Вернувшись, Иванна позвонила в Страхолесье и узнала, что волк больше не подавал признаков жизни. Она уточнила, когда погиб Ростик, и сопоставила даты — в это время Антон все еще находился в байдарочном походе и был недалеко от села.
Вспоминая о днях и ночах, проведенных с Антоном, называла себя последней дурой — оказалась в постели черт знает с кем! Хотя в глубине души признавала — с ним было очень хорошо, пожалуй, в ее жизни это было наиболее яркое воспоминание из подобных встреч.
Что касается интимной жизни, Иванна не отличалась ни особой раскованностью, ни излишней чопорностью. Если мужчина ей нравился, она не отказывала себе в удовольствии лечь с ним в постель, не донимала его вопросами: любит ли он ее, когда они поженятся, думает ли он о ней, когда они не видятся. Расставалась тоже легко, узнав, что он женат или у него имеется постоянная девушка, или когда он ей просто надоедал.
Любила ли она? Любила, до безумия — своего однокурсника Лешу, пока он, сразу после окончания вуза, не женился на избраннице родителей, на два года старше его, но с квартирой, машиной, состоятельными родителями и большими перспективами в карьере. Разрыв перенесла тяжело и, уже в который раз, перечитала роман «Мастер и Маргарита», поразившись неувядаемой свежестью изречения «квартирный вопрос по-прежнему губит людей». Хотела ли она выйти замуж? Хотела. А если бы ее спросили — по любви или по расчету? — то честно ответила бы: по обстоятельствам.
Поэтому после краха первой любви все дальнейшие встречи-расставания переносила относительно легко. Хотя в какой-то момент ей показалось, что с Антоном у нее намечается что-то серьезное….
После возвращения в Киев Антон не звонил ей неделю, но и Иванне было не до него — главный редактор завалил ее работой, как бы в отместку за две недели, проведенные на Средиземноморье.
К тому же Лариса Сигизмундовна попала в больницу с высоким давлением, и Иванна каждый день ходила ее навещать, носила передачи. Вечерами, возвращаясь в ее квартиру, Иванна видела на столе разложенный неоконченный пасьянс, рассматривала картинки на старинных картах — на них были изображены сказочные герои, безрезультатно пыталась разобраться в логике построения пасьянса. Червовый валет в виде Иванушки на сером волке соседствовал с трефовым королем, полностью закованным в броню, персонажем неведомой сказки, а через две бубнушки зловеще ухмылялась пиковая дама-королева, держа в руках волшебное зеркало. Девушка удивлялась, как Лариса Сигизмундовна, будучи в столь солидном возрасте, могла корпеть над таким нудным занятием на протяжении долгих дней?
Но однажды вечером, как только она пришла домой после больницы, в дверь позвонили. Иванна особо не удивилась, когда увидела Антона с двумя букетами роз — белых и желтых.
— Воистину старинные поговорки взяты из жизни: «незваный гость хуже татарина», — вместо приветствия сказала она.
— Не знаю, чем тебе татары не угодили, — буркнул Антон, пытаясь войти.
— Ничем, — согласилась Иванна, загораживая проход. — Можно сформулировать по-другому: «незваный гость хуже наводнения с верхнего этажа».
— Я к Ларисе Сигизмундовне — ей цветы принес, тебе вот тоже.
— А мне вот и не надо, а Ларисы Сигизмундовны нет дома — она в больнице. Можем сразу попрощаться или просто дверь захлопнуть?
— Разреши войти — мне надо кое-что тебе рассказать.
— Можно и в коридоре, здесь тоже дождик не страшен. По-моему, мы все темы исчерпали еще в Турции. И вообще мне страшно: а вдруг ты маньяк какой-то?
— Разговор пойдет о Страхолесье.
Иванна посмотрела на Антона, держащего два букета, — «Вроде не агрессивен!» — сделала шаг в сторону и бросила:
— Проходи.
«Дура я, дура, — подумала она. — Ведь и про маньяка вовремя вспомнила, а все равно его впускаю, когда нахожусь одна в квартире. Кто знает, что у него на уме».
Антон вручил ей букет белых роз, а желтые просил передать Ларисе Сигизмундовне.
«Значит, рассчитывает на продолжение наших отношений. Наивный», — подумала Иванна и сказала:
— Если не возражаешь, то я переиграю с букетами.
Антон молча согласно кивнул.
— Присаживайся к столу, только смотри — не трогай карты, а то Лариса Сигизмундовна меня убьет… Вначале выгонит, а потом убьет, или сначала убьет, хотя — если убьет, то выгнать уже не получится. Так что ты хотел мне рассказать о Страхолесье? Бог ты мой, слово-то какое! Кто так придумал село назвать?
— Из наших разговоров я понял, что ты меня считаешь маньяком, «работающим» под волка, вовкулакой, который убил этих несчастных ребят?
«Я сейчас честно отвечу — «да», потому что я так считаю, а он скажет: «Правильно считаешь», и мы начнем бегать вокруг стола, устроим догонялки. Плохо, что стол такой маленький — особо не разбежишься, но хорошо, что круглый — на поворотах сильно не будет заносить».
— Нет, конечно, не считаю. Просто пытаюсь разобраться во всей этой истории.
— Извини, но я тебе не верю.
«Как и я тебе, но вслух этого не скажу».
— Как хочешь.
— Думаю, что ты в одном права — вся эта история как-то связана с моим байдарочным походом.
«Ого, похоже, это явка с повинной! Может, все же обойдется без гонки вокруг стола?»
— И как этот поход связан с теми событиями?
«Нельзя расслабляться, чтобы не упустить момент, когда надо начать убегать. Жаль, что на столе, кроме карт, ничего нет. Очень подошла бы большая хрустальная ваза, особенно если ею точно попасть в голову».
— Когда я задумал этот поход и договорился с друзьями-байдарочниками, то позвонил Кольке в Страхолесье и попросил, чтобы он в качестве проводника вывел нас к бункеру. Он сразу стал отказываться: мол, не помнит дороги, и там все заросло, так что не пройдешь, полно змей. Когда я стал настаивать и сообщил, что мы берем спелеологическое снаряжение, то он поинтересовался: «А волков вы не боитесь?» Я удивился — неужели в их лесу такие страшные волки, что их надо бояться? «Страшнее не бывает», — отрезал он и сообщил, что подумает.
Через день он сам позвонил и спросил — не передумали ли мы? Я сказал, что нет и что в любом случае, будет он проводником или нет, мы отправимся в путь и дорогу к бункеру из села как-нибудь найдем. Он рассмеялся: «Вряд ли через столько лет сможешь ее найти». Но согласился стать нашим проводником и даже по факсу выслал схему предполагаемого маршрута, на которой пометил точку, где мы должны были с ним встретиться. Место встречи находилось километрах в десяти от села, чуть дальше того места, где мы остановились на ночевку и нам порезали лодки. С ним согласовали график похода, чтобы и он, и мы друг друга не ждали попусту. Теперь ты понимаешь?
— Если честно, то ничего не понимаю.
— Только Колька знал, когда и где мы будем. Мы находились далеко от села, чтобы считать порезанные лодки делом рук местных хулиганов, то есть это было сделано специально. Ты меня спрашивала, почему мы не добрались до села, раз до него было ближе? Дело в том, что если идти напрямик, то путь пролегал через болото. А еще с грузом, не зная дороги! Мы и так зря потеряли четыре дня в ожидании.
— Теперь понимаю. Выходит, ему было важно, чтобы вы не попали в бункер. Но почему? И как твоя история связана с трагическими событиями в лесу?
— Вот этого не знаю, но, думаю, разгадку можно найти в этом старом бункере. Поэтому собираюсь поехать в село, а оттуда найду дорогу к бункеру — это все же не через болото идти, я это точно помню.
— Я тоже хочу там побывать.
«Глупо, глупо, зачем я напрашиваюсь? Может, он специально все это мне рассказал, чтобы заманить в лес — и «никто не узнает, где могилка моя»? Ведь он понимает, что потенциального маньяка в нем вижу только я. А не будет меня…»
— Это может быть опасно.
«Куда уж опаснее — отправиться в лес в компании возможного маньяка».
— Нашу поездку надо сохранить в тайне. Пока мы не окажемся в селе, о ней никто не должен знать.
«Начинается. Это он уже палку перегнул. Но, похоже, я продолжаю ему верить, здравому смыслу вопреки. Может, дело в том, что он до сих пор мне нравится?»
— Мои знакомые, подозреваю, даже не знают о существовании села с таким названием. Судя по всему, нам все же потребуется кто-нибудь из сельских, кто поможет найти дорогу в бункер.
— Попробуем расспросить мою тетю.
— А почему ее называют Шабалкина, что это значит?
— В молодости она была заводная, веселая, песни любила петь, танцевать, в художественной самодеятельности участвовала. Председатель колхоза, вручая ей грамоту за участие в каком-то концерте, выражая восхищение, сказал: «Ну, ты просто как Шабалкина» — так к ней это прозвище и прилепилось на всю жизнь. А что обозначает «Шабалкина», до сих пор никто не знает.
— Окрестили, значит, тетю… Если она не согласится, то, думаю, есть в селе человек, который сможет нам помочь.
— И кто же это? Я уже говорил, что местных жителей желательно в наши планы не посвящать.
— Учитель Иван Леонтьевич. Его трудно назвать местным — он всего лет семь там живет, но про бункер наверняка знает.
— Оставим его кандидатуру на самый крайний случай.
* * *
После того как Антон ушел, Иванна, не раздумывая и несмотря на поздний час, позвонила Ивану Леонтьевичу. Она по-прежнему не полностью доверяла Антону и хотела перестраховаться. Учитель, как всегда, был ироничен и слегка насмешлив.
— Чем обязан столь позднему звонку? Получили задание от редакции написать о кровососах-упырях, встающих в полночь из могил? Могу подбросить парочку ужасных историй на сон грядущий.
— Меня больше интересуют реалии жизни — порой они ужаснее. У меня до сих пор не выходит из головы смерть подростков — Егорки и Ростика. Удалось ли обнаружить и уничтожить волка?
— Вы имеете в виду вовкулаку? Нет, он неуловим. Хотя слухи носятся по селу, вроде бы то один, то другой его видели. Но, думаю, это только игра воображения — у страха глаза велики.
— Выходит, вы верите в существование вовкулаки?
— А вы что — продолжаете не верить? Тогда вы рискуете, если намерены приехать сюда… Возможно, он находится где-то неподалеку и только ждет момента, чтобы снова напасть…