Размеры комнаты не позволяли развесить все картины Смертолюбова, а в остальных помещениях квартиры размещать эти «мерзости» категорически запретила Богдана, поэтому чести быть выставленными удостоились лишь три картины. Сюжеты были разные, но просматривалась тема, их объединяющая, — Смерть. Глядя на эти картины, Леонид в глубине души был согласен с Богданой: на них изображены такие мерзости, что нормальному человеку в голову не придет держать эти работы у себя дома. Но, с другой стороны, картины захватывали мастерством исполнения, притягивали глаз, в них чувствовалась внутренняя сила.

«Они, по утверждению Эльвиры, лечат. Скорее наоборот — они кое-что вытаскивают из подсознания человека, то темное, что дремлет в нем — все те тайные отклонения, наклонности, фобии, комплексы, о которых писал старик Фрейд, будучи сам не полностью психически здоров».

Странные видения, которые теперь являлись ему почти каждую ночь во сне, тревожили его и были очень мало похожи на обычный сон. Его неотступно преследовала мысль, что все это происходило когда-то на самом деле. Но почему это ему грезится сейчас, принимая форму сна? Особенно его удивляла наметившаяся связь видений с событиями, которые ныне происходили в его жизни: он был почти уверен, что в полуподвале, где теперь находится мастерская Стаса, в прошлом жил долговязый Кузьма, обходчик городских подземных коммуникаций с университетским дипломом.

А может, все это игры его «уставшего» мозга? Он подозревал, что начавшие его посещать сновидения как-то связаны с картинами умершего художника, и эта связь рано или поздно проявится в реальной жизни.

Проснувшись поздним утром, Леонид обнаружил, что проспал уход Богданы, даже не оставившей ему завтрак. Наверное, демонстрировала этим обиды, накопившиеся в ней за последнее время.

«Я пообещал Эльвире сегодня вечером прийти и остаться на ночь», — схватился за голову Леонид. Нагнетать напряжение в отношениях с женой у него не было желания, но и оттягивать встречу с Эльвирой не хотелось.

Вспомнив о событиях прошлого вечера, сразу позвонил Стасу, но его телефоны по-прежнему молчали. Было не ясно: появлялся Стас в своем жилище после его ухода или нет, хотя закрытая дверь его квартиры говорила о том, что появлялся. Особенно интересовало Леонида, кто тот шутник, что закрыл его в подвале, да и зачем он это сделал?

Длительное молчание приятеля, вчера взывавшего о помощи, а затем непонятно куда исчезнувшего, внушало тревогу. Леонид решил начать день с посещения мастерской Стаса, а если тот не обнаружится там, то оставить ему записку с просьбой немедленно выйти на связь. По дороге заехал в шиномонтаж, чтобы отремонтировать колесо.

— Резина была пробита в двух местах, — сообщил мастер, вручая отремонтированное колесо, — и это явно не гвозди на дороге. Скорее всего, кто-то над вами таким образом «пошутил».

«Вначале закрыл в подвале, а потом еще и колесо пробил, — задумался Леонид. — Выходит, кому-то было нужно, чтобы я вчера из мастерской Стаса никуда не уехал. Но для чего? Какие цели преследовались и кем?» Пожалуй, ответ на эти вопросы могла дать лишь встреча со Стасом, если только с ним ничего не случилось. Плохое предчувствие не покидало его, тревожа сердце.

Въехав во двор и увидев возле подъезда приятеля непривычно много людей и автомобилей, Леонид понял, что предчувствие его не обмануло. В основном здесь были люди преклонного возраста, очевидно, жильцы этого дома, которых привлекло какое-то событие.

Возле входных дверей стояли милицейский «бобик» канареечного цвета и молоденький ефрейтор, который наотрез отказался впускать Леонида внутрь и не пожелал отвечать на его вопросы. Тут во двор въехал серый микроавтобус, лихо развернувшись, задним ходом сдал прямо к входным дверям, чуть не придавив исполнительного ефрейтора, в последний момент отпрыгнувшего в сторону.

— Труп где? — показавшись из кабины со стороны пассажирской дверцы, спросил у матерящегося на чем свет стоит ефрейтора крупный лысый мужчина с длинной курчавой бородой, спадающей на грудь, и с какими-то странными кольцами, торчащими из ушей.

— Внизу, вашу мать! — никак не мог успокоиться ефрейтор. — Чуть не задавил! Вам что, мертвяков до плана не хватает, так решили расстараться?

— Соображать надо, а не остолопом у дверей стоять! — подал голос водитель, маленького роста мужчина в кепке, надвинутой чуть ли не на глаза — точная копия вора- карманника двадцатых годов, какими их показывают в фильмах о том времени.

Перебранку прервал лысый, который, зайдя в подъезд, позвал водителя. Тот вытащил из фургона носилки, легко подхватил эту ношу под руку и скрылся в подъезде. На этот раз Леонид рассмотрел то, что его поразило: в мочки ушей были вставлены стальные кольца диаметром сантиметров пять, которые невообразимо вытянули мочки! Было противно смотреть на эту растянутую беловатую плоть, туго обхватывающую кольца.

Минут через десять лысый и водитель показались вновь, неся на носилках что-то большое, тяжелое, прикрытое серой, несвежей простыней. Леонид понял, что это тело его друга, молниеносно рванул вперед, оттолкнул ефрейтора, который попытался вцепиться в рукав его пиджака, и бегом сбежал по лестнице в полуподвал. Двери мастерской были широко открыты, слышался разговор нескольких человек.

— Сто-о-ять! — раздался крик ефрейтора, все же успевшего ухватиться за ворот рубашки Леонида и теперь примеривавшегося, как заломить тому руку за спину.

— Сичкарь, что у тебя?! — спросил мужчина с залысинами, в не по погоде плотном сером пиджаке, появившись в дверях и окинув внимательным холодным взглядом Леонида. — Почему здесь посторонние?

— Проскочил, гад! Сейчас впаяем тебе суток пятнадцать за неуважение к правоохранительным органам! — разозлился ефрейтор и ухитрился-таки заломить Леониду руку за спину, так что тот от боли согнулся пополам.

— Отставить, Сичкарь. Проверь у него документы, а сутки может впаять только суд, а не ты и не я, — строго заметил мужчина, собираясь скрыться в мастерской.

— Я близкий друг убитого и вчера вечером… ночью был здесь, — быстро сказал Леонид.

— Интересно, — произнес мужчина. — Следователь райотдела Митрохин Алексей Петрович. Документы есть?

— Водительское удостоверение. — Леонид достал его из кармана рубашки и протянул следователю.

— Теперь подробнее и по порядку. Следуйте за мной.

Леонид оказался в гостиной и не заметил никаких изменений в обстановке: расстеленная им постель на столе-кровати и обычный порядок-беспорядок. Немного волнуясь, сбиваясь, Леонид рассказал о вчерашнем приключении, связав свое заключение в подвале с убийством друга. Когда он закончил, следователь, по ходу рассказа задававший наводящие вопросы, перешел к главному:

— Почему вы думаете, что ваш друг был убит?

— А разве это не так? — растерялся Леонид.

— Экспертиза покажет, — туманно ответил следователь. — Пока предполагаю следующее: вернувшись сюда, ваш друг заметил приоткрытую дверь подвала и закрыл ее на замок. А так как был мертвецки пьян, то, поставив чайник, полный воды, на газовую плиту, завалился спать. Вода в чайнике закипела, погасила пламя, газ начал наполнять помещение. Форточки, окна закрыты наглухо — смерть наступила во сне. В итоге имеем несчастный случай. Это пока версия, более точно будем знать после вскрытия и проведения экспертизы. На всякий случай замочек на дверях подвала я тоже отправлю на экспертизу. Возражения есть?

— Можно, я загляну в другую комнату? — попросил Леонид, рассматривая раскрытую постель.

— Сейчас узнаем. — Он громко крикнул: — Тимофеич, у вас все? Свидетель может войти в комнату?

— Пусть заходит — мы закончили, — послышался голос, и Леонид, только на секунду зайдя туда, сразу же вышел.

— Стаса… обнаружили в какой комнате?

— Здесь, на постели, наполовину раздетого, видно, пытался лечь спать, как положено, но алкоголь оказался сильнее, — ответил следователь.

— Это гостевая кровать — он на ней никогда не спал. Вон та комната его, спальня. До какой бы степени опьянения он ни доходил, ночевал всегда там.

— Все когда-то происходит в первый раз. А умирают в первый и последний раз, — заметил следователь. — Не волнуйтесь, проверим. Продиктуйте моим помощникам, как с вами связаться: контактные телефоны и данные вашей подружки, которая вчера ночью сюда приезжала.

— Она мне не подружка, так — знакомая, — возразил Леонид. — Адреса точного не знаю, только улицу и ориентировочно дом — ночью ее подвозил. Номер мобильного есть.

— Все в этом мире изменчиво: со временем знакомые переходят в статус подружек и наоборот. А девчонку, если понадобится, разыщем, — подытожил следователь, поправляя под пиджаком кобуру пистолета.

Леонид вспомнил, как в детстве дружил во дворе с Генкой, у которого отец был милиционером. Часто спрашивал, замирая от страха, видел ли Генка у бати настоящий пистолет, а тот, дурачась, говорил, что отец носит в кобуре колбасу. Ленька не верил и обижался, и как-то раз Генка остановил отца и попросил показать, что находится в кобуре. Там в самом деле оказалось полукольцо «краковской». Лучше бы Генка так не шутил: с того времени его прозвали «колбасный мент», хотя он всех уверял, что это они с отцом подстроили, пошутить решили.

Когда Леонид вышел на улицу, труповозка уже уехала, и ему стало очень грустно, словно многое зависело от того, увидит он умершего приятеля или нет.

Заиграла мелодия мобильного — это оказалась Эльвира. Она ядовито поинтересовалась: помог ли он своему приятелю в решении проблемы?

Тон вдовушки не понравился Леониду: «Я что, должен перед ней отчитываться или она уже считает меня своей собственностью?» Но он сдержался и кратко сообщил, что не смог помочь и тот ночью умер. Эльвира замолчала, затянула паузу, и Леонид ее нарушил, сказав, что у него полно дел, вечером он не придет, а когда станет посвободнее, то позвонит и они договорятся о встрече.