Один из помощников и сподвижников Голубича в трудной работе разведчика-нелегала Стилинович вспоминал:

«Мустафа назначил мне встречу в венском парке, где всегда было много людей и было довольно трудно обнаружить слежку. Но мы знали такие аллеи, которые очень хорошо просматривались, и к нам было практически невозможно подобраться незамеченным. Я, как всегда, пришел раньше назначенного времени, потому что никогда не мог сдержать радостного чувства от предстоящей встречи с этим удивительным человеком. Я знал, что услышу много занимательных историй и инструкций, касающихся правил поведения и конспирации, которые было не только необходимо выполнять, но и очень интересно слушать. Но была еще одна причина, как раз из конспиративной области. Придя на место пораньше, я всегда имел возможность внимательно осмотреться, изучить лица и манеру поведения людей, которые появились здесь сразу же после моего прихода.

Потом, за полчаса до встречи я встану и пойду по аллее. Я буду неожиданно останавливаться около различных киосков, в которых продают сувениры. В их стеклах отражаются люди, идущие в том же направлении. Если я увижу кого-нибудь из тех, кто пришел к скамейкам вслед за мной, мне придется долго проверять – не мой ли это «хвост».

Но пока все нормально. Так, давай-ка свернем на эту узенькую дорожку. На ней моим преследователям будет очень трудно. Ах, я так и знал, что у меня развяжется шнурок на ботинке. Снимем-ка его совсем. Так, вытряхнули камушек, – почему бы ему туда не завалиться. Теперь надо ботинок надеть. Но куда же присесть? Да, на этой дорожке скамеек нет. Тогда допрыгаем вон до того дерева, прислонимся к нему так, чтобы была видна часть дорожки, по которой я уже прошел. Отлично, никого нет. Значит, я чист. Теперь можно и к Мустафе. Он-то придет все равно позже, или это мне только так кажется. Если он меня научил всему этому, то представляю, как хитро он проверяется сам.

Однажды на улице Вильгельма Великого я увидел Голубича в шикарном костюме, с шикарной красавицей, которая держала его под руку и что-то весело и оживленно говорила ему по-немецки. На руках у Мустафы была маленькая собачонка. От неожиданности и радости я забыл обо всем на свете и бросился к нему. Не успел я и рта открыть, как он, презрительно оглядев меня с ног до головы, жестко бросил мне прямо в лицо: «Поди прочь!» Видя, что я не трогаюсь с места, повторил: «Я сказал, убирайся прочь!»

Пара как ни в чем не бывало проследовала дальше, а я стоял, сгорая от стыда и ужаса. «Что я натворил. Я забыл все, чему он меня так терпеливо учил, а главное, никогда не подходить к нему до тех пор, пока он не подаст знак. Теперь он меня не захочет и знать».

А вот и он.

– Здраво, друже. Как дела, Марианне? Хорошо? Уже это одно – хорошо, – засмеялся Мустафа, похлопывая Стилиновича по спине.

– Нужно очень срочно выехать в Загреб.

Так, совершенно неожиданно я получал от него новые задания и поручения.

* * *

Голубич, встретившись в «Астории-кафе» с Марианом Стилиновичем, вновь заговорил о короле Александре Карагеоргиевиче.

– Александра нужно убить. Я уверен, что это важнейший вопрос югославской революционной политики. Ключевой вопрос. Другого выхода я не вижу. Уверен, что это сделает представитель твоего поколения революционеров. Ты напоминаешь мне Гаврило Принципа. У него было такое же бледное узкое лицо и горящие глаза. Лицо мечтателя и революционера. Только молодые люди с горящим взором могут быть настоящими революционерами. Такими же были и другие мои друзья. Сербский революционер, если хочет победить, должен быть одновременно художником и конспиратором, быть борцом и страдальцем. Он – мученик и монах, человек с западными манерами и разбойник, который в любой момент готов с криком «Ура» повести в бой ради спасения несчастных и угнетенных. Большинство из теперешнего поколения – мелкие души, канцелярские крысы. Они много думают и много болтают, а надо действовать.

– Скажите, Мустафа, а что произошло со Стеичем? Я читал газеты того времени, почему не удалось покушение?

– Спасое – героический парень. Он все, вернее, почти все сделал правильно. Этого негодяя, Александра, спасла случайность. К сожалению, всего предусмотреть невозможно. Бомба, которую Стеич бросил в автомобиль короля на углу улиц Князя Милоша и Масариковой, попала в провода, а потом упала за бордюрный камень. Э-эх, если бы он бросил её чуть-чуть пониже.

– А что стало со Стеичем?

– Мы были все время рядом, чтобы создать толпу и помочь ему скрыться. Но он не стал убегать. Он хотел использовать пистолет, но попал в плечо охранника, а потом его сразу скрутили. На улице оказалось много переодетых полицейских.

– Так вы тоже были там? Но вас же все знали в лицо. Это было очень рискованно.

– Э, друг мой Марианне. Ты совершенно прав. Я нарушил правила конспирации. Конечно, я был в гриме. Меня трудно было узнать, но если бы заподозрили, то мне не поздоровилось бы. После того разговора с королем за мной все время по пятам шли его ищейки. Иногда мне казалось, что они дышат мне в затылок.

– Вы говорили с королем? Как это произошло, господин Голубич?

– О! Мы с королем давние знакомцы. А произошло это 1-го июня 1918 года. Я сидел за столиком около гостиницы «Москва» с одним моим другом, когда коляска с королем Александром появилась на Теразии со стороны Князьмихайловой улицы.

Свидетелями этого разговора были несколько человек. Когда коляска была в нескольких метрах от открытого кафе, из-за одного столика резко встал Мустафа и почти мгновенно оказался у проезжей части. Король узнал его и велел кучеру остановиться, хотя на лице его отразилась тревога.

– За что вы убили полковника Аписа, ваше величество? – вонзил в него свой острый взгляд Голубич.

– Суд приговорил его к смерти, Мустафа, – громким уверенным голосом ответил ему король.

– Вы убили невинного человека, – побледнев, повторил Мустафа, – и мне незаслуженной кары довелось испытать.

– Я уже объяснил тебе – суд вынес приговор.

Не слушая короля, Голубич начал грозить ему пальцем.

– Так знайте же. Вы убили его, а я скоро убью вас.

– Навалился ты на меня, как зимняя стужа на голого.

Король рукой приказал кучеру трогать, а сам, повернувшись к Мустафе, добавил:

– Хорошо, что предупредил меня. Теперь и я знаю, как с тобой поступить нужно.

Коляска покатила дальше, а Мустафа остался стоять, глядя ей вслед.

– Ну, что ты теперь будешь делать, сумасшедший ты человек? – подбежал к нему его друг.

– А что теперь делать. Паспорт в руки, да за границу. Благо, что она вот тут рядом.

Стилинович слушал Голубича, не отрывая от его лица восхищенного взгляда.

– А сейчас хочу я тебя просить, друг мой Марианн, поехать в Белград и узнать, что там сделано для реализации нового плана. На этот раз я его не упущу. Не имею права упустить. Но что-то там медлят. Я дал слово королю убить его в 18-м году, а сейчас уже 24-й. Небось, заждался Александр.

– Если тебе что-нибудь нужно, Мустафа, я всегда к твоим услугам. Вот только расскажи мне, как тебе пришлось на процессе в Салониках. Ведь ты был так близок с Аписом?

– Да-а, друже, это было тяжелое время. Меня, по запросу сербской полиции, выслали из Франции, где я учился, чтобы меня можно было арестовать. Судьи требовали от меня подтвердить главную роль Дмитриевича-Аписа в подготовке покушения. Но мы все были связаны клятвой и единой целью.

Когда я отказался говорить то, чего от меня ждали, я из свидетеля превратился в обвиняемого. Присудили мне год каторги, но друзья помогли мне бежать на Корфу. И, знаешь, там случилась совершенно неожиданная и странная история. Война, время в тюрьме во время процесса, каторга… Все это забрало много сил, поэтому первое время я просто отлеживался и отъедался. Потом начал ежедневно гулять, конечно, по вечерам. Меня тогда многие знали в лицо, – объяснил он. – И вот я уже собрался перебраться в Европу, как однажды вечером в узенькой улочке на меня набросились трое здоровенных мужиков. Они ничего не требовали – просто били. Я защищался, как мог. А главное, они обзывали меня турецким сукиным сыном и турецким шпионом, представляешь? Меня – героя войны с Турцией, обозвали турецким шпионом. Несмотря на побои, мне даже смешно было. Потом я узнал, что это нападение было делом рук Любы Ивановича – министра внутренних дел. Он попросил кого-то из своих коллег на острове проучить террориста, черноручника и арестанта, а главное, турецкого шпиона. Вот мне и досталось на орехи.

* * *

Стилинович съездил в Белград в 1924 году и выяснил, что люди, которых Голубич подготовил для покушения на короля Александра, поменяли решение. Они пришли к выводу, что сербы негативно отнесутся не только к убийству, но даже к попытке убить короля. Пришлось и Голубичу изменить свои планы.

К этому его вынудила еще одна веская причина. Опытный конспиратор Мустафа почувствовал, что он сам становится целью террористов. В Вене появился некий Сава Николич, приехавший из Белграда. Проведя довольно много времени вблизи Голубича, Николич понял, что подслушать ему ничего не удастся, и решил спровоцировать Мустафу. Прямо в ресторане, который заполнялся в основном выходцами из Сербии, он с издевкой спросил Голубича, когда же, наконец, произойдет обещанный королю теракт, о котором даже дети говорят на улице. Взбешенный Мустафа коршуном налетел на Саву. Стычка чудом не закончилась банальной дракой. Голубич надолго исчез из Вены. Но Николича, в котором он без труда распознал полицейского провокатора, не забыл….

* * *

Жизнь Голубича в дальнейшем сложилась таким образом, что он не смог исполнить клятву, данную в память о Дмитриевиче-Аписе, – убить короля Александра Карагеоргиевича. С одной стороны, король был предельно осторожен, с другой – в развитие событий вмешались новые политические силы.

– А знаешь, дорогой мой друг Павле, – загадочно обратился к своему другу и помощнику Голубич, вернувшись с какой-то нелегальной встречи, – что наши планы в отношении Александра меняются?

– Как это? – изумился тот.

– Да! Меняются в корне. Ты помнишь, как настойчиво я искал связи с усташами Павелича? Но безуспешно. А сейчас они встали у нас на пути. Стало известно, что против нашего «Шурика» поднялись достаточно крупные силы, включая и павеличевых бомбистов.

Требуется некоторое отступление для объяснения того, что произошло в 16 часов 20 минут во французском порту Марсель. Католическое население Хорватии постоянно оказывалось военно-политическим противником православной Сербии. И это противостояние, которое Хорватия, используя поддержку мощной Австро-Венгрии, часто выигрывала. Но, используя свое положение победителя в 1-ой мировой войне, сербский король в 1921 году объявил себя королем сербов, хорватов и словенцев, а с 6 января 1929 года королем Югославии. В какой-то степени он осуществил мечту Голубича о единстве южных славян. Поэтому некоторые сербы-кандидаты на убийство короля отказались от участия в покушении на него.

Хорватия изначально противилась планам короля-серба. Так возникла Повстанческая хорватская революционная организация, которую возглавил Анте Павелич. Членов организации назвали «усташами», то есть повстанцами.

– И ты уступишь право свести счеты с Александром усташам?

– Если бы им…, там столько всего намешано. Доказано, что в деле участвуют болгарские террористы, но главное, немцы. В Париже установлены контакты немецкого военного атташе с руководителем македонской террористической организации Ванчо Михайловым. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, какие силы там собрались. Думаю нам лучше им не мешать, а наоборот, обеспечить всем нашим стопроцентное алиби.

Все разрешилось 9 октября 1934 года в Марселе. Министр иностранных дел Франции Луи Барту, мечтающий организовать антинемецкую средиземноморскую Антанту, встретил в марсельском порту прибывшего на эсминце короля Югославии. Они разместились в обычном лимузине, а не в бронированном, как предписывали инструкции по безопасности, и отправились по центральной улице Марселя в городскую ратушу. Вместо положенного эскорта мотоциклистов кортеж сопровождали несколько конных полицейских. Положенная скорость движения была почему-то снижена с двадцати до минимальной – четырех километров в час. Таким образом, немецкая разведка получила уникальный шанс одним ударом расправиться с двумя своими врагами. По всему видно, что для террористов были созданы все условия. Выбранного и специально подготовленного исполнителя болгарина Владо Черноземского, известного полиции многих стран под кличкой Владо-шофер, прикрывало несколько человек, приехавших в Марсель разными путями и в разное время. Один из них должен был бросить несколько бомб в толпу зевак, чтобы создать панику и облегчить бегство исполнителя операции. Болгарин хладнокровно расстрелял короля Александра и министра Луи Барту. Шансов спастись у них не было. Но и сам убийца пострадал. Один из полицейских успел дважды рубануть его саблей по голове. Владо-шофер упал прямо под ноги толпы, которая вопреки логике бросилась после взрыва бомб не в сторону, а к автомобилю, – посмотреть, что там осталось от жертв. Бежали они прямо по телу террориста. Тем не менее, в госпиталь его довезли еще живого. У него обнаружили паспорт на имя чеха Петра Келемена. Документ был подлинный. Узнав все это, Мустафа, сам много занимающийся «добычей» подлинных югославских паспортов, с которыми по всему миру разъезжали его коллеги, прокомментировал известие в том смысле, что если за дело берется государство, то документы всегда будут безукоризненными.

Но о самом важном документе, раскрывающем весь размах марсельской операции под названием «Тевтонский меч», Голубич не знал. Да и не мог узнать, так как он был обнаружен только после его гибели. Это был ответ немецкого военного атташе во Франции Шнайделя на вопрос Генриха Геринга о том, как идет подготовка к нанесению удара по врагам. Вот что ответил атташе: «В соответствии с Вашими указаниями подготовка операции «Тевтонский меч» уже завершена. Я подробно обсудил с господином Ванчо Михайловым все имеющиеся возможности. Мы решили провести операцию в Марселе. Там встретятся оба интересующих нас лица. Владо-шофер подготовлен». Так чужими и далеко не дружескими руками был отмщен великий сербский патриот Драгутин Дмитриевич-Апис.