Он проснулся сразу, словно от толчка. Открыл глаза, несколько минут разглядывал светлое, расплывающееся пятно потолка, растворяясь всем существом в ночной тишине спящей квартиры. Язык скользнул по пересохшим губам, человек осторожно поднялся и, натыкаясь в темноте на невидимые предметы, пошел к двери. Скрипнула половица, и уютный, привычный мир спальни остался за спиной уходящего. Дверь бесшумно закрылась.

Кухня оказалась несколько дальше, чем он предполагал, но в темноте, да еще спросонья, так легко потерять ориентацию, что он не придал этому никакого значения. Привычным движением руки коснулся выключателя и, зажмурив глаза от тусклого света желтой лампочки, шагнул в кухню.

Ему понадобилось минут пятнадцать ошарашенного стояния на пороге, пока до него, наконец, дошло, что вместо привычного уюта кухни, где все всегда стояло по своим местам, он видит голые, забрызганные чем-то стены темно-синего цвета, притаившуюся в углу замусоренную плиту и покренившийся столик на трех ногах с остатками давешней пьянки: бычками в грязной тарелке, засохшим хлебом, покрывшимися плесенью огурцами и наполовину пустой бутылки портвейна. Шторы на серых окнах отсутствовали тоже, из углов закопченного потолка свисала вниз паутина. Ничего не понимая, он подошел к столу и привычным движением, словно занимался этим всю жизнь, выпил из горлышка остатки портвейна. Поставил на стол пустую бутылку и через несколько секунд вспомнил свое имя, неотъемлемое от этого мира, как грязная посуда в разбитой раковине: Мастер Вельд.

Вся та жизнь, в ставшем вдруг так остро необходимом размеренном уюте, ушла куда-то далеко, как нереальная и никогда не бывшая. Стало страшно от осознания потери и дико захотелось обратно. Мастер Вельд повернулся и бросился назад, желая вернуться туда, откуда он пришел, и никогда здесь не быть. Но вместо зала кухня выходила куда-то в коридор, темный и пустой, без единой двери.

Он пошел по коридору, держась холодной рукой за стену, с единственным желанием отыскать ту свою дверь. Несколько поворотов беспорядочных и нелепых, и, наткнувшись рукой на дверную ручку, он с силой рванул дверь на себя. Ванная была под стать кухне, с нагромождением каких-то непонятных коробок, грязными стенами и заплеванным полом. Тускло горела одинокая лампочка, а в ванне, полной ржавой воды, плавал одетый человек. Мастер Вельд бросился к нему, вытащил из воды лохматую голову. Бесчувственное тело дернулось, глаза человека открылись, он что-то несвязно забормотал и, с невесть откуда взявшейся силой, попытался вырваться и нырнуть обратно.

- Ты что, спятил?! - прокричал Мастер Вельд, изо всех сил удерживая его над водой. Человек выплюнул воду и жадно глотнул сырой, пахнущий мокрой штукатуркой воздух, и заговорил торопливо, словно продолжая только что прерванный разговор:

- Нельзя же так! Не хочу я так больше! Ведь так любил ее, стерву! Неужели, действительно, ничего святого в этом мире?! Предала, подло, как последняя сволочь... Что делать-то теперь, что... Ничего не вижу, ничего... Жить не хочется...

- Ты кто? - перебил Вельд, вглядываясь в черты незнакомого лица.

- Что? - не понял человек. - А-а.., - он устало махнул рукой. - Гитарист.

И снова торопливо забормотал:

- Как жить-то теперь... Господи... Раздавили, растоптали, как таракана... Что делать...

- Вылезай, - сказал Вельд и вытер о штаны мокрые руки. - Это не выход.

- А где выход? В чем? - человек поднялся. С мокрой одежды хлынули вниз ржавые струи. - Больно, понимаешь, больно. Выть хочется, в стену лбом стучаться... Кругом одно дерьмо, куда не ткнись... Увидел светлое, лезешь, лезешь, добрался, руку протянул, а рука в дерьме, и носом тебя туда, носом!

Вельд достал сигареты и закурил, отстранено слушая. Человек вылез из ванной, оставляя на полу грязные лужи, и, не прекращая говорить, забрался на стиральную машину и начал привязывать к батарее веревку:

- Сам дерьмом не хочу быть, а ведь не вылезешь, не святой... Ничего нет, Господи, совсем ничего...

Человек сунул голову в петлю. Вельд вздрогнул, вернувшись из отстраненности, и быстро поднялся:

- Играть со мной будешь?

Человек, перебитый на полуслове, замолк и несколько секунд врубался в сказанное. Потом взгляд его прояснился:

- Играть?

- Ну, - кивнул Вельд. - Я как раз гитариста ищу.

- Буду, - обрадовался человек и снял с шеи петлю. - Только я играть не умею.

Вельд подумал и принял это как должное:

- Договорились.

Слушая этого странного человека, он вдруг понял, что тот его мир никогда не существовал, это - иллюзия, мечта, не больше. Он живет здесь, жил здесь всегда и никуда отсюда не денется. Только случилось что-то непонятное, и он теперь совсем ничего не знает о здесь, не помнит никого... Человек с ложной памятью, помнящий то, чего никогда не было. Но где-то там, далеко в подсознании, билась странная мысль: может, есть все-таки та дверь, из которой сегодня ночью он вошел сюда?..

- Так всегда бывает, - неожиданно нарушил молчание то, что называл себя гитаристом. - У врачей это называется.., черт, не помню, мудреное такое название... Ложная память, вобщем.

Вельд странно посмотрел на него:

- Давно?

- Да сколько тебя знаю. Ты не гасись, Мастер, херня это все.

Вельд машинально кивнул и поднялся.

Светлое пятно ванной осталось позади, темнота коридора обступила его со всех сторон, осторожно сжимая и душа. И снова обострилось чувство потери.

- Случайность? - вслух подумал он. - Как я попал сюда? Или, все же, ложная память...

Он почувствовал, что начинает медленно сходить с ума, разрываясь на две половинки, каждая из которых пытается доказать свое и затоптать другую.

Коридор неожиданно оборвался, окончившись распахнутой двойной дверью. В комнате царил полумрак, кое-где в засаленных блюдцах горели свечи, толстые и неуклюжие. Вельд нашарил рукой выключатель. Вспыхнул яркий электрический свет, обнажив оборванные обои, клочьями свисающие со стен, грязные тряпки на полу и странных людей, занятых каждый своим делом. Лампочка мигнула и погасла.

- Какая сволочь там со светом балуется? - раздался недовольный голос откуда-то из угла. Но Вельд уже увидел дверь в противоположной стороне комнаты и быстро двинулся туда, перешагивая через спящих и не спящих, пьяных и обкуренных, играющих в карты и просто застывших в нелепых причудливых позах. Около самой двери его остановил громкий звенящий шепот, несущийся откуда-то из угла:

- Стояли звери около двери,

В них стреляли, они умирали...

И откроются все двери...

И уйдет ночь...

И ждущим воздастся...

И не будут убивать больше...

Быстрее... Сильнее...

Стояли звери около двери.

В них стреляли, они умирали...

И откроются все двери...

Вельд всмотрелся, присел на корточки и наткнулся на два почти кошачьих, безумных черных глаза. Девушка смотрела на него и не видела, прижимая побелевшие кулаки к старому потрепанному свитеру. Он понял, что видел ее раньше. Когда? Где? В том мире или в этом? Он придвинулся к ней поближе и тронул за плечо. Девушка вздрогнула и зашептала еще быстрей, еще истовей:

- И ждущим воздастся...

И не станет боли...

И не будут убивать больше...

- Стояли звери около двери.., - негромко повторил Вельд.

Девушка замолчала и, точно слепая, коснулась его руки холодной ладонью:

- Еще один зверь. Ты тоже туда? Не ходи, там стреляют.

- Ты была там? - не удивился он.

- Много раз, - важно кивнула девушка. - И каждый раз меня убивали.

- Так не бывает.

- Бывает, - возразила она. - Только так и бывает. Ты твердо знаешь, что там, за ней?

- Для кого? - не понял Вельд.

- Что там, за ней, для тебя?

Вельд помолчал в раздумье и честно признался:

- Не уверен.

- Тогда не ходи. Убьют. Потом будет больно воскресать.

- Ты тоже этого не знала? - спросил он.

- А ты видел хоть одного, кто твердо знает это?

- Пожалуй, нет.

- Ну, вот и все. А теперь не мешай.

И она снова забормотала как заклинание:

- Стояли звери около двери,

В них стреляли, они умирали...

- Мастер, - позвал кто-то сзади. Вельд обернулся.

- Не трогай ее. Она сумасшедшая. На улицу не выгонишь - жалко. Замерзнет... - сказал длинноволосый человек с папиросой в зубах.

- Что там, за дверью? - спросил его Вельд.

- Не знаю, - пожал тот плечами. - Мне и тут неплохо. Нет ничего, наверное. Да и не нужно это.

Вельд встал, бросил последний взгляд на девушку и шагнул к двери.

- Подожди, - окликнула она. - Ты идешь становиться мишенью?

- Нет, я иду выжить.

- Я хочу тебя попросить... Если у тебя получится, вернись за мной.

- Пойдем вместе, - предложил Вельд.

- Нет, - замотала головой девушка. - Я же буду обузой, неужели ты не понимаешь? Для меня там сейчас еще одна смерть. Я уже не боюсь, но вдруг тебе повезет... Вдруг пощадят... Возьми, - она порылась в необъятном своем свитере и вытащила маленькую красную мишень на черном кожаном шнурке. - Повесь на шею, - устало улыбнулась. - Мой талисман. Вдруг поможет.

- Спасибо, - тихо сказал Вельд и надел мишень. - Я обязательно вернусь...

Он повернулся и под пристальным взглядом черных глаз открыл дверь.

Улица была серой и странной. Низкое свинцовое небо висело на голых ветках торчащих деревьев. Грязный снег напоминал слипшуюся кашу. Вельд растерянно оглянулся: двери сзади не было. Он стоял на перекрестке двух раскисших дорог под кровавым глазом светофора. И была ночь. Серая, промозглая, неуютная. Мимо него проходили прохожие со странными лицами, торопливо, словно боясь чего-то, пряча взгляд в воротниках пальто; ездили троллейбусы с нелепо торчащими в разные стороны рогами.

"Где я? - подумал Вельд. - Зачем?"

Люди обтекали его со всех сторон, быстро и упорядоченно передвигаясь по квадрату перекрестка. Было в этой упорядоченности и молчании что-то зловещее. Вельд поймал себя на том, что всматривается в лица прохожих, не то желая что-то понять, не то выискивая знакомых.

Через дорогу к нему под немигающим кровавым зрачком светофора двигалась кучка длинноволосых людей, явно виденных им ранее. Где-то там, в темных коридорах и комнатах его квартиры. Один из них отделился от остальных и подбежал к нему, держа в руках довольно объемистый сверток:

- Ну, наконец-то! Сколько можно ждать? Договорились же не опаздывать! Держи!

Он почти насильно сунул в руки Вельда сверток и так же быстро исчез, смешавшись с толпой.

Вельд ошарашено огляделся и понял, что это надо куда-то нести, причем как можно быстрее. Он не знал куда, но ноги сами пошли, мешая грязь. Он почти бежал по дороге, когда ровно посередине перекрестка, нога зацепилась за что-то торчащее и острое, Вельд дернулся, и сверток выпал из его рук, лопнула веревка, его связывающая, и на грязный серый снег покатились из разорванной бумаги глаза, кисти рук, кучи волос разного цвета и длины, и наполненные прозрачной жидкостью шприцы. Застыли троллейбусы, странные пассажиры прилипли к окнам, прохожие остановились, образовав созерцающую стену. Мир словно застыл на несколько минут.

Вельд лихорадочно принялся собирать все это обратно, мало что понимая, осознавая лишь то, что делает что-то запрещенное, за что полагается наказание. Люди молча смотрели, и ни одного проблеска не мелькнуло ни в чьем лице. Вельд собрал почти все, огляделся, и, нагнувшись, поднял черный, больной, широко открытый глаз. Его затрясло, и губы чуть слышно зашептали:

- Стояли звери около двери.

В них стреляли, они умирали...

Мертвую тишину улицы разорвал оглушительный троллейбусный гудок. Вельд вскинул голову и как-то отстраненно, словно сверху, увидел себя, одиноко стоящего посреди дороги и прижимающего к груди сверток, торопливо разбежавшихся безразличных людей и серую, почти черную громаду троллейбуса, несущегося прямо на него с мотающимися в разные стороны рогами без проводов.

Он проснулся сразу, точно от толчка. Несколько минут разглядывал светлое, расплывающееся пятно потолка, потом, все сразу вспомнив, резко вскочил весь в холодном поту и услышал мирное тиканье стареньких часов с кукушкой. Включил свет, дрожащей рукой вытащил из пачки сигарету и закурил, жадно глотая дым. Все вокруг было уютно и привычно, вещи стояли на своих местах, и только на груди его чуть светилась слабым холодным светом маленькая мишень на черном кожаном шнурке. И, не сделав и пары затяжек, он уже знал, что каждую ночь теперь обреченно будет искать дверь в тот мир, чтобы выжить, увести ее, помочь...

Слишком приторным и надуманным, обманчиво пустым стал этот уют, и захотелось обратно в странные коридоры, прокуренные комнаты, в черные глаза и холодные руки, туда, где он жил все это время, мечтая о размеренности и комфорте...

У врачей это называется... черт, не помню, мудреное такое название... ложная память, вобщем.