Галя съежилась под пронизывающим осенним ветром, но мужественно несла добровольную вахту возле траурного зала городского кладбища. С минуты на минуту должен был подойти автобус с телом Ольги, чтобы та могла отправиться в свое последнее путешествие, откуда нет возврата. Галя все эти дни вызванивала на работу к Ольге, пока не узнала о месте и времени ее похорон. Она узнала обо всем маршруте автобуса с телом Ольги из морга, и решила ожидать его в конечном пункте - в крематории. Автобус уже очень сильно задерживался, и люди, приехавшие сюда для прощания, нервно топтались на месте, с тоской посматривали на принесенные цветы, словно только те их здесь удерживали, мешая вернуться в городскую сутолоку. Чтобы не замерзнуть, она то и дело заходила в траурный зал крематория.
Траурный зал работал, как конвейер: в него то и дело вносили тела упокоившихся, над ними произносились прощальные речи, то профессиональные возвышенные, то нескладухи- экспромты, но слова редко звучали от души. Народ приходил и уходил, словно в зале возникали приливы-отливы.
Отдавая дань времени, каждого покойника отпевал поп с рыжей жидкой бороденкой и веселыми, лукавыми глазами. В промежутках между службами он изредка появлялся, обычно атакуемый родственниками-распорядителями покойника с какими-то дополнительными пожеланиями, но при этом, отбиваясь от них, еще успевал «ощупывать» взглядом всех достойных внимания молодых женщин. По Гале он скользнул безразличным взглядом, но она не обиделась.
После трех часов ритм поступлений покойников замедлился, и вскоре наступила тишина. Все это усилило внутреннюю тревогу Гали:
- Что могло случиться по пути следования автобуса?
Стали сгущаться сумерки. Поп, судя по тому, что переоделся в короткую черную рясу, из-под которой виднелись добротные черные брюки и модные туфли, в последний раз появился в траурном зале. Он стал о чем-то шептаться с распорядительницей зала - высокой, статной, по-своему красивой женщиной, которая стала хихикать, сменив на лице маску вечной скорби на веселое выражение.
«Похоже, что святой отец отсюда направит свои стопы не в келью для молитвы, а в более интересное место, - неприязненно подумала Галя. - Ему, видно, невтерпеж сбросить с себя церковные атрибуты и раствориться среди мирян. Сельские похороны создают атмосферу таинства перехода человека в иной мир, где время уже не властно. А городских похоронах не обходятся без суеты и формальностей».
В этот момент в траурный зал буквально влетел полный мужчина маленького роста в ратиновом пальто и зимней пыжиковой шапке. Он стал что-то бурно доказывать священику и распорядительнице, помогая себе активной жестикуляцией. Зал стал наполняться людьми, и сердце у Гали тревожно забилось в ожидании.
- Я вам говорю, что у меня все оплачено и прошу исполнять свои обязанности! А мы еще должны оценить их качество исполнения! - закричал полный человечек хорошо поставленным голосом, снял в возбуждении шапку и стал ею обмахиваться, словно изнывал от жары. Галя поспешила протиснуться к ним. Лицо мужчины было ей знакомо - это был бывший любовник Ольги, неоднократно посещавший ее дома.
- Хорошо, сын мой! - сдался священник, поеживаясь от любопытных взглядов людей, окруживших их кольцом. - Но это не по-христиански, отпевать и хоронить после заката солнца. Совсем не по-христиански!
- Вы, гражданин, главное не волнуйтесь. Раз оплачено, то обслужим по высшему разряду. - распорядительница, вновь одела на лицо маску глубочайшей скорби. - Кто у нас покойник?
- Ольга, - мужчина закашлялся. - Ольга Викторовна Костюк. - Сердце у Гали оборвалось, и на глаза непроизвольно навернулись слезы. «Неужели мне ее жаль? Мертвый враг - уже не враг. Пожалеть его - не воскресить».
Женщина сверилась со списком.
- Есть такая. Вы опоздали на два часа.
- Технические неполадки, - нервно дернулся полный мужчина.
- Вы - родственник покойной?
- Нет. Я руководитель… заместитель директора института, где она работала. У нее здесь нет родственников. Недавно она похоронила мать, муж находится в тюрьме, детей нет.
Институт взял на себя организацию похорон.
- Вы будете выступать с прощальным словом? Как вас представить?
- Варава Иван Степанович..
- Хорошо, записала. Дайте основные хронологические данные покойницы, кто ее родители, где росла, училась, работала.
Галя обернулась и увидела, что на постаменте из черного гранита установлен гроб. С легкой дрожью в теле она подошла к нему. Ольга лежала в гробу как живая, во всем блеске своей красоты - умелый макияж сделал свое дело. Бледное лицо освежал легкий искусственный румянец и горящие алые губы. Только зелень глаз скрывалась под плотно сжатыми веками с длинными ресницами. Она была одета в деловой серый костюм, четко обрисовывавший фигуру, и очень симпатичные лакированные туфельки. Галя почувствовала жалость.
Нет, не к покойнице, которая своей красотой, вновь бросила ей вызов.
«Да, я умерла и в этом ты меня победила. Но ты никогда не станешь такой, как я, особенно внешне!» - красноречиво говорил ее вид. И жалость Гали относилась к красивым вещам, которые исчезнут вместе с покойницей в сырой земле. Вспомнились последние слова Мани перед смертью, когда та предрекала ей судьбу деревенской старой девы. Перед глазами мелькнуло видение: презрительное лицо Мани, словесно выплескивающее на нее словесный яд и желчь, затем ее лицо стало кривиться от испуга, физической боли, застыв неподвижной маской, лишь кровь вытекала из раны в животе. Вновь Галя ощутила смертельную обиду, гнев, холодную тяжесть рукоятки кинжала, неожиданно легко проникнувшего в человеческую плоть, испуг, ужас, невыполнимое желание повернуть все назад. Жалость пришла гораздо позже и сразу безвозвратно ушла.
«Маня, ты была не права. Не родись красивой, а родись счастливой - мудро гласит пословица. А я счастлива и судьба на моей стороне. Не важно: случай или мои усилия помогли избавиться от Ольги, и теперь я ее наследница. Все, чем владела Ольга, теперь станет моим, даже ее муж Глеб. Природа обделила меня красотой? Ничего, красивые вещи и косметика скроют этот недостаток. А теперь прочь отсюда. Жаль, что беременность не дает возможности отметить мой триумф - подправить вином плохое настроение».
- Смотри, как Иван Степанович старается, - услышала она рядом разговор и прислушалась, - как будто самого дорогого человека хоронит. А ведь Ольга была женой его самого заклятого соперника, Глеба Леонидовича. Если бы тот в тюрьму не попал за убийство, то не долго бы «царствовал» Иван Степанович на своей должности. И не известно, убивал ли Глеб Леонидович ту женщину. Мирный он человек, и на убийцу не похож.
- На Чикатило тоже никто бы не подумал, что он убийца, - возразила другая женщина, но уточнила, - хотя на Глеба я подумала бы в последнюю очередь.
- Убивал, не убивал, - это не наша компентенция. Главное, что после того, как Глеб попал в тюрьму, отношения у Варавы и Ольги значительно улучшились, можно сказать, они максимально сблизились.
- Да что вы здесь такое говорите, у гроба покойницы! - вмешалась в разговор третья женщина. - Как вам не стыдно!
- Галя, неужели это ты? - услышала Галя, обернулась и с удивлением увидела бабу Марусю из села Ольшанка. Рядом с ней заметила еще нескольких односельчан. Галина сдержанно поздоровалась с ними.
- Галя, ты теперь совсем городская стала! - одобрительно сказала баба Маруся, оценив внешний вид девушки и пожаловалась. - Вот незадача! Как только узнали, что с Олечкой приключилось, мы собрались и приехали сюда. - Маруся вытерла платочком слезящие глаза - Решили забрать Олечку и похоронить на родине, в Ольшанке, рядом с Ульяной, а этот плешивый, - она указала пальцем на Иван Степановича, который как раз произносил прощальную речь, - не отдает. Говорит, что здесь ей место. А мне председатель автобус дал и подмогу, чтобы Олечку сопроводить домой. А плешивый не дает! Сжигать ее надумал!
Нельзя ее здесь хоронить, да и время уже позднее. - Маруся с досадой махнула рукой. - Пошли, Галочка, вместе попросим его. Авось сдастся плешивый черт!
Галя послушно поплелась за бабой Марусей. Иван Степанович после речи вновь обмахивался шапкой, словно веером.
- Что, соколик, притомился? Может одумался и отдашь тело Олечки, чтобы захоронить его на ее родине, в Ольшанке? - ласково спросила баба Маруся.
- Гражданка, не несите ересь! - маленький человек аж покраснел от возмущения. - Институт взял на себя организацию похорон гражданки Костюк, и доведет все до конца. А вы здесь не мельтешите. Приехали прощаться, - значит, прощайтесь! А меня больше дурацкими вопросами не отвлекайте! - и он отвернулся. Баба Маруся печально вздохнула. В это время рыжий поп начал отпевать покойную. Баба Маруся достала из кошелки несколько свечек, перетянутых шпагатом.
- Галя, возьми себе свечку. Никого из родных Олечки здесь нет, так хоть мы ее помянем. Жаль, певчих с собой не взяла! Пойду раздам свечи нашим односельчанам, для Олечки мы здесь самые близкие, - и она исчезла в толпе.
- Иван Степанович, возьмите свечу и прочитайте про себя «Отче наш»! - услышал Варава голос рядом с собой, и с удивлением уставился на худощавую темноволосую девушку, протягивающую ему горящую свечку. Что-то в ней было необычное, скорее всего большие черные пустые глаза, ничего не выражающие.
- Зачем это?
Девушка приблизила свое лицо к нему и прошептала.
- Вы ведь любили ее, и были любимы! Я это знаю, как и то, что той ночью в Ольшанке она была не одна, а вместе с вами. - Иван Степанович почувствовал леденящий ужас, сковавший холодом его тело. Он вспомнил ту страшную ночь, когда поддался просьбе Ольги и отвез ее в Ольшанку. Как она прибежала перепуганная, рассказав, что кого-то ранила в том селе, одного или двух человек. Как переживал, боялся встречи с милиций, огласки его отношений с Ольгой. А теперь эта девчушка заявляет, что знает об этом!
Иван Степанович послушно взял свечу и начал едва слышно читать молитву «Отче наш», хорошо знакомую ему по деревенскому детству. И отрешился от всего окружающего, словно этим мог помочь любимой женщине, лежащей в гробу на холодном каменном постаменте. Любил ли он ее? На этот вопрос он не мог ответить при ее жизни, но после того, как безвозвратно потерял, то понял - да, любил! Неприятности, которых он опасался после злополучной поездки в Ольшанку, были ничто, по сравнению с тем, что ее больше нет. Воспоминания об Ольге захлестнули его, у него возникло чувство того, что вместе с ее смертью он потерял самое важное в жизни.
Когда он пришел в себя, странной девушки рядом не было, так же, как и свечи, которую недавно держал в руках, ощущая, как горячий воск стекает по пальцам. Остались лишь следы воска и ощущение, знакомое ему по далекому детству, словно он украдкой выплакался.
- Не девушка, а наваждение! - прошептал Иван Степанович и непроизвольно перекрестился. Сегодняшний день был богат всевозможными задержками, срывами, из-за чего они так сильно и опоздали. В морге не могли найти тело Ольги, хотя санитар помнил, что подготовил его и уложил в гроб. Потом выяснилось, что его по ошибке погрузили на другой автобус, а разобрались, только когда собрались выставить гроб для прощания возле дома. Ее тело перепутали с телом пожилого мужчины. Иван Степанович представил себе лицо вдовы, когда подняли крышку гроба, и обнаружили вместо тела горячо любимого супруга молодую женщину. Неожиданно для себя, он громко, весело хихикнул, спохватился и покраснел.
Распорядительница скомандовала:
- А теперь родственники, друзья, знакомые могут в последний раз попрощаться с Ольгой Викторовной.
Галя дождалась своей очереди, подошла к гробу, склонила голову, в последний раз взглянула на Ольгу, и похолодела от ужаса. Покойница открыла глаза и насмешливо посмотрела на нее. Галю парализовало от ужаса, ее тело оледенело и она зажмурилась. Когда открыла глаза, то все было как обычно. Покойница лежала с плотно закрытыми веками, и лишь на лице немного поплыл грим. Окружающие люди вели себя, как обычно, послышалось сдержанное рыдание, - это Нюра, бывшая одноклассница Ольги, приехавшая вместе с бабой Марусей, не смогла себя сдержать.
«Неужели ЭТО никто не заметил?!» - Галя не могла прийти в себя от увиденного.
А Ивану Степановичу показалась, что покойница ободряюще улыбнулась ему, и он решил на ночь выпить снотворного, чтобы не приснились кошмары. Галя решила не сопровождать гроб до могилы, а поскорее возвратиться домой, чтобы ей еще что-нибудь не померещилось. На выходе из траурного зала ее задержала баба Маруся.
- Галюся, а свечку ты положила в гроб? - тревожно спросила старушка.
- Да. Как и положено, в ноги. Что-то случилось? - автоматически переспросила Галя, хотя на самом деле хотела как можно скорее оттуда уйти. Очень сильно болела голова, стало подташнивать.
- Я раздала семь свечей, а в ногах обнаружила только шесть. Ошибиться я не могла.
Нет седьмой свечи! - с тревогой в голосе пояснила баба Маруся. - На похоронах Ульяны также не досчитались свечи, и сколько смертей после этого последовало…
- Свою я положила, баба Маруся. Извините, но я себя плохо чувствую, похоже, заболела. До свидания. Буду в Ольшанке, обязательно забегу.
И Галя заспешила прочь, уже не слыша ничего, что ей говорила старушка. А та сетовала, что уже сгустились сумерки, и поп не будет присутствовать при захоронении Ольги, а, значит, не опечатает могилу. Она-то землицы наберет и отвезет отцу Никодиму для опечатывания, но не знает, когда будет возможность передать эту землицу обратно на могилу.
По дороге домой Галя не выдержала и заехала на квартиру, где до недавнего времени проживала Ольга, и куда должен был вернуться из заключения Глеб, и не один, а вместе с ней, Галей. Выходка была крайне безрассудная и опасная, так как она могла попасться на глаза соседям, и у тех возник бы закономерный вопрос - окуда у нее ключи? Но все сошло с рук.
Галя переходила из комнаты в комнату и рисовала в воображении, какую мебель поменяет, а что оставит. Квартира, в которую она еще совсем недавно тайно проникала ночью, дрожа от страха, в которой, казалось, даже стены источали враждебность, вдруг превратилась в заботливо убранную, уютную квартирку, манящую покоем. Галя чувствовала себя здесь полноправной хозяйкой. Не беда, что придется подождать еще месяц, а то и два, пока Глеб вернется из заключения, и официально приведет ее сюда.
В комнате, служившей Ольге магической лабораторией, Галя решила сделать спальню, а в той, которая была ранее спальней, оборудовать детскую. В спальне висело зеркало в массивной бронзовой оправе, завешеное черной материей. Галя сбросила материю на пол и посмотрела на себя.
- Не такая уж я и дурнушка! - решила Галя, окинув себя взглядом. В последнее время она стала много внимания уделять своей внешности, и это дало результаты. С растительностью на лице и прыщами было покончено.
«Одеться бы покрасивее, стрижечку модную, а не эти трудно причесываемые космы, макияж умело наложить, походочку выработать неспешную, как у моделей. Для всего этого нужны деньги, а их пока нет. Ничего, Глеб вернется, жизнь наладится, - умиротворенно подумала Галя. - Маня, Ольга - теперь это далекое прошлое, которое следует вычеркнуть из памяти». Галя всматривалась в зеркало, пытаясь силой воображения представить себя «прикинутой».
Ее отражение в зеркале зарябило, и вместо себя она увидела Ольгу, одетую в серый костюм, с тусклыми изумрудами открытых неживых глаз, в которых читалось: «Смерть!»
Не помня себя от ужаса, Галя выскочила из квартиры, в мгновенье ока промчалась по лестнице, и оказалась на улице, без сил, с бешено колотящимся сердцем. Она не могла вспомнить, захлопнула ли за собой дверь, но ни за что на свете не могла себя заставить вернуться к двери зловещей квартиры. Теперь она представлялась не уютным семейным гнездышком, а хитрой западней.
Пережитый ужас сотворил у нее в голове кавардак, ей хотелось немедленно бежать, неважно куда, лишь бы подальше.
«Ольга и с того света не даст мне покоя!» - пугала ее мысль, сводя на нет все предпринятые усилия, когда она должня была бы справлять триумф победительницы.
- Это лишь игра воображения. Я переутомилась и мне нужен покой. - шептала непослушными губами Галя, и сама не верила себе. Чтобы успокоиться, Галя решила зайти в ближайшее кафе .