4.1

С Римом я познакомилась через окошко такси и ничего интересного по дороге не увидела. Гостиница находилась на окраине, среди новостроек. Я надеялась, что у меня будет время увидеть все достопримечательности, в том числе Колизей, старинные базилики и Ватикан. Но пока мне надо было серьезно подготовиться к предстоящему путешествию в прошлое.

Мануэль и в самом деле обеспечил меня максимумом информации о Балтазаре Косса и его окружении. За несколько часов я узнала о нем довольно много, но, на мой взгляд, все же недостаточно для выполнения порученной мне миссии. В его биографии тронуло меня только то, что ради любви к Яндре он взял штурмом здание магистрата в Болонье и, рискуя жизнью, освободил ее. Все остальные факты вызывали отвращение: неимоверная жажда власти и богатства и невероятная развращенность. Понравившихся ему женщин он добивался любыми способами, не брезговал и насилием, даже когда стал священником.

Впрочем, на духовной стезе он все же оставался воином, точнее, пиратом в монашеском одеянии. Умный, весьма подкованный как теолог, мастер плести интриги, отличный организатор и военачальник, он пришелся Папе Урбану VI ко двору и за короткое время прошел путь от субдиакона до епископа. Невежественный Бонифаций IX постоянно руководствовался его советами и в конце концов сделал его кардиналом. Нуждались в его услугах и Иннокентий VII, Григорий XII, а особенно Александр V. Если на каком-то этапе у Косса не складывались отношения с Папой, то он действовал быстро и решительно. Папа Иннокентий VII попытался забрать у него богатую Болонью и вскоре скоропостижно скончался, как было позже установлено, от медленно действующего яда.

Папа Григорий XII был осторожен с угощениями Косса, но также позарился на богатство первого кардинала, посчитав, что у того всего слишком много. Балтазаре Косса, поняв, что в этом случае вариант с ядом не пройдет, пошел на прямую конфронтацию с Папой и не очень расстроился, когда тот предал его анафеме. «Если Папа не устраивает, то нужно избрать нового Папу!» — решил Косса и сделал это очень ловко на организованном им Вселенском соборе. Ему даже предложили папскую тиару, но он отказался в пользу грека Петра Филарга, ставшего Папой Александром V, а фактически его марионеткой. Не забыл он и своих друзей: Гуинджи Ринери стал епископом Фано, Гуиндаччо Буонакорсо, хоть и остался простым священником, что для неграмотного пирата было уже немало, все время находился при Балтазаре Косса, исполняя его самые щекотливые поручения.

Изгнав из Рима неаполитанского короля Владислава, Косса продолжал удерживать Александра V в Болонье, и в нужный момент тот умер от странной болезни, очень похожей на отравление. К этому времени Балтазаре Косса почувствовал себя достаточно сильным, чтобы самому занять трон понтифика. Однако Папой он пробыл всего пять лет и был с позором низложен на Вселенском соборе, где ему были предъявлены обвинения по семидесяти пяти пунктам, из которых двадцать засекретили ввиду их чудовищности. Его обвиняли в инцесте, содомии, многократных насилиях над монахинями, убийствах, симониях. Особенно меня потрясло то, что Балтазаре одновременно сожительствовал со своей незаконнорожденной дочерью и ее матерью. А чтобы уничтожить неаполитанского короля Владислава, снова захватившего Рим, он пожертвовал жизнью своей внучки, которая также была его любовницей. Меня очень удивило и то, что его любовницы в молодые годы, Яндра и Има, продолжали его любить и даже соперничали друг с другом.

Вот к такому чудовищу в человеческом обличье мне следовало отправиться. Единственное, что меня успокаивало, так это то, что Гоша уже там и я могу рассчитывать на его поддержку.

Я знала, что энерджи будут пытаться сделать так, чтобы Балтазаре Косса овладел колдовским гримуаром и с его помощью остался на папском престоле. Этому способствовало то, что в настоящем гримуар находился у энерджи, так что у них была возможность переписать заново шестисотлетний отрезок мировой истории.

Нам с Гошей предстояло попасть в ближайшее окружение Балтазаре Косса и действовать по обстоятельствам, так как конкретного плана не было. Его номер в гостинице находился недалеко от моего, но встретиться мы сможем, только вернувшись в наше время.

Выключив нетбук, я устало откинулась на спинку кресла. Глаза болели от напряжения, хотелось отключиться хотя бы на несколько минут. Сейчас чашка крепкого кофе была бы в самый раз. Я подняла трубку телефона, собираясь сделать заказ в номер, и посмотрела на часы: до перехода осталось пять минут! Время пробежало незаметно, и от кофе мне пришлось отказаться.

Прижав анкх к груди, я закрыла глаза. Внезапно комната закружилась, и вот я уже нахожусь за ее стенами в непроглядной тьме. Безудержное падение вниз, приступ тошноты, и я взмываю…

 

4.2.

Рим, 7 июня 1413 года от P. X.

На этот раз я оказалась в движущейся карете. Внутри двое: огромный пузатый монах с перевязанным черной лентой правым глазом, на груди красуется массивный золотой крест, пальцы рук унизаны дорогими перстнями, и сухонький маленький мужчина в дзимарре. Обоим на вид еще нет пятидесяти. Мое появление прошло незамеченным, как и следовало ожидать. Монах достал из-под сиденья большую флягу и сделал несколько глотков. Сидевший напротив мужчина с презрением и досадой наблюдал за ним. Монах оторвался от фляги, тряхнул ее так, что внутри булькнуло, и предложил:

— Сеньор секретарь, не желаете ли отведать арагонского вина? Оно значительно лучше, чем то, которое делают в Романье, правда, не сравнится с тосканским.

— Хватит нести чушь, Гуиндаччо! — взорвался человечек в дзимарре. — Заливаешь в утробу вино, мысли у тебя только о еде, из-за частых остановок мы потеряли столько времени! Нам надо добраться до Рима раньше, чем там будут войска короля Владислава. У него хорошо обученное войско и захват им Рима — только вопрос времени.

Меня бросило в жар: «Это верный Санчо Пансо Папы Иоанна XXIII Гуиндаччо Буонакорсо?»

— До Рима не больше десяти миль, Дитрих. Святейший попадал и не в такие передряги! Помнишь, как обложили Папу Урбана, а Косса малыми силами сумел победить неаполитанцев? В прошлом году святейший вместе с анжуйцами разгромил Владислава и чуть не захватил его в плен.

— Я все помню, Гуиндаччо, но времена меняются, и Людовик Анжуйский уже не придет на помощь святейшему, и все потому, что тот повел себя неразумно — не выполнил своих обещаний.

Слава тебе Господи, что Людовик не стал поддерживать антипап: арагонца де Луна и венецианца Анджело Коррера. Вместо того чтобы задобрить кардиналов, выплатить каждому обещанные восемь тысяч золотых, святейший неразумно раздает деньги писакам и прочему сброду, чьи заслуги — лишь знание мертвых языков и вытаскивание на свет Божий еретических трактатов. Нет чтобы порадовать вечно бунтующих римлян праздником, так он увеличивает налоги, что, естественно, вызывает недовольство. И после всего этого он рассчитывает, что римляне будут защищать его с оружием в руках? Еще римские императоры придумали надежную уздечку для римлян: «Хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ!» Кто из правителей Вечного города следовал этому лозунгу, тот держал в покорности строптивых римлян.

— Святейший — наместник Бога на земле! Преемник святого Петра! Святой долг каждого католика встать на защиту Папы, под знамена Церкви! — горячо произнес Гуиндаччо. Затем уже обычным тоном добавил: — Эти дармоеды, новый секретарь Папы Поджо Браччолини и нотабль Леонардо Бруни, мне тоже отвратительны. Они умеют только попусту молоть языком. Хотел бы я посмотреть на них в бою! Появятся ли они на городских стенах, когда придется всем сообща отбиваться от короля Владислава?

— У меня плохое предчувствие, Гуиндаччо. Помнишь, что случилось во время вечерни, которую отправлял святейший в Ватиканской капелле? Когда сразу после пения гимна «Veni creator spiritus» вместо Святого Духа показалась косматая сова с горящими глазами, вперившаяся в Папу? И на следующую службу она опять прилетела. Эти знаки не к добру, есть в этом нечто зловещее.

— Я лично убил ту сову палкой, и со мной ничего не произошло. Все это глупости. Тот год был хорошим, король Владислав потерпел сокрушительное поражение под Рокка Секка.

— Король Владислав, взяв Рим, чтобы ублажить римлян, ввел семь выборных от народа Рима, вошедших в городской совет десяти. А Папа Иоанн вновь сосредоточил всю власть в своих руках и увеличил налоги. Он считает, что римляне — это команда пиратов на корабле! Когда приходится затягивать пояс потуже, думают не о духовном, а как бы набить брюхо, и благоволят тем, кто этому способствует.

— Поостерегись, Дитрих! Святейший не любит, когда вспоминают о его пиратском прошлом, и если он не вздернет тебя на рее, то найдет способ заставить проглотить язык.

— Надеюсь, Гуиндаччо, ты не передашь наш разговор святейшему? — голос у тощего стал елейно-просительным. — Мы ведь старые приятели, вспомни, если бы тогда я не ходатайствовал перед Папой Урбаном о тебе, то неизвестно, что бы с тобой сталось.

Гуиндаччо расхохотался, его огромный живот чуть не выскочил из рясы.

— Святейший все помнит, но не любит тех, у кого такая же хорошая память на то, о чем следует забыть, — сказал он.

Мне стало ясно, что спутник Гиундаччо не кто иной, как секретарь Папы Дитрих фон Ним.

— Молчу, Гуиндаччо. Ты говоришь, что арагонское вино лучше тосканского? — Тощий протянул руку к фляге, но толстяк, смеясь, убрал ее.

— Мне послышалось, или ты и в самом деле пригласил меня сегодня на ужин в таверну «Золотой рог»?

— Да, Гуиндаччо, с меня пирушка, — со скорбным лицом произнес фон Ним.

— Ладно, промочи горло, приятель. — Гуиндаччо протянул флягу секретарю Папы, и тот с усилием сделал несколько глотков.

Карета замедлила ход, Гуиндаччо выглянул из окна.

— Дитрих, за приятной беседой мы и не заметили, как добрались до Рима.

Секретарь Папы с ненавистью посмотрел на Гуиндаччо, пока тот, высунув голову из окна кареты, глазел по сторонам. Мне самой было любопытно взглянуть на средневековый Рим.

Грязные узкие улицы, вонь, множество нищих, ободранные дома — и вдруг богатый палаццо. Как по мне, в Форли было гораздо уютнее. Но чем дальше мы ехали, тем дома становились выше и наряднее. Наш путь пролегал вдоль Тибра, мы миновали огромную башню-замок с поврежденной фигуркой ангела наверху, главную папскую цитадель и тюрьму, охранявшую въезд на мост. Затем мы пересекли площадь и проехали мимо базилики Святого Петра. Мне вспомнилось когда-то прочитанное: на этом месте раньше стоял цирк императора Нерона. Существует легенда, что, когда волхв Симон погиб во время соревнования с апостолом Петром, Нерон, почитатель учения волхва, натравил на апостола Петра львов. Учение Симона-волхва, получившее позже название гностицизм, длительное время соперничало с христианским.

Площадь Святого Петра, известная мне в современном обличье по фотографиям, оказалась значительно меньше и была зажата с трех сторон каменными домами. На ней был установлен мраморный обелиск с металлическим шаром наверху, а с другой стороны — огромный каменный трехярусный фонтан и рядом с ним — длинное каменное корыто, в которое постоянно текла вода из скалящихся масок, напоминающих мне сатиров. Из этой грандиозной поилки брали воду горожане для себя и тут же поили коней. Здание базилики Святого Петра более приземистое, ко входу ведут множественные ступени. Его фасад украшен фигурами святых и библейскими сценами. И Апостольский дворец, возле которого мы остановились, имел совсем другой вид — у него была плоская крыша и гораздо меньшие размеры, отсутствовала знаменитая колоннада, ныне обнимающая площадь полукругом с двух сторон.

Когда монахи вышли из кареты и стали подниматься по мраморным ступеням ко входу, я заметила, что за нашей остановилась другая карета, из которой вышли мужчина в епископском одеянии и женщина, лицо которой было скрыто под густой вуалью. Гуиндаччо незаметно сделал знак мужчине, и тот слегка кивнул в ответ. Похоже, этот толстяк не так прост, как мне показалось!

Внутри Апостольский дворец поразил величием и роскошью отделки, мозаикой пола. Мой взгляд скользил по здешнему великолепию, пытаясь сохранить все это в памяти. Гуиндаччо и Дитрих фон Ним спешили на встречу с Папой, так что рассмотреть все как следует было некогда, я должна была сосредоточиться на задании. Во-первых, где может в это время находиться гримуар, который Папа Сильвестр II определил в папскую библиотеку?

Из информации, полученной от Мануэля, я знала, что папская библиотека упоминалась еще во времена Папы Дамасия, а в VIII веке была введена должность библиотекаря. Когда Папа Бонифаций VIII вступил в конфликт с французским королем Филиппом Красивым и был пленен в родном городе Ананья, где вскоре скоропостижно скончался, папские дворцы в Риме были разграблены городской чернью. То, что осталось от библиотеки, вывезли в Асизи, а затем в Авиньон, куда на многие десятилетия была перенесена папская резиденция. Судя по всему, гримуара в это время в Риме не должно быть, и воспользоваться им Балтазаре Косса не сможет. Каким образом энерджи предоставят гримуар Балтазаре Косса, неизвестно, как и то, где он может храниться. Не исключено, что часть библиотеки осталась в Риме, в каком-нибудь тайнике. В то время рукописные книги стоили очень дорого, так как процесс их изготовления был трудоемким и занимал много времени, к тому же переплеты украшали драгоценными камнями и золотом.

Папа Иоанн XXIII встретил секретаря Дитриха фон Нима и Гуиндаччо Буонакорсо в огромном роскошном кабинете, который великолепием и величием был под стать своему хозяину. Балтазаре Косса был человеком высокого роста и мощного телосложения, которое угадывалось под папской мантией. Высокий лоб, римский нос, упрямо сжатые губы и глубоко проникающий взгляд больших глаз — один только внешний вид говорил уже о том, что это человек неординарный, и, чего греха таить, должен очень нравиться женщинам.

Облачен он был в длинную белую рясу и накидку с капюшоном, окаймленную белой фашью, с вышитым гербом с двумя ключами. На груди поблескивал массивный золотой крест, украшенный драгоценными камнями. Когда на крест падал свет, они сверкали, притягивая взор. На голове у Папы была белая цилиндрическая шапочка дзукетто.

Докладывал Дитрих фон Ним, его то и дело прерывал Папа, когда тот начинал говорить напыщенно, гордясь своей ловкостью в ведении тайных переговоров с герцогом Фридрихом Австрийским. Так и не дослушав длинный сбивчивый рассказ секретаря, Папа Иоанн резко прервал его:

— Герцог Фридрих с армией не придет мне на помощь, это главное и единственное, что ты должен был мне сказать! Ты не оправдал моего доверия, не сумел убедить герцога. Пошел прочь!

Секретарь побледнел, и, склонив голову в поклоне, пятился до самых дверей. Мне было известно, что в недалеком будущем фон Ним сыграет немаловажную роль в низложении Папы Иоанна. Несмотря на мое отрицательное отношение к Балтазаре Косса, он все же напоминал льва, а его секретарь — хорька. Когда Дитрих фон Ним покинул кабинет, Папа Иоанн повернулся к Гуиндаччо:

— Ты был в Болонье, Форли, Имоле? Какая обстановка в городах?

— Там все спокойно, святейший. Кардинал Джакомо Изолани уже выполняет твое указание — собирает армию и ведет переговоры с кондотьером Сфорца, чтобы тот ее возглавил. Я передал Изолани сто тысяч золотых дукатов, как ты велел, святейший.

— Владислав слишком напорист и нагл, не составит особого труда создать противостоящую ему коалицию. Милан, Флоренция, император Сигизмунд поддержат меня, а за ними подтянутся и другие. Пока у меня достаточно сил и средств, чтобы удерживать дерзкого неаполитанца перед воротами Вечного города. Но не исключено, что мне все же придется оставить Рим и на какое-то время перебраться в Болонью. Уж слишком тут накалена обстановка. Даже то, что я отменил налог на вино и вернул выборных в римскую курию, пока мало помогло: город бурлит. — Папа нахмурился, задумавшись, а потом спросил:

— Ты ее привез?

— Да, святейший, ее и Ринери Гуинджи. Он изъявил желание в эту трудную минуту быть рядом с тобой, как бывало и прежде.

— Епископ Ринери тоже здесь? Пока я хочу видеть только ее, пусть она немедленно придет сюда.

— Слушаюсь, святейший. — Тучный Гуиндаччо с неожиданной для его комплекции живостью покинул кабинет.

Папа Иоанн достал из стола лист бумаги, испещренный непонятными значками, и вперился в него.

Дверь открылась и вошла та самая незнакомка, что следовала за нами в другой карете. Резким движением отбросив вуаль, она открыла свое прекрасное лицо и, гордо вскинув голову, упругим шагом направилась к сидящему за столом Папе. Когда она приблизилась, я увидела, что это зрелая женщина и ей уже за сорок. Хотя она хорошо сохранилась, поблекшая кожа, морщинистая шея и руки предательски выдавали возраст.

— Рад тебя видеть, Яндра.

— Наконец ты вспомнил обо мне, Балтазаре! Помнишь мое пророчество, что твоя сила и мое присутствие в твоей жизни неразделимы?

— Ты хорошо выглядишь, Яндра.

— Достаточно хорошо, чтобы ты смог вновь в меня влюбиться, Балтазаре?

— Я никогда не забывал тебя, Яндра.

— До тех пор, пока не стал понтификом. Тогда ты оставил меня одну в Болонье.

— Сомневаюсь, Яндра, что ты когда-нибудь была одна.

— Тебе тоже было меня мало, даже когда мы были молоды и любили друг друга.

— Ты любила меня, Яндра?

— Я тебя обожаю, Балтазаре, только ты мою любовь не ценишь. Судя по тому, что ты прислал за мной Одноглазого, тебе нужна моя помощь? — Женщина холодно улыбнулась и произнесла с сарказмом: — Помощь отверженной любовницы могущественному понтифику?

— Я соскучился по тебе, Яндра.

— Балтазаре, я буду жить в твоих покоях, в Апостольском дворце?

— К сожалению, это невозможно. Я снял для тебя прекрасный палаццо, совсем недалеко отсюда, и буду часто тебя навещать.

— Пока будешь нуждаться в моих услугах? — рассмеялась женщина.

Признаться, я не ожидала, что в Средневековье бывшая любовница может так дерзить, разговаривая со всесильным Папой. Судя по каменному выражению его лица, ему это тоже не нравилось, но, видно, уж очень нужна была ему ее помощь. Но в чем?

— Мы будем неразлучны, ты и я, как в прежние времена. Я был очень занят, поэтому тебе пришлось немного поскучать в Болонье.

— Два года и десять месяцев, Балтазаре! Но я тебя люблю и готова помочь. Слушаю тебя.

— Король Владислав собрал большую армию и скоро будет под стенами Рима, а у меня совсем мало сил.

— Ты хочешь, чтобы я помогла, как в случае с папами Иннокентием VII и Александром V? Тебе требуется помощь ведьмы?

— Не произноси подобное в этих стенах, они могут иметь уши. Ты поняла меня, и я этому рад.

— Я знала об этом задолго до нашей встречи и могу тебе помочь. У меня есть волосы Владислава и вещи его покойной первой жены. Я могу наслать на него лемура в облике несчастной Констанции! Даже мой дядя Бартоломео не избежал моей мести, хотя ему казалось, что он от меня хорошо спрятался.

— Как скоро это может произойти?

— Больше двух месяцев редко кто может протянуть.

— Долго, яд действует быстрее.

— Но тогда надо найти того, кто очень близок к королю. У меня есть другое, более действенное средство.

— Хорошо! Что ты хочешь взамен?

— Отошли Иму к ее мужу. Я знаю, что она здесь и живет в твоих покоях!

— Это невозможно!

— Только при этом условии я помогу Владиславу умереть, а ты сохранишь трон понтифика!

— Уходи, Яндра. Я сделал ошибку, обратившись к тебе.

— Я заглянула в твое будущее, и оно меня опечалило: тебе недолго быть понтификом, Балтазаре. Но я могу сделать твое будущее более светлым. Ведь твои беды в тебе самом, а спасение — рядом с тобой.

— Мое спасение в тебе?

— В моей помощи. Удали Иму, и ты удержишь тиару, в ином случае ты потеряешь все, в том числе Иму и меня. Взвесь, Балтазаре, что для тебя важнее: папская тиара или любовь уже немолодой женщины?

— Не забывайся, Яндра! Для тебя, как и для каждого католика, я верховный первосвященник Вселенской церкви, викарий Христа! Долг каждого католика…

— Для меня ты был и останешься Балтазаре Косса, какую бы ты мантию ни надел, какой бы шапкой ни прикрыл свою голову, раб рабов Божьих Иоанн!

— Что тебе известно, Яндра?

— Сегодня ночью король Владислав будет в городе.

— Это невозможно! Его войско еще далеко, а для того, чтобы под стены Рима прибыла осадная артиллерия, потребуется не одна неделя!

— Бывает, один осел, груженный золотом, может сделать больше, чем сотня осадных орудий. Вспомни, как ты проник в Болонью, освобождая меня!

— Меня готовы предать? Кто именно? Скажи, что ты знаешь, Яндра?!

— Заглядывая в будущее, я не вижу имен, а только события. Не послушаешься меня, и тебя предадут — все как один! Ты сам себя предашь, добровольно отказавшись от папской тиары!

— Этому не бывать, Яндра! Скорее смерть…

— Что ты знаешь о смерти, Балтазаре? — рассмеялась недобрым смехом Яндра. — У тебя есть совсем немного времени, чтобы выполнить, что я прошу, и сохранить папскую тиару.

— Уходи прочь, Яндра! Ты играешь с огнем!

— Ты хочешь отравить Владислава с помощью Диноры, твоей юной любовницы?

Балтазаре побледнел и в ужасе уставился на Яндру. Мне стало ясно, что так оно и было.

— Возможно, тебе это удастся, но даже смерть Владислава не спасет тебя. Только я смогу тебе помочь! Принимай решение, Балтазаре!

Зловеще усмехнувшись, Яндра развернулась и легкой походкой пошла к выходу. Уже на пороге она обернулась:

— Твое счастье неразрывно связано со мной, Балтазаре. Помни это, как и то, что я тебя люблю! Пока люблю. — С этими словами она вышла.

Теперь у меня не было сомнений в том, что Яндра связана с энерджи, — настолько верно она описала, что ожидало Балтазаре Косса в будущем. Король Владислав хитростью овладеет Римом, но будет отравлен с помощью Диноры. Бедная девочка будет уверена, что подсыпает в питье любовное зелье, а не отраву, и умрет вместе с королем. Смерть Владислава не поможет Папе Иоанну, его призовут на Вселенский собор, предъявят множество обвинений и заставят отречься от папского престола. Из тюрьмы Балтазаре выйдет лишь незадолго до смерти.

Не раздумывая, я последовала за Яндрой, так как была уверена, что словами та не ограничится. Из информации, полученной от Мануэля, мне было известно, что на теле Яндры имеются «знаки ведьмы», поэтому в нее не мог внедриться энерджи, а значит, они нашли способ, как использовать ее в своих целях. Что, как не ревность, ослепляет человека и толкает на неразумные поступки? Думаю, энерджи выбрали этот путь — заставили Яндру ревновать и ненавидеть Иму, ее давнюю подругу.

Яндра шла настолько быстро, что я едва успевала за ней. По ее лицу было видно, что внутри у нее бушует буря и она с трудом сдерживается, не давая ей выплеснуться наружу истерикой и слезами. Следующий шаг Яндры был мне известен: она наймет убийц, и те заколют бедную Иму, оставившую в Пизе любящего мужа. Она после десяти лет замужества бросила все, только чтобы быть рядом с Балтазаре Косса, ее первой и единственной любовью.

Яндра села в поджидающую ее карету. Я составила ей невидимую компанию и, пока мы ехали, предалась размышлениям.

Я недоумевала: все происходило так, как и должно было происходить, и это настораживало. Для энерджи было крайне важно, чтобы Балтазаре Косса завладел гримуаром, который позволит ему сохранить папскую тиару, и это было бы ужасно, так как симбиоз пирата Балтазаре Косса и кровожадного духа Аттилы-Арбателя не сулит миру ничего хорошего.

Но если энерджи решили использовать для этих целей Яндру, то почему та выдвинула Папе ультиматум, неприемлемый для него? Балтазаре Косса не из тех людей, на которых можно давить, он всегда поступает по-своему. Но что, если я ошибаюсь и Яндра не имеет ничего общего с энерджи? Тогда я пошла по ложному пути, и главные события сейчас развиваются в Апостольском дворце.

И все же Яндра — наиболее подходящая фигура из окружения Балтазаре Косса для осуществления планов энерджи. Ведь передать ему гримуар — это даже не половина дела, а лишь малая его часть. Пользоваться им может только человек, обладающий магическими знаниями, такой, как Яндра. Но, может, подобный человек есть и в окружении Папы Иоанна и он просто не попал в наше поле зрения? Ведь магия, чернокнижие и алхимия были весьма распространены в Средневековье, и многие духовные лица тайно занимались этим.

Карета остановилась, и к окошку подскочил худощавый мужчина в широкополой шляпе, с холодным, презрительным взглядом. Яндра молча протянула ему мешочек с монетами и приказала кучеру трогаться. У меня внутри все похолодело: я была свидетельницей того, как наемный убийца получил деньги за убийство ни в чем не повинной женщины, виноватой лишь в том, что полюбила негодяя, на любовь которого претендует другая женщина. Я горела желанием последовать за ним, чтобы не позволить совершить убийство, и лишь усилием воли сдержала себя: я не имела права идти на поводу у своих чувств, выполняя столь важную миссию. Я уже была научена горьким опытом, полученным в Форли.

Карета въехала на постоялый двор. Яндра сняла комнату на втором этаже и сразу поднялась в нее. Туда же понесли багаж — несколько деревянных сундуков, которые, судя по тому, с какими усилиями тащила их прислуга, были довольно тяжелыми. Ей принесли миски с аппетитно пахнущим мясом и овощами и бутыль с вином, но Яндра едва притронулась к еде и вскоре велела все это унести. Она то нервно ходила по комнате, то садилась на массивный деревянный стул с прямой неудобной спинкой и молча смотрела в одну точку. Когда стало смеркаться, ей принесли лампу, нещадно чадившую и вонявшую, — наверняка в нее залили животный жир.

Я уже пожалела, что увязалась за ней, поскольку здесь ничего не происходило. Надо было остаться с Папой Иоанном, ведь гримуар в конечном счете должен был попасть в его руки! По-видимому, я ошиблась в отношении Яндры. Надо было спасать положение, а для этого вернуться в Апостольский дворец к Папе, но как мне туда добраться?

Вдруг послышались тяжелые шаги, и в комнату без стука вошел мужчина, закутанный в темный плащ, в надвинутой на глаза шляпе, так что его лица не было видно.

— Папа принял твои условия и ожидает тебя. — Мужчина распахнул плащ и снял шляпу, и Яндра воскликнула:

— Ринери Гуинджи!

Это был тот самый мужчина, который ехал с ней в карете, но теперь он был в светской одежде, на поясе висели меч и кинжал.

— Святейший отправил потаскуху Иму к мужу?

— Имы больше нет — ее убил наемный убийца.

— Жаль, она не ощутит, как горька доля покинутой женщины! Смерть для нее — избавление от душевных мук, — холодно произнесла Яндра. — Кому это потребовалось убивать потаскуху?

— Неизвестно, браво удалось скрыться. Возможно, Джайноби не перенес измены жены и решил таким образом наказать предательницу.

— Желаю святейшему найти заказчика убийства и покарать его. Но эта смерть упростила святейшему принятие решения. И хотя она лишила меня триумфа, я готова выполнить обещанное. Нам надо торопиться! Где Балтазаре?

— Внизу, в карете. Сама понимаешь, негоже Папе появляться на постоялом дворе.

Мрачный и опечаленный Балтазаре Косса был одет так же, как и при встрече в кабинете, он лишь сменил шапочку дзукетто на красную широкополую шляпу с кисточками. Рядом с ним сидел верный Гуиндаччо, на нем было светское платье, и он был вооружен.

— Прими мои соболезнования, святейший, — скорбно произнесла Яндра. — Я не желала Име смерти, только хотела удалить ее от тебя. Она когда-то спасла тебя, а тем самым и меня. Пусть земля ей будет пухом!

— Аминь! — глухо произнес Балтазаре Косса. — Каким образом ты собираешься мне помочь, Яндра?

— Для того чтобы помочь тебе, необходимо обратиться к могущественным силам. О колдовской книге, способной творить чудеса, которой владел Папа Сильвестр II, ты слышал?

— Да, но я считал, что это лишь легенда.

— Легенды рождаются не из фантазий, а на основе реальных событий. У Сильвестра не хватило смелости воспользоваться помощью духов, поэтому он проиграл. У тебя всего этого предостаточно, и книга тебе поможет.

— Ты знаешь, где она находится? Откуда?

— У меня есть карта, где указано местонахождение тайника, в котором хранится гримуар.

— Карта? Дай взглянуть на нее.

— Зачем она тебе? Ведь даже если гримуар попадет в твои руки, ты не сумеешь им воспользоваться. Только с моей помощью сможешь управлять силами, заключенными в этой магической книге.

— Выходит, теперь я полностью завишу от тебя?

— Это приятная зависимость, ибо вскоре на белом свете не будет никого могущественнее тебя. И я все время буду с тобой!

— Где спрятан гримуар?

— Необходимо как можно скорее попасть в замок Святого Ангела. Можешь мне не верить, но солдаты короля Владислава скоро будут в Риме, поэтому следует поторопиться.

— Думаю, что на этот раз твое предсказание не исполнится. Я приказал удвоить караулы у ворот и на стенах города. Чтобы иметь возможность наблюдать за тем, как римляне обороняют город, и вдохновлять их на борьбу, я перенес папскую резиденцию из Апостолического дворца в палаццо Орсини, на правый берег Тибра.

— Поздно, слишком поздно, — покачала головой Яндра. — Лишь с помощью гримуара ты сумеешь удержать власть.

Когда карета тронулась, Балтазаре Косса заметил:

— Считается, что этот колдовской трактат был уничтожен во время разграбления Латеранского дворца чернью.

— Так случилось бы, если бы Сильвестр не принял меры. Часть библиотеки, в том числе и трактаты по магии, труды античных авторов по медицине, астрологии и философии, он отобрал и спрятал в тайнике, расположенном в усыпальнице Адриана, которая сейчас используется как крепость. Поэтому, несмотря на предпринимаемые усилия, папы не смогли обнаружить гримуар и сочли все это легендой.

Карета проехала по мосту через Тибр и остановилась возле огромной башни, сторожившей подступы к Ватикану. По приказу Папы Иоанна испуганные стражники распахнули огромные бронзовые ворота. Внутри оказался пандус, серпантином уходящий наверх.

Двое солдат пошли вперед, факелами освещая дорогу. Это обрадовало меня: теперь я смогу войти в тело одного из них; однако я не спешила обрести материальность, решив посмотреть, как будут разворачиваться события. Ведь обретя телесность, я стану уязвимой, к тому же я пока не знала, в чьем теле находится энерджи, — Ринери, Гуиндаччо или одного из сопровождающих солдат. Буду действовать по обстоятельствам.

За солдатами двинулась Яндра, держа в одной руке карту, а в другой — горящий факел; за ней следовали Балтазаре Косса, Ринери Гуинджи, Гуиндаччо и замыкали шествие еще двое солдат. Открывались все новые коридоры, мы проходили мимо множества дверей, но женщина все шла вперед, то и дело сверяясь с картой. Вдруг она остановилась, часто дыша от волнения, и сказала:

— Нам сюда!

Только свернули в боковой коридор, как снизу послышался шум и вскоре показался запыхавшийся секретарь Дитрих:

— Святейший, передовой отряд короля Владислава под началом кондотьера Тартальи вошел в Рим! Им открыли Неаполитанские ворота, захвачен Латерано, и римляне приветствуют неаполитанцев как освободителей! К утру весь город будет в их руках!

— Как видишь, Балтазаре, и это мое предсказание сбылось. Но это не катастрофа и все еще можно исправить, — улыбнулась Яндра. — Замок Святого Ангела способен выдержать многомесячную оборону, особенно если солдаты будут знать, что защищают главу католической Церкви! Но давайте поспешим, ведь надо провести ритуал вызова духа Арбателя до рассвета.

— Святейший, вы должны немедленно покинуть город, иначе король может захватить вас в плен, — озабоченно произнес Ринери. — К тому же состояние сеньоры Имы, находящейся в палаццо графа Орсини, не позволит ей ехать верхом, а только в карете, что существенно замедлит передвижение.

— Как, Има жива? — удивленно воскликнула Яндра.

— Мне удалось отвести смертельный удар браво, и она лишь легко ранена. — Ринери торжествующе усмехнулся. — Браво признался, что ты, сеньора Яндра, наняла его для этого подлого убийства.

— Ненавижу! — в ярости выкрикнула Яндра и, выхватив небольшой кинжал, замахнулась на Ринери, но тот успел всадить свой кинжал прямо ей в сердце, и женщина замертво упала на пол.

— Что ты наделал, нечестивец?! — гневно крикнул Балтазаре, и в этот момент Гуиндаччо бросился с мечом на Ринери.

Тот отбил удар кинжалом и отбросил толстяка к стене, врезав ему кулаком по физиономии.

— Что, Гуиндаччо, твоя любовница мертва? Много ли ты открыл ей секретов, деля с ней постель за спиной святейшего? — спросил Ринери, ядовито усмехаясь. — Не хочешь ли рассказать святейшему, как он чуть не застал вас в постели?

После этих слов толстяк вскочил и кинулся на Ринери, но тот, ловко увернувшись, тоже обнажил меч.

— Прекратите! — приказал Балтазаре Косса. — Сейчас не время и не место для разборок. О том, что Яндра спит с кем попало, пытаясь таким образом отомстить мне, я знаю давно. Ведь не только одноглазый «красавец» Гуиндаччо делил с ней постель, но и ты, Гуинджи Ринери. Вам я это прощаю! Я и в студенческие годы не был жадным и делился с друзьями своими любовницами. — Тут голос Балтазаре Косса стал громовым. — Но ты, Ринери, допустил непростительную ошибку, ты совершил преступление против меня, убив Яндру до того, как она передала мне колдовской манускрипт Сильвестра! Этим ты мне навредил, а не помог! Для чего ты это сделал?!

— Святейший, я хотел… — Ринери не успел закончить, так как Гуиндаччо предательски вонзил стилет ему в бок.

Но не успел толстяк вытащить оружие, как кинжал Ринери раскроил ему шею, и он, обливаясь кровью, рухнул на пол, а рядом с ним упал Ринери.

— Глупцы! А глупость хуже предательства! — Балтазаре Косса в последний раз окинул взглядом старых друзей, лежащих во все увеличивающейся луже крови, поднял карту, где был отмечено местонахождение тайника с гримуаром, и вместе с секретарем поспешил вниз.

Я хотела последовать за ними, так как здесь мне делать было нечего, как вдруг услышала свое имя.

— Иванна… — прохрипел умирающий Ринери. Я опешила от неожиданности.

— Это я, Гоша… Пришлось воспользоваться телом Ринери, чтобы не позволить Яндре передать гримуар Балтазаре Косса.

— Гоша?! Я не могу тебе оказать помощь, перевязать рану, — растерялась я, не зная, что предпринять.

— Мне уже ничем не поможешь… Энерджи оказался хитрее меня… — Ринери-Гоша кивнул на тело Гуиндаччо, которое еще содрогалось в конвульсиях.

— Гуиндаччо — энерджи?

— Энерджи воспользовался телом Гуиндаччо, чтобы быть рядом, когда Яндра передаст Папе гримуар. Я его вычислил, но не уберегся… Прощай, Иванна, теперь ты должна вернуться. Помнишь, как?

— Выход там, где вход, — прошептала я.

Мне хотелось разрыдаться, прижать к себе голову умирающего Гоши, но я не могла этого сделать, будучи астралом.

Гоша больше не мог говорить, в груди у него хрипело, а на губах показались кровавые пузыри. Умирал он долго и мучительно. И только когда он навсегда затих, я пошла к выходу из башни.

«Выход там, где вход». Вошла я в этот мир за пределами Рима, в карете, на дороге, ведущей в Рим из Остии. Мне следовало отправиться туда, и, оказавшись в том самом месте, где был совершен переход, я вернусь в свое время. На душе было прескверно.

Проблуждав по запутанным улочкам Рима, я вышла на Виа Кассиа, где увидела толпы испуганных людей с пожитками, спешащих покинуть город. Известие о том, что неаполитанцы уже в Риме, облетело горожан с быстротой молнии. И не везде римляне встречали солдат короля Владислава хлебом-солью. Одни бежали, другие закрылись в домах, уповая на крепость их стен, третьи дрались с оружием в руках. Слышались орудийные выстрелы со стороны замка Ангела — его защитники решили сопротивляться, несмотря ни на что. В толпе мелькали мантии прелатов из курии, там были и клирики из свиты Папы. Кто-то из них ехал верхом на муле, другие шли пешком. Далеко впереди виднелся обоз под флагом Папы. Где-то там должен был находиться Папа Иоанн XXIII, торопящийся выбраться из города, ставшего ловушкой.

Позади послышались дикие крики и возгласы ужаса. Обернувшись, я увидела, как в толпу вклиниваются конные рейтары, коля и рубя всех подряд. Люди метались, пытаясь спастись, а всадники, видимо, получали удовольствие, нападая на безоружных людей, среди которых было и духовенство. В мгновение ока рядом со мной улица опустела, только далеко впереди были видны убегающие, и туда уже мчались с десяток рейтаров, остальные принялись рыться в брошенных вещах. Мне, как астралу, ничего не угрожало, и я спокойно шла вперед, иногда лягая пробегающих мимо алчных рейтаров. Вырвавшиеся вперед рейтары догнали папский обоз и теперь грабили его, к счастливчикам спешили присоединиться другие солдаты неаполитанской армии. Вдруг в одном из домов раздались душераздирающие женские вопли. Видно, стены оказались недостаточно крепки, чтобы защитить от мародеров и насильников обитателей дома. Хотя по доносящимся выстрелам было ясно, что город еще не полностью взят, его уже грабили, как и положено победителям. Мне же еще придется преодолеть не один километр до места перехода, видя эти ужасные сцены.

Как и в Форли, в Риме Гоша сделал всю работу сам, пожертвовав своей жизнью. Я была к нему несправедлива, не замечая за его безалаберностью, внешней бравадой и пофигизмом человека большой души. Помня о моей неопытности, он принял удар на себя, возможно, этим сохранив мне жизнь. Мне надо вернуться в свое время? Но ведь задание полностью не выполнено, у Балтазаре Косса осталась карта, на которой отмечено местонахождение гримуара, и он приложит все силы, чтобы им завладеть.

«Теперь мой выход!» — отбрасываю прочь все сомнения, приближаюсь к спешившемуся рейтару, роющемуся в сундуке с одеждой рядом с перевернутой повозкой. Он находит мешочек с монетами, и на краснощекой физиономии появляется довольное выражение, но заглянуть внутрь ему не удается — вхожу в его тело. Не знаю почему, но на этот раз возникает брезгливое чувство, словно я напялила на себя грязную, вонючую одежду. Забираюсь на лошадь, и — о ужас! — я так высоко над землей! В седле чувствую себя неуютно, неустойчиво. Рефлекторно сжимаю бока лошади ногами, забыв, что на сапогах шпоры. Лошадь резко срывается с места, и я едва не грохаюсь на землю; бросаю поводья, пригнувшись, обнимаю ее за шею. Мчусь с невероятной скоростью, ожидаю, что вот-вот свалюсь и разобьюсь насмерть. Через несколько минут овладеваю собой, преодолеваю страх и понимаю, что все не так плохо. Хоть я никогда не ездила верхом на лошади, но рейтар провел на ней половину жизни, и его тело инстинктивно делает то, что нужно. Гоню прочь сомнения и выпрямляюсь, беру поводья в руки. Вот и папский обоз, вокруг валяются пустые сундуки, одежда попроще, вещи, не представляющие интереса для грабителей. Вижу несколько полураздетых трупов, очевидно, это те, кто пытался дать отпор захватчикам и поплатился за это жизнью.

Слышу громкий разговор находящихся в нескольких метрах от меня рейтаров и вижу опрокинутую карету с папскими отличиями. Подъезжаю ближе. Высокий худощавый солдат со шрамом через щеку рассказывает о недавних событиях, видимо, только что подъехавшим товарищам.

— Я был от Папы совсем близко, но проклятый швейцарец чуть не ссадил меня с лошади пикой, и пока я с ним разобрался, Папа обрезал кинжалом постромки и вожжи, вскочил на лошадь без седла и ускакал. Швейцарцы, его охрана, надо отдать им должное, дрались как львы и все тут полегли.

— Что же ты не догнал Папу? Король щедро наградил бы тебя за его пленение. На запряжной лошади без седла он не смог бы от тебя уйти.

— Когда Папа садился на лошадь, то уронил шкатулку и хотел было за ней наклониться, но когда увидел, что мы вот-вот добьем его охрану, отказался от этого намерения, высыпал из кошеля золото на землю и погнал лошадь во всю мочь. Всадник он отменный, я вам скажу. Как только мы разделались со швейцарцами, стали папское золото собирать с земли. А я сразу кинулся к шкатулке, но не один такой умный оказался. От меня потребовали, чтобы я на всех поделил сокровища, спрятанные в шкатулке. Я открыл ее кинжалом, а там, кроме свитка бумаги, ничего нет. Так что и Папу упустил, и сокровищ не нашел. Из золотых монет, которые высыпал Папа при бегстве, только две мне достались. И зачем Папа до последнего держал эту шкатулку при себе?

— Шкатулка у тебя? Дай взглянуть! — Меня охватывает нетерпение.

— Может, желаешь ее приобрести? — ухмыляется рейтар.

— Может, и захочу.

Рейтар вытаскивает черную деревянную шкатулку с папским гербом и ключами, украшенными мелким жемчугом. С замирающим сердцем открываю ее. Внутри свиток, разворачиваю — это та самая карта! У меня даже руки дрожат — такая удача!

— Годится, покупаю!

— Сто золотых!

Достаю кошель, в нем золотые и серебряные монеты, но требуемой суммы нет. В седельной сумке нахожу еще немного монет, но все равно этого недостаточно. Торгуюсь, отдаю в придачу все ценные вещи, которые обнаружились в седельной сумке, и владелец шкатулки нехотя соглашается отдать ее мне. Окрыленная, беру шкатулку и, отъехав в сторону, с помощью огнива и фитиля поджигаю свиток, ожидаю, пока он не сгорит полностью. Смахнув пепел, отправляюсь в путь. Теперь я готова к переходу в свое время.

 

4.3

Рим. Наше время

Разминаю тело; как приятно его чувствовать и знать, что оно мое собственное! Средневековье, известное моим современникам как время благородных рыцарей, прекрасных дам и веселых пиров, при соприкосновении выглядит не так поэтично, порой страшно. В детстве я зачитывалась романами Дюма, Вальтера Скотта, с замиранием сердца представляла себя на месте их героинь, но теперь рада, что родилась в эпоху автомобилей, самолетов, поездов, Интернета, сливных бачков, телевизоров, фенов, косметологии, мобильных телефонов и всех прочих атрибутов, присущих моему времени.

Оказавшись в номере, я замечаю, что меня колотит, и спешу проверить, заперта ли дверь, словно ожидаю, что сюда вот-вот ворвутся рейтары короля Владислава. Смотрю на часы: 23:00. Я отсутствовала в своем времени всего час. Мне вспомнилось мертвое лицо Ринери, но в глубине души все же теплится надежда: «Вдруг Гоша жив и ему нужна помощь?» Заставляю себя выйти из номера. В коридоре пусто, но тревога меня не покидает.

Вот дверь номера 312 с табличкой «Do not disturb!» Осторожно стучу, не дождавшись ответа, берусь за ручку. Дверь поддается: она не заперта! Сердце колотится, в голове одна мысль: «Беги отсюда!», но я отгоняю ее и вхожу в номер. Монотонно гудит кондиционер, это единственный звук, властвующий здесь. Шторы на окне во всю стену распахнуты, и свет ночного города проникает внутрь. Различаю сидящего в кресле Гошу в костюме и при галстуке, что непривычно. Сколько его помню, таким вижу в первый раз. Подхожу к нему и кладу ладонь на лоб: чуда не происходит, лоб мертвенно холодный. Какое заключение завтра сделает патологоанатом о причине смерти: сердечная недостаточность, инфаркт? Мне пора уходить, оставаться здесь бессмысленно.

Вспыхивает свет, заливает комнату, я вскрикиваю и пытаюсь спрятаться за стол, стоящий у окна.

— Гоша нарушил правила, поэтому погиб.

На этот раз Мануэль явился в своем облике, запомнившемся по джунглям. Хотя откуда я могу знать, каков его настоящий облик и как на самом деле его зовут, кто он и откуда?

— Я была при этом. — Неожиданно зубы начинают выбивать дробь, голос дрожит.

— Тебе нужно немедленно вернуться в Форли. Поезд и самолет не подходят, думаю, что эти пути уже под контролем. Поедешь на машине, я все организую.

— Я хочу домой!

— Задание еще не выполнено, гримуар находится у энерджи. В этом частично и твоя вина!

Я сжимаюсь, словно от удара, и Мануэль добавляет уже мягче:

— Сейчас решу с твоим отъездом.

Он подходит к окну, отворачивается и тихо разговаривает по телефону. Как я ни напрягаю слух, мне не удается понять ни слова. Наконец он поворачивается ко мне:

— В твоем номере ничего из вещей не осталось?

— Нетбук с заданием, который получила перед отъездом из Форли.

— Его я сам заберу. Не заходя в номер, выйдешь из отеля, повернешь направо и пойдешь нсспеша. Возле тебя остановится красный «Альфа-ромео», в его номере будут цифры 07.

— Как у Джеймса Бонда, — пытаюсь шутить, хотя мне не до шуток. Стараюсь не смотреть в сторону мертвого Гоши.

— С водителем в разговор не вступай, его дело — только довезти тебя до Форли. Позже получишь дополнительные инструкции. Успехов тебе, и не нарушай правила, видишь, к чему это может привести, — и он небрежно кивает в сторону мертвого Гоши.

— В чем была его ошибка? — Меня снова начинает колотить.

— Има осталась жива. Его задачей было только задержать браво, чтобы тот назвал Балтазаре Косса имя заказчика. Гоша не дал Име умереть и этим нарушил ход исторических событий.

— И чем грозит человечеству то, что бедная влюбленная женщина осталась жива? — мои слова полны печальной иронии. «Гоша мертв! Мертв!»

— Има слишком мелкая фигура для этого. Она попыталась помочь Балтазаре Косса бежать из Готлебенской крепости, но им не удалось далеко уйти, чему поспособствовали наши эмиссары. Его вернули в тюрьму и выпустили лишь за несколько месяцев до смерти. Есть версия, что его отравили, чтобы он вновь не стал претендовать на трон понтифика. Она не надолго пережила его. Все, иди, тебе еще предстоит проехать триста километров по горным дорогам. Помни, лишнего не болтай и действуй строго по инструкции.

Водителем «Альфа-ромео» оказался неприятный небритый тип, которому только гангстеров играть в фильмах. Зато имя у него смешное — Лоло, а когда я случайно назвала его Лола, он обиделся. Всю дорогу я спала и никаких впечатлений не получила. Видимо, у меня все же крепкая нервная система, если после пережитого я спала, как сурок. Только один раз Лоло меня растолкал и чуть ли не насильно повел пить кофе, но после него я заснула еще крепче.

До Форли мы не доехали, а остановились в мотеле километров за двадцать до города. Здесь я отоспалась на славу, затем мы с Лоло позавтракали пиццей, и он снова отправил меня в номер и порекомендовал оттуда не выходить. Когда голова уже болела от беспрерывного просмотра телепередач, я решила пойти прогуляться, но Лоло сразу пресек эту попытку. Видимо, он исполнял обязанности не только водителя, но и сторожа. Ужасный тип этот Лоло, но кинематограф все же много потерял в его лице!

Под вечер, когда я смирилась со своим местопребыванием и уже не надеялась его сменить в ближайшее время, на пороге возник Лоло и молча подал мне мобильный телефон.

— У меня скверные новости, — услышала я голос Мануэля.

— Меня решили отправить на Луну?

— Ты наследила, и теперь энерджи охотятся за тобой, чтобы уничтожить. Тебе опасно находиться и в этом мотеле, и в любом другом, вычислить твое местонахождение они смогут быстро.

— Что же мне делать?

— Я договорился о безопасном убежище для тебя, но оно не такое комфортное, как гостиничный номер.

— Когда речь идет о жизни и смерти, удобства не имеют значения.

— Правильно говоришь. Ты там была, мне об этом известно. Это бывший доминиканский монастырь, а теперь музей инквизиции.

Я вздрогнула: провести ночь среди орудий пыток и восковых фигур? Бр-р!

— Нельзя ли подыскать менее экзотическое место?

— К сожалению нет. Там работает наш человек, с ним ты общалась — это музейный служитель, зовут его Джузеппе.

— Неужели все так серьезно, что мне надо прятаться в музее?

— Вот именно! Свой мобильный отдай Лоло, будешь пользоваться этим, но звони только мне и лишь в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств.

— Когда я должна отправиться на новое место жительства? — У меня ощущение, что Мануэль нагнетает ситуацию, перестраховывается.

— Немедленно. Через час музей закроют, и до этого ты уже должна будешь находиться внутри. Джузеппе не говори ничего лишнего. Вспомни, чему тебя учили в Школе Шамбалы: «Каждый должен знать ровно столько, сколько требуется для выполнения задания». Он предоставит тебе убежище, все остальное его не касается.

 

4.4

Джузеппе радостно встретил меня и, узнав, что я не обедала, заказал пиццу прямо в музей. Он провел меня по помещениям музея, сокрушаясь, что для ночлега не может ничего предложить, кроме пары стульев. Мое внимание привлек станок для растягивания тела жертвы, отдаленно напоминающий топчан. Если убрать с него восковую фигуру девушки, изображающую пытаемую, и найти, что постелить, чтобы было не так жестко, то на нем можно будет поспать. Я озвучила свою идею Джузеппе, но она у него не вызвала восторга. Он несколько секунд раздумывал, но все же согласился. Джузеппе осторожно снял восковую фигуру, и мы с ним перенесли ее в запасник. Пусть там отдохнет от пыток.

— Думаю, что вы первая, кто использует горизонтальную дыбу в качестве кровати. Жаль, что ничего лучшего здесь не найти. — Джузеппе галантно расшаркался, затем сходил в запасник и вернулся с чехлом, который расстелил на пыточном станке. Пробую рукой приготовленное ложе — все равно жестко.

Если не задумываться о предназначении этой дыбы, то на ней вполне можно будет поспать, хотя лежать там и жестковато. Надеюсь, что ее сделали для музея и никогда не использовали по назначению. Угрюмые подземные казематы монастыря нагоняют тоску, а что будет, когда я останусь здесь одна?

— Сеньор Джузеппе, нельзя ли перебраться в один из верхних залов? Здесь как-то уж очень неуютно.

— Никак нельзя, сеньорита. Это два различных музея. Наверху выставлены ценные полотна художников, поэтому сигнализация контролирует внутреннее пространство помещений и находиться там невозможно. В нашем же музее сигнализация только на входных дверях.

— Поняла, выбор у меня невелик. Надеюсь, музейные экспонаты не навеют кошмары. Их специально изготовили для музея?

— Не все. Большинство экспонатов остались в наследство от последней войны. Тогда их применяла полиция безопасности, чтобы получать признания противников фашистского режима. Они практически не придумали ничего нового, образцами им служили приспособления из арсенала средневековой инквизиции.

Мне сразу расхотелось использовать дыбу в качестве ложа.

— В таком случае у вас должны водиться привидения, — попробовала я пошутить.

Джузеппе насторожился, на его лице отразилась внутренняя борьба.

— Извините, сеньорита. Я не хотел вам говорить, заранее пугать, но раз вы знаете…

— Что именно?

— Здесь иногда замечали привидения, слышали звуки, голоса и даже видели свет, когда музей был закрыт и в нем никого не могло быть.

— Как же видели свет, если окон нет?

— В некоторых помещениях есть окошки под самым потолком, со временем они опустились до уровня земли. Они очень маленькие, в них только кошка пролезет. Этими странными явлениями заинтересовались люди из Общества паранормальных явлений, и наше руководство разрешило им неделю подежурить в музее. — Джузеппе замолк и с сомнением посмотрел на меня.

Мне это не понравилось.

— Они что-нибудь обнаружили?

— Да, сеньорита. Ничего особенного, но звуковые и оптические эффекты им удалось зафиксировать.

У меня похолодела спина: только привидений здесь не хватало! Может, это просто мрачные шутки? Я как можно беззаботнее предположила:

— Видимо, это призрак «черного монаха», замаливающего свои грехи.

— Монахи-доминиканцы носили белые одежды, сверху надевали черный плащ с капюшоном. Инквизиторы во время заседания трибунала были без плащей. Призрак, которого удалось запечатлеть, в белой одежде. Его так и прозвали — Белый Инквизитор.

По ступенькам спустился юноша в желтой пелерине с изображением пиццы, приехавший на велосипеде. Я сразу насторожилась, ведь опасность может подкрасться откуда не ждешь.

— Сеньор, ваша пицца с морепродуктами! — Разносчик протянул Джузеппе коробку метр на метр, очень аппетитно пахнущую.

Я хотела рассчитаться, но Джузеппе категорически пресек мои намерения.

— Тогда, как истинный джентльмен, сеньор Джузеппе, вы должны помочь мне справиться с этим монстром.

— Лет десять тому назад составил бы вам компанию с превеликим удовольствием, сеньорита. Сейчас мне приходится ограничивать себя в желаниях и еде. С вашего разрешения, сеньорита, я вас покину. Я человек любопытный только в вопросах истории. Располагайтесь, как вам будет удобно.

«Насчет удобств он явно пошутил».

Джузеппе надел шляпу, поднялся по ступенькам и почти возле самой двери, на коробочке со светящейся красной лампочкой, набрал шифр — сразу загорелась зеленая.

— Всего доброго, сеньорита! — Джузеппе приподнял на мгновение шляпу и быстрым шагом вышел из подвала, захлопнув дверь с автоматическим замком.

Теперь в подвале стало очень тихо. Оставшись одна, я сразу ощутила некую опустошенность в душе и потерю энергии.

И потянулись час за часом, время растягивалось, замедляя стрелки на циферблате часов. Спать не хотелось, от нечего делать я прошлась вдоль пыточных приспособлений и в качестве эксперимента взгромоздилась на треугольное «седло еретика», задрав перед этим платье чуть ли не до пупка.

— Бо-о-льно! — Я с трудом соскочила с него, досадуя на свою глупость.

«Испанский сапог» я примерять не стала, а забралась в стоящий вертикально металлический цилиндр — «нюрнбергскую деву», чтобы представить, что ощущал пытаемый. Находиться внутри было крайне неудобно, металл холодил. Как следовало из описания, через имеющиеся в стенках отверстия в тело пытаемого вонзали длинные шипы. Выбравшись из цилиндра, я решила эксперименты прекратить.

Восковые фигуры палачей и пытаемых были сделаны настолько мастерски, что казались живыми, и мне стало жутко. Чтобы хоть как-то себя развеселить, я начала напевать детскую песенку про кролика, но акустика подземелья делала голос неузнаваемым, и слова приобретали совсем другой, зловещий смысл. Декламация стихов также не добавила веселья, так как ничего радостного не вспоминалось.

В углу одной из комнат я обнаружила ведьму: восковая фигура девушки в полотняной, до пят, сорочке на голое тело, стоящая в середине магического круга. В руках у нее черная свеча, у ног — миска с якобы жидкостью темно-красного цвета. Волосы девушки распущены, на лице читаются страх и ожидание. Она вызывает демона, духа, чтобы отдать ему себя в обмен на исполнение снедаемых ее желаний. Она чем-то привлекает меня, снова и снова я возвращаюсь к ней. Что в ней так манит меня?

Стрелки часов приближаются к полуночи, и меня наконец стал одолевать сон. Я выключила свет и едва взгромоздилась на неудобное ложе пыточного станка, как сон сморил меня.

Прихожу в себя в непроглядной тьме, тело задеревенело, тяжело дышать. Меня похоронили живьем?! Ужас овладевает мной, я бью руками в крышку гроба и… попадаю в пустоту. Окончательно просыпаюсь и вспоминаю, где я. С трудом слезаю с пыточного станка, поцарапав руку обо что-то острое.

Спать не хочется, чувствую себя бодрой и свежей. Чем себя занять? Подсвечивая мобилкой, продвигаюсь к выключателю с намерением вернуть свет в эти мрачные залы.

Громкий жуткий стон пронесся по подземелью, и у меня волосы на голове зашевелились. Затем послышались шаги, гулко отдающиеся в помещении. Сразу представилось сонмище призраков, делающих традиционный обход подземелья. Вот только они должны передвигаться неслышно, как положено астралам, а не топать по каменным плитам. Все указывает на то, что у меня гости вполне материальные. Как по мне, лучше бы это были призраки! У меня предчувствие, что ничего хорошего от ночного визита ждать не стоит.

Вдали я увидела несколько светлячков, у меня не было сомнений, что это движутся люди со свечами в руках. Куда спрятаться? Под станок, на котором лежала? Там не спрячешься. И тут меня осенило — «нюрнбергская дева»!

Я быстро забралась внутрь, неплотно прикрыв дверцу, оставив щель для наблюдения, хоть это было опасно: вдруг им вздумается включить электрический свет? Обзор у меня был чрезвычайно узкий, но пока смотреть было не на что. Шаги раздавались все ближе, в помещении посветлело. Я различила напротив себя девичью фигуру, и не сразу догадалась, что это восковая фигура ведьмы.

Мне не было видно, что происходит снаружи, но по звукам шагов, шуршанию материи, я поняла, что «гости» расположились рядом. Огонь множества свечей разогнал темноту. Я пожалела, что, поддавшись любопытству, не полностью закрыла дверцу, и теперь через щель меня можно было заметить. Но изменить я уже ничего не могла, так как любой шорох выдал бы мое присутствие.

Я увидела, как два силуэта в белых одеждах возникли возле фигуры ведьмы, и через мгновение ее не стало, а на ее месте оказался мужчина в белом длинном балахоне. Он простер руки вверх и стал громко, скороговоркой читать:

— Per Adonai Eloim, Adonai Iechova, Adonai Sabaoth, Metraton On Agla Adonai Mathon, verbum pythonicum, misterium Salamandrae, conventus sylphorum, antra gnomorum, daemonia Coeli Gad, Almousin Gibor, Ichoua, Evam, Zariatnatmik, veni, veni, veni!

Несмотря на то что латынь я знала, поняла не все, так как он явно использовал незнакомые мне названия, и получалась мешанина из знакомых и незнакомых слов. Из услышанного я поняла лишь: «Адонай, Саваоф, саламандра, гном пещеры, демоны, ползучий гад, рай, приди, приди, приди». Мужчина замолчал, и я подумала, что это все, но тут он заревел страшным голосом:

— Nos due thee, nostrum baboo! Veni, veni, veni! [56]Мы ждем тебя, наш господин! Приди, приди, приди! (лат.)

Оглушающе громко, но понятно. Похоже, это было сборище сатанистов, и они вызывали духов. Вот только как они сюда попали, если единственная дверь закрыта и включена сигнализация? Они появились с противоположной от выхода стороны, и если отбросить фантастические домыслы, там имеется потайной ход.

— Я здесь, брат Камиль! — послышался голос, от которого у меня перехватило дыхание, а сердце затанцевало кадриль.

Мужчина в белой одежде отошел в сторону, и на его месте оказалась темная фигура в надвинутом на лицо остроконечном капюшоне.

— Мессер магистр, мы рады, что вы снизошли к нам, посетили наш город. Это для нас великая честь и… — голос Камиля, торжественно произносящего заготовленную речь, оборвался, он словно поперхнулся.

— Мне требуется ваша помощь, — зазвучал голос магистра. — Необходимо срочно, до того как взойдет солнце, найти и доставить сюда женщину-славянку по имени Иванна. Она может скрываться под другим именем. Каждый из вас получит ее фотографию и данные паспорта. Она остановилась в отеле «Мазини», но сейчас ее там нет, и поэтому я вас собрал. Рыщите, псы Господни, ройте носом землю, но она должна быть доставлена сюда, ибо она ведьма!

— Где иностранке спрятаться в нашем городе? Только в отеле. Мы найдем ее, мессер магистр! — послышались воинственные голоса.

— Если не будет возможности доставить ее сюда до рассвета, она должна умереть!

Я вздрогнула, представив, что ждет меня, если меня обнаружат здесь. Не случайно таинственный магистр хотел со мной побеседовать в этом подвале, где полно «игрушек» для развязывания языка.

— Будет выполнено, мессер магистр!

— Я на это рассчитываю, брат Камиль. Вот фотографии, раздай своим людям. Ты должен доказать, что мы не ошиблись, назначив тебя капитаном милиции Иисуса Христа в этом городе. Все, выполняйте! Оставьте меня одного. — Магистр вышел из круга и исчез из моего поля зрения. На его место вновь вернули восковую ведьму.

Я услышала шаги поспешно уходящих людей, и сразу потемнело. Видимо, магистру оставили всего несколько свечей. Наступившая тишина была обманчива и таила опасность. Вряд ли я смогу простоять в одном положении, не шевелясь, несколько часов, уже сейчас тело затекло, ноет, требует движения. Меня могло выдать и дыхание, которое я старалась сдерживать. В тесной металлической кукле, внутри которой я находилась, не хватало воздуха, и у меня слегка кружилась голова.

Зловещая тишина окутывает все кругом, такое ощущение, что я одна в подвале. Но я знаю, что враг затаился рядом, как паук, раскинувший паутину. Я и есть та самая муха, неразумно попавшая в паутину, которая боится малейшим движением выдать себя. Нервы напряжены до передела, я на грани истерики. Хочется действий, звуков — любых, но только не пугающей тишины! Ужас охватывает меня, платье прилипло к мокрой от пота спине. Все кажется, что металлическая кукла захлопнется, и я окажусь абсолютно беспомощной. Что делать? Время, неужели ты не можешь ускорить свой ход, чтобы эта пытка побыстрее закончилась?

— Ха-ха-ха!

Неожиданный жуткий хохот чуть не убил меня, затряслись от слабости колени, и я едва не выпала наружу.

— Ха-ха-ха!

Сжимаю кулаки, закусываю губу, чтобы не закричать.

— Ха-ха-ха! Ты где, Иванна?

Он что, ясновидящий? Не знаю, почему ему взбрела в голову такая бредовая мысль! Стою, молчу, но чувствую, как меня охватывает злость. Хорошая боевая злость, она возвращает силу телу и уверенность в себе. Не буду валяться у него в ногах, умоляя о пощаде, я буду бороться за жизнь до конца! И я не слабее его! В Школе Шамбалы меня кое-чему научили.

— Фонарь. Ты забыла на горизонтальной дыбе фонарь и подстилку, Иванна. Выходи, или ты хочешь поиграть со мной в прятки?

Ч-черт! В самом деле, как это я могла забыть о фонаре?! Теперь мне надо как-то выбраться из этой куклы, ведь если он догадается, что я прячусь в ней, то я пропала. Вижу луч фонаря, жадно ощупывающий все вокруг.

Метеором вылетаю из «девы» и наталкиваюсь в темноте на магистра, догадавшегося, где я, и направляющегося в мою сторону. Магистр под действием моей кинетической энергии отлетает в сторону и роняет фонарь. Вместо того чтобы бежать вглубь музея, где должен находиться потайной ход, я мчусь по ступенькам наверх, к массивной деревянной двери. Я сошла с ума?!

В темноте нащупываю коробочку с кнопочками, на которые нажимал Джузеппе перед уходом, тыкаю как попало одной рукой, другой тарабаню в дверь. Кричу, не осознавая, на каком языке и что именно. Доходит, что ору «Пожар!!!» на русском. Глупее не придумаешь!

Мое запястье тисками сжимает рука магистра, он тащит меня вниз, довольно хихикая.

«Дура я набитая!» Как могу, лягаюсь, не вспоминается ни один прием боевых искусств, которые изучала в Школе Шамбалы. Впиваюсь зубами в его руку, прокусываю до крови — соленая!

Магистр вскрикивает от боли, я вырываюсь и кубарем качусь вниз, чудом ничего себе не повредив. Слышу проклятья и страшные угрозы, что он со мной сделает, когда поймает.

Вдруг раздается вой сирены и вверху начинает мигать лампа. Включилась сигнализация! Набрав неправильную комбинацию, я ее активировала. Очевидно, это означает: «Злоумышленник пытается ее отключить!» Но рано радоваться: пока на сигнализацию отреагируют, меня могут несколько раз умертвить и, при желании, распять!

Магистр, не обращая внимания на вой сигнализации, гонится за мной, мигающая лампа вверху помогает ему в этих догонялках. Мчусь что есть духу, обрушивая за собой орудия пыток и восковые фигуры. Свалив дыбу на магистра, хватаю металлическую «калошу еретика» и швыряю ему в голову — удачно, он даже зашатался, но и только. Ему удается загнать меня в угол к «ведьме», и мне больше ничего не остается, как, схватив фигуру за ноги, лупить ею изо всех сил приближающегося магистра по капюшону. Виден только его бритый подбородок, по которому струйкой стекает кровь.

От ударов голова «ведьмы» отлетает, я по-прежнему колочу мессера магистра, пока у меня не остаются в руках лишь обломки ее ног. Магистр надвигается на меня, я пытаюсь пустить в ход ноги, но он легко блокирует удары. Его руки сжимаются у меня на горле, и я не в силах их разомкнуть, я слабею, сознание туманится.

Слышно, как наверху открывается дверь и грубый голос командует:

— Не двигаться! Полиция! Всем лечь на пол!

Магистр оставляет меня и вихрем мчится вглубь помещения. Полузадушенная, я хватаю ртом воздух, как рыба на берегу, и опускаюсь на каменный пол. Появляются два крупных полицейских в фуражках, они не бросаются в погоню за магистром, уверенные, что он от них никуда не денется. На них темно-синяя форма, на фоне которой выделяется белая портупея, брюки с лампасами, заправленные в блестящие сапоги. Один из них, тот, что повыше, с усами и лицом оливкового цвета, направляется ко мне, на всякий случай держа руку на огромной кобуре с револьвером.

— Сеньора, что с вами? Вам плохо?

— Плохо, но могло быть и хуже.

— Как вы сюда попали?

— Отстала от экскурсии.

По лицу полицейского вижу, что он напряженно думает, как понять мои слова: я над ним издеваюсь или сошла с ума?

— У вас документы есть?

— Да, в сумочке, но ее нужно найти. — Я обвожу рукой разгромленную комнату.

Вдруг из глубины музея доносится стон, и полицейские застывают.

— Что это? — обращается ко мне усатый полицейский.

— Давайте посмотрим, — предлагаю я и поднимаюсь на ноги. Не скажу, что я полностью пришла в себя после «игр» с магистром, но самостоятельно двигаться могу.

— Сеньора, кто с вами был?

— Не знаю.

— Вы пришли вместе?

— Нет.

— Он вооружен?

— Думаю, нет. — Стал бы он за мной гоняться и душить, если бы у него было оружие!

Полицейский отстегивает от пояса наручники.

— Я пойду с вами, не надо наручники.

— К сожалению, так положено, сеньора. — Он пристегивает мою правую руку к своей левой.

Увлекая меня за собой, полицейские осторожно продвигаются вглубь музея. Чем дальше мы идем, тем целее экспозиция — мы с магистром в процессе борьбы сюда не добрались. Я подумала: «Хорошо, что иду вместе с полицейскими, если магистр — энерджи, в чем я почти уверена, то сумею помешать его фокусам с переходом в другое тело». Обследовав подвал, мы не обнаруживаем ни магистра, ни подземного хода.

— Сеньора, мы с вами поедем в полицейский участок, и вы там подробно опишете, почему здесь оказались и кто с вами был, — говорит усатый полицейский, определяя мое ближайшее будущее. — У вас есть адвокат?

Я кивнула.

— Можете связаться с ним, вам он понадобится в суде. Вторжение в музей обойдется вам в кругленькую сумму.

Я достаю мобильный телефон и набираю номер сеньора Джузеппе. Услышав сонный голос, «радую» его:

— Приезжайте в полицейский участок, сеньор Джузеппе. Сейчас вам скажут, куда именно, — и передаю телефон усатому полицейскому.

Второй все время сохраняет молчание, и я даже забеспокоилась: он случайно не немой? Неужели в полицию таких берут? Но я зря волновалась. К полицейскому автомобилю он принес мою сумочку, достал из нее паспорт, вначале сам изучил, затем передал усатому и резюмировал:

— Шлендра!

 

4.5

В полицейский участок сеньор Джузеппе явился не сам, а с пожилым мужчиной, похожим на него так, словно они были близнецами.

— Это ваш адвокат, — представил его Джузеппе.

— Сеньорита, вы уже дали письменное объяснение? — спросил, наклонившись ко мне, адвокат.

— Вот, заканчиваю.

— Позвольте, сеньорита.

Адвокат взял мое объяснение, внимательно прочитал, разорвал на мелкие кусочки и выбросил в урну. Полицейский, сидевший за столом напротив меня, невозмутимо наблюдал за его действиями, уничтожившими результат моих часовых потуг. Под диктовку адвоката я написала новое объяснение. Из него следовало, что я изучаю паранормальные явления и получила устное разрешение руководства музея на проведение исследований в ночное время. Мужчину, неизвестно каким способом пробравшегося в музей, я не знаю. Приняла его за грабителя и включила сигнализацию. Пыталась его задержать, но он вырвался и сбежал. Словом, из нарушительницы я превратилась в героиню, которую следовало наградить, а не наказывать. Но причиненный ущерб требовал оценки и возмещения. Джузеппе внес залог, и меня ранним утром отпустили, предупредив, что суда мне все равно не избежать. На улице Джузеппе меня успокоил: материальный ущерб возместят без меня, и на суд мне не надо будет являться.

— Куда вас отвезти, сеньорита? — спросил галантный Джузеппе.

Хоть он и не подавал виду, учиненный по моей вине разгром в музее грозил ему большими неприятностями. Неизвестно, как отнесется руководство музея к его самоуправству, когда узнает о происшедшем.

— Благодарю за предложение, но я пойду пешком. Ночь ушла, а с ней и все опасности.

Мне вспомнилось, что магистр требовал от своих приспешников найти меня до рассвета, а уже светло и на улицах все более людно. Я на прощание помахала рукой Джузеппе и адвокату и прогулочным шагом направилась в сторону гостиницы. Мысленно я настраивала себя на разговор с Мануэлем.

— Берегись! — отчаянный крик оторвал от размышлений, инстинктивно я сделала шаг в сторону и лишь затем обернулась.

На меня быстро надвигался автомобиль темно-синего цвета, и избежать столкновения с ним уже не было возможности, но я в отчаянии рванулась в сторону. Меня, словно тряпичную куклу, подбросило вверх. Время замедлилось, я даже успела заметить за рулем незнакомого молодого человека, перед тем как грохнуться на асфальт. Боли я не почувствовала, ощущение было, словно я снова астрал и присутствую здесь в качестве наблюдателя. Лежа на асфальте, я увидела, что автомобиль, сбивший меня, вильнул с тротуара на проезжую часть и понесся стрелой. Тут меня накрыла волна боли. Ощущение было такое, словно из меня сделали отбивную котлету под наркозом, и теперь я от него отхожу. Послышалась сирена быстро приближающейся полицейской машины.

— Сеньорита, это я виноват! — надо мной в отчаянии склонился Джузеппе. — Не надо было оставлять вас одну!

Я попыталась встать, но он удержал меня.

— Не вставайте и не шевелитесь! — испуганно попросил он. — Это может вам навредить. Сейчас приедет врач и осмотрит вас.

Автомобиль «скорой помощи» приехал очень быстро, меня аккуратно положили на носилки и повезли в больницу. Обследование показало, что у меня нет серьезных повреждений, лишь несколько ушибов и синяков. Повезло, что удалось уйти от прямого столкновения с автомобилем, и удар был скользящим. Такой диагноз меня утешил, но, чтобы снять боль, мне сделали пару уколов. Туристическая страховка на этот случай не распространялась, и Джузеппе выписал чек.

— Сеньор, я вас разорю.

— Хорошо, что все так закончилось. Теперь я буду вас сопровождать. — Тщедушный Джузеппе принял воинственный вид, и я едва удержалась, чтобы не рассмеяться.

Нам снова пришлось поехать в знакомый полицейский участок, где я написала заявление под диктовку адвоката. Все тот же усатый полицейский меня проинформировал:

— Сеньорита, нам не удалось задержать человека, покушавшегося на вас. Он использовал краденый автомобиль и, бросив его, скрылся. Мы предполагаем, что ему кто-то помогал. Он работал в перчатках, но потерял эту фотографию. Она вам ни о чем не говорит?

Полицейский протянул мне фото, на котором я с задумчивым видом смотрю на дерево возле ресторана «Ingresso», где мне так и не довелось пообедать. Выходит, за мной следили и тайно сфотографировали. Что называется, шпионские будни.

— К сожалению, ничего.

— Как вы думаете, покушение может быть связано с ночным происшествием в музее?

— Скорее всего. Чем-то я не угодила ночному грабителю.

— Сеньорита, вы ничего не утаиваете от нас? Подумайте, прежде чем ответить: вас пытались убить, и нет гарантии, что не попытаются сделать это вновь.

— Обо всем, что мне известно, я написала.

Вру и не краснею. Даже не сообщила, что хорошо рассмотрела водителя, сбившего меня. Но ведь он всего лишь один из тех, кто охотится на меня, и даже если его найдут, это ничего не изменит. Вот если бы выйти на магистра, тогда другое дело… Знать бы только, кто он и где его искать.

— Всего хорошего, сеньорита. Надеюсь, больше ничто не приведет вас к нам. — Усатый полицейский сделал рукой знак, что я свободна и как можно скорее должна покинуть участок.

— Я тоже на это надеюсь.

Из автомобиля Джузеппе я позвонила Мануэлю, но его телефон был вне зоны действия сети. Это меня озадачило.

— Куда вас отвезти, сеньорита?

У Джузеппе железные нервы и он истинный джентльмен. На его месте я бы смотрела волком, а не предлагала подвезти.

— Если можно, в гостиницу.

— Вы думаете, это разумно? Предлагаю поехать ко мне, я вас познакомлю со своей женой Джулией. У нас будет более безопасно, чем в гостинице.

«Славный Джузеппе! Ты своим приглашением подвергаешь опасности своих близких. Уже то, что ты „засветился“, помогая мне, для тебя может плохо закончиться. Мне совесть не позволяет принять твое предложение».

— Благодарю, но мне в гостинице будет спокойнее, там вполне безопасно.

— Вы в этом уверены, сеньорита?

— Конечно.

«Как и в том, что дважды два будет пять. Мануэль, где ты? Почему не выходишь на связь?»

Джузеппе не только отвез меня в гостиницу, но и проводил до номера, зашел вместе со мной внутрь и, убедившись, что все в порядке, удалился. Я вывесила на дверь с наружной стороны табличку с просьбой не беспокоить и окунулась в привычное ожидание. Нельзя сказать, что я успокоилась, после того как распрощалась с Джузеппе, скорее наоборот. Хотя в случае опасности он мало чем мог мне помочь, но с ним было все же спокойнее.

Я ощущаю себя мишенью невидимого врага, который может появиться под любой личиной, чтобы нанести смертельный удар, когда я меньше всего буду этого ожидать. Нет сомнений, что магистр — энерджи и может войти в тело кого угодно: горничной Сандры, как Мануэль, посыльного, официанта, Алекса. Со словоохотливым гидом Алексом мы сблизились, и для энерджи он является наиболее подходящим объектом для того, чтобы подобраться ко мне. Сейчас этот гостиничный номер — моя крепость, куда я впущу только Мануэля, при условии, что он не будет маскироваться, войдя в чужое тело. Вновь набираю номер его мобильного, и тот же результат — связи с ним нет.

Включаю телевизор и блуждаю по каналам. Я не очень люблю телевизионный «ящик», а сейчас он меня просто раздражает, но и выключить не могу. Тишина и одиночество пугают, позволяют множится тревожным мыслям. Делаю звук громче, но это не может заглушить внутреннее беспокойство. Мобильный Мануэля по-прежнему вне зоны действия сети. Хочу, чтобы мне хоть кто-нибудь позвонил, чтобы разговор развеял одиночество. Гипнотизирую телефон взглядом, но он упрямо молчит.

Время идет, а я все еще не знаю, что мне делать. Почему Мануэль или кто другой должен решать за меня? Я ведь не его марионетка, да и вообще, с меня достаточно! Пусть кто-нибудь другой ищет треклятый гримуар! Мне необходимо срочно уехать отсюда! Поставленная цель и желание действовать наполняют меня энергией. Выключаю телевизор, достаю справочный буклет отеля и нахожу номер телефона аэропорта.

— Сеньора, куда вы желаете лететь? — слышу приятный женский голос.

— Украина, Киев, сегодня. — Едва удержалась, чтобы не сказать: «Немедленно!»

— К сожалению, сегодня такого рейса нет. Если вас устроит, есть рейс послезавтра.

— А какие ближайшие рейсы?

— Ливерпуль, Франкфурт-на-Майне, Амстердам, Париж.

Мысли мечутся, не могу сосредоточиться. Я испытываю паническое желание побыстрее покинуть этот город, словно это поможет мне избежать опасности. Самообман — лучшее лекарство от страха.

— Пусть будет Париж. В котором часу начинается регистрация на рейс?

— В 22.00 по местному времени.

Меня гложут сомнения, но я решаюсь:

— Я могу забронировать билет на этот рейс?

— При бронировании меньше чем за сутки требуется предварительная оплата. Можем выслать на ваш электронный адрес квитанцию, оплата которой подтвердит бронирование билета.

— Хорошо, записывайте.

Квитанцию прислали очень быстро, и я, чтобы не терять время, рассчиталась кредитной карточкой. На душе стало легче, теперь я знала, каковы будут мои дальнейшие действия. Осталось лишь заказать такси до аэропорта, и тут я встревожилась. То, что магистр ничего не предпринимает, могло означать одно из двух: он потерял интерес к моей особе, что меня обрадовало бы, или его люди просчитали мои действия и ожидают, когда я покину номер. Поразмыслив над сложившейся ситуацией, я пришла к выводу, что ловушка может подстерегать меня по пути в аэропорт. Вряд ли в самом здании аэропорта, так как там полно полиции, хотя, если вспомнить утренний наезд автомобиля, то все может быть. Добираться до аэропорта на рейсовом автобусе вроде безопаснее: буду находиться среди людей, но до него надо идти от гостиницы минут десять-пятнадцать. А в такси я буду с водителем вдвоем, и как знать, вдруг он подставной или им овладел энерджи? Оценивая плюсы и минусы, я останавливаюсь на автобусе. Выйду из гостиницы заранее, когда на улице будет еще светло и людно.

У меня оставалось в запасе как минимум часов шесть-семь. И снова тяготит ожидание и неопределенность. Ничегонеделание навевает сонливость, с ней трудно бороться, но нужно быть настороже и не терять бдительности. Гостиничный номер можно легко открыть снаружи универсальным ключом горничной, что мне продемонстрировал в прошлый раз Мануэль. От него нет никаких известий и дозвониться ему невозможно. Включаю музыкальный телевизионный канал и танцую. Сумасшествие? Но разве не безумие то, что я нахожусь здесь? Звонит мобильный, хватаю его, не глядя на высветившийся номер:

— Мануэль?

Прошу прощения, Иванна, но это всего лишь я, — слышу огорченный голос Алекса. — У тебя запланирована встреча?

— Что-то в этом роде.

— У меня два часа свободных, думал пригласить тебя на обед в очень симпатичный ресторанчик. Вчера ты так неожиданно ушла…

Напоминание о еде сделало свое черное дело: я осознала, что очень голодна!

— Давай лучше завтра, Алекс. У меня нет ни аппетита, ни желания.

«Моего аппетита хватит, чтобы съесть слона. Но не скрывается ли за твоим приглашением смертельная ловушка? Придется потерпеть».

— Давай хоть кофе выпьем. Неужели у тебя не найдется десяти минут для меня?

— От кофе портится цвет лица. Извини, Алекс, но я занята. Когда у меня будет свободное время, я тебе перезвоню.

«Как я хочу чашечку ароматного черного кофе! И что-нибудь сладенькое. Италия славится своими десертами, а я тут ничего толком не попробовала».

Возвращаюсь к безумным пляскам. Спать не хочется, но умираю от голода. То и дело появляющаяся на телеэкране реклама дразнит всевозможными сладостями, экзотическими блюдами ресторанов, испытывая мою стойкость.

Чтобы чем-нибудь себя занять, набираю номер телефона Джузеппе.

— Хорошо, что вы позвонили. — Он явно обрадовался моему звонку. — Я ужасно рассеянный и не внес ваш номер в память телефона. Еду к вам, сеньорита!

— Достаточно было найти мой номер во входящих, я же вам ночью звонила.

— Да, в самом деле! Как это я не догадался? — По голосу слышу, что он расстроен. — Вам надо немедленно уехать из города!

— Вы говорили с Мануэлем? Я не могу до него дозвониться.

— При встрече все расскажу. Собирайтесь, я за вами заеду и отвезу вас в аэропорт.

— Я забронировала билет до Парижа на вечер. Рейсов в Украину сегодня нет.

— Есть, но только из аэропорта в Болонье. Я могу отвезти вас туда.

— Это далеко?

— Чуть больше семидесяти километров, но надо спешить, чтобы успеть на самолет. Через пять минут я буду у гостиницы.

Пяти минут мне хватит — вещи собраны. Беру сумку, подхожу к двери и прислушиваюсь: вроде все спокойно. Выглядываю — в коридоре никого нет. Захлопываю дверь номера и быстрым шагом направляюсь к лестнице. Спустившись в вестибюль, успокаиваюсь и подхожу к ресепшн.

— Я уезжаю, вот ключ.

— Один момент, сеньора. Сейчас горничная проверит номер, и я верну вам документы. — Черноволосая девушка-портье та самая, что селила меня по приезде.

Оглядываюсь и вижу через стеклянную дверь отъезжающий желтый микроавтобус с красным крестом — такой приезжал, когда меня сбил автомобиль.

— Кому-то из жильцов стало плохо? — интересуюсь от нечего делать. Не все ли равно, что происходит в гостинице?

— Нет, гиду, он из ваших. Такой на вид здоровый мужчина и красивый! Утром появился с разбитым лицом, а теперь такое! — Девушка с сожалением покачала головой. — Вот ваши документы, сеньорита. Приезжайте к нам еще, будем рады.

У меня от неприятного предчувствия защемило сердце.

— Вы говорите об Алексе?

— Да, о сеньоре Алексе.

— Что с ним?

— Полчаса тому назад его обнаружили в туалете сидящим на полу, и он был не в себе. Пресвятая Мария, надо же такому случиться! — Девушка перекрестилась.

Я подумала, что мои подозрения в отношении Алекса были не беспочвенны. Во время схватки в музее я металлическим башмаком попала в голову магистру, и у него должны были остаться следы на лице.

— Что-то серьезное с ним?

— Не знаю, сеньорита. У нас хорошие врачи, вылечат. Счастливого пути, сеньорита! Приезжайте! — И девушка, сделав знак носильщику в голубой униформе, взяла трубку внутреннего телефона, давая понять, что разговор закончен.

Носильщик подхватил мою сумку и быстро направился к выходу.

— Что с вами, сеньорита? — Джузеппе встретил меня перед гостиницей и указал носильщику на длинный светло-коричневый автомобиль. — На вас лица нет!

— Произошло нечто ужасное, и думаю, что из-за меня. Вы сменили автомобиль, сеньор Джузеппе?

— «Фиат» хорош по городу, для более дальних поездок я предпочитаю «немца», БМВ. Тем более утром я засветился с «фиатом» у полиции и больницы. — Прошу! — Он галантно открыл передо мной переднюю дверцу, и я устроилась на пассажирском сиденье.

— Теперь рассказывайте, что вам говорил Мануэль, — потребовала я, как только мы тронулись.

— За вами охотятся, и единственный выход — это покинуть город.

— Он что-нибудь мне передал?

— Нет, он попросил отвезти вас в Болонью, билеты на самолет уже заказаны.

— Билеты?!

— Он так сказал. Возможно, он вместе с вами полетит, а может, кто другой. Я знаю только, что в аэропорту вы с ним встретитесь.

— Хорошо бы!

Городок Форли небольшой, и мы вскоре оказались в предместье. За окном мелькают аккуратненькие одно- и двухэтажные домики. Мне кажется, что Джузеппе что-то недоговаривает. Скорее всего, у него крупные неприятности из-за ночного разгрома в музее.

— Сеньор Джузеппе, вы так много для меня сделали, а я вас подвела.

— Что об этом теперь сожалеть! Ведь ничего не изменишь.

— Вы узнали, как эти люди проникали в подвал?

— Мы обнаружили потайной ход; когда он открывался, звучал сигнал, подобный человеческому стону. Мы даже знаем, кто они.

— Кто?

— В Средневековье одной из ветвей Доминиканского ордена была так называемая «Милиция Иисуса Христа». Входившие в этот союз светские люди не принимали монашество, но находились на службе у ордена. Они защищали Церковь, выполняли деликатные поручения, помогали бороться с еретиками и ведьмами.

— Но инквизиция осталась в далеком прошлом!

— В наши дни этими вопросами ведает Конгрегация вероучения, главой которой является действующий Папа, но теперь ею фактически руководит его секретарь, а раньше во главе стоял Великий инквизитор. Этот секретарь руководит и другой организацией — Понтификальной библейной комиссией, прообразом которой была Святая палата, ранее называвшаяся Святой инквизицией.

— В наши дни ведьм не сжигают и не топят.

— Так и есть, они просто бесследно исчезают. Adjure te, spiritus nequissime, per Deum omnipotentem! [57]«Привожу тебя, злейший дух, к присяге Всемогущему Богу» ( лат .).

— Что?!

Вдруг мое горло сдавила удавка, я захрипела, схватилась за нее руками, но ничего не могла сделать. Я теряла силы и сознание.

— Не удави ее, она нужна нам живой, — сказал Джузеппе. — Возьми у нее мобильный телефон и выбрось. Не хватало еще, чтобы нас по нему засекли.

— Слушаюсь, магистр, — раздался позади меня почтительный голос, и удавку чуть отпустили, давая мне возможность дышать.

Как только я пыталась освободиться, ее снова стягивали, полностью перекрывая дыхание, до багровой пелены перед глазами.

— Это знаменитая сицилийская гаррота, от нее еще ни один клиент не освободился, — довольным тоном пояснил сидящий сзади палач.

Я не могла ему не верить и решила больше не сопротивляться, а сконцентрировать внимание на дороге. Мы съехали с трассы, миновали небольшой поселок, и вскоре асфальт закончился, но мы продолжали двигаться вперед, удаляясь от цивилизации. Место, куда меня привезли, годилось для съемки какого-нибудь триллера: развалины, которые когда-то, очень давно, были домами, рядом кладбище, неухоженное, полностью заросшее.

— Конечная остановка, сеньорита.

Джузеппе вышел из автомобиля и направился к троим мужчинам с темными остроконечными капюшонами на головах, держащим лопаты. Это мне уже совсем не понравилось. Я рванулась, не палач был наготове, и шнур глубоко врезался в шею. Перед глазами все поплыло, я начала задыхаться, хрипеть, в ушах возник звон.

Когда я обрела способность дышать и воспринимать происходящее, у палача уже были помощники — из тех, к кому подошел Джузеппе. Они вытащили меня из автомобиля, сковали мои руки за спиной наручниками. Освобожденная от гарроты, я без сил опустилась на землю, жадно глотая воздух.

— Ты права, сеньорита. Воздух — самая большая ценность, но это понимаешь, когда теряешь возможность его вдыхать, — произнес Джузеппе.

— Как я понимаю, казни долго ждать не придется. — Мне стоило большого труда произнести эту ужасную фразу ровным, спокойным голосом.

— Ты не лишена сообразительности.

— А как насчет последнего желания?

— Если оно выполнимо, то почему бы нет? Мне даже интересно узнать его.

— Ответь честно на мои вопросы.

— Ха-ха-ха! Приговоренный перед смертью допрашивает своего судью? Ты нахалка, сеньорита!

— Это называется удовлетворить любопытство. Ты был так галантен и предупредителен со мной, почему бы не остаться таким до конца? До моего, конечно.

— Ты мне симпатична. Даже жаль с тобой расставаться навсегда, но ты столько хлопот мне доставила, что иначе я не могу поступить. Твое последнее желание я выполню, нам торопиться некуда.

Джузеппе повернулся к своим помощникам и приказал:

— Мне надо исповедовать ведьму, братья. Отойдите от нас, но недалеко, чтобы, если она вздумает устроить соревнования по бегу, у нее не было бы шансов стать победительницей.

Мужчины в нелепых капюшонах, которые, я думаю, доставляли им неудобство, отошли от нас метров на двадцать и рассредоточились. Да, шансов сбежать у меня не было, даже если бы я была чемпионкой мира по стометровке.

— Вначале бонус. Мы находимся на месте деревни, все жители которой в давние времена вымерли от чумы. Позднее здесь устроили лепрозорий, но потом его сожгли вместе с прокаженными. Место уединенное, с дурной славой, и возможность здесь кого-нибудь встретить нулевая. — Джузеппе стрельнул в меня взглядом, напоминая своим видом сытого, довольного кота. — В Средневековье прах сожженных ведьм, колдунов и еретиков развеивали по ветру. Когда костры ушли в прошлое, нам пригодились такие места, как это. Ты здесь не будешь одинока, и смерть похороненной заживо не менее мучительна, чем на костре, к тому же умирать придется гораздо дольше. И она так же бескровна. Тебе ведь известно, что нам нельзя проливать кровь.

— Все это очень познавательно, но меня интересует другое. — Я «держу марку», своим спокойствием дразню Джузеппе и, похоже, понемногу лишаю его душевного равновесия, если, конечно, у него есть душа. — Ведь это не ты был со мной в музее инквизиции?

— И да и нет. За последнее время я с тобой не раз сталкивался, являясь в разных ипостасях. Мы мило беседовали. Но я знал, кто ты, в отличие от тебя.

— Ты энерджи!

— Да, один из них. К сожалению, нас не так много.

— Чем же я привлекла твое внимание?

— Не ты! В киевском аэропорту тебя встретил наш старый знакомый.

— Гоша…

— Именно он. То, что мы оказались соседями в самолете, — случайность.

— Милый толстяк, любитель поговорить о вампирах…

Энерджи галантно расшаркался и даже изобразил, будто снял с головы несуществующую шляпу.

— Меня заинтересовал человек, которого встретил Гоша. Я сразу понял, что ты совсем неопытна, и по моему приказу за тобой проследили. Прослушивая твою квартиру, мы узнали, куда ты отправишься, и разработали план.

— Тот инцидент в аэропорту с толстяком перед отлетом…

— Не мог же я сопровождать тебя в теле толстяка, да и на билет не было желания тратиться. — Энерджи хихикнул.

— Ты был рядом со мной?

— Муж Алены, пьяница.

— Но он вместе с Аленой уехал в Рим!

— Там он попал в психиатрическую больницу в состоянии «овоща», и Алена хлопочет, чтобы перевезти его домой. А зря, он везде будет «овощем», что в Италии, что на Украине. Мне же пришлось проделать обратный путь, сменив ряд тел, пока я не стал Алексом. И вот тогда ты меня здорово разозлила.

— Чем же?

— Ты расстроила наши планы, сбежав из ресторана. Если бы я знал, что ты не вернешься в гостиницу! — Энерджи злобно оскалился и в ярости сжимал и разжимал кулак. Он больше не напоминал добродушного Джузеппе.

Ситуация была критической. Надеяться мне было не на что. Получилось очень глупо: не справилась с истерикой и угодила в ловушку. Ведь все было «шито белыми нитками»: зачем Мануэлю передавать распоряжение через Джузеппе? Ведь он мог сам позвонить мне по мобильному. Судя по всему, живой я отсюда не выберусь, остается лишь достойно прожить свои последние минуты.

— Надеюсь, я нарушила твои планы не только в этом. Тебе не удалось с помощью негодяя Балтазаре Косса изменить мировую историю! — произнесла я с гордостью.

Энерджи рассмеялся, и это был нехороший смех, ехидный.

— Ты спасла мир, расстроив чудовищные планы энерджи, и теперь можешь со спокойной совестью умереть!

Я насторожилась.

— А это не так?

— Трудно найти историческую личность, которая во времена Средневековья добивалась высокой цели праведными путями. Не исключение и люди, носившие папскую тиару. Практически все они использовали свое положение понтифика для обогащения себя и близких родственников. Были папы и похлеще бывшего пирата Балтазаре Косса, взять того же Папу Александра VI Борджиа. Список выдвинутых против него обвинений был бы значительно длиннее. Или его предшественник, Иннокентий VII, — для продления жизни ему в вены вливали кровь юношей. А что уж говорить о папах периода порнократии, когда их возводили на трон и перетасовывали блудницы Феодора и Мароция, мать и дочь. Могу назвать еще много имен, но были и папы, которые, имея много темных пятен в своей биографии, все же способствовали прогрессу тогдашнего общества, развитию науки и искусства. Таким Папой был и Иоанн XXIII. Будучи высокообразованным человеком, что было в те времена редкостью, он покровительствовал ученым, людям искусства, поддерживал гуманистов, и этим способствовал тому, что эпоха Возрождения не была лишена античного наследия. Он также готовил реформу календаря, которая была осуществлена лишь через несколько столетий. Ему удалось не только сохранить, но и расширить границы папской области, что способствовало объединению Италии в единое мощное государство.

— Я видела этого Папу, и мне кажется, он не заслуживает тех дифирамбов, которые ты ему пропел. К тому же вы хотели дать ему возможность завладеть духом Арбателя-Аттилы!

— Мы же не атомную бомбу собирались ему вручить! — Энерджи вновь рассмеялся. — Владение этой магической силой позволило бы Папе Иоанну внедрить в жизнь замечательные проекты, ускорило бы прогресс. А то, что он был не пай-мальчиком, не главное. Царь Петр I тоже не был пай-мальчиком, как и гетман Богдан Хмельницкий, и уж тем более гетман Мазепа. Оценивать их роль в мировой истории надо по тому, что они сделали позитивного, а не копаться в их грязном белье. Вот ты считаешь, что твои шефы из Шамбалы несут добро и справедливость. Но ведь методы и у нас, и у вас одни и те же. Как ни странно, мне тебя жаль, Иванна.

— Пожалел волк кобылу, оставил хвост и гриву.

— Нет, правда. Ведь ты заложница чужой воли, как и Гоша, и другие эмиссары. Вас отбирают из тех, кто отчаялся, потерпел фиаско в любви. Вы, по сути, несчастные люди. Одиночество — вот ваша награда.

— Выходит, эмиссаром может стать только отчаявшийся человек?

— Или готовый пожертвовать своей жизнью ради великой цели, — усмехнулся энерджи.

— Но разве я была отчаявшейся?!

— Тебе лучше знать.

Воспоминания о недавнем прошлом нахлынули на меня. Я, амбициозная, не без таланта, журналистка, оказалась без любимой работы, стала помощником депутата, вынуждена была выполнять неинтересную и нудную работу. Негативное отношение к ней незаметно распространилось и на Егора, устроившего меня на это место. Он успешный журналист-международник, а мне была уготована роль жены, всегда остающейся в его тени. Такой расклад меня не устраивал, и во мне зарождался внутренний конфликт. Я стала сомневаться в своих чувствах к Егору и оттягивала свадьбу. Его исчезновение, а потом поиски дали выход скопившейся во мне энергии, я ощутила свою силу. Да, я была отчаявшейся журналисткой-неудачницей, поэтому предложение пройти обучение в Школе Шамбалы и стать ее эмиссаром, стать избранной, мне польстило. И я, не раздумывая, пожертвовала своими чувствами, отказалась от любимого человека, хотя часто ночами вспоминала о нем и плакала в подушку, пока, собрав волю в кулак, не превратила себя в камень. Но нужно ли мне это? Ведь Егор меня любит, поэтому и захотел со мной встретиться, как только я вернулась. Он, как и я, сделал ошибку, но у него хватило мужества и ума признаться себе в этом, а я не захотела его выслушать.

— В чем-то ты прав. — Я тяжело вздохнула: теперь ничего не исправить, и смерти мне не избежать.

— К сожалению, мы это осознаем, когда уже ничего нельзя изменить. — Энерджи зловеще усмехнулся. — Вопросы еще есть?

— Есть. Раньше я думала, что, став эмиссаром Шамбалы, я сделаю для человечества что-то очень важное и нужное. Доброе.

— А энерджи — это зло! — Он рассмеялся, по-волчьи скаля зубы.

— Для меня зло — это разрушение и пожирание всего, с чем оно сталкивается.

— А добро — все светлое, чистое, разумное! — Энерджи захохотал.

— Добро для меня — это сопереживание, созидание и любовь.

— Скажи честно: Шамбала подходит под это определение? — Энерджи так развеселился, что хлопнул в ладоши.

— Судя по тому, что я узнала, не очень. Но вы уж точно не белые и пушистые. Сколько людей ты загубил, охотясь на меня: мой попутчик-толстяк в самолете, Дима, Алекс, добряк Джузеппе, телом которого ты сейчас пользуешься.

— На войне как на войне, — пожал плечами энерджи. — Когда ты разукрасила Алексу физиономию, мне стало понятно, что надо менять тело. Лучше всех подходил Джузеппе, ты ему доверяла. — Энерджи с довольным видом погладил себя по груди. — И потом, цель оправдывает средства. Расходный материал, — энерджи теперь с пренебрежением похлопал себя по груди, — есть у всех. У Шамбалы тоже, но у них более передовые технологии, поэтому отходов меньше.

— Люди — это расходный материал? Отходы?

— В общем, да. И не смотри на меня так. Это же происходит и в вашем обществе. Тот, кто оказывается наверху, не считается с теми, кто остался внизу. Чтобы выбраться наверх и удержаться там, прикрываются красивыми фразами. Самые ходовые, бьющие в цель слова: свобода, равенство, братство! И производные от них: борьба с бедностью, голодом, предотвращение войн, забота обо всех и обо всем, улучшение условий жизни… Как могут все жить хорошо? Ведь все познается в сравнении. — Энерджи рассмеялся булькающим смехом. — Мне известно, что люди, когда им плохо, радуются тому, что соседу еще хуже! На эту тему есть поговорки — обхохочешься!

— Есть у нас и получше поговорки и пословицы…

— Например, «легок спуск через Аверн»? Развеселила ты меня! Я передумал: ты умрешь менее мучительной смертью, чем твои предшественники. Тебе о чем-нибудь говорит выражение «милостивая смерть»?

— Как ни называй, а смерть есть смерть.

— Э нет! Милостивая смерть — щедрая награда тому, кого ожидала мучительная смерть. Ты ее заслуживаешь. Во времена инквизиции раскаявшихся грешников поощряли: удавливали гарротой или давали яд. — Энерджи крикнул своим помощникам: — Братья, идите сюда! Грешница исповедалась и раскаялась. Пора ее сопроводить в последний путь!

Не верилось, что мне осталось жить лишь несколько минут. Внезапно все вокруг показалось мне значимым и невероятно красивым. Ласковое солнце, бездонная голубизна неба… Неужели все это я вижу в последний раз? Я не могла насмотреться, словно надеялась взять с собой эти последние впечатления. У меня затряслись коленки, душа ушла в пятки и не желала оттуда возвращаться, словно этим могла помочь мне остаться живой.

— Какая милость ожидает меня?

— Наиболее гуманная. Смерть не исказит черты твоего лица, ты словно заснешь.

Меня подвели к свежевырытой могиле, у края которой стоял деревянный ящик.

— Ах да! — словно спохватился энерджи. — Гримуар! Ты не хочешь увидеть книгу, ради которой тебя послали на смерть?

— Она у вас с собой?

— Да, так получилось. Полюбуйся.

Энерджи достал из сумки увесистую книгу в темно-коричневом переплете и дал мне ее поддержать. Когда я раскрыла ее, то сразу поняла, что это старинная вещь: пергаментные страницы, рукописные буквы латынью, одна в одну, словно напечатанные. Жаль, что это не лампа Аладдина, чтобы можно было мгновенно вызвать джинна и загадать желание — спастись! Ко мне подступил помощник энерджи в капюшоне с прорезями для глаз и, забрав гримуар, вновь положил его в сумку.

— Открой рот! — потребовал помощник.

У меня внутри все похолодело. Через несколько мгновений ничего не изменится в мире, кроме того, что меня уже не будет. Но раз спасения нет, то уж лучше сразу уснуть вечным сном, чем долго мучиться, задыхаясь в тесном ящике.

— Как скоро яд подействует? — Как ни старалась, я не смогла скрыть дрожь в голосе.

— Не волнуйся, очень быстро.

Я с усилием открыла рот, и он бросил туда три горошины. Их надо проглотить или разжевать? Слюна начала горчить, и я заставила себя искрошить горошины зубами.

«Прошлое нельзя вернуть, но можно начать жить по-новому. Мне, к сожалению, это не дано».

Спазмы сдавили горло, лишили возможности дышать, я широко открыла рот, напрасно пытаясь впустить в легкие хоть немного воздуха. В голове зашумело, глаза закатились, тело стало ватным, и я грохнулась на землю. Ускользающее сознание отметило, что мое тело бросили в ящик, который закрыли крышкой.

 

4.6

Остроконечные горные вершины купаются в сизых кисельных облаках, я иду по бесконечному желтому горному серпантину навстречу своей мечте — затерянному в горах городу инков Мачу-Пикчу. Конкистадоры не смогли его обнаружить, и он сохранился до наших дней в первозданном виде, не тронутый безжалостной рукой цивилизации. Но почему я послушалась Егора и пошла по древней тропе инков, а не поехала на комфортабельном поезде, как советовали умные люди? Здесь не тропа, а оживленная автострада. Приходится опасаться бешено несущихся мимо автомобилей, прижиматься к отвесной скале. Кажется, вышла недавно, а солнце уже начинает садиться. Рев мотора, автомобиль несется прямо на меня, едва успеваю отпрыгнуть в сторону, на самый край пропасти. Сердце замирает от страха, чудом удерживаю равновесие, боюсь смотреть вниз. С меня пешей экскурсии достаточно, решаю остановить попутку, но не тут-то было: движение замирает, и я остаюсь одна.

Серые строения Мачу-Пикчу, словно нарисованные, вздымаются на горизонте, между двумя лиловыми вершинами, и я понимаю, что мне до них идти и идти — расстояние в горах обманчиво, этому меня научили путешествия по горному Алтаю. Воздух становится густым, молочного цвета, и я ощущаю тревогу: еще немного, и тьма накроет все вокруг. Одной провести ночь в горах? Словно предупреждая об опасности, издалека доносится ужасный вой, и меня пробирает мороз. Что делать?

— Иванна! — Неожиданно рядом оказывается знакомый «лексус», боковое стекло ползет вниз, и я вижу в окошке виновато улыбающегося Егора. — Садись, подвезу — нельзя одной здесь быть, это очень опасно.

Я на него обижена, но страх заставляет сесть в машину. Устраиваюсь на заднем сиденье.

— Ты слышал? Это выли волки?

Егор молча отрицательно мотает головой и срывается с места, как будто за нами гонятся.

— Ты сама знаешь, кто это, — роняет он, не глядя на меня.

Да, я знаю. Боязливо ежусь, вспомнив жуткую физиономию крылатого чудовища с приплюснутым носом и козьими рогами. Егор ведет автомобиль на ужасающей скорости, у меня от страха перехватывает дыхание, но я не в силах попросить его быть более осторожным, хотя дорога слишком узкая, а справа бездонная пропасть. Боюсь даже посмотреть в боковое окно.

— Слева тоже, — смеется Егор, угадав мои мысли.

Я замираю, увидев, что дорога сузилась и перешла в шаткий подвесной мост, и если навстречу будет ехать автомобиль, нам не разминуться. Мост сильно раскачивается, но Егор не снижает скорости. Я по-прежнему не в силах ничего сказать, протягиваю руку, пытаюсь тронуть его за плечо. Автомобиль резко тормозит.

— Приехали. — Егор отчужденно смотрит на меня. — Как ты хотела, мы в Мачу-Пикчу.

Я выхожу и вижу, что Егор обманул меня: местность совсем не похожа на знакомую мне по фотографиям. Мы находимся на небольшом плато, рядом с нами правильный каменный круг, в центре — столб в человеческий рост.

— Куда ты меня привез? Где каменный город? Где террасы? Это не Мачу-Пикчу! — кричу ему.

— Зачем тебе все это? Главное здесь! Это солнечные часы, инти-хуатана. С их помощью жрецы могли не только остановить время, но и заставить его идти вспять. Для этого мы здесь.

Егор протянул руку и одним движением сорвал с меня всю одежду.

— Вот наше ложе! — Он указывает на каменный постамент. — Мы должны предаться на нем любви, и наше время вернется. Ты же хочешь этого?

— Я не люблю тебя! Незачем ворошить прошлое! — кричу ему, а сама уже обнимаю его обнаженное мускулистое тело.

Чувствую, как страсть и нежность Егора постепенно передаются мне, обволакивают, возбуждают. Он ласкает меня, и желание овладевает мной, тело от нетерпения бьет дрожь, а он все медлит.

Вдруг раздается вой, и огромное чудовище, не человек и не птица, с ужасной мордой, напоминающей козлиную, падает с неба на Егора, отрывает его от меня, уродует, рвет его тело. Сулья! Я вижу, как чудовище протягивает ко мне ужасную когтистую лапу, и содрогаюсь от ужаса и омерзения. Оно все ближе и ближе! Я открываю глаза.

Надо мной плывет нежной голубизны океан, а по нему движутся колышущиеся серые острова. Я умерла, и это моя душа летит высоко-высоко, на уровне облаков. Где же труба, в конце которой свет? И никуда я не лечу, а лежать очень неудобно и жестко.

Окончательно прихожу в себя и понимаю, что лежу на жесткой, каменистой земле, и над головой небо, а не вода. Казнь отменили? Перенесли? Приподнимаюсь, и с груди слетает листок бумаги, на нем что-то написано. Читаю:

«Посеять у врага сомнения — значит, обрести союзника. Пока живи!»

Оглядываюсь. Местность незнакомая. Это совсем не то место, где меня собирались похоронить. Подобное изменение в настоящем меня совсем не расстроило, скорее наоборот. Я смеюсь и откидываюсь на спину. Как приятно лежать на земле, чувствовать свое тело, такое послушное и родное! Я пьянею от воздуха, от вида деревьев, травы, кустарника, от солнца, неба, воды, дождя, бури, зимы, весны, лета, осени, ветра! От всего, что могу ощущать, потому что я живая! Живая! Я люблю тебя, жизнь! Хохочу, вскакиваю на ноги, от переполняющей меня радости подпрыгиваю. Надо любить жизнь, потому что она прекрасна! Как я этого раньше не замечала? Ведь это самое главное! Все преходяще и все ускользает, и нельзя терять ни мгновения, ведь из них складываются часы, месяцы, годы отведенного нам времени! Прошлое нельзя вернуть, но можно начать жить по-новому. Мне, к счастью, это дано!

Иду по следам, оставленным колесами, дорога спускается по склону. Вдруг вижу движущийся навстречу мне темный джип с тонированными стеклами. Возникает ощущение опасности, но я, как околдованная, иду навстречу автомобилю. Он останавливается в шаге от меня. Лучи заходящего солнца отражаются от лобового стекла, не давая мне увидеть, кто внутри. Обхожу его и иду дальше.

— Иванна! — ударяет в спину крик, как выстрел.

Оборачиваюсь и вижу Мануэля, приоткрывшего переднюю дверцу со стороны пассажира. Улыбаюсь ему, машу рукой и продолжаю идти. Внезапно кто-то, как тисками, сжимает мою руку. Это снова Мануэль, он догнал меня и что-то говорит, но я не понимаю. На каком это языке и что ему надо? Я не хочу его слышать.

Щеку обжигает боль, снова пощечина, в третий раз я перехватываю его руку.

— Очнулась? Ты меня слышишь? — Мануэль говорит медленно, четко выговаривая слова.

— С трудом. — Пытаюсь сосредоточиться и тут же перехожу на истерический крик: — Энерджи оставили меня живой! Ты понимаешь это?! Почему вы не можете договориться между собой?! Зачем столько смертей?!

— Садись в автомобиль. По дороге поговорим. — Он произносит это спокойно, без эмоций. Его голос — как блеклая, сухая, желтая трава осени.

Мануэль открывает окно, встречный поток воздуха шевелит волосы, приятно холодит лицо. Постепенно прихожу в себя.

— Как вы нашли меня?

— Ты молодец, Иванна. Благодаря тебе мы всех их накрыли. — Мануэль протягивает мне мою сумочку.

Открываю ее: документы, деньги, мобильный телефон, анкх — все на месте.

— Я тебя не понимаю.

— Ты выполняла роль живца. В твое тело был вживлен микрочип, который подавал сигналы, и мы смогли вычислить их. Никому не удалось уйти.

— Вы убили их?

— Мы не убиваем. Там был один энерджи, вот его мы уничтожили. Но это нежить, они не имеют физического тела. Его сопровождающие изолированы, с ними поработают психологи, после чего их отпустят.

— Энерджи ведь не убил меня. Зачем с ним так?

— По-другому нельзя. Ты это хорошо знаешь, этому тебя учили в Школе. Тебе повезло: ты единственная, кто остался в живых после того, как побывал в их руках.

— Но ведь энерджи… — И тут меня поражает одна мысль. — Если у меня был микрочип, подающий сигналы, почему ты не приехал раньше? Ведь они собирались меня закопать живьем!

— Сигнал очень слабый, и радиус действия у него небольшой. Нам пришлось изрядно поколесить, пока не поймали его.

— Выходит, я была расходным материалом?

— Не говори глупости. Мы приложили массу усилий, чтобы отыскать тебя.

— Точнее, их. Ведь вы приехали за мной, когда покончили с ними, а сигнал микрочипа вы тогда уже поймали. Вы выбрали их, а меня оставили на потом. Если бы меня закопали, то вы могли меня не найти. Или нашли бы безумной. Разве человек сможет долго продержаться, будучи закопанным живьем, не сойти с ума? Но, скорее всего, я задохнулась бы. Тебя мучила бы совесть, Мануэль?

— На войне как на войне, Иванна. Иногда приходится идти на жертвы.

— Жертвовать пешкой, как в шахматах? Но люди — это не деревянные фигурки! Мануэль, это правда, что эмиссары должны быть одиноки, должны отказаться от любви?

— Ты еще неадекватно воспринимаешь действительность после той гадости, которой они тебя накормили. Эмиссары, хорошо справляющиеся со своими обязанностями, живут очень долго, но специфика работы не позволяет им иметь длительные любовные связи. Гоше было за двести лет, а как он выглядел! У меня отличная новость: твою работу оценили на «хорошо», и твой испытательный срок закончился. Поздравляю, тебя!

— Лучше принеси мне свои соболезнования. Обречена на одиночество! Ха-ха! Вечное одиночество — как это ужасно! Теперь понимаю, что двигало Гошей: он нарушил инструкцию не случайно, это была его форма протеста! Он помог Име обрести любовь, пусть и такого негодяя, как Косса.

— Ты какая-то странная, Иванна. Соберись, возьми себя в руки, эмиссар!

— Сколько тебе лет, Мануэль? Скажи честно, ты человек?

— Человек, и хочу жить долго.

— А я хочу жить счастливо. И мне ваши правила не подходят.

— Как это понимать?

— Хочу то ли вас послать, то ли себя. Посоветуй, Мануэль, кого лучше, чтобы никогда больше не встречаться с вами?

— Ты хочешь сказать, что отказываешься быть эмиссаром?

— Попал в яблочко. Я не хочу, чтобы у меня через несколько сот лет произошел нервный срыв, как у Гоши. И не хочу когда-нибудь стать такой, как ты! Что вы со мной сделаете? Сотрете память?

— Зачем?

— Чтобы я случайно не проболталась.

— Если даже проговоришься, это не беда. Кто тебе поверит? Решат, что ты безумна и отправят в психиатрическую больницу.

— Отлично! Выходит, я свободна и больше не эмиссар?

— Свободна. Никто тебя не будет заставлять, если сама не захочешь.

— Не захочу! Уже не хочу!

— Что ж, посмотрим. Человек склонен менять свои решения.

Меня обжег лед его взгляда.

— Что мне сейчас делать? Из гостиницы я выселилась, у меня забронирован билет на самолет до Парижа, думаю, я могу успеть на рейс, если ты отвезешь меня в аэропорт.

— Почему Париж?

— Я не могла тебе дозвониться, и мне очень захотелось как можно скорее уехать отсюда. Увидеть Париж и умереть! Правда, красиво и верно сказано?

— Не остроумно, к тому же это плагиат. Эта фраза принадлежит Илье Эренбургу.

— С тобой неинтересно, Мануэль. У тебя есть ответы на все вопросы, только я не со всеми соглашусь. Назови свое настоящее имя!

— Мануэль.

 

4.7

Ярко освещенный квадратный зал с аскетическим интерьером, чтобы ничто не отвлекало внимания посетителей музея от выставленного здесь сокровища. Не в пример другим полупустым помещениям Лувра, бывшего королевского дворца, тут постоянно толпится народ, что заставляет меня все время маневрировать, продвигаясь вперед. Огромную, на всю стену, картину с античным сюжетом, несмотря на мастерское исполнение и известное имя художника, удостаиваю лишь беглого взгляда. Мой немаленький рост плюс десятисантиметровые каблуки позволяют увидеть в небольшой нише за пуленепробиваемым стеклом изображение круглолицей улыбчивой женщины на доске из тополя. У нее ускользающий лукавый взгляд и легкая, но многозначительная улыбка, хорошо мне знакомая. «Неужели это она? Как же это я раньше не обратила внимания на такое сходство?!» Сердце затрепетало от неожиданной догадки.

Я уже в первых рядах, но до картины еще шагов пять, и это пространство строго контролируют секьюрити в темных костюмах, мгновенно пресекая попытки приблизиться к картине.

Наваждение рассеивается, и я еле сдерживаюсь, чтобы нервно не рассмеяться: это не Лувр, а всего лишь «Мыстецький Арсенал» в Киеве. Огромные помещения бывшего военного завода больше похожи на крепостные казематы.

К моему сожалению, знакомство с Парижем не состоялось, а ведь у меня были грандиозные планы! Хотелось побывать на Пикадилли, Монмартре, в Латинском квартале, на Эйфелевой башне, в Версале и, конечно, в Лувре. Как чудесно было бы покофеманить в знаменитых парижских кафешантанах под хрипловатые голоса шансонье. Мануэль поломал мои планы — отвез в аэропорт Болоньи, и я полетела прямым рейсом в Киев.

Я распрощалась с библиотекой и снова вернулась в газету. Сегодня у меня первое задание: написать статью о передвижной выставке «Гений да Винчи».

О мастерстве и прозорливости великого итальянца эпохи Возрождения говорят представленные в залах музея многочисленные экспонаты: сделанные по его эскизам изобретенные им механизмы и инструменты и голографические изображения его картин. Прообразы летательных и подводных аппаратов, водолазного костюма, хитроумных механизмов, способных поднять воду на нужную высоту или спустить ее в канализацию. К сожалению, во время моего путешествия в Средневековье мне не удалось встретиться с гениальным изобретателем и художником, что, несомненно, придало бы колорита статье.

В зале, заставившем меня перенестись в своих фантазиях в Лувр, находится лишь одна картина — «Портрет госпожи Лизы дель Джокондо», но во множестве экземпляров, и я теряюсь от количества ликов улыбчивой мадонны, глядящей на меня со всех сторон. Голографические изображения знаменитой флорентийки отличаются размерами; по сравнению с одними я пигмейка, с другими — великанша. Поражают и необычные ракурсы, тут можно увидеть весь процесс создания картины и даже ее «изнанку». Мое внимание привлекла небольшая голограмма, словно парящая в центре зала, и из таблички на раме узнаю, что она ничем не отличается от оригинала в Лувре. Благо, здесь нет луврских секьюрити, и у меня есть возможность рассмотреть картину вблизи.

— Здравствуй, графиня Катарина, — шепчу, стоя перед портретом. — Вот и довелось нам вновь встретиться через пять веков. Здесь ты не та, амбициозная и непреклонная в своем желании достичь цели, какой я видела тебя воочию. Нередко у тебя было жесткое, непреклонное выражение лица, ты была готова объявить войну всему миру, лишь бы было по-твоему. Помню твое лицо в свете пожарищ семьи Орчиолли, когда крики умирающих и раненых вызвали у тебя слезы, но воля диктовала идти до конца, даже если это будет ад. Видела тебя во многих ипостасях: в азарте охоты и окрыленную безумной любовью к Джакомо, радующуюся и печалящуюся, восторженную и гневную, добрую и беспощадную. Когда Леонардо писал с тебя эту картину, ты уже лишилась всего: графства, власти, богатства, молодости, но получила возможность стать самой собой. Тебе понравилось быть собой? Не думаю. Тебе, все время меняющей свои лики в зависимости от обстоятельств, рабе долга и власти, это оказалось не под силу. Великий мастер кисти смог передать, что в тебе скрыта тайна, но так и не смог ее разгадать, и до конца жизни не расставался с этим портретом.

Остаться надолго один на один с портретом не получилось: группа экскурсантов появилась словно ниоткуда и мгновенно заполнила все пространство, как кочевники степь. Полная женщина-экскурсовод хорошо поставленным голосом стала бодренько рассказывать:

— Перед вами самый загадочный и знаменитый портрет кисти Леонардо да Винчи, вызывающий множество вопросов. Кто изображен на полотне? Отчего выражение лица меняется в зависимости от освещения, как будто оно живое? Почему, с какой стороны вы бы не подошли к портрету, она смотрит на вас? О таинственной, почти магической силе «Моны Лизы» написано много. Приведу слова известного искусствоведа, профессора Рихарда Мутера.

Экскурсовод раскрыла потрепанный блокнот, словно собиралась зачитать цитату, но продекламировала наизусть, с чувством:

— Особенно завораживает зрителя демоническая обворожительность этой улыбки. Сотни поэтов и писателей писали об этой женщине, которая кажется то обольстительно улыбающейся, то застывшей, холодно и бездушно смотрящей в пространство, и никто не разгадал ее улыбку, никто не истолковал ее мысли. Все, даже пейзаж, таинственно, подобно сновидению, трепетно, как предгрозовое марево чувственности.

Экскурсовод делает многозначительную паузу, чтобы смысл ее слов дошел до сознания экскурсантов. Я целиком и полностью согласна с этими словами. В Катарине постоянно ощущалась некая двойственность, которую сумел передать Леонардо в ее улыбке.

— Не обошел своим вниманием улыбку Джоконды и известный психиатр Зигмунд Фрейд. — Экскурсовод читает из своей шпаргалки: — «Кто представляет картины Леонардо, у того всплывает воспоминание о странной, пленительной и загадочной улыбке, затаившейся на губах его женских образов».

— Как по мне, у нее улыбка не совсем доброжелательная, словно она задумала что-то нехорошее, — громко высказался долговязый парень.

— Что ты такое говоришь? — набросилась на него его спутница, маленькая, полненькая, с чертиками в глазах.

— С вами солидарен философ Лосев, назвавший ее улыбку бесовской, — одобрительно улыбнулась парню экскурсовод, словно учитель непослушному, но талантливому ученику. — Он отзывается о ней крайне негативно: «Ведь стоит только всмотреться, как можно без труда заметить, что она, собственно говоря, совсем не улыбается. Это не улыбка, но хищная физиономия с холодными глазами и отчетливым знанием беспомощности той жертвы, которой Джоконда хочет овладеть и в которой, кроме слабости, она рассчитывает еще и на бессилие перед овладевшим ею скверным чувством».

— He-а, это молодая красивая женщина, и на лице у нее добрая улыбка, — возразила высокая энергичная женщина в теплом костюме, плаще и с зонтиком-тростью.

— Не такая она и молодая! — заметил долговязый парень.

— Если на портрете изображена Мона Лиза, то в 1503 году, когда был написан портрет, ей было двадцать четыре, — вставила экскурсовод, с улыбкой наблюдая за тем, как разгорается спор.

— Да тут ей гораздо больше, чем тридцатник! — перекрыл своим голосом поднявшийся шум долговязый. — И улыбка у нее ехидная, видно, дамочка себе на уме!

— Разуйте глаза — это очень молодая женщина! — энергичная особа стала манипулировать зонтиком, потихоньку пробираясь к долговязому.

— Успокойтесь, пожалуйста! — попросила экскурсовод. — Кто именно изображен на этой картине, искусствоведы и историки спорят не один десяток лет. На протяжении многих веков считалось, что это изображение молодой супруги богатого и влиятельного флорентийца Франческо дель Джокондо — двадцатичетырехлетней Моны Лизы ди Нольдо Герардини, как утверждал художник и писатель Джорджо Вазари, практически современник великого Леонардо. Однако обратите внимание на темный наряд изображенной на картине женщины, на легкую дымку вуали, прикрывающую ее волосы, — в те времена это было знаком того, что она является вдовой. И внешне она больше похожа на хорошо сохранившуюся зрелую женщину, чем на двадцатичетырехлетнюю. Еще одна странность: если Франческо дель Джокондо был заказчиком картины, то почему он не выкупил ее у художника? В те годы, когда был написан портрет, Лиза ди Нольдо Герардини еще не была вдовой.

— Так кто же изображен на этой картине? — категоричным тоном потребовала ответа энергичная особа, целясь зонтиком в долговязого.

— Дед Пихто! — вставил самоубийца долговязый, не жалея жизни ради красного словца.

Когда смех утих, экскурсовод снова взяла инициативу в свои руки:

— Однозначного ответа на вопрос, кто изображен на картине, никто не сможет дать. Есть около двух десятков современниц Леонардо, которые могли быть натурой для художника. Это Мона Лиза Герардини дель Джокондо, Изабелла Гуаландо, Изабелла д’Эсте, Филиберта Савойская, Констанца д’Авалос, Пачифика Брандано, думаю, что список не стоит продолжать, так как эти имена малоизвестны.

Я не выдержала и все же продолжила список:

— Графиня Катарина Сфорца!

— Да, и Катарина Сфорца есть в этом списке, хотя я считаю эту кандидатуру наименее вероятной. В 1503 году ей было за сорок лет.

Я в уме быстро подсчитала:

— Ровно сорок лет. Она всегда следила за собой, пользовалась косметическими средствами. Хотела быть вечно молодой. Без сомнения, это Катарина Сфорца!

— Ваше мнение имеет право на жизнь, как и два десятка других, — делано улыбнулась мне экскурсовод. — Внимание! Переходим в следующий зал!

Экскурсанты зашумели и потянулись к выходу.

— Что же ты не отстаиваешь свою точку зрения? Надо было доказать, что на портрете именно Катарина Сфорца, так как ты имела честь с ней общаться и даже прислуживала ей, — послышался за моей спиной голос Мануэля.

Я резко обернулась и не удержалась, чтобы не съехидничать:

— Пополняешь свое энциклопедическое образование?

— Нет, Иванна, мне в редакции сказали, что ты здесь.

— Чем вызвано столь неожиданное желание меня увидеть?

— Прошла неделя, как ты вернулась, и уже должна была все осмыслить без эмоций, как и подобает эмиссару Шамбалы. Ты приняла решение?

— Да! Я не хочу быть эмиссаром и участвовать в ваших играх.

— Это решение окончательное?

— Другого не будет!

Мануэль улыбнулся и протянул мне руку, раскрыв ладонь:

— Верни, пожалуйста, анкх.

Я стала нервно рыться в сумочке и не сразу его нашла.

— Возьми, мне он не нужен.

— Спасибо! — Мануэль спрятал египетский крест в карман пиджака и снова улыбнулся — широкой прощальной улыбкой.

Я опешила: ожидала, что меня будут уговаривать, пугать, что-то требовать, а тут сразу «до свидания».

— Все, что знаю, чему научилась, сохраню в тайне.

Мне было неловко и немного мучила совесть: они потратили на меня столько усилий, и все зря!

— Дело твое, — пожал плечами Мануэль. — Аривидерчи! — Он развернулся и неспешным шагом стал удаляться.

Я озадаченно смотрела ему вслед.

«Когда я на них работала, они требовали соблюдать секретность. В общем, сплошная шпиономания. А теперь, когда я отказалась работать на них, ни о какой секретности речь уже не идет? Я ожидала, что они потребуют от меня чего-то вроде подписки о неразглашении или хотя бы предупредят на словах. И вот на тебе: снесена Берлинская стена! Может, что-то произошло, о чем я не знаю, или я чего-то недопонимаю?»

Встреча с Мануэлем оставила нехороший осадок в душе, но я себя успокоила: не надо искать блох там, где их нет. Меня отпустили, и это классно!

Материала на выставке я собрала достаточно и сразу помчалась домой. Сегодня вечером я встречаюсь с Егором!!! И многого ожидаю от нашей встречи.

«Прошлое нельзя вернуть, но можно начать жить по-новому! И мы с Егором сможем!»

Поток автомобилей такой плотный, что даже моя «Микра» с трудом маневрирует. Слышится мелодия мобильного телефона, высветившийся номер мне незнаком.

— Здравствуйте, Иванна. Теперь наша встреча стала неизбежной, как дождь осенью. За вами право выбора, но сделать его вы должны обязательно сегодня.

Это тот самый женский голос, испугавший меня в день приезда.

— Я не встречаюсь с незнакомыми людьми.

— Извините, думала, вы догадались, кто я.

— Никогда не любила загадок, ребусов, кроссвордов и тому подобного.

— Меня зовут Виктория Левченко. Я невеста Егора.

— У нас с вами есть общие темы для разговора?

— Общий мужчина — чем не тема?

— Я считаю, что мужчина, как полотенце и зубная щетка, предназначен для индивидуального пользования.

— Мне нравится, что вы понимаете меня с полуслова. Зачем тогда вам мой мужчина?

— Судя по интонации, у вас есть на него право собственности, нотариально заверенное. Такие слова, как чувство, любовь, тяга друг к другу, вам ни о чем не говорят?

— Насколько мне известно, у вас с Егором сегодня встреча? Не тяните паузу, я знаю больше: и где, и во сколько.

— Тогда что вам от меня нужно, Виктория?

— Поговорить. Беру инициативу в свои руки: давайте увидимся за час до вашей с Егором встречи, там же. Хочу успокоить: я не намерена устраивать скандал, так, только мило поговорим. Пощебечем. К концу беседы к нам может присоединиться Егор, если раньше кто-то из нас двоих не уйдет.

— Сомневаюсь, что это будет милое щебетанье, это больше напоминает войну.

— Скорее дуэль. Егор будет нашим общим секундантом и лекарем, который позаботится о победителе.

— Хорошо, я приду.

— Стоит ли предупреждать, что о нашей встрече Егор пока не должен знать? Пусть это будет для него нашим общим сюрпризом.

— Тогда к барьеру, то бишь, до встречи, Виктория!

— И вам не утонуть в ванной, Иванна.

 

4.8

В воинственном настроении я перешагнула порог кафе «Андромеда». Викторию я сразу узнала, хотя никогда до этого не видела, — по ее пылающему взгляду, полному ненависти и чувства собственного превосходства. Она очень красива. Мне вспомнились джунгли с яркими, пестрыми цветами, вот только их нельзя ставить рядом с кроватью в непроветриваемом помещении — утром можно не проснуться. Виктория из той же красочно-ядовитой породы. Она картинно улыбнулась, показав великолепные зубы. Все у нее было на месте, и одета она шикарно, со вкусом, сидит на стуле прямо, словно проглотила шпагу.

— Я себе заказала латте. Что вам заказать, Иванна?

— Благодарю, о себе позабочусь сама. Я уже взрослая девочка.

— Да уж, — хмыкнула Виктория.

Хотя я с удовольствием выпила бы латте, но, чтобы не попугайничать, заказала американо с молоком.

— О чем вы хотели со мной поговорить? Не против, если я буду называть вас Вика? А может, перейдем на «ты»? — с ходу пошла я в атаку.

Надо ошеломить противника, не дать ему действовать по намеченному плану, использовать домашние заготовки, заставить его все время маневрировать.

— Пожалуйста.

— Меня, Вика, как хочешь, так и называй. Только не Ваней — так лишь близким подругам разрешаю себя называть.

— Ива?

— Пусть будет Ива. Так я тебя слушаю, Вика.

— У нас с Егором полное взаимопонимание, и все было хорошо, пока не появились вы.

— Ты. Мы же на «ты», Вика. Я тебя, Вика, понимаю, но вот что мне неясно: как такую идиллию могло нарушить мое внезапное появление? Ведь не я искала встречи с Егором, а он со мной!

— Хорошо. Вот. — Вика открыла сумочку и, достав из нее какой-то предмет, небрежно бросила его на стол, поближе к моей чашке с кофе. Это оказалась сухая лягушка.

— Какая гадость! Зачем вы ее выложили на стол?!

— Мы же на «ты», Ива. Такие подарочки я стала обнаруживать у себя под дверью после того, как ты приехала. Тебе это ни о чем не говорит?

— Я черной магией не занимаюсь. — Я отодвинула чашку подальше от лягушки.

— А какой занимаешься? Белой, желтой, серо-буро-малиновой?

Ситуация мне стала ясна. Кто-то подбрасывает ей под дверь лягушек, и она решила, что это делаю я. Теперь понятно, почему она так возмущена.

— Виктория, даю тебе честное слово, что к этим лягушкам я не имею никакого отношения!

— Как и чем колдуньи клянутся?

— Не понимаю твоих намеков.

— Я узнала о тебе много чего. Ты сблизилась с ведьмой, она тебя полюбила и оставила в наследство свою квартиру, свои снадобья, силу, заклятия. Словом, весь ведьмин арсенал. Скажешь, не так?

— Квартиру я, и в самом деле, получила в наследство, а что касается всего остального…

— Сама призналась, что ты ведьма! — Вика радостно захлопала в ладоши, и на нас стали оборачиваться люди.

— Думай обо мне что хочешь, но лягушек я тебе не подбрасывала.

— И Егора приворотами не пыталась вернуть? — медовым голосом протянула Вика, играя кольцом на пальце, то снимая его, то надевая.

— Ничего этого я не делала.

— Я тебе не верю! — с ненавистью сказала Вика и, нервным жестом сняв кольцо, бросила его на стол.

Отскочив от поверхности стола, оно упало на пол и покатилось.

— Ой! — испуганно вскрикнула Вика. — Что я наделала!

Я заглянула под стол — кольцо лежало возле моей ноги. Наклонившись, я подняла его.

— Спасибо, Ива. Ты извини меня, эмоции рвутся наружу.

— Эффект закипевшей кастрюли. Рекомендация: надо самой немного сдвинуть крышку, пока ее не сорвало паром.

— Спасибо, учту в следующий раз. Что-то мне стало нехорошо. Я предлагаю встретиться еще раз. Обещаю вести себя более спокойно и корректно. — Вика посмотрела на меня долгим взглядом и тяжело вздохнула: — Может, я ошибаюсь и ты к этому действительно непричастна.

— Мне лягушки противны, я их ни живых, ни сушеных никогда в руки не брала.

— Хорошо. Извини меня, если что не так. До свидания, Иванна.

— Всего хорошего, Виктория.

Она взяла сумочку и быстро пошла к выходу, но в дверях остановилась и махнула мне рукой. Я долила в кофе молоко из молочника и сделала пару глотков. Пока мы беседовали, кофе немного остыл и был уже не таким горячим, как я люблю. Я решила, что Виктория все же неплохая девчонка, и неизвестно, как бы я повела себя на ее месте. Ушла, хотя знает, что я должна встретиться здесь с Егором. А я бы дождалась Егора, и мы втроем решили бы, кому уйти, а кому остаться. Посмотрела на часы: до встречи оставалось полчаса. Чтобы убить время, я заказала пирожное и латте.

Внезапно у меня закружилась голова, стало подташнивать и по венам разлился жидкий свинец. От боли я вскрикнула и на мгновение в беспамятстве откинулась на спинку стула.

Счастье запульсировало рядом, и к нему надо было лишь протянуть руку, что я и сделала. Оно было липкое и холодное. Рядом кто-то закричал, и я открыла глаза.

Меня окружали вперемешку люди, маски и манекены, притворявшиеся людьми. Розовые, блестящие, они были гораздо хуже тех, которых я видела в Музее инквизиции. Псевдолюди наблюдали за мной, кто исподтишка, а кто открыто, нагло улыбаясь. Мне было ясно, что за всем эти стоят энерджи и они хотят, чтобы я стала их союзником. Ко мне подходит официантка, и я радуюсь тому, что она человек.

— Что с вами? Вам помочь?

— Почему здесь находятся энерджи и манекены? Это кафе для людей. Прикажите охране их выгнать. Немедленно!

У официантки глаза округляются, и я понимаю: она их боится и делает вид, что все в порядке.

— Прикажите подать карету, мне надо ехать к графине. Катарина мне поможет, а я тебе. Не бойся их, у графини достаточно сил, чтобы справиться с ними. Ее любят солдаты.

— Что мне делать? — официантка с испугом смотрит на меня.

— Бороться до конца!

Получив такой ответ, она радостно спешит к барной стойке.

— Люди, нам надо объединиться! Долой иго энерджи и Шамбалы! Это одна банда! Они воруют тела у людей и пользуются ими без нашего согласия!

Мой горячий призыв находит отклик у присутствующих, они поддерживают меня улыбками, а некоторые даже хлопают в ладоши. Зато манекены и маски хмурятся и недовольно гудят.

— Во обкурилась!

— Наркотики — зло! Их нельзя употреблять, это ведет к деградации личности! — поясняю всем свою позицию.

В кафе входят два милиционера и направляются ко мне. Один высокий и худой, другой низкий и полный. Пат и Паташон.

— Вы вовремя! — Я спешу им навстречу. — Здесь полно энерджи, их надо арестовать. Только не давайте дотрагиваться до вас и не смотрите им в глаза!

— Ваши документы, гражданка! — Высокий явно не верит мне.

— Я эмиссар Шамбалы, но теперь сама по себе. Так сказать, на вольных хлебах.

— Пройдемте, гражданка, там разберемся, кто и где сам по себе, — говорит низенький милиционер, беря меня под руку.

— Никуда я не пойду! — Я пытаюсь вырваться.

— Что здесь происходит?! — Егор с огромным букетом белых роз с тревогой смотрит на меня.

Я ободряюще улыбаюсь ему. Слышу голоса милиционеров:

— Вы эту гражданку знаете?

— Ваши документы!

— Пройдемте и там разберемся!

— Она наркотики употребляет?

— Кто вы ей?

Я попадаю коленкой низенькому милиционеру в промежность, и он отпускает меня, произнеся длинную неприличную фразу, слегка приседает и держится за ушибленное место.

Мне надевают на руки наручники, тащат к выходу из кафе и засовывают в желтый «воронок». Я не волнуюсь, так как рядом оказывается взлохмаченный Егор, правда, без букета.

— Куда ты дел цветы? — Я расстроена. Думала, что они предназначались мне. — Ты отдал их энерджи?

— Иванна, что с тобой? — Егор чем-то озабочен.

Я снова его слышу!

— Мне хорошо. Ты рядом со мной! — Скованные руки мешают обнять его.

Милицейское авто останавливается, мне предлагают выйти, но я возражаю:

— Я уйду только с Егором!.

Меня силой вытаскивают, несмотря на то что Егор пытается защитить меня. Успеваю крикнуть ему до того, как за мной закрывается дверь:

— Люблю тебя! У меня с Джакомо Фео ничего серьезного не было, я предохранялась чужим телом!

С меня снимают наручники, а потом какие-то люди в салатовых пижамах запихивают меня в микроавтобус, оборудованный внутри как скорая помощь. Силой принуждают лечь на носилки, установленные посредине, пристегивают ремнями и делают укол. На меня наваливается свинцовая тяжесть, не чувствую ни рук ни ног и вскоре проваливаюсь в беспамятство.

 

4.9

Круглая, блестящая, как бильярдный шар, голова врача все время находится в движении, словно он тащится от музыки. Увеличенные линзами выпуклые черные глаза ничего не выражают. Нельзя иметь такой взгляд при его профессии, обязывающей помогать людям. Безразличием не лечат, а гробят. Цежу сквозь зубы:

— Ненавижу белый цвет, недаром в Индии он считается траурным.

— Не только в Индии, но и у многих народов Востока. Кстати, у славян в определенный период истории он тоже означал скорбь и был связан со смертью. Белый цвет означает триумф духа над плотью. Но мы отвлеклись. Вы уже две недели у нас, и как вам?

— Сервис ужасный, обслуга грубая и ленивая, о кормежке лучше ничего не говорить, лекарства невкусные. Сколько звездочек имеет ваше заведение?

— Чувство юмора показывает, что вы на пути к выздоровлению, но он может быть долог и извилист.

— Вы прекрасно знаете, что я нормальная! И я здесь, потому что это было подстроено!

— Подобные доводы приводят сто процентов наших пациентов. Положа руку на сердце, вы можете сказать, что они все здоровы?

— Все — нет, но есть вполне нормальные.

— Ужас душевной болезни в том, что человек ее не замечает. Он неадекватно воспринимает действительность и находится под влиянием навязчивых идей. Болезнь давно подтачивала вас, как червячок яблоко. Затем она проявилась, притом в агрессивной, параноидальной форме. Это примерно так же, как дуновение ветра отправляет червивое яблоко на землю. Возможно ли такое яблоко снова укрепить на дереве? Технически — да, но это ничего не даст, так как оно потеряло связь с деревом.

— Вы хотите сказать, что я никогда отсюда не выйду?

— Надеюсь, что это не так. Даже червивое яблоко может довольно долго сохраняться, если принять для этого соответствующие меры, в первую очередь, по удалению червячка.

— К чему вы клоните? — По спине прошелся холодок. Мне вспомнился старый фильм «Пролетая над гнездом кукушки», где в психиатрической клинике взбунтовавшегося главного героя отправляют на лоботомию, после которой он становится слабоумным.

— Пройдете полный курс лечения, после чего мы с чистой совестью сможем вас отпустить, не боясь новых приступов агрессии. Мы частная клиника и беспокоимся о своей репутации. Любой нежелательный эксцесс — и нас могут лишить лицензии.

— На сколько времени рассчитан ваш курс лечения?

— Трудно сказать. От двух месяцев до года, а то и больше. Ваш случай очень тяжелый, скоро мы с вами не расстанемся.

Перехватило дыхание, остановилось сердце, я с силой сжала кулаки. У меня украдут целый год жизни, а может, и больше! Будут насильно кормить лекарствами, неизвестно как влияющими на мою психику! Мне захотелось прыгнуть на моего мучителя и впиться в него, тело напряглось, превратившись в сжатую пружину. Но я сумела справиться с собой и прикрыла глаза, чтобы из них не вылетели молнии, способные испепелить этого негодяя. Ведь этим я ничего не добьюсь, а в моей карточке появится новая запись о нервном срыве, вспышке агрессии. Нужно затаиться и спокойно искать выход, ведь безвыходных ситуаций не бывает, надо только не биться в закрытую дверь. Я заставила себя произнести спокойным голосом:

— Я буду старательно следовать всем вашим указаниям, господин доктор.

Врач недоверчиво посмотрел на меня, затем усмехнулся:

— Возможно, лечение займет и меньше времени, если вы будете делать так, как говорите.

— Буду стараться, господин доктор. Я хочу снова быть здоровой.

— К вам просился посетитель, я не разрешил, а сейчас думаю, что можно. Я дам ему знать, и он навестит вас сегодня перед обедом.

— Егор! — обрадовалась я и сразу стала поправлять подобие прически.

— На сегодня все. Вы свободны, идите в свою палату.

Выхожу из кабинета, передо мной длинный полутемный коридор с зарешеченными окнами. Психиатрическая больница расположена в старинном дворце графов Лянцкоронских, который находится на западе Украины. Об этом я совсем недавно узнала от медсестры, с которой у меня наладились почти дружеские отношения. Это надо было меня так далеко запереть, словно нет знаменитой психиатрички «Павловка» в Киеве! Думаю, это неспроста, и означает, что в от ношении меня еще имеются какие-то планы. Врач сказал, что клиника частная, выходит, мое содержание здесь обходится в копеечку. Только кому и для чего это понадобилось?

То, что Виктория мне что-то подсыпала в кофе, когда я отвлеклась, доставая ее кольцо, у меня не вызывало сомнений, но вряд ли она оплачивает мое лечение. Это скорее мои друзья из Шамбалы, но не исключаю, что в этом может участвовать и кто-то, мне неизвестный. Рано или поздно эти «спонсоры» выйдут на меня и сообщат, чего от меня хотят.

Здесь не принято шататься без дела по коридору, надо находиться в своей палате. Разрешается в строго отведенное время часовая прогулка по внутреннему дворику, похожему на тюремный из-за почти полного отсутствия зелени, а потом назад в палату. Когда я только начала здесь обживаться и не подчинялась правилам, мне влепили укол, после которого я, как «овощ», двое суток провалялась в смотровой палате и потом неделю отходила.

Моя соседка по палате Ольга — длинная как жердь, очень молчаливая и язвительная. Вначале я предполагала, что она нормальная, просто необщительная, и находится здесь тоже по чьей-то злой воле, но однажды ночью, проснувшись, я увидела, как она, в длинной белой сорочке, с распущенными волосами, вытянутыми вперед руками и широко открытыми глазами, идет в мою сторону. Совсем как панночка-ведьма в «Вие».

— Ольга! Что с вами? — испуганно спросила я.

Не отвечая, она приближалась, я вскочила, бросилась к двери и выбежала из палаты. От страха у меня чуть сердце не выскочило из груди — я ждала, что Ольга выйдет следом за мной. Я решала, в какую сторону бежать, но тут подоспела дежурная медсестра, и все прояснилось. Ольга лунатик, и такие хождения бывают почти каждую ночь, она ищет выход из палаты, но не может его найти. Это меня будит, и пока она бродит по палате, я спать не могу. Вторая соседка, Галя, просто кошмар. У меня не возникло сомнений в ее нездоровье, как только она обрушила на меня поток слов без всякого смысла. Ей не нужен собеседник, просто хочется выговориться. Так что общение с моими соседками исключено. Завести приятельские отношения с кем-то еще во время прогулок пока не получилось. Думаю, что все так и было спланировано, чтобы продержать меня на «голодном пайке» общения и оборвать все связи с внешним миром. Единственное доступное здесь развлечение — это чтение книг из библиотеки клиники. Но не всегда удается почитать, так как здесь меня стали преследовать ужасные головные боли, от которых хоть на стенку лезь. Скорее всего это от принимаемых лекарств, но я еще не научилась прятать их во рту.

Вернувшись в палату, достаю «Шагреневую кожу» Бальзака и устраиваюсь на кровати. Дверь открывается, входит медсестра и манит меня:

— К вам пришли. Идите за мной.

Это мое первое путешествие по больнице. Проходим через металлическую решетчатую перегородку; возле нее стоит маленький столик, за которым сидит дежурный санитар, комплекцией похожий на бойца спецподразделения. Меня проводят в небольшую комнатушку, из обстановки здесь стол и два прикрученных к полу стула.

Сажусь на стул, рядом находятся медсестра, приведшая меня сюда, и здоровенный санитар. Я с нетерпением смотрю на дверь, ожидая посетителя. Говорят, желания материализуются, поэтому направляю всю свою энергию на то, чтобы это был Егор.

Дверь открывается, и появляется Мануэль, он приятельски улыбается, входя в комнатку, садится напротив. По его знаку медсестра и санитар выходят, и мы остаемся вдвоем, разделенные столом.

— Не ожидала?

— Наоборот, так как не сомневалась, что нахожусь здесь по вашей прихоти.

— Не обманывай, по глазам вижу, что ждала не меня. Могу только догадываться, кого.

— Виктория на вас работает?

— Нет. Но «эликсир правды» был наш.

— Это был «эликсир правды»? Я ведь несла полный бред!

— Тебе так кажется. Наши психологи и аналитики его расшифровали, выводы их были неутешительны. Ты считаешь нас подобными энерджи, то есть Злом для человечества.

— Поэтому я здесь?

— Можно было стереть у тебя память обо всем, что с тобой происходило, но мы хотим дать тебе шанс.

— Зачем?

— Чтобы ты осознала, что заблуждалась, и снова стала с нами сотрудничать.

— Если я скажу, что осознала и хочу вернуться, меня выпустят отсюда?

— Нет. Это произойдет, как только мы убедимся, что так оно и есть.

— Через два месяца, а то и год, по словам врача.

— Ты же знаешь: время мы воспринимаем иначе, чем люди, да и отношение к телесной оболочке у нас иное. В течение карантина твое материальное тело будет находиться здесь, а астральное — выполнять наши поручения. Когда мы убедимся, что ты вновь с нами, ты покинешь больницу.

— Если у меня с вами ничего не сложится, вы сотрете мне память?

— Не могу однозначно ответить на этот вопрос. Решение принимаю не я.

— Хорошо. Я согласна и принимаю ваши условия. Как я понимаю, вы уже подготовили для меня задание?

— О нем узнаешь в свое время. А пока возьми это.

Мануэль протягивает анкх, испытующе глядя мне в глаза. Нельзя посеять у него ни тени подозрений, пусть думает, что я побеждена и смирилась. Меня сделали затворницей колдовского круга, который не имею права покинуть. Я спокойно встречаю его взгляд. Мне ясно, что Мануэль не верит мне, впрочем, как и я ему. Временно отступить — это не значит проиграть войну. А я очень хочу победить, любить и быть любимой.