Алёшенька вошел в кабинет, в руке у него был пластиковый пакет с водой и карасем внутри. Он выплеснул содержимое в банку на подоконнике. Рыба заметалась, обследуя свое новое жилище. По Инопланетянинову можно было часы сверять, он приходил на работу ровно в 8.57.

Прежде Алёшенька появлялся на рабочем месте в 8:59, но однажды Тарас Тарасович, будучи в дурном настроении, сделал ему отчего-то замечание об опоздании. Придирка совсем вздорная, и подчиненный стал спорить, что явился вовремя. Начальник был не прав но, не желая признаваться в том, выдумал своеобразно необходимость быть на рабочем месте ещё раньше:

— Если ты приходишь за минуту до начала трудового дня, то у тебя просто не остается времени на то, чтобы приготовиться к работе. А в девять ноль ноль ты должен уже за столом сидеть, а не аквариумом своим заниматься.

Хорошо. После того случая Алёшенька стал приходить за три минуты заблаговременно. Раздевался, выплескивал рыбу, доливал в банку свежей воды и садился за стол, даже если ему и нечего было там делать. Это был у него такой непременный ритуал. Посидит недолго, подперев голову, и выходит из-за стола по делам.

— А ты мог бы вынюхать?

— Я, Паша, не собака.

— Не так сказал. В смысле – телепатически?

— Я просто зеленый человечек, который работает в угрозыске.

— Ты мог бы походить вокруг, вдруг еще где «фонит»?

— Конечно, я понимаю, что вам всем хочется водить меня на поводке, как собаку-сыщика. Чтобы я вынюхивал везде, где они еще могли облучиться?

Алёшенька засмеялся, Павел тоже засмеялся.

— Итак, Паша, что мы имеем?

Оперуполномоченный стал читать:

— Обезображенный труп с радиоактивной ампулой. Смерть наступила около месяца назад от ударов тяжелым предметом по голове. Ампула была зажата в пальцах. Место осмотра преступления…

— Посмотри по картотеке пропавших? Какой возраст?

— 20-25 лет.

— Самое простое было бы найти, кто еще облучился. Потому, что ампула – либо жертвы, либо убийцы. Если убийца имел с ней дело, то на нем тоже есть полониевые следы. А теперь – давай думать.

Алёшенька подошел к стенке, прислонился к ней своей огромной головой в меховой шапке и закрыл глаза. Дверь резко распахнулась, в кабинет заглянул Костик, водитель:

— Я детей привез.

— Всё. Думание отменяется. Я поехал вынюхивать, а ты – допрашивай.

 

— Я тебе апельсинов принес, Галя.

— Это мандарины, Алёшенька.

— Вот, я вечно путаю! А мандарины считается?

— Считаются. Ещё даже лучше.

Алёшенька сел на кровать и посмотрел на Галю с удовольствием. Странное было чувство, как будто он снова очутился дома, так было ему хорошо подле. Галя была, конечно, совсем не такая красавица, как Диана. Слегка полноватая, румяная, чернобровая, но такая домашняя, что притягивала Алёшеньку к себе будто каким-то магнитом стократ сильнее Дианы.

— Что там у вас нового?

— Вий лютует.

— Да почему Вий-то?

— Потому, что «Виктор» сокращенно. Да ты видела, какие у него мохнатые ресницы?

— А ТТ куда делся?

— В командировку. Как ты тут?

— Обследуют.

— А давай-ка я ещё лучше обследую. Алёшенька приложил ладошку ей на лоб. Галя откинулась на подушку и закрыла глаза. Он отнял руку, быстро и незаметно послюнявил кончики всех четырех пальцев, и приложил снова ей к голове. Галя вздрогнула.

— Что это?

— Лежи, лежи. И глаза не открывай.

Приятное тепло двинулось по всему её телу. В воздухе запахло вдруг малиной, и Галя странным образом почувствовала, что сама превращается в огромную ягоду…

 

— Ну, Дианочка, давай ещё два подхода?

— Я больше не могу.

Тренер вздохнул и отошел от неё, видя, что ученица теперь уткнулась в свой айфон, и никак больше на тренера не реагирует.

— Девушка, а можно с вами познакомиться?

— Нет, нельзя, — ответила Диана, не поднимая глаз.

Она сидела в фитнесе на резиновом шаре, раскачиваясь, и строчила себе в телефон. Человек не отходил от неё.

— Вы так упадете.

— Ну, что ещё?

Перед ней стоял улыбающийся красавец в навороченном белоснежном спортивном костюме. Иссиня-черные волнистые волосы струились по его широким плечам. В руках он крутил брелок от мерседеса.

— Вы же ведь Диана?

— И?

— Меня зовут Артур. И я не клеюсь.

— Но именно это и делаешь.

— Отнюдь. Я хочу поговорить с вами по одному очень важному делу, и оно – совершенно не то, о чем бы вы могли подумать.

— ?

— По поводу вашего друга Алексея.

Диана неловко двинула попой и полетела с шара на маты.

— Ну, вот, я же предупреждал.

Артур подал ей руку, помогая подняться.

 

— Но как ты угадал? — спросила Галя.

— Понятия не имею. Интуиция. А, кроме того, ведь, чего я к вам сюда летел?

— Чернобыль?

— Ну да. Ведь у нас нет радиации вообще.

— Вообще нет радиоактивных элементов?

— Нет, у нас на планете нету.

— А какая она вообще, ваша Земля?

Алёшенька улыбнулся, соскочил с кровати и стал расхаживать взад-вперед, размахивая своими четырехпалыми ладонями и рассказывая Гале о космосе…

 

— Ты где это гуляешь?

— Кидал грязь в стену.

— Опять?! Я же запретил вам, гражданин лейтенант, кидать грязь в стену!

— Я пошутил, Виктор Фёдорович. Я по моргам ездил, потому что оперуполномоченный Мироненко детей допрашивал. А мне по инструкции нельзя в кабинете, когда дети.

— Кого искал?

— Вынюхивал.

— Что у вас там?

— Сплошная радиация.

Гонюкович махнул рукой, дескать, ступай: добиться от Алёшеньки было ничего решительно невозможно. Он вошел в кабинет, Павел ел вареное яйцо и хлеб. В стакане с подстаканником плавала в чае долька лимона. Он с большим удовольствием ел бы сейчас сало, но сало есть при Алёшеньке было категорически запрещено.

— Бон аппетит.

— Мерси.

— Давай, ты доешь, и расскажешь.

— Я уже все.

Мироненко стряхнул крошки на ладонь, а оттуда – в рот, и ознакомил Алёшеньку с результатами беседы. Ребята играли, видят – из канавы ботинок торчит. Поворошили – а он на ноге. Позвали взрослых. Там дожди размыли, труп был слегка землей присыпан. Ничего важного сообщить не могут.

— Может, устроим шторм в мозгах?

— Мозговой штурм?

— Ага. Смотри, Паша. У него ампула была в руке. Не в свинцовом контейнере, не в специальной упаковке, а в руке. Это означает: четыре варианта. Номер один…

— Говорят «первое».

— Хорошо. Номер первое.

Паша старательно записывал все, что говорил Алёшенька. Тот научил его так делать: «Вы, люди, когда слушаете, то часть информации не слышите, теряете. Особенно женщины. А потом ты читаешь снова, и видишь, чего не заметил раньше. А лучше два раза перечитать, или даже три. Поэтому всегда пиши».

Павел вдруг отложил ручку:

— Я думаю, что эта ампула еще где-то погуляла. Её могли использовать, чтобы устранить кого-нибудь. Например, вставить в стул Гонюковичу, чтобы он медленно угасал.

— Я тоже так думаю, но это не доказанный факт, — согласился Алёшенька.

Зазвонил телефон.

— Мироненко – на опознание.

— Я поехал.

— Давай, дуй. Я пока отчет напечатаю.

 

— Виктор Фёдорович, а я думаю, что дело тут нечистое.

Гонюкович любовно поливал в кабинете своих деточек. У него была просто страсть к разведению роз. На подоконнике у врио главы одесского угрозыска стояли красно-черная чайная Боркороле, будто специально выкрашенная в цвета Правого Сектора, плетистая Фламентанц, Патио и несколько Шрабов. Позади своего командира мялся старший лейтенант Курицын, которого Алёшенька называл «правой ногой» Гонюковича.

— Говори.

— Чебурашка же каждое утро приходит на работу с рыбой себе на ужин.

— И?

— И я подумал: а где он её берет-то?

— Как где? В магазине. Хотя…

Начальство замерло в задумчивости.

— Вот, и я – о том же. В восемь утра все магазины закрыты.

— Молодец, Володя. Не зря ты в угрозыске работаешь. Выясни это дело.

— Слушаюсь, пан подполковник.

 

Алёшенька посмотрел на часы в компьютере:

— Я думал, тебя уже не будет. Время-то – пора с работы убегать.

— Важная информация, — сказал Паша, садясь на стул у двери, и оттирая пот со лба. Видно было, как он торопился, чтобы застать начальника на месте. — У меня две новости, одна хорошая, а вторая плохая.

— А какая разница?

— Просто так говорят.

— Давай.

— Какую?

— Лучше с плохой. Чтобы я сначала огорчился, а потом – обрадовался. Или нет, давай, попробуем наоборот.

— Труп идентифицировали. Это Пётр Чистяков. 22 года. Только женился. Пропал через три дня.

— А плохая?

— Он курсант военного училища. Наше дело передадут в военную прокуратуру.

Алёшенька глубоко задумался:

— А у меня тоже новость. Только одна. И она самая плохая из всех плохих.

— Что случилось?

— Тарас Тарасович переходит в главк, в Киев. Насовсем. Вместо него будет теперь Вий.

— Вот так поворот.