Кабинет Менжинского на Лубянке. Кроме хозяина в нем находятся Артузов и еще несколько человек. Говорит Артузов:
– Насколько я понимаю, операция по линии «Северо-кавказской военной организации» развивается нормально, румынские генералы Штейфон и Геруа свою часть наживки проглотили. А что новенького в Париже?
– К сожалению, новенького-то и нет, – вздыхает Менжинский. – Активность Кутепова начинает раздражать, особенно его цинизм. Его призыв к усилению диверсионной деятельности с применением отравляющих веществ – дело нешуточное. Яды позволяют бесшумно убивать многие тысячи людей. Что получается с «ВРНО»?
– Вячеслав Рудольфович, – начал отвечать Артузов, – как я и предполагал, Кутепов не забыл операцию «Трест» и встречает в штыки любое сообщение о новых антисоветских организациях на территории России. Поэтому нереально ожидать, что он подпустит к себе кого-нибудь, даже если их офицерское прошлое безупречно и документально подтверждено. Нам надо пойти в обход. Нам хорошо известно, что с начальником канцелярии генерала князем Трубецким часто встречается редактор журнала «Борьба за Россию» Мельгунов. Этот тип тоже не подарок, но как журналист он более доступен. Есть предложение – направить подходящего человека в Париж и обеспечить ему выход на Мельгунова, а потом через Трубецкого на генерала.
– Да, путь неблизкий, но, видимо, другого у нас нет. И кто же, Артур Христофорович, кандидат?
– Наш сотрудник Попов. Бывший полковник царской армии. Он нигде не мелькал, и, по его собственным словам, долго отсиживался в деревне, и ни с кем из бывших сослуживцев не пересекался. Эту часть легенды мы немного поправим – активизируем. У нас он достаточно давно, но в основном занимался консультативной работой. Кроме того, он лично знаком с генералом Дьяконовым. Одним словом, с бумагами у него все в порядке.
– Это очень хорошо. Через него удобно выйти на Мельгунова, но главная цель, конечно же, Кутепов. Да, – задумчиво повторил Менжинский, – главное – это Кутепов. Трудно к нему подойти близко, но сделать это необходимо. Давайте попытаемся. Может быть, у Попова что-нибудь получится. Важно вытянуть Кутепова на переговоры и убедить его направить в Москву кого-нибудь из руководителей РОВСа. Но только очень осторожно.
Спустя некоторое время Артузов доложил Менжинскому о первых результатах после прибытия Попова в Париж.
– Как вы помните, Вячеслав Рудольфович, Попову удалось встретиться и даже в какой-то степени сблизиться с Мельгуновым, но это не смогло растопить лед в душе бравого генерала. Как только ему начинают рассказывать о ВРНО, он, вероятно, сразу же вспоминает о «Тресте». Да и как же иначе, схема очень похожа – тоже нелегальная организация, неизвестно откуда возникшая, тоже контроль над некоторыми участками границы и похожая неэффективность засланных боевиков. Мы просто вынуждены, извините за невольный юмор, арестовывать наиболее оголтелых из них. Не можем же мы ради «игры» допустить диверсий. Да и наша бездеятельность тоже может вызвать подозрение. Да, память о провале прочно сидит где-то глубоко в голове Кутепова. Но медлить нам больше нельзя. Исходя из сообщений о его разговорах со своими помощниками, он буквально рвет и мечет, требуя обеспечить переходы на границах для террористов.
– Нет, нет. Мы больше не можем рисковать. Необходимо переходить к нашим радикальным планам. Если наш противник считает террор наиболее эффективным способом борьбы с нами, то мы должны отвечать той же монетой. Кстати, и вы, и я есть в списке террористов. Мы в списке Кутепова на уничтожение, так что мы с вами лица заинтересованные, чтобы этого не произошло, чтобы террористы не пересекли границу. Торопить Попова мы тоже не можем. Любая поспешность может привести к провалу.
Менжинский встает из-за стола и медленно прохаживается. Видно, что он очень нездоров, хотя и старается не подавать виду.
– Ну что, Артур Христофорович, давайте привлекать к делу Якова Серебрянского и его спецгруппу. Выделите ему в помощь наших людей, но очень немного, буквально двух-трех человек. А вот наших помощников в Европе можно побольше, особенно из ближайших к Парижу центров. Так как Кутепов интересуется делами в Германии, немцы тоже могут пригодиться. Кстати, а что если попытаться организовать встречу генерала с Поповым в Берлине? Возможно, это придаст Попову солидности. И вот еще что. Давайте-ка дадим Попову в помощь полковника Ди Роберти. Вы, конечно же, помните, что Ди Роберти в 18-м году в Новороссийске был начальником штаба у Кутепова?
– Что касается меня лично, то он мне не очень нравится, этот Ди Роберти. В его поведении я вижу какую-то хорошо продуманную игру. С другой стороны, появление Ди Роберти в компании Попова может снять напряженность или даже часть, пусть небольшую часть, подозрительности генерала.
– Я согласен с вами, но каких бы то ни было оснований, кроме разве интуиции, для недоверия полковнику у нас нет. Ведь мы даже не можем намекнуть Попову о наших подозрениях к Ди Роберти. Это сразу же «заморозит» его. Просто попросите Попова быть все время начеку, и, по возможности, не оставлять генерала наедине с его бывшим начальником штаба. Итак, подведем итоги. За вами, уважаемый Артур Христофорович, список действующих лиц, план операции и легенды для двух полковников в Берлине. Встречу назначим на самое начало января. Может быть, встреча Нового года несколько расслабит вечно мобилизованного вояку?
* * *
Ресторан в Берлине. За столом Кутепов, полковники Попов и Ди Роберти. Все в строгих костюмах. Пьют за Россию, покойного императора, русское воинство, за погибших сослуживцев. В какой-то момент Попов извиняется и выходит из зала. Кутепов сидит напряженно, меланхолично крутит в руках вилку. Ди Роберти неожиданно наклоняется вперед и громким свистящим шепотом говорит: «Александр Павлович! Не верьте этому человеку. Он, как и я, послан сюда ОГПУ. Меня заставили. У них в заложниках вся моя семья. ВРНО – блеф. Их цель – это вы, господин генерал. Они хотят похитить вас.
Ди Роберти откидывается на спинку стула, закрыв глаза. Кутепов все также вращает вилку в своих сильных пальцах. Лицо его невозмутимо. Попов входит в зал и, не подходя к столу, внимательно вглядывается в лица собеседников. Видимо, не найдя ничего необычного, он подходит и с извинениями усаживается на свой стул.
* * *
Париж. Кабинет Кутепова. Генерал рассказывает о случившемся в Берлине князю Трубецкому и офицеру-порученцу. Он очень возбужден, почти взбешен.
– Вы только представьте себе. Похититель назначает мне встречу в другой стране. Он совершенно свободно перемещается по Европе. Наша контрразведка мышей не ловит. Интересно, чем они вообще занимаются? Главу организации собираются похитить, а они ничего не знают. Я начинаю всерьез опасаться этого ОГПУ. Неграмотная матросня и солдатики под руководством студентов-недоучек обыгрывают офицеров Генштаба и профессионалов из Охранки. Надо что-то делать, господа.
Справка. По возвращению из Берлина Ди Роберти был арестован и признался в том, что он выдал план ОГПУ Кутепову. По приговору был расстрелян.
Провал операции с участием полковника Попова значительно усложнил весь план по нейтрализации генерала Кутепова, что могло увеличить количество боевиков РОВСа (российский общевойсковой союз), проникающих на территорию Советской России. Выполняя указания руководства, Менжинский и Артузов приняли решение пойти на крайний риск – организовать похищение генерала прямо на улице. Изучение маршрутов передвижения Кутепова было поручено мобильной группе «Омега» под руководством Голубича.
Начинать операцию было необходимо с организации постоянного наблюдения за домом генерала на улице Руссель 26. Для этого была найдена сдаваемая в аренду квартира, через боковые окна которой была видна входная дверь в подъезд Кутепова.
Импозантный, хотя излишне полный француз, снял квартиру, заплатив за год вперед, но предупредил, что через недельку он вынужден будет уехать из страны на месяц-два. Зато потом он в полной мере насладится прекрасным жильем почти в самом центре Парижа.
Однажды поздно вечером новый жилец подъехал к дому на такси, долго возился с ключом от входной двери, а потом подошел к окошечку консьержки, держа в руке большущий и, по-видимому, тяжелый чемодан. Грохнув чемоданом об пол, он шутливо склонился перед престарелой женщиной в глубоком поклоне. От него сильно несло вином.
– Мадам, примите мое глубочайшее почтение и этот маленький презент.
В его левой руке обнаружился небольшой, но красивый букет цветов.
– Это мне? – не скрыла своего удивления женщина и покраснела от удовольствия.
В этот момент лампа в каморке дежурной мигнула и погасла.
– Да, это вам, мадам, – словно ничего не заметив, ответил мужчина на вопрос.
– Вам от чистого сердца. А что это со светом? Совсем темно. Это что же, нет энергии? Плохо, очень плохо для меня. Нет энергии – нет лифта, а у меня тяжеленный чемодан. Если бы золото, то можно было бы поднапрячься, а там – книги. Нет, я, пожалуй, с Вашего позволения оставлю его здесь, а сам потопаю к себе наверх. Спущусь за ним, когда дадут свет.
– Мсье, я сейчас зажгу свечу и помогу вам подняться.
– Ни в коем случае, мадам. Вы обидите старого охотника. Я столько бродил во тьме африканских джунглей, что просто не могу позволить вам топать со мной на седьмой этаж, чтобы освещать мне путь свечой. Нет, мадам, ни за что. Ждите меня внизу. И охраняйте, пожалуйста, мои фолианты.
С этими словами жилец шумно начал свой подъем, напевая себе под нос какой-то бравурный марш и осторожно нащупывая ступеньки на поворотах. Потом зазвенели ключи, и хлопнула дверь.
– Ну как? – шепотом спросил Голубич хозяина квартиры. – Ничего не заметила?
– Я так заговорил ее, что вы могли бы провести целый взвод, не то что прошмыгнуть вдвоем. А как с энергией?
– Сейчас прокладка высохнет, и подача света восстановится. Ты помнишь, где в прихожей выключатель?
– Где-то здесь.
Щелчок, и прихожую залил нестерпимо яркий свет.
– Проверь шторы на окнах. Не должно быть видно даже наши тени. Я уверен, что за окнами этого дома наблюдают господа офицеры из службы безопасности генерала.
– Да, хозяйка квартиры по секрету сказала мне, что иностранцы с военной выправкой время от времени интересуются у домовладельца появлением новых жильцов, особенно иностранцев. Ладно, располагайтесь, никакого шума, пения и про трубку тебе, Мустафа, придется забыть. Я потом принесу пачки трубочного табаку на всякий случай. И еще. Ирен будет приходить раз в неделю по понедельникам. Консервы я еще принесу один раз, а дальше – на сухом пайке. Ну, я за чемоданом.
Проникновение в квартиру двух мужчин, Голубича и Чеды Поповича, осталось незамеченным, и они приступили к наблюдению за объектом. Через месяц стали точно известны не только обычные часы выхода генерала из дома, но и подробные маршруты его передвижения. Но лишь однажды Кутепов был один, и то очень коротко. Нужно было выманить его, причем одного, да и подальше от дома и штаба РОВСа. Так родилась идея пригласить его на разговор о финансовой помощи его организации. Ждали только удобного момента.
Ирен исправно навещала затворников по понедельникам. Приносила колбасы, газеты, хлеб.
Но однажды в пятницу в двери их укрытия повернулся ключ. Оба мгновенно, окинув комнату взглядом, чтобы нигде не осталась какая-нибудь их вещь, шмыгнули в заранее выбранные укрытия: Голубич за толстую портьеру, а Попович в спальню, в платяной шкаф. Оба затаили дыхание, сжимая в руках револьверы. Но это была Ирен.
– Фу, ну и напугала. В чем дело? Что случилось? – довольно сердито спросил Мустафа, не любивший малейших нарушений конспирации.
– Мне приказано передать срочно. Завтра в кинотеатре «Марс» встреча с Павлом. На девятичасовом сеансе.
Затемненный зал кинотеатра. Последние кадры фильма. Из зала выходит Павел Бастоич. Останавливается, достает папиросу и поворачивается к идущему сзади Голубичу. Говорит по-французски.
– Простите, месье. У Вас не найдется спичек?
– Да. Пожалуйста, месье.
Бастоич прикуривает, быстрым шепотом говорит по-сербски.
– Послезавтра генерал будет на панихиде в русской церкви. Скорее всего, пойдет туда пешком. Это хороший шанс. Посылай записку, завтра вечером встречаемся на бульваре Распай. Спасибо, месье.
* * *
Квартира генерала Кутепова в Париже на улице Руссель, 26. За столом вместе с генералом его жена и сын Павел. Прислуживает им денщик Федоров. На генерале темный костюм, черный галстук. Он задумчиво и рассеянно помешивает в стакане ложечкой. Жена недоуменно поглядывает на него и, наконец, не выдерживает:
– Александр Павлович, что-нибудь случилось? Какой-то ты сам не свой, с самого утра.
– Нет, нет, дорогая, я в полном порядке. Просто мне нужно быть в нашей церкви на панихиде по генералу Каульбарсу. Становится очень грустно, когда уходят твои соратники. Но я буду очень недолго. Я помню про наш уговор пойти в город с Павлушей. Прямо из церкви я домой и после обеда пойдем гулять.
– Ну почему ты не хочешь воспользоваться такси. Наши офицеры всегда с удовольствием помогают тебе. Они же понимают твои условия.
– Ну какое же такси – тут пешком не спеша 20 минут ходьбы. Заодно и прогуляюсь. Эти бесконечные заседания отражаются на моей выправке. Скоро вообще в мундир не влезу. Так что не беспокойся, я буду скоро.
Целует жену в подставленную щеку, целует в голову сына и выходит. У себя в кабинете генерал достает из ящика письменного стола записку и негромко читает её вслух: «Его Превосходительству генералу Кутепову А. П.»
«Ваше Превосходительство. Представитель фирмы, которая хотела бы остаться неизвестной, но которая симпатизирует Вашей борьбе за спасение нашего несчастного Отечества, желает переговорить с вами по вопросу финансирования Вашего Союза. Если Вам, господин генерал, будет угодно, он будет ожидать Вас завтра в 11 часов 15 минут на трамвайной остановке на перекрестке улицы Севр и бульвара Инвалидов. Он сам подойдет к Вам. Он будет один.
Пользуемся случаем, чтобы засвидетельствовать Вам, Ваше Превосходительство, наше глубочайшее уважение. Верные сыны России».
– Да, деньги. Именно они нам не помешали бы. Именно сейчас. Что-то наши меценаты стали больно прижимисты – за каждый франк или фунт подавай им взорванный мост или целый завод, – сам себе под нос бурчит генерал. Потом чиркает спичку и подносит записку к огню.
– Конспирация и еще раз конспирация, – вздыхает он, потом разминает пепел в пепельнице и смахивает его в корзинку для бумаг, стоящую под столом.
– Ну, с Богом.
Выйдя из дома, генерал, неспешно идет по парижским улицам. На трамвайной остановке он внимательно оглядывает проходящих мимо людей. Нетерпеливо смотрит на часы. Никого нет. Кутепов огорченно оглядывается, пожимает плечами и направляется к церкви. На улице Удино он видит две стоящие машины: огромный темно-зеленый лимузин и парижское такси. На углу улицы стоит полицейский. Когда генерал проходил мимо лимузина, передняя дверь авто открылась, из машины вышел высокий плечистый мужчина в желтом пальто:
– Извините, месье, вы генерал Кутепов?
В это же время из лимузина вылез еще один крупный человек в таком же пальто. Он оказался у генерала за спиной. Это Мустафа Голубич.
– Это вы меня спрашиваете? – с трудом подобрал французские слова Кутепов и оглянулся на полицейского. Тот как ни в чем не бывало с улыбкой смотрит на него.
– Да, месье. Вы – Кутепов?
– А в чем дело? Что вам угодно? Кто вы?
– Все в порядке, господин генерал, мы из полиции. У нас есть несколько вопросов, связанных с вашей организацией. Если вам угодно, мы поедем в участок и очень быстро все выясним. Это не потребует много времени от нас всех.
Кутепов вновь посмотрел на полицейского. Ему показалось, что тот согласно кивнул ему головой.
– Ну, хорошо. В участок, так в участок, – уже по-русски пробормотал Кутепов, и, сильно согнувшись, полез в машину. Но потом, словно передумав, начал пятиться. Не тут-то было – сзади его сильным толчком поддал Мустафа, а другой мужчина, оказавшийся на заднем сиденье, рванул его на себя за воротник пиджака. После секундной возни генерал оказался зажатым между «полицейскими». Лимузин медленно тронулся с места. Продолжая молчаливую борьбу, Кутепов не заметил, что полицейский, до того стоявший на углу, сел в такси, которое двинулось вслед за лимузином. И, конечно уж, никто из всей этой компании совершенно не заметил, что из окна третьего этажа дома напротив за всем происходящим с удивлением наблюдает пожилой мужчина, собравшийся было вытрясти скатерть.
Машины сворачивали с одной улицы на другую. В зеркало заднего вида были видны внимательные глаза водителя, который следил не только за тем, что происходит на заднем сиденье, но и за тем, не следует ли за ними какая-нибудь подозрительная машина. Но кроме такси других машин не было. В Париже было воскресенье.
– В чем дело? Что вы делаете? – с трудом подбирая слова, возмутился Кутепов. – Я же согласился поехать.
– Не напрягайтесь, генерал. Вы можете говорить по-русски. Мы сотрудники ОГПУ.
Кутепов на мгновение замер и затем резко рванулся вправо, пытаясь через соседа открыть дверцу автомобиля и вывалиться из салона вместе с ним. Но тот был наготове. Он остановил рывок генерала, а потом они вместе с Мустафой заломили Кутепову обе руки за спину и, несмотря на его отчаянные усилия, наклонили его вперед так, что голова генерала оказалась между передними сиденьями. Сидевший справа мужчина быстро вынул из своего кармана носовой платок и пузырек. Намочив платок, он прижал его к лицу Кутепова. Тот еще несколько раз дернулся и затих.
– Вот так-то лучше, ваше превосходительство, – сморщившись, сказал Голубич и приоткрыл окно, выпуская резкий запах эфира. В этот момент лимузин выехал на широкую авеню и резко ускорился.
Когда машины покинули Париж, идущее сзади такси остановилось рядом с таким же автомобилем, стоящим у обочины. У этой машины номера были не парижские. Два человека пересели в новый автомобиль. Полицейский остался на месте. Второе такси резко рвануло с места вслед за лимузином.
* * *
Две автомашины притормозили в тени густых деревьев, недалеко от въезда в марсельский порт. Лимузин уже другого цвета, а у такси марсельские номера. Проходившая мимо группа полупьяных матросов остановилась и подошла к такси.
– А вот и боцман. Говорили тебе: «Не пей много!» А ты: «Я свою норму знаю». Вот и «выпал за борт». Тащи теперь тебя. Нет, братва, давай попробуем доставить боцмана к борту прямо на такси. Все равно ему платить.
В глубине такси на заднем сиденье между двумя матросами сидит в морской форме Кутепов. У него вид совершенно упившегося человека. Два матроса садятся в такси, и тот, что сел спереди наклонился к генералу.
– Фу, ваше боцманское благородие. Какой букет. Чего только вы в себя не намешали. Давай, трогай.
Такси медленно подкатило к воротам в порт. Шофер открыл окно и крикнул по-французски стоящим по краям въезда полицейским: «Привет, ребята. У меня тут русские матросики. Ну и пьяные же они. Много, очень много водки выпили. Пьяные в дуплет».
Один из полицейских подошел и заглянул в машину и тут же отпрянул, смешно зажав нос.
– Да-а. Крепкий запах. Что эти русские такое пьют? Один запах с ног сбивает. Давай проезжай. Ты номер причала знаешь?
– Знаю. Один из них еще не вырубился – сказал.
Такси плутает по причалам и портовым проездам и, наконец, останавливается около парохода под советским флагом. Матерясь и чертыхаясь, матросы выкарабкиваются из машины. Вытаскивают и ставят на ватные ноги боцмана. Тот все время норовит упасть.
– Да держите же его, черти, – командует один из матросов. Двое других обнимают боцмана за талию, закидывают его руки себе на плечи и медленно бредут к трапу.
– Сдает наш боцман, – громко ворчит идущий впереди. – Раньше он один мог перепить всех нас вместе взятых, а теперь вот приходиться его на себе носит.
– Ну, что, нажрались? Мать вашу! – матом встречает их русский старпом и показывает какие-то документы стоящим у трапа полицейским.
– Свои это, свои, мать их. Завтра все будут палубу драить.
Полицейские ржут от удовольствия, наблюдая, как матросы, спотыкаясь и соскальзывая, тянут за руки упирающегося боцмана.
– Молоцы, руси, молоцы! Наши так не умеют. Давай, тяни его, толкай, ха-ха-ха!
* * *
Весь путь до Босфора Кутепов бесновался в каюте, отказывался есть, старался затеять драку с теми, кто был с ним, за что получал все новые и новые уколы. Когда сухогруз проходил мимо острова Галлопогили, на котором он спасал от полного разложения остатки русской белой армии, генерал умер от передозировки успокоительных наркотиков. Его сердце не выдержало.
* * *
Силовые службы новой России не ограничивались террористическими акциями в отношении ее прямых врагов. Окончание гражданской войны и бегство остатков белой армии за границу изменили формы и методы борьбы между воюющими сторонами. На смену боевым столкновениям пришли невидимые тайные операции разведывательных и контрразведывательных служб. Большое количество диверсий и терактов с обеих сторон неизбежно приводило к повышению подозрительности и шпиономании. Многие организации, созданные для координации работы в стране и за ее пределами, постепенно превращались в бюрократические структуры, а их сотрудники создавали массу инструкций по безопасности, девиз которых очень краток: «Помни! Враг подслушивает». Постепенно в их недрах рождалась атмосфера всеобщей и повседневной подозрительности, расползавшаяся по всей стране. Начались и множились всевозможные чистки, проводимые под любыми предлогами и постепенно принимающие все более массовый характер. Взаимное недоверие становилось всеобщим.
В середине тридцатых годов Голубич и его соратники еще мало задумывались над вопросом, почему в коммунистических партиях различных стран возрастает количество несогласных со стратегической линией пролетарского движения. Множится количество оппортунистических, ревизионистских, меньшевистских и троцкистских групп. Опьяненные своими успехами и высоким доверием, оказываемым им со стороны партийного руководства, они без особых рассуждений отдавали в распоряжение вождей и командиров все свои силы, знания, отвагу и беспощадность к врагам. Они беззаветно верили в их способность правильно и справедливо определить, кто есть враг, а кто друг.
В это время группой Мустафы Голубича были ликвидированы: Батя – он же генерал ГПУ Агапов и неизвестно чем провинившийся Семиоман. За ними последовали Михайло Спасич, превратившийся из активного комсомольца в жесткого критика политики Коминтерна, и личный курьер Григория Зиновьева Антон Шмит. В 1930 году в Париже в гостинице «Золотая бабочка» был убит бывший профсоюзный деятель Илья Шиманович, который после расправы над членом КПЮ Лукой Поповичем был осужден, на каторге был завербован и намеревался ликвидировать одного из членов шестерки Голубича.
Лично сам Мустафа замешан в дело своего земляка Ивана Краля, дослужившегося до генерала ГПУ. Чолакович вспоминает, что они вместе с Мустафой часто гостили в доме генерала. Краль что-то позволял себе, чего нельзя было делать в его положении. Голубич, исполняя свой долг, узнал об этом, и Краль был сослан в Сибирь, откуда не вернулся. Этот случай оставил незаживающую рану в душе Мустафы и заставил его более критично смотреть на то, что творилось вокруг него. Это было что-то совсем отличное от того, что делал вечный воин Сербии.