— Тысяча чертей! — вскрикнул герцог, выглядывая в окно и нервно раскуривая огромную кубинскую сигару. — Они же совсем мальчишки!

По центральной площади Гриднии после великолепного парада стройными рядами отправлялись прямиком на фронт всадники, все в золотых доспехах, с копьями наперевес, с луками и саблями, с колчанами, полными ядовитых стрел, притороченных у седел их огнедышащих драконов. Звуки марша угасали в отдалении, как пылкая страсть – без истинной любви.

— Вам не говорили, что вы похожи на Маннергейма? — спросил с улыбкой вибратор, и пригубил Деломейн из широкой коньячной рюмки. Он поглядел в бокал на свет, словно намереваясь увидать там свое будущее:

— Действительно хорош, да.

Герцог подошел к столу и забарабанил пальцами по чемодану гостя.

— Говорили, голубчик, говорили. Но – к делу. Что тут у нас?

— Сто миллионов долларов.

— Отлично, просто отлично.

Герцог перестал барабанить и более, чем благожелательно, поглядел на сидящего в кресле. После выдвинул потайной ящичек под столешницей и достал оттуда маленькую сафьяновую коробочку.

— Вы понимаете, друг мой, что все эти почести могут быть только тайными: никто, ни одна живая душа, не должна знать вас в лицо?

Вибратор кивнул.

— Впрочем, ритуал должен быть соблюден.

Герцог уложил сигару в пепельницу, как мать – своего младенца, поставил патефонную иглу в первой ноте гимна, и подошел к загадочному дарителю, бережно отворяя для него оранжевую коробочку. Он топнул ногой в желтом кавалерийском сапоге в шкуру двухголового белого медведя, прочистил горло и с поклоном приколол на груди вибратора высшую награду – орден Белой Цапли:

— От имени народа Вейшнории!

— Слава Вейшнории! Героям слава!

— Но позвольте мне задать вам всего только один вопрос? Почему вы помогаете нам? Что тому причиной?

— Дело в том, — проговорил его странный гость после того, как герцог уселся в кресло напротив, — что я имею фантастическое свойство переменяться. Для окружающих я только таков, каким они хотят меня замечать. Одни видят во мне Гитлера, другие Господа Бога, но в самом деле я – ни тот и не другой. Я не вибратор и не котик, что давно уже понятно всякому читателю, который с недоумением листает эту повесть: что за белиберду мне подсунул невзыскательный издатель, где в один день он – то царь Николай Второй, то на другой странице – уже обесчещенный Путин?

Все очень просто — я сами они и есть. Я их призрачная в сполохах горящих околотков тень, горящих для того, чтобы не мешали ожить воочию самым уродливым фантазиям. Я — Люцифер, я — демон, я — тот жуткий дух, который сидит в каждом, который страшит и пугает их собственными откровениями, когда они ищут перед кроватью порнографию, задумываясь о том, какие извращения должны их сегодня возбуждать. Ищут, и не находят.

Я обратная сторона всякой скудной рациональности, которой молятся выхолощенные в стерильных чувствах математики и логики, и их жалкие симулякры — инженеры, чертежники и программисты, застрявшие на своей готовальне. Я безудержное воображение, которое присуще всякой скотине, но образованному человечеству — втройне.

Я просто другой знак, я минус, который торчит у каждого из спины обломками крыльев, как отрицание разума и рассудка. Я злой гений, я их жуткое кровавое подсознательное, выкидыш немыслимого инцеста, который каждый раз прорывается наружу и командует ими. Я – та сила, что невозможно никак приручить и направить, обуздать и принудить, и что срывает в полночь с постели всякого всклокоченного поэта в поисках карандаша и бумаги. Я безжалостный и чистый дух их. Вот, почему я здесь, дорогой герцог.

Вибратор встал, и хозяин замка вдруг подивился огромному его росту: в нем было метра два, не меньше. Алый плащ, который, как прежде казалось, он передал при входе дворецкому, вновь развивался за его спиной языками пламени в камине. Тонкие черты лица вызолотились отблесками салюта, и герцог чуть не вскрикнул от изумления: пред ним стоял Князь Мира Сего, Главный магистр Священной ложи. В руках его, как он раньше только этого не приметил? были выцветший пергаментный свиток и сверкающий циркуль.

Герцог выронил сигарный окурок, выбрался из кресла, и упал на одно колено перед своим господином. Главный масон легко коснулся правителя Вейшнории циркулем по лбу и молвил:

— Вам выпала великая честь разрушить империю. Вейшнория будет той силой, которая переломит хребет русскому гитлеризму. Вспомните, как мы победили Советский Союз? Все началось с дальних окраинных рубежей: национальные группы зажгли движения за независимости, центробежные силы раскрутили маховик. Он завращался и расколол грозную бронзу изнутри, приведя к падению несокрушимого колосса. Нам оставалось только подобрать осколки.

Путинское царство ждет то же самое. Вейшнория выступит первой. Сверху ударит Ингерманландия, прямо под дых ему — в Санкт-Петербурге. Следом вспыхнет Кавказ, вынимая ножи для кровавой жатвы. Кенигсберг не заставит себя долго ждать: острые стилеты завернуты в рыцарские флаги и ждут своего часа в немецких ратушах. В этот год будет пустой урожай на мухоморы, и потому сгинут и заберут в леса свою тайгу чукчи и буряты. В центре страны взорвется вечно непокорная Татария, уносящая в диких табунах свободный дух чингизидов. И удар этот в самое сердце будет так силен, что Дальний Восток затрещит на морозе, и отломится сам, под чудовищным весом, и упадет на Китай, огромным, чужим теперь кушем, чтобы в новый черед разрушить уже Поднебесную. Наконец, с Севера, с Опоньского царства, хлынут в выжженные города Белые ходоки на лыжах.

Герцог безмолвно внимал, стоя на одном колене, склонив голову и закрыв глаза, перед которыми блистали ужасные видения: на пепелище истерзанной Руси в свете шелковых пожарищ голодные лиловые младенцы выедали трупы своих изнасилованных матерей.