— 1 —

— Как я понимаю, это ваш трофей из последней поездки в Турцию? — насмешливо спросил Олег, снимая со стены длинный, с легким изгибом нож в светлых ножнах характерной восточной формы. — Привезли японский кусунгобу вместо местного турецкого ятагана. Света, как ты допустила такое? Ведь кусунгобу — это нож для сеппуку!

— Не знаю, что за блюдо такое — сеппуку, готовить его я все равно не умею. Из-за этого кинжала я перенервничала, пока проходили таможенный досмотр, все же оружие, и могли быть неприятности, — припомнила Света и с осуждением посмотрела на мужа Андрея.

— Светуля, не волнуйся! Сеппуку готовить не придется, — успокоил ее Андрей, разжигая дрова в камине. — Харакири делать себе не будем.

— Господи, сохрани от такого! — вздрогнув, воскликнула Света.

— Олег показывает свое незнание предмета. Это не ритуальный нож кусунгобу, а малый самурайский меч, вакидзаси. Это можно определить даже по длине лезвия. Нож для сеппуку длиной около тридцати сантиметров, а тут целых полметра. — Андрей с удовольствием смотрел на то, как в камине разгорается пламя, все больше набирая силу и нагревая комнату. — У ножа для сеппуку лезвие намного короче, чтобы не задеть позвоночник при надрезе вдоль кишечника.

Для наглядности он даже показал на себе пальцем движение ножа.

— Не обязательно, — парировал Олег. — Длину лезвия регулировали. Для этого часть лезвия обматывали материей и…

— Мальчики, найдите другую тему для разговора! — взмолилась Света. — Эта мне не нравится. Андрюша, я удивляюсь: мало того, что ведешь такие разговоры, так еще показываешь на себе. Не делай этого больше! Не накликай на себя беду!

— Светуля, мы умолкаем. Говорим только о погоде и природе! — сказал Олег, вешая нож на стену.

Компания расположилась в гостиной на втором этаже дачи, недавно приобретенной молодой семейной парой Иконниковых, Андреем и Светой. Обстановка комнаты сохранилась от прежних хозяев: раскладной, обтянутый велюром диван, два кресла-кровати со светло-зеленой гобеленовой обивкой, деревянный журнальный столик, на котором теснились тарелки с закусками и винные бутылки.

— Как это прекрасно — находиться вдали от городского шума, на природе, наслаждаться ею, — мечтательно проговорил Андрей, тридцатидвухлетний альбинос, поправляя кочергой горящие в камине дрова.

Белизна его волос казалась ненатуральной, словно они были обесцвечены перекисью водорода, но на самом деле такой особенностью наградила его природа. Светлые, почти желтые глаза, окаймленные бесцветными ресницами, сразу притягивали взгляд, при этом кожа у него была исключительной белизны и бурно реагировала на солнечный свет веснушками, заставляя его прятаться в тени.

— Как по мне, разово — это здорово, а если постоянно — то утомительно, — шутливо возразил черноволосый крепыш Олег, развалившись в кресле и потягивая белое вино из бокала. — Особенно если каждый день накручивать по восемьдесят километров, мотаясь туда-сюда. Я городской житель, и если буду долго находиться на природе, то или умру от чистого воздуха, или впаду в депрессию от тоски по асфальту, шуму и выхлопным газам.

— Олежек, ты это говоришь, потому что еще не прочувствовал всех прелестей загородной жизни. У тебя ведь никогда не было дачи. Сегодня просто не повезло: ты приехал к нам в затяжной дождь, а вот завтра, когда распогодится, будешь другого мнения, — поддержала мужа Светлана. — Мальчики, чайком не хотите побаловаться? Со свежайшими заварными пирожными.

Несмотря на профессию бухгалтера, вынуждающую ее часто задерживаться на работе, Светлана любила заниматься в свободное время стряпней, особенно выпечкой. Профессия, подразумевающая малоподвижный образ жизни, и увлечение всякими вкусностями — прямой путь к лишнему весу. Однако эту прелестную тридцатилетнюю русоволосую женщину с мечтательными васильковыми глазами, влюбленную в поэзию Цветаевой и Мандельштама, совершенно нельзя было назвать полной.

— Олежка просто завидует, что у нас такой загородный дом, дразнит нас. А если бы у него имелась возможность прикупить здесь домишко с участком, то запел бы совсем другую песню. Но, как говорится, кто не успел, тот опоздал: цены здесь теперь астрономические!

— Какой может быть чай, когда есть прекрасное вино?! — возмутился Олег, потянувшись в кресле, разминая свое натренированное тело спортсмена-эгоцентриста так, что хрустнули суставы. — Я зря его, что ли, тащил из города?

Бывший однокурсник и одногодок Андрея, он все свободное время посвящал активным видам отдыха: туристическим походам, рафтингу, дайвингу. Не отказывал себе в удовольствии в выходные подкачать мышцы в Гидропарке, потягав «железо», поиграть в волейбол, футбол, что послужило второй по значению причиной его развода с женой после трех лет брака. Главной же причиной стал служебный роман, не получивший, впрочем, продолжения.

— Но ты же не на себе тащил, машина везла, — уточнила Светлана.

— Тогда лучше сказать «автомобиль вез», а то машина бывает и стиральной, — парировал Андрей и стал наполнять бокалы вином. — Олежка иногда бывает прав, с этим вином сегодня надо покончить.

— Мальчики, а вы не упьетесь? — ужаснулась Светлана. — Все же восемь бутылок, это почти шесть литров! Я лично уже не буду: оно кислое, мне бы чего-нибудь сладенького.

— Оно не кислое, а натуральное, но мысль твою и намек я понял: в холодильнике имеется мартини, но за ним надо спуститься на первый этаж, — жалобно произнес Андрей.

— Спасение утопающего — дело рук самого утопающего. Я сама схожу за ним, не надо вам транжирить свои калории на лишние движения. — Света вскочила, но тут раздался ужасный удар грома, от которого, казалось, затрясся дом, свет замигал и погас. Все погрузилось во мрак.

— Мне страшно, — прошептала Света, забыв о мартини. — Такое ощущение, что молния…

В этот момент молния осветила комнату ярким мертвенным светом, и почти сразу загромыхало.

— Гроза прямо над нами, — встревожился Андрей.

Очередная вспышка осветила их напряженные лица, и через несколько секунд снова громыхнуло, но уже явно в отдалении.

— Гроза уходит, но электричества не будет до утра, — вновь подал голос Андрей. — Здесь, как только гроза, так летят предохранители на сельской подстанции. И на этот случай у меня припасены свечи. — Он встал, нашел на каминной полке несколько свечей и зажег их.

Это немного разрядило обстановку, и звуки удаляющейся грозы уже не внушали страха.

— При свечах даже лучше: в этом есть нечто мистическое, навевающее желание рассказывать всевозможные страшилки, как когда-то в детстве, — сказал Олег. — Кто первый?

— Олежка, что далеко ходить, могу рассказать, как мне удалось по дешевке купить этот дом, — отозвался Андрей.

— Андрей, прошу тебя, не надо об этом! — забеспокоилась Светлана.

— Светка, оставь свои предрассудки! Олежке будет интересно, и это в тему сегодняшнего вечера. — Андрей посмотрел на часы. — Ого! Уж полночь близится, а Германа все нет, так что рассказ со страшилками будет в самый раз. — Он сделал большой глоток вина. — Дело в том, что за короткое время дважды сменились владельцы дома. У первого хозяина была дочь, которая то ли от несчастной любви, то ли по каким-то другим причинам утопилась в речке, протекающей всего в сотне шагов от дома.

— Завтра купаться в речке я не буду, — заявила Светлана.

— После трагедии ее родители не смогли жить здесь, где все о ней напоминало, и продали дом. Вот с этого момента, собственно, и начинается история. Жене нового хозяина стало казаться, что в доме постоянно кто-то находится, чудились шаги, скрипы…

— Стоны, завывания… — с усмешкой подхватил Олег.

— Возможно, — кивнул Андрей. — И однажды, во время грозы, в дверь постучали. На пороге стояла девушка, вся промокшая, и в ней женщина узнала утопленницу.

— Откуда она могла знать ее в лицо? — поинтересовался Олег.

— Случайно. Ее фотография осталась в доме. Словом, хозяйка хлопнулась в обморок, а когда пришла в себя, настояла на том, чтобы муж поскорее продал этот дом, а мы, наивные, его сразу же купили. — Андрей замолк и снова отпил из бокала, затягивая паузу согласно театральным канонам.

Раскаты грома теперь были едва слышны, за окном мерно шумел дождь. Стало достаточно тихо, чтобы все услышали неожиданно раздавшийся скрип половиц на третьем этаже, словно кто-то по ним осторожно ступал. Это было как бы продолжением рассказа, и будто кто-то рашпилем провел по нервам отдыхающих здесь людей.

— Ой, мне страшно! — прошептала, похолодев, Светлана.

— Дом довольно старый, ему более двадцати лет, вот рассохшиеся половицы и скрипят, — неуверенно предположил Андрей.

— Критерий истины — практика. Пойду наверх, посмотрю, — улыбаясь, сказал Олег и поднялся, продемонстрировав свои метр девяносто роста. — Фонарик есть в этом доме?

— Есть, но на первом этаже, у входа, на тумбочке под зеркалом. — Светлана испуганно выдохнула, ее круглое личико даже осунулось от тревоги.

— Значит, обойдусь свечой, так даже интереснее. — Олег взял зажженную свечу и направился к двери.

— Я с тобой, — вскочил Андрей.

— Сама здесь я не останусь! — заявила Светлана, удержав мужа за руку и прижавшись к нему, ища защиту.

Олег поднимался по скрипучей лестнице, прикрывая ладонью пляшущий огонек свечи, и с каждым шагом, с каждой ступенькой, чувствовал себя все неувереннее. Одно дело бравада на людях, другое — когда остаешься один на один с неизвестностью. Оказавшись в коридоре третьего этажа, Олег остановился. Кромешная темнота щекотала нервы, опасность пряталась в темных углах, за мебелью, за дверью. Идти дальше желания не было. Ему захотелось поскорее вернуться к друзьям. Ведь он уже продемонстрировал свою храбрость, пора было прислушаться к голосу разума. С замирающим сердцем он открыл ближайшую дверь и осторожно вошел в комнату. Огонек свечи не мог рассеять тьму в углах, и ему пришлось обойти всю комнату, чтобы убедиться, что в ней никого нет. Но это его не успокоило, наоборот, леденящий страх стал постепенно сковывать его тело, словно оплетая невидимыми путами. Он упрямо продолжил осматривать комнаты, не слушая предостерегающий внутренний голос и борясь с всплывающими в памяти жуткими картинами. Как только Олег протянул руку, чтобы открыть дверь в последнюю комнату, внизу, на первом этаже, раздался громкий стук в окно — один раз, второй, третий. Затем наступила тревожная тишина.

Олег пребывал в нерешительности, не зная, как поступить: осмотреть все здесь или спуститься вниз. Снова постучали, но теперь во входную дверь. Олег живо развернулся и быстро двинулся по коридору к лестнице, но от резких движений огонек свечи погас. Он чертыхнулся, с собой у него не было ни спичек, ни зажигалки, и дальнейший путь ему пришлось проделывать в полной темноте, на ощупь.

* * *

Услышав стук во входную дверь, Света испуганно вскрикнула. Андрей вскочил, преодолев ее сопротивление, но она ухватилась за его ногу.

— Не надо! Не пущу! — громким шепотом заявила она.

— Прекрати истерику! — Андрей нахмурился. — Поиграли в страшилки и хватит! Пойду посмотрю, кто там пришел.

— Не надо! Пусть лучше Олежка сходит, а ты побудь со мной. Или дверь вообще не будем открывать: мы никого не ждем, это кто-то чужой. У меня плохое предчувствие: если мы откроем дверь, то… — торопливо произнесла Света и, не закончив фразу, замолчала.

— Не дури! Я пошел. — Андрей наклонился, резким движением разомкнул руки жены, взял горящую свечу и вышел из комнаты.

— Зачем, зачем ты это делаешь, ведь я тебя просила… — прошептала Света, дрожа от страха, с замиранием сердца прислушиваясь, как муж спускается по скрипучей деревянной лестнице на первый этаж.

В гостиной осталась лишь одна горящая свеча, и Света подумала, что было бы неплохо зажечь еще несколько. В тот же момент, скрипнув, открылась дверь в комнату и порыв холодного воздуха загасил последнюю свечу. В темноте светились зловещим рубиновым светом лишь угли прогоревших дров в камине. Свету охватило предчувствие, что должно произойти нечто ужасное. Она услышала крадущиеся шаги в коридоре, подтвердившие ее опасения.

«Чужой в доме? Как предупредить Андрея? Почему он ушел?! Зачем?!» Шаги уже слышались в комнате, незнакомец ступал осторожно, едва слышно, словно подкрадывался к жертве. Света задыхалась, стараясь сдержать дыхание, предательски выдающее ее присутствие здесь. Ей стало холодно, словно проникшее сюда Зло в мгновение ока выморозило комнату.

«Что делать? Затаиться? Спрятаться? Куда? Ведь малейшее движение меня выдаст!»

Света сползла с кресла и спряталась за ним, боясь даже смотреть в ту сторону, откуда приближалось Зло. А шаги уже были рядом!

— Андрей! Света! Где вы? Что происходит?! — прозвучал встревоженный голос Олега.

— Я здесь, Олежка! — Светлана облегченно вздохнула. — Как ты меня напугал!

— Почему ты сидишь в темноте?

— Ты дверь открыл — сквозняк и затушил свечу. Спички и свечи должны быть на каминной полке.

Спустя пару минут зажженные свечи осветили комнату и страх отступил.

— Что-то Андрей долго не идет! — забеспокоилась Света.

— Пойду посмотрю, что там, — сразу вызвался Олег.

— Олежка, мне страшно оставаться здесь одной. Давай вместе спустимся вниз.

Тут они услышали, как по лестнице кто-то поднимается, и это явно был не один человек. Они оба застыли в тревожном ожидании.

Ночная гостья

Вслед за Андреем в комнату вошла худенькая девушка с длинными, темными распущенными волосами, свисавшими спутанными прядями чуть ли не до пояса, в мокром платье, плотно облегающем стройную фигуру.

— О господи! — в ужасе прошептала Светлана.

— Это Вероника, — представил Андрей девушку. — Она приехала погостить к нашим соседям, Архангельским, но тех дома не оказалась. Видимо, они запамятовали о приглашении. Вероника увидела автомобили возле нашего дома и решила попроситься переждать у нас непогоду.

— Вероника, садитесь в кресло, в нем вам будет удобно и тепло, — засуетился Олег, указывая на кресло возле камина.

— Нет, в кресло не стоит! — возразила Вероника. — Я мокрая, словно только что из реки.

— Я сейчас поищу, во что бы вам переодеться, — пересилив себя, сказала Светлана, но нехорошее предчувствие не отпускало ее сердце.

И дело было не только в том, что девушка была юной и уже этим привлекательна для тридцатилетних мужчин. Она не была красавицей, черты ее лица были резковаты и даже грубоваты, однако необычайно подвижны и выразительны. Вся она походила на затаившийся вулкан, готовый вот-вот извергнуться и залить бурлящей лавой все вокруг. Ее лицо, как у героинь немого кино, легко могло выразить безумную страсть и сумасшедшую ярость, лирический настрой и ледяной холод. Кожа у нее была смуглая от загара, наверняка девушка любила принимать солнечные ванны или посещать солярий; выразительные глаза были подобны изумрудной чаще дремучего леса, таящего в себе опасности.

— Спасибо, не стоит беспокоиться. У меня платьице тонкое, оно легко намокает, но и быстро высыхает. Я лучше постою возле камина, так быстрей согреюсь и обсохну.

— Я знаю, что вам нужно, — водка! Полстакана огненной жидкости — гарантия того, что вы не только не заболеете, но даже и насморк не подхватите, — воодушевился Олег.

— Водки не надо, лучше горячего вина, — попросила Вероника.

— Пойду похозяйничаю на кухне, соображу глинтвейн на всех, — сообщил Олег.

Взяв свечу и бутылку красного вина, он пошел вниз.

— Что же вы так неосторожны — ночью, в непогоду едете в гости? — то ли поинтересовалась, то ли осудила девушку Светлана и подумала: «Еще и напросилась ночевать к незнакомым людям. Видно, та еще штучка! Ой, как мне ее появление здесь не нравится!»

— Бывает… — нехотя произнесла Вероника и, в свою очередь, спросила: — А разве вы всегда совершаете правильные поступки?

— Всегда, — сухо ответила Света, с неприязнью про себя заметив: «Эта пигалица, мало того что незваная гостья, так еще и пытается меня задеть!»

— А я не всегда. Видимо, голова с телом не дружит, — криво усмехнувшись, произнесла Вероника. — Есть такая поговорка.

— Вероника, вы, наверное, первый раз в этих краях? — вмешался Андрей, меняя тему разговора, так как почувствовал непонятно почему возникшую неприязнь между женщинами.

— Нет, почему же, я здесь бывала, и не раз! И в этом доме тоже… Только тогда тут были другие хозяева.

— Да, мы слышали, трагедия с дочерью хозяев, — вставила Света.

— Трагические события здесь начались гораздо раньше, и то, что случилось с той девушкой, — лишь их продолжение. Я не хочу вас пугать, но этот дом и вообще это место имеет дурную славу, — зловеще улыбаясь, сообщила Вероника и, неожиданно изменившись в лице, словно постарев, продекламировала:

Вам страшно за меня — а мне за вас,

Но разный страх мы разумеем.

Пусть схожие мечтания у нас, —

Мы разной жалостью жалеем.

— Это с чем связано?! — вскинулась Светлана, решив: «Не такая уж она и молодая, может, года на три-четыре младше меня». — И к чему эти стихи?

— Глинтвейн прибыл, вот только гвоздики я не нашел, — радостно сообщил Олег, входя в комнату. — Почему все такие хмурые и неласковые? У нас кто-то умер?

— Да Вероника нам поведала, что дом, в котором мы находимся, построен на нехорошем месте, и нам не терпится узнать подробности. Вероника, я сейчас сбегаю вниз за гвоздикой и корицей — без них глинтвейн не глинтвейн, а вы не начинайте рассказывать, мне будет очень любопытно послушать. Олежка пока нальет вам горяченького в бокальчик, а я мигом, — обрисовал ситуацию Андрей и выскочил из гостиной.

— Очень интересно! — подхватил Олег. — Наверное, жуткая местная история с кровью и привидениями.

— Не совсем. Самые страшные истории — это истории о неразделенной, несчастной любви, — произнесла Вероника.

— Ну-ка, отведайте глинтвейнчика! Оцените мое произведение, пока Андрей не испортил его специями. — Олег подал Веронике бокал горячего напитка.

Светлана все с той же неприязнью наблюдала, как гостья пьет маленькими, частыми глоточками.

Вскоре появился Андрей, забрал кастрюлю с глинтвейном, поколдовал над ароматной жидкостью, высыпал в нее специи и радостно провозгласил:

— Теперь все в порядке, так что налетай, торопись покупай живопи´сь! — и он присвистнул, словно персонаж фильма Гайдая.

— Фу! Где ты такого нахватался? — Света брезгливо сморщила носик, но, получив бокал с напитком, начала смаковать терпко-сладкую жидкость.

— Мы ждем историю, — напомнил гостье Олег.

— Я не обладаю даром рассказчицы, поэтому изложу самую суть. — Вероника на мгновение задумалась и начала: — В давние времена, еще до революции, на этом месте стоял помещичий дом, а прилегающие земли были собственностью его хозяев. Владельцы этого имения придерживались либеральных взглядов и занимались благотворительностью. Крестьяне из близлежащих деревень часто обращались к ним за помощью.

— Вы случайно по профессии не учительница истории? — ехидно поинтересовалась Света. — Или поэтесса?

— Нет, я художник, — спокойно ответила Вероника.

— И где же любовная история? — Света придала лицу недоуменное выражение.

— У помещичьего сына, Вольдемара, случился любовный роман с местной девушкой-крестьянкой, они встречались ночами. Он был женат, но его жена из-за болезни большую часть времени проводила в городе, и ничто не препятствовало отношениям любовников. Перед самой революцией Вольдемар ушел на фронт добровольцем сражаться с германцами. Когда начались революционные беспорядки, крестьяне ограбили господский дом и разделили помещичьи земли. Немецкие оккупационные власти вернули землю владельцам и провели массовые экзекуции. Когда немцы ушли, крестьяне вновь поделили землю, а чтобы господа им в этом не мешали, дом сожгли, а их утопили. С деникинцами вернулся Вольдемар, сжег полсела и многих жителей расстрелял. Убил и отца своей любимой девушки, одного из главных зачинщиков расправы над его родителями. Его любимая с горя утопилась в реке. Есть и другая версия этой истории: не Вольдемар жег и убивал крестьян, а другой офицер, который еще и надругался над несчастной, и она утопилась, не вынеся позора. По преданиям, добровольные утопленницы становятся русалками, и вблизи мест их обитания нельзя селиться, так как они приносят несчастья и смерть.

— А я думал, что русалки белые и пушистые, — зевая, произнес Олег. — Давайте еще по глинтвейнчику, пока он горячий.

— Русалки — мертвецы и не могут питать добрых чувств к живым! — со злостью воскликнула Вероника и, случайно задев бокал с остатками глинтвейна, перевернула его. По столу стала растекаться красная лужица.

— По-моему, мертвецы вообще не могут питать никаких чувств ни к живым, ни к мертвым, — сонно возразила Света, с трудом удерживаясь, чтобы не заснуть. «Это же надо, от неполного бокала глинтвейна так развезло! Пусть сама вытирает стол, художница!» Незваная гостья ей не нравилась, как и разговоры, которые та вела, — Света считала все это полной чушью.

— Класс! — воскликнул Олег и тут же прикрыл зевок рукой. Ему хотелось спать, но он изо всех сил боролся с сонливостью. — Мы вновь вернулись к тому, с чего начали: к страшным рассказам на сон грядущий. Андрюха, расскажи что-нибудь этакое, жуткое, чтобы у нас сон пропал. Вон твоя Светка уже почти спит.

— Ничего в голову не приходит. — Андрей явно был не бодрее жены. — Вчера лазил в интернете и заинтересовался странным объявлением: «Хотите узнать дату своей смерти? Это прогноз на будущее, и в этом нет никакой мистики». Выяснилось, что это тест, который на основе физиологических данных респондента, сведений о его образе жизни, наследственности, месте обитания, привычках, предпочтениях в еде выдает предполагаемую дату ухода в иной мир. Я ответил на все вопросы…

— Ну?! — заинтересовался Олег. — Не томи, Андрюха! Пообещали, что проживешь лет сто двадцать или больше?

— Для получения ответа надо было отправить эсэмэску с личным кодом, что я и сделал.

— И дальше что? Развод по полной? Сняли все бабки со счета мобильного?

— Вскоре пришел ответ. — Андрей, неудержимо зевая, достал мобилку и начал искать нужное сообщение. — Похоже, я его случайно стер. Ответ был на английском, я в нем не силен, но даты смерти не было.

— Обычное разводилово, — пробормотал Олег, бессильно откидываясь на спинку кресла. — Только пару минут… — и он затих, попав в объятия сна.

 

— 2 —

— Я не хочу находиться в мрачных стенах этого дома! — Вероника вырвалась из рук Олега и выбежала во двор, под моросящий дождик. — Я хочу солнца, воздуха, тепла! — закричала она, подняв лицо к небу.

— Где ты здесь видела солнце и тепло? Даже неба не видно за черными тучами! — пробурчал Олег, следуя за ней во двор.

На улице было тепло, несмотря на дождик. Девушка побежала к реке, радостно подпрыгивая, и короткое платьице тоже подскакивало в такт, бесстыдно показывая ее черные ажурные трусики. Олег бросился за ней, рассчитывая догнать и сжать в объятиях. Но девушка первой выбежала на берег речки и вошла по колено в воду. Олег остановился на берегу, не решаясь последовать за ней. Обернувшись, Вероника поманила его, затем, рассмеявшись, сняла через голову платье и бросила его в воду. Платье, держась на поверхности, медленно поплыло по течению, сохраняя форму тела девушки.

— Смотри, платье уплывет! — забеспокоившись, крикнул Олег.

— Зачем оно мне? Я ведь у себя дома! — Вероника начала весело брызгаться, а ее обнаженные упругие груди соблазнительно подпрыгивали при каждом движении.

— Ты… та девушка?! — пронзила Олега страшная догадка. — Ты — мертвая?! Русалка?

— Какая тебе разница, живая или мертвая, если я могу любить? — рассмеялась девушка. — Иди ко мне!

К своему ужасу, Олег почувствовал, как неведомая сила тянет его к девушке и он не может ей противостоять. По мере приближения к ней он видел, как меняется ее облик: на теле и лице появились синюшные трупные пятна, цвет кожи стал тускло-серым, а потом с лица начала отпадать плоть, обнажился череп. Раскинув руки, мертвец готовился принять его в свои ужасные объятия!

Олег проснулся в холодном поту, пребывая под впечатлением от страшного сна. В комнате было светло, в окно лился поток солнечного света, вытесняя из сознания остатки сна. Олег сладко потянулся: вчера он не пошел в отведенную ему комнату и спал в кресле. Оглядевшись, он с удивлением заметил Светлану. Словно кошечка, она свернулась клубочком в другом кресле. Андрей спал глубоким сном за столом, уронив голову на руки. А вот ночной гостьи, Вероники, нигде не было видно.

«Неужели проснулась раньше всех и ушла?» — удивился Олег и спустился на первый этаж. Входная дверь оказалась заперта изнутри. Это озадачило Олега, тем более что, обойдя весь дом, он Веронику нигде не обнаружил. Вернувшись в гостиную на втором этаже, он увидел, что Андрей и Светлана уже проснулись и недоумевают по поводу того, как могли заснуть прямо здесь.

— Я тоже провел ночь, сидя в кресле, — сообщил Олег друзьям. — Вероники нигде нет, хотя дверь закрыта изнутри. Словно она смогла пройти сквозь стену.

— Похоже, она тебе понравилась, — иронично улыбнувшись, сказала Света. — Но эта девушка тебе не подходит.

— Именно эти слова в «Покровских воротах» сказала Маргарита бывшему мужу, а чем все закончилось? — рассмеялся Андрей.

— Лучше помолчи. Не хватало, чтобы еще и ты на нее глаз положил! — недобро взглянула на мужа Света.

— Не ссорьтесь, может, она фантом. Ее нет в доме, дверь заперта изнутри. Вариант первый: она прячется на чердаке или в подвале. Вариант второй: она выпрыгнула из окна, — сделал предположение Олег.

— Если спрыгнула, так только с третьего этажа, на первом и втором стоят металлические решетки, — уточнил Андрей.

— Есть еще вариант номер три: ее здесь не было и все это нам приснилось, — выдвинула свою версию Света. — Бокалов всего три. — Она вышла из комнаты и вернулась с картонной коробкой. — Остальные на месте. Выходит, перед тем как таинственным образом исчезнуть, она вымыла бокал, нашла коробку и поставила его на место. И следов разлитого вина на столе нет.

— Мне кажется, это более подходящее объяснение, чем предположение, что всем нам пригрезился один и тот же сон, — заметил Андрей. — Может, она маниакально чистоплотная.

— Предлагаю вместо того, чтобы бесполезно сушить мозги, возвратиться к первоначальному плану: мы с Андрюшей — на рыбалку, а Светуля, подобно всем Пенелопам, ждет нашего возвращения с богатой добычей. — Олег встал с кресла, тем самым показывая готовность немедленно воплотить свое предложение в жизнь.

— Если бы только ожидать, а то ведь придется наводить порядок и готовить, — проворчала Света, но перечить не стала. — Да и цветочки мои нуждаются в поливе.

— Похоже, возражений нет. Андрюша, показывай снасти, я ведь приехал к тебе на все готовенькое.

И мужчины, оживленно обсуждая предстоящую рыбалку, вышли из гостиной. Света, вздохнув, стала убирать со стола остатки вчерашнего застолья.

Фотография

Рыбалка оказалась удачной: трехкилограммовая щука и с пяток полукилограммовых окуней привели мужчин в состояние эйфории, но возле дачи они встретили встревоженную Свету, явно не разделявшую их восторгов по поводу улова; она держала руки за спиной.

— Понял, — сразу сориентировался Андрей, увидев ее. — Окуней я сам почищу, а вот щукой займешься ты: лучше тебя ее никто не зафарширует.

— Мне сейчас не до рыбы. — Света показала мужчинам фотографию, которую прятала за спиной. На ней была запечатлена улыбающаяся ночная гостья, орудующая кочергой в горящем камине. — Я обнаружила это на каминной полке.

— Ну и что в ней такого? — протянул Олег, переворачивая фотографию. — На обороте была когда-то надпись, но кто-то ее старательно уничтожил, хотя следы остались.

— Вот именно — уничтожил! — взвилась Света. — Не кажется ли вам это странным: вначале нам почудилось, как кто-то ходит по верхнему этажу, потом явилась эта девица? Причина, по какой она напросилась к нам, у меня вызывает большие сомнения! И почему мы одновременно заснули в гостиной?

— Помнится мне, что первой заснула ты, — поправил ее Андрей.

— Это особой роли не играет, — отрезала Света. — Затем она непонятным образом исчезает из дома, оставив на память фотографию, но предварительно стирает надпись на ней. Может, это благодарность за оказанный теплый прием?

— В самом деле, странностей полно, — поддержал ее Олег, рассматривая снимок. — Знакомый каминчик… Фотография доказывает, что и раньше она была вхожа в этот дом. А может, даже жила в нем?

— Еще предположи, что к нам ночью приходила утопленница на бокал глинтвейна, — рассмеялся Андрей. — Необычным ночное событие кажется лишь на первый взгляд, но стоит немного подумать, и все сразу становится объяснимым. Вероника раньше дружила с кем-то из этого дома, поэтому и пришла сюда ночью, когда не смогла попасть к Архангельским, а с утра пораньше ушла.

— Для чего-то перед этим убрав один бокал со стола и вымыв его, — усмехнувшись, добавил Олег. — Так ты считаешь, что она прыгнула с третьего этажа?

— Я поняла: у нее в доме есть сообщник! Его шаги мы слышали ночью, он ее выпустил утром! — торжествующе заявила Света.

— Где же он прячется? — скептически улыбаясь, поинтересовался Андрей.

— Это мы сейчас выясним! — загорелась Светлана. — Осмотр начнем с подвала и закончим чердаком, чтобы ни один укромный уголок не остался без нашего внимания! Андрей, достань из металлического ящика свое охотничье ружье — возможно, он вооружен!

— Света, ты начиталась детективов, и это не пошло тебе на пользу, — усмехнулся Андрей. — Лучше займемся рыбой, а потом всем остальным, я имею в виду охоту за призраком.

Но Света проявила женское упрямство, и Андрею удалось настоять лишь на том, что ружье доставать не надо. Обследование дома ничего не дало — следы пребывания посторонних не были обнаружены.

— Теперь понятно, почему эту дачу продали практически за бесценок: от нее хотели побыстрее избавиться! — мрачно заявила Света. — Я ей уже не рада и ни за что не останусь здесь одна ночевать. Вчерашнее предчувствие при появлении этой Вероники меня не обмануло: все это не к добру, и следует ожидать дальнейших неприятностей! Только бы это не обернулось бедой!

— Ты займешься, наконец, щукой, или нам следует еще слазить на крышу? — нервно поинтересовался Андрей, которому надоела вся эта канитель.

— Все! Иду фаршировать, — согласилась Света, но перед этим обошла дом, чтобы проверить, не притаился ли и в самом деле кто-нибудь на крыше.

 

— 3 —

Безжалостно борясь с воинственными мутантами, Олег благополучно перешел на третий уровень игры «Мертвая зона», но тут звонок мобильного телефона отвлек его внимание, и его последнюю жизнь подло забрал Трехглазый, довольно заурчав и улыбнувшись на шестьдесят зубов.

— Вот черт! Черт! Черт! — выругался расстроенный Олег, со злостью хватая мобильный. Трехдневная битва с исчадиями радиоактивной зоны закончилась для него бесславно, и теперь придется все начинать сначала.

— Не чертыхайся, черта накличешь, — раздался в трубке голос Андрея, который явно был не в лучшем настроении.

— Андрюха, привет! — делано обрадовался Олег и стал перезагружать игру.

— Мы сегодня сможем увидеться? — в голосе Андрея звучало напряжение.

— Дай сориентируюсь. Это у вас, женатиков, все просто: дом — работа, работа — дом. А нам, холостякам, надо устраивать личную жизнь, так что находимся в постоянном поиске. Сегодня встреча не есть очень хорошо: имею конкретные планы в отношении одной мамзель. Но если это срочно…

— Это срочно! — Андрей был лаконичен.

— Тогда все планы в сторону и бегом на выручку друга. Опять побил горшки со Светкой и требуется мое дипломатическое искусство для переговоров?

— Нет. Со Светкой все в порядке, есть кое-что похуже… Я не знаю, возможно, это розыгрыш, но уж очень мрачный.

— Так расскажи, в чем дело?

— Лучше не по телефону.

— Тогда назначай точку и время, а я подстроюсь. Желательно с местом стоянки для моего «коня»: пару дней назад из-за неправильной парковки его чуть не увели эвакуаторы-разбойники.

— «У Портоса» на Обуховском шоссе, в семь вечера.

— Заметано, если для разговора нет кафе поближе. Или там будут девочки, и ты не хочешь засветиться? — пошутил Олег.

— У тебя в голове только девочки! — Андрей не оценил шутку. — И, пожалуйста, не опаздывай! До встречи!

Олег вздохнул: ломался намеченный план провести с блондинкой Натали вечер, а может, и ночь, но раз Андрюша так настойчив, значит, ему и в самом деле припекло.

СМС…

Несмотря на будний день, зал загородного кафе был полон, играла музыка, но на танцполе пока никого не было.

— Чего ты такой бледный? — устраиваясь за столиком, спросил Олег, заметив, что вид у Андрея, словно после длительной болезни.

— Много думаю, — скривился Андрей. — Пришел к тому же выводу, что и Наполеон: «Судьба — проститутка, ее благосклонностью можно пользоваться лишь ограниченное время». Похоже, мое время на исходе.

— Ого! Раз вспомнил высказывание мертвеца, дело дрянь. Рассказывай, что за аврал заставил ТЕБЯ оторвать МЕНЯ от НЕЕ.

— Помнишь, я на даче вскользь упомянул о найденном в интернете тесте, обещавшем установить дату будущей смерти?

— Помню. Ты еще случайно стер полученную эсэмэску с ответом, до того как я смог тебе его перевести.

— Собственно, я даже не знаю, стер СМС случайно или специально. Когда уже ответил на вопросы теста, спохватился: зачем искушать судьбу, заглядывая в будущее? Неизвестность будущего манит, а знание вынуждает что-то предпринимать.

— Что-то у тебя совсем уж пессимистическое настроение, Андрюха. Я предложил бы выпить, если б не знал, что мы оба за рулем. Может, махнем обратно в город, поставим авто на стоянку и оторвемся?

— Дело не в настроении, и, думаю, алкоголем его не поправлю. Ответив на тест, я испугался, и когда пришла эсэмэска на английском языке, то не стал переводить, хотя, сам знаешь, с помощью интернета это без проблем можно сделать.

— Знаю, но машинный перевод можно так истолковать, что не обрадуешься.

— Как бы то ни было, случайно я стер эсэмэску или подсознательно того желая, сейчас не имеет значения. Прошлой ночью я получил ответ на тест, который не нуждается в переводе. Можешь прочитать. — Андрей протянул другу мобильный телефон.

«Тест обработан и получен следующий результат: в течение семи дней Exitus letalis».

— Думаю, это розыгрыш, и это ведь не английский.

— Да, это латынь, и означает «летальный исход».

— Ну, теперь я точно убежден в том, что это дурацкий розыгрыш. Интересно, кто этот шутник? — Олег посмотрел адрес отправителя, но там стояли четыре цифры.

— Понятно: шутник воспользовался возможностью отправить СМС через интернет. Не удивлюсь, если он сделал это в интернет-клубе и вычислить его невозможно. Андрюха, поверь мне: это не более чем глупая шутка.

— Не знаю, сначала я тоже так подумал. Вчера вечером возвращаюсь домой, свет в подъезде не горит, стою возле лифта в темноте. И тут в сердце закрался страх, и меня будто парализовало. Я почувствовал чей-то взгляд. Ощущение было такое, словно стою я обнаженный в толпе, со всех сторон ловлю недобрые взгляды, а лиц не могу рассмотреть, вместо них пятна. Лифт очень медленно опускался, а я, парализованный страхом, боялся обернуться. Ты ведь знаешь, я не трус…

— Ну, раз ты сидишь рядом со мной, этот страх не имел под собой оснований. — Олег говорил с иронией, чтобы взбодрить друга.

— Как знать… В подъезд зашли двое соседей с верхнего этажа. Как только они появились, страх меня покинул, словно они спугнули его.

— Вот видишь, страхи эти беспочвенные, — безапелляционным тоном заявил Олег, но продолжить мысль ему не удалось: заиграла мелодия мобильного Андрея.

По выражению лица друга Олег догадался, что звонит Света.

— Привет, дорогая… Нет. Все в порядке… А ты что, уже дома?.. Извини, дорогая, совсем запамятовал… Я с Олегом в кафе… Хорошо, скоро будем.

Закончив разговор, Андрей повернулся к Олегу:

— Это Света. Она очень обижена: оказывается, сегодня годовщина нашего с ней знакомства. Она мне утром делала намеки, но я, чурбан неотесанный, их не понял. Дала нам сорок пять минут, чтобы мы поставили автомобили на стоянку и явились в кафе рядом с домом, где она будет нас ждать. Втроем отметим это событие.

— Может, лучше вдвоем? В такой ситуации третий лишний.

— Ты почти член нашего немногочисленного семейства и никогда не будешь лишним. Поехали, а то чем дольше Света будет ждать, тем больше мне влетит, а еще надо купить цветы.

— Тогда поехали. Ты хотел мне рассказать только о дурацкой эсэмэске?

— Нет, есть кое-что более важное, чем СМС, но сегодня именно тот день, когда лучше это не обсуждать.

— Тебе виднее. Назначай время, но только не завтра и не послезавтра: у меня цейтнот на работе. Беги к машине, а с официанткой я сам разберусь. — Олег поднялся и с широкой улыбкой направился к молоденькой официантке, крашеной блондинке, собираясь отменить заказ.

 

— 4 —

Южный Буг, стесненный скалистыми берегами, вел себя в этом месте, как норовистая горная речка, стремительно несясь и пенясь на выступающих из воды валунах, напоминающих зубы великана, закручивая водовороты, грозя порогами.

— Натали, садись впереди, весло лучше не бери. Если мы перевернемся, то будет проблематично его найти. Я сам буду грести, — напутствовал Олег девушку, затянутую в ярко-желтый гидрокостюм, усаживая ее в каяк и помогая правильно закрепить на голове шлем.

— А мы можем перевернуться?! — запинаясь, переспросила Наташа, со страхом глядя на бешено крутящуюся возле порога воду, разбивающиеся о камни седые буруны и двухметровый столб водяной пыли над всем этим. Пороги начинались метрах в двухстах от места их старта.

— Надеюсь, что нет, но всякое может случиться, — уклончиво ответил Олег, подумав: «Обязательно доставлю тебе УДОВОЛЬСТВИЕ — устрою переворот. Спасательный жилет, шлем и мое присутствие делают подобную шутку безопасной на все сто, но получишь ли ты от этого удовольствие, зависит от тебя».

— Ой! — вскрикнула Наташа, заметив, что, когда она уселась, через отверстия в днище внутрь натекла вода. — Он же дырявый!

— Да нет, через эти отверстия вода как прибывает, так и убывает, — успокоил ее Олег.

— Бр-р! Вода холодная! — сообщила Наташа, попробовав ее рукой. — Мы не замерзнем?

— Когда пойдем через пороги, будет жарко, — пообещал Олег.

Он неоднократно проходил этот участок реки и не сомневался в своем мастерстве каякера. Но, чтобы добавить адреналина в кровь своей очередной попутчице, он иногда специально переворачивал каяк на безопасном пороге, давая девушке возможность ощутить превратности подобного путешествия.

Идея съездить на рафтинг пришла внезапно, на следующий день после встречи с Андреем. За неделю до этого он пошел на день рождения к своей бывшей подружке Рите. Среди гостей существенно преобладал женский пол, в соотношении три к одному. Олег почувствовал себя в девичьем цветнике, словно в раю, пользуясь повышенным вниманием, но оказался не в состоянии остановить свой выбор на ком-нибудь одном. Каждая из девиц была чем-то интересна: одна так и сыпала анекдотами, заражала всех своим весельем, другая притягивала взгляд великолепной фигурой, третья вообще была словно топ-модель с обложки гламурного журнала. Благодаря непринужденной атмосфере и изрядному количеству выпитого Андрей был в ударе: он шутил, танцевал то с одной, то с другой девушкой, с кем-то целовался, записывал в память мобильного телефона, и без того перенасыщенную женскими именами, очередной номер. Чтобы не запутаться с повторяющимися именами, он ввел их двойное обозначение: Таня-Рита, Кристина-Рита, Агнешка-Рита, таким образом для себя отмечая, что с каждой из них познакомился на дне рождения Риты.

Рита поставила новый диск, и на смену современным ритмам пришел неувядающий рок-н-ролл. Публика отрывалась по полной. Олег плясал вовсю, перевернул в воздухе легонькую Кристину, показав всем ее сиреневые стринги, а в заключение сделал шпагат на полу. Его брюки не выдержали, с громким треском лопнули по шву и, если бы не ремень, распались бы на две половинки. В награду Олег вместо криков восторга получил безудержный смех, переходящий в гомерический хохот. Вначале он и сам рассмеялся, но долго находиться в роли шута ему не захотелось.

Веселая Таня предложила скрепить штанины степлером, дав новый толчок затихшему было смеху, фигуристая Кристина пожала плечами и молча отошла в сторонку, топ-модель Агнешка сообщила, что у нее дома все делает отец: моет посуду, пришивает пуговицы, покупает продукты, а по субботам водит все семейство обедать в какой-нибудь оригинальный ресторанчик.

К Олегу подошли Рита и еще одна девушка, светловолосая и симпатичная, на которую он до сих пор не обращал внимания.

— Олежка, вот тебе отцовский халат — покрасуешься пока в нем, а брюки отдай Наташе, она сумеет привести их в порядок.

Перейдя в свободную комнату, оказавшуюся спальней, Олег надел халат и отдал брюки Наташе. Она дополнительно к верхнему свету включила торшер, устроилась возле него и стала аккуратно их зашивать. В комнату влетели три девицы, этакий триумвират, и, несмотря на сопротивление Олега, уволокли его танцевать. Но настроение у него было испорчено и, несмотря на остроумные шуточки Тани, ее попытки распахнуть полы его халата, необыкновенно жаркое бедро Кристины, которым та терлась об него во время танца, гипнотизирующие глаза Агнешки, он вернулся в спальню.

Наташа работала быстро и умело, не отвлекаясь на разговор, который Олег пытался завязать. Зато у него была возможность хорошенько ее рассмотреть. Длинные светло-русые волосы, челка до самых глаз, слегка вздернутый милый носик, спортивная фигурка — девушка не была чересчур худой — делали ее весьма привлекательной.

— Все, получите! — без улыбки произнесла Наташа, вручая Олегу брюки. — Вам подсунули «Китай», хотя внешне они выглядят вполне прилично.

— Спасибо. — Олег встретился с ней взглядом. И утонул в глубине ее ярко-бирюзовых, словно воды Красного моря, глаз. Они его заворожили и не отпускали.

Девушка покинула комнату, а он все еще находился под их впечатлением и не спешил переодеваться.

С этой минуты для него существовала только она одна. Олег пытался за ней ухаживать, но Наташа избегала его. Триумвират девиц, несмотря на предпринятые яростные атаки всех вместе и поодиночке, так и не смог пробить его оборону и в конце концов отступил. Когда гости стали расходиться, Олег увязался за Наташей, желая ее проводить, но она остановила такси и уехала, категорически отказавшись обменяться с Олегом номерами телефонов и бросив напоследок:

— Я боюсь раствориться в вашей записной книжке.

Но Олег никогда не пасовал перед трудностями и узнал номер ее телефона у Риты, многозначительно, а может, и презрительно ухмыльнувшейся.

Неделя телефонных переговоров и кратких встреч с Наташей, вечно спешащей по неотложным делам, дала желаемый результат — полноценное свидание. На нем Олег безрезультатно использовал отработанный арсенал обольстителя, надеясь заманить ее в свое холостяцкое жилище. Наташа стойко выдержала натиск и категорически отказалась зайти к нему на чашечку кофе. Непреклонность девушки еще больше завела Олега, и он стал лихорадочно придумывать, чем ее поразить и завлечь.

Когда он полушутя пригласил ее в выходные на рафтинг, красочно описав прелести сплава по реке, Наташа искренне огорчилась: в воскресенье ей надо быть на дне рождения близкой подруги. Она слышала восторженные отзывы о рафтинге от друзей, побывавших в Турции и Египте, но, видно, ей не судьба испытать эти ощущения… Тут же обмолвилась: с завтрашнего дня у нее отгулы до конца недели, собирается съездить во Львов, посидеть в потрясающих кофейнях, побродить по историческому центру города, «надышаться» местным колоритом, налюбоваться старинной архитектурой.

Олег тут же предложил альтернативу Львову, где она уже неоднократно бывала, — рафтинг, пройти пороги на Южном Буге. Девушка заколебалась, а он уже загорелся этой идеей и, несмотря на поздний час, связался со своим шефом и уговорил отпустить его с работы на два дня, клятвенно пообещав в ближайшее время отработать эти «отгулы за прогулы». Сонный, раздобревший после сытного ужина шеф, боясь пропустить очередную серию любимого сериала, легкомысленно согласился. Теперь уже Наташе было неудобно давать задний ход, и той же ночью они выехали в Первомайский район Николаевской области, прибыв на место ранним утром.

Владелец каяков и организатор рафтинга, загоревший до черноты жилистый Николай, за спиной Наташи показал большой палец правой руки, оценивая на отлично внешние данные нынешней попутчицы Олега. Тот довольно усмехнулся, уселся позади девушки и, оттолкнувшись веслом, сразу направил каяк на быстрину.

Делая ровные и сильные гребки, Олег вывел каяк на середину реки, рассчитывая пройти между двумя огромными валунами, где вода, клокоча и пенясь, казалось, сошла с ума. Чем ближе их каяк подходил к этому месту, тем сильнее вжималась в сиденье Наташа, судорожно обеими руками ухватившись за борта. С каждой секундой каяк убыстрял ход и уже несся, целясь прямо в выщербленную черную голову скального великана, прятавшего тело под водой. У Натальи перехватило дыхание, когда лодка оказалась в закручивающемся плотном тумане из мелких брызг, а бешено мчащиеся волны перекатывали через борта каяка. В следующий момент его почти поглотили буруны, а они оказались сидящими по пояс в воде. Каяк начал крениться вперед, нос его завис над потоком, и тут же каяк рухнул с полутораметровой высоты, вызвав у девушки ощущение попадания в воздушную яму. А дальше она словно видела отрывочные кадры фильма: неуправляемый каяк летел среди острых камней и в каждую секунду мог на них натолкнуться, распороть бок, но в последний момент чудом увертывался, летел дальше. Снова и снова повторялась опасная ситуация, когда столкновение казалось неминуемым, но каяк чудесным образом обходил препятствие. Иногда каяк разворачивало, и они уже мчались кормой вперед, подчиняясь слепой силе водной стихии, грозившей их уничтожить. В один из таких ужасных моментов Наташа закрыла глаза, от страха стуча зубами, надеясь лишь на спасательный жилет и сожалея, что не надела на это водное шоу нательный крестик.

— Правда было классно? — услышала она голос Олега и открыла глаза.

Каяк неспешно двигался по руслу реки, послушно подчиняясь ленивым гребкам мужчины, сидевшего сзади. Скорость передвижения уменьшилась в несколько раз, а грозные камни порогов остались позади.

— Не то слово, — с трудом выдавила она из себя.

— Это только в первый раз страшно, а в третий раз ты и сама пройдешь этот порог, без моей помощи, — пообещал Олег, довольный ошарашенным видом девушки.

«Не дай бог самой оказаться в этом водяном пекле!» — ужаснулась Наташа.

— Видишь впереди буруны? Там следующий порог, его попробуешь пройти сама. Держи весло! — Олег протянул его девушке.

— Нет, нет, я не буду! — испугалась Наташа, отталкивая весло.

— Да этот порог можно с закрытыми глазами пройти! — рассмеялся Олег.

— Разве что с закрытыми, — пробормотала себе под нос девушка и громко заявила: — Нет, Олег, я не хочу! Я боюсь!

— Хорошо, сейчас сама увидишь, что тут нет ничего страшного.

Олег мощными гребками повел каяк на самый большой бурун, который вблизи оказался не таким уж страшным: несколько больших камней и пенистая вода. Течение лишь ненамного усилилось, и прыжок с полуметрового порога особого впечатления не произвел. Олег направил каяк к берегу, где они вышли и перенесли каяк выше пройденного порога. Теперь Наташа не сопротивлялась и с восторгом маневрировала в пенящейся воде. Когда они подошли к следующему порогу, она набралась храбрости и попросила дать ей «порулить», но Олег, улыбаясь, отказал. Этот порог был гораздо сложнее и требовал определенного мастерства. И снова столбы водяной пыли, бешено клокочущая вода, скрывшая под собой каяк, грозные скалы, то и дело преграждающие им путь, но такого страха, как вначале, Наташа уже не испытывала и даже получала удовольствие от бешеной скорости и ловких маневров Олега.

— Дальше не пойдем: ниже по реке пороги не для любителей, а для профессионалов, на них действительно опасно, — сообщил Олег, когда они вновь причалили к берегу.

Он достал мобилку и позвонил Николаю, попросил, чтобы тот приехал за ними.

— Как настроение? Еще раз пройдем маршрут? — спросил он Наташу.

Та с восторгом приняла идею, добавив:

— И не один раз!

В этот момент ожила мобилка в руке Олега.

— Олег, мы можем сейчас увидеться? — послышался встревоженный голос Андрея.

— Это несколько проблематично.

— Ты где? Я к тебе приеду.

— Приезжай, я на рафтинге. Всего триста пятьдесят километров, но зато удовольствия полные штаны. — Он повернулся к девушке. — Натали, тебе понравилось проходить пороги?

— Супер! — выкрикнула в трубку Наташа.

— Понял — развлекаешься! — осуждающе произнес Андрей. — Когда вернешься?

— Послезавтра днем.

— Сразу набери меня.

— Что-то случилось? Новая угрожающая эсэмэска?

— Да нет, хотел с тобой посоветоваться по одному очень важному делу… Ладно, дотерплю до твоего приезда. Приятного отдыха! — и Андрей отключился.

Им удалось еще дважды спуститься по этому участку реки, и в последний раз Олег на выходе из порога специально перевернул каяк и они оказались в ледяной воде. Купание, как и пороги, вначале напугало девушку, но, поняв, что опасности нет, а гидрокостюм защищает от холода, она с удовольствием отдалась быстрому течению реки. Выбравшись на берег, Олег предложил новое развлечение — прыжки в воду «солдатиком» со скалы высотой метров шесть и тут же это продемонстрировал.

— Не бойся, это абсолютно безопасно! — уговаривал он девушку, не решавшуюся подойти к краю скалы. — Глубина тут достаточная, камней нет. В первый раз ты получишь хорошую порцию адреналина, а дальше — рутина…

Наташа набралась решимости, подошла к краю и осторожно глянула вниз. У нее от страха высоты закружилась голова, тело одеревенело, стало непослушным, а в голове забилась мысль: «Прыгнешь — утонешь! Там смерть!»

— Я боюсь высоты, — призналась она и на негнущихся ногах вернулась к Олегу.

— Это просто: надо только закрыть глаза и сделать шаг вперед, — уговаривал он девушку. — Потом будешь смеяться над своими страхами. Дети с нее прыгают!

— Видно, я слишком для этого взрослая. И мне стало холодно…

Они добрались до палатки, переоделись в сухую одежду. Олег развел костер и приготовил чай. Тем временем сумерки сгустились, вскоре стало совсем темно.

— Такого вкуса чая, как на костре, дома ты никогда не добьешься, — сказал Олег, бросив в кипящую воду «куклу»: чай, завернутый в кусочек марли. — Особый вкус придают дрова, желательно, чтобы это были сосновые и еловые ветки. А теперь основной штрих мастера, без которого чай — не чай. — Он достал из костра горящую с одного конца ветку и сунул ее в бурлящий напиток. Она, зашипев, погасла.

Когда чай настоялся, Олег разлил его по кружкам, и девушка даже зажмурилась, уловив его аромат, а попробовав, воскликнула:

— Супер! Но он такой черный, почти как кофе. Может, это чифирь?

— Нет, чифирь — это совсем другое. В этом туристическом чае собраны окружающая нас природа, свежий воздух и родниковая вода.

— Я в восторге от поездки! Бушующая на порогах река, а потом умиротворенность летнего вечера, стрекотание цикад, воздух, кружащий голову непривычной чистотой, завораживающее пламя костра, раскаленные угли, словно невиданной красоты драгоценные камни. Все так чудесно и непривычно! Хочется сидеть до бесконечности у костра, наблюдая, как темнота становится все гуще и гуще, подкрадываясь к умирающему костру, и разговаривать о чем-то необычном и даже таинственном.

— Натали, только попрошу не рассказывать страшилки, а то обязательно русалка или леший напросятся к нашему костру, — рассмеялся Олег.

— Русалок и леших человек выдумал, когда был гораздо ближе к природе, чем мы теперь. Сидя у костра, слушая непонятные звуки леса или наблюдая за призрачными отблесками воды, скрывающей в себе нечто непостижимое, он наделял все это таинственными силами, имеющими образ, схожий с человеческим. Оказываясь один на один с природой, это понимаешь.

— Один на один? А я не в счет?! — притворно возмутился Олег.

— В счет, в счет! — рассмеялась Наташа. — Ты добрый кудесник, подаривший мне это чудо.

— Я старый развратник, заманивший тебя сюда, чтобы съесть! — воскликнул Олег, притворно напустив на лицо злобное выражение, скрючив пальцы, как когти неведомого чудовища, и стал медленно подступать к девушке.

— Так спокойно на душе, что и пугаться не хочется, — сказала Наташа, никак не отреагировав на это, наблюдая, как в костре разваливается замок из раскаленных углей, преобразуясь в следующую фантастическую картину, рисуемую воображением. — Знаешь, тогда, на дне рождения Риты, ты мне не понравился: вел себя, как самовлюбленный бонвиван.

— Почему же ты помогла мне с брюками? — удивился Олег, сбросив с себя страшную личину.

— У тебя был такой растерянный вид, а вокруг все смеялись, хотя в происшедшем не было ничего смешного. Я не люблю комедии, когда смех основан на горе, неудачах персонажей. В этом проявляется скрытая, темная часть нашего «я», свойственное человеку злорадство. Смеяться надо над смешным, а не над оплошностями или бедой.

— Возможно… Я тебе очень благодарен за помощь. Надеюсь, ты изменила обо мне мнение?

— Отчасти. Ты явно не бонвиван, но все же самовлюбленный тип. В какой-то мере я даже нашла этому оправдание: тебя портит окружение, а ты слишком наивный и слабый, принимаешь все за чистую монету.

— Я наивный?! Слабый?! — рассмеялся Олег, хотя эти слова его задели.

— Несомненно. Ты уверен, что выбираешь, но влечение должно быть взаимным. Тебя не интересует, чем руководствуется вторая сторона. Знаешь почему?

— Интересно! Разъясни.

— Ты ищешь не любовь, а физиологию, материальную составляющую любви. Твое желание индуцирует желание в твоих партнершах, позволь мне так их назвать. А любовь… — она замолкла.

— Ты хочешь сейчас дать свое определение любви?! — Олег усмехнулся.

— Их придумано великое множество, все они верны и… неверны. Нельзя дать определение тому, что для каждого индивидуально. Единственное, что у них общего, — невозможность ответить на вопрос «За что полюбил?». Всем ли ты готов пожертвовать ради любимого человека? Почему утеряны здравый смысл и естественный инстинкт самосохранения? Человек, который сможет ответить хоть на один из этих вопросов, по-настоящему не влюблен.

— А ты хоть раз в жизни влюблялась? — поинтересовался Олег.

— Взгляни на луну, видишь, как она загадочно смотрит на нас, словно хочет сообщить что-то тет-а-тет, вот только подходящего момента для этого найти не может, — ушла от ответа Наташа. — Уже поздно, но спать не хочется.

— Мне тоже не хочется спать, — отозвался Олег, — даже в старого развратника не хочется превращаться… или в молодого. Предлагаю прогуляться к реке: она удивительная ночью, ощущение такое, словно попадаешь в сказку.

— Конечно же надо пойти к реке! — Наташа легко вскочила на ноги. — Слышишь, она шумит? Словно нас зовет. Чудесная, волшебная ночь!

— Пороги никогда не перестают шуметь, — прозаически заметил Олег, но это не разрушило эйфорию, охватившую Наташу.

«Что со мной?! — спрашивала она себя. — Я та же самая или уже другая?»

Не успели стихнуть звуки их шагов, как в палатке одиноко и тревожно, несмотря на веселую мелодию, заиграл мобильный телефон.

Они поднялись на скалу и залюбовались необычным видом реки, словно залитой чернилами, по которой скользил лунный свет, будоража фантазию таинственными отблесками, принеся необыкновенное умиротворение душе. Они держались за руки и ощущали биение сердец друг друга, было такое чувство, словно эта ночь их соединила.

— Сейчас все по-другому, — прошептала Наташа, — и совсем не страшно… Река — живая, как и мы с тобой, и она добрая. — Она высвободила руку, и не успел Олег ее удержать, как она шагнула с края обрыва. Внизу раздался всплеск. Олег, не раздумывая, прыгнул вслед за девушкой. Вода легко приняла его и вытолкнула на поверхность. Ему не надо было оглядываться, искать Наташу, он почувствовал ее присутствие рядом. Попытался помочь, а она не спешила выбираться на берег.

— Совсем не страшно! — засмеялась Наташа, вздымая вокруг себя фонтаны брызг, и крикнула во весь голос: — Не страшно! Чудесно и не страшно!

— Ну, ты просто сумасшедшая! — выдохнул Олег, помогая ей выбраться на скользкий каменистый берег.

— Я не знаю, что со мной! Наверно, магия ночи толкает на всякие безумства, но мне не хочется этому сопротивляться! — радовалась она и, почувствовав, как губы Олега нашли ее губы, не стала его отталкивать.

Звонок

— Видно, шеф пришел в себя, одумался и теперь хочет испортить мне отдых, — прокомментировал Олег неумолкающую мелодию мобильного телефона, разбудившую их ранним утром.

Они лежали в палатке полностью обнаженные, укрывшись тонким одеялом, согревая друг друга теплом своих тел. Снаружи лил дождь, и сырой, прохладный воздух, проникавший в палатку, не вызывал желания покидать нагретое место. Мелодия умолкала лишь на мгновение, а затем вновь звучала, и Олег, не выдержав пытки музыкой, ужом выполз из-под одеяла и дотянулся до куртки, в кармане которой лежал мобильник. Мышцы у него на спине перекатывались при каждом движении, и Наташе казалось, что они живут своей жизнью, ей захотелось их погладить, прикоснуться к ним губами.

— Видно, дело серьезное, это не шеф, — сообщил Олег, взглянув на экран телефона, и произнес в трубку: — Светуля, что случилось?.. Что?! Со вчерашнего дня?.. Ты заявила?.. Сейчас же выезжаю, часа через четыре буду у тебя. До встречи!

Он повернулся к девушке, будучи мыслями уже далеко от этого места, и пояснил:

— Звонила жена близкого друга и сообщила, что тот вчера пропал. Утром отправился на работу, но там так и не появился, и больше его никто не видел. В милиции заявление о пропаже не принимают — прошло еще недостаточно времени, а у нее плохое предчувствие. Извини, но нам придется уехать прямо сейчас.

— Ты чем-то сможешь помочь? — сухо поинтересовалась Наташа.

Эйфория прошедшей ночи, еще минуту назад владевшая ею, испарилась в один миг. «Он лжет, как лгут по утрам мужчины, добившись своего. Правда лишь то, что звонила женщина».

— Не знаю, надеюсь, что смогу.

— Хорошо. Едем, — согласилась Наташа.

«Милиция не может помочь, а он, проехав несколько сотен километров, сможет. Супермен! Что-то здесь не так».

Олег бросил взгляд на мобильный и выругался:

— Вот черт! Оказывается, Андрей вчера вечером мне звонил.

— Кто звонил? — поинтересовалась Наташа.

— Мой друг, который исчез, Андрей. — Олег попробовал набрать его номер. — С ним нет связи.

— Тот, который исчез утром, вчера вечером тебе звонил? — продолжала допытываться Наташа.

— Да. И днем он мне звонил, сказал, что надо встретиться. Помнишь, я давал тебе трубку? — растерянно произнес Олег.

— Выходит, он исчез, но днем и вечером тебе звонил? — Девушка усмехнулась. — Как-то это не стыкуется.

— Что касается вечера, есть только один пропущенный звонок с его мобильного телефона, а звонил он или кто другой, я не знаю, — хмуро пояснил Олег, не понимая, к чему этот допрос. — У тебя есть какие-то мысли по этому поводу?

— Есть две гипотезы. Первая: твой приятель загулял и не спешит явиться домой, и тебе вечером звонил, чтобы похвастаться, как ему кайфово, — улыбаясь, предположила Наташа.

— Да нет, он не такой, — возразил Олег, про себя засомневавшись: «А вдруг и правда Андрюша сорвался?» — А вторая какая?

— Вторая и последующие уже касаются не его, а тебя. Вариант А: звонила твоя приятельница и теперь тебе надо побыстрее вернуться в город. Вариант Б: этот звонок ты подстроил, чтобы, опять же, вернуться домой по одному тебе известным причинам. Но я нисколько не обижаюсь на тебя. Поехали. — Она выскользнула из-под одеяла и начала быстро одеваться.

Олег попытался убедить ее в том, что дело обстоит именно так, как он сказал, но она лишь пожала плечами и философски заметила:

— Какая разница, по какой причине мы сейчас уезжаем? Главное — мы уезжаем!

Олег мысленно согласился с ней и все свои усилия направил на то, чтобы побыстрее собрать лагерь и двинуться в обратный путь. Время от времени он пытался дозвониться до Андрея, но у того телефон по-прежнему был вне зоны доступа сети.

 

— 5 —

— Хорошо, Олег, что ты приехал: нашли «мазду» Андрея, а его — нет! — прямо на пороге квартиры сообщила Света и тут же уткнулась заплаканным лицом в куртку Олега.

— Где нашли? — нетерпеливо спросил Олег.

— На штрафплощадке, — дрожащим голосом пояснила Света. — Утром ее обнаружили на Контрактовой площади, но поскольку хозяин не объявлялся и не заплатил, парковщики вызвали эвакуатор.

— Это те еще рэкетиры от городских властей! Талончик на стоянку не оставил, так сразу «крабы» цепляют и вызывают эвакуатор! — возмутился Олег, имеющий подобный опыт, но, отставив эмоции и рефлексии водителя, начал вслух размышлять: — Значит так, автомобиль очутился на стоянке не ранее девяти вечера, до этого времени там парковщики крутятся. Вот только неизвестно, сам Андрей его там оставил или кто другой.

— О боже! — Света вздрогнула, глаза у нее закатились, и Олег еле успел ее подхватить, прежде чем она упала в обморок.

Он перенес обмякшую молодую женщину в гостиную и уложил ее на диван, где она пришла в себя, пока он бегал за водой в кухню.

— Извини, Света, ты меня не так поняла, — оправдывался Олег. — Я сморозил глупость!

— Ты думаешь, Андрюши… уже нет? — испуганно спросила она, всхлипывая.

— Света, я уверен, что с Андреем ничего плохого не случилось! — твердо произнес Олег.

— Если с ним ничего плохого не случилось, то почему от него нет никаких известий? — дрожащим голосом спросила Света.

— Прошли всего сутки, слишком малый срок, чтобы строить глупые предположения. В жизни всякое случается, и когда Андрей вернется, мы посмеемся над нашими страхами. Он мог встретить старого приятеля, устроить «мальчишник», напиться…

— Улететь в Ленинград… — добавила Света.

— Причем тут Ленинград? К тому же это уже Петербург.

— Я вспомнила фильм «Ирония судьбы». Это так, нервы, попыталась взбодриться.

— Мы привыкли, что Андрей постоянно у нас на виду, но иногда судьба зло шутит или устраивает всякие испытания…

— Ты думаешь, у него есть женщина? Или ты даже знаешь ее?! — Слезы у нее мгновенно высохли.

— Ничего я не думаю и не знаю. Предполагаю, что он мог встретить старого приятеля, и они оторвались по полной. Андрей человек положительный, но бывает, и самый надежный механизм дает сбой, однако потом снова прекрасно работает. Поэтому любые мрачные мысли гони прочь. Никакой другой женщины у него нет, он тебя очень любит!

— Хорошо, Олег, я тебе верю. Я даже согласна, чтобы у него оказалась другая женщина, лишь бы он был жив и здоров!

— Мы же с тобой договорились, все будет хорошо! Мне надо сделать несколько звонков, а ты отправляйся в спальню, отдохни. Я по дороге заехал в аптеку и взял снотворного. Вот, держи две таблетки. Судя по твоему виду, ты ночь не спала, а сон тебе необходим как воздух. Я побуду тут, пока ты проснешься. Дай мне свою мобилу, чтобы тебя не потревожил звонок Андрея, если он вдруг объявится.

— Я не хочу спать! — воспротивилась было Света, но, подумав, все же послушалась совета Олега, выпила снотворное и ушла в спальню.

Оставшись в одиночестве, Олег обзвонил все городские больницы, морги, начал «штурмовать» милицию, но все было безрезультатно. Оставалось только ждать.

«Сколько — час, два, день? Неделю, месяц?!» — спросил он себя, зная, что никто не сможет ответить на этот вопрос. У него тоже было плохое предчувствие: он вспомнил о глупом СМС-розыгрыше, предрекавшем Андрею смерть в ближайшее время.

«А может, это вовсе не розыгрыш был, а предупреждение?» — подумал Олег, но стал гнать прочь мрачные мысли. Ему хотелось съездить домой, привести себя в порядок после дороги, но он понимал: оставлять жену друга в таком состоянии нельзя, ей требовалась поддержка. Пока Света спала, он решил принять ванну, взяв с собой все телефоны.

Когда Олег блаженствовал в пенной воде с намыленной головой, зазвонил домашний телефон. Полностью не смыв шампунь, который попал в глаза, он нащупал телефонную трубку.

— Это квартира Иконникова Андрея Александровича? — послышался властный мужской голос.

Олег почувствовал, что у него сердце оборвалось, он как будто знал, что последует дальше.

— Да, это квартира Иконникова.

— Вы кто? — нелюбезно поинтересовался мужской голос.

Олег в другой ситуации ответил бы резко, но сейчас отставил эмоции в сторону и сказал:

— Близкий друг Андрея Иконникова.

— Есть кто-нибудь из родственников Иконникова?

— Жена, но она только что приняла снотворное и спит после бессонной ночи.

— Как вас зовут?

— Олег Петрович Томилин.

— Следователь областной прокуратуры Ярошенко Александр Александрович, — представился собеседник. — Обнаружен труп мужчины. Среди вещей имеется водительское удостоверение на имя Иконникова Андрея Александровича. Требуется провести опознание, желательно родственниками. Через два часа приезжайте в городской морг на Оранжерейной. Жена Иконникова сможет приехать?

— Думаю, да. Я ее туда отвезу.

— Хорошо, вы тоже понадобитесь, необходимо поговорить с вами как с близким другом покойного.

«Понадобитесь! Я что — вещь? Близкий друг покойного… Разве у покойного могут быть друзья?»

Олег быстро закончил мыться, оделся и вышел из ванной. Ему захотелось чего-нибудь выпить, чтобы успокоить нервы, но, вспомнив о предстоящей поездке в морг, оставил эту мысль. Он не представлял, как сможет выдержать холодное безразличие служителей морга и вид тела друга, навсегда умолкнувшего.

«Почему для подобных случаев не предусмотрены исключения из правил дорожного движения?» — Олег все же достал из бара начатую бутылку коньяка, который не так давно, радостно смеясь, они втроем пили с кофе, и воспоминания заставили сердце болезненно сжаться. Вздохнув, он поставил бутылку на место.

«Это лишь чудовищная ошибка, в морге явно не Андрей!» — решил он.

Морг

— Боже мой! Андрей! — воскликнула Света, когда патологоанатом откинул край серой простыни с чего-то жутко неподвижного, застывшего, занимающего не так много места на каталке.

Лицо у Андрея было искажено предсмертными судорогами, рот полуоткрыт, словно он хотел вдохнуть, но так и не смог это сделать, от уголка рта спускалась запекшаяся струйка крови. Его светлые глаза были широко раскрыты, тусклы и безжизненны, длинные волосы приобрели грязно-соломенный цвет и уже не поражали необычной белизной.

Света, зажав эмоции в кулак, мужественно вынесла официальную процедуру опознания, отвечая на вопросы, словно автомат. Олег кусал губы, ощущая то и дело подкатывающий к горлу комок, и только когда санитар вытолкал каталку в другую комнату, почувствовал некоторое облегчение. Правда, его тут же взял в оборот следователь, расположившийся в кабинете патологоанатома. Очень быстро беседа превратилась в официальный допрос. Следователь, молодой парень, видимо, недавно приступивший к своим обязанностям, горел желанием здесь же, на месте, раскрыть преступление, выбрав в качестве главного подозреваемого Олега.

Внешность следователя как-то ускользнула от внимания Олега. Он помнил тембр его голоса, интонации, которые из делано безразличных становились вкрадчивыми, затем угрожающими, и тогда он повышал голос. Когда на следующий день он попытался вспомнить все подробности, то вместо лица и фигуры следователя перед ним возникало какое-то бесформенное пятно. Запомнилось лишь, что следователь явно расстроился, узнав, что Олег на момент исчезновения Андрея находился за триста пятьдесят километров отсюда, и масса свидетелей может это подтвердить.

«Видно, он для этого и пригласил меня в морг для опознания, чтобы, воспользовавшись моим замешательством, раскрыть дело об убийстве по горячим следам. Ведь все так здорово стыкуется: близкий друг — любовник жены, ссора на почве ее неверности, случайное убийство супруга-рогоносца. Однако мое алиби непробиваемо. Информация о зловещем СМС-сообщении на следователя не произвела особого впечатления, видимо, своя версия ему больше нравилась».

Лишь в автомобиле Света разрыдалась и немного успокоилась, только когда подъезжали к ее дому.

— В последние дни ты не заметила в поведении Андрея ничего странного? — поинтересовался Олег, понимая, что сейчас не время и не место для подобных расспросов.

— Заметила. Он стал каким-то беспокойным, нервным, и когда я поинтересовалась, что с ним происходит, сослался на общее недомогание. У него бывало депрессивное состояние, тогда он хотел побыть один. Я мирилась с этим и старалась в такие периоды его не тревожить. Думала, и в этот раз все обойдется…

— Мне кажется, в последнее время Андрей что-то скрывал, он и со мной не был откровенным. Возможно, ему угрожали, — размышлял вслух Олег. — Пару раз он хотел со мной поделиться своими проблемами, но всегда что-то мешало, возможно, сам злой Рок.

— В день своего исчезновения Андрей не пошел на работу, позвонил начальнику и сослался на какие-то неотложные бытовые дела, — сообщила Света, зябко кутаясь в легкую курточку, словно ее знобило. — Я ничего необычного не заметила, он плотно позавтракал, не спеша собрался, поцеловал меня на прощанье и вышел за дверь… Навсегда!

— Он мне днем звонил, хотел срочно встретиться, видимо, что-то предчувствовал… Если бы я знал! — с сожалением воскликнул Олег.

Подъехав к дому, в сердцах он слишком резко нажал на тормоз, и Света чуть не влетела головой в лобовое стекло, спас ремень безопасности.

— Извини, нервы. — Олег помог ей выбраться из автомобиля. — Невыносимо ужасна реальность смерти Андрея. До сих пор не верится, что его больше нет с нами.

— Тогда к нам на дачу приходила Смерть! — истерически выкрикнула Света. — Ну почему я не удержала Андрея, дала ему открыть ей дверь?

— Ты чего, Света? Не накручивай себя, тот ночной визит не имеет к гибели Андрея никакого отношения, — попытался успокоить ее Олег.

— Я знаю, то была Смерть! И он впустил ее в наш дом! — вновь выкрикнула Света и, оттолкнув Олега, вбежала в подъезд.

Олег дождался, когда в окнах ее квартиры на третьем этаже зажегся свет. Только после этого, горестно вздохнув, он отправился домой.

 

— 6 —

Олег зря понадеялся, что его общение со следователем ограничится допросом в морге. На следующий день следователь вызвал его к себе и наконец обрел в глазах Олега реальный облик: около тридцати лет, короткая стрижка «ежик», по фигуре заметно, что дружит со спортом, однако лицо нервное, бледное, с черными кругами под воспаленными глазами от бесконечной работы и необходимости выполнять приказы безжалостного начальства. Судя по всему, отработка версии «СМС» ни к чему не привела, так как сегодняшние вопросы практически дублировали вчерашние, видоизменившись лишь по форме, но были и новые, крайне удивившие Олега.

— Потерпевший Иконников был верующим? Как часто он посещал церковь?

— Не думаю, что Андрей был человеком религиозным, а в церковь мы только раз в год, на Пасху, ходили всей компанией святить куличи, просто отдавая дань традиции.

— Как вы думаете, не был ли он членом религиозной секты?

— Нет, не был.

— Вы так думаете или знаете наверняка?

— Уверен на все сто, что он не входил ни в какую секту.

— Знаете ли вы кого-нибудь из ваших общих знакомых, состоящего в какой-либо секте?

— Мы с такими людьми не общались.

— А может, у него был свой узкий круг общения, в который вы не были вхожи?

— Мы дружили с первого курса института. Возможно, я не знаю всех, с кем Андрей общался по работе, но те, с кем он поддерживал дружеские отношения, мне хорошо знакомы.

— Пожалуйста, вспомните, не заходил ли у вас когда-нибудь разговор о сатанистах?

— Нет. Эта тема нас совсем не интересовала. — Тут Олег не выдержал: — Меня эти вопросы забавляют, но к чему они?!

Следователь уставился на него тяжелым немигающим взглядом, а потом медленно произнес, внимательно наблюдая за реакцией Олега:

— Дело в том, что убийство гражданина Иконникова было ритуальным.

Олега словно током ударило от этих слов, и он воскликнул:

— Не может быть!

— Есть заключение судебной экспертизы: ему перерезали горло, вскрыли грудную клетку, вспороли живот, изъяли сердце и печень. В его теле отсутствует кровь.

Олег почувствовал, что его начинает подташнивать.

— Где это произошло?

— Место, где было совершено убийство, пока не установлено. Тело найдено недалеко от села Хотов, в районе так называемых Казацких валов. Что вы можете по этому поводу сообщить следствию?

— Я… я в шоке… Даже не представлял, что такое могло случиться с Андреем. Вы думаете, это сатанисты?

— Мое дело оперировать фактами, а предполагать можно многое. Еще одна неприятная деталь: на его теле обнаружен вырезанный ножом знак свастики. Вот он, посмотрите.

Следователь подвинул к Олегу фотографию, на которой крупным планом была запечатлена свастика в подтеках запекшейся крови. Это фото и зловещий «паучок» на нем никак не ассоциировались с телом Андрея, поэтому Олег внимательно рассмотрел снимок.

— Тогда… скинхеды? — предположил Олег.

— Мы отрабатываем несколько версий. Вам я это сообщил для того, чтобы вы как следует подумали, может, вспомните что-нибудь полезное для следствия: любые, пусть даже незначительные события, слова, поступки, которые могут, на ваш взгляд, иметь к этому отношение. Пока у меня все. Подпишите протокол, и, если что вспомните, прошу немедленно связаться со мной. Вот моя визитка. А если у меня возникнут вопросы, тогда встретимся еще раз.

Олег, пробежав глазами протокол, размашисто расписался и поставил дату.

— Давайте ваш пропуск, я его подпишу, иначе вас отсюда не выпустят. Вдове передайте, что завтра может забрать тело Иконникова из морга. Все, вы свободны.

— Прощайте, — произнес Олег, направляясь к двери и чувствуя, что от всего этого нервы у него взвинчены до предела.

— У нас говорят не «прощайте», а «до свидания», — отозвался, криво усмехнувшись, следователь.

Оказавшись на улице, Олег решил вначале зайти домой, немного отдохнуть и только после этого, забрав со стоянки автомобиль, отправиться на работу.

Сосед

После развода и размена квартиры Олегу досталась, как он ее называл, «полукоммуналка» — двухкомнатная квартира, разделенная пополам. Владения Олега включали небольшую комнату, балкон и кухню, в которой была установлена ванна, закрытая ширмой, а туалет находился за фанерной перегородкой. Общим оставался только коридор. Его соседом был тоже разведенный мужчина, который, несмотря на большую разницу в возрасте, два с половиной десятка лет, при знакомстве представился просто как Витек. У соседа было две страсти, первая — постоянно что-то конструировать, а вторая — женщины. Первая, наряду с минусами (беспрерывный шум работающей дрели, или болгарки, или электролобзика), имела и свои плюсы: Витек умел делать все и получал удовольствие от ремонта, так что все мелкие бытовые проблемы Олега он взял на себя. Если у Олега что-нибудь ломалось, он сразу направлялся к соседу и «осчастливливал» его своими проблемами. Другое увлечение соседа, женщины, никаких плюсов не имело. Постоянный поток то и дело сменяющих друг друга женщин разных мастей и возрастов вызывал уважение к здоровью пятидесятидевятилетнего Витька, но сам контингент порой внушал страх и навевал мысли о возможных проблемах. Это были и женщины бальзаковского возраста, все еще пребывающие в поисках личного счастья, и малолетние проститутки, молодые провинциалки, приехавшие в большой город на заработки, и женщины с вокзала, не имевшие денег, чтобы снять угол на ночь. Иногда попадались искательницы приключений, отбившиеся от экскурсионной группы. У Олега последняя категория женщин вызывала недоумение: что интересного они могли разглядеть в неприметном, седом, худощавом Витьке, вечно страдающем от нехватки денег?

Несмотря на все это, Олег с соседом жили дружно. Олег даже не возмущался, когда прежняя сожительница Витька, решив вернуться и обнаружив у него новую пассию, громко скандалила полночи. Витек все бесплатно ремонтировал Олегу, регулярно занимал у него деньги и всегда возвращал долг, чтобы через день занять вновь. Лишь раз между ними пробежала черная кошка. Дело в том, что их квартира находилась в самом центре города и, продав ее, можно было купить две изолированные однокомнатные квартиры в более отдаленных районах. Когда Олег, только вселившись, загорелся этой идеей и нашел подходящий вариант, сосед заявил, что из центра никуда не уедет. Никакие уговоры, щедрые посулы на него не подействовали, и Олег в конце концов смирился. Вскоре он перестал обращать внимание на мелкие неудобства коммуналки и ценил местоположение квартиры и возможность получать удовольствие от неторопливых пеших прогулок по ночному городу.

Всю дорогу домой Олег раздумывал над словами следователя, вспоминая общих с Андреем знакомых, пытаясь вычислить среди них скрытых сектантов и сатанистов. Но ни один из них не подходил на эту роль. Предположение о том, что поводом для убийства послужила некая ссора, также отпадало. Андрей был абсолютно неконфликтным человеком и, насколько Олег знал, явных врагов не имел. Андрей шесть лет работал в крупной компании менеджером-логистом, был на хорошем счету у руководства, которое болезненно восприняло сообщение о его трагической гибели и пообещало взять на себя расходы, связанные с похоронами.

Может, все-таки был какой-то конфликт на работе? Каким же он должен быть, чтобы стать причиной зверского убийства? Так ни до чего и не додумавшись, Олег поднялся на третий этаж кирпичного пятиэтажного дома, стыдливо прятавшегося в глубине двора, прикрываемого от улицы более представительными собратьями.

Вытащив из кармана связку ключей, он вставил один из них, длинный, допотопный, в скважину не менее древнего замка, который, однако, был намного новее самой двери. Сколько раз Олег собирался поменять входную дверь на современную металлическую, но затею эту так и не удалось реализовать из-за непрерывных перемещений пассий любвеобильного соседа. В конце концов он принял решение лишь укрепить дверь в свою комнату.

Попытки Олега открыть входную дверь не увенчались успехом, и он позвонил соседу. Долго ждать не пришлось, послышались голоса, кто-то заворочал в замочной скважине ключом, вставленным изнутри. На пороге стояла хрупкая девочка в легком цветастом халатике, с бледным личиком, распущенными каштановыми волосами, ниспадающими ниже едва заметной груди. А вот взгляд у нее был словно остекленевший и явно не детский.

Дверь в комнату соседа была приоткрыта, оттуда с виноватой улыбкой выглядывал он сам, демонстрируя несвежую майку, которая не прикрывала выпирающие ключицы и верхнюю часть груди, поросшей рыжеватым мхом.

— Привет! — Олег топтался на пороге, ожидая, когда девочка даст ему возможность пройти.

— Козел! — бросила девочка и, развернувшись, направилась в комнату соседа.

Витек вышел в коридор, пропуская ее в комнату. Кроме майки, на нем были выцветшие трикотажные спортивные штаны, снятые с производства еще до рождения Олега, и потрепанные пушистые женские тапочки.

— Здравствуй, Олежек. — Витек подошел ближе, демонстрируя крупным планом морщины на лице. Он подмигнул, кивком указывая на дверь, за которой скрылась девочка: — Не обращай внимания, молодо-зелено! Это она не вынула ключ из замка. У меня к тебе есть небольшое дельце. — Витек потупился.

Олег знал, что за этим последует, но надо было соблюсти ритуал. Он не спеша открыл дверь в свою комнату, зашел внутрь, вслед за ним прошмыгнул сосед, сгорбившись и став еще меньше, хотя росту и так был небольшого.

— Олежек, ты сотню мог бы мне одолжить на месячишко? — попросил он.

— Хорошо, Витек, деньги не проблема. — Олег достал портмоне и протянул соседу купюру. — А вот с такой малолеткой у тебя могут быть большие неприятности. Тебя могут обвинить в педофилии, ей, наверное, не больше пятнадцати?

— Да нет, она совершеннолетняя! — начал горячо убеждать его Витек. — Я ее по доброте душевной пригрел: ей некуда пойти, негде переночевать.

— У тебя же Варька жила! — Олег вспомнил черноволосую, крепкого телосложения женщину лет сорока, целый месяц обитавшую у соседа.

— Уехала обратно в село к родным. Не нашла себя в городе, нет нормальной работы.

— А эта откуда?

— С кладбища.

Олег вздрогнул. Витек затараторил, как автомат:

— Был я на Байковом, проведывал могилки родственников, возвращался, когда уже начало смеркаться. Смотрю, девчонка мостится на скамеечке возле могилы, как бы на ночевку. Вроде тепло, лето еще не закончилось, а жалко стало. Заговорил с ней, она со мной и пошла. Поживет здесь немного, там видно будет.

— Твое дело, но не миновать тебе крупных неприятностей, Витек. — Олег осуждающе покачал головой, а сосед, приоткрыв дверь, бочком протиснулся в коридор.

«Витек явно ненормальный, но, с другой стороны, он тихий, безобидный и добрый человек. Может, и в самом деле он по доброте душевной приютил девочку, а я тут шью ему уголовное дело? Да и девочка, судя по всему, может за себя постоять. Ведь на кладбище собиралась ночевать. Видимо, девочка из неблагополучной семьи, а сейчас вообще оказалась на улице. Ужасно, когда тысячи, если не десятки тысяч детей бездомные, проходят через страшную школу улицы. Только больное общество допускает подобное, ведь, когда они вырастут, заявят о себе, пополняя криминальную среду».

Раздался стук в дверь, вошел Витек и протянул паспорт:

— Вот, посмотри, Олежка, ей восемнадцать с половиной. А ты говоришь «педофил». — В его голосе звучала обида.

— Это я так, к слову, не обижайся. Просто предупредил, девушка очень мелкая, с виду совсем ребенок. Она тебе не говорила, почему решила ночевать на кладбище?

— Сказала, что там спокойнее и что мертвецы лучше живых.

— Да-а… — только и смог вымолвить Олег, прежде чем сосед отправился к себе, и подумал: «Спокойненькое местечко, если иметь железные нервы! Это было бы самым последним местом, где я бы решил заночевать».

 

— 7 —

«Есть среди сатанистов заблудшие души, это так. Но те, кто прошел несколько уровней посвящения, людьми уже не являются. Это существа, которые сломали внутри себя все моральные барьеры, выкинули на свалку свою совесть и все остальное человеческое, что в них было заложено их матерями с младенчества. Это отморозки, которые понимают только язык силы. С ними бесполезно говорить. Их невозможно вылечить или перевоспитать. Почувствовав вкус человеческой крови, они инфицируются сильным и неизлечимым вирусом насилия и сатанизма. Они перерождаются в существа, которые уже не смогут жить без вкуса крови, человеческих внутренностей, без периодической нервной разрядки, мучая людей или животных и наблюдая за их страданиями и агонией. Они становятся маньяками. Это уже не люди…»

Олег оторвался от чтения статьи «Отморозки», найденной в интернете. Судя по такой характеристике, сатанистов нетрудно узнать по асоциальному поведению, но таких нет в ближайшем окружении Андрея. Если бы не злополучное СМС, то можно было бы предположить, что Андрей стал случайной жертвой сатанистов. По утверждению следователя, первой, но, вполне возможно, не последней. А может, СМС и смерть Андрея — лишь совпадение?

Интуиция подсказывала Олегу: убийца или группа убийц-нелюдей, совершивших это преступление, должны быть знакомы Андрею. Он чего-то боялся, поэтому у него в последние дни было подавленное настроение. Что он хотел сообщить при встрече? И почему, если опасался за свою жизнь, ничего не сказал Свете? Боялся за нее или того, что она не отпустит его на роковую встречу?

Много загадочного произошло в тот день, когда Андрей исчез. Уехал вроде как на работу, хотя предупредил начальника, что его не будет целый день. Выходит, для подготовки той встречи требовалось много времени. Для чего именно? Возможно, она должна была состояться за пределами города или даже в другом городе. Тело обнаружили в районе Казацких валов, это в десятке километров от его дома, и времени, чтобы туда доехать, требуется совсем мало, гораздо дольше ехать до центра города. Скорее всего, его убили в другом месте, не там, где нашли тело. Да и следователь такого же мнения.

«В тот день Андрей позвонил мне днем, по-видимому, хотел, чтобы я его подстраховал, — рассуждал Олег. — Но что он делал целое утро и где находился до этого звонка? Умер Андрей после полуночи, а звонил мне на мобильный в полдесятого вечера, но звонил он сам или кто другой, неизвестно».

Устав от размышлений, порождающих лавину вопросов, на которые не было ни одного ответа, Олег вновь отправился в путешествие по интернету, пытаясь разобраться, что собой представляет ритуальное убийство.

«…Это кровавый обряд религиозных изуверов-сатанистов, совершаемый с целью установления мистической связи с бесами и злыми духами для привлечения их на свою сторону».

Найденное определение было насквозь пропитано мистицизмом: «бесы», «злые духи», словно эти понятия имели отношение к реальности, а не были выдумкой человека. Ведь сами сатанисты, перемещая все из своего воображения в реальный мир, создают тем самым основу для веры, подталкивающей их совершать изуверские поступки.

Поинтересовался Олег и значением символа свастики, которое изуверы-убийцы вырезали на теле Андрея. К его удивлению, этот знак оказался вовсе не зловещим, слово «свастика» в переводе с санскрита означает «благоденствие». У многих народов, в том числе и славян, он был символом благополучия, удачи. Слово «свастика» имеет индийское происхождение, но сам символ впервые встречается не в Индии. Изображение этого знака с поворотом концов против часовой стрелки некоторые исследователи называют «саувастика» и придают ему противоположное значение. В Индии он, по некоторым сведениям, означает ночь и черную магию, является символом демона, несущего смерть и разрушение.

Обнаруженное различие значений двух очень похожих символов привело Олега в радостное возбуждение, словно он уже напал на след преступника. Он даже начал лихорадочно искать визитку следователя, чтобы тут же уточнить, какой знак на теле Андрея — свастика или саувастика. Но, подумав, остыл. Решил позвонить следователю, когда будет что сообщить более существенное.

«Выходит, я начал собственное расследование? Почему бы и нет? Пусть это не совсем расследование, но если я найду зацепки, которые помогут следствию, это будет лучшее, что я могу сделать для погибшего друга».

Олег составил список всех тех, кого знал и с кем общался Андрей, разделив лист на три колонки: позитив, негатив, странности. Работа над списком не принесла ощутимого результата, так как колонки «негатив» и «странности» практически остались пустыми, как ни старался, не мог придумать, что в них записать. Он сожалел, что в этот список не мог внести своего соседа Витька, обладавшего целым букетом странностей, но который был знаком с Андреем лишь шапочно.

В итоге Олег пришел к выводу: «Или я слишком доверчив и плохо разбираюсь в людях, или убийцу надо искать где-то на стороне. Возможно, он мне незнаком, но тогда все мои усилия бесполезны». Еще поразмыслив над всем этим, Олег принял такую основную посылку для поисков: убийца мне знаком, он — сатанист, но хорошо маскируется под нормального человека. Вновь обратился к интернету, выясняя мотивации выбора сатанистами своих жертв, рассчитывая выйти на убийцу от обратного.

Поиск показал, что среди сатанистов нет однозначного мнения относительно выбора жертвы. В одних сектах это обязательно должен быть невинный младенец или девственница. Другие секты выискивали проституток, гомосексуалистов, наркоманов, бомжей или даже воспитывали в своей среде будущую жертву, подводя ее под необходимые параметры. И лишь в редких случаях случайный человек становился их жертвой.

Часы показывали полвторого ночи, Олег решил укладываться спать, а о том, что уже можно заниматься организацией похорон, сообщить Свете завтра.

Сон

Олег бредет по ярко-желтому песку среди множества громадных оранжевых кактусов, уходящих в бесконечность голубизны неба, на котором время от времени возникает фиолетовая воронка, словно огромная глотка. Ему очень страшно, и он опасается уколоться об острые метровые шипы, угрожающе торчащие из кактусов, словно небольшие копья. На глаза ему то и дело попадаются нанизанные на шипы неосторожные путники, и он каждый раз замирает, боясь опознать в одном из них Андрея. Убеждаясь, что это не он, Олег испытывает облегчение и продолжает путь. Идти очень тяжело, песок замедляет движения, и порой ему кажется, что он топчется на месте. Впереди он замечает гору песка, возле которой играют дети. Подойдя ближе, он видит, что это очень странные дети, у них нет глаз — просто гладкая кожа, никаких глазниц.

— Я хочу пить! — обращается Олег к детям, но они никак не реагируют на его просьбу.

Вдруг он чувствует, что его дергают за рукав, и оборачивается.

— Пойдем. Я покажу тебе дом, где убили Андрея, — говорит худенькая девушка в цветастом платье и берет его за руку. — Не бойся, мне уже исполнилось восемнадцать, и на кладбище я больше не ночую.

Олег отправляется следом за ней. Вскоре они подходят к нагромождению огромных камней, имеющему форму пирамиды, у ее основания виднеется простая деревянная дверь. Олег осторожно открывает ее и заходит внутрь. Там совсем пусто.

— А ты что думал?! — со смехом говорит неожиданно появившийся из-за спины Витек с ведром воды в руке. — Рассчитывал найти здесь склад трупов? Я храню их в другом месте!

— Выходит, ты убил Андрея! — догадывается Олег и замечает, что Витек держит ведро не с водой, а с кровью, затем начинает макать в ведро малярную щетку и брызгать кровью на Олега.

— Я тебя готовлю, ты следующий! — Витек смеется и кривляется.

Олег пытается до него дотянуться, но силы покидают его, и он не в состоянии что-либо сделать, каждое движение дается с трудом. Витек обнимает девушку в цветастом платьице и сладострастно шепчет:

— Мне нужны твои сердце и печень!

Странная парочка, обнимаясь, начинает медленно приближаться к Олегу. Он замечает, что у девушки в цветастом платье и Витька мертвые глаза. Олег понимает: это конец! — и просыпается.

— Куда ночь, туда и сон, — шепчет он. — Приснится же такое, да еще в цвете! — Но, вспомнив мертвое лицо Андрея, добавляет: — Хотя явь во много раз ужаснее!

 

— 8 —

— Ну как, похожа? — нетерпеливо спросила Наташа, боясь даже пошевелиться, лишь скосив глаза в сторону Олега.

— Ни капельки не похожа, — серьезно произнес Олег, вглядываясь в портрет, над которым трудился уличный художник, и, желая подшутить над девушкой, добавил: — На портрете слишком красивая!

— А я что, дурнушка?! — возмутилась Наташа, изменив позу и тем самым вызвав недовольное шипение художника.

— Ты? Нет! — продолжал поддразнивать ее Олег. — Ты симпатяга!

— Вот это выдал! — не удержался от комментария художник, а у Наташи даже появились слезы на глазах.

— У моих родителей есть болонка, они ее в хорошем настроении называют симпатягой. Ну а если я… — она, не закончив фразу, решительно поднялась.

— Вы куда, девушка? — забеспокоился художник. — Портрет еще не готов!

— Пусть вам теперь позирует этот симпатяга! — Наташа указала на Олега и быстро пошла прочь.

— Ни фига себе! Я столько времени потратил на эту… — возмутился художник, но умолк, натолкнувшись на жесткий взгляд Олега.

Тот процедил:

— Мы сейчас вернемся.

Олег бросился догонять Наташу, торопливо удалявшуюся по длинному подземному переходу.

— Ну и правильно, — сказал Олег, крепко обняв ее за талию, тем самым вынуждая снизить темп ходьбы. — Есть мнение, что, рисуя твой портрет, художник крадет частицу тебя. Зачем мне с ним делиться?

— А ты жмот! — рассердилась девушка. — Неужели портрет был так плох?

— Чтобы это узнать, надо было подождать, пока его закончат. Я специально тебя расшевелил, желая увидеть на портрете не статую, а…

— Теперь ты уже ничего не увидишь! — продолжала сердиться Наташа.

— Ладно, каюсь! Давай вернемся, пусть не пропадет его скорбный труд и дум высокое стремленье. — Олег силой развернул девушку в том направлении, где сидел художник.

— Сам будешь позировать, у меня уже не то настроение по твоей милости! — Наташа капризно надула губки. — Пойду напьюсь крепкого кофе — двойного, нет, тройного, и поеду домой. Вот!

Несмотря на кажущуюся веселость, у Олега с утра, как говорится, кошки на душе скребли. Прошло десять дней со дня гибели Андрея, а его собственное расследование не продвинулось ни на шаг, и, судя по разговорам со следователем, которому он периодически звонил, тот тоже не мог похвастаться результатами.

«Неужели изверг, сделавший это с Андреем, останется безнаказанным, будет жить, как жил, есть, пить, чему-то радоваться и выискивать следующую жертву?» Подобное положение вещей бесило Олега, привыкшего не отступать ни перед какими трудностями и добиваться своей цели. Неудовлетворенность, накапливающееся раздражение настойчиво искали выхода и пока ограничивались вполне безобидными подтруниваниями над Наташей. Но это не могло его удовлетворить, он жаждал взрыва — выброса накопленной отрицательной энергии. Он чувствовал себя миной, готовой взорваться от малейшего прикосновения к взрывателю, для этого достаточно было какого-нибудь пустяка — случайного толчка, резкого слова или даже взгляда.

— Кофе убивает красоту, а потом и самого человека, — криво улыбаясь, сказал Олег.

— Ты назвал меня дурнушкой. Заявил, что на портрете я красивее, чем в жизни, — упрекнула его Наташа.

— Я этого не говорил, — возразил Олег и, неожиданно схватив за руку проходящего мимо незнакомого парня, развернул его к себе.

— Ты говорил, что моя девушка дурнушка?! — грозно спросил он, сверля его тяжелым взглядом.

— Я ничего такого не говорил… Я ее не знаю… — растерялся парень.

— Олег, прекрати! — попросила Наташа.

— Видишь, и он ничего такого не говорил. — Олег отпустил парня, и тот пошел своей дорогой, недоуменно оглядываясь.

— Поинтересуемся у того мужчины? — Олег примерился к следующей жертве.

— Не глупи и успокойся. Хорошо, пойдем, пусть художник закончит портрет. С тобой что-то происходит, я это вижу. Но ты ведь не такой, а тут стал приставать к незнакомым людям, чуть не полез в драку, — миролюбиво заметила Наташа, уже сама увлекая его в нужном направлении. — За кофе расскажешь, какая муха тебя укусила.

Ее слова подействовали успокаивающе, да и Олег почувствовал, что немного «выпустил пар».

— Вот и мы! — сообщил он художнику, когда они подошли к нему. — Натали, прими соответствующую позу, а я отойду, чтобы не смущать тебя.

Он пошел по длинному подземному переходу, всегда полному людей и событий, в народе прозванному Трубой. Здесь торговали контрабандными сигаретами и водкой из-под полы, художники рисовали экспресс-портреты, шаржи, играли уличные музыканты, тусовались обкуренные «продвинутые» в широких штанах с накладными карманами вместе с тинейджерами-готами, одетыми во все черное, с гримом, как в фильмах ужасов. Он шел без какой-либо цели, просто убивая время, пока Наташа освободится. Окружающая обстановка ему не нравилась: бесконечный человеческий круговорот, коктейль их запахов пота, пива, табака — и он решил выбраться наверх, к Пассажу, где в выходные дни брейк-танцоры и клоуны развлекали праздно шатающуюся публику. Но его остановил телефонный звонок.

Света

— Ты не мог бы ко мне сейчас приехать? — жалобным голосом спросила Светлана. — Так одиноко и… страшно!

— Светуля, я бы с удовольствием, но, понимаешь… — Олег замешкался, не зная, какую причину назвать.

— Понимаю, у тебя очередная жертва, рассчитывающая на взаимность, но, как всегда, ее ожидает разочарование и крушение иллюзий.

— Ну почему так пессимистично, Света?

— Потому что ты законченный эгоцентрист, Олежек. Ты в центре, вокруг тебя весь мир пляшет, а ты с умным видом заявляешь: «Весь мир — это лишь комплекс моих ощущений».

— Это не я сказал, а Беркли.

— Неважно, кто первый сказал. Будет поздно, когда узнаешь, что не ты центр вселенной, и без тебя можно обойтись, а если еще какая-нибудь звездочка тебе сделает от ворот поворот… Это будет катастрофа, ведь правда, Олежек? Маленький конец света!

— Света, я вижу, ты права — тебе надо в люди. Словом, собирайся и вали сюда. Я познакомлю тебя с моим последним приобретением, Наташей. Она строга, умна и в меру терпелива. Сама понимаешь, она пока еще не узнала меня как следует, со всеми моими дурными наклонностями. Ужин в японском ресторане на набережной я гарантирую.

— Нет, Олежек, я не приеду. Мне плохо одной, но на людях будет еще хуже. Ты, наверно, забыл, что в том ресторане, куда приглашаешь, мы не раз бывали с Андреем. Воспоминания об ушедшем счастье — пытка не менее безжалостная, чем с применением орудий палача.

— Пойдем в другой ресторан, на твой выбор.

— Олежек, я хотела тебя видеть не для того, чтобы напроситься на ужин и весело провести время. Мне страшно… Я разбирала бумаги Андрея и нашла дневник.

— Андрей вел дневник?

— Нет, это не его дневник.

— Чей же он?

— Возможно, его прадеда или какого-то другого родственника, жившего лет сто тому назад, — Родиона Иконникова.

— И что с того?

— Смерть Андрея была запрограммирована в прошлом. И та ночная гостья пожаловала к нам на дачу не случайно.

— Что?! Света, ты сама поняла, что сказала?

— Олег, я хочу, чтобы ты вначале прочитал этот дневник, а потом уже решишь, сумасшедшая я или не сумасшедшая. Мне вспомнилась одна прочитанная, не помню где, фраза: «Если человек страдает, когда у него нет сильной физической боли, значит, он психически болен». А я очень страдаю, и причина этого — смерть Андрея.

— Света, я тебя считаю самой нормальной из всех нормальных женщин, но ты устала от всего того, что свалилось на тебя. Дневник я обязательно прочитаю, а тебе надо больше времени проводить на людях. Давай я сейчас подъеду, заберу тебя и дневник, а за ужином поболтаем обо всем.

— Нет, Олежек, я никуда не поеду!

— Я ничего не слышу, потому что уже еду! — Олег быстрым шагом направился к Наташе.

— Похоже, здесь работы еще на полчаса, — заявил он, взглянув на портрет.

— Не более десяти минут, — возразил художник.

— Мне надо отлучиться минут на тридцать-сорок, — сказал Олег Наташе, проигнорировав эту поправку.

— Ты меня бросаешь? — возмутилась она.

— Нет, временно оставляю, пока Рембрандт закончит работу. Я быстро, туда и назад.

— Это куда — туда?!

— Ужинать будем втроем, я пригласил вдову Андрея. Света прекрасная женщина, и тебе она понравится.

— Почему не посоветовался со мной?! — Тон у Наташи стал сухим, словно хворост в лесу.

— Потому что у нее депрессия, и она сходит с ума от одиночества. Чуть больше недели прошло с того дня, как она похоронила Андрея! — от тона Наташи стал заводиться Олег.

— У нее разве нет подруг?

— Я не знаю, что у нее есть, а чего нет. Я ее пригласил на ужин. Кстати, запланированные суши отменяются, есть классное кафе в национальном стиле на Андреевском спуске.

— Это ее идея?

— Нет, моя!

— Может, я своим присутствием испорчу вам настроение?

— Ты мне окончательно испортишь настроение, если откажешься от ужина!

— Готово! — воскликнул художник и отдал рисунок Наташе.

— Здорово! — оценила она его работу. — Очень похоже. Не правда ли, Олег?

— Фотография лучше передает сходство, — пробурчал он, нервно поглядывая на часы.

— Ничего ты не понимаешь! Фотография мертва, а здесь…

— Ты как живая! — подхватил Олег. — Мне надо ехать!

— Отлично, мы поедем вместе! Как хорошо, что художник успел вовремя дорисовать мой портрет. — Наташа взяла Олега под руку и по дороге стала рассказывать, как однажды попала на кастинг для фильма и что из этого абсолютно ничего не вышло.

 

— 9 —

— Похоже, я соседа когда-нибудь убью, — вполголоса заметил Олег, безрезультатно пытаясь вставить ключ в замочную скважину, чтобы открыть входную дверь в свое жилище.

— Фи! Я думала, что коммуналок уже нет в городе, тем более в центре! — рассмеялась Наташа.

Из-за количества выпитого ее веселило и то, что приходится долго ожидать под неказистой дверью, и то, что она согласилась на предложение Олега выпить чашечку кофе у него дома.

Дверь открылась, на пороге стояла девушка в ситцевом платье, она с презрением смотрела на Наташу.

— Ты кто такая? — хрипло поинтересовалась девушка, не обращая никакого внимания на Олега, как будто его здесь и не было.

— Это моя гостья! — Олег грозно надвинулся на девушку, заставив посторониться. — А ты кто такая?!

— Виолетта! — крикнул выглянувший из-за двери своей комнаты Витек, на котором были одни только плавки. — Вытащи ключ и иди сюда!

— Пошел вон, старый козел! — бросила Виолетта, которой это имя шло, как корове седло.

Она все же вынула ключ из замочной скважины, при этом больно наступив Олегу на ногу, и невпопад произнесла:

— Когда я была на шестом месяце беременности, то отравилась водкой, — и направилась в комнату Витька, виляя тощим задом.

— Виолетта! — окликнул ее Олег.

Девушка обернулась.

— Если еще раз оставишь ключ в дверях, я тебе надеру уши! — пообещал он.

— Надери своей шлюхе задницу! — отозвалась Виолетта и, до того как Олег успел отреагировать, скрылась за дверью.

Наташа хихикнула, хотя девчонка ее оскорбила, но ведь она поставила в глупое положение Олега, большого, сильного и умного.

— Завтра с ней разберусь! — пообещал Олег.

Похоже, новая жилица Витька на слова не реагировала, а язычок у нее был острым, как бритва. Но не драться же с девчонкой! Олег решил серьезно поговорить с Витьком — раз его очередное приобретение так себя ведет, пусть проваливает обратно на кладбище.

— Хоромы у тебя тесноватые! — заметила Наташа, оказавшись в комнате. — Душ есть?

— А как же! — с гордостью ответил Олег и пошел в кухню включать колонку.

Наташа, как была, одетая, упала на разложенный диван, занимавший половину комнаты, и сообщила потолку:

— Но это же центр города! Боже, как хочется спать! Ну зачем я столько выпила?!

Луна

С давних времен человек не обходил вниманием постоянно меняющий свой облик спутник Земли. На растущей луне все наполняется энергией, и особенно удачной бывает рыбалка; убывающая луна выискивает и сбивает с толку запоздалого путника призрачным светом, помогает черным магам в колдовстве; но самым загадочным и зловещим является полный лик щербатого светила, обманчиво равнодушного. Наши предки считали Луну богиней мертвых, наполнявшей свою чашу душами умерших и теперь изливающей их на землю, заставляя забыть о лунном прошлом на время, пока они не вернутся в ее владения.

В эту ночь на небе властвовала полная луна, заливая землю серебристым светом. Бесцеремонно заглянув в комнату, она освещала любовные игры мужчины и женщины, пока с их уст одновременно не слетел крик и они, обессиленные, упали на свое ложе. Женщина кричала долго и протяжно, мужчина — коротко и хрипло. Женщина с мыслью «завтра надо рано встать, не проспать бы» сразу уснула, повернувшись на правый бок, прижавшись горячей спиной к мужчине, к которому сон не спешил. Он нервничал из-за ощущения неотвратимости беды, которая терпеливо выжидала своего часа. Свет луны не только мешал заснуть, но и не давал собраться с мыслями.

Наглость луны заставила его подняться и попытаться защититься от нее при помощи ситцевых штор цвета солнца, но она не сдавалась, выискивала лазейки и, легко проникая через них, смеялась над усилиями мужчины.

«Не можешь спать — займись делом, но так, чтобы никому не мешать», — сказал себе Олег. «Никому» относилось к спавшей крепким сном Наташе. Теперь она лежала на животе, широко раскинув руки и ноги.

«Легко сказать „займись делом“, но каким?» Олег отправился в кухню, плотно прикрыв за собой дверь. «Может, какую-нибудь книгу почитать?» Его взгляд наткнулся на цветной пакет, который за неимением более подходящего места он положил на обеденный стол. В нем находился дневник Родиона Иконникова, так напугавший Свету.

— Что же в тебе есть такое, вызывающее страх? Удивительное изобретение человека — слово, вне зависимости от того, произнесено оно вслух или написано. Оно может вызвать гнев, восторг, радость, печаль, жалость, желание, страх, любовь. Передать ощущение холода, жары, голода, боли, эйфории, стыда.

Потертый кожаный переплет тетради, пожелтевшие страницы, мелкий, убористый, но удивительно четкий почерк. Это был, собственно, не дневник: писавший его не помечал события датами, они явно не были важны для него, ничего не значили.

Дневник Родиона Иконникова. Киев

Недописанный роман о чуме вновь напомнил о себе и замыслах, которые так и остались нереализованными. Было странно оказаться в том месте, где до этого блуждал лишь в воображении. Город ХХ века внешне мало похож на себя самого, каким был в ХVIII столетии. Так человек, меняясь внешне в течение жизни, сохраняет свой внутренний стержень, свое «я». Волею судьбы заброшенный в этот древний город, я с большим удовольствием бродил по мощенным дорожкам древнейшей православной святыни, Печерского монастыря, замирал от переполнявших меня чувств возле нетленных мощей святых старцев, похороненных в монастырских пещерах, поражался воле и желанию затворников, добровольно замуровавших себя, лишившись до конца жизни солнечного света, изнурявших тело невероятной аскезой — довольствовались лишь одной маленькой просвирой и небольшим количеством воды в день. И крамольные мысли полезли в мою голову: ведь тьма — обитель сатаны, его царство! Разве можно, находясь во тьме, стремиться к свету, молить о милости Господа? Другое дело дома Господа — великолепные храмы, церкви, устремлявшиеся к небу острые шпили золоченых куполов, блистающие золотом алтарей, окладами святых икон, приводящие в трепет церковным песнопением, торжественными ритуалами. И вновь мысленно возвращался в прошлое, о событиях которого известно из летописей. Во время эпидемии чумы полностью вымирали монастыри, смерть косила слуг Господа наравне с грешниками, никому не делая поблажки. Что это было? Искушение верой или слабость Бога и сила сатаны? Я боялся этих мыслей, толкающих к атеизму, а то и еще дальше в глубины тьмы.

Жажда реализации желаний движет человеком вне зависимости от того, чего он желает — денег, женщин, преуспевания в своем деле или на духовном поприще, но удовлетворить его полностью невозможно. Когда невероятным, чудесным образом десять лет тому назад Судьба стала благосклонна ко мне и моя жизнь изменилась к лучшему, я посчитал, что взошел на вершину счастья. Лизонька стала моей женой, ее родители скрепя сердце приняли меня в свою семью, ее отец выхлопотал мне должность в министерстве и помог продвинуться по карьерной лестнице. Материальное благополучие позволяло многое, о чем раньше я даже мечтать не мог. Вследствие обрушившегося на меня потока счастья я забросил роман и уже не мечтал стать модным писателем. Но через несколько лет сытой жизни я вновь ощутил творческий голод и разыскал рукопись.

В тот день мы обедали у Лизиных родителей, и ее отец, многоуважаемый Лев Прокопьевич, когда мы с ним удалились в курительную комнату, чтобы насладиться его очередным приобретением, сигарами, привезенными прямо из Ямайки, а заодно пропустить по стопке рома, прибывшего оттуда же, в довольно резких выражениях отозвался о борзописцах — газетных писаках и литераторах. По его мнению, писать для развлечения публики — занятие, недостойное уважаемого в обществе человека. И все, кто пробовал на этом поприще достичь успеха, плохо кончали, и Пушкин, и Лермонтов, и отлученный от церкви Лев Толстой. Я хотел было возразить и привести контраргументы, снабженные множеством противоположных примеров, но благоразумно промолчал: тесть не любил, когда ему перечили. Лев Прокопьевич завел разговор о том, что неплохо бы мне иметь связи с императорским двором, при этом тяжело вздохнул. Я понял, что этому мешает мое недворянское происхождение. Но он тут же оптимистично заявил, что верит в мой успех в будущем и уже начал предпринимать способствующие этому шаги, которые не сразу, но дадут свой результат. После этого разговора я вновь спрятал рукопись в дальний ящик секретера.

Но не все было безоблачно в нашей с Лизонькой жизни — у нас не было детей. Лизонька предпринимала всяческие меры, месяцами пропадала на водах в Баден-Бадене, ходила по врачам, бабкам, не зная, что в этом виноват я. Точнее, та болезнь, которой заразила меня Клавка-Белошвейка в период моей полной зависимости от нее, и, хоть я полностью излечился, последствия оказались плачевными.

Безрезультатно потратив несколько лет на лечение, Лизонька по совету мамы, Янины Францевны, уговорила меня обратиться к их домашнему врачу, я сдал анализы, и тогда выяснилось, что не Лизонька бесплодна, а мое семя отравлено. Готовый к этому, я тут же рассказал Лизоньке душещипательную историю о полученной в далеком детстве травме. Домашний врач, Николай Николаевич, не опроверг при ней мою версию, но тет-а-тет мне сообщил, что, скорее всего, причина иная, более прозаическая и постыдная.

Когда началась война с Германией, на волне ура-национализма император Николай заменил немецкоязычное название города Петербург на русское Петроград. Зинаида Гиппиус отозвалась на это нововведение резким стихотворением «Петроград», закончив его, как оказалось в дальнейшем, пророческими словами: «Созданье революционной воли — прекрасно-страшный Петербург».

Через год меня призвали в армию, но благодаря тестю я остался в столице, однако из министерства пришлось уйти на курсы военных фельдшеров, где я учился лечить уже людей, а не лошадей. После окончания учебы я оказался в военно-санитарном отряде Петроградского железнодорожного узла, которому приходилось решать и эпидемиологические задачи на Северном фронте.

На третьем году войны дух свободы вновь стал витать над необъятными просторами Российской империи. Лизонька вспомнила эсеровское прошлое и наладила связи с революционной организацией, на первых порах это скрывала, но в конце концов открылась мне и даже пыталась вовлечь в нее меня. Я же, помня об ужасных событиях, которые чудом не коснулись нас непосредственно, пытался ее отговорить от революционной деятельности. А исторические материалы по Французской революции ввергли меня в шок, утвердив во мнении: любая революция, какими лозунгами она ни прикрывалась бы, — это море крови, а итог этой бойни — абсолютная диктатура.

Мои доводы ее разум отметал, она жаждала свержения царского самодержавия и провозглашения республики, считая, что это обеспечит угнетенным слоям населения лучшую жизнь и приведет к всеобщему благоденствию. Я же уверял ее, что это утопия, всем одинаково хорошо никогда не будет, и, к сожалению, всегда кому-то бывает плохо. Мысленно я добавлял: «Что такое „плохо“, я уже познал и не горю желанием узнать вновь».

Наши споры закончились с моим отъездом на Южный фронт в составе группы врачей-эпидемиологов. Так я оказался в Киеве, в инфекционном отделении Александровской больницы. Город произвел на меня благоприятное впечатление: широкие светлые улицы, щедро освещаемые фонарями в вечерний час, электрические трамваи, тогда как в Петрограде до сих пор ходило много конок, и чудо из чудес — фуникулер. Мне очень понравилось, что Киев утопает в зелени, здесь много парков, сквериков, деревьев, растущих на улицах, среди них немало фруктовых, и ватаги мальчишек лакомятся их дарами. Это отнюдь не провинциальный город и далеко не бедный, судя по тому, какие наряды можно увидеть во время вечерней прогулки по центральным улицам. Многие питерские модницы побледнели бы от зависти. Война, бушевавшая всего в нескольких сотнях верст, напоминала о себе лишь обилием военных, оккупировавших улицы и увеселительные заведения. Вечерами здесь было шумно и весело, и только днем, находясь на работе, я сталкивался с ужасными знаками войны: множеством раненых, увечных. Дело в том, что имевшиеся здесь стационарный и временный госпитали не справлялись с потоком пациентов, и часть из них попадала на койки нашей больницы. В инфекционном отделении тоже хватало работы: тиф, холера, гепатит поставляли нам множество изможденных, желтых, обезвоженных страдальцев, мечущихся в беспамятстве из-за высокой температуры.

Изредка мне приходилось выезжать с инспекторскими проверками на передовую, но в основном мне везло: я приезжал на тот участок фронта, где устанавливалось временное затишье и боевые действия не велись. О том, что здесь происходило, можно было догадаться лишь по воронкам от разрывов снарядов, переполненным палаточным госпиталям, а еще по ужасной вони, распространявшейся с ничейной территории. Санитары обеих воюющих сторон беспрепятственно выносили оттуда трупы и раненых, но воняли разлагающиеся фрагменты тел, которых после боя оставалось великое множество.

Я снимал комнату в старой части города, на улице Тарасовской, пешком ходил на работу, периодически меняя маршрут, — то, минуя величественный Владимирский собор, спускался по тополиной аллее Бибиковского бульвара, то шел богатой Фундуклеевской улицей, мимо помпезного, в стиле французского ренессанса, театра оперы и балета к Крещатику. Оба маршрута приводили меня к Бессарабке, а дальше я шел к подножию горы, на склонах которой расположилась Александровская больница. Хозяевами моей квартиры были седой как лунь, но статный не по годам отставной штабс-капитан Ипполит Федорович Прохоренко, проживший богатую военными и прочими приключениями жизнь, о которой то и дело вспоминал за вечерним совместным чаем, и его жена, Маргалит Соломоновна, которую он называл Маша и которая была моложе его не на один десяток лет. Когда я первый раз назвал ее Маргаритой Соломоновной, она рассмеялась и поправила меня: «Мое имя не Маргарита, а Маргалит, что означает жемчужина». Из прислуги у них была лишь чрезвычайно молчаливая и исполнительная деревенская девка Фекла, которая обслуживала и меня. Мне было известно, что замужем Фекла не была, но имела четырехлетнего ребенка, жившего с ее родителями в селе. Ипполит Федорович и Маргалит Соломоновна были очень любезными и добрыми людьми весьма прогрессивных взглядов; они негативно относились к войне, на их взгляд бессмысленной.

— Я участвовал в Балканских войнах, но тогда мы освобождали от османского ига народы Сербии, Болгарии, там была идея. В этой войне идеи нет. Кроме того, мы к ней не были готовы, как не были готовы к войне с Японией, но эта война гораздо масштабнее и кровопролитнее. Иллюзорная идея, что мы в результате победы вернем православному миру Константинополь, некогда завоеванный турками, — утопия, и все это не интересно мужику и рабочему, в основном и несущим все тяготы войны, и даже интеллигенции. Идея должна объединять и вдохновлять, иначе она не идея, в какие бы красивые одежды ее не рядили.

С ними проживала Ревекка, племянница Маргалит Соломоновны, шестнадцатилетняя красавица, темноглазая, жгучая брюнетка, мечтающая стать балериной и бравшая частные уроки в балетной студии. До четырнадцати лет она проживала вместе с родителями в Чернобыле, небольшом городке, находящемся недалеко от Киева. Два года тому назад она приехала вместе с отцом, Аврахамом Исраэлем, братом Маргалит Соломоновны, в большой город погостить у родственников. По совету тети она сходила на балет «Жизель» в расположенный рядом театр и без памяти влюбилась в мир танца, мечтая овладеть секретом пластики, языка движений, и за короткое время пересмотрела все спектакли. Она и слушать не хотела увещеваний отца (а я до сих пор считал, что еврейские дети самые послушные), не желавшего, чтобы она училась балетному мастерству. Подозреваю, что Маргалит Соломоновна поддержала племянницу, и совместными усилиями они преодолели сопротивление ее отца.

В балетной студии преподаватели весьма скептически отнеслись к просьбе стройной, гибкой, подвижной девушки-переростку, но когда увидели, что она с лету схватывает показанные па, то ее все же взяли, посетовав, что она не пришла лет на пять раньше, — тогда карьера примы-балерины ей была бы обеспечена. А теперь, будучи «переростком», она сможет танцевать лишь в массовке, а на сольные партии вряд ли сможет рассчитывать. Ей многое предстоит освоить, и на это уйдут долгие годы учебы, а век балерины краток.

Маргалит Соломоновна взялась опекать Ревекку, по сути стала ей второй матерью, вырвала ее из провинциального уклада, наняла репетиторов, за год занятий подготовивших Ревекку к вступлению в женскую гимназию. Девушка, понимая, что с таким, как у нее, именем ей не выбраться на подмостки солидного театра, взяла псевдоним, не без подсказки тети — Розалия Любомирская. Имя звучное, вот только легенда, связанная с ним, была довольна мрачной: простая еврейская девушка Райса, родившаяся в Чернобыле, благодаря красоте и уму достигла высокого положения при дворе французского короля Людовика XVI, что во время французской революции ее погубило — она была обезглавлена на гильотине. Аристократка Розалия из Чернобыля, значившаяся в списках казненных, своей смертью прославила маленький городок, сообщив, что есть такой на белом свете. На мой взгляд, такое имя, связанное со смертью, не могло принести в будущем ничего хорошего его владелице, но моим мнением на этот счет никто не поинтересовался. Предполагаю, что мечты Маргалит Соломоновны распространялись значительно дальше, но она пока их не озвучивала. Такое горячее участие в судьбе девушки было вызвано отчасти и тем, что их единственный сын погиб в японскую войну, будучи морским офицером. Подробностей я не знал и не хотел расспрашивать, понимая, как больно им об этом говорить. Если у них появится желание, они сами расскажут. Вечерами мы играли вчетвером в лото, обсуждали новости, сводки с фронта, пили чай с сухим вареньем, которое мне было в новинку.

Письма от Лизоньки становились все суше и короче, но я сам не отличался особым трудолюбием в эпистолярии. Кроме того, у меня наметился роман с сестрой милосердия Христиной, работающей в соседнем отделении больницы. Чем-то она мне напоминала Лизоньку, но не нынешнюю, а ту, с которой я встретился десять лет тому назад. Она была из местной купеческой семьи, но проживала отдельно от родителей. С последнего курса Женского университета святой Ольги она ушла работать в больницу. Христина рассказала, что сначала работала в больнице на Парковой аллее, где общалась с сестрой императора Николая II, великой княгиней Ольгой Александровной, работающей там обыкновенной сестрой милосердия. Она старательно ухаживала за ранеными, стараясь ничем не выделяться среди персонала больницы. А мать царя, Мария Федоровна, патронировала госпиталь Красного Креста, развернутый в Художественном институте, регулярно там бывала. Христина по секрету мне рассказала, что у великой княгини Ольги развивается роман с идущим на поправку полковником Куликовским.

«От того, что она великая княгиня, она не перестала быть женщиной, ну и сердцу не прикажешь», — подытожил я и стал активнее ухаживать за Христиной. Нельзя сказать, что я был в нее влюблен, скорее мне хотелось разнообразить досуг, так как вечернее лото мне приелось, и ночами стала сниться голая Клавка-Белошвейка, о судьбе которой я много лет ничего не знаю.

Удивительно, но Лизонька не приходила ко мне в снах, словно мы с ней и не прожили вместе столько лет. Находясь здесь, я испытывал облегчение оттого, что не надо было общаться с ее родителями, в присутствии которых обычно был скован, напряжен, словно обременен некой виной, которую невозможно искупить. Отношения с Лизонькой перед моим отъездом не отличались сердечностью и искренностью. Она все более отдалялась от меня, занятая работой в легальном эсеровском двухнедельнике «Новая мысль», но подозреваю, что она возобновила связи с уцелевшими и ушедшими в глубокое подполье представителями бывшей организации эсеров-максималистов, многие из которых перешли к социал-демократам. Редкие совместные вечера проходили в напряженной атмосфере, не обходилось и без политических диспутов, в которых я придерживался умеренно-либеральных взглядов, а она страстно доказывала, что необходимо полностью перекроить существующий мир, не замечая, что подобна человеку на дереве, рубящему под собой сук. Заканчивались вечера тем, что мы, разгоряченные, но уверенные в своей правоте, расходились по своим комнатам. Длительное воздержание приводило к тому, что я время от времени посещал дома терпимости, находившиеся на окраине города. В Петрограде продажная любовь меня вполне устраивала, удовлетворяя физиологические потребности. Но здесь, в южной столице, мне хотелось чего-то большего, чем удовлетворение физиологических потребностей за деньги. Мне как-то попалась книжица некоего Щепотьева, неизвестного автора из Петербурга, изданная в 1908 году под заманчивым названием «Женская душа». Прочитав ее, я был крайне возмущен, хотя в глубине души полагал, что многое из описываемого присутствует в жизни. Мне хотелось любви, пусть даже ее подобия, когда замирает сердце в ожидании предстоящей встречи, и в каждом женском образе видишь ЕЕ, дрожишь от одного лишь прикосновения к ней, и время летит незаметно, зимние ночи становятся необычайно короткими, а ты ненасытно расточителен.

Из всех женщин, с которыми я был знаком, более всего на роль объекта любви подходила Христина. Она не была писаной красавицей, но у нее была кожа прекрасного цвета, живое лицо, по которому можно было прочитать все эмоции, охватывающие ее, и уже этим притягивала к себе взгляд. В ее светлых, лучистых глазах светились доброта и преданность. Женская эмансипация, давно захлестнувшая Петроград, докатилась и до Киева, заставив Христину расстаться с роскошной копной русых волос. Теперь у нее была короткая стрижка, которая делала ее какой-то вертлявой. Со мной едва не случился удар, когда я случайно увидел ее без головного убора медсестры, тогда я чуть не наговорил ей резкостей, но смог сдержаться. Впрочем, я отметил, что даже с подобной прической она не стала менее миловидной и желанной. Я не был влюблен в нее, лишь испытывал страсть и желание насладиться ее телом. Да, к своему стыду, признаю, что к этой чистой, целомудренной девушке меня влекло желание удовлетворить свои низменные, телесные потребности. В глубине души я искал себе оправдание, думал, что, возможно, со временем я привяжусь к ней, и мои чувства воспылают, как сырые дрова на раскаленных углях. Но нужно ли мне это? Я, как тот буриданов осел, умерший от голода над двумя охапками сена, так и не решив, с которой начать, не могу понять: хочу любви или боюсь ее?

Мои ежедневные ухаживания, комплименты, угощения сладостями, доставляемыми посыльным из кондитерской, обязательный букет цветов, когда провожал ее домой, стали давать результат. Неоднократно я ловил на себе ее задумчивый взгляд, сразу ускользавший при попытке заглянуть ей в глаза. Она перестала выдерживать мой взгляд, а встретив его, сразу становилась пунцовой. Она знала, что я женат, но вскоре перестала меня сторониться и принимала мои ухаживания.

В моей жизни было не так много женщин, но Клавка-Белошвейка стоила многих и научила многому. Поэтому я, как полководец на войне, разрабатывал стратегию и тактику покорения этой милой девушки, хладнокровно просчитывая ходы. Я старался оставаться для нее загадочным и как-то вскользь произнес, словно случайно проговорившись, что многого достиг бы в жизни, если бы мне не была дорога моя честь. Я заметил, как эти мои слова ее заинтриговали, но я ожидал большего эффекта. Зато, когда она узнала от меня о моей работе в противочумной лаборатории, о том, что мне пришлось там пережить, я понял по выражению ее лица: бастион практически пал, остались лишь робкие очаги сопротивления, основанные на вдолбленных в голову моральных принципах аморального общества.

Я не спешил, а при общении все чаще выказывал ей свое расположение. Женщины любят быть приобщенными к тайне, пусть даже это будет секрет Полишинеля, который они, также по секрету, откроют своей подружке за чашечкой кофе. В следующий раз я «случайно» проговорился о своих связях в прошлом с боевой группой эсеров и тут же напустил на себя крайне озабоченный и удрученный вид, заявив, что, рассказав ей об этом, невольно навлек на нее беду, ведь теперь она практически моя соучастница. Нет ничего более действенного и эффектного, чем открыть наивной девушке некий секрет, связанный с тайной организацией, становясь в ее глазах необыкновенным героем. Конечно, я ей ничего не рассказал из того, что произошло на самом деле, я все сочинил, тем самым обезопасив себя. Если она вдруг по наивности кому-то проговорится, я легко смогу от всего этого откреститься. Да и время «столыпинских галстуков» ушло, а политику императора и его двора кто только не критиковал вслух, и все чаще в разговорах слышалось слово «республика».

Подготовив таким образом девушку, я перешел к следующему этапу — стал ее избегать. Теперь уже она искала со мной встреч, а я делал вид, что страшно хочу ее видеть, но боюсь не совладать со своими чувствами. Подобная игра меня здорово развлекала, и я открывал в себе недюжинный актерский талант, задаваясь вопросом, почему я до сих пор не попробовал себя в театре?

Наконец этот день настал. Христина, не выдержав моих трехдневных увиливаний от встреч, краснея, собственноручно дала мне записку, в которой сообщала, что будет ждать меня у себя дома в восемь вечера. Купив большой букет желтых хризантем, я отправился на извозчике к ней домой, и уже через час укладывал ее, трепещущую от желания и страха, в постель, путаясь в завязках, тесемках, шнуровках, крючках ее платья. До этого раза мне не приходилось снимать с женщины платье, они сами это делали, обращаясь ко мне лишь за небольшой помощью, обычно когда дело доходило до корсета. Христина, несмотря на свою показную храбрость, находилась в полуобморочном состоянии. Замучившись возиться со всеми этими женскими премудростями, я задрал подол наполовину расстегнутого платья и рванул трикотажные трусики, заодно сорвав и пояс. Чулки сразу поползли вниз, открыв белоснежную кожу ног, это меня еще больше завело, и я уверенно коснулся ее интимного места. Она дернулась так, как будто сквозь нее прошел разряд тока. Я лег на нее, ногами силой развел ее ноги в стороны, руками высвобождая груди.

— Не надо! Я прошу вас! Не надо! — умоляла она, лежа с закрытыми глазами. — Я вам верю, вы этого не сделаете! Если любите меня, то вы этого не будете делать! Я прошу вас, не надо! — Она пыталась сопротивляться и тут же доверчиво льнула ко мне. Платье все больше сползало вниз, сковывая движения ее рук, оголяя плечи и, наконец, небольшие мягкие груди. Я наслаждался ее нежной кожей, мочками ушей, проводя дорожку из поцелуев вниз, добираясь до затвердевших сосков. Я видел, что она уже не внемлет голосу разума, подчиняясь лишь своему желанию, которое бешено пульсировало внутри нее. Я не спешил ее насытить, а когда это произошло, она закричала, но не от боли, это был крик женщины, оказавшейся на вершине блаженства.

Когда все закончилось, я лег рядом с ней, и она начала возиться со своим платьем, довершая работу, начатую мной, перед этим стыдливо заметив:

— В постели неудобно лежать одетыми.

Вслед за ней я тоже полностью разделся, и наши обнаженные разгоряченные тела соприкоснулись. Она вздрогнула и прижалась ко мне, осторожно обняв меня. Внутри я ощущал пустоту, острое желание, толкнувшее на это безумство, меня покинуло. Захотелось одеться и уйти.

— Вы любите меня? — спросила Христина и испуганно замерла в ожидании ответа.

Что я мог ей сказать? Правду? Что мне нужно было только ее тело, да и то вследствие длительного воздержания и по причине любопытства?

— Да, я тебя обожаю! Мне было очень хорошо!

Я как бы раздвоился. Одно мое «я» бесчувственно и лениво обнимало доверчивую девушку, бесстыдно рождая ложь, другое «я» отвело себе роль постороннего наблюдателя. Позиция никак не реагировать на возникшую ситуацию меня больше устраивала, но каким образом уйти от ее вопросов? Никак. А может, сказать правду? Попросить прощения? Но это равносильно оплеухе. В большинстве случаев правда убийственна, и ее редко кто спокойно переносит. Оставалось лгать и изворачиваться.

— А как же ваша жена? — прошептала Христина, прижимаясь ко мне, огнем своего тела снова пробуждая во мне желание.

— Давай не будем ни о чем постороннем: сейчас есть только мы — ты и я! — сказал я.

На самом деле мы существовали отдельно друг от друга, сближаясь лишь в минуты удовлетворения желаний.

Мой внутренний голос с вызовом произнес: «Ты подлец!» — «Не только я, но и ты, мы оба подлецы!» — уточнил я и про себя продекламировал:

Наши гимны — наши стоны,

Мы для новой красоты

Нарушаем все законы,

Преступаем все черты.

«Ведь это так подло — обмануть доверчивую девушку, соблазнить ее. Как думаешь поступить дальше?» — не умолкал внутренний голос. — «Остаться до утра и наслаждаться ее телом», — соткровенничал я. — «Ведь ты не только овладел ее телом, но и обесчестил ее. Взял на свою душу большой грех!» — «Ни большой, ни маленький грех я не мог взять на то, чего у меня уже нет, — рассмеялся я. — Ведь я душу отдал еще в форте, чтобы спасти тело».

И тут меня прошиб холодный пот, неужели тот сон был не сон? И сейчас я разговариваю не с собой, а с тем, кто уже овладел частью меня и подталкивает на те или иные поступки?

— Что с тобой?! — испуганно вскрикнула Христина. — Тебе плохо?

— Да, плохо! Я ужасно с тобой поступил! — похолодев, произнес я, чувствуя, что готов излить душу, а там будь что будет. Но как можно излить то, чего уже нет?

— Нет, не беспокойтесь, Родион! Я сама хотела этого! Вы мне снились по ночам, и это лишь продолжение моего сна! Чудесное продолжение сна! Пусть вы венчаны… Да, это страшный, смертный грех, но… Мы будем любовниками, ведь это слово от слова «любить», а любить не грешно… Как же это чудесно — любить! Скажите мне еще раз, вы любите меня? — Девушка говорила сбивчиво, торопливо.

— Да, я очень тебя люблю! — вновь обманул я девушку, соединив обе половины себя, заставив их тем самым замолчать. — Сейчас идет война, и все может быть… Могу не вернуться из очередной поездки на передовую. Ведь пуля — дура!

— Не говорите так, я этого не переживу! С вами ничего не должно случиться, моя любовь вас будет оберегать. Поверьте мне, ведь я вас очень и очень люблю! — и она во весь голос, бесстрашно спугнув ночную тишину дома, крикнула: — Я ЛЮБЛЮ ВАС!

На сон оставалось совсем немного времени, и, как ни странно, мне приснилась Лизонька, она была весьма довольна мною и за что-то меня хвалила, вот только подробности сновидения исчезли из памяти при пробуждении.

От Христины я ушел ранним утром, намереваясь заехать на свою квартиру, а уж потом отправиться на работу. Меня слегка пошатывало после ночи безумств, полной ее любви и моей страсти, настроение было отличное, я даже по пути насвистывал какую-то мелодию. Все мои угрызения совести остались в ночи, и как только они пытались проявиться, я сразу начинал декламировать про себя стихи, и это здорово помогало. Я нажал на кнопку дверного звонка и стал ждать.

«Ты — подлец! — проявился внутренний голос. — Грубое похотливое животное!»

А я сразу, без паузы:

Страшное, грубое, липкое, грязное,

Жестко тупое, всегда безобразное,

Медленно рвущее, мелко-нечестное,

Скользкое, стыдное, низкое, тесное…

— Где вы были? — строго спросила меня Ревекка, вместо Феклы открыв дверь.

— Извините, что потревожил, мадемуазель, постараюсь впредь… — начал я, но тут же был ею прерван:

— Вы были у ЖЕНЩИНЫ?! Как вам не стыдно! — гневно произнесла девушка и, развернувшись, быстрым шагом направилась в свою комнату.

«Похоже, я пользуюсь успехом у женского пола, — самодовольно подумал я. — Через пару лет этот бутончик расцветет и станет цветком необыкновенной красоты, и счастлив будет тот, кто его сорвет! А пока она еще девочка».

Тут я вновь раздвоился и не лучшая часть меня спросила: «Хочешь, именно тебе достанется этот цветок?» — На что я ответил стихами:

Мне мило отвлеченное:

Им жизнь я создаю…

Я все уединенное,

Неявное люблю.

На работе мое лучезарное настроение развеялось, меня вновь отправляли на передовую, но уже не с инспекционной поездкой, а в качестве военного врача. Армии Юго-Западного фронта под командованием генерала Брусилова уже вторую неделю наступали, громя австрийские войска. В качестве подкрепления туда перебросили 3-ю армию, до этого входившую в состав Западного фронта, теперь она вела бои в Полесье. Вот туда меня и направляли, так как наступление ненасытно требовало все больше и больше жертв, которых было предостаточно и среди врачей. Одолеваемый самыми дурными предчувствиями, я стал собираться в дорогу, так как отправляться следовало немедленно в составе большой группы офицеров.

«Эта ночь — мой грех, мое преступление, и наказание последует незамедлительно», — решил я, не надеясь вернуться с фронта живым. Я не зашел к Христине проститься, только отправил ей с посыльным записку, возможно, суховатую, но ни настроения, ни желания лицемерить, изливая на бумагу свои чувства к ней, у меня не было.

* * *

Не знаю, чем руководствовалось начальство, командируя меня, эпидемиолога, а не хирурга, в пехотный полк, участвующий в этом наступлении, пожалуй, самом масштабном с начала войны. Собственно, когда во второй половине июля я прибыл в часть вместе с пополнением, наши войска уже не наступали: немцы сумели остановить их продвижение на линии речки Стоход, и это было вполне объяснимо: наши войска обескровило двухнедельное наступление. Полк за время боев потерял более половины своего состава убитыми и ранеными, у артиллеристов был на счету каждый снаряд, выпущенный на тот берег реки, так что на мощную огневую поддержку наступающим частям надеяться было нечего. Прибывшее пополнение состояло из необстрелянных новобранцев, прошедших лишь начальную подготовку. Они принимались неистово креститься и читать молитвы, как только начиналась артиллерийская дуэль, и казалось, что никакая сила не поднимет их из окопов.

Мне определили место в небольшом полевом палаточном госпитале, находившемся не так далеко от передовой. Со всех сторон его окружала лесная чаща, и казалось, что он находится посреди дремучего леса. На самом деле уже через несколько десятков шагов в западном направлении лес становился все реже и реже, были хорошо видны ленты мелких траншей и блиндажи. Наши укрепления делались как временные, так как высшее командование не сомневалось в том, что войска будут продвигаться дальше, а полуторанедельное топтание на этом рубеже из-за упорного сопротивления противника вызывало гнев у военачальников. Окопы и траншеи были мелкими из-за сильной заболоченности низменности возле реки, высокого уровня грунтовых вод. Из-за этого здесь было огромное количество кровососущих тварей, комаров и мошки, своим победным гудением сотрясающих воздух. Видя, как я отмахиваюсь от гнуса обеими руками, вестовой Степашин предложил мне покурить его самосада. Считая это вредным занятием, я, однако, тут же взял предложенную самокрутку, и оказалось, что это неплохая защита от кровососов. Правда, с непривычки голова закружилась и слюна приобрела неприятный вкус.

Небольшая палатка стала моим жилищем, я делил ее с хирургом Вениамином Воробьевым, молодым вихрастым, голубоглазым юношей. Он всего несколько месяцев назад сменил студенческую форму на военную и прибыл в эту часть незадолго до начала наступления. Когда он рассказывал о пережитом за дни боев, его большие светлые глаза, придающие лицу немного наивный вид, вдруг темнели и превращались в два осколка льда. Тот опыт, который он приобрел за две недели наступления, был равносилен десяти годам практики. Операции по ампутации, извлечению пуль, осколков проводились сутки напролет, практически приходилось работать без сна, так как тяжелораненые поступали как на конвейере, им не хватало места в палатках, и они лежали повсюду. Воздух непрерывно сотрясала какофония, состоящая из стонов, криков о помощи, хрипов умирающих, но душа, привыкнув, черствела от увиденного, и было лишь одно желание — хоть немного поспать. Не выдерживая напряжения, хирурги делали небольшие перерывы для сна, давая отдых глазам, слезящимся от плохой освещенности, трясущимся от усталости рукам, подгибающимся ногам. Но санитары подносили все новых раненых, так что отдых ограничивался всего несколькими минутами забытья в неудобной позе. Вениамин вспомнил, как, проснувшись после одного такого кратковременного перерыва, он обнаружил, что даже не снял окровавленные перчатки, а ведь руки были в прямом смысле по локоть в крови. Но самое страшное произошло, когда в палатку, где проводил операции начальник госпиталя штабс-капитан Летушин, залетел шальной германский снаряд, и все находившиеся там погибли, тела разорвало на части. Теперь на весь госпиталь осталось всего три хирурга и полтора десятка сестер милосердия. По словам Вениамина, последние три дня было затишье, и за это время полевой госпиталь опустел — все раненые были отправлены в тыловые госпитали, но раз прибыло пополнение, то в ближайшее время следует ожидать нового наступления, несмотря на то, что немцы как следует окопались и также получили подкрепление.

Услышанное от Вениамина мне крайне не понравилось, и я честно признался, что в хирургии ничего не смыслю, и даже, покривив душой, сказал, что не помню, как называются многие хирургические инструменты, так что не смогу даже ассистировать при операциях. На самом деле работа в противочумной лаборатории, ассистирование при вскрытии трупов животных меня многому научили, но я был уже не таким романтиком, как десять лет тому назад, и не собирался здесь долго задерживаться. А для этого надо было всего лишь доказать свою бесполезность.

Вениамин оказался прав, уже на следующий день полк бросили в наступление. Была поставлена задача форсировать речку Стоход и прорвать линию обороны противника. Сама речка в этом месте была неширокая, метров двадцать-тридцать, но с заболоченными берегами. После получасовой артиллерийской подготовки и такого проутюживания фугасами укреплений противника, что от грохота закладывало уши, из наших окопов выскочили солдаты и с винтовками наперевес, что-то громко крича, побежали к заранее сделанным проходам-лежневкам, собираясь преодолеть заболоченную низину и выйти к реке. Были загодя приготовлены плоты, к которым плотники-умельцы приделали колеса, снятые с повозок. Сооружения получились громоздкими, неповоротливыми, но все же это было лучше, чем тащить тяжелые бревенчатые плоты на руках.

Пользуясь тем, что мы пока были свободны, я вслед за Вениамином покинул госпиталь и постарался подойти как можно ближе к нашим опустевшим окопам.

— В театре я всегда любил галерку! — озорно крикнул Вениамин и, вскарабкавшись на развесистый дуб, стал наблюдать за ходом наступления в бинокль.

Я взобрался на соседнее дерево, на котором устроился не так удобно, как Вениамин, и, как и он, прильнул к окулярам бинокля.

Только наши солдаты стали пробираться по лежневкам к реке, как загрохотала артиллерия германцев, а я по наивности полагал, что после артобстрела там никого не осталось в живых. Повисли облачка от разрывов, рассыпающих кругом смертоносную шрапнель, поражая солдат десятками. К ним спешили санитары с бело-красными повязками на рукавах. Вслед за шрапнелью посыпались фугасы, противник показывал чудеса пристрелки: снаряды сокрушали лежневку, поднимая в воздух фонтаны жидкой грязи, обломки стволов деревьев и части человеческих тел.

— Нам пора! — уже с земли крикнул Вениамин. — С минуты на минуту начнут поступать раненые.

— Сейчас! — Я был не в силах оторваться от зрелища торжества смерти и нечеловеческой боли. Не знаю, что нашло на меня, но я буквально прикипел к окуляру бинокля. — Вы идите, я догоню!

— Не дело… — крикнул Вениамин, но близкий разрыв шрапнельного снаряда заглушил его слова, взрывная волна стряхнула меня с дерева, словно гнилое яблоко, я полетел вверх тормашками на землю и от удара потерял сознание.

Пришел в себя я от боли, разрывающей все тело, а правая рукой горела огнем.

— Рука, — простонал я и увидел Вениамина, с озабоченным видом склонившегося надо мной. — Она сломана?

— Нет, похоже, вас достала шрапнель. Как же это вы так неосторожно? Не послушались меня, и теперь… — Он огорченно махнул рукой и помог мне встать.

Обратный путь мы преодолевали в несколько раз дольше, и он показался мне невероятно длинным. Я шел, опираясь на Вениамина, шатаясь из-за головокружения, кривясь от боли в руке, хотя не было такого места на моем теле, которое не отзывалось бы болью на любое движение.

— Мальчишки! — разъярился капитан Павел Лаврентьевич, исполняющий обязанности начальника госпиталя, заметив нас возле операционной палатки, но больше я уже ничего не слышал, так как потерял сознание.

Когда пришел в себя, узнал, что два шрапнельных шарика извлекли из моей руки и один — из плеча, а помимо этого у меня тяжелое сотрясение мозга.

Скитание по госпиталям продолжалось несколько месяцев, так как я ухитрился вскоре подхватить пневмонию, и в Киев вернулся только в ноябре, но это был уже совсем другой город. Дождливая осень, неудачи на фронте, бесконечные волнения рабочих изменили его облик, он стал грязным, неуютным, словно растерявшимся от свалившихся на него бед. Трамваи ходили реже, так как возникли проблемы с ремонтом вагонов, поэтому они всегда были переполнены. Росло недовольство существующим положением на фронте, и это было единственное, что сближало разные слои населения. Лазареты, больницы после неудачного наступления были переполнены ранеными, поэтому не было возможности лечить их должным образом. Снабжение продовольствием ухудшалось с каждым днем, так что недовольство продолжало нарастать.

В больнице меня ожидала ужасная новость: Христина вскоре после моего отъезда добровольно отправилась в действующую армию, на фронт, когда началось контрнаступление германских войск. Вскоре ее родственникам сообщили, что она пропала без вести. К своему стыду, это известие меня совсем не тронуло, словно и не было многомесячных ухаживаний и той ночи.

По-видимому, безразличие к судьбе Христины явно читалось на моем лице, так что доктор Зельдин, добродушный толстяк в неизменном золоченом пенсне, сообщивший мне это известие, добавил:

— Вероятно, она искала на фронте вас, а нашла… — Он, не закончив фразу, достал из кармана халата большой клетчатый платок и громко высморкался, пытаясь скрыть слезинки в уголках глаз.

— Она искала свою Судьбу, — холодно поправил я доктора.

Толстяк удивленно на меня посмотрел и начал протирать пенсне.

— Мне казалось, что она была вам небезразлична.

— Креститься надо, когда кажется, а то вместо иконы в углу можно увидеть черта, — оборвал я разговор и ушел, оставив его в растерянности.

Я подал рапорт руководству и вскоре получил три недели отпуска для поправки здоровья после ранения.

Словоохотливый хозяин квартиры, Ипполит Федорович, узнав, что я уезжаю в отпуск в Петроград, по своему обыкновению начал делиться со мной последними политическими новостями, которые сюда доходили с быстротой телеграфных сообщений.

— Происшедшая замена Председателя совета министров Штюрмера Треповым ничего не даст, империя смертельно больна, и обычные лекарства здесь бессильны. Трепов подобен носорогу, который в ярости бежит, опустив голову, по прямой, не замечая, что он всего лишь расшибет голову о дерево, встретившееся на пути. А император слаб, следует это признать, находится под влиянием императрицы и дремучего старца Распутина. Кроме того, он слеп — не замечает надвигающейся опасности. Чего только стоит его ответ Бьюкенену, который порекомендовал ему восстановить доверие народа. Император в шутливой форме перефразировал его слова: «Должен ли я вернуть доверие своего народа, или народ обязан восстановить мое доверие к нему?» Извечный вопрос Магомета и горы: кто кому пойдет навстречу. Предполагаю, все это может в конечном итоге привести к революции.

— Меня не интересуют политические баталии и прогнозы. Мне, как и большинству обывателей, безразлично, как будет называться корабль, на котором я поплыву, и кто окажется на капитанском мостике, — холодно заметил я.

— Но это только пока не начался шторм, — философски сказал Ипполит Федорович. — Мои нижайшие поклоны вашей дражайшей супруге, за комнатой и вещами присмотрим, можете не волноваться. Приезжайте с хорошими новостями.

Собирая вещи в дорогу, я услышал слабый стук в дверь. Это оказалась Ревекка.

— Родион Константинович, послезавтра я участвую в балете «Щелкунчик», который будут давать в Народном театре. Мне было бы очень приятно увидеть вас в зале и затем услышать ваше мнение.

— К сожалению, я сегодня уезжаю. Так что прошу прощения, мадемуазель.

— Но вы ведь можете ненадолго задержаться! Всего на два дня… — попросила она, избегая смотреть мне в глаза.

За время моей болезни Ревекка повзрослела, еще больше расцвела, превратилась в красивую девушку.

— Тетя Маргалит обещалась завтра испечь яблочный пирог, он у нее получается бесподобно вкусным.

— Меня в Петрограде ожидает жена, и я уже дал ей телеграмму.

Как я и рассчитывал, эти слова произвели на нее действие ведра холодной воды. Ее личико на мгновение скривилось, словно она собиралась заплакать, но, овладев собой, Ревекка, не сказав ни слова, выскочила за дверь.

 

— 10 —

Олег с трудом открыл глаза, сквозь сон услышав звон будильника, и потянулся в постели. Чтение дневника затянулось до глубокой ночи, но он пока не обнаружил ничего такого, что могло настолько испугать Свету.

«Если не будильник, то я бы сегодня проспал. Любопытное чтиво, но и только. Интересна психология ушедшего поколения мужчин — автор дневника переспал с девицей, а уже возомнил себя невесть кем — не то Дон Жуаном, не то дьяволом».

Рядом вскинулась Наташа, открыла сонные глаза и, видно, в первую минуту не поняла, где находится.

— Вставай, соня! Сегодня ты грозилась прийти вовремя на работу, и я тебе это обещал! — Олег бодро вскочил с постели, на ходу разминая затекшие мышцы, метнулся в кухню и стал наполнять ванну.

— Горячей нет, только холодная вода! — сообщил он.

— И это в центре города?! — возмутилась Наташа. Прошлепав в его тапочках в кухню, заявила: — А мне нужна только горячая! Грей воду на плите!

— Ничего, привыкнешь! — Олег легко подхватил визжащую девушку и осторожно опустил в ванну.

— Обманщик, — миролюбиво произнесла Наташа, нежась в теплой воде. — За это сегодня вечером ты сводишь меня в кино и угостишь мороженым.

— Какой фильм желает посмотреть леди?

— Не знаю, но не боевик, не ужастик, лучше веселую историю о любви. — Девушка капризно надула губки.

В ушах у Олега явственно прозвучало: «Самые страшные истории — это истории о неразделенной любви». Ему вспомнилась ночь на даче, насквозь промокшая незваная гостья с распущенными волосами, Света, настороженно присматривающаяся к ней, улыбающийся Андрей, рассказывающий о глупом тесте, предлагавшем узнать дату собственной смерти.

«Какими бы тяжелыми ни были утраты, жизнь идет своим чередом, а боль в сердце рано или поздно пройдет. В памяти все реже будут всплывать подробности этого таинственного, зверского убийства, и нераскрытое уголовное дело закроют за давностью лет».

— Что с тобой? — испугалась Наташа, увидев, как неожиданно побледнел Олег.

— Все в порядке. Просто жаль, что не всегда мы имеем ответы на вопросы, мучающие нас. Жизнь — это не задачник по математике, где в случае затруднения можно на последней странице найти ответ.

— Возможно, просто не хватает терпения долистать до последней страницы? Олежка, такой ты мне не нравишься, меняй тему и давай чистое полотенце.

Парк

Встретившись после работы, Олег и Наташа опоздали на ближайший сеанс в кинотеатре, а так как до следующего было более двух часов, решили прогуляться в Центральном парке. Поднявшись по серпантину на верх холма, они полюбовались сказочным видом недавно построенного Театра кукол, прошли мимо старой водонапорной башни, переоборудованной в современный Музей воды, подошли к Мосту влюбленных, соединяющему обрывистые склоны Центрального парка с Мариинским.

— Каждый раз, когда по нему иду, становится жутко! — призналась Наташа, осторожно ступая по скрипящим доскам, укрепленным в один ряд на металлической конструкции, зависшей на пятнадцатиметровой высоте. — А когда сильный ветер, кажется, что он раскачивается.

— Это не он, а ты от страха качаешься, — рассмеялся Олег. — Этот мост имеет и другие, менее приятные названия: Чертов мост, или Мост самоубийц. Имеется даже легенда, будто бы под тем, кто обманывает любимого человека, ломаются доски, как раз посредине моста.

Наташа опасливо посмотрела вниз, на Парковую аллею, на бесконечную «тянучку» автомобилей на проезжей части, обычную в час пик.

— Опять твои шуточки, а ведь это, можно сказать, трагическое место. Ты знаешь, прошлой зимой с него в один день спрыгнули парень и девушка, не знакомые друг с другом. Несчастная любовь, затем полет вниз… Бр-р… — Девушка вздрогнула.

— Выходит, количество призраков в полнолуние увеличится. За сто лет жизни этого моста это какая же должна быть толпа самоубийц?

— Ты неисправимый циник, Олежка! Вот схожу к бабке, чтобы она заговорила замочек на твою любовь, и повешу его на этом мосту! — Наташа указала на множество всевозможных замков на металлических перилах моста. — И никуда ты от меня не денешься. Будешь ко мне привязан на веки вечные.

— Во-первых, эти замочки повесили сами влюбленные, чтобы любовь была крепче, и чары старых колдуний им не требовались. Во-вторых, нет такого замка, который бы нельзя было открыть отмычкой.

— Может, и не надо пытаться открыть замок? Что у нас, Олежка? Любовь? Или что-то другое? Что тогда? — Затронув животрепещущую тему, Наташа напрочь позабыла и о пропасти внизу, и о мучивших ее страхах.

Олег тяжко вздохнул. «Всегда одно и то же! Женщины, девушки помешаны на этом слове! Не могут без этого жить! Как будто слово „люблю“, произнесенное вслух, решает все проблемы. А ведь ответить надо, иначе обида, со всеми вытекающими последствиями. Надо отвлечь чем-то внимание! Но чем?» Они уже миновали мост и теперь шли по асфальтированной дорожке Мариинского парка. Олег оглянулся.

— Натали, посмотри на ту девушку посередине моста, — прошептал он трагическим тоном. — Похоже, у нее несчастная любовь и она готовится совершить роковой прыжок! Мы обязаны его предотвратить! Жди меня здесь — это может быть опасно! Бывает, самоубийцы увлекают за собой в пропасть своих спасителей.

Наташа испуганно вскрикнула, и Олегу пришлось приложить усилие, чтобы оторвать ее руку от рукава своей куртки. Его план начал действовать — Наташа забыла, о чем его спрашивала. Но Олег понимал: она не должна догадаться, что это всего-навсего розыгрыш. Он решил подойти к незнакомой девушке, задать несколько нейтральных вопросов типа «Как пройти в библиотеку?». Сделать все возможное, чтобы она ушла с моста, а затем героем вернуться к Наташе с чувством выполненного долга по спасению жизни человека.

Приблизившись к девушке, снявшей с перил небольшой блестящий замочек, Олег с удивлением узнал в ней ночную гостью, появившуюся на даче в грозу. Девушка бросила взгляд в его сторону и начала быстро удаляться легкой, спортивной походкой человека, знающего цену времени.

«Как ее зовут? Ведь она тогда назвала свое имя, и это было совсем недавно. Ее имя…» Олег ускорил шаг, стараясь ее догнать, но это оказалось непросто.

Зачем эта девушка ему была нужна, он объяснить бы не смог. Ее появление на даче и загадочное исчезновение были весьма странными, и вскоре Андрей погиб от рук убийцы. Единственное, что объединяло эти два события, — их странность, нелогичность.

— Вероника, здравствуйте! — вспомнил ее имя Олег.

Девушка спокойно взглянула на него, не выказывая никаких эмоций. Так смотрят на стул, на который собираются сесть, на зонтик, перед тем как отправиться на прогулку в пасмурную погоду. Видно, Олег не прошел тест на функциональность, и она молча продолжила путь.

— Вспомните, Вероника, две недели назад вы в грозу ночевали на чужой даче! — Олег шел рядом с ней, стараясь не отставать и все дальше уходя от того места, где оставил Наташу.

«Это глупо! Глупо! Чего я хочу добиться?» — ругал он себя; ситуация все больше его раздражала. Вероника повернулась к нему и продекламировала, не сбавляя темпа ходьбы:

Я — раб моих таинственных,

Необычайных снов…

Но для речей единственных

Не знаю здешних слов…

Неожиданно Вероника приблизилась к барьеру, за которым начинался крутой склон, поросший деревьями и кустарниками, и, размахнувшись, выбросила замок. «Я что, мальчишка бегать за ней?!» — вконец разозлился Олег и, схватив девушку за плечо, заставил ее остановиться.

— Сочувствую, тебя, вероятно, бросили и теперь ты зла на всех мужчин. Но мне на это наплевать! Ты нам солгала тогда, не к соседям приезжала, и твоя цель была попасть на дачу моих друзей. Зачем?! — Олег наобум обвинил ее во лжи, сожалея, что за прошедшее время не удосужился узнать у соседей по даче, в самом ли деле к ним должна была приехать девушка по имени Вероника. А она снова ответила стихами:

Два ответа: лиловый и зеленый,

Два ответа, и они одинаковы.

«Она решила надо мной поиздеваться?! — вскипел Олег, раздумывая, что следует предпринять. — Наверное, самое разумное — вернуться к Наташе!»

Вероника жалобно на него посмотрела:

— Мне очень плохо. Хочешь угостить меня кофе?

То, что девушка наконец заговорила, как нормальный человек, в Олега вселило надежду, что, переговорив с ней, он сможет расставить все точки над «i». Мысленно попросив прощения у Наташи, он бодро произнес:

— С большим удовольствием. Спустимся на Крещатик, ближе кафе не найти.

— Хорошо. Я знаю, как тебя зовут?

— Олег, так я себя называю, когда хочу, чтобы при следующей встрече меня узнали. Вероника — это твое настоящее имя?

— Имя можно выбрать любое, оно, как платье, бывает, надоедает, и тогда хочется чего-то нового. Оно тебе не нравится?

— Пожалуй, оно тебе не очень идет. По-моему, жмет в плечах, — ответил Олег и поделился: — Ну а мне мое имя пока не приелось.

Они спустились в подземный переход и вскоре устроились за столиком в кафе-«стекляшке», попивая далеко не безупречный кофе.

— Ты пишешь стихи? — Олег решил сменить тактику беседы, отказаться от «лобовой атаки».

— Нет, не пишу, а рисую. Я тебя угощала чужими стихами. Одной умершей женщины, слишком двойственной, чтобы быть просто женщиной.

— Она была знаменита?

— Пожалуй, да, еще при жизни. Она была несчастной: мужчины, в которых она влюблялась, все поголовно были гомосексуалистами, а женщины не отвечали взаимностью. Впрочем, она разделяла любовь и телесные утехи, для нее они существовали отдельно друг от друга.

— Наверное, это была тихая забитая овечка с заурядной внешностью, живущая в своем мире, на которую не обращали внимания мужчины, — предположил Олег.

— Она была красавица, шокировала своим поведением и внешностью. Легко влюбляла в себя мужчин, играла с их чувствами, не подпуская близко. Могла их принять в спальне и, будто случайно, показаться обнаженной отражением в зеркале, при этом держалась, словно богиня на Олимпе. Поэт Владимир Соловьев так представлял ее обществу:

Я — молодая сатиресса,

Я — бес.

Я вся живу для интереса

Телес.

Таю под юбкою копыта

И хвост…

Посмотрит кто на них сердито —

Прохвост!

А сам Лев Троцкий в брошюре, написанной до февральской революции, отвергая религию, Бога, дьявола, чертей, отметил, что существует только одна ведьма, и ее имя — Зинаида Гиппиус, этим весьма ее развеселив.

Олег, опасаясь, что девушка увлеклась и собирается прочитать целую лекцию, прервал ее:

— Да, я кое-что слышал об этой поэтессе Серебряного века, но меня интересует другое, более прозаическое. Ответь на мой вопрос. Той ночью ты появилась на даче неслучайно? Зачем? Только отставь свои пиитовские штучки с разноцветными ответами.

— Говорить правду легко и приятно, — зажмурившись, произнесла девушка.

— Я читал книгу «Мастер и Маргарита», но я не прокуратор, а ты не Иешуа. Можешь обойтись без цитирования и говорить нормальным языком?

— Зачем тебе все это надо? У вас тогда что-то пропало, и ты ищешь вора?

— Нет, но моего друга, хозяина дачи, через несколько дней зверски убили.

— Вы сошли с ума! — заявила Вероника и нервно хихикнула. — Разве могут мертвые общаться по телефону?

В это время у Олега зазвонил мобильный телефон, и Вероника поднялась, собираясь выйти из-за стола.

— Что ты сказала?! — воскликнул пораженный Олег, крепко схватив девушку за руку.

— Мне надо в туалет! — заявила она. — А тебе звонят! Наверное, любимая!

— Никуда я тебя не отпущу! — разозлился Олег, продолжая удерживать Веронику, а несмолкаемая мелодия мобильного крайне нервировала, напоминая о предстоящем неприятном разговоре с Наташей.

— Мне пи-пи здесь сделать? — поинтересовалась девушка. — Никуда я не денусь!

— Хорошо, тогда оставь в качестве залога свой пакет! Что у тебя в нем?

— Теперь уже мне надо беспокоиться за сохранность своего имущества, опасаясь, что ты можешь исчезнуть. Там моя последняя работа, так что никуда не исчезай! — Девушка, вновь нервно хихикнув, оставила полиэтиленовый пакет на стуле.

Олег отпустил ее руку и поторопился ответить на звонок.

— Я многое предполагала о тебе, но то, что ты конченый ловелас, не ожидала! — звучал в трубке разъяренный голос Наташи. — Бросить меня посреди парка и тут же снять очередную жертву для удовлетворения своей похоти — это уже слишком! Ты, Олег, редкая сволочь! Такую еще надо поискать!

— Зачем искать сволочь? — удивился Олег. — Прежде чем обвинять, попробуй разобраться, хотя бы выслушай меня!

— Слушать твою ложь?! Ну ты и наглец! Как будто я не слышу музыку и не догадываюсь, что вы воркуете в кафе, пока я, как дура, слоняюсь в одиночестве по парку!

— Наша перепалка ни к чему хорошему не приведет!

— Ты еще ожидаешь от меня хорошее?! — голос Наташи звенел от негодования.

— Мы в «стекляшке», в Трубе. Приходи сюда, и ты убедишься, что не права.

— Ты меня вообще за дуру принимаешь?! — воскликнула она, и в трубке раздались гудки отбоя.

Олег вздохнул, и тут его мысли вернулись к Веронике, долго не возвращающейся. Взяв оставленный ею пакет, он поспешил к туалету и вскоре убедился, что ее там нет. Вернувшись за столик, он вытащил из пакета картину, написанную маслом. Это была абстракция, смешение разных цветов, без конкретного сюжета, но в целом впечатление создавалось приятное.

— Симфония цвета, — пробормотал Олег и, перевернув картину, на обороте прочитал: — Вероника Залевская. Лунное притяжение.

— Где здесь луна и где ее притяжение? — поинтересовался он сам у себя, разглядывая картину.

Олег решил на всякий случай еще часок посидеть в кафе — может, Вероника одумается и вернется, хотя бы из-за картины. Но вместо нее через полчаса явилась взбудораженная Наташа и устроила ему «разборку».