетурецком революционном движении и в государственном перевороте младо-турков в 1908 году перемен не принесло. Но в 1913 году, накануне мировой войны, русские дипломаты меняют ориентацию и открыто выступают «в защиту угнетенных армян», требуя, по соглашению с Дашнакцутюн, проведения реформ в восточных вилайетах Турции, по которым армяне должны были получить довольно широкую автономию.
Вмешательство России и создание дашнаками добровольческих отрядов зинворов из турецких дезертиров-армян свелось к организованной и необычайной по жестокости бойне 1915 года, о чем я уже говорил.
«В результате, — по свидетельству В. Гурко-Кряжина, — было умерщвлено около 300 тысяч человек, такое же количество умерло по дороге в Месопотамию, 200 тысяч человек бежало в Россию, наконец, около 400 тысяч человек спаслось путем принятия ислама. После этой грандиозной расправы Турецкая Армения фактически осталась без армян».
В 1918 году после образования трех республик Закавказья — Грузинской, Азербайджанской и Армянской — территория последней по Константинопольскому договору включала два уезда, Эриванский и Эчмиадзинский, с 400 тысячами жителей в них.
Государства Антанты, воевавшие теперь не только против Турции, но и против Советской России, укрепляя для себя «армянскую базу» в Закавказье, довели территорию этой республики, возглавляемой дашнакским правительством, до 17 500 английских квадратных милъ с населением в 1,5 миллиона человек, из коих 795 000 — армяне, 575 000 — мусульмане и 140 000 — люди прочих национальностей.
«Не довольствуясь этим, — пишет В. Гурко-Кряжин, — дашнаки заявили претензии на территории Ахалкалак и Ворчало, вошедшие в состав Грузии, и на Карабах, Нахичеванский край и южную часть большой Елизаветпольской губернии, входивших в состав Азербайджана. Попытки силою присоединить эти территории (в период английской оккупации Закавказья) привели к войне с Грузией (декабрь 1918) и долгой и кровопролитной борьбе с Азербайджаном, в результате которой население спорных районов сократилось на 10–30 %, и ряд поселений был в буквальном смысле слова стерт с лица земли».
Господи, как это похоже на сегодняшний кровавый омут в Карабахе, в прилегающих к нему районах! Особенно — склонность сеятелей великоармянских национальных идей к террору и обману мировой общественности.
Английский журналист Лиддел, посетивший этот район в 1919 году, заметил по поводу партии Дашнакцутюн: «Это террористическая организация, которая в течение многих лет преднамеренно побуждала армян к нападениям на мусульман. Понеся заслуженное возмездие от последних, они разглашали об этом, чтобы возбудить мировые симпатии к «бедным армянам»…».
Не по такому же ли сценарию спустя 69 лет разыгралась сумгаитская трагедия?
«Для дашнака, — писал английский журналист, — убитый армянин является ценным. Если как следует использовать такой случай, то он может принести много выгод делу пропаганды».
Митинговые страсти в Сумгаите в последние дни февраля 1988 года были вызваны прежде всего поджогами домов и нападениями на азербайджанцев в Степанакерте, выживанием многих из них из Нагорного Карабаха. Накануне трагедии были убиты двое азербайджанских юношей в Аскеране. И всё-таки там, на дороге между Агдамом и Аскераном, накаленные националистические страсти удалось остановить.
Главным толчком стало изгнание азербайджанцев из Армении. По существу, этническая чистка. На заседании Политбюро ЦК КПСС 29 февраля 1988 года М. С. Горбачев сообщал об этом с присущим ему равнодушием и фарисейством:
«Горбачев: Есть факты бегства из Армении азербайджанских семей. Правда, цифры противоречивые: Владимир Иванович докладывает, что уехало 55 человек, а Разумовский говорит, что 200. Что касается армян в Азербайджане, то 200 семей, опасающихся гонений, разместили в школе, да еще набирается около 500.
Разумов: (зам. зав. Отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС): Когда азербайджанец из Армении выезжает, то он не говорит, что бежит, а заявляет, что едет, якобы, в гости. Поэтому подсчет нужно вести по Азербайджану. Сюда он приезжает и прямо говорит, я уже в Армению не уеду».
Чем бы ни был вызван разгул преступных страстей, но Сумгаит для трагедии был избран неслучайно. Академик Зия Буниятов (о нем речь впереди) назвал это место «экологическим адом», перенаселенным лимитчиками; число уголовников (бывших) к моменту трагедии в этом городе достигло более 20 тысяч человек.
Верный выбор Сумгаита для кровавой провокации подтверждается и цитированным выше протоколом заседания Политбюро ЦК КПСС от 29 февраля 1988 года. В диалоге участвуют генсек Горбачев, члены Политбюро Лигачев, Шеварднадзе, Яковлев и министр внутренних дел Союза ССР Власов. Говорят вполне спокойно, будто бы подводя итоги замышленному.
«Власов: В Сумгаите 200 тысяч населения.
Горбачев: 200 тысяч. Причем средний возраст 22 или 24 года.
Власов: 25 лет.
Горбачев: 25 лет. Молодой город. Но всякого пришлого народа, говорят, там много.
Власов: У каждого пятого есть судимость.
Горбачев: Наверное, они строили, потом их освободили, и они там остались. Но, как говорится, опыт такого рода у них есть. Какие последние данные?
Власов: 14 убитых, в том числе 3 женщины, 3 азербайджанца, 6 армян, остальные устанавливаются, пострадал от телесных повреждений 71 человек, в том числе 48 армян. Сожжено 6 автомобилей, в 13 домах совершено 19 поджогов, пострадали Дом политического просвещения, автовокзал. Имели место 4 факта насилия. Пострадало 54 работника милиции, задержано 47 человек, в том числе 5 мародеров.
Горбачев: Из числа задержанных двое признались в том, что один убил пять, а другой трех человек. У мародеров изъяли золото, драгоценности. Дмитрий Тимофеевич распорядился, и в Сумгаит быстро ввели курсантов военного училища и других военных. Он также помог перебросить туда самолетами 3 тысячи милицейских сил. Их ввели в действие, и к пяти часам они всё закончили.
Лигачев: Срочно надо провести над ними судебный процесс. Не тянуть расследование, как это иногда бывает неделями, месяцами, а то и годами. Тут действовать очень решительно надо.
Горбачев: Даже в какой-то мере, вообще говоря, упустили время немного.
Лигачев. Я вспоминаю далекие, правда, времена, когда были события в Новочеркасске. Ввели туда дивизию. Я тогда зам. завом был. Подействовало колоссально. Всё, буквально, в миг закончилось.
Язов: И в Сумгаите надо вводить, если хотите, может, не то слово — военное положение.
Горбачев: Комендантский час.
Язов: Надо твердо провести эту линию, Михаил Сергеевич, пока дальше не пошло. Надо ввести войска туда и наводить порядок. Это изолированно все-таки, это не Армения, где миллионы людей. Кстати говоря, это отрезвляюще подействует на других, наверняка.
Горбачев: Дмитрий Тимофеевич, вы имейте в виду возможную ситуацию в Баку и в Ленинакане, и в этом городе, где — армянский район…
Власов: Кировабад.
Горбачев: Кировабад.
Власов: Стекла побили немного и все.
Горбачев: Еще не знают о том, что произошло в Сумгаите, а доходит это так, как снежный ком нарастает.
Шеварнадзе: Это как сообщающийся сосуд. Если в Армении узнают о жертвах, то это может вызвать осложнения там.
Яковлев: Поскорее надо сообщить, что в связи с происшедшим в Сумгаите заведены уголовные дела, преступники арестованы. Это нужно, чтобы охладить страсти. В самом Сумгаите городская газета должна твердо и быстро это сказать.
Горбачев: Главное, надо сейчас немедленно включить в борьбу с нарушителями общественного порядка рабочий класс, людей, дружинников. Это, я вам скажу, останавливает всякое хулиганье и экстремистов. Как в Алма-Ате. Это очень важно. Военные вызывают обозление».
По мнению писателя Максуда Ибрагимбекова, посетившего этот город в ночь после кровавых событий и разговаривавшего с местными жителями разных национальностей, а также со следователями и заместителем Генерального прокурора СССР, «события в Сумгаите — это умело запланированная акция». В течение недели перед погромами крунковцы собирали деньги с армянского населения Сумгаита, советовали этим жителям снять свои вклады в сберкассах, а богатым цеховикам порекомендовали вообще покинуть город.
Как вели себя городские власти? По свидетельству Жоры Тамразяна, члена горкома, первый секретарь Муслим-заде сказал: «Я не понимал, что я делаю, куда иду, но я взял флаг в руки и пошел, а бандиты за мной. Только тогда, когда я увидел, как сжигают машину, я понял, что поступаю неправильно, иду не по линии партии. До того не понимал, что делаю».
Как вели себя рядовые армяне и азербайджанцы, жители Сумгаита?
Свидетельствует Армен Григорян: «В ночь с 26 на 27 февраля, когда начались погромы азербайджанцев Карабаха на армян, живущих в Сумгаите, я находился на заводе на дежурстве. Об этом несчастье мне сообщил мой сосед по дому — азербайджанец Закир, который приехал ко мне на работу…».
Жора Тамразян: «27 февраля — день рождения двоюродного брата моей жены. Наши пошли его поздравить, я не пошел. Потом вижу — на улице толпа 500–600 человек с криками. Вышел на балкон. Наверху один азербайджанец живет, он говорит: «Жора, иди к нам. Вдруг и тебя придут убивать». Говорю: «Нет», быстро выбежал, сел в такси, поехал к семье. Что еще сказать? До резни у нас с азербайджанцами были очень хорошие отношения. Я никак не мог предвидеть, что такое может случиться. Я даже породнился с ними: «кирвой» у них был, кумом то есть, это когда по мусульманскому обычаю маленького мальчика обрезают… Жили дружно, как одна семья. Мы сами не понимаем, как всё это могло произойти. Многие азербайджанцы сами говорят: ненавидим этих убийц, лучше б они не жили в этом мире».
Итак, место выбрано: в городе с трущобными «нахалстроями» и двадцатью тысячами бывших уголовников бездействовала не только милиция, со времен министра Щелокова лишенная и оружия, и дубинок, но и партийные власти. Сменивший Муслим-заде на посту первого секретаря горкома 3. Гаджиев в те дни рассуждал:
«Кто должен был в первую очередь защитить своих граждан? Город! Его власти! Его партийное ядро! Но для этого нужно было принять мужественное решение. В первую очередь обратиться к рабочим. В общежития, на предприятия. Но в том-то и дело, что руководство просто утратило родство с самим городом. Именно поэтому даже нормальной оперативной информации в штабе партийной организации не было, и он оказался неподготовленным и беспомощным. А ведь в городе только депутатов Советов три сотни, членов горкома и ревизионной комиссии — более ста. А сколько еще мощных парткомов? Членов горкома комсомола? Оторваны они были от народа, забыли про его силу, силу рабочего класса…».
Итак, план сумгаитских погромов, включая суточное опоздание внутренних войск, изготовление и развозку по городу железных прутьев, был осуществлен с ювелирной точностью. В Степанакерте уже на следующий день устанавливается отлитый заранее памятник «жертвам сумгаитского геноцида».
Стихов, правда, ни Сильва Капутикян, ни другие поэты сочинить не успели, поэтому проармянская печать публиковала в те дни оправданно гневные и сочувственные строки В. Немировича-Данченко из 1915 года:
3 марта 1988 года на сумгаитском кладбище хоронили погибших: 26 армян и 6 азербайджанцев. На зачинщиков погромов было заведено 19 уголовных дел, арестовано было почти сто человек. Обвинения в убийствах официально предъявлены уголовникам — не только азербайджанцам, но и лезгинам, русскому, армянам, один из которых — Григорян орудовал в тот страшный день под кличкой Паша.
Через год, к концу февраля 1989 года, по сведениям коменданта Особого района Еревана генерал-лейтенанта Ю. Кузнецова, число жертв столкновений «на национальной основе» составит 83 человека, среди них — 48 азербайджанцев, 32 армянина и 3 представителя других национальностей.
Но в то несчастное утро 27 февраля 1988 года, «жители городов и сел Азербайджана, — по признанию писателя Максуда Ибрагимбекова, — узнали о себе, что они кровожадные убийцы и насильники».
Действительно, все радиостанции мира заговорили о том, как «обезумевшие от запаха крови орды азербайджанцев убивают армян». Наиболее употребительными словами стали геноцид и резня.
Грянувшие, казалось, как гром среди ясного неба сумгаитские погромы, естественно, неожиданными были не для всех. Запланированную кровь запечатлели кино и видеокамеры людей, прибывших в Сумгаит за день до начала событий. Фильм был показан во всех странах Европы и Америки, где имеются армянские колонии, во всех, кроме Советского Союза.
Почему?
Максуд Ибрагимбеков, увидевший фильм в Швеции, рассказывает:
«Умопомрачительный изобразительный ряд дополняется звуковым, ужасающим воображение не менее сильно. Так один из героев фильма описал с экрана обалдевшим шведам сцену убийства своего друга Миши и его жены, очевидцем которой он, разумеется, был. После того, как Мише с женой отрубили головы, тридцать азербайджанцев набросились на их юную дочь. По очереди изнасиловав ее, они разрубили ее на мелкие куски, развели в мангале огонь, приготовили и с аппетитом съели шашлык из человечины. Вы не представляете, что нам приходится терпеть от этих зверей! — сказал в заключение очевидец Габриэлян».
Этот фильм, надо полагать, стал оправдательным документом националистического мятежа, развязанного в Карабахе. Продолжением агрессивного национализма балаяновского «Очага»: азербайджанцы — не только кочевники-мусульмане, турки, но и людоеды, а потому справедливо их убивать, изгоняя из Нагорного Карабаха и вообще из Закавказья.
Один из лидеров осенних митингов 1989 года в Баку токарь Неймат Панахов, отвечая на вопрос корреспондентов «Известий» по поводу сумгаитской трагедии, эти акценты расставил верно:
«Про Сумгаит скажу так: это позор и боль азербайджанского народа. Но нельзя молчать и о другом — сумгаитская трагедия стала почвой и для разжигания антиазербайджанских страстей. Нас пытаются выставить продолжателями геноцида 1915 года. Реанимировать страх и ненависть. Зачем? Чтобы взрастить на них новые поколения?».
О том, что это предположение правомерно, свидетельствует турецкий телеобозреватель Мехмет Али Биранд, побывавший в Ереване в январе 1991 года:
«Для армян в Армении нет никакой разницы между турками и азери. Их ставят в один ряд. Как считают армяне, в 1915 году их истребляли турки, а теперь — азербайджанцы. Каждый человек, принадлежащий к тюркским народам, будет вызывать у них сомнение, ненависть, ярость».
Такая национальная психология — прежде всего результат созданной еще в начале века и особенно в годы гражданской войны картины армяно-мусульманских столкновений в европейской и мировой прессе. Газета «Азербайджан» в номере от 8 декабря 1918 года отмечала:
«В то время, как азербайджанские тюрки, да и все кавказские мусульмане пострадали в десятки и даже сотни раз больше, чем другие народы, живущие на Кавказе в период безвластия и анархии, до сих пор еще большинство кавказской прессы продолжает травлю против тех; травлю, принявшую планомерный систематический характер; травлю, в создании коей удивительное и трогательное единодушие высказывают все элементы: от кадетов до большевиков и от дашнаков до социалистов включительно. У последних классовые вопросы даже отойдены на задний план, и сейчас борьба идет уже с азербайджанскими тюрками, а не с отдельными классами, и не на социальной, а на национальной, даже религиозной почве».
Замечался ли этот перекос и шумиха на всю Европу против «реакционных» мусульман и в пользу их недоброжелателей, обивавших пороги великих мира сего?
Вот любопытный пример из истории.
Осень 1919 года. В старинный Изборск отступила северо-западная армия Юденича, вместе с ней — десять тысяч беженцев из Петроградской губернии. Анонимный автор «Секретного доклада» с горечью подводит итоги неудачного похода, закончившегося массовой гибелью людей:
«Кто был крепок — выдержал, остальные померли… Картина бедствия такова, что если бы это случилось с армянами, а не с русскими, то вся Европа содрогнулась бы от ужаса». (Курсив мой — Ю. П.).
Так что приемы тогдашней прессы, занимавшей проармянскую позицию, были заметны многим, даже не искушенным в политике людям. Сегодняшняя же ситуация автору известна не понаслышке, и об этом речь впереди.
Вернемся еще раз в весну 1919 года, когда вновь образованная Араратская республика особо ожесточенную борьбу вела не только в Карабахе, где прочно обосновались дашнакские четники, но и в Эриванской губернии, где преобладало азербайджанское население. «Уже с 13 апреля сего года, — значится в донесении Измаила Султанова, уполномоченного Нагорной полосы 5-го участка, на имя Гянджинского уездного начальника от 21.04.1919 года, — началось нашествие войск Араратской республики на мирные мусульманские селения Гокчинского района Новобаязетского уезда с целью очистить территорию от мусульман, населяющих восточную и северную окраину озера Гокча (тогдашнее название Севана — Ю. П.). По настоящее время (то есть за неделю — Ю. П.) разгромлено, сожжено и очищено 22 селения с 60 000 населением. Несчастные мусульманские жители беспощадно гибнут под орудийными и оружейными выстрелами армянских войск, имеющими целью истребить гокчинских мусульман, каковую они приводят в исполнение. Ужас охватывает человека при виде таких нечеловеческих отношений армян и армянского правительства к своим бывшим соседям, никакие просьбы, мольбы и вопли мусульманского населения не принимаются во внимание. Попавших в руки армянских войск мусульман ни за какие блага не оставляют в живых, а, наоборот, истязают неслыханными мучениями, убивают жен, детей, стариков и молодых мужчин, за исключением немногих молодых женщин и подростков — девиц. Всё состояние населения забирается войсками голодной Армении и делится пропорционально. Оставшиеся в живых беженцы преследуются войсками, часть коих, в малом количестве, хлынула в пределы пятого участка Гянджинского уезда, жители 17-ти селений бегут по направлению в нагорную полосу Джеванширского уезда, остальные же, то есть жители 7–8 селений, ютятся в ущельях и снежных вершинах снеговых гор, пограничных с пятым участком Гянджинского уезда, преследуемые армянскими войсками, увязая в снегах и погибая массами. Задача Араратской республики уже решена: более мусульман в Гокчинском районе не существует».
Подобные факты подтверждаются и армянскими историками. А. Лалаян в журнале «Революционный Восток» (1936, 2–3, С. 92–93) приводит описание «подвигов», оставленное одним из дашнакских героев:
«Я уничтожил турецкое (имеется в виду азербайджанское — Ю. П.) население на Басар-Гечаре (район на севере Севана — Ю. П.), не разбираясь ни в чем. Но иногда жалеешь пули. Самое верное средство против этих собак — это то, чтобы после боя собрать всех уцелевших, переполнить колодцы ими и сверху добить тяжелыми камнями… Я так и поступил: собрал всех мужчин, женщин и детей и покончил с ними, заполнив камнями колодцы, куда они до этого были мною брошены».
Английский наблюдатель армянской экспансии в Азербайджан отмечал в те годы: «Если тюркская национальная стихия проявляет себя в более элементарных, непосредственных, грубых формах, то армянская агрессия отличается большей преднамеренностью, упорством, систематичностью».
Любопытно, что к одним и тем же выводам осенью 1919 года о причинах межнациональной борьбы в Закавказье пришли как английские наблюдатели, так и грузинские социалисты. Вот мнение последних:
«До появления армянских революционных деятелей, главным образом партии Дашнакцутюн, Закавказье жило в мире и спокойствии. Здесь никто не помнит и тени ужасов, которые мы видели в виде часто и повсеместно повторяемой армяно-мусульманской резни. Момент перенесения арены борьбы в Закавказье армянскими революционерами надо считать самым несчастным моментом в истории нашего края, население которого — армяне, тюрки, грузины — жило вместе веками в мире и согласии. Пришли дашнаки — принесли национальную ненависть: а на такой почве, конечно, ничего, кроме армяно-мусульманской резни или войны между Арменией и Грузией, не могло вырасти».
Английский наблюдатель, побывавший в Карабахе, отметил, что дашнаки — лучшие пропагандисты в мире:
«Оба народа готовы были мирно продолжать свой жизненный путь и так бы и поступили, если бы не вмешались в дело агитаторы. Я уверен, что эти последние одни ответственны за армяно-татарскую резню… Их пропаганда за границей такова, что Европа и весь мир на их стороне. Конечно, им пришлось много выстрадать, но тысячи мусульман — мужчин, женщин и детей — выстрадали тоже от них. Жестокости, несомненно, были совершены относительно армян, но сами они тоже совершали их в мусульманских деревнях, и даже такие, которым не подвергали их турки».
Член палаты депутатов Соединенных Штатов Вальтер М. Чандлер, наблюдая пропагандистскую работу американских армян и узнавая о их чувствах к Азербайджану, сообщал в Париж:
«Эти чувства решительно враждебны, и американские армяне далеко не благоприятно относятся к идее независимости Азербайджана… будто на азербайджанцев не надо обращать много внимания, так как они тюрки, татары и мусульмане… Литература, которую распространяют в Америке, полна обвинениями и нападками на всё, что есть тюркского и татарского, и большая часть этих нападок приходится на долю Азербайджана».
Более резко высказывались по этому же поводу грузинские социалисты, авторы изданной в 1920 году в Тифлисе «Красной книги», изданной, надо заметить, в ответ на одноименный труд, подписанный Гр. Чалхушианом, неизвестный на Кавказе, но широко представленный в Европе.
Обвиняя авторе армянского сборника в клевете и доносах на грузинский народ, грузинские публицисты назвали партию Дашнакцутюн «ужасным злом армянского народа», «бичом всех народов Малой Азии и в особенности Закавказья». Вступление к книге заканчивалось таким пассажем:
«Они здесь будут распинаться о братстве, о солидарности всех народов, населяющих наш несчастный край. А там, в Европе будет свободно гулять армянская Книга доносов и лжи, будут думать о грузинском народе как о варварах, преследующих единственную культурную нацию в Малой Азии и в Закавказье — армянский народ».
Как тут не вспомнить приведенную мной полемику между Максудом Ибрагимбековым и Андреем Сахаровым о числе жертв в Кировабаде в декабре 1988 года: приемы пропаганды изменились лишь технически, в связи с появлением электронных средств связи.
Замечу, что летом 1919 года противостояние сторон в Карабахском генерал-губернаторстве удалось ликвидировать в то памятное утро 5 июня, когда представитель английского командования в сопровождении азербайджанского чиновника вывез из Шуши «агрессивных членов» армянского национального Совета. Только-то и всего…
В тот же день генерал-губернатор Карабаха доктор X.-Б. Султанов издал приказ по подведомственной ему, области, в котором заявлялось, что всякие преступления против личности и имущества и насилия над армянами будут караться по всей строгости законов военного положения. Вечером 5-го же июня доктора Султанова посетил епископ Р. Н. Мелик-Шахназаров, в полнейшем контакте и единении с которым принимались все дальнейшие меры для прекращения печальных эксцессов.
Мир в Карабахе, как видим, устраивался без вмешательства правозащитников типа отечественных, родимых «КриК»-унов» или английской баронессы Кокс, способных лишь подбивать и подущать, распалять страсти. Известно ведь: не поджигай, так и не загорится, без поджога и дрова не горят.
На встрече с армянским населением Карабаха 6 июня 1919 года доктор X.-Б. Султанов указал, что «на государственность может претендовать только та власть, для которой не существует национальных различий, что Азербайджанское правительство, став на путь разрешения серьезных государственных задач, в основу своей работы положило равенство всех перед законом и полную свободу политической жизни, не ведущей к активному насильственному нарушению проведения в жизнь идей общегосударственных, и что никаким антигосударственным элементам не удастся разорвать органически-экономической связи между мусульманским и армянским населением Карабаха, ибо разрыв этой связи знаменует смерть обеих наций».
Современники отметили, в свою очередь, весьма благотворную, в смысле успокоения взволнованных национальных страстей, деятельность армянского епископа Р. Н. Мелик-Шахназарова, «проявившего политическую сознательность и неподатливость провокационным науськиваниям злонамеренных лиц». Епископ Шахназаров однозначно заявил:
«Эти господа раз навсегда должны понять, что как бы они ни старались и сколько бы ни мудрствовали, всё-таки в конце концов в Карабахе будут жить армяне и мусульмане».
Сегодня Мелик-Шахназаров наверняка был бы зачислен в коллаборационисты, и ему всерьез пришлось бы опасаться за свою жизнь. Но в 1919 году его миротворчество и мудрость помогли избавить христианскую паству Карабаха от ненависти к соседям азербайджанцам. Многие беженцы, находившиеся в округе, бежали из Турецкой Армении, сильно пострадали от рук турок, и стоило только ему произнести, что азербайджанцы — это те же турки, — взаимное уничтожение мирных крестьян, живущих чересполосицей, разгорелось бы с новым ожесточением, и меч не был бы вложен в ножны.
К чести бакинских армян, о судьбе которых спрашивал Михаил Горбачев в феврале 1988 года Балаяна и Капутикян, следует заметить, что среди двухсот семи тысяч нашелся семидесятилетний житель Баку Гаврил Иванович Петоян, который 30 августа 1989 года, через полтора года после начала межнациональной распри, стесняясь (!) своей национальности, выбросился с балкона восьмого этажа на горячий асфальт. В кармане потерпевшего (так его нарекли следователи) оказалась предсмертная записка, обжигающая совесть, подобно крутому кипятку:
«В своей смерти я обвиняю армян-экстремистов Нагорного Карабаха и Армении. Читаю в газетах, а также в передачах на телевидении и радио, сколько бед и несчастия они принесли азербайджанскому народу. Меня мучают бессонные ночи. Я всё время думаю об этом и не могу перенести такого позора. В знак протеста приношу себя в жертву.Петоян Г. И».
Следователям, знающим приемы националистической пропаганды, пришлось запасаться справками о том, что покойный Петоян не страдал нервным расстройством и в соответствующий диспансер не обращался, и что «потерпевший перед смертью спиртного не принимал». Зато его друг и бывший сослуживец Мамедали Алиев нашел человеческие слова:
«Покойный был человеком большой души, он излучал добро легко и свободно, так же, как дышал. И еще — он был необычайно привязан к жизни. Мы дружили с ним 30 лет, и когда я узнал о его гибели, у меня поднялось давление, до сих пор никак не могу прийти в себя… На моих глазах выросла его дочь Тереза, я хорошо знал его супругу Галину Савельевну Котелевскую. Самые близкие друзья этой семьи были азербайджанцы, мы вместе делили радости и горести, не думая о национальности друг друга. Я знаю, он сильно переживал с самого начала событий в НКАО. хотя внешне сохранял спокойствие и веселость. Конечно, решиться на такой шаг могут только сильные личности. Такие, каким был Гаврил Иванович».
В Баку Г. И. Петоян попал в 1943 году после тяжелого ранения под Ленинградом, но чувствовал себя в этом городе так, словно здесь и родился. На азербайджанской земле он оставил дочь Терезу и одиннадцатилетнюю внучку.
«Знаете, — свидетельствует Тереза, — отец всю жизнь испытывал большие трудности и всегда терпеливо их сносил. Но вот вынести такого предательства и подлости со стороны своих соплеменников в НКАО так и не смог… В Нагорном Карабахе наступит день затишья, однако я никогда не забуду и не прощу протест моего отца».
К чести самого Михаила Горбачева отношу его признание, последовавшее примерно через год после гибели неизвестного ему бакинца Г. И. Петояна: «Я решительно против дробления государства, против перекройки территорий, разрушения вековых связей народов. Теперь, я думаю, мне легче говорить: на собственном опыте, уже омытом кровью наших людей, мы видим, что разделиться не сможем».
Впрочем, это признание экс-президента СССР можно отнести и на счет присущего ему политического лицемерия: ведь перекройка территорий началась с событий в Нагорном Карабахе, и после встречи с инициаторами разрушения «вековых связей народов» в феврале 1988 года столь резких слов протеста М. С. Горбачев не произнес, ограничившись тогда спокойной констатацией факта:
«Поднят вопрос о переходе автономной области из Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР. Этому придана острота и драматичность, которые привели к напряженности и даже к действиям, выходящим за рамки закона».
Это его обращение к народам Азербайджана и Армении прозвучало 26 февраля 1988 года, в день сумгаитской провокации. Процесс, как говорится, пошел, подобно не загашенному вовремя пожару на высушенном историей торфянике.